Текст книги "Дирижерский портрет Валентины Ивановны Тарасовой (Богомоловой)"

Сколько играть?

Вопрос не праздный. За время работы в Красноярске Валентина Ивановна привыкла к тому, что концерты институтского оркестра народных инструментов проходили в лучшем зале города (в Малом зале Красноярской филармонии) и занимали, как правило, одно отделение. Учебный же оркестр Электростальского музыкального училища выступал один-два раза за учебный год только в рамках отчетного концерта всего училища. Естественно, оркестру доводилось сыграть в этих условиях две-три пьесы, что, возможно, вполне устраивало И. Ю. Айзиковича, но никак не могло устраивать Валентину Ивановну. Она эти две-три пьесы могла приготовить за месяц, а дальше что делать, гонять эти пьесы целых три месяца? Поэтому, выступив последний раз только в отчетном концерте 25 апреля 1998 г., она сказала руководству училища, что вполне готова представить отделение, заполненное только симфоническим оркестром.

Это выступление состоялось в ДК им. К. Маркса в ноябре-декабре 1998 г. и было посвящено памяти И. Ю. Айзиковича в годовщину его кончины. Концерт продолжался 50 минут. Затем, как я уже писал, состоялось еще два концерта, посвященные С. В. Рахманинову, но с разными программами. Это заметила заведующая отделом культуры администрации города Светлана Ивановна Честных, и именно ей жители города обязаны появлением музыкального цикла «Концерты симфонического оркестра музыкального училища имени А. Н. Скрябина». Было решено, что симфонический оркестр будет участвовать во втором отделении, а в первом отделении будут задействованы студенты музыкального училища, но только по тем специальностям, которые содержатся в симфоническом оркестре. Перед концертом распечатывалась программа концертов, и первым выступлением оркестра «в новом качестве» был концерт, посвященный 160-летию со дня рождения П.И. Чайковского, состоявшийся 19 апреля 2000 г.

Надо сказать, что Валентина Ивановна в этом (2000-м) году дала четыре (!) концерта симфонического оркестра – 19 апреля, 17 мая, 25 ноября и 10 декабря. Это обстоятельство подтолкнуло (или вынудило – кому как нравится) остальные два коллектива училища принять участие в музыкальном цикле, который стал называться «Оркестровая музыка», что и ознаменовалось концертом от 9 декабря 2001 г.

Таким образом, эти две женщины – В. И. Тарасова и С. И. Честных – в буквальном смысле подняли музыкальное «обслуживание» жителей города на небывалую прежде высоту, предоставив им почти филармонический уровень этого «обслуживания». У одной из них хватило таланта и целеустремленности для того, чтобы начать этот процесс, а у другой хватило понимания и решительности для того, чтобы поддержать это ценное начинание. Другими словами, каждая из них просто делала свою работу, и делала ее хорошо, даже отлично.

Заканчивая данный раздел, замечу, что Валентина Ивановна приучила электростальскую публику адекватно воспринимать медленную и тихую музыку. Это происходило постепенно, но неуклонно, вплоть до первой части 25-й симфонии Н. Я. Мясковского, сыгранной в концерте «Оркестрового цикла» от 17 апреля 2011 г. И еще одно замечание. Так как первые отделения начали разрастаться до немыслимых размеров (1,5 часа), Валентина Ивановна стала давать симфонические концерты в двух отделениях, так она стала независимой от каких-либо привходящих обстоятельств.

Как играть?
(дирижирование Валентины Ивановны глазами не дирижера)

В основу своих рассуждений я кладу следующее: «Если человек виртуозно одарен, то тембр звука, характер его взятия, его артикуляция самопроизвольно рождают у музыканта именно те движения, которые нужны, чтобы получить именно этот звук» (Кирнарская Д. Музыкальные способности. М., 2004. С. 317. Курсив мой. – Б. Т.). И еще: «Условие нашей профессии – совершенная свобода владения жестами, совершенная независимость движения рук и врожденный дар выразительности жеста» (Ансерме Э. Беседы о музыке. Л., 1995. С. 93. Курсив мой. – Б. Т.).

