Текст книги "Игры желтого дьявола"

Там они увидели Калемана и Гимонди, расположившихся в креслах около столика, на котором стояли кофейные чашечки. Вольфганг показался Родику уставшим, а Гимонди выглядел помятым и жалким. Его и без того темное лицо приобрело землистый оттенок, морщины стали рельефными, а глаз почти не было видно из-за появившихся под ними сизоватых мешков. Он поддерживал голову рукой, массируя висок пальцами. Родик оглянулся и, заметив у входной двери Михаила Абрамовича, в ожидании остановился. Партнеры последовали его примеру, но тут Калеман заметив их, поднялся и приветственно помахал рукой. Родик сделал ответный жест, и вскоре они уже обменивались рукопожатиями.

Родик и Михаил Абрамович устроились в двух свободных креслах, а Алексей, присев на корточки рядом с Гимонди, вынул из кармана коробочку и начал демонстрировать ее содержимое. Родик увидел сухие волокна и, поняв, о чем идет речь, ужаснулся. Однако Гимонди вдруг оживился, встал, и они вместе с Алексеем и Игорем удалились в сторону выхода.

Родик проводил их взглядом и, посмотрев Вольфгангу в глаза, недоуменно повел плечами. Вольфганг никак не прореагировал, и тогда Родик решил не заострять внимания на произошедшем и стал объяснять свое вчерашнее поведение. В конце недолгого повествования он спросил:

– Я сильно вас подвел?

– Несколько неприятно, но не переживайте. Я вас вполне понимаю. У нас то, что вас вчера возмутило, в порядке вещей. Шефу я разъяснил причины. Полагаю, он понял. Более того, он обещал в будущем вести себя с учетом особенностей российского менталитета. Он хочет получить выход на ваш рынок и, вероятно, не станет больше вспоминать вчерашнее.

– Спасибо! Вы мудро развернули ситуацию. Может, мне принести ему извинения?

– Лучше проявите к нему расположение. Он очень сложный человек и, по-моему, как и вы, испытывает чувство вины, смешав дело и эмоции. Просто поговорите с ним по-дружески. Судя по тому, что я сейчас видел, он появится в приподнятом настроении. А вчерашнее мероприятие удалось. Я вас еще раз поздравляю! Меня впечатлило. Были те люди, которые нам нужны для продвижения бизнеса. Этот… мужчина, с которым удалился шеф, и есть знаменитая русская мафия, о которой трубят все наши газеты?

– Типа того. Мы вынуждены вместе работать. Таковы правила игры на нашем рынке. Я как-нибудь расскажу более подробно. Вы по этому поводу не должны волноваться. Наоборот, так надежнее и безопаснее.

– Понятно. Пусть пообщаются. Мистер Гимонди хоть и с севера Италии, но в начале карьеры сталкивался с подобными людьми. Он его не убьет?

– Не должен. Шучу! Он приехал с мирными целями. Хочет помочь нам замять вчерашнюю неловкость. Я не стал этому противиться. По правилам он должен быть в курсе всех дел.

– И моих тоже?

– Я же сказал: не волнуйтесь. Вас это может касаться только в позитивном плане. Эти люди к вам ровным счетом никакого отношения не имеют, но безопасность нашего общего бизнеса обеспечивают. Лучше скажите, вы вчера обратили внимание на телеоператоров? В ближайшие дни нас будут показывать по трем главным программам. Я пришлю видеокассету вместе с журналами, в которых опубликуют ваше интервью.

– Без мафии, я надеюсь?

– Ха-ха! Вас не покидает чувство юмора. Если серьезно, то они не любят публичности. Да, кстати, вон они уже возвращаются… Заметьте, в обнимку. Нашли общий язык без знания языка.

Во внешности Гимонди произошли положительные изменения. На немой вопрос Родика Алексей ответил:

– Раскумарились! Он в этом сечет. Доволен. Для полного букета ему впендюрить надо.

– Алексей!.. Тут приличное место.

– Я ему все объяснил. Он хоть и клоун, но понятливый.

