Текст книги "Дирижерский портрет Валентины Ивановны Тарасовой (Богомоловой)"

Борис Андреевич Тарасов
Дирижерский портрет Валентины Ивановны Тарасовой (Богомоловой)

© Тарасов Б. А., 2018

© «Пробел -2000», 2018

Вступление

Несомненно, раннее влечение к определенному виду деятельности является признаком, в значительной степени определяющим положительные результаты для интуитивно выбранного пути. Самое раннее, по крайней мере известное нам, свидетельство тяги к дирижированию Валентины Ивановны обнаруживается в 13 лет, когда она, запершись в чулане, «дирижировала» 1-м концертом для фортепиано с оркестром П. Чайковского под звучание записи на пластинке, привезенной мамой из Москвы. В этом случае, конечно же, еще не может идти речь и о стремлении повлиять на звучание оркестра, просто полудетское восприятие музыки «купается» в роскоши оркестровой звучности (в записи было представлено исполнение В. Клиберна и оркестра под управлением К. Кондрашина), бессознательно стремясь к пока еще недоступной мечте.

Большое значение приобрело обучение на баяне (в ДМШ и в музыкальном училище), которое необходимо было выбрать исходя из материальных возможностей родителей. В данном случае баян почти подобен фортепиано, на нем также возможен слуховой охват всей фактуры, в отличие от «линейного» слышания, например, домриста.

Я опускаю период обучения дирижированию в училище, о котором известно крайне мало. Например, то, что педагогом был дирижер-хоровик, которая посоветовала Вале при поступлении в институт им. Гнесиных такой прием снятия в конце произведения, от которого вся приемная комиссия еще долго смеялась.

Надо сказать, что в Гнесинском институте Валентине повезло с педагогами по дирижированию. Оба они были (пусть даже в недалеком своем прошлом) действующими симфоническими дирижерами. Первый из них, профессор, кандидат искусствоведения, Сергей Петрович Горчаков 13 лет проработал в симфоническом оркестре на Всесоюзном радио (не в БСО). Он был из первого выпуска дирижеров Московской консерватории и учился у профессора К. Сараджева. Второй – и.о. профессора Сергей Зосимович Трубачев, заслуженный деятель искусств Карельской АССР, окончивший ГМПИ им. Гнесиных как теоретик, и Московскую консерваторию как симфонический дирижер по классу А. Гаука.

Оба эти музыканта отличались широтой своих интересов и устремлений. Так, Сергей Петрович Горчаков известен своими переводами с французского знаменитого «Трактата об инструментовке» Г. Берлиоза, и с немецкого – примечаний Р. Штрауса к этому «Трактату».

Кроме того, он автор многочисленных инструментовок для симфонического оркестра, среди которых наибольшую известность получили изданные «Картинки с выставки» М. Мусоргского и «Чакона» И. С. Баха, написанная, как известно, для скрипки соло.

Но на этом не заканчивается многогранность личности музыканта. Он еще является выдающимся специалистом в области инструментовки для духового оркестра (Сергей Петрович до поступления в консерваторию был кларнетистом), защитившим кандидатскую диссертацию по проблемам преподавания инструментовки для духового оркестра (издана как учебное пособие в 1962 г.). Кстати, до работы в институте им. Гнесиных он в течение ряда лет преподавал инструментовку на военном факультете Московской консерватории.

