Текст книги "Отражаясь любовью"

Борис Леонидович Останков
Отражаясь любовью

© Борис Останков, 2017

© Интернациональный Союз писателей, 2017

Молитва благоверным князьям Борису и Глебу

О двоице священная, братия прекрасная, доблии страстотерпцы Борисе и Глебе, от юности Христу верою, чистотою и любовию послужившии, и кровьми своими, яко багряницею, украсившиися, и ныне со Христом царствующии! Не забудите и нас, сущих на земли, но, яко тепли заступницы, вашим сильным ходатайством пред Христом Богом сохраните юных во святей вере и чистоте неврежденными от всякаго прилога неверия и нечистоты, оградите всех нас от всякия скорби, озлоблений и напрасныя смерти, укротите всякую вражду и злобу, действом диавола воздвигаемую от ближних и чуждих. Молим вас, христолюбивии страстотерпцы, испросите у Великодаровитаго Владыки всем нам оставление прегрешений наших, единомыслие и здравие, избавление от нашествия иноплеменных, междоусобныя брани, язвы и глада. Снабдевайте своим заступлением страну нашу и всех, чтуших святую память вашу, во веки веков. Аминь.

Об авторе

Останков Борис Леонидович родился 17 мая 1935 года в городе Курске. Два образования: среднетехническое – Курский электромеханический техникум по специальности «Техник технолог по радиоаппаратостроению» и высшее – Всесоюзный заочный политехнический институт по специальности «Автоматика и телемеханика».

В 1974 году защитил диссертацию в Московском иженерно-физическом институте. Присвоена учёная степень кандидата наук.

Работал мастером на курском заводе «Счётмаш», затем инженером в НИИ Министерства обороны, а после защиты диссертации – старшим научным сотрудником.

Заведовал проблемной лабораторией в Специальном Конструкторском Бюро.

Заведовал кафедрой в институте повышения квалификации Минприбора.

Имеет 33 авторских свидетельства на изобретения. Автор двух монографий по кибернетике и множества статей.

Опубликовано восемь сборников стихов, сборник рассказов, роман в стихах и пособие для молодых поэтов.

Член Интернационального Союз писателей.

Отражаясь любовью

«Единство и борьба добра и зла …»

 
Единство и борьба добра и зла —
Вот главное теченье в нашей жизни.
Попойки – в дни рожденья и на тризне,
А власть друзей полярно разнесла.
 
 
Мы ищем отпущения козла
И понимаем: рак бандитам свистнет.
А в нашем деле глаз рассолом брызнет,
Поскольку грабанули нас дотла.
 
 
Но вытираем слёзы мы с улыбкой —
Господь нас убеждал любить врагов,
Прощать жене дарение рогов…
 
 
Тернистый путь свой не считать ошибкой.
И глушим горе мы вином и скрипкой…
Покорность – наш главнейший из богов[1]1
  Этот сонет пробудил желание написать «Венок сонетов», что и было сделано дальше.


[Закрыть].
 

Венок сонетов 1

 
Добра и зла извечная борьба.
В ней победитель тот, кто плутоват,
Деньгами или связями богат.
И не спасёт противника мольба.
 
 
Пленён ли он, она ль любви раба,
Врагами – ложь, обиды и разврат —
Исчезнет миг пленительных сонат,
Не только нежность, станет страсть слаба.
 
 
Узнай попробуй, кто в чём виноват.
В горячке редко честью дорожат.
Гляди: здесь – радость, там – слеза рекой.
 
 
Вы ждали долго, вот и результат.
Решайте сами – нужен вам такой,
Когда идёт сердец, ума захват.
 

 
Когда идёт сердец, ума захват,
То наблюдатели, прости их Бог,
Уйти под сень своих гнилых берлог
От страха быть свидетелем спешат.
 
 
А там, коль есть, испив винца ушат,
Не впустят даже друга за порог,
Хоть за окном зима и он продрог.
И, наслаждаясь страхами, дрожат.
 
