Текст книги "Исчезнувшее свидетельство"

Тепло попрощавшись с Анной Николаевной и поблагодарив ее за ростовские версии, которые так неожиданно и интересно дополнили мое представление об истории «Слова о полку Игореве», я вышел на улицу. Отяжелевшее солнце уже спускалось на купы деревьев и нагретые крыши, с железной дороги донесся гудок поезда, гулко раздавшийся в вечерней тишине.

Задача, ради которой я приехал в Ростов, была выполнена, с чистой совестью можно было возвращаться в Ярославль. И я уже хотел идти в сторону вокзала, как вдруг увидел на углу улицы, в тени дерева, кудлатого высокого мужчину в зеленой рубашке. Поймав мой взгляд, он тут же отвернулся, будто что-то высматривая в конце улицы.

Это был тот самый человек, которого я заметил, когда направлялся к Анне Николаевне!

Теперь y меня уже не оставалось никаких сомнений, что за мной действительно следят. Но кому это потребовалось? Золину, решившему таким образом выйти на Пташникова?

Сначала это предположение показалось мне единственно возможным, но тут же меня взяло сомнение: а стал бы Золин прибегать к такому хлопотливому способу, чтобы найти краеведа? Не другое ли тут? Не разговор ли с Наташей, которая могла передать его Старику, стал причиной того, что за мной стали следить? Если Старик и Самойлин – одно лицо, то он, узнав от Наташи о моих подозрениях, вполне мог нанять человека и отправить его за мной в Ростов. Но зачем? Чтобы выяснить, с кем я буду встречаться, или причина серьезней? Уж не решили ли меня устранить?

Хотя это предположение выглядело совершенно неправдоподобным и я тут же отбросил его, но в какое-то мгновение почувствовал себя так неприятно, словно в меня нацелились и вот-вот раздастся выстрел.

«Что делать? – мучительно думал я, закуривая сигарету и поглядывая в сторону Кудлатого. – Если пойду на вокзал, он тут же может зайти к Анне Николаевне и под каким-нибудь благовидным предлогом выведать у нее, зачем я приезжал, а потом узнать, кто скрывается в моих очерках под именем Краеведа, о чем Анне Николаевне было прекрасно известно.

Как поступить в этой ситуации? Вернуться и предупредить Анну Николаевну, чтобы она молчала, если Кудлатый явится к ней? Но кто его знает, к чему он прибегнет для выяснения того, что ему было поручено? Нет, надо обязательно увести его от этого дома, иначе не будет мне покоя».

И я решительно повернул от вокзала в противоположную сторону, к Спасо-Яковлевскому монастырю. Пройдя метров сто, обернулся. Кудлатый следовал за мной как привязанный. Это подняло мое настроение – уловка удалась. Кроме того, рассудил я, полученные от Анны Николаевны сведения необходимо было здесь же, в Ростове, привести в порядок, иначе просто запутаюсь в них. И, стараясь не думать о «хвосте», я прибавил шаг.

Спасо-Яковлевский монастырь, как до этого сообщила мне Анна Николаевна, образовался в результате слияния стоявших рядом Княгинина монастыря, основанного Марьей Черниговской, и Яковлевского, заложенного в конце четырнадцатого века при ростовском епископе Иакове. Казалось, монастырь специально так близко прижался к самому берегу озера Неро, чтобы отразиться в его спокойной зеркальной глади своими стенами и башнями. Сохранившиеся на территории монастыря соборы возвели позднее – при деятельном митрополите-строителе Ионе Сысоевиче и углубленном в церковную книжность митрополите-писателе Дмитрии Ростовском. Везло Ростову Великому на высших священнослужителей – как правило, это были люди незаурядные, с талантливой «особинкой».