К величайшему сожалению, Сергей Петрович скончался в 1976 г., когда Валентина училась на втором (или третьем) курсе, и она попала в класс Сергея Зосимовича Трубачева. В это время он заведовал кафедрой дирижирования на факультете русских народных инструментов. Однако ровно через год после окончания Валентиной института он резко меняет свою жизнь, переехав в Сергиев Посад. Дело в том, что Сергей Зосимович Трубачев был сыном священника и зятем П. Флоренского. Как выяснилось позднее, оказывается, он был выдающимся церковным композитором (опубликовано три увесистых тома его сочинений и переложений), что было тайной для всего коллектива института им. Гнесиных. Таким образом, Валентина стала одной из самых последних учениц Сергея Зосимовича. Однако перед своим уходом он сделал попытку обеспечить Валентине достойное будущее. С этой целью он, находясь на государственном экзамене в качестве председателя государственной комиссии в Свердловской консерватории в 1979 г. (в год выпуска Валентины, договорился с профессором М.И. Паверманом о том, чтобы тот принял Валентину на следующий год (1980 г.) в свой класс на симфоническое дирижирование. Здесь надо пояснить, что выпускник имел право, проработав год по распределению в ВУЗ, подать заявку в министерство на продолжение обучения в аспирантуре либо, как в данном случае, сменить профиль. Но судьба распорядилась иначе. В связи с переездом в Красноярск пришлось переделать целевое место на заявку в аспирантуру Новосибирской консерватории, в которую В.И. поступила в 1980 г. и окончила с отличием по классу профессора В.П. Гусева в 1983 г.

Эти действия С. З. Трубачева свидетельствуют об одном – он видел в ней только будущего симфонического дирижера, кем Валентина и стала, правда, с опозданием в 18 лет, но об этом позже.

Кстати сказать, обязательные в учебном процессе партитуры для народного оркестра часто давались и С. П. Горчаковым, и С. З. Трубачевым только за один или два урока перед экзаменами, поскольку оба профессора основывались на сугубо симфоническом, а точнее, оперно-симфоническом репертуаре. Из рассказов Валентины Ивановны в памяти осталось совсем немногое. Например, вторая часть из 1-ой симфонии В. Калинникова, скерцо из 5-й симфонии С. Прокофьева, сцена письма Татьяны из «Евгения Онегина» П. Чайковского, первая часть 1-й симфонии Д. Шостаковича.

Но вот окончен институт. На предварительном распределении на работу Валентине было предложено место преподавателя дирижирования в год назад открывшийся Красноярский государственный институт искусств. Сама Валентина Ивановна рассказывала как она, окрыленная такой перспективой, организовала вечером в общежитии маленькую пирушку в честь такого знаменательного события. Но, явившись на следующий же день на распределение, она узнала, что Красноярск отменяется, и ей было предложено место преподавателя дирижирования в Алтайском государственном институте культуры, расположенном в Барнауле. Делать нечего, пришлось согласиться.

Я пишу об этом специально, чтобы показать как судьба иногда играет людьми. Дело происходило в 1979 г. Я в это время работал в Барнаульском музыкальном училище. Заехав однажды в институт культуры, я узнал, что здесь работает преподаватель, окончивший Гнесинский институт. Познакомились, тем более что мы были едва ли не единственными гнесинцами в городе.

Вскоре представился случай увидеть Валентину в деле. Местный дирижер Евгений Борисов руководил в то время оркестром баянистов, ему предстояло выступить на каком-то важном городском мероприятии с увертюрой А. Петрова к кинофильму «Укрощение огня», как вдруг ему срочно понадобилась врачебная помощь, и его положили в больницу. Е. Борисов предложил Валентине спасти ситуацию. Она согласилась. Не помню даже, планировались ли репетиции, возможно одна, в день концерта. Тем не менее Валентина с честью вышла из довольно сложного положения, а я во время ее выступления почувствовал себя Александром Порфирьевичем Бородиным, который понял, что он влюбился в свою будущую жену Екатерину, как только узнал о наличии у нее абсолютного слуха.

Между двумя народными артистами

Еще с осени 1979 г. я затеял переезд в Красноярск, туда меня звал Владимир Александрович Аверин, знакомый мне по совместной работе в Астраханской государственной консерватории. Летом 1980 г. мы зарегистрировали наш брак и в конце августа переехали в Красноярск. И тут-то и выяснилось, что, оказывается, распределение Валентины в Красноярский институт «перебил» влиятельный заведующий кафедрой Горьковской (ныне Нижегородской) государственной консерватории Ю. Бардин в пользу своего сына Анатолия Бардина, который планировался на место руководителя оркестра. Когда мы переехали, А. Бардин служил в армии. В следующем учебном году (1981–1982 гг.) вернулся А. Бардин и начал работать с оркестром, но что-то у него не заладилось на концерте, коллектив настолько разошелся, что пришлось остановить оркестр и продолжить исполнение. Вообще-то я о таком случае даже не слышал, хотя, конечно же, всякое бывало. В результате кафедра решила, что руководить оркестром будет Валентина Ивановна, что она и делала вплоть до 1992 г., сделав лишь годичный перерыв для рождения нашей дочери. Таким образом, не зря однокурсники Валентины Ивановны пили в 1979 г. за ее распределение в Красноярск.