– На фене? – иронично спросил Родик.

– На международном. Знакомые пацаны недавно в Италию рванули. С тамошними пацанами закорешились. У них тоже по понятиям живут. Духарик этот все уразумел. Вас уже хвалил.

– Ну, вы, Алексей, даете! Хотя, может, так и надо. Шарик наш круглый. Миш, давай последуем совету Вольфганга и пообщаемся с Гимонди. Ты будешь переводить. А то я на свой международный не рассчитываю. Пойдем вон туда. Позови его.

Родик устроился за свободным столиком и, когда подошли Гимонди и Михаил Абрамович, встал и жестами пригласил присаживаться. Гимонди, улыбаясь, дружелюбно кивнул, и Родик впервые встретился с ним взглядом, который теперь выражал то ли спокойствие, то ли удовлетворение.

– Мистер Гимонди, хочу пояснить вчерашний неприятный инцидент. У нас некоторые… э-э-э вещи не приняты. Во всяком случае, публично. Я хотел обратить на это ваше внимание, но, вероятно, ошибка или неточность перевода не позволила это сделать, и вы, похоже, оскорбились…

– Я понял все только сегодня. Извините, – улыбнувшись, сообщил Гимонди. – Все же у меня остается просьба. Не воспринимайте мое увлечение слишком негативно. Я не успел обменяться с Дэном телефонами. Вы бы не могли посодействовать его приезду ко мне в гости?

– Не понял… Какого Дэна?

– Вчерашней причины нашей размолвки. Я в него влюбился. Это очень серьезно!

Родик поразился, но, заметив бурю эмоций на лице собеседника, все же пообещал:

– Постараюсь. Завтра узнаю его номер телефона. Мы с ним общались через фирму, которая организовывала мероприятие. Переговорю. Вам же обязательно сообщу результаты. Кстати, зовут его Дмитрий.

– Я вам буду очень благодарен! Заверяю вас в своей искренней симпатии. Я тоже резкий и прямой человек. Такое качество ценю и в других… Попробуйте уговорить Дмитрия. Теперь я верно произношу его имя?

Такой оборот событий успокоил Родика, а дальнейшая беседа, перетекшая в русло обсуждения презентации, прошла в спокойном тоне взаимного уважения.

Последующие проводы в аэропорте Шереметьево-2, посещение на обратном пути ресторана, несколько напряженное общение с Алексеем вернули Родику внутренний комфорт и уверенность.

Глава 9

Объединяются, как правило, для того, чтобы дать врагу отпор, а не для того, чтобы враг мог всех разом уничтожить.

В. Швебель

Родик вышел в пронизанный солнечными лучами зал прилета аэропорта Хитроу и огляделся в поисках встречающего. Наконец он увидел табличку со своей фамилией.

Его ожидали двое: средних лет миловидная брюнетка с пышными формами и худощавый мужчина с седеющей мефистофельской бородкой.

– Рая, – кокетливо улыбнувшись ярко накрашенными губами, представилась женщина. – Как перелет?

– Отлично! Тут еще против ожидания Туманный Альбион встречает солнцем и очаровательной соотечественницей, – галантно приложившись к протянутой ручке, произнес Родик.

– Погода хорошая, правда, холодно. Знакомьтесь – мой муж Кирилл.

– Очень приятно, но хотелось бы по отчеству, – пожимая руку, попросил Родик.

– Мы тут отвыкли от отчеств, – улыбнувшись, сообщил Кирилл. – Называйте по имени.

– Ну, тогда и меня по имени. Какие планы?

– Сейчас в отель. Потом по программе. По дороге с ней ознакомитесь. Мы прикомандированы к вам в качестве переводчиков. Вы в Лондоне впервые?

– Да.

– Ну, тогда мы еще и ваши гиды. Свободного времени у вас немного, но есть.

– Спасибо. Быть в Лондоне и не посмотреть всемирно известные достопримечательности непростительно. Все же колыбель цивилизации.

– Это все ваши вещи?