С московской дороги к монастырю спускалась кривая широкая улица. Через открытые ворота в монастырской стене я прошел к Зачатьевскому храму, возле которого, по словам Анны Николаевны, был похоронен Дмитрий Ростовский. Представились пышные похороны митрополита, на которые пожаловала даже царица, вспомнил о положенных в гроб черновиках. И только сейчас, в этом тихом монастыре на окраине Ростова, мне подумалось, что у странного предсмертного наказа Дмитрия, возможно, было очень простое объяснение: его творчество выходило за жесткие рамки церковных догм, не всеми своими мыслями он мог поделиться с современниками, потому и взял самые сокровенные записи с собой в могилу. Вспомнился спектакль Московского камерного театра «Ростовское действо», поставленный по «Комедии на Рождество» Дмитрия Ростовского. Он был автором текста и музыки, в свое время комедия вызвала огромное количество подражаний, была проникнута верой в мир, добро и справедливость. Имела большой успех и современная постановка; заложенные в комедии идеи не устарели, творчество Дмитрия Ростовского продолжало служить людям. По сути дела, здесь, в Ростове, Дмитрий начал работу, которую в Ярославле продолжил Федор Волков и завершил созданием первого русского театра.

Рядом с Зачатьевским храмом возвышался Дмитриевский собор. Сюда просвещенный граф Шереметев – муж знаменитой Параши Жемчуговой – намеревался перенести обретенные мощи Дмитрия Ростовского, но этому неожиданно воспротивились монахи.

Я сделал несколько шагов и оказался у церкви Спаса на Песках бывшего Княгинина монастыря, основанного первой русской женщиной-летописцем Марьей Черниговской. Велика русская земля, но в Ростове замечательным деятелям ее истории было тесно. Где-то здесь, в темной келье, одетая в черные монашеские одеяния, создавала летописные рассказы-некрологи по убитым татарами русским князьям княгиня Марья. Возможно, здесь перелистывала она страницы «Слова о полку Игореве», сочувственно скорбела над плачем Ярославны и скупо улыбалась, читая о возвращении князя Игоря из плена, переживая радость его молодой жены. Сама княгиня Марья не дождалась этого счастья, так хоть чужой радостью согреть на время, на мгновение озябшую одинокую душу.

Я свернул к берегу, сел на большой серый камень у самой воды. Светлая гладь озера представлялась волшебным зеркалом, в котором можно было разглядеть далекое прошлое Ростова. Пристально всматриваясь в него, я словно пытался увидеть князя-книжника Константина.

Любил князь этот город на берегу озера Неро: когда умирающий Всеволод предложил ему, старшему сыну, сесть на великое княжение во Владимире, отказался Константин от такой высокой чести, предпочел остаться в Ростове. После смерти Всеволода начался раздор между его сыновьями, приведший их к Липицкой битве. Выступили против Константина его брат Юрий, которому достался стольный град Владимир, и Ярослав, княживший в Переславле. Если верить летописцу, сам Константин в битве не участвовал, воинская доблесть его союзника – новгородского князя Мстислава Удалого – помогла ему выиграть эту битву. А сам Константин, по словам летописца, остановил своего коня и горько плакал, как «поидоша сынове на отца, а отцы на дети, брат на брата, рабы на господину, а господин на рабы». Подобно автору «Слова о полку Игореве» он мог догадываться, к чему приведет русских людей княжеская междоусобица.

Не хотел Константин садиться на великое княжение во Владимире, а пришлось, чтобы прекратить раздор между братьями, чтобы не лилась русская кровь под ударами русских мечей. Юрий и Ярослав повинились, великодушный Константин простил их. Целым обозом драгоценностей и книг откупился хитрый Ярослав – знал, чем угодить брату-книжнику.

Примерно в то же время при дворе Ярослава появилось «Моление Даниила Заточника» – милостника переславского князя. Не попало ли оно вместе с другими книгами в знаменитую библиотеку Константина? А до этого счастливой судьбой в ней оказалось только что написанное «Слово о полку Игореве», и находились эти бесценные произведения рядом, как рядом стоят они в истории древнерусской литературы?