 
А что греха таить, иной формат,
И результат, когда бы ты, как брат,
Помочь в беде другому был бы рад.
 
 
Опять здесь этим «но…» стихи грешат,
Не слыша голоса из царских врат.
Быть может, дьявол в этом виноват?
 

 
Быть может, дьявол в этом виноват.
Внемли, хоть голос правдою звучит,
И даже в нём любовный колорит,
Такой напев всем слышался стократ.
 
 
Признайся, способ лжив и староват.
Зря ангелом себя герой наш мнит.
Он сам каким поступком знаменит?
И не ему ли люди прочат ад?
 
 
Не он ли влил в сердца людей отраву —
Обманутый народ избрал Варавву.
Доверчива в России голытьба:
 
 
Хлебнёт в подарок лжи красивой лаву
И не заметит, что она груба.
Чего ж мы слышим иногда: «Судьба»?
 

 
Чего ж мы слышим иногда: «Судьба»?
Ответ: «Легко свалить свой неуспех
На тех бедняг барашков-неумех,
Кому, что мёд, словесная пальба».
 
 
Иной слабак, качаясь у столба,
Понятно, после дружеских утех,
Наводит на прохожих грустный смех
Слезой, ударами тупого лба.
 
 
Грешно кривляться над бедой другого.
Мне скажут: «М-да, а что же тут плохого?»
А то, что жизнь – за муками ходьба.
 
 
И путь нам этот стоит дорогого.
Когда же в мыслях пьянство и кутьба,
Порой твердят: «То злая ворожба».
 

 
Порой твердят: «То злая ворожба».
И, правда, чёрных, белых магов – куча.
Мы к ним, глаза с надеждой алчной пуча,
Несём проблем большие короба.
 
 
А результат – что в засуху косьба.
Но верим, что над другом злая туча —
По просьбе нашей. Как же Русь дремуча!
Отрадна в ней лишь в праздники гульба.
 
 
Бессмертна вера в духов разной масти —
На них легко свалить свои напасти,
Припоминая всуе совесть, честь.
 
 
Повсюду – сфер влияния захват,
И конкурентов там – не перечесть.
Замрёт душа, и ум ей – не солдат.
 

 
Замрёт душа, и ум ей – не солдат,
И дело не пойдёт на лад,
Родив из глаз солёный водопад.
Всё потому, что «новый» нам – не брат.
 
 
Мы думаем: скорей он чёрту сват.
Он знал: что взял, не заберут назад —
Всё ясно так, не бейся об заклад,
На всё плохое выдан был мандат…
 
 
А хитрый бес внушает: «Всё прекрасно —
Нам чудо всякое в пути подвластно.
Вас в рай ведёт верховный аппарат.
 
 
Движение туда вам безопасно.
И чтоб туда попасть, не нужен блат».
Здесь шахматисты скажут кратко: «Мат!»
 

 
Здесь шахматисты скажут кратко: «Мат!»
Ехидный «шустрик» врежет: «А какой?»
Ему в ответ я: «Пшёл ты… на покой,
Не думай, что один ты хитроват».
 
 
Народ на колкости в беседах тороват.
Но это не с начальством – меж собой,
И чтоб не поперхнуться за едой,
Короче, натемнят, как тот… квадрат,
 
 
Где наглости пределов нет конца,
Рассчитано на глупого юнца,
Иль у кого мозгов мошна слаба.
 
 
Заскоки правят миром без конца —
В карман деляг деньжата льёт труба…
Пусть так, а что ж планета голубá?
 

 
Пусть так, а что ж планета голубá?
Чтоб не в карманах злато и агат,
А чтоб душой землянин был богат,
Где нынче алчность, грязь в три короба.
 
 
Поймав удачу, как Али-Баба
(Помог ему верховный аппарат),
Стал к бедам честных слеп и глуховат —
Им не помогут стоны и мольба.
 