А. Бардину представилась через несколько лет вторичная возможность выступить с оркестром, создав программу под названием «Вечер вальса», но на обсуждении кафедра разделилась, что дало повод дирижеру В. Блинову заметить: «Товарищи, что мы здесь обсуждаем? Одни говорят, что стакан был наполовину полон, другие – что он был наполовину пуст». Но у Валентины Ивановны стакан был всегда полон, что, хотя и сквозь зубы, признавали даже ее недоброжелатели.

Как известно, позднее, уже после нашего отъезда из Красноярска, А. Ю. Бардин возглавил Красноярский русский филармонический оркестр. К сожалению, он довольно рано ушел из жизни, будучи народным артистом России и профессором. Оркестр назван его именем. О дирижировании его я писать не могу, поскольку видел его за пультом всего два раза, да и не мое это дело. Слышал только, что в его оркестре с дисциплиной было все в порядке. Не следует думать, что у нас с А. Бардиным были какие-либо трения. Как раз наоборот, на протяжении всех 12 лет наши отношения были всегда доброжелательными и дружескими.

Заканчивая описание красноярского периода, хочу подчеркнуть, что дирижерская деятельность именно Валентины Ивановны связана с становлением оркестра русских народных инструментов Красноярского института искусств, что упорно игнорируется довольно многочисленными изданиями по истории института. Например, пишется, что в разное время оркестром руководили, и далее следует список дирижеров, которые в силу каких-либо причин вставали к пульту. Это А. Лубенников, В. Блинов, В. Тарасова, А. Бардин. Хочется спросить, а почему в этот список не вошел В. Гусев, который в 1984 г. дирижировал Третьим концертом для баяна А. Репникова (солист С. Найко)?

Валентина Ивановна руководила этим оркестром полных 10 лет, и именно ее следует считать создателем этого оркестра, а не А. Лубенникова, который на самом деле первым продирижировал кучкой оркестрантов, скорее ансамблем, чем оркестром, потому что на двух курсах еще было мало студентов. Неужели так трудно понять одну простую истину, что руководитель оркестра может быть только один? Впрочем, если эта простая истина непонятна, тогда остается признать, что непризнание Валентины Ивановны как создателя и руководителя оркестра является проявлением мужского шовинизма по отношению к так называемому женскому дирижированию. И в связи с этим хочу заявить, что не бывает женского или мужского дирижирования, бывает присутствие таланта или его отсутствие.

В 1992 г. мы решили переехать в Подмосковье, а именно в Ногинск. Сильно помог в этом виолончелист Михаил Курицкий, который нашел обмен и для своей семьи, и для нашей. Мы заручились договоренностью с директором Электростальского музыкального училища о работе[1]1
  Для тех, кто не знает: города Ногинск и Электросталь находятся рядом друг с другом. Расстояние между ними составляет девять минут езды на электричке.


[Закрыть].

Переезд был вызван необходимостью обеспечить музыкальное будущее дочери Жени, которая с 6 лет начала сочинять музыку, к 8 годам уже начинавшую подавать все признаки недетскости. К тому же именно тогда в Красноярск приехала представительница фонда «Новые имена», которая отбирала на предмет причастности к фонду талантливых детей. При отборе Женя прошла первым номером.