– Не люблю таскать в деловые поездки большие чемоданы. Надо быть мобильным.

– А смокинг?

– Хм… Зачем?

– Предусмотрен банкет. В вашей программе помечено «black tie»[23]23
   Темный галстук (обозначение дресс-кода в приглашении).


[Закрыть]. Это, конечно, не обязательно смокинг, но настоящий джентльмен, без сомнения, наденет именно его. Лучше темного цвета.

– Не знал… Я вообще в вопросах этикета профан. Однако проблем не вижу. В крайнем случае купим, что надо.

– Попробуем, хотя лучше взять напрокат… Извините! Нам придется немного пройти до машины.

– Кирилл, давайте со мной без церемоний. Я нормальный советский труженик.

Поездка из аэропорта показалась Родику, с интересом разглядывающему городские пейзажи, недолгой. Он много читал о Лондоне, о его неповторимой эклектике во всех сферах жизни, но открывающееся из окна автомобиля зрелище удивляло. Тут соседствовали совершенно несовместимые объекты. Готические фасады вдруг сменялись современными – из стекла и бетона. В окружении тяжеловесных зданий промышленной архитектуры вдруг обнаруживалось строение, как будто сошедшее с иллюстраций к европейским сказкам. Неожиданно между невзрачными приземистыми домиками возникал картинный коттедж с небольшим двориком и затейливой калиточкой. Среди потока современных автомобилей чинно двигались знаменитые черные лондонские такси с характерными для начала века круглыми фарами, узким капотом, высокими дверями и неуклюжим задом. Только Родик хотел поинтересоваться, используются ли еще двухэтажные автобусы, как из боковой улочки выехало красное чудовище, не раз виденное Родиком в передачах клуба кинопутешествий. Вообще постоянно обнаруживалось что-то с позиций Родика необычное. Поэтому он неустанно комментировал свои ощущения, чем вызывал снисходительные улыбки и поощрительные восклицания сопровождающих, тщетно пытающихся ознакомить его с программой пребывания. Когда же он наконец решил открыть полученную кожаную папку, автомобиль остановился около не отличающегося изяществом четырехэтажного здания из красного кирпича с белым высоким цоколем и линейками прямоугольных окон. Кирилл пояснил, что это отель, в котором будет проживать Родик, а находятся они в центре города и отсюда легко добраться до любой достопримечательности, хотя Лондон – это музей под открытым небом и он имеет в виду знаковые места типа Букингемского дворца, Тауэра или Трафальгарской площади.

В холле отеля Кирилл забрал у Родика паспорт и, произведя необходимые формальности, поднялся с ним в номер. Проверив, все ли в порядке, он порекомендовал Родику отдохнуть с дороги, ознакомиться с деловой и культурной частями программы, а затем собрался уйти.

Родик, остановив его, открыл папку и, пролистав находящиеся в ней немногочисленные листочки, сообщил:

– Это я изучу перед сном. Сейчас было бы уместно где-нибудь попитаться. Кормили в самолете не очень хорошо. Если у вас есть время, то приглашаю. Оплата моя, выбор места – ваш.

– Не возражаю. Хотя для ужина еще рановато. Можем заскочить в паб. Тут рядом есть один приличный. Хорошо там не покормят, но это можно рассматривать как первое знакомство с британской культурой. Я бы даже сказал с центром этой культуры, существующим с двенадцатого века и заведенным еще Ричардом Львиное Сердце. «Паб» – это аббревиатура от public house. По-нашему – пивная или кабак. Вы пиво любите?

– С удовольствием поглощаю в больших количествах.

– Тогда вам понравится. Англия – пивная страна. Тут сотни сортов пива. Знаменитый эль, конечно.

– О пабах я наслышан. Эль, как я понимаю, это почти пиво.

– В целом – да, но есть так называемый касковый эль – это пиво со вторичной ферментизацией. Дрожжи бродят даже в желудке.

– Попробуем! Надеюсь, Рая нас поддержит.

