Текст книги "Химера воспитания"

Ведь друг познается не только в беде, но и в радости.

А друг, как сказал почти две тысячи лет назад Марк Фабий Квинтилиан, это тот, кто стремится помочь, даже когда не может.

Друг же помогает другу безо всякого расчета на благодарность.

На то он и друг.

Будь то мама или папа, сын или дочка.

И не будет ни папе, ни маме благодарности – ни от сына, ни от дочки за пусть даже продиктованные самыми благими намерениями воспитательные акции, тем более, если последние сопряжены с предположением, что сын или дочка могут совершить нечто недостойное.

Подобного рода предположение уже само по себе есть жестокое оскорбление и мерзопакостное унижение.

Разрушающее и чрезвычайно хрупкие и ранимые доверительные отношения между людьми, и их дружбу как взаимопомощь без каких бы то ни было претензий и расчетов на благодарность.

И любые попытки оправдаться, по крайней мере, в отношении своего ребенка-подростка тем, что, дескать, «мал еще свой характер показывать», обернутся тем, что когда, наконец-то, он станет не-мал, мало от него не покажется.

Никому.

Родителям – в первую очередь.

И кого родителям тогда в том винить?

А некого.

Кроме самих себя и осуществляемого ими Воспитания.

«Так что же это такое?!», – с чувством собственного задетого честолюбия воскликнете Вы, уважаемая Читательница.

«Что, я должна буду спокойно и равнодушно смотреть, как мой ребенок, моя кровинушка, будет пить, курить и сквернословить, нарушая общественный порядок и терзая душевный комфорт матери? Так, что ли, по-Вашему?!».

Не так.

Конечно же, не так.

И совсем уж не так, как зачастую представляют себе свою родительскую миссию ретивые папаши и мамаши, рьяно радеющие о благонравии и благолепии своих дитятей.

Представьте, например, что Вы решили проводить систематическую профилактическую воспитательную работу «среди» Вашего ребенка.

Предыдущую попытку Вы предпочли счесть неудачной, списав свое воспитательное фиаско на проявленную Вами горячность, вызванную форсмажорностью предшествующих ей обстоятельств.

На сей раз Вы уже спокойно усаживаетесь сами, и предлагаете сделать то же самое Вашему ребенку-подростку.

«Сынок» («доченька»), – доверительно и проникновенно, с нотками строгости и, одновременно, крайней заботливости в голосе произносите Вы.

Умудренный опытом предшествующих общений с Вами, начинающихся именно с такой прелюдии, Ваш ребенок, чрезвычайно вежливым тоном произносит: «Минуточку», – и идет в свою комнату, откуда возвращается с толстой тетрадкой «в клеточку» и с шариковой ручкой, наполненной первоклассной пастой для письма.

«Я – весь внимание», – дескать.

Теперь Вы будете изрекать, а воспитуемый Вами ребенок-подросток будет конспектировать изрекаемое Вами.

Со всем возможным усердием.

О чем еще может мечтать воспитующий!

Казалось бы.

Однако по прошествии после этого совсем немногого времени некие доброхоты сообщили Вам, что с Вашим ребенком случилось нечто совершенно невероятное!

То, что по всем Вашим рассуждениям и умозаключениям ну просто никак не могло случиться.

Оказалось, что Ваш, со всем возможным тщанием и старанием холимый и лелеемый, опекаемый и оберегаемый ребенок в компании своих одноклассников и не только… нюхает клей!

Марки… впрочем, не будем предоставлять бесплатную рекламу продукции фирмы-производителя клея.

«Как!!!», – воскликнете Вы в неподдельном ужасе.

Очень просто: одевает на голову полиэтиленовый пакет, открывает емкость с клеем, и – нюхает.

«Этого не может быть!», – со всей доступной Вам твердостью и убежденностью заявляете Вы.

Вот-вот.

Именно так, теми же самыми словами и с той же интонацией заявил некий посетитель зоопарка, впервые увидев жирафа.

