Текст книги "Любовь после шестидесяти. Лирические рассказы"

Скоро прейдет весна

«когда вода всемирного потопа

Вернулась в новьв границы берегов

Изпены уходящего потока наземлю

тихо выбралась любовь»

В. Высоцкий

Вулкан «Тайде» не имел своего имени, когда лава, прорывая земную кору, застыла, образовав остров. Горы на севере в наше время получили имя: «Анагa». Эти горы отличны от других мест Тенерифе. Они вытянулись, раздвинув океан, и влажные ветра океана, коснувшись их вершин, оставляют влагу, которой мало на юге. Солнце и влага преобразили лунный ландшафт – склоны покрылись густым лесом.

Оставив авто у деревушки La Gumbrila, мы решили дойти до самой северной точки острова, где горы «Анагa» спускаются в океан. Безлюдная горная тропа. Всего час назад мы вырвались из переполненного побережья «Playa de las Americas» и вот мы в другом мире, в мире безмолвия. Здесь горы обрываются в море крутыми скальными берегами, неудобными для строительства. Поэтому они остались до сегодняшних дней «девственно пусты». Несколько деревень в «Анагa» слились с горным рельефом.

Сейчас Декабрь. В горах всегда воздух прохладный, даже раскаленным летом. Зимой хозяйствуют здесь туманы. Но сегодня солнечно, и лучи греют кожу. Мы достигли вершины хребта. Видим море вокруг. Слева, справа, впереди до горизонта океан. Мы не слышим шум волн, – это глубоко внизу, но ощущаем прибой, видя вспенившиеся берега…

«Скоро прейдет весна» – говорит моя спутница. Она чувствует это по порывам теплого ветра, по свежим росткам оживающих растений. Она знает хорошо эти горы, – она любит походы в этом диком уголке острова. Она любит меня, потому она рада быть моим гидом.

…Декабрь. В Декабре я познакомился с ней. Год назад. Станислав Говорухин снимал «Пассажирку» у берегов Тенерифы. Барк «Крузенштерн», «декорированный» в русское судно «Верный», стал на рейд у курорта «Лос Христианос». Она ждала прихода «Крузенштерн» на Канары: была с детства увлечена романтикой парусов, красотой форм Барка. Я был бутафором в этом фильме, наклеивал на борт Крузенштерн новое имя. Она наблюдала это с пирса. Так свела нас судьба.

«Скоро прейдет весна». Подул западный ветер, – дыхание Сахары. В Альпах сегодня снегопад. Не так далеко, – в трех часах полета. Там сегодня на лыжных курортах пик – «Высокий сезон», здесь безлюдно до горизонта. Мы рады этой мертвой тишине. Мы только вдвоем среди гор! Смотрю вниз на морские волны, бьющиеся о скалы. Что-то бьется во мне.

Год назад. После аварии на вело, думал жизнь позади… Смотря в зеркале на свои шрамы, шутливо пел: «шрам на роже для мужчин всего дороже…» О женщинах не оставалось мыслей. Я с ней в горах Анаго – в Декабре и в душе весна! Всего один год спустя.

Где-то вдали видны две скалы в море: «RoquedeFuero» и «RoquedeDentro». «Это Ты и Я» – говорит она. Они разделены, но всегда рядом, навеки. Смотри, как здорово придумала природа. Нет, это безжизненные скалы, отвечаю я. В нас жизнь кипит!

Мы спускаемся вниз к морю. Оно сегодня неспокойно, и сильный морской запах чувствуем издали. На скале «Bermejo» старинный маяк – конец земного пространства, за ним голубизна вод. Долго смотрим вдаль, тщетно ища на горизонте судно. Штормящее море пустынно до горизонта.

Время, возвращаться назад, в цивилизацию. Цивилизация ворвалась внезапно: раздались хлопки выстрелов. Я вздрогнул – эти резкие звуки были чужды окружавшему безмолвию. «Охота на кроликов» – сердито сказала она, – «по средам разрешена охота. Сегодня конец охотничьего сезона…» Потом, после долгой паузы, немного успокоившись, добавила с юмором: «нас ждет вкусный обед: они отнесут добычу в ресторан к Don Pedro. Он отлично готовит мясо кроликов».