– А что ей остается? Она не за рулем, ей и выпить не возбраняется. Составит вам компанию, особенно если пообещаем ей вечерний моцион. Да и вам будет интересно прогуляться по городу.

Оставив машину у отеля, они пешком миновали несколько однотипных кварталов и оказались около паба, именно такого, как и представлял себе Родик. Внутри паб имел скромный интерьер, с давящим низким потолком, темными стенными панелями, увешанными разноразмерными рамочками с какими-то фотографиями. Все это довершали хаотично расставленные вешалки, на которые посетители набросали разноцветную верхнюю одежду. Украшением являлось только барная стойка, горка которой пестрела огромным разнообразием бутылок с красочными этикетками, а на самом видном месте красовался необычный пивной кран с высокими ручками. Посетителей было много, но в дальнем углу просматривался пустой столик, за которым они и разместились.

– Выбор блюд здесь невелик, – поведал Кирилл. – Из рыбы – морской окунь с гороховым соусом, а из мяса – ягнятина в розмарине и валлийский ромштекс. Да, еще есть утиная грудка.

– Вполне достаточный набор, – отозвался Родик. – Что из этого типично английское?

– Все. Это традиционный для Англии набор простой пищи. В нормальных ресторанах, конечно, выбор другой, но здесь…

– Тогда я буду ягнятину, хотя не знаю, как на ее вкус повлияет розмарин.

– Мне возьми рыбу, – попросила Рая.

– Хорошо. Пойду заказывать. Пива наберу разного на пробу по полпинты. Тут есть и темное, и красное, и светлое. После пробы на чем-нибудь остановитесь. Рай, тебе не взять ли сидр?

– Нет, я выпью за компанию с Родионом Ивановичем какого-нибудь лагера.

– Подождите, Кирилл, а знаменитый английский эль здесь подают? – спросил Родик.

– Красное пиво – это эль. Хотя эль бывает разный. Тут наливают не из бутылок два типа. Тот, о котором я вам рассказывал, и ирландский. Другие эли, если вообще этот напиток вам понравится, попробуем позднее.

– Конечно, конечно. Оплата сразу нужна?

– Потом бармен все подсчитает. У вас наличные?

– Да, мы пока к другому не привыкли. Фунты я в Москве приобрел.

– Понятно. Имейте в виду, когда будете расплачиваться, что здесь чаевые давать не принято. Могут обидеться, и произойдет скандал. Максимум можете предложить бармену пинту пива.

– Хм… Странно, но усвоил.

Кирилл подошел к барной стойке, где спокойно стояли несколько человек в ожидании, когда бармен обратит на них внимание. Это напомнило Родику времена социализма, и он спросил Раю:

– Это что, очередь?

– В пабах так всегда. Я из-за этого их редко посещаю. Тут еще и самообслуживание. Национальная специфика.

– Как при социализме у нас за едой придется ходить, а посуду убирать?

– До этого они пока не дошли, но пиво забирают сами и заказ на еду делают у бармена.

– Демократично. И кто же сюда ходит?

– Все. От пэров и лордов до бомжей. Различий никто не делает. Перед Кириллом, может быть, стоит член правительства. В этом районе такое возможно.

– Чудно! У меня было иное представление об английской чопорности. Я считал, что лорды до уровня плебеев пасть не в состоянии. Застывшие устои.

– Вы еще не раз удивитесь. Об этой стране рассказывают больше легенд, чем былей. Одна из них – эталоны английской культуры. Они, безусловно, существуют, но молва приписала им массу мифических качеств. Не надо путать достижения англичан и их внутренний мир. Это две стороны, но не одной монеты. Двухэтажные автобусы, изобретение футбола и пенициллина, «Алиса в Стране чудес», Байрон, Диккенс, прочие достижения имеют мало общего с народом Соединенного Королевства. Даже знаменитый чай и овсянка во многом надуманные атрибуты, хотя и потребляются в определенных слоях общества с завидным постоянством.

– Мне кажется, что вы утрируете. Понятие светской культуры, джентльменства, наконец, чопорность. Это ли не общеизвестные особенности английского менталитета?