Отсюда ясно, что выразительность жеста напрямую связана с получением «именно этого звука». Э. Ансерме пишет: «Техника дирижирования и в принципе и в теории очень проста, но практически в ней много тонкостей. Если дирижер во время исполнения весь отдается музыке, он не в состоянии думать о своем жесте, который, следовательно, должен быть спонтанным» (Ансерме Э. Там же. Курсив мой. – Б. Т.).

Как вообще в идеале осуществляется (или, точнее, должен осуществляться) процесс дирижирования? Дирижер предслышит предполагаемое будущее звучание оркестра (это выражается в ауфтакте), получает его и тут же сравнивает эти оба звучания. После этого в необходимых случаях происходит коррекция полученного результата. И так происходит постоянно. Поэтому он «не в состоянии думать о своем жесте», для этого он слишком занят.

А между тем есть дирижеры, которые весьма озабочены тем, как они выглядят за пультом. Например, в классе профессора непременно есть зеркало, в которое студент должен напряженно всматриваться, корректируя свои движения. Но ведь это означает ставить телегу впереди лошади. Надеюсь, читатель понимает, что Валентине Ивановне было не до этого.

Как это ни странно, но писать о дирижерской технике Валентины Ивановны довольно легко, легко в том смысле, что ее как бы и не было. Но это если понимать технику как определенный набор правил, сумму приемов и т. п. С другой стороны, если понимать технику дирижирования, как ее понимала Валентина Ивановна, то задача становится неимоверно сложной, так как немыслимо хоть как-то классифицировать и раскладывать по полочкам те приемы, которые она применяла в своей практике. Это многообразие являлось следствием многообразия постоянно меняющегося звучания оркестра, которое она то предупреждала, то корректировала. И если принять во внимание то соображение, что дирижерский жест должен отображать эту картину, то становится понятным, почему он должен быть изменчивым по своей сути. Ведь количество возникающих в оркестре ситуаций не поддается учету, а следовательно, не поддается учету и многообразие дирижерского жеста.

Особенно наглядно это выражается в исполнении бисов. Валентина Ивановна никогда не повторяла рисунок дирижерских жестов на повторении той же музыки. Правда, иногда она нарочно как бы «отпускала» оркестр, который, окрыленный успехом, что называется, «рвался в бой». В таких случаях она старалась не мешать оркестру, выполняя не ведущую, а лишь поддерживающую функцию.

Но вот возникает совершенно неожиданная ситуация с одним из бисов. Дело в том, что после исполнения «Бабы-Яги» и «Богатырских ворот» из «Картинок с выставки» М. Мусоргского публика отчаянно требовала биса. Но Валентина Ивановна не хотела заставлять порядком уставшую медную группу еще раз играть только что отзвучавшую музыку. И тогда она решила сыграть на бис «Пляску скоморохов» П. Чайковского. Здесь надо пояснить, что данный концерт (от 21 апреля 2001 г.) открывался этим произведением, но за пультом стоял ее ученик по колледжу (IV курс) Евгений Волчков. Валентина Ивановна просто дала ему возможность почувствовать, что означает управлять оркестром. Понятно, что он «потренировался» на уже выученной оркестром пьесе. Таким образом, обрамляя концерт «Пляской скоморохов», Валентина Ивановна, конечно же, сознавала, что соревнуется со своим студентом, одновременно показывая, «как надо» было действовать, но при этом она уже крепко держала оркестр в своих руках.

Теперь, возвращаясь к предыдущему изложению, скажу, что существует предел этому многообразию и этот предел кладет так называемся дирижерская сетка. Она служит каркасом, «скелетом», которые обрастают, если можно так выразиться, «мясом» дирижерского жеста. Без сетки дирижирование невозможно, но фетишизировать ее тоже не следует. У опытного, хорошего дирижера сетка незаметна, не была она заметна и у Валентины Ивановны. Она всегда «расцвечивала» ее угловатый характер дополняющими движениями рук.

Валентина Ивановна была традиционным дирижером, дирижировала всегда палочкой – так ее учили, так думала она сама. Никогда не дирижировала без партитуры, то есть наизусть. По этому поводу она говорила, что незачем вызывать у оркестрантов чувство тревоги за дирижера, внезапно перепутавшего или забывшего текст. Кроме того, она считала, что все участники исполнения должны быть в равных условиях, и если на пультах оркестрантов лежат ноты, то и у дирижера тоже должна лежать партитура.