А может, между ними еще более прочная связь? Два талантливых автора жили приблизительно в одно время, оба служили русским князьям. Не могли ли их пути перекреститься здесь, в Ростове, при дворе князя-книжника Константина?

Мало осталось о нем сведений, но я не мог не думать о Константине с симпатией. «Князь пекуйся день и нощь… о создании прекрасных божиих церквей и многы церквы воображая чюдными воображении святых икон, исполняя книгами и всякыми украшении», – с уважением и любовью отозвался о нем летописец.

И мне подумалось: князь-книжник, плачущий, наблюдая междоусобицу, ради единения русского народа прощающий врагов своих, не мог не заинтересоваться «Словом о полку Игореве», которое страстно призывало к единству.

Последний раз взглянув на Спасо-Яковлевский монастырь, который со временем мог бы стать не только памятником архитектуры, но и памятным литературным местом России, я направился к вокзалу. Прошел мимо Ростовского кремля, где когда-то находился Григорьевский затвор. Его близость к Ярославлю, где было обнаружено «Слово о полку Игореве», личность Епифания Премудрого, который, по мнению Анны Николаевны, мог иметь какое-то отношение к «Задонщине», – все говорило за то, что каким-то образом Ростов действительно связан со «Словом». Не зря я съездил в Ростов, а точнее – в Ростов Великий, поскольку великой и славной была его древняя история, одну из страниц которой, быть может, действительно украшала таинственная повесть о князе Игоре.

Все время, пока я ходил по Ростову, за мной неотступно следовал Кудлатый – мужчина в зеленой рубашке. «Наверное, сейчас проклинает и меня, и того, кто поручил слежку за мной», – злорадно подумал я и, убедившись, что теперь он уже не вернется к дому Анны Николаевны, направился к вокзалу.

На площадке напротив автобусных касс стояли два «икаруса» – один в Ярославль, другой в Москву. Я вспомнил, что подробности гибели древнего списка «Слова о полку Игореве» в Московском пожаре мы так и не выяснили. И мне в голову пришла неожиданная мысль: не съездить ли на «место происшествия» сейчас, благо автобус подвернулся? Заодно избавлюсь от «хвоста», который мне порядком надоел. Через четыре часа буду у моего школьного приятеля Марка Лапина, высплюсь по-человечески, а утром побываю в доме Мусина-Пушкина, где погиб список «Слова», и вечером электричкой вернусь в Ярославль.

Приняв это решение, я подошел к билетной кассе и громко, чтобы слышал Кудлатый, спросил, во сколько отправляется автобус до Ярославля. Когда кассирша ответила мне, я тихим голосом попросил у нее билет до Москвы. Кассирша взглянула на меня удивленно, но комментировать мою непоследовательность не стала.

С билетом в руке я направился к автобусу, следующему в Ярославль. Краем глаза увидел, как Кудлатый, покосившись в мою сторону, тоже подошел к кассе и о чем-то заговорил с мужчиной в сером костюме, который стоял в очереди следом за мной. Я пригляделся к этому человеку, и у меня возникло ощущение, что раньше я уже встречался с ним, но не мог вспомнить, где и при каких обстоятельствах.

Моему плану оставить Кудлатого «с носом» очень помогло то, что автобус на Москву уходил раньше, чем ярославский. Я подскочил к московскому автобусу перед самым закрытием двери. Когда она захлопнулась за мной, увидел через стекло, как Кудлатый бросился к нашему автобусу, но тут же остановился, убедившись, что опоздал, что в игре со слежкой, которую он затеял, я переиграл его.

На широком, плоском лице Кудлатого отразилась такая злоба, что я даже поежился. Кто знает, подумалось мне, может, в Ярославле он не ограничился бы только слежкой.

Свободные места были в конце салона, но когда я направился туда, какой-то мужчина остановил меня и показал на свободное место рядом с собой.

– Садитесь, садитесь, здесь свободно. Я слышал, вы тоже до Москвы? – доброжелательно произнес он.

