Текст книги "Ночная пуля. Остросюжетные повести и рассказы"

Рыба-кит

Я не на шутку увлекся живописью. Элла принесла мне голландские краски и замечательные кисти. В оснастке – половина успеха. Вначале я собирался изобразить чрево кита, а внутри – нас, сидящих за столиком и увлеченных игрой. Хотелось с максимальным натурализмом изобразить внутренности этого огромного млекопитающего, медленно плывущего на глубине моря-океана. Но по не зависящим от меня причинам вместо кита получился обыкновенный российский лещ. Мне кажется, если бы я сумел заключить свои творения в такие же роскошные рамы, как у Михалыча, то мои полотна были бы лучше, чем его.

У меня колоссальные планы. Хочется написать несколько натюрмортов с кашей из детского питания. Думаю изобразить почерневшую от времени керосинку с маленьким закопченным слюдяным оконцем, за которым трепещет язычок пламени. А на ней стоит светлый, слегка помятый алюминиевый ковшик, в нем закипает каша из «Здоровья» с гречневой мукой. На сизо-кофейной поверхности образуются лопающиеся пузырьки. Можно было бы даже создать серию картин. Отразить разные стадии кипения с тончайшей цветовой нюансировкой. И взять разные типы каш: с рисовой мукой, гречневой, манной… Не знаю, удастся ли мне все это отписать надлежащим образом… Во время работы меняется психическая деятельность, время уплотняется, доставляя странное, сродни наркотическому, наслаждение.

Настолько погрузился в письмо, что не заметил, как вошла Элла.

– Я принесла тебе кобальт, – говорит она сухо, протягивая мне тюбик. – Без него не удастся изобразить спинку кита.

«Спинку»… Так нежно про эту громадину! Элла очень опытна в этих вопросах, и я прислушиваюсь к ее советам. У нее очень красивые ключицы и совершенно волшебная ложбинка, идущая вдоль спины. Особенно когда она упирается руками в буфет.

– Помнишь этих лысых собак? Ну, похожих на борзых? На картинах старых мастеров? – спрашиваю я.

– Грейхаунды, – отвечает Элла.

Мне кажется, что нет такого, чего бы она не знала. Восхитительная женщина!

– У нас их практически нет. Две-три, от силы. Фантастически дорогие! Михалыч хотел такую, прямо извел!

– Я бы тоже не отказался. И вообще было бы неплохо пожить некоторое время в какой-нибудь старинной картине. На большом столе – окорока, большие стеклянные бокалы с вином, неплохо приготовленная дичь. Вдобавок обнимаешь пышную женщину, одетую в коричневое бархатное платье с большим белым кружевным воротником… И главное – полная неподвижность!

– Неужели ты думаешь, что кто-нибудь принимает тебя за Льва Николаевича? – неожиданно ошарашивает меня Элла. – Посмотри на себя в зеркало. У того были большие усы, крупные черты лица. Он был ниже среднего роста. И ты! Вы же антиподы!

«Что-то случилось! Интересно, что?» – думаю я, медленно вытираю руки, чтобы выиграть время, не торопясь иду к швейной машине. Она стоит у меня на видном месте. Материал постоянно заправлен. Меня такими выпадами не собьешь. Сажусь за столик, начинаю шить, строчка получается изрядно кривой.

Элла выносит из прихожей куртку.

– Посмотри на мою, – говорит она. – Ее шил Лев Николаевич! Ты что, сможешь такую же?

– Ты просто недоверчива, мой дарлинг. Конечно, смогу! Просто сейчас я отрабатываю новую модель. К тому же нет ни подходящей материи, ни ниток. Да и не до жиру сейчас! Кто в наше время будет покупать произведения швейного искусства? Так, для себя что-то изобретаю. Чтоб, так сказать, не заржавел в бездействии инструмент! – говорю первое пришедшее в голову. – Ни у кого даже в мыслях не возникает… м-м-м… такого странного подозрения.

– Чушь! – с чувством произносит она. – Форменная чушь! Ты им просто необходим… как игрок, партнер! А Михалыч от тебя без ума. Он говорит, что только ты его понимаешь, а больше никто. А из старых жильцов больше никого и не осталось.