Вы тут же заводите своего ребенка в помещение, бывшее когда-то просто комнатой в Вашей квартире, но теперь уже Вашими усилиями в одночасье превратившееся в инквизиторско-гестаповскую камеру пыток, и начинаете свой пылкий и гневный допрос.

По сути – пытку Воспитанием.

Вернее, пытаетесь ее начать.

И тут Вас подстерегает нечто уж совсем непредвиденное.

Вместо того чтобы стенать от раскаяния, заламывая себе руки и рвя на себе волосы, Ваш ребенок совершенно спокойно произносит всего одно слово: «Минуточку».

Затем удаляется, и… возвращается.

Уже не с пустыми руками.

Неся в них, как священную реликвию,… что?

Никогда не догадаетесь.

Конспект Ваших воспитательных поучений, наставлений и нравоучений.

Вот так сюрприз! – не правда ли?

Немного полистав сей «кондуит», Ваш ребенок с нескрываемым чувством глубокого удовлетворения торжественно зачитывает искомые им фрагменты Ваших изречений.

«Не пить всякой гадости!».

– А я и не пью, – изрекает отрок.

«Не курить!», – сказано было Вами, а им записано – ну прямо как в салоне пассажирского лайнера во время взлета и посадки.

– А я и не курю, – все так же спокойно продолжает аморально добивать Вас Ваше дитятко.

«Не вкалывать себе никакой мерзости!», – императивно приказали Вы своему чаду когда-то.

А оно – поди ж ты! – записало.

– А я и не вкалываю. Ни в каком из смыслов, – вбивает очередной гвоздь в крышку гроба уже покойной Вашей радужной безмятежности по поводу того, что вот у Вас-то все в полном порядке с Воспитанием Вашего ребенка.

Образцово-показательного.

Но на этом – не обольщайтесь – «гвозди» у него отнюдь не закончились.

Последний оказался самым несгибаемым:

– А теперь покажите мне, милостивые господа-Воспитатели, где в этом свидетельстве Вашего воспитующего рвения хоть что-то сказано о том, что мне запрещается нюхать клей?

Немая сцена.

Занавес.

Мир праху повергнутых в прах иллюзий.

«Он что, надо мной издевается?!», – с дрожью в голосе и со смешанным чувством возмущения, растерянности и оскорбленного благонравия вопрошаете Вы.

Разумеется.

А как Вы хотели?

Чтобы Вы устраивали своему ребенку пытки Воспитанием, а он покорно и благодарно их сносил?

Если так и бывает, то лишь до поры – до времени.

После чего происходит бунт.

Либо – «бессмысленный и беспощадный» (см.: Пушкин А.С. пропущенная глава к «Капитанской дочке»), либо – хорошо продуманный и тщательно выверенный – как в случае с Вашим ребенком.

Ведь он – в ответ на применяемые Вами к нему пытки Воспитанием – применил по отношению к Вам пытку испытанием Вашей психики на прочность.

Путем доведения Вашей системы Воспитания до ее логического завершения.

Каковым оказался абсурд.

Теперь же – мучайтесь.

Вы.

И – гадайте: нюхал ли Ваш ребенок этот злосчастный клей, или же только сделал вид, что нюхал, демонстрируя тем самым всю ущербность применяемого Вами к нему Воспитания.

Хорошего – по Вашему глубокому убеждению.

Однако, несмотря на все Ваши глубокие убеждения в обратном, Хорошее Воспитание, это все равно, что хорошая виселица или хорошая гильотина.

Она не представляет собой ничего, кроме бессмысленного и кощунственного сочетания не-сочетаемых между собой слов.

Ведь любое Воспитание, пусть даже самое-самое расхорошее, по сути своей есть аркан.

На котором воспитующий тянет воспитуемого.

Туда, куда он, субъект Воспитания, считает нужным.