Не забуду прощание с Толей Бардиным. Обнялись, поцеловались, после чего он взволнованно заговорил: «Не понимаю вас. Ты, например, в 50 лет готов свернуть свою карьеру на середине пути». Это он намекнул на то, что мы с Валентиной к этому времени были уже доцентами. Я тогда ничего ему ответить не мог, а теперь могу ответить. Это смотря как понимать карьеру. Время показало, что мы все трое только выиграли от переезда. Валентина Ивановна стала настоящим симфоническим дирижером, я стал, можно сказать, постоянным сотрудником журнала «Народник», в котором напечатал 28 статей, четыре года работал оркестровщиком в НАОНИР им. Осипова и т. д.

При обмене квартиры семь (!) раз все висело на таком тоненьком волоске, что об этом не хочется даже вспоминать. Оставалось только ожидание чуда. И оно произошло. Мы отнесли этот факт к везучести нашей дочери. Впоследствии она как пианистка закончила Электростальское музыкальное училище, Академию музыки им. Гнесиных по классу В. М. Троппа, затем у него же аспирантуру. Работая в начале ассистентом профессора, она вскоре получила и свой класс, и свои первые выпуски. Лауреат 1-й премии конкурса им. В. Мержанова (Болгария) и обладатель Гран-при на конкурсе «Don Vincenzo Vitti» в Костеллана Гротте (Италия).

Но возвращаюсь к Валентине Ивановне. Так уж получилось, что мы, можно сказать, переехали с корабля на бал, поскольку именно в 1992 г. училище отмечало свой 20-летний юбилей. Директор Роман Натанович Шмуленсон (светлая ему память) сразу же задействовал нас на этом мероприятии (этот юбилей, кстати, сохранился на видеокассете, которую я позднее оцифровал). Так, мне он поручил оркестровать для народного оркестра одну из своих песен, которой сам же и дирижировал на юбилее, Женя сыграла две из своих пьес, а с Валентиной Ивановной дело оказалось посложнее.

Симфоническим оркестром руководил народный артист РСФСР, профессор Иосиф Юрьевич Айзикович. Шмуленсон решил блеснуть на юбилее исполнением первой части Второго концерта С. Рахманинова одним из выпускников, но Иосиф Юрьевич отказался под тем предлогом, что он никогда не дирижировал эту музыку. Согласитесь, довольно странное заявление для дирижера с такими регалиями. И тогда директор предложил продирижировать Валентине Ивановне. Она согласилась, хотя не только не дирижировала этот концерт, но и к симфоническому оркестру должна была подойти впервые в жизни. Тем не менее она не только вполне прилично провела этот рахманиновский шедевр, но и даже ловко «ловила» иногда вдруг убегающего солиста.

Но самое интересное началось после выступления. Оркестранты обступили ее, и тут посыпались комплименты: «Да откуда вы такая взялись?.. Такой ясный жест… так все понятно… с вами так легко играть… Вот бы вас в наш театр». Тут же выяснилось, что, оказывается, оркестр в большинстве своем состоял из музыкантов оперного театра им. К. Станиславского и В. Немировича-Данченко, дополненный несколькими училищными преподавателями. Такую практику придумал И. Ю. Айзикович, чтобы «гарантировать» качество на выступлениях оркестра. При этом учащиеся что-то, конечно же, репетировали, но перед концертом руководитель частенько всех «отпускал» в зал, а кардинально обновленный оркестр играл все с одной, максимум двумя репетициями.

Так прошло еще пять лет. Наступил 1997–1998 учебный год, который отмечен значительными сдвигами в жизни училища. Во-первых, эмигрировал в США Роман Натанович Шмуленсон, во-вторых, его место занял новый директор Олег Николаевич Гапонов, в-третьих, училище получило имя А. Н. Скрябина, в-четвертых, учебный год начался с подготовки к 25-летнему юбилею училища.