– Подожди, – пытаюсь сбить ее с толку фактами. – А Аня, ну, Анна Петровна с первого этажа? Скажешь, не из аборигенов?

– Причем тут Нюрка? Она помешана на мужиках! Ей до лампочки, кто ты! Лев Николаевич или еще кто. – Элла закрывает лицо руками. Плечи и спину ее сотрясают беззвучные рыдания.

– Из-за тебя погиб Валентин, – слышу ее шепот.

«Вот оно оказывается, в чем дело!»

– Это бестактно! – говорю я с деланной обидой. – Ты бы хотела, чтоб убрали меня? Так? – немного помолчав, добавляю: – Я же люблю тебя!

– Ты решил, что я тебя заложу? – Она смотрит на меня, неприятно прищурив глаза. – Поэтому?

– Ну ты даешь! – удивляюсь я. – Подумала, что я боюсь этих молокососов?

Неожиданно резко швыряю нож. Он втыкается в буфет рядом с Эллой. Надо отдать ей должное. То ли трудная жизнь с Михалычем так ее закалила, то ли природная выдержка. Ни один мускул не дрогнул на ее лице.

– Они же не профессионалы. Здоровые, энергичные, жестокие, но этого же мало, – пытаюсь вразумить ее я и сразу же встречный вопрос: – Он действительно Женькин отец?

– Ты спятил? – равнодушно интересуется она.

«Или она прекрасно владеет собой, или… я ничего не понимаю».

– Зачем тебе надо было выдавать себя за Льва Николаевича? Ну, сказал бы, родственник, друг, знакомый, будешь жить во время их отъезда…

– Да, ты права, – соглашаюсь я и добавляю в недоумении: – И зачем это я?

– Прекрати! – обрывает Элла, подходит к картине. – Это у тебя здорово получается. Ты – талант! Неужели, правда, что ты никогда до этого не писал маслом?

– Не только маслом, но и не рисовал никогда, – уверяю ее.

– Поразительно! – задумчиво разглядывает она леща, похожего на кита. – Как назвал?

– Пока никак… Возможно… «В чреве китового леща». Или просто «В чреве». Еще не решил. Кстати о птичках. Серега знает, что я стопроцентный Лев Николаевич. Ты не находишь крайне подозрительным, что только ты одна меня не признаешь? А?

– Ладно, оставим этот разговор. Если тебе нравится или еще почему-то, то ради бога! Ты талант, можешь себе позволить…

– Я, прежде всего, портной, модельер, если угодно, а потом все остальное.

Снова сажусь за швейную машину, и опять получается отвратительно.

– Что-то с аппаратом, – бурчу я.

– Ты знал, что Валентин занимался ядерной физикой?

– А он вроде как-то говорил, инженер, в лаборатории…

– Не притворяйся! Надоело!

– Ты просто не в духе, – покачиваю сокрушенно головой. – Теперь кажется, что знал, а может, и не знал… Ты все время пытаешься меня поймать. И зачем это тебе? – пытаюсь снова обидеться, но выходит неубедительно. Что-то настойчиво пытается соединиться в моей бедной голове. Снова вижу фотографию в ее спальне, на тумбочке. Отец… в университете…

– А где твои зеленые трикотажные штаны? – интересуюсь я.

– Можно без пошлостей? – отзывается она.

– Нет, правда! И велосипед с двойной рамой и рваной сеткой на заднем колесе?

– Истлели, наверное… – неуверенно говорит Элла. – А велосипед украли.

– Отец твой ведь профессором был, физиком, а может академиком? – уточняю для проформы, хотя и так все ясно. – Дачный поселок-то, небось, научных работников был? А? То-то! А ты: Лев Николаевич!

– Ты думаешь… Валентина из-за этого…

– На той твоей фотографий вокруг отца наверняка любимые ученики. И самый, самый – Ильич! Или все же Михалыч? Нет, скорее, он его потом обошел. Когда добивался твоей руки. А позже картинки стал писать…

– Ты из «безопасности»? – брезгливо интересуется она.