Я посмотрел на него – и узнал человека, который брал билет следом за мной, потом с ним о чем-то говорил Кудлатый. Это насторожило меня, тем более, не покидало чувство, будто я где-то уже видел этого человека раньше. Но мужчина заговорил со мной таким безукоризненно вежливым тоном, что мне ничего не оставалось, как сесть рядом с ним.

– Вас можно поздравить? – с улыбкой спросил он.

– Поздравить? С чем?

– Вы очень удачно избавились от преследующего вас «хвоста».

Я растерялся еще больше:

– Откуда вы взяли, что за мной следили?

– Я это заметил в Спасо-Яковлевском монастыре – мужчина в зеленой рубашке буквально не спускал с вас глаз. Потом видел, как он шел за вами по всему городу, до самого вокзала. А когда вы отошли от кассы, он спросил меня, куда вы брали билет. Чем-то он мне сразу не понравился, и я принял грех на душу – сказал, что до Ярославля.

– Спасибо, – не нашел я других слов.

– Не за что, – ответил мужчина и добавил: – Если я разбираюсь в людях, этот тип – явный уголовник. На вашем месте я поостерегся бы еще раз встречаться с ним.

– Представления не имею, почему он вдруг начал ходить за мной, – слукавил я. – Похоже, просто ненормальный.

– И давно вы заметили, что он следит за вами?

– Еще утром, в Ярославле.

– А сами из Ростова?

– Нет, я живу в Ярославле.

– Вон как, – протянул мужчина. – Значит, вы оказались в Ростове тоже проездом?

– А вы откуда? – постарался я переменить разговор.

– Коренной москвич. Был у вас в Ярославле в командировке, а по пути домой решил посмотреть ростовские древности. До этого в ваших краях мне как-то не приходилось бывать…

Восхищение, с которым мужчина стал говорить о моем родном городе, расположило меня к нему, и так получилось, что я откровенно рассказал о тех обстоятельствах, которые заставили меня столь неожиданно отправиться в эту поездку.

В наше время воспитанные люди хорошо усвоили умение изображать из себя внимательных слушателей даже в том случае, когда хочется бежать от докучливого собеседника подальше. Мой сосед слушал меня с искренним, ненаигранным интересом, и я поведал ему весь ход нашего расследования по делу о «Слове о полку Игореве», все рассмотренные нами версии, гипотезы и предположения, все известные и еще не объяснимые факты.

Этот рассказ позволил мне привести все эти свидетельства в порядок, как бы выразилась Анна Николаевна, – разложить их по полочкам. Но я никак не ожидал, что здесь, в автобусе, на скорости около ста километров мои знания о «Слове» пополнятся новой интересной информацией.

– А известно ли вам, что история «Слова о полку Игореве» некоторым образом связана с историей основания Москвы? – выслушав, спросил меня попутчик. – Земли, где была основана Москва, принадлежали богатому ростовскому боярину Стефану Ивановичу Кучке. За непокорство Юрий Долгорукий его казнил, а детей отослал во Владимир. Летопись рассказывает, как Юрий Долгорукий «взыде на гору и обозрев с нее очима своими семо и овамо по обе стороны Москвы-реки и за Неглинкою, возлюбил села оные, и повелевает на месте том вскоре соделати мал древян град и прозва его званием реки Москва». А первое упоминание Москвы приходится на 1147 год, когда Юрий Долгорукий, возвращаясь из похода на Новгород, послал своему союзнику новгород-северскому князю Святославу приглашение: «Приди ко мне, брате, в Москов» – и дал гостю и его дружине «обед силен». Вот так переплетаются в истории вроде бы разрозненные факты, далекие друг от друга имена: в Москве «Слово о полку Игореве» было опубликовано и погибло, а впервые Москва была упомянута в связи со встречей Долгоруким отца князя Игоря.

Я согласился с попутчиком: сами по себе эти совпадения интересны, но тут же заметил, что тайну создания «Слова» они не приоткрывают.