Встал вопрос о том, как быть с симфоническим оркестром. Дело в том, что еще с лета И. Ю. Айзиковича положили в больницу. Все в училище знали, что у него обнаружили рак, только он один не знал об этом. Это и стало заботой нового директора. Он предложил Валентине Ивановне принять временное руководство, репетируя то, что предложит Иосиф Юрьевич. А тот предложил два номера из «Травиаты» Дж. Верди – вступление к опере и антракт к 3– му действию. Валентина Ивановна заявила, что эта программа для юбилея не подходит, так как антракт к 3-му действию есть музыка смерти Виолетты. Олег Николаевич опять идет к Иосифу Юрьевичу в больницу, тот настаивает на том, чтобы Валентина Ивановна репетировала, а он скоро выпишется из больницы и начнет работать. Тогда Валентина Ивановна предлагает свою программу: прелюдию для оркестра А. Скрябина «Мечты» (надо же как-то оправдать имя, данное училищу) и Интродукцию к опере П. Чайковского «Опричник». Иосиф Юрьевич возражает, говоря, что оркестр Чайковского не сыграет, и опять настаивает на своей программе. В конце концов О. Н. Гапонову надоело быть курьером между ними, и он придумал «гениальный» выход из создавшегося тупика. Он вызвал к себе председателя месткома и поручил ему составить документ, из которого было бы ясно, что местком запрещает Иосифу Юрьевичу выходить на работу вплоть до его полного выздоровления.

Иосиф Юрьевич Айзикович скончался 11 октября 1997 г. Славный был старик. Светлая ему память. В его характере было что-то детское. Он появлялся в первую неделю нового учебного года и всех спрашивал, что бы ему такое поиграть, в смысле подирижировать. После этого начинались поиски партитур в московских библиотеках, но обязательно с голосами. Что находилось, то и шло в программу, независимо ни от чего. Например, попадались ему ноты финала 4-ой симфонии П. Чайковского – он играл финал. По всей видимости, таково же было и происхождение двух номеров из «Травиаты».

На юбилее была отмечена кончина дирижера минутой молчания, а зазвучавшие вслед за этим «Мечты» А. Скрябина точно попали в настроение скорби по ушедшему музыканту. И вопреки его предсказанию оркестр вполне справился с Интродукцией к «Опричнику» П. Чайковского.

Что играть?

Почему я начинаю с этого вопроса? Во-первых, потому что что играть всегда предшествует тому, как играть. Во-вторых, это соображение становится особенно актуальным для учебных оркестров, которыми Валентина Ивановна руководила в общей сложности 25 лет.

Представляется уместным процитировать здесь фрагмент статьи доктора искусствоведения, профессора Астраханской государственной консерватории Людмилы Павловны Казанцевой (в то время она работала в Красноярском институте искусств): «Студенческий исполнительский коллектив… Известно, что работа с ним таит немалые трудности. Неизбежная текучесть состава, незавершенность профессиональной подготовки музыкантов, да и вообще само функционирование в качестве учебной базы требует от тех, кто становится во главе подобных коллективов, своего рода подвижничества, без которого вряд ли можно достичь высоких творческих результатов» («Советская музыка». 1988 г. № 12. с. 122).

В Красноярском институте искусств, где Валентина Ивановна руководила институтским русским народным оркестром, она с самого начала установила высокую репертуарную планку. Программы ее концертов содержали только русскую и зарубежную классику, не опускаясь, например, до «Коробейников» Дителя. Исполнялись также некоторые сочинения, входящие в золотой фонд музыки, написанной для русского народного оркестра, как, например, «Русская фантазия» А. Глазунова, «Праздничная увертюра» С. Василенко, «Улица широкая» А. Пащенко и др., но таких сочинений было немного.

Это дало повод одному из студентов сказать своему педагогу по специальности, который передал Валентине Ивановне следующие его слова: «Валентина Ивановна хочет дирижировать симфоническим оркестром, а за неимением его дирижирует произведениями, написанными для симфонического оркестра». Это полуправда, которая, как известно, хуже всякой лжи. Бедный студент, по всей вероятности, не заметил, что почти половину разучиваемых произведений составляли оркестровки фортепианных пьес. Приведу два примера.

Первый содержится в программе, которую Валентина Ивановна исполняла буквально перед переездом в Подмосковье, а именно, 18 мая 1992 г. Среди семи произведений три являлись оркестровками. Это – А. Дворжак «Думка», А. Глазунов «Ноктюрн» и Й. Сук «Томления».