Ни в малейшей степени не считаясь при этом с мнением на сей счет объекта Воспитания.

Однако то, что должно связывать людей друг с другом, а не врага с врагом, не может быть ни арканом, ни лассо, ни поводком с жестким ошейником, а только лишь репшнуром – альпинистской веревкой.

То есть, не средством насилия над личностью Другого, а инструментом вспоможествования.

Друг другу.

Животное, которое тянут на аркане – в стойло ли, из стойла ли, на бойню ли (из бойни его уже не тянут на аркане, а вывозят по частям на машине с надписью: «Свежее мясо и мясопродукты») – есть, прежде всего, существо, страдающее от насилия.

Человек же, идущий к труднодостижимой но достойной понимания, уважения и достижения цели в связке с Другим Человеком – единомышленник ему.

И – друг.

Только в связке с Другим – другом, доверяясь друг другу всецело, вверяя друг другу – ни много – ни мало – самоë свою жизнь, можно достичь недостижимого в одиночку, но вполне достижимого в связке с Другим – другом.

В системе Воспитания – любой, пусть даже самой разнаилучшейшей – нет места дружбе, поскольку ею – дружбой – предопределяется и предвосхищается обязательный паритет в отношениях.

Как возможен паритет в отношениях между воспитующим – субъектом процесса Воспитания – и воспитуемым как объектом сего процесса?

Точно так же, как между заарканившим и заарканенным.

То есть, никак.

В альпинистской связке – все по-другому.

Там тот, кто в данный момент сильнее, идет впереди.

Но настает момент, когда силы идущего впереди иссякают.

И тогда ведущим становится тот, кто шел вторым (см.: фото ниже).

Присмотритесь к журавлиному клину.

Летящий в нем первым принимает на себя всю силу встречного потока воздушной массы.

И в тот момент, когда лидирующему становится невмоготу выполнять свою лидерскую миссию, его сменяет другой.

Тот, чьи силы свежее.

Ни в одной системе Воспитания ничего подобного нет и в помине.

В ней – любой из них! – каждый воспитующий считает зазорным для себя и ниже своего достоинства признать, что в какой-то момент он оказывается слабее своего воспитуемого.

И тогда происходит нечто, несообразное с реально сложившейся ситуацией.

Воспитующий начинает ловчить, юлить и изворачиваться, изо всех сил стараясь хотя бы делать вид, что все у него «под контролем».

Воспитуемый же – хоть разумом, хоть чувством – улавливает ложь и фальшь в поведении воспитующего.

От чего возникает всерасширяющаяся трещина в их отношениях.

Трещина, порой достигающая глубины пропасти.

Глава V
«Aggressive and, moreover, a stubborn child» – «Агрессивный и притом упрямый ребенок»

– Так ты скажешь мне за что ты побил мальчика?!

– Нет, не скажу.

– Ладно, вот придет папа, ты ему все скажешь.

– И папе не скажу.

Из разговора матери агрессивного и притом упрямого ребенка с ним, агрессивным и упрямым.

Вообразим.

Сегодня – суббота.

Прекрасное солнечное утро.

Впереди – полных два дня заслуженного отдыха – целая вечность!

Для того, кто умеет ценить время.

Во всей неисчерпаемой полноте его замечательных наполнений.

Да и вообще – для того, кто способен воздавать должное всему действительно ценному.

Несколько слов о Вас как героине сего повествования.

Вы – мама.

У Вас замечательное – компактное и комфортное – друг для друга – семейство.

Живущее по принципу: «Папа, мама и я – очень дружная семья!».

Образцово-показательного Ваш ненаглядный сынуля уже успел выучить все заданные на понедельник уроки, и сейчас, с чувством добросовестно выполненного долга, играет на своей компьютерной приставке во что-то захватывающее.

С едва сдерживаемым нетерпением ожидая приготовляемых Вами горячо любимых им горячих оладушков.

С запеченными в них ломтиками яблок.