 
Нет, не тому шлёт небо благодать,
Не зря же до сих пор жирует тать.
Победа зла, иль высший приговор?
 
 
Красив с трибун фальшивых слов парад,
Но дело нужно, а не разговор:
«Пошлёт ли Бог беднягам мир и лад?»
 

 
Пошлёт ли Бог беднягам мир и лад?
А ты молись, твори добро для всех.
Не бойся, коль за это – желчный смех,
И не проси за милости наград.
 
 
Живи ты без гордыни и бравад.
Тогда сам по себе отстанет грех.
Но избегай сомнительных утех.
И будешь ты всему, что делал, рад.
 
 
Мне голос сверху: «Бьюсь я об заклад,
Что здесь ты, как лиса и виноград,
Иль я не прав? Покайся, наконец.
 
 
Из уст твоих – помпезный фраз парад,
Скажи мне, новоявленный мудрец,
А всем заветам Господа ты рад?»
 

 
«А всем заветам Господа ты рад?»
По мне, так на засыпку сей вопрос —
До Библии я, грешник, не дорос,
Хотя никто не ставил мне преград.
 
 
В политике – вот тут, как на парад,
Мы знания свои – на них есть спрос,
Хотя в верхах намёк: «Не суй свой нос,
Добавишь только множество шарад».
 
 
Какой-то слишком умный… идиот
В сердца людей метнул да Винчи код.
Враг рад – вот вам сомнение, раздор.
 
 
Померк в иконостасе Божий лик —
У прихожан греховный разговор:
Язык, порой, соблазнами велик.
 

 
Язык порой соблазнами велик.
Слова летят, впрямь ангельский сонет.
Их главный козырь в спорах: «Бога нет!
Из обезьян весь род людской возник».
 
 
Преодоление бесовских пик
Трудней, чем необъятной влезть в корсет —
«А Фауста в аду, – мне скажут, – нет».
Хор ангелов – спасительный родник.
 
 
Поскольку я слегка придурковат,
Шучу с верхами, как отважный хват:
«Виновник в бедах – слесарь Иванов!»
 
 
С «Олимпа» глас, циничностью скрипуч:
«Ты прав, а также – кто пасёт коров»
Обманом часто голос наш певуч.
 

 
Обманом часто голос наш певуч —
Тех «соловьёв», что солнце каждый день,
Всем закрывая, дарят грусти тень.
А может, зря тут стих мой ядом жгуч,
 
 
Ведь срок настал – ни «соловьёв», ни туч.
То осветив, что было набекрень,
Нас обогрев, прогнав хандру и лень,
Явились… двое… с вновь рождённых круч.
 
 
И каждый понял, в чём он виноват…
Повсюду слышно славное «Виват!»
Чего же замер ты, повесил нос?
«Слова с трибун – призывы на пикник?
 
 
А это утвержденье иль вопрос:
Хоть речи – дождь, в них – камнепад,
ледник?!»
 

 
Хоть речи – дождь, в них – камнепад,
ледник
У всех ораторов козырной масти,
Творит, живёт народ при всякой власти…
Немного жаль, что раньше мрёт мужик.
 
 
Я, как и он, от слов с трибун поник.
Мне скажут: «Есть там правда, хоть
отчасти,
Так для чего ж ты распаляешь страсти?»
Друзья, правдив лишь детский смех
и крик!
 
 
Бывает щедрым в играх бравый «новый» —
И в картах он, и в судьбах бить готовый.
И зря шипит завистник: «Он глумной».
 
 
Идеями он, творчеством могуч.
Но снова шёпот: «Стонет шар земной,
Господь, пошли святейших истин луч».
 

 
Господь, пошли святейших истин луч —
Алкаем их и припадаем ниц.
Как гнула осень в поле раньше жниц,
Так и сейчас – всех тех, кто невезуч.
 
 
Ты знаешь: бес не тонет – он плывуч.
От действий дьявольских придворных лиц
Порой глаза выходят из глазниц —
Смешон ведь тот, кто в князи из онуч.
 