– Я сам по себе… Специалист по ядерным установкам ничем не лучше специалиста из контрразведки. Оба слегка циничны, а работают… потому что интересно.

Крючки для Эн

Невозможно понять, сколько сейчас времени. Часы остановились.

– Что опьянеет сильнее вина? – тихо напеваю, спускаясь по лестнице, в такт шагам. – Женщины, лошади, власть… – и заканчиваю, перепрыгивая через четыре ступеньки: – И война!

До квартиры Ильича еще два лестничных пролета, стараюсь идти как можно тише. Власть, всласть… Лошади, игра, азарт, женщины опять-таки тут как тут… Не ждали! Осторожно вставляю ключ в замок. Самая сильная власть, которая тянет каждого к смертной черте… Вхожу внутрь, ложусь на диван, закрываю глаза.

Жутко лежать в чужой квартире на диване человека, которого уже нет. Пытаюсь ухватить свое ощущение. Наверняка душа покойного еще где-то здесь. Кажется, она уходит лишь на девятый день в иной мир… Коллекционеры стремятся к совершенству. Собрать все виды медалей, которыми наградили… в Крымской кампании. Коллекционером движет сильная неутоленная страсть. А если умудришься достичь заветной цели, то… катастрофа! Жизнь лишается смысла…

Начинаю дремать, чутко, стараясь не пропустить время вечерней игры. Рассчитываю на интуицию.

Вращается дверная ручка. Неслышно отворяется входная дверь. Видимо, не один я такой любопытный. Есть, есть еще заинтересованные лица! Щелкает выключатель. Загорается вполнакала единственная лампочка в добротной бронзовой люстре, источая желтоватый слабый свет. Не хватает напряжения в сети. Именно такой светильник должен быть у загадочного коллекционера. Странно, что не обратил днем на него внимания. Застыла гримаса на лице Эн. Жестко смотрит на меня черный кружок револьверного дула. Запястье другой руки небрежно перевязано ниткой жемчуга.

– Вот так встреча! – восклицаю с вежливым изумлением.

– Встреча как встреча… – цедит недовольно в ответ Эн.

– Да опусти ты свой пугач! На меня такие игрушки не действуют, – предлагаю я.

– Это настоящий… – неуверенно возражает она, отводя револьвер.

– Не настоящий, а как настоящий, – поправляю ее снисходительно.

– Все-то ты знаешь! – огрызается Эн.

– Опыт, моя милая! Был наемником… – делаю паузу и заканчиваю с вздохом: – В Африке!

– То-то пострелял вволю, – задирается Эн, думая о чем-то своем.

– Было дело, – соглашаюсь миролюбиво. – Но невинной крови на мне нет… в отличие от некоторых.

– Я тут ни при чем! – оправдывается она и тихо добавляет: – Так и знала, что ошибка. Какой он, к дьяволу, особист!

– Ну почему сразу – ошибка? Давай вместе рассуждать, – предлагаю я. – Чтобы собрать уникальную коллекцию много надо иметь денег? – и, не дожидаясь ответа, заканчиваю: – Много! Или же обширные связи и возможности. Так что вполне мог быть ответственным работником спецслужб. Вполне.

– Ты же знаешь, что это не так. – Эн присаживается на край дивана. – Если бы ты меня тогда не спас…

– Да будет вам! Вы уже со мной расплатились, – дразню ее я.

– Давайте без цинизма, – улыбается она.

– Пожалуйста! – охотно соглашаюсь. – Я тебе просто помог проникнуть в дом. И не надо ненужной романтики. Ты бы и без меня как-нибудь умудрилась к нам проскочить. Верно?

– Верно-то верно. Но трудно бы было, – вздыхает Эн.

– Ты стала проверять Михалыча. Убедилась, что он настоящий художник. Но!.. – делаю драматическую паузу. – Допустила ошибку! Ответственный работник, как ты его называешь, особист, вполне может профессионально рисовать. Естественно, в свободное от работы время.