– Кто знает, – многозначительно произнес мой сосед. – Основание Москвы трагически определило судьбу сына Юрия Долгорукого – Андрея Боголюбского. Организаторами заговора в 1174 году стали родственники убитого Долгоруким боярина Стефана Кучки. Чем вы объясните, что летописный рассказ о походе князя Игоря по объему уступает только рассказу об убийстве заговорщиками Андрея Боголюбского?

– Вряд ли этому можно найти какое-то объяснение, – осторожно ответил я.

– Обычно автор сообщает о том или ином событии подробно, с деталями, в том случае, когда он его очевидец.

– Вы хотите сказать, летописные свидетельства о походе князя Игоря и об убийстве Андрея Боголюбского принадлежат одному автору и он находился возле этих событий? Кто же это мог быть?

– Родом из Черниговского княжества – некий Кузьмище Киянин. Как летописца его привлекали к великокняжеским дворам Киева и Владимира, возможно, он был одним из авторов Ипатьевской летописи. А во время убийства Андрея при княжеском дворце жил некто Кузьма Киевлянин – так называет его летописец. Именно он нашел тело князя за дворцом, прикрыл его дерюгой и отнес к собору, чтобы отпеть убиенного князя. Вот я и предполагаю, что речь идет об одном и том же лице. В 1174 году он был на месте убийства Андрея Боголюбского, знал всех участников заговора и потому так подробно написал о нем. Он же спустя чуть больше десяти лет услышал о походе князя Игоря и так же обстоятельно изложил его в летописи. Потому-то эти летописные повествования и занимают больше места, чем остальные.

– Но ведь летописный рассказ о походе Игоря и «Слово о полку Игореве» – разные по жанру произведения!

– Ну и что из того? Знакомясь с ними, трудно избавиться от ощущения, что они написаны одним и тем же автором: одинаково отношение к событиям, к князю Игорю, много похожих словесных оборотов…

«Ипатьевскую летопись обнаружили в Костроме, “Слово о полку Игореве” – в Ярославле, то есть совсем рядом, – подумал я. – Может, в этой близости двух находок и в определенной схожести текстов действительно кроется разгадка авторства “Слова о полку Игореве”?»

Я спросил попутчика, не историк ли он по образованию.

– Нет, работаю инженером в строительном управлении. Просто люблю Москву, увлекаюсь русской историей. А «Слово о полку Игореве» – наша национальная гордость, его нельзя не знать и не любить…

Эти простые, но от всего сердца сказанные слова заставили меня иначе, более серьезно посмотреть на затеянное нами расследование судьбы древнего списка.

Когда автобус уже подъезжал к Москве, попутчик поинтересовался, не намерен ли я для полноты расследования посетить дом Мусина-Пушкина, в котором погиб список «Слова о полку Игореве».

– За этим я и еду в Москву.

Мужчина кивнул, видимо, именно такого ответа и ожидая.

– Я так и решил, без посещения этого дома в вашем расследовании будет не хватать очень важного звена. Сейчас в нем находится инженерно-строительный институт, который ваш покорный слуга закончил в свое время. Тогда там произошла одна любопытная история. Правда, я не знаю ее в деталях, но суть такова: кто-то принес в институт старинный план дома, и с его помощью обнаружили потайную комнату, о существовании которой никто не знал. Если эта история вас всерьез заинтересовала и хотите узнать все подробности, обратитесь к Вере Лукьяновне Акимушкиной. Она уже в возрасте, но, как я недавно слышал, все еще работает в институтском архиве. Заодно передайте привет от Дмитрия Рыженкова. Когда-то мы вместе с ней устраивали в нашем институте литературные вечера. Женщина очень приветливая и отзывчивая, если найдете ее, расскажет историю с потайной комнатой подробно, со всеми деталями.

Я горячо поблагодарил попутчика за неожиданную информацию и тут же, в автобусе, записал его фамилию и фамилию женщины, с которой он посоветовал увидеться.