 
Он в храме с видом божьего раба,
Но вряд ли в мыслях у него – мольба.
Мечтая о гулянке, крестит лоб.
 
 
Жалеем их – по мукам им ходьба.
Вопрос к тебе перед заходом в гроб:
Добра и зла извечная борьба?
 

 
Добра и зла извечная борьба,
Когда идёт сердец, ума захват.
Быть может, дьявол в этом виноват.
Чего ж мы слышим иногда: «Судьба»?
 
 
Порой твердят: «То злая ворожба» —
Замрёт душа, и ум ей – не солдат.
Здесь шахматисты скажут кратко: «Мат!»
Пусть так, а что ж планета голубá?
 
 
Пошлёт ли Бог беднягам мир и лад?
А всем заветам Господа ты рад?
Язык порой соблазнами велик,
 
 
Обманом часто голос наш певуч —
Хоть речи – дождь, в них – камнепад,
ледник.
Господь, пошли святейших истин луч!
 

Два острова

Фривольность – грех

не так большой. Но знай,

что пошло быть ханжой.

Б. Останков

 
В упоении сладостных снов
Мне подарок от прежде любимой,
Я мурлыкой весенних котов
Ночь ловлю, и ни с кем не делимо!
 
 
Вот поймал, вот опять… Стоп, награда
За погасшее пламя костров.
Слева, справа звучит серенада,
Подплываю, как вор из воров…
 
 
Честь хранящие слева – невесты.
Остров справа – соблазны красы сатаны.
Дирижёр им не нужен, оркестры,
Им прозрачные платья нужны.
 
 
Что ж, вначале причалю к невестам,
Чтоб упиться невинностью тел.
Цвет и запах любого в них места
Ощутить грешный дух захотел.
 

 
Подплываю, поднялся и что же?
Хор затих, и ладони прикрыли места
Те, что всякого клада дороже.
Но прикрыли-то их, знаю я, неспроста.
 
 
Интуиция – друг подсознанья,
Делать это невинным невестам велит,
Пробудить у смотрящих желанье —
Осмотреть и не только тех мест… колорит.
 
 
Для чего мне смотренье? Я знаю,
Что как будто скрывает прозрачная
ткань.
Подошёл к той, что с левого края.
Задрожала пока что несмелая длань.
 
 
А она с выражением смутным,
С раскрасневшейся розой на ямках ланит
Прошептала: «Теченьем попутным
Притянул к нам каких интересов
магнит?»,
 
 
Я в ответ: «Не тревожься, будь смелой,
Ты познаешь со мной удивительный мир.
Я легонько дотронусь до тела,
И все тайны вселенной раскроет эфир»
 
 
«Ты скажи, от чего трепетанье?
Ой, боюсь, ой не знаю, к чему приведёт
Слов твоих непонятных желанье.
Ой! Зачем не рукой? Что внизу там…
растёт?
 
 
Не пойму, почему я прижаться хочу,
Но торчащий внизу – и магнит,
и помеха…»
«Он шалун, и ему по плечу
Скрыться там, где внизу… есть прореха»
 
 
«Ой, касанье! Что это такое?
Ой, нажим, ой зачем? Ой, куда я плыву?
Неужели всё это земное?
Неужели всё это со мной наяву?
 
 
Захвати! Обними всё, что можешь!
Разорви! Раствори в поцелуях твоих!
И во сне нет движений похожих,
И весь мир Бог нам дал на двоих.
 
 
Почему я повисла на шее?
Почему помогаю задрать мне подол
И творю, что творить не умею?
И так сладок внизу непонятный укол».
 
 
К нам прильнули невесты другие —
Видно, крепкая нить завязала нас в круг.
И понятно, ведь цели… благие
И у нас, и у всех любопытных подруг.
 