– Ты хочешь сказать, что это Михалыч? – безразлично интересуется Эн, беря меня за руку.

– Ты легко заглатываешь самые простенькие крючки, – довольно смеюсь я. – Это можно объяснить лишь молодостью. Только ей одной.

– Завидуешь? – парирует она. – По-моему, вы тут все свихнулись на почве секса, – пытается она меня уязвить.

– Трудно не согласиться, – поддакиваю я. – Правда, вы со своей воображаемой естественностью в этих вопросах еще более ненормальные.

– Пожалуй, это все-таки ты! – неожиданно выпаливает она. – Недавно здесь поселился – раз! Уж больно прозорлив – два!

– Ну если примитивная догадливость – основной признак контрразведчика… или просто разведчика, – быстро поправляюсь и вижу, что моя заминка не осталась не замеченной.

– Откуда ты взял, что мы ищем контрразведчика? – реагирует, немного подумав, Эн.

– Михалыч сказал… или Серега, не помню уже, – продолжаю дразнить Эн.

– Ты знаешь, кроме вас в доме никого больше не осталось?

– В нашем подъезде? – уточняю я.

– И во всем доме. Представь себе!

– Ради игры мы готовы на все! – заявляю высокопарно. – Даже поставить на кон свою жизнь!

– И проиграть! – зловеще обещает Эн. – Детский комплекс! – пытается пригвоздить меня к позорному столбу.

Тяну ее несильно к себе на диван. Она также несильно сопротивляется.

– А играть в казаков, они же одновременно и разбойники – лучше? – интересуюсь в порядке протокола. – Влечет, влечет нас все же к молодежи, – шепчу ей на ухо.

Исходит звериный дурман от изогнутого в сладострастной неге тела…

– Я же опаздываю на игру! – вырывается непроизвольно у меня. Быстро пытаюсь исправить ошибку: – Все было просто прекрасно. Ни с кем не было так хорошо, как с тобой!

– А мне с Михалычем было лучше, – мстит она. – Ну… не лучше, а так же.

Думает, что так будет потоньше.

– Конечно. Ведь у меня же нет хвоста. А без него какой кайф? – бубню я.

– Какого хвоста? – удивляется Эн.

– Неужели тебя еще можно чем-нибудь поразить? Странно, – смеюсь. – Это я так. Не обращай внимания. Маленькие стариковские хитрости.

– Кокетство тут неуместно. По нашим меркам ты старый козел.

«Опасно уязвлять женское самолюбие… – мелькает тривиальная мысль. – А вдруг вовсе наоборот? Просто все надо проверять».

– Если бы особист отдал компромат, его бы оставили в покое, – неожиданно заявляет она.

– Это не по адресу. Поговори об этом с Михалычем или с Серегой, – советую я. – Без компромата особист станет очень бедным, и его сможет обидеть каждый.

– Лучше быть бедным и живым, чем… – умудренно произносит Эн.

– Ты мыслишь очень глубоко и нестандартно. И, безусловно, склонна к обобщениям, – замечаю, осторожно продвигаясь к дверям.

– Есть слабость, – со вздохом соглашается она. – Хотя это, поверь, знаю по себе… – и, словно опомнившись, кричит: – Эй, куда? А ну назад!

Но я уже на лестнице. Итак, задержка в полчаса. Игроки встречают меня холодно и молча. Ни слова не говоря, записываю себе в гору сто вистов. Порядок есть порядок! А без Ильича будет все же скучно…

Точное попадание

Видимо, прозвучал сигнал воздушной тревоги, и народ устремился вниз по широкой лестнице, ведущей в подземный переход и дальше в метро. Людей было немного. Они двигались рассеянными группками по два-три человека. Я остался на поверхности и встал около гранитного парапета.