Вкуснотища!

И ее первая порция вот-вот будет готова к употреблению по назначению.

Красотища!

Ваш кот, наевшись свежесваренной специально для него куриной печенки, разлегся на свежеотглаженном белье и самозабвенно посапывает, безмятежно просматривая свои, кошачьи сны.

Папа, правда, на смене, но скоро придет с работы, и они с сыном – как и собирались – пойдут в… да какая, собственно, разница – в куда?

Главное, что это обязательно будет увлекательно и интересно.

Идиллия!

Просто не верится, что кто-то или что-то сможет ее нарушить.

И вдруг…

Звонок.

Во входную дверь.

Кот стремглав метнулся на шкаф, за книжные полки, откуда, с высоты своего положения, приготовился с недоумением наблюдать: «А кого это там принесло в такую рань?».

Вы, разрумянившаяся от готовки вкуснющих оладушков, выскакиваете в прихожую, и, даже не заглянув в «глазок», открываете дверь.

И тут, прямо с порога, на Вас обрушивается поток нечленораздельного.

Полуречи-полурыка.

Исторгаемого из черного ротового отверстия.

Хищно разверзнутого.

Развернутого в полной боевой готовности.

Прямо на Вас.

Лица, исторгающего извергаемое нечленораздельное, почти не видно: только рот.

И из него, как из жерла клокочущего кипящей лавой вулкана, исторгаются вопли.

В самом высоком из всех возможных звуковом регистре.

На фортиссимо и притом еще и крещендиссимо.

Сказать, что Вас охватила оторопь, значит не сказать почти ничего.

В Вашу безмятежную жизнь на Ваших глазах через входную дверь Вашей квартиры явно происходит вторжение.

Неведомого и необъяснимого.

«Так», – говорите Вы себе.

«Спокойно».

«Надо взять себя в руки».

«Хотя бы частично».

И лишь после этих слов, сказанных Вами самой себе, Вы замечаете, что возле клокочущей яростью, вторгающейся в Вашу обитель и в Вашу безмятежную жизнь Мегеры, находится несовершеннолетнее существо.

Чуть постарше Вашего сына.

Одним кулачком размазывающее по своему лицу истекающие из него потоки жидкости и коллоидов, а пальчиком, торчащим из другого кулачка, показывающее на Вашего сына, выбежавшего на учиненный незваными пришельцами шум.

Теперь ситуация начинает понемногу проясняться: судя по всему происходящему, Ваш сын, по-видимому, нанес какое-то членовредительство сыну Мегеры.

Отчего она и клокочет.

Бурной и неудержимой яростью.

«Спокойно», – еще раз говорите Вы себе.

«Без паники».

«Нужно включить свой мозговой компьютер, и тщательно рассчитать оптимальную линию своего поведения в сложившейся ситуации».

Какие варианты имеются в наличии?

Захлопнуть дверь и не реагировать на последующие звонки, стуки и грюки в нее?

Не подходит: яростный напор вторгающейся Мегеры этим явно не остановить, и при таком развитии событий не исключено применение с ее стороны любых спецсредств.

Включая и ныне вновь обретший былую популярность коктейль Молотова.

Пригласить попить чайку с оладушками и предложить спокойно все обсудить?

О чем Вы говорите?!

Мегера явно хочет сатисфакции, и никакие оладушки ей желаемого удовлетворения не принесут.

Что тогда остается?

Устроить с Вашим сыном «разбор его полетов»?

Это при Мегере-то и ее Мегеренке?

Да Вы только посмотрите сейчас на своего сына!

Он испытывает чувство страха.

Но – не перед наказанием.

Сколь суровым оно бы ни было.

Да, он боится.

Но боится не наказания, а того, что сейчас Вы можете стать на сторону Мегеры с ее Мегеренком.

Ваш сын боится оказаться преданным своей мамой, которую он бесконечно любит, и которой он беспредельно предан.

Вот чего он боится.