 
То ли танец, то ль что-то навроде…
Не возникнет ненужный вопрос.
Закружились мы в том хороводе,
Где не ищут, с кого будет спрос…
 

 
Очнулся я. Скажите, где я?
Приди, разумная идея.
И почему измятая кровать
Напоминает, что нельзя понять?
 
 
Стоп, стоп. Чуть-чуть припоминаю…
Как будто к девам подплываю.
Блаженство и… потеря чувств…
Понятно… почему я… пуст.
 
 
Встаю. Заполнить пустоту
Схожу с друзьями в кабачок,
Отбросить быта суету,
А после – снова на бочок…
 
 
А на боку иль на спине…
Какая разница… на остров!
Блаженный гимн морской волне…
Весь инструмент – в желанье остром…
 
 
Но грешный запах кабака
На миг затмил воспоминанья.
Лишь иногда издалека…
Восторг, похожий на рыданье.
 
 
Кабак – и лекарь, и палач —
Смешались в нём все страсти мира.
Певиц развратных песни-плач,
Веселье пьяного сатира.
 
 
Мы пьём, с девицами шалим…
Какие, к чёрту, размышленья!
Понятно, что ничем другим
Мы не займёмся – без сомненья.
 
 
И уплывает разум прочь.
В глазах туман и шум потешный.
День улетел, связала ночь
Рабов греха – здесь каждый грешный.
 

 
Меняю стиль – то брасс, то кроль…
Невинность – слева, справа – ведьмы…
В томленье все кричат: «Король,
Твои сейчас, твои и впредь мы».
 
 
Простите, грубо их назвал.
Они ни в чём не виноваты…
И голос нежных зазывал,
Меня поймал желанным хватом.
 
 
На остров самых страстных дев,
Как говорится, выплыл пулей.
И хищным взором, но не лев,
Нырнул пловец в смертельный улей.
 
 
У роя пыл страшней огня…
Вскричал я: «Нет, так не годится!
Чуть-чуть подальше от меня
Хочу я видеть ваши лица,
 
 
И углубленья между… гор,
Как обвивают вас лианы,
Насколько тесен там простор,
Прильнуть где хочет гость желанный».
 
 
Приказ исполнен в миг один…
Но – прочь сравнения – телами
Упиться хочет господин,
Движеньем каждой, волосами
 
 
На головах и где их нет.
И каждая в пылу движений
Желаний вызвала букет.
Ждала команды исполнений.
 
 
Ну и без слов нам всё понятно —
Достаточно движений глаз.
Язык от голых тел, как ватный.
Что ожидать теперь от нас?
 
 
Зачем, какое ожиданье?
По мановению руки
Ко мне без тени колебанья,
Канонам такта вопреки,
 
 
Несётся, в танце извиваясь,
Творенье бури и огня.
Ни перед кем ни в чём не каясь,
Движеньем тела в ад маня.
 
 
Под ритм ладоней дев развратных
И вдохов-выдохов страстей,
Мы, в чувствах только нам понятных,
Ласкаем то, что без костей.
 
 
Язык и пальцы там, где надо.
И остальное ищет толк.
А звуки здесь не серенады,
И подвывает нам не волк.
 
 
О, влага таинства и жажды
Неутолимой и хмельной!
И не единожды, не дважды,
Мы упиваемся тобой.
 
 
Вдруг чую я, как эстафету,
Меня по кругу девы… мнут.
Затем из тел творят карету,
Где я седок на пять минут.
 
 
Но отдохнуть в такой карете
Кто даст? И сам я не дурак —
Напомнил девам о… поэте —
Со словом в рифме – кавардак.
 
 
А девы? Только намекните…
Что им намёк? Они уже
Творят всё то… с такою прытью,
Что я сильней, чем кто блажен…
 
 
Я и не знал, что в каждой точке
На теле орган у меня —
От каждой сладостной примочки,
Он из огня да в полымя.
 
 
И звуки сладостных примочек,
И хватки жадных рук-лиан —
Всяк выполняет всё, что хочет…
Я трезв и в то же время – пьян.
 