Ракета появилась неожиданно, справа, из-за темной излучины реки, она медленно плыла над домами, очень низко, словно вынюхивая, куда направить свою чудовищную силу. Валет пик. Чувственные губы сложены в полуулыбке. Белые щеки покрывает румянец, что говорит о прекрасном здоровье. Отстранен, невозмутим. Его ничего не интересует, кроме собственной персоны. Да и оружие он держит в руках, скорее, потому что так надо. Последние человечки, перескакивая сразу через несколько ступеней, мчались вниз. Я, завороженный, следил за ракетой. Все же, наверное, она уже знала, куда двигаться. Прошла над мостом, низко, почти задевая деревья, вошла в парк и точно ударила по крылатым машинам. Яркая вспышка и кувырком летящие обломки в разные стороны. Хорошо, что парк закрыт. Наверное, на санитарный день. Ракета приняла аттракционные самолетики за настоящие. Она разнесла в клочья и те, на которых качаются то вверх, то вниз головой, надолго застывая в последнем положении, что не рекомендуется людям с повышенным артериальным давлением, и те, на которых плавно движешься по кругу, то слегка поднимаясь над землей, то опускаясь, с сильным жужжанием, на этих не получишь острого ощущения, но для детворы и стариков – как раз. Мне, честно говоря, эти самолетики не очень жаль…

Все-таки Элла, как не крути, дама треф. Ее невозможно разгадать, потому что она сама себя не знает. И зеленый цветок в руке, с красной сердцевиной, остальные дамы держат красные цветы, и горностаевая мантия – все это ее атрибуты. Она наверняка это прекрасно осознает.

Ощущение тревоги не проходило. Люди стали понемногу выползать на поверхность, тихо переговариваясь, боясь голосом привлечь новые неприятности с воздуха. Отдельные смельчаки наблюдали за налетом с моста. Оттуда было все прекрасно видно.

– У них все выверено! – с восторгом сказал один из них, подбежав, запыхавшись. – Компьютеры! Точность до тридцати сантиметров!

– А если бы по мосту шарахнуло?! – осуждающе произнес интеллигентного вида пожилой мужчина.

– Не-а! – безапелляционно возразил храбрец. – Эти штуки только по самолетам долбят.

– Ну и публика! – поискал у меня сочувствия интеллигентный мужик и пошел снова вниз.

Я же двинулся в контору за справкой, неизвестно какой, но нужной.

К этим бабам, которые выдают справки, необходим подход. Приклеил на лицо улыбку эдакого развеселого малого, у которого никаких проблем и неистощимого на разные идиотски смешные байки. Вошел в стеклобетонную башню. Уверенно толкнул дверь.

– Ну, девчонки! Тут такое было! – начал с порога. – Эти умники раздолбили все аттракционы!

– Ой, да мы все видели! Отсюда обзор – дай бог! – затараторили наперебой. – Мы так испугались! Сигнал воздушной тревоги не сработал!

И понесло, и поехало…

Подул для порядка па поблескивающую темной фиолетовой мастикой печать. Сложил аккуратно справку вчетверо. Сунул во внутренний карман и, похлопав сверху по нему ладонью, произнес:

– Пока, девчата! Жаль уходить, такие вы все хорошенькие.

– Заходите еще! – откликнулись девчонки, которым уже давно за сорок.

Пошел по коридору. Наконец, с трудом нашел нужную дверь. Несильно постучав костяшками пальцев, осторожно, робко открываю.

– Прошу простить за опоздание, – произношу извиняюще. – Пардон, дела. Справки разные, задержали.

На столе свеча. Отбрасывает на стены неверный свет.

– Давай быстрей. Садись! Мы уже сдали, – нетерпеливо произносит Серега.

– Не будем горячиться, – говорю, усаживаясь. Достаю две бутылки вина. – Впереди, друзья, вся ночь!

Анализирую фишки. «Нет хода – ходи с бубей!» – вспоминаю карточное поверье. Бубновый король отличается от остальных. Все в коронах, этот – в чалме. Не король, а султан, с противоречивой заколкой на чалме – шестиконечная звездочка и полумесяц. У других бороды седые, у бубнового – нет, он явно моложе остальных. Виден лишь его профиль. Остальные вполоборота и лишь исполняют обязанности, а этот, кажется, от души.

– Произошла нелепая ошибка. Должны были не Ильича… – говорю я, складываю карты и объявляю мизер.