– Вы будете общаться с современными англичанами и поймете, что это не совсем так. Пока нам это обсуждать рано. Давайте лучше пробовать пиво. Кирилл уже его несет… Сидите, не надо ему помогать. Тут так не принято.

Родик остался на месте, наблюдая, как стол усилиями Кирилла заполняется пузатенькими стаканчиками с разноцветными напитками. Памятуя объяснения Кирилла, он сделал несколько глотков красноватых напитков. Эта прославленная жидкость произвела на него впечатление выдохшегося пива, в которое кто-то добавил сахара. Он вспомнил, что его бывшая жена любила добавлять в «Жигулевское» мед и как-то дала ему попробовать. Во рту, как и тогда, остался неприятный сладковато-горький вкус. Он вопросительно посмотрел на Кирилла. Тот понимающе развел руками.

– Знаете, я испытываю такое разочарование второй раз в жизни, – посетовал Родик. – Первый раз так произошло с прославленным Хемингуэем кальвадосом. Однако тогда мне было менее противно. Все же это не прохладительный напиток. Вот уж действительно на вкус и на цвет товарищей нет. Эль я больше пить не буду. Попробуем темное пиво…

Темное пиво было тоже слишком сладким и не отвечало вкусовым пристрастиям Родика, но он заставил себя выпить его полностью. После этого перешел к светлому. То ли сработал контраст, то ли напитки действительно отвечали его ожиданиям, но они понравились Родику все. В каждом была своя прелесть, и он попросил заказать ему по пинте каждого.

Вскоре принесли еду, которую Родик поглотил с удовольствием, хотя Кирилл и Рая подвергли ее критике, пообещав завтра сводить его в хороший ресторан, где можно по достоинству оценить английскую кухню. За едой завязалась непринужденная беседа.

Оказалось, что Кирилл – бывший профессор Киевского университета, химик. Родик в период работы в институте сотрудничал со многими научно-исследовательскими и учебными заведениями Украины. Нашлись общие знакомые. Родик вспомнил и рассказал историю, связанную с «великим» открытием, придуманным вице-президентом академии и, с одной стороны, задержавшее защиту Родиком докторской диссертации, а с другой – позволившее организовать кооперативную деятельность. Потом обсудили Чернобыльскую катастрофу. Родик описал свои ощущения, когда он в июне восемьдесят шестого производил радиационную разведку, а потом испытывал защитные жилеты собственной конструкции, а супруги – тот кошмар, который ощущали жители Киева. Обсудили беспомощные попытки ликвидировать последствия аварии. Родик высказал мысль, что это был кем-то спланированный геноцид советского народа, когда без надобности прогнали миллионную армию необученной молодежи через радиацию, способную вызвать не только заболевания, но и генные мутации в последующих поколениях. Кирилл не соглашался и всю ответственность возлагал на покончившего жизнь самоубийством академика, не сумевшего грамотно организовать работы. Родик имел массу аргументов в пользу своей гипотезы, но не захотел спорить и перевел разговор на недавние московские события.

Рая с энтузиазмом включилась в обсуждение этой темы. Ее интересовало практически все, и Родик, не скупясь на эпитеты, описывал недолгое противостояние российских «демократов» и фарс с национальным трауром. Это послужило началом целой дискуссии о процессах, вызванных перестройкой Горбачева и последующим правлением Ельцина. Родик высказал мысль, что вместе с социализмом уничтожили свободу выбора судьбы и применения своих способностей. Многие люди оказались вынуждены заниматься несвойственной им деятельностью. Рая и Кирилл считали это естественным, но временным и необходимым для установления истиной свободы, которая испокон веку отсутствовала в России, а в последние годы появились уникальные условия для демократических преобразований. Однако они не верили в то, что российский народ сможет в обозримом будущем этим воспользоваться, и поэтому считали целесообразным не рисковать и жить здесь, в Лондоне, а не на родине. Родик, негативно относящийся к эмиграции, спорил, хотя в душе был со многим согласен. Он затронул тему Комиссии, но, почувствовав возникшую при этом напряженность, перешел к вопросам о доходах англичан и уровне их жизни.