Здравый смысл освободил ее от многих «выкрутасов», свойственных некоторым дирижерам. Она всегда помнила, что одной из главных задач дирижера является помощь оркестру, ведь именно это и стало причиной появления дирижера за пультом.

Я, конечно же, осознаю, что не ответил на вопрос, поставленный в данной главе. Думаю, что ответ должны дать слушатели (и зрители) тех записей, которые даны в приложении.

Как учить?

«Дирижирование – темное дело». Эту фразу Н. А. Римского-Корсакова я бы приплюсовал к другой его фразе: «Я никогда не мог научить ученика тому, чего он не хотел». А как известно, педагогическая деятельность Николая Андреевича длилась без малого 40 лет. Оставим сейчас в стороне тех, кто не хотел или не мог в силу разных причин. По их поводу могу только сказать, что Валентина Ивановна занималась так, как будто бы все они хотели и могли. Сколько раз я и ее концертмейстеры ей говорили: «Ну что ты (вы) возишься (возитесь) со всеми абсолютно, они же этого не стоят». Но она нас не слушала. Она считала, что если даже мы были правы, то это все равно были уроки музыки, даже если учащиеся не будут дирижерами.

Кто знает, может, именно так она и «вылавливала» будущих дирижеров. Помню, как только мы переехали в Красноярск, Валентину Ивановну попросили поработать по замещению одного из педагогов-дирижеров ввиду его болезни до ноября в местном училище. Так мне кажется, что вместе с заболевшим педагогом «заболел» дирижированием учащийся IV курса Вася Убиенных. А ведь Валентина Ивановна только второй год работала педагогом. Вася приходил к Валентине Ивановне в институт (это когда работа в училище закончилась), и какие-то уроки она ему давала, и это несмотря на то что у нее в том году было 16 (!) студентов по дирижированию.

Потом Вася поступил в институт, по дирижированию был, естественно, у Валентины Ивановны. Закончив институт, поступил в аспирантуру при Новосибирской консерватории, которую закончил у профессора В. П. Гусева. Затем стал работать в институте, где ему был поручен студенческий народный оркестр, через некоторое время Василий Григорьевич Убиенных стал доцентом. Но… после этого ушел в Красноярский театр музыкальной комедии работать дирижером.

Владимир Гойхман успел проучиться у Валентины Ивановны два года в Красноярском институте искусств (до нашего отъезда), но этого вполне хватило для того, чтобы он впоследствии, после окончания института, поступил в аспирантуру по симфоническому дирижированию в класс профессора Новосибирской консерватории А. Каца, после чего мы находим его на работе в Пермском театре оперы и балета.

Следующим был Евгений Волчков. О своей учебе у Валентины Ивановны он довольно выразительно рассказывает в фильме, и мне нечего добавить к сказанному им. Я могу лишь дополнить его тем, что он уже пять лет руководит Симфоническим оркестром Электростальского музыкального колледжа, которым раньше руководила Валентина Ивановна. До этого он закончил Академию музыки им. Гнесиных (в классе дирижирования профессора С. М. Колобкова), затем аспирантуру. С 10 мая 2017 г. – доцент РАМ им. Гнесиных. Кандидат искусствоведения. Кроме этого, Евгений является солистом НАОНИР им. Н. Осипова и довольно часто дирижирует этим коллективом.

И, наконец, четвертый. Это Максим Стрельченко, который занимался у Валентины Ивановны, будучи скрипачом (в колледже струнники занимались дирижированием), в течение трех лет, а затем, учась в Академии им. Маймонида по классу скрипки, стал параллельно учиться симфоническому дирижированию. Окончил Академию, но в Москве пока работы по дирижированию не нашел.

Вернусь к высказанной мной выше фразе о том, что «дирижирование – темное дело». Но в таком случае педагогика – тоже. В самом деле, почему, например, трое из четверых, будучи народниками, все-таки свернули на симфоническое дирижирование? (Для Максима, как говорится, сам бог велел.)