Во втором случае в программе, записанной в фонд Новосибирского радио, оркестровки составляли четыре из десяти партитур. Это музыка С. Рахманинова: «Юмореска», две прелюдии (g-moll и Ges-dur) и «Светлый праздник», написанный для фортепиано в четыре руки.

Для упомянутого студента, по-видимому, классическая фортепианная и симфоническая музыка были синонимами, что, впрочем, вполне типично для среднего народника. А о симфоническом оркестре в то время Валентина Ивановна даже и не мечтала, перед нею сидел вполне реальный русский народный оркестр, и надо было обеспечивать для него вполне реальное достойное существование.

Цитирую Л. Казанцеву дальше: «В его (оркестре. – Б.Т.) репертуаре явственно прослеживается тщательный художественный отбор произведений. В.Тарасова избегает разучивания эффектных, "проходных" подражательно-фольклорных пьес и стремится пропагандировать лучшие образцы русской классики, органично согласующиеся со звуковой спецификой оркестра».

Учитывая прошедшее с тех пор (с 1988 г.) время, я бы только несколько уточнил данное высказывание. Ставка делалась не на вершинные достижения классики (не только русской) и не только на популярную музыку, что называется, «навязшую в ушах», а на малоизвестную или вообще не знакомую слушателю, но такую, чтобы она была, по крайней мере, понятной для него с первого прослушивания. Исключения составляли произведения для солистов (вокалистов или инструменталистов), которые как раз должны быть более или менее популярны. Читатель заметит это, проанализировав репертуарный перечень, который будет дан в приложении.

Впрочем, иногда нам удавалось самим «создавать» хиты. Так, например, случилось с пьесой под названием «Картули»[2]2
  Картли – центральная часть Грузии.


[Закрыть], грузинского композитора Отара Гордели, ноты которого я обнаружил в нотной библиотеке Махачкалинского музыкального училища. Там мне выдали под паспорт партитуру, чтобы я ее скопировал. Найти, как мы сейчас бы сказали, ксерокс мне не удалось, но очень хотелось иметь эту партитуру. Тогда я пошел, можно сказать, на маленькое преступление, и, выманив у библиотекаря под благовидным предлогом паспорт, мы улетели в Красноярск. Там я переснял ноты и выслал их почтой в Махачкалу знакомому педагогу училища. Дело в том, что эта партитура была издана Грузинским музфондом, так что найти ее можно было только на Кавказе.

Но пьеса того стоила. Валентина Ивановна ее играла довольно часто и в народном оркестре, и в симфоническом. Читатель может поверить в это, услышав ее в фильме, который размещен в звуковом приложении.

Другой хит был «создан» из малоизвестной слушателю «Пляски скоморохов» из музыки П. Чайковского к весенней сказке Н. Островского «Снегурочка». Это в Электростали, а в Красноярске ей предшествовала «Пляска скоморохов» из оперы Н. Римского-Корсакова «Снегурочка».

Я уже писал о том, с какими трудностями приходилось сталкиваться в поисках труднодоступных, но ярких по музыке партитур.

Приведу еще один пример. Как-то, прослушав на пластинке рапсодию для оркестра «Испания» французского композитора Э. Шабрие, Валентина Ивановна захотела исполнить эту пьесу. Я послал заказ в библиотеку им. В. И. Ленина в Москве. Оттуда мне сообщили, что по их сведениям, этой партитуры в Советском Союзе нет, но они готовы ее заказать для меня в Лондоне в таком виде, что мне придется просматривать (но не копировать!) ее на специальной аппаратуре, которой в Красноярске не было.

Переехав в Ногинск, я посоветовался со знающими людьми, которые сказали мне, что библиотека им. Ленина не располагает сведениями по ведомственным библиотекам, которой является, например, библиотека Московской консерватории. Иду туда, оказывается, эта партитура числится в каталоге, но находится в специальном отделе, откуда ноты выдаются только на класс. Дело в том, что эти ноты были в личной библиотеке композитора и дирижера С. Василенко. Тогда я с помощью одного из консерваторцев получил партитуру якобы на класс, передал ее Виктору Козлову, фаготисту из Государственного симфонического оркестра кинематографии, а тот скопировал ее у себя на работе и благополучно вернул мне.