А не гипотетического сурового наказания.

И Вы хотите, чтобы самые жуткие опасения Вашего сына сбылись?!

И кто Вы тогда будете после этого??!

Ведь даже Уголовный Кодекс, которого никто не любит, но который все должны чтить, гласит, что близкие родственники подозреваемого или обвиняемого освобождаются от обязанности давать свидетельские показания против него!

Значит, что тогда остается?

Извиниться.

Но не от имени своего сына – тогда им это было бы воспринято как предательство.

И не от себя лично – тогда им это было бы расценено как индульгенция на любые дальнейшие нарушения общепринятых этических правил и норм.

Извинения в таком случае должны быть принесены, начиная со слова мы: «Мы приносим свои извинения, если мы были неправы».

Мы – это слово, с которого начинается семья.

Настоящая.

Сплоченная.

Дружная.

Ведь само слово семья происходит от числительного («семь») и личного местоимения первого лица («я»).

То есть, в семье «я» не один.

В семье «нас-я» столько, сколько есть членов нашей семьи.

И всех нас в семье связывают узы не только кровного родства, но и взаимопонимания и взаимопомощи.

В сложившейся ситуации Вы отчетливо понимаете, что Вашему сыну нужно помочь.

Экстренно.

Поскольку ситуация – экстремальная.

Все «внутренние разборки» – если даже и есть в них необходимость – потóм.

Сейчас же необходимы эффективные действия по отражению внешней агрессии.

Касательно вашей семьи.

Позволяющие сохранить ее монолитность, сплоченность, и не идущие вразрез ни с общепринятыми нормами общежития, ни со сложившимися в вашей семье отношениями.

И Вы делаете ход.

Как незаурядный шахматист в неблагоприятно складывающейся для него шахматной партии.

До этого Вы уже сделали «ход конем», принеся извинения от вашего «мы», и приведя тем самым противника в замешательство – такого от Вас явно не ожидали.

А теперь Вы «приносите в жертву ферзя», делая свое предложение оппоненту: «Может быть, Вам дать денег?».

Жертва не принимается: «Я своим ребенком не торгую!», – гневно и непреклонно ответствует Вам Мегера.

В таком случае, как говорится, «всем спасибо за внимание».

«Шах и мат».

На Вас с Вашим сыном напали на вашей же территории.

Нападавшие жаждали сатисфакции.

Они ее получили.

В виде принесенных Вами извинений.

С принесением извинений даже уже неминуемая, казалось бы, дуэль, когда противники уже готовы убить – в прямом смысле этого слова – друг друга, отменяется.

Более того, в качестве дополнительной компенсации за причиненный телесный и материальный ущерб, Вами были предложены деньги.

Чего в такой ситуации можно требовать еще?

«Суда Линча»?

Однако сейчас не девятнадцатый век, и мы с Вами – не в США.

Значит, нравится это Мегере, или же нет, но ей придется признать, что повестка дня ее визита исчерпана.

Однако тут-то и начинается самое существенное, связанное со сложившейся ситуацией.

Вы спрашиваете своего сына: «За что ты побил мальчика?»

В ответ слышите: «Мама, этого я тебе не скажу».

«Ладно», – говорите Вы, – «вот придет папа, и ты ему все расскажешь».

«И папе не скажу», – произносит Ваш сын.

А теперь уже вопрос к Вам, уважаемая мама: как Вы думаете, а за что же, все-таки, Ваш сын ударил мальчика, да так, что «расквасил» тому нос?

Догадались?

Судя по недоуменному выражению Вашего лица, нет, не догадались.

А дело было так.

Мама побитого Вашим сыном мальчика, в тот момент еще пребывающего в полной целости и сохранности, провожая его в школу, выглянула в окошко.

Она так всегда делала: может быть, придется потеплее одеть своего школьника – в зависимости от того, как одеты проходящие мимо прохожие.

И тут в поле ее зрения оказываетесь Вы.