В общем, поводов для общения оказалось достаточно, и ужин прошел в дружеской атмосфере встречи соотечественников вдали от родины, хотя Родика и удивило отсутствие ностальгии у собеседников. Он, посчитав это неуместным, не стал высказывать возникшее у него по этому поводу логическое построение, а лишь напомнил, что неплохо было бы прогуляться по уже погружающемуся в вечерние сумерки легендарному городу.

Тут выяснилось, что они находятся рядом с известным символом мировой демократии – Гайд-парком. Родик со школьных времен считал это место чуть ли не единственной отдушиной в капиталистическом мире. Тут любой человек мог, не думая о последствиях, рассказать о том, что его волнует, раскритиковать всех, кроме монарших, особ, призвать к революции. Здесь высказывались прогрессивные идеи и бредовые умозаключения, с программными речами выступали Карл Маркс, Ленин и многие известные мировые лидеры. Так Родика учили. Сейчас, стоя на аллее этого парка, выслушивая исторический экскурс Кирилла, в его сознании все перевернулось. Под воздействием увиденного он понял, что ничего особенного тут нет. Вся его Родина, погрязшая в строительстве капитализма, превратилась в подобие «уголка оратора» парка. Теперь откровения, за которые раньше сажали в тюрьму, высказываются повсюду. Ему вдруг пришла мысль, что величие того или иного места, дела, свершения да и человека определяется не объективными характеристиками, а числом людей, верящих в существование чего-то неповторимого и особенного, на деле являющихся самым обыденными и тривиальными явлениями.

– Насколько все относительно, – прервал он Кирилла. – То, что с одних позиций величественно, с других – ничтожно. Вот и этот парк тому доказательство. Из моего фетиша он в мгновенье превратился в хорошо ухоженный лес, где единственно возможным сильным чувством может быть страх заблудиться.

– Не понял вас, Родион Иванович, – отозвался Кирилл. – Ведь это чудо, когда посреди такого мегаполиса существует огромный парк. В Лондоне таких мест около сотни.

– Я не об этом. Конечно, это здорово. Было бы тепло, повалялись бы на травке. Здесь, по-моему, это разрешено. Не Москва все же. Я о свободе подумал, о свободе слова. О наших чаяньях. О надежде…

Его не поняли. Кирилл что-то еще рассказывал, но Родик его почти не слушал. Он всматривался в сумерки, надеясь развеять свои сомнения, но в это вечернее время парк был пустынен. Лишь одинокая фигура в длиннополом плаще выгуливала собаку. Он взял Кирилла под руку и сказал:

– Ну что ж. Будем провожать меня до гостиницы. Спасибо за чудесный вечер.

На следующий день с утра планировалось заседание, а в три часа дня встреча с неким мистером Майклом Экерсоном. Договорились, что Кирилл и Рая приедут в отель к восьми утра.

Ночь Родик провел беспокойно. То ли сказалась разница во времени, то ли нервное возбуждение, но он сначала долго не мог заснуть, а потом несколько раз беспричинно просыпался. В шесть он разбурхался окончательно. Немного полежав, встал и пошел умываться. Поборовшись с раковиной, имеющей раздельные краны для горячей и холодной воды, проделал утренний туалет, включая бритье под душем, бегая от смесителя к запотевшему зеркалу. Потом спустился в небольшой зал, примыкающий к ресепшн. Там позавтракал, поглотив без удовольствия булочку с маслом и показавшийся ему безвкусным чай. Не насытившись, осмотрел скудные яства и, не найдя ничего достойного внимания, отправился в холл ожидать приезда переводчиков.