Читатель уже догадался, что нотный материал для Валентины Ивановны готовил именно я, но должен сразу же предупредить, что выбор произведений оставался за нею. Я писал партии (а она помогала иногда в этом), потому что готовых не было, да они бы мне и не понадобились, так как я занимался приспособлением их для нашего электростальского оркестра. Это, во-первых, сведение партий медных духовых к общепринятым строям там, где это было необходимо, во-вторых, замена партий отсутствующих у нас инструментов другими и т. д., то есть я занимался ретушированием партитур.

Отмечу один из многочисленных примеров. Как-то я предложил Валентине Ивановне исполнить сцену смерти Изольды из оперы Р. Вагнера «Тристан и Изольда». Она, просмотрев партитуру, заметила, что Си-мажор для струнных будет сложноват. Тогда я снял эту проблему перепиской всей партитуры в Си-бемоль-мажор, заодно сделав более чистым звучание медных. И этого никто не заметил, за одним исключением. Гобоист Володя Завазальский – иллюстратор, который играл в московских оркестрах, сказал: «Я знаю, что ре-диез второй октавы, которую первый гобой тянет во время чередования заключительных аккордов, сомнительная по интонации нота, а я играл почему-то ре-бекар».

Характерной особенностью репертуарной политики Валентины Ивановны следует считать стремление к тематической компоновке концертов оркестра. Так, например, в 1999 г. она посвятила С.В. Рахманинову два концерта по одному отделению без какой-либо привязки к датам жизни композитора. Правда, один из этих концертов был инспирирован Евгенией Ильиничной Шевелевой, профессором Академии музыки им. Гнесиных, которая предложила выступить с романсами Рахманинова. Что же касается второго концерта, то В.И. говорила, что просто соскучилась по его музыке.

19 апреля 2000 г. ею был проведен вечер, посвященный 160-летию со дня рождения П.И. Чайковского, который, как известно, приходится на 5 мая.

10 декабря 2000 г. состоялся концерт «Легкая зарубежная музыка», 11 декабря 2001 г. – «Французская классическая музыка», 8 декабря 2002 г. – «Испания в музыке», 20 апреля 2003 г. – «Шедевры русской классики», в котором вторая половина отделения была отведена 130-летию со дня рождения С.В. Рахманинова (или 60-летию со дня его кончины).

Далее, было отмечено 100-летие со дня рождения А.И. Хачатуряна (7 декабря 2003 г.), а в 2005 г. состоялся концерт легкой музыки под названием «Предчувствие праздника». 11-й сезон музыкального цикла «Оркестровая музыка» (2010 г.) был закрыт концертом, в котором в 1-м отделении исполнялась классическая зарубежная, а во 2-м отделении легкая зарубежная музыка. Даже последний несыгранный Валентиной Ивановной концерт, программа которого ею репетировалась (с некоторого времени ее заменил Е. Волчков), можно назвать тематическим, так как он состоял из шедевров русской классики.

Валентина Ивановна никогда не стремилась к исполнению целой симфонии, ограничиваясь иногда отдельными частями, но в жанре концерта она допускала исполнение всего цикла, например Концерта № 2 С. В. Рахманинова, Концерта Э. Грига и др.

В заключение раздела выскажу одну гипотезу на данную тему (что играть?), которая, возможно, не приходила в голову Валентине Ивановне, но которой она интуитивно следовала. Она подыскивала ту музыку, которая была интересна оркестрантам. Понятно, что здесь совпадали интересы ее как дирижера с интересами оркестрантов, но объективно это совпадение влияло на появление у исполнителей оркестра собственного «мотора» для каждого из них. Особенно это выявляется в таких произведениях, как «Картули» или «Пляска скоморохов» П. И. Чайковского. И, наоборот, если оркестру неинтересно было играть, например, увертюру В. Калинникова из музыки к драме А. К. Толстого «Царь Борис», то это чувствовалось, и, соответственно, данное произведение больше не повторялось.