В очередной раз.

Выходящая из своего «парадного», расположенного как раз напротив окна упомянутой наблюдательницы.

И, как всегда, Вы стройны, подтянуты, элегантны.

Несмотря на весьма скромные зарплаты.

Вас и Вашего мужа.

Ни упомянутая наблюдательница, ни, тем более, ее муж, уже давно не живут на зарплату.

Он – как лицо, обремененное званием ответственного работника, – весьма плотно занимается распилом бюджетных средств, и в поте лица своего трудится над получением откатов, не говоря уже о неких материальных благодарностях от просителей его автографов на разрешительных документах.

Она же – как лицо, наделенное званием жены ответственного работника, – уже давно не позволяет себе совершать выходы ни в какóм ином, кроме луи-виттоновского.

Однако, или же все зеркала, в которые она смотрится, кривые, или Louis Vuitton окончательно захирел, но все, надетое на ней, сидит, извините, «как на корове седло».

И тут, выглянув из своего окна, она увидела, нет, ощутила всем своим нутром – нате вам, здрасьте! – какая-то брандахлыстка без гроша за душой позволяет себе неслыханную дерзость и невиданное нахальство: быть всегда не только подтянутой, но еще и элегантной, изысканной и утонченной!

«Какое свинство!», – не правда ли?

«Вот…Ь!!», – только и смогла натужно выдохнуть из себя наша наблюдательница.

Тут как тут – ее сынок!

Подхватил, и – понес!

Сначала – на улицу.

А потом – и в школу.

А там – сын наблюдаемой наблюдательницей.

То есть, Ваш сын.

«А твоя мать – …Ь!!!», – радостно сообщил сногсшибательную новость один мальчик другому мальчику же.

И тут – бабах!

Такой удар судьбы!

С ног сшибающий!

Прямо в нос!

До кровавых, извините, коллоидов.

И кто бы мог подумать, не правда ли?

И как после этого не пожаловаться маме на такую обиду и несправедливость?!

Ведь она такая умная: всегда все знает.

Про всех.

Или, все-таки, не всегда?

Что-то, наверное, шестое чувство, начинает помаленьку ему подсказывать, что, наверное, не всегда.

Неправда, что шестое чувство всегда приходит через пятую точку.

Как оказалось, иногда оно приходит через самую выдающуюся точку на лице, а именно, через нос, что, собственно и произошло в данном случае.

А в семье обидчика и его папы с мамой далее произошло вот что.

Папа пришел с ночной смены, а работает он кузнецом в цехе тяжелых кузнечно-прессовых машин, и, услыхав от мамы всю эту историю, пригласил сына на разговор.

Как говорится, «tête à tête».

«Было?», – сурово спросил отец.

«Было», – исподлобья ответил сын.

«За что?», – был задан вопрос.

Отцом.

«Было за что», – был дан ответ.

Сыном.

«Добре, сынку», – сказал отец – «я тебе верю».

На этом вся воспитательная акция отца по отношению к сыну закончилась.

Не успев начаться.

Да и надо ли было как-то по-другому?

Все равно ведь сын – ни при каких условиях и ни-в-каких-бы-то-ни-было обстоятельствах – не сказал бы никому на всем Белом Свете, за что именно он расквасил нос бедолаге, повторившему глупость и подлость своей мамули.

Да, пострадал нос одного человека.

Но виновницей сих страданий – по большому счету – была изначально совсем другая персона.

Какая – нетрудно догадаться.

За одного из двух мальчиков, участвовавших в вышеописанном конфликте, можно быть спокойными: он растет, как надо.

То есть, не только Личностью, но и Рыцарем, ведь честь дамы сердца настоящего Рыцаря находится на острие его шпаги.

И пусть не обольщаются потенциальные обидчики его будущей внучки: за кажущейся физической немощью старика будет подремывать – до поры-до времени – непреклонная воля Ворошиловского стрелка.