– А ведь мы с вами не первый раз встречаемся, – вдруг заметил мужчина. – Я был в Ярославском музее в тот самый день, когда вы находились там вместе с краеведом Пташниковым. Кто он такой, мне сказала смотрительница. Славный старик. Мы с ним потом разговорились, я даже сфотографировал его на память, так он понравился мне своей влюбленностью в «Слово».

– Так это были вы?! – воскликнул я, обрадовавшись, что рассеялась загадка, так долго мучившая меня. В чем только я не подозревал этого симпатичного человека!

Уже на автовокзале, прощаясь, он вернулся к тому, с чего началось наше кратковременное знакомство:

– У меня не выходит из головы парень, следивший за вами в Ростове. Если вы действительно не ведаете, кто он такой, вот примета, по которой его можно узнать: на правой руке татуировка в виде кинжала, рукоятку которого обвивает змея с вытянутым жалом; на лезвии столбиком написано «Кобра». Но лучше, повторяю, вам вовсе не встречаться – такой на любое преступление пойдет.

– Наверное, он с кем-то меня спутал, – как можно беззаботнее сказал я. – Вряд ли я еще когда-нибудь увижусь с ним.

– Дай бог, – пожимая на прощание руку, проговорил попутчик, но в его голосе я уловил сомнение.

Бывает, преследуют неудачи, но в этот день меня буквально преследовало везение: сначала неожиданные «ростовские» версии Анны Николаевны, затем интересный разговор со случайным попутчиком, также дополнивший мое представление об истории «Слова о полку Игореве».

Но всю дорогу до Москвы меня не оставляло беспокойство, застану ли я Марка дома, не придется ли ночевать где-нибудь на вокзале?

Здесь, вероятно, самое время объясниться с теми, кто не читал повестей «Секрет опричника» и «Преступление в Слободе», где мой приятель Марк Лапин был одним из главных действующих лиц.

Закончив юридический институт, он работал в отделе Министерства внутренних дел, занимающимся поиском кладов, которые представляют собой государственную ценность. После долгого перерыва я встретился с ним, когда он разыскивал новгородские сокровища, вывезенные Иваном Грозным из разграбленного Новгорода и украденные потом иноземным опричником Гансом Бэром. Там же, в Александрове, Марк познакомился с Окладиным и Пташниковым, потом это знакомство продолжилось в ходе затеянного нами следствия по делу об убийстве Грозным царевича Ивана, о чем я написал в повести «Преступление в Слободе».

Таким образом, мое желание привлечь к новому расследованию Марка не было случайным – как криминалист, он уже сотрудничал с нами при проведении предыдущих исторических расследований. Но сможет ли он хоть чем-нибудь помочь на этот раз? Ведь речь шла не об убийстве, не о похищении, а всего лишь о судьбе древнего списка «Слова», погибшего в огне Московского пожара в 1812 году. Заинтересует ли его это дело? Возможно ли в нем участие криминалиста?

Но больше всего меня волновало сейчас, не уехал ли он в очередную командировку, что при его беспокойной службе, заставлявшей мотаться по всей стране, было бы неудивительно.

Однако везение по-прежнему сопутствовало мне – когда с автовокзала я позвонил Марку, он оказался дома. И еще через час я уже сидел у него на кухне, где он усиленно потчевал меня содержимым своего холодильника, а я рассказывал о тех странных обстоятельствах, которые предшествовали расследованию истории древнего списка «Слова о полку Игореве»: о визите девушки-курьера, о содержании переданного ею письма и о моем решении откликнуться на сделанное мне предложение.

Здесь я прервал себя и спросил Марка, что он обо всем этом думает.

– Надеюсь, ты взял с собой письмо Старика?

– Нет. Я ведь даже не предполагал сегодня утром, что приеду к тебе. Так уж ситуация сложилась. Но я могу повторить его почти дословно.

– В данном случае меня больше интересует не содержание письма, а почерк, которым оно написано.

– Почерк? – недоуменно переспросил я. – Неужели ты всерьез веришь в графологию?