Супруги появились без опоздания. На вопрос, как Родик отдохнул и не возникали ли проблемы, тот пожаловался на скудный завтрак. Посокрушавшись и подвергнув критике английскую экономию, Кирилл объяснил, что исправить что-либо нельзя, поскольку ехать придется через весь город, а опоздание недопустимо. Надо поторопиться, а заморить червячка удастся лишь в перерыве между докладами. Придется потерпеть. В качестве утешения Кирилл пояснил, что встреча с Экерсоном состоится в ресторане.

Родик, предполагая подобную реакцию, поблагодарил и предложил, не теряя зря времяни, двинуться в путь.

Покружив около Гайд-парка, выехали на современную транспортную развязку, а с нее на заполненную плотным потоком машин широкую магистраль. Родик сначала наблюдал за дорогой, но вскоре, поняв, что ничего достойного внимания нет, откинулся на спинку сиденья и завел разговор с Раей о покупках, которые он планировал сделать в лондонских магазинах. Рая долго уточняла его намерения, а потом пообещала организовать шопинг в том числе и на какой-то всемирно известный рынок под названием Камден-таун. Родик, вспомнив, что по официальной версии он в Германии, уточнил, что не хочет стандартных сувениров с видами английских достопримечательностей, а интересуется более практичными подарками типа одежды и аксессуаров. Рая обрадовалась и пустилась в описания прекрасных бутиков Лондона.

Наконец свернули на узкую дорожку, извивающуюся между небольшими полями, на которых, несмотря на окружающие их городские постройки, паслись овцы. Попетляв, остановились у металлических покрашенных в черный цвет массивных ворот, украшенных разнообразными коваными элементами. За ними просматривалась высокая крыша здания с многочисленными башенками и надстройками.

Ворота медленно открылись, и они въехали на широкую аллею, окаймленную аккуратно подстриженными кустами, за которыми простирались травяные газоны. Аллея сделала зигзаг и завершилась колоннадой входа двухэтажного красного кирпича здания, возведенного, вероятно, еще в викторианскую эпоху, о чем свидетельствовали готический декор фасада и узкие, заканчивающиеся стрельчатыми арками окна. Фон этому подобию замка создавали вековые деревья, образующие, по-видимому, простирающийся за ним парк. Монументальную картину завершал высокий кирпичный забор.

Против ожидания Родика, настроившего себя на средневековый лад, внутреннее убранство оказалось выполненным в модернистском стиле. Просторный холл с белыми стенами и черным с зеркальным блеском полом был украшен современной живописью и освещен мягким светом, струившимся из потолочных ниш. Немногочисленная мебель имела нарочито прямоугольные формы и была выполнена также в черно-белых тонах.

Все это Родик успел рассмотреть, пока миловидная девушка, одетая под стать помещению в строгий серый костюм, провожала его к столу регистрации, где он получил какие-то проспекты и бейджик со своими фамилией и именем, перед которыми стояла абривиатура «PhD». Родик уточнил у Кирилла значение этой аббревиатуры. Оказалось, так сокращенно пишут «Doctor of Philosophy», что соответствует советскому кандидату наук, но ничего другого написать невозможно, так как аналогов степени доктора наук в Европе и Америке не существует.

Родик прикрепил к кармашку пиджака бейджик и в сопровождении переводчиков сделал круг по холлу. Тут царила атмосфера ожидания. Человек двадцать–тридцать, в основном мужчины средних лет, одетые в темные костюмы, по-разному развлекали себя. Одни сосредоточенно рассматривали картины, другие изучали полученные при регистрации материалы, остальные, что-то обсуждая, объединились в группки, в которых выделялись немногочисленные женщины. Кирилл, посчитав необходимым ввести Родика в курс дела, начал представлять ему присутствующих. Сначала он перечислял представителей банков, из которых у Родика на слуху были Дж. П. Морган, Бэнк оф Америка, Федерал Резерв бэнк, потом стал называть имена ученых из различных всемирно известных институтов. Родику это ни о чем не говорило, и он задал несколько уточняющих вопросов, но, поняв, что тут находятся в основном экономисты или политологи, предпочел больше не перебивать Кирилла. Тот же продолжил объяснения. Оказалось, что многие являются сотрудниками различных фондов. Названия типа Фонд мира на земле, Фонд международного мира Карнеги, Фонд Рокфеллера, Фонд Вудруфф ничего не говорили Родику, и он уже хотел попросить Кирилла как-то укрупнить информацию, но не успел, поскольку тот сообщил:

– Здесь достаточно прессы. Все женщины в основном представляют влиятельные издательские дома и вещательные сети. Вон Кэтрин Грэхем. Вы, наверное, о ней слышали. Газета «Вашингтон пост», а та – Флора Льюис – «НьюЙорк таймс». Рядом с ними Роберт Эрбурн – «Лос-Анджелес таймс». Вон тот Джонсон из Си-эн-эн…

– Я, конечно, знаю эти организации, хотя, честно скажу, имена мне незнакомы. Они что, будут освещать форум?

– Не думаю. Совещание не носит публичного характера. Даже наоборот. Тут много конфиденциального. Полагаю, что они являются необходимыми звеньями общей цепочки. Из моего экскурса вы можете сделать вывод о длине этой цепочки или, точнее, паутины. Я, иногда бывая на подобных мероприятиях, знаю лишь внешнюю сторону. Режим секретности тут немалый.

Только теперь Родик осознал, на какой высокий уровень международной элиты его занесло. Он испытал неловкость и, чтобы скрыть это, предложил Кириллу и Рае устроиться в креслах в дальнем углу зала. Там он завел малосодержательную беседу о вчерашней дегустации пива и своих первых впечатлениях о Лондоне.

Вскоре всех пригласили на второй этаж, где размещался просторный конференц-зал.

Первые два доклада были скорее познавательны, чем интересны, и посвящались экономическим особенностям взаимоотношений Японии и США. Третий же доклад касался происходящих в российской экономике процессов. Докладчик разделил их на две стадии. Первая – внедрение в социалистическую экономику частнособственнических принципов. Он скрупулезно проанализировал все области производства и сделал вывод, что эта стадия успешно завершилась в том числе и в военно-промышленном комплексе, где также осуществился в необходимом объеме переход на выпуск мирной продукции. Родик подумал: «Вот откуда растут ноги горбачевских конверсий. Что понимается под «необходимым объемом»? Как это коррелирует с требованиями по обороноспособности страны?»

Родик пометил себе этот вопрос и за размышлениями чуть не пропустил более существенную мысль о второй стадии – появление качественных производств, способных конкурировать с Америкой и Европой. При этом докладчик выделил технические, управленческие и этические стороны процесса. Основной вывод состоял в том, что технические и управленческие стороны претерпевают ломку из-за появившейся, за счет перераспределения национального продукта и приватизации госсобственности, этической элиты делового сообщества. Ломка часто с позиций развития экономики не позитивна, поскольку элита во многом сложилась из случайных людей, не способных даже понять происходящие процессы, не говоря уже об управлении. Родику показалось, что он с удовлетворением это отметил, заострив внимание на тенденциях к перениманию западных стандартов и желанию налаживать устойчивые международные связи. Поэтому появляется задача оптимизации и регулирования такого процесса, для чего необходимо создание особого механизма и соответствующих критериев, учитывающих массу факторов, в том числе и репутацию деловых партнеров. Исходных данных для такой работы нет. Страна все еще остается закрытой, а допустить бесконтрольное развитие чрезвычайно опасно. Политические и экономические последствия могут быть самыми плачевными. Тут Родик понял, что ошибался. Докладчик считал необходимым срочно произвести корректировки, позволяющие если не исправить ошибки, то свести к минимуму негативные последствия.

Родик все же пометил себе еще вопрос: заинтересованы ли Европа и Америка в появлении самостоятельной экономической структуры России, способной интегрироваться в мировые процессы?

По окончании доклада, который аналитически мыслящему Родику показался по меньшей мере логически незавершенным, он сформулировал вопросы на отдельном листочке и попросил Кирилла в удобный момент задать их от его имени. Кирилл поступил иначе: приписал перевод и передал листок докладчику.