– Ой-ой-ой! Вот только этого не надо! – мгновенно реагирует Серега. – Стоит только начать – и все. Игре конец!

Вижу в его глазах беспокойство.

– Не собираюсь ничего выяснять, – возражаю я. – Просто передаю мнение одной весьма осведомленной особы. А играть мы будем, я даже предлагаю играть не только ночью, но и днем!

– Вот это по-нашему! Сейчас, сейчас я займусь твоим гнилым мизером! – потирая руки, произносит он.

– Эн пропала, – неожиданно объявляет Михалыч.

Вижу близко его глаза, растерянные и тоскливые.

– Ну и хрен с ней – отзывается Серега.

– Потому что она тебя послала? – интересуясь не без ехидства. Хочется проверить кое-какие догадки.

– Охота была… – вяло парирует он. – Ладно, не отвлекай. – Он погружается в анализ своих и Михайлычевых фишек.

– Левушка! Я знаю, вы были… близки… – говорит Михалыч и, пытаясь предотвратить мои возражения, добавляет: – Я не об этом! Вы – ее спаситель… ну тогда… когда она первый раз появилась. Это нормально, в порядке вещей. Она мне сама все рассказала. Ей хотелось вас отблагодарить.

«Вот оно, значит, как… – думаю без удивления. – Какое многообразие причин».

– Я как раз стал делать наброски новых игральных карт. И Эн позировала, так было все чудесно!

– Бубновая дама? – интересуюсь из профессионального любопытства.

Михалыч мнется.

– Неважно… Я еще не решил… Впрочем, вы угадали! Куда она делась? Вы же знаете, – умоляюще произносит он.

– Она выполнила задание и смылась. Это мое предположение, не больше, – пытаюсь ослабить напор партнера.

– Я знаю, знаю эту вашу теорию. Все появляются по заданию, козырная шестерка в нужный момент бьет туза. Но это все красивые сказки, – не унимается Михалыч.

Выручает Серега.

– Видел ее сегодня у двадцать первого дома, – заявляет он спокойно.

– Но двадцать первый вчера заняли ооновцы! – не понимает Михалыч.

– Не вчера, а позавчера, – поправляет важно Серега. – Ну все, я готов, сети расставлены. Маэстро, ваш ход! – предлагает он мне.

Я небрежно бросаю восьмерку.

– Ничего не понимаю… – растерянно говорит Михалыч.

– А если бы я ее увидел у союзников, было бы легче? Значит, она с ними в хороших отношениях, только и делов! Девятка пик пли восьмерка червей? Будем ловить девятку, – решает Серега. – Михалыч! Ты не против?

Михалыч равнодушно машет рукой, чувствуется, он немного успокоился, видимо, решил, что Эн поблизости и скоро вернется.

Сижу с невозмутимым лицом. Серега не угадал. Мизерчик мой!

– Взял сегодня игрушку, – говорит Серега и распахивает куртку.

Вижу белую наплечную портупею. Из кобуры под мышкой торчит черная рукоятка пистолета.

– За сколько? – интересуюсь, хотя знаю наверняка, что ничего он сегодня не покупал.

– Десять!

– Это нормально, – одобряю мнимую покупку.

– И я за десять, – неожиданно заявляет Михалыч и показывает точно такой же в точно таком же снаряжении.

– В одном универмаге, видать, брали, – не удерживаюсь от замечания. – Лучше бы СКС33
  СКС – скорострельный карабин Симонова.


[Закрыть]! А эти – баловство.

– Конечно, лучше! – соглашается повеселевший Михалыч. – Но с ним на улицу не пойдешь. СКС хорош для дома.

– А я ножом обхожусь, – говорю и мгновенно бросаю его в Анькину дверь. Он втыкается с глухим стуком.

Дверь моментально отворяется. Высовывается пьяное Анюткино лицо:

– Кто стучал?! Чего надо? – видит нас. – А, мальчики. Приветик! Не забудьте стол занести.

Дверь захлопывается. Мы дружно ржем. Я тихо подхожу к ее двери и аккуратно, с трудом вытягиваю клинок.