– А почему бы и нет? Если характер человека можно узнать по поступкам, почему же нельзя хотя бы приблизительно выяснить его по почерку, который у каждого человека резко индивидуален? В Москве у меня есть один знакомый графолог. Я уже не раз обращался к нему за помощью, когда получал письма о каких-либо сокровищах.

– Ну, и каковы результаты?

– Не было еще случая, чтобы данная им на основании изучения почерка характеристика личности неизвестного ему человека не соответствовала действительности. Было бы интересно показать ему письмо твоего Старика.

– А что конкретно ты хотел бы выяснить?

– Во-первых, на самом ли деле его писал пожилой человек. А во-вторых, не страдает ли он какой-нибудь психической болезнью, которая и заставила его обратиться к тебе с этим странным предложением, – расследовать судьбу списка, найденного двести лет назад.

– Ну, знаешь! – возмутился я. – Если бы мне написал человек, у которого не все дома, я бы и сам об этом догадался, без помощи твоего графолога. Ни почерк, ни стиль письма, ни грамотность – ничего не говорит, что его написал ненормальный. Да и девушка не из тех, которая стала бы исполнять роль курьера при человеке, страдающим психической болезнью. Это исключено!

Марк посмотрел на меня иронически:

– Похоже, девушка произвела на тебя даже более сильное впечатление, чем само письмо. Она симпатичная?

– Как сказал мой сосед Юрий – именно на таких женятся, – уклончиво ответил я, подумав про себя, что красота бывает разная, а у Наташи была такая, которую нельзя не заметить, забыть. Но говорить об этом Марку я не стал. Пожалуй, он бы решил, что я влюбился с первого взгляда, а потому потерял голову и моим оценкам – грош цена.

Хотя я не выразил эту мысль вслух, но по лицу Марка было ясно, что он догадался, о чем я умолчал.

– Ладно, согласимся с тем, что автор письма – абсолютно нормальный человек. Но как ты объяснишь его предложение провести следствие по делу об исчезнувшем списке «Слова о полку Игореве»? Зачем оно ему потребовалось? Почему он сам не взялся за него, если уж так интересуется историей «Слова»?

– Эти вопросы я хотел задать тебе.

– Пока ты сообщил слишком мало данных, чтобы сделать хоть какие-нибудь предположения. Сам не догадываешься, каким образом Старик узнал, что в основу твоих повестей положены реальные события и в них выведены реальные люди?

– Об этом ему мог рассказать Окладин или Пташников. Но это – только предположение, с уверенностью я не могу заявить, что его проинформировал кто-то из них.

– А как ты объяснишь наличие у Старика старинной акварели, место которой в музее?

– Она могла достаться ему по наследству. Или попала к нему случайно.

– А почему не предположить, что он просто похитил ее из какой-нибудь коллекции, потому и скрывает от тебя свою фамилию?

– Я в это не верю.

– Только потому, что тебе понравилась девушка, которая принесла акварель?

На этот выпад я не ответил и рассказал Марку все, что узнал об акварели от Лидии Сергеевны Строевой: о посещении музея человеком, намеревавшимся подарить акварель, о подтверждении ее подлинности специалистами и о лишнем окне, которого нет на гравюре, срисованной с этой самой акварели.

По тому, как внимательно слушал меня Марк, я понял: эта история все больше увлекает его и вызывает уже профессиональный интерес человека, по долгу службы занимающегося распутыванием загадок, связанных с поиском исчезнувших сокровищ. А когда я сообщил о трупе, обнаруженном в усадьбе Мусиных-Пушкиных перед затоплением котлована водохранилища, и архивных документах, касающихся этого загадочного убийства, Марк от удивления покачал головой:

– Тебе можно только позавидовать – нежданно-негаданно такой занимательный материал в руки попал! Тайник, убийство, бегство преступников, анонимное письмо, которое приносит прекрасная незнакомка. И ничего придумывать не надо, садись за стол, записывай все по порядку – и детектив готов!