Мне представляется, что дело здесь в высокой планке, заданной профессорами, учившими Валентину Ивановну дирижированию, поскольку оба они были далеко не последними действующими симфоническими дирижерами своего времени. И здесь бесполезно доискиваться до того – что? Как? Почему? Здесь надо судить по результату.

Приведу пример из собственной жизни. В 1965 г. я, учась на I курсе ГМПИ им. Гнесиных, общался с С. П. Горчаковым. Сергей Петрович был настоящим «полиглотом» в оркестровке, поскольку оркестровал (и дирижировал) не только для симфонического и духового оркестров, но и для оркестра народных инструментов (не забуду его исполнение «Поганого пляса» из балета И. Стравинского «Жар-Птица» в его оркестровке) и оркестра баянистов. Здесь наблюдается полная аналогия с дирижированием – если ты овладел симфонической оркестровкой, то у тебя в руках ключи от оркестровки для остальных трех видов оркестра. И, соответственно, если ты прошел школу симфонического дирижирования, то ты готов встать за пульт любого из названных оркестров.

До Электростали мне приходилось довольно много оркестровать для русского народного оркестра и для оркестра баянистов, а в Электростали пришлось заняться оркестровкой для духового, а позднее для симфонического оркестров. И вот спустя 40 лет я вдруг понял, что это проросли семена, брошенные в мою «почву» Сергеем Петровичем. Поистине педагогика – «темное дело».

В случае с Валентиной Ивановной семена взошли спустя 18 лет. В результате она стала настоящим симфоническим дирижером, отдав этой профессии 15 лет своей столь короткой жизни. Как говорят в народе – вода дырочку найдет. Это означает, что жизнь все расставляет по своим местам. То же можно сказать и о ее учениках.

С. П. Горчаков и С. З. Трубачев фактически готовили симфонических дирижеров. А каких еще дирижеров они могли готовить, будучи симфонистами?[3]3
  Вспоминается, что профессор Уральской консерватории Б. Г. Осипов (ученик С. П. Горчакова) тоже стал симфоническим дирижером.


[Закрыть] Получается, что и Валентина Ивановна готовила дирижеров-симфонистов, что и доказывается результатом. Разумеется, до этого рубежа дошли только те ученики, которые хотели и могли, причем эти два признака реальны только во взаимном переплетении. Справедливости ради необходимо добавить, что большие надежды подавали еще два студента Электростальского колледжа, но, попав в РАМ им. Гнесиных, они были распределены к одному профессору, который начал занятия с фразы: «Забудьте все, чему вас учили до меня». Таким образом, путь к дирижированию был для них закрыт.

Не могу обойти вниманием тот факт, что Валентина Ивановна по первой своей профессии была народницей (баянисткой). Среди музыкантов бытует мнение, что настоящим симфоническим дирижером может быть только тот музыкант, который играл на одном из инструментов симфонического оркестра, причем желательно быть скрипачом. Понятно, что с таким сознанием легче жить, но это никак не отменяет того факта, что все-таки большинство дирижеров (причем великих) были или продолжали быть пианистами или композиторами, которые в свою очередь опять же были пианистами, то есть музыкантами, не имеющими ничего общего с оркестром, более того, в чем-то даже антиоркестровыми. Хотелось бы призвать музыкантов к тому, чтобы они оценивали дирижера по музыкантским качествам, а не по тому, кем он был до дирижирования: кларнетистом, ударником, баянистом или хоровым дирижером[4]4
  Кларнетистом был С. П. Горчаков, ударником – Нэеме Ярви, баянистом – А. Лазарев, хоровым дирижером – Д. Китаенко. Этот список бесконечен.


[Закрыть].

Заключение

Читатель, надеюсь, согласится со мной, что будущее для нас совершенно неизвестно, даже не туманно, а именно неизвестно. Что же касается настоящего, то с этим дело обстоит яснее, но не настолько, чтобы судить о нем с полной уверенностью. Известно, например, что, как сказал поэт, «лицом к лицу лица не увидать», и человечество принимает это утверждение за истину.

А вот еще одна цитата, тоже поэтическая: «Есть только миг между прошлым и будущим – именно он называется жизнь». И опять мы соглашаемся с поэтом, поскольку, на самом деле, этот миг порой бывает очень трудно уловить. Отсюда мы должны сделать вывод, что только прошлое доступно нашему изучению с последующей оценкой.