 
О, буря сладостных мгновений!
О, чудо жизни из чудес!
Тебе спасибо – счастья гений!
Неужто это дар небес?
 

 
– Похоже, здесь вселился бес…
Шептали в ужасе соседи —
Всю ночь мы ставили компресс —
То моря шторм, то грохот меди:
 
 
Тарелок, труб… и барабаны
По голове, как молотком.
Все подхватились утром рано
Узнать – а цел наш бедный дом?
 
 
В одной квартире дверь – ку-ку.
Зашли – потеха сатаны —
Кровать прилипла к потолку,
На люстре лифчики, штаны…
 
 
Весь пол в ракушках и медузах,
Портрет хозяина в плевках.
Какая ж здесь чудила муза,
Коль под столом – хозяйский прах?
 

Венок сонетов 2

 
Сонет по строгости канонов уникален.
Когда ж из них сплетается венок,
В нём за руки – и доблесть, и порок.
Но я совсем не оттого печален.
 
 
Мой стол давно сонетами завален
И, видимо, настал восторга срок,
Когда один из сотни лежебок
Решил покинуть рабство спален.
 
 
Пора стряхнуть всю негу наваждений.
Есть много дел, не только сладкий сон.
Скажи себе: «Во мне проснулся гений».
 
 
Не ощущая подлых дуновений
Из пасти тех, кто критикой мудрён,
Венком сонетов буду с вами опьянён.
 

 
Во сне вокруг меня – сильфид парад.
То не Шнейцгóффера дают балет.
В Париже он известен много лет,
А наш театр совсем другим богат…
 
 
Во сне всему я, как ребёнок, рад:
Смешалось здесь и рондо, и сонет —
Какой-то дьявольский дивертисмент:
Шум, гам, полёты фей и блеск петард…
 
 
Я в чашу бытия твою нырнул…
Друзья над нами потешались рьяно.
Их нет давно – корабль пошёл ко дну…
 
 
Я до сих пор твоим напитком пьяный
И вижу, что нетрезвая и ты —
В плену мы непонятной красоты.
 

 
В плену мы непонятной красоты.
А что тут понимать? Всё очень просто —
Ты – океан мучений, я в нём – остров,
Над нами тучи в небе – то цветы.
 
 
О, сладость мук слиянья наготы
Двух тел, различных, может, раз так
вó сто!
Не ясно? Ну, а в чём вопрос-то?
Какой мы долготы и широты?
 
 
И нам смешон весь шум непониманья
Любителей подсматривать процесс…
Интимно-целомудренного званья.
 
 
Возможно, что зевак постигнет стресс,
Когда увидят сказку… без фаты —
Феерия в ней красок пестроты.
 

 
Феерия в ней красок пестроты.
О, Боже мой! Кому всё это нужно?!
Ну, не дыши, мой друг, натужно.
То бред поэта мыслей пустоты.
 
 
Я зря к себе небрежно и на «ты» —
С Эвтерпой зá руку шагаем дружно.
И даже мне она во всём услужна…
Кыш, пустомели! Затыкайте рты!
 
 
А на кого похожи мы восторгом?
Забронзовевших есть поэтов… семь,
Что занимаются душевным торгом.
 
 
Пусть в золоте ещё я не совсем.
Прохожих глаз ласкает мой наряд —
Нет сил остановить на чём-то взгляд.
 

 
Нет сил остановить на чём-то взгляд…
Виновны Мойры – три судьбы богини.
Жаль, не холерик я и не сангвиник,
Облобызал бы их всех трёх подряд.
 
 
И подступиться к ним полнó преград.
Стихом сразить их помоги, Вергилий.
Вдруг слышу: «Сам пиши, без тех фамилий,
Что услаждали в древности сто крат».
 
 
Чу… танцовщицы в платье белом…
Иль Бахус пригласил к себе наяд,
Что взгляды сокрушают гибким телом.
 
 
В неведомую даль чудес манят
Развратницы всех пляской смелой…
То, может, Терпсихоры маскарад?
 