– Ты еще не все знаешь, на этом детектив не кончился и неизвестно, чем завершится…

И я рассказал Марку о визите человека, назвавшегося Золиным, о слежке, замеченной мною в Ростове.

– У меня нет сомнений, что Золин – тот самый человек, о котором сообщила Наташа во время нашей второй встречи.

– Ты не говорил, что встречался с ней еще раз. Как тебе удалось ее отыскать?

Мне ничего не оставалась, как признаться Марку, каким необычным образом я смог найти девушку: без адреса и фамилии, в таком большом городе.

– Этот портрет, который сделал твой сосед-художник, при тебе?

Когда я показал рисунок, хранящийся в записной книжке, Марк убежденно произнес:

– Если портрет действительно похож на оригинал, то сосед совершенно прав: именно на таких девушках женятся. Так что она тебе говорила о Золине?

– По ее словам, он чем-то угрожает Старику. После того как Золин побывал в редакции молодежной газеты и у меня, он заходил в музей, где ему рассказали о поступлении акварели с видом усадьбы Мусина-Пушкина. Это вывело его из себя. А еще раньше из моей статьи он узнал, что у краеведа оказалось первое издание «Слова о полку Игореве». И акварель, и книга – из собрания Старика, которое, судя по всему, Золин мечтает каким-то образом заполучить. Чтобы выяснить, кто такой краевед, он и нанял человека, следившего за мной в Ростове.

Марк забарабанил пальцами по кухонному столу.

– Что-то мне такое логическое построение кажется слишком замысловатым. Все рассказал, ничего не забыл?

Я напряг память – и вспомнил о предположении Лидии Сергеевны, что Старик и уголовник Самойлин – одно лицо. Неохотно сообщил об этом Марку.

– Предположение неожиданное, но вполне возможное. Ты о нем никому не говорил?

Я замялся.

– Прямо, открытым текстом, – нет. Но предупредил Наташу, что ее знакомый может оказаться совсем не тем человеком, за которого себя выдает.

– И как она на это прореагировала?

– Повесила трубку.

– Та-ак, – протянул Марк. – Интересная складывается ситуация. Когда ты с ней разговаривал?

– Позавчера.

– А на другой день за тобой начали следить. Ты не находишь это совпадение подозрительным?

– Что ты нашел тут подозрительного? – спросил я, уже догадываясь, к чему клонит Марк.

– Твоя знакомая вполне могла сообщить Старику, что ты его в чем-то подозреваешь. Вот он и устроил слежку за тобой, а Золин здесь вовсе ни при чем.

Я хмуро признался:

– Мне такая мысль тоже в голову приходила, но вряд ли Старик причастен к слежке за мной. Зачем ему это?

– Мы не знаем, кто такой Старик, поэтому предполагать можно всякое, – рассудил Марк. – В любом случае ты, видимо, кому-то крепко наступил на мозоль, если за тобой так настойчиво следили сегодня, даже в Ростов поехали. Интересно, какой шаг они предпримут теперь, когда слежка ничего не дала? Не думал об этом?

Я молча пожал плечами. Марк посмотрел на меня с сочувствием.

– Наверное, теперь сам раскаиваешься, что ввязался в это дело? Все может закончиться самым неожиданным образом, и в первую очередь – для тебя. Не думаешь на попятную пойти?

– С какой стати?! История списка «Слова о полку Игореве» достойна того, чтобы ей заняться всерьез. Отступать я не намерен. Осталось выяснить, при каких обстоятельствах список погиб здесь, в Москве. Ты мне в этом не поможешь? – спросил я Марка, мало надеясь, что получу утвердительный ответ.

Но тут я ошибся.

– Пожалуй, я действительно могу тебе помочь.

– Каким образом?

– Совсем недавно я занимался загадкой Семлевского озера, где, по некоторым сведениям, Наполеон затопил вывезенные из Москвы сокровища. Расследуя эту загадку, я перечитал все, что касалось Московского пожара.