В самом деле, Валентина Ивановна никогда не задумывалась о том, какая оценка будет дана ее труду. Она просто дирижировала, и новые программы буквально наседали друг на друга. И только теперь становится возможным охватить все сделанное Валентиной Ивановной полностью. Конечно, этому помогают записи, сделанные с ее концертов, – бледные копии происходившего в свое время на сцене. Их количество вполне достаточно для изучения.

Теряя в непосредственности восприятия, записи привносят элемент того, что принято характеризовать как «остановись мгновение», то есть возможность повторения этого мгновения. Я год потратил на то, чтобы оцифровать все записи Валентины Ивановны вместе со всеми кассетами, на которых были записаны все концерты колледжа, в том числе и выступления других коллективов. И вот, имея все эти записи, я вознамерился выступить с идеей давать по местному телевидению хотя бы раз в неделю по полчаса концертные выступления Валентины Ивановны в записи. Я был остановлен еще на дальних подступах от местного городского начальства.

Это начальство с большой неохотой провело концерт, данный в годовщину кончины Валентины Ивановны. При этом на концерте было сказано, что Валентина Ивановна руководила оркестром более 10 лет, правильная цифра – 15 лет. Далее я посоветовал ведущему уточнить, что Валентина Ивановна четырежды занимала первое место в конкурсе «Оркестровое музицирование». Он записал это, а потом это пожелание было кем-то вычеркнуто, но самое главное, что на вопрос, почему нельзя помянуть Валентину Ивановну минутой молчания, было сказано, что «это не формат». А где же «формат», если не на вечере памяти?

Эта «традиция» продолжилась и в колледже, где Валентина Ивановна проработала ровно 20 лет. Руководство сделало все, чтобы в 2017 г. (когда мы с дочерью захотели отметить пять лет со дня кончины Валентины Ивановны) этот вечер не провести. Спасибо 1-й музыкальной школе и ее директору С. А. Панасенковой за приют.

Я, конечно, понимаю, что при общем беспамятстве это совершенно нормальная картина. Я также понимаю, что подобная политика скорее всего навеяна российским обычаем «мести новой метлой по-новому» в пику ушедшей на пенсию С. И. Честных. Но неужели нельзя было сделать хотя бы одно исключение для исключительного человека, дирижера и, не побоюсь этого слова, деятеля, ведь такой яркой фигуры за пультом больше в городе не будет. Я знаю, что эти строки вызовут ярость людей, которым они адресованы, но еще никто не отменял закон – что посеешь, то и пожнешь.

Симфонические концерты под управлением Валентины Ивановны Тарасовой стали историей в день, когда она последний раз вышла за пульт, чтобы репетировать новую программу (31 марта 2012 г.), которую она не успела сыграть. Вот эта программа:

М. Мусоргский – «Ночь на Лысой горе».

А. Глазунов – «Ноктюрн» op. 37 (орк. Б. Тарасова).

С. Рахманинов – Три романса (орк. Б. Тарасова), солистка А. Никитченко: «Не пой, красавица, при мне», «Здесь хорошо», «Весенние воды».

С. Рахманинов – «Свете тихий» из «Всенощного бдения» (переложение Б. Тарасова).

С. Рахманинов – «Светлый праздник» (орк. Б. Тарасова). На бис:

П. Чайковский – Миниатюрный марш из Первой сюиты для оркестра.

Программу провел ученик Валентины Ивановны Евгений Волчков.

О таких концертах мечтали многие, но, как говорит народная мудрость, мечтать не вредно. А осуществили эту мечту Валентина Ивановна Тарасова и Светлана Ивановна Честных. Являясь, как раньше выражались, душой этого предприятия, Валентина Ивановна увлекла за собой еще два коллектива колледжа, невольно заставляя их работать в полную силу.