 
То, может, Терпсихоры маскарад?
Как подсмотреть и разобраться в этом?
Для нас они все кажутся «с приветом» —
Поймёт ли человек богов отряд?
 
 
«Ты не кощунствуй», – сверху говорят.
«Да я, простите, поспешил с ответом:
Слегка подразогрелся жарким летом
И напустил с похмелья тьму тирад».
 
 
«Согласны. Бог простил – шути серьёзно.
Швырнём тебе оценку с высоты.
Не плачь, поэт, что намекали грозно».
 
 
Тел нет – закрыли их деревья и кусты.
Спустилась ночь, темно, смотринам поздно.
То, может?.. Нет, здесь тени суеты.
 

 
То, может?.. Нет, здесь тени суеты.
Богат полёт воображенья нищих,
В карманах у которых раки свищут,
Но гнать их к шуткам не нужны кнуты.
 
 
Полёт блистанья красок пестроты
Им позволяет в корке видеть тортик,
В простушке – Андромеду, нет, не спорьте.
Тех жаль, кто не вкусил бедняг посты.
 
 
Прошу прощения за смену темы.
Я не навеки, а на краткий миг
Свернул с тропинки, где гуляем все мы.
 
 
Вершину счастья всякий тáм достиг,
Где нужные построены мосты,
Порвали цепь игривые мечты.
 

 
Порвали цепь игривые мечты.
А как не рвать тупых ханжей законы,
Которым всё, что чуждо нам, – иконы,
И ложь свою несут до хрипоты.
 
 
Забросим щит словесной наготы.
И в то же время мы – не пустозвоны —
Не стыдно показать и смех, и стоны.
Порывы чувств не ложны, не пусты.
 
 
Да всё не то! Верните музу срочно!
«Какую?» – скажет желчью хитроват.
Прищурив глаз: «Мне Талию заочно…»,
 
 
Шептал, шутя, совсем не для цитат.
Зевнул слегка – и вовсе не нарочно.
Но как узнать, чем дар ночи чреват?
 

 
Но как узнать, чем дар ночи чреват?
Чего гадать? Лети в её объятья.
Коль утром – гол-сокóл, в лице – изъятье,
Во сне, порой, – красавец и богат.
 
 
К Эдему нет для нас преград.
Ты украшаешь нимб, фату и платье —
Там мир другой, иные все понятья —
Теченьем вверх стремится водопад.
 
 
Там имена припоминать не надо,
Там чудеса возможны без богов.
Прости, Творец, и не грози мне адом.
 
 
Что заслужил, принять всегда готов…
Ко мне летит мечта зарёю алой —
Такого не припомнит мозг накала.
 

 
Такого не припомнит мозг накала,
Когда сплелись все страсти воедино,
И сердце замирало странной льдиной —
А вот ему чего-то не хватало.
 
 
Вздохнув слегка и опустив забрало,
Щитом закрыло грудь и пуповину.
(Я от стыда тогда, подумал, сгину).
Оно кого-то тихо завлекало.
 
 
Какие странные у всех замашки —
Кому и солнце в глаз, похоже, мало.
А нам достаточно с тобой ромашки…
 
 
Всё поле летом – для концертов зала.
Скажу, прослушав птиц и звон букашки, —
Такого не бывало мадригала!
 

 
Такого не бывало мадригала,
Какой я написал тебе вчера.
В нём незабвенные святые вечера,
Которых нам когда-то было мало.
 
 
Зачем всё то, что ты тогда сказала?
Зачем раздумий грустная пора,
В сердечной сети – странная дыра.
Пусть мой сонет сверкнёт зарёю алой.
 
 
Под звон гитары сердце затрепещет.
Из глаз – алмаз во множество карат.
Кукушка затуманит счёт свой вещий.
 
 
И каждый тем аккордам станет рад,
Мелодии прекрасной рукоплещет…
Таких не слало небо серенад.