Лично я считаю, что с концерта, данного зимой 1998 г. в Электростали, начался золотой век оркестровой серьезной музыки в этом городе. Правда, насколько он в настоящее время золотой, мне оценить трудно, возможно, он переродился в серебряный. Взять, например, областные конкурсы оркестрового музицирования, которые начались в 2003 г. В тот год проводились соревнования только между ансамблями и оркестрами русских народных инструментов. А с 2005 г. к ним были привлечены симфонические, духовые и эстрадные коллективы. Далее я буду говорить только о конкурсах среди средних специальных учебных заведений.

Валентина Ивановна была безусловным лидером этих состязаний, поскольку на протяжении четырех конкурсов занимала первое место, не деля его ни с кем. Она говорила, что наполовину побеждает конкурентов своими программами. И это было правдой. Наличие сильного лидера невольно подтягивало других участников. Но после того, как Валентины Ивановны не стало, картина стала приобретать черты хаоса. Очевидно, был утерян некий критерий оценок.

Кстати сказать, Валентина Ивановна не считала эти конкурсы высшей точкой своих устремлений, которой для нее оставались концерты «Оркестрового цикла», возможно, именно поэтому она их (конкурсы) и выигрывала.

Теперь о другом. Мне кажется, что если бы при жизни Валентине Ивановне был задан вопрос, кого она считает идеальным дирижером, то она бы сильно затруднилась с ответом. Помнится, что ей нравился Л. Бернстайн, и я даже знаю почему. Он был близок ей по манере репетировать (на полной выкладке), да и по манере дирижировать, когда жест прямо вызывает звук. Но вообще она никогда не пыталась копировать другие исполнения.

Когда-то известный композитор в области русских народных инструментов и исполнительница на щипковых гуслях В. Н. Городовская в своих воспоминаниях о Н. С. Голованове написала, что, по его словам, в дирижере должны быть три В: Воля, Вдохновение и Выразительность. В этой триаде обращает на себя внимание тот факт, что на первом месте стоит воля. Голованов никак не расшифровывает сказанное, но представляется, что только волевое дирижирование, опирающееся на вдохновение, дает в результате выразительность. И хотя все три категории здесь представлены предельно абстрактно, мы все равно понимаем, о чем идет речь.

У Валентины Ивановны воли было не занимать. Не занимать ей было и вдохновения. Оно приходило к ней всегда во время работы, будь то на концерте, репетиции или на уроке. Отсюда и выразительность. Я убежден, что она и в 70 лет была бы такой же в работе.

Волновалась ли Валентины Ивановна перед концертным выступлением? Этот вопрос следует считать смешным для человека, который родился дирижером и который только на сцене и жил полноценной жизнью. В ней парадоксальным образом сочетались предельная концентрация с предельной свободой поведения на сцене, что слушатель-зритель вполне может отметить в записях ее выступлений.

В связи с этим хочется поделиться с читателем непонятным для меня феноменом. В ней всегда жили как бы два совершенно различных человека. Один – на сцене, на репетиции, другой – вне сцены, вне репетиции. «Доказывается» это вполне конкретно. Я совершенно не могу смотреть сюжеты с ней, снятые камерой в обыденной жизни. И, напротив, совершенно «спокойно» смотрю записи ее концертов, ибо эту женщину, ту, которая дирижирует на сцене, я не знаю. Насколько она была воинственной на сцене, настолько же была беззащитной в жизни.

И наконец, последнее. Дирижерский портрет В.И. Тарасовой будет не завершен, если я не назову ближайших ее помощников (иллюстраторов), обеспечивающих стабильные успехи оркестра. Это, прежде всего, концертмейстер оркестра, народный артист Дагестана Мурад Абуев, который блистательно исполнил все сочинения для скрипки с оркестром, указанные в дирижерском репертуаре Валентины Ивановны. Это Лидия Аристархова (скрипка), Людмила Кузьмина (виолончель), Владимир Константинов (контрабас), Зоя Михеичева (флейта), Андрей Целковский (гобой), Алексей Поляков (кларнет), Александр Павлов (фагот), Михаил Никольский (труба), Игорь Лунин (валторна), Александр Крутько (тромбон), Владимир Власов (туба), Егор Мишин (ударные), Татьяна Емельянова (арфа). Многие из этого списка работали в оркестре на протяжении всех 15 лет, что В.И. Тарасова стояла за пультом, и продолжают это делать вплоть до настоящего времени.