Мы завершаем наш поход у него, в маленьком деревенском ресторане, где время замерло, как, коснувшаяся вод океана лава Тайде…

Дождь на Канарах

Дождь. Первый за последние осенние месяцы. Туристам он не по нраву, а местные жители рады дождю. Дождь смоет пыль Сахары, приносимую ветрами, Остров на глазах начинает зеленеть. Растения были в долгом ожидании влаги, посылаемой небом, и теперь, получив ее, бурно бросились в рост.

Вершина Тайде, высшей горы Канарских островов и Испании, в эти дни покрылась снегом. Но океан, аккумулировал тепло лета, и еще очень теплый, даже более теплый, чем обычно в Декабре. В Альпах, в двух тысячах миль северней острова, тоже сегодня солнечно. Но там не купаются в Декабре в море, а занимаются лыжным спортом. Мои друзья пишут, что там непривычная для начала сезона погода, очень много снега и солнечно. Мне не завидовать им, все зимы я провожу в Альпах, работая горнолыжным тренером. Скоро, очень скоро буду рассекать снежные склоны кантами моих лыж.

А в Европейских столицах сегодня слякотно. Но непогода не портит праздник: сияют рождественские базары, люди пьют на них глянтвейн, покупают подарки знакомым и родственникам. Кружатся карусели, звучит музыка. Прошел Первый Адвент, Рождество близится.

Я брожу, как в детстве, по лужам босиком. Как приятно окунуться в прошлое время. Стать мальчиком, хотя бы в озорном поведении. Канарцы не выползают из домов, им не привычен дождь, даже теплый и веселый, как этот. Я одиноко шлепаю по набережной, напевая в полголоса мелодию, в такт каплям дождя. Кафе полны туристов, скучающих англичан и немцев, тянущих коктейли, или пиво. Туристы прилетели на остров, продлить лето, убежав от Европейской сырости. И дождь настиг их и здесь, и они не хотят признать, им плевать, что южный дождичек может радовать, а не угнетать, как их родные мрачные затяжные осенние дожди. А еще ведь здесь здорово, бежать или идти по теплому песку вдоль моря, долго полоской бухты, а потом взобраться на замыкающую залив гору МонтаньяРоха. И любоваться сверху океанскими волнами, бьющимися о скальные берега…

Дождь внезапно закончился. Только пар над мостовыми говорил о прошедшем дожде. Как муравьи, задвигались броуновским движеньем, прохожие. Хлынули к морю «пляжники», официанты спешно свернули зонты. Через час не стало и следа дождя в городе. Но дождь оставил яркий след на склонах гор, на полях, покрывшихся цветами. надев белую шапку на вершину горуТейде.

«…Paris era una Fiesta»

В Париже мы без конца сорились с ней. Причины ссор возникали повсюду и из всего. Она тащила меня в район Монпарнас, – безликий сейчас, и всего лишь потому, что сто лет назад там было много уличных кафе, что там кто-то написал рассказ, или изрисовал скатерть. Я смотрел на серые улицы, и умирал от скуки. Я пригласил ее в кафе «Сады Notre Dome», чтобы выпить кофе, – она была голодна, а денег на обед в этом известном ресторане у нас не было. Она злилась, рыдала, и мне хотелось бежать из кафе, потому что я был знаком с хозяином, а тот не мог понять, почему мы ссоримся. Париж перестал быть праздником для нас – все из-за этих распрей. Она свободно владела французским, и смеялась, когда я объяснялся с французами «на пальцах». Я равнодушно смотрел на Эйфелеву башню, которой она восхищалась. Она рвалась подняться пешком на самый верх. А мне на Эйфелевой башне, в толпе туристов, было жутко. Мы были два влюбленных эгоиста, Париж ссорил нас, но Париж дал силы пережить этот период. Когда уставшие, мы оставались одни в номере, мы восхищались прожитым днем. Мы восторгались La Basilique du Sacre-Coeur, или, перебивая друг друга, вспоминали прогулку люксембургским садом, а наши нежные поцелуи на мосту над Сеной… Минуты эти не забыть. В Париже мы прожили счастливые дни: страсть кипела в нас, как впервые дни знакомства. Взрываясь «по-пустякам», я тут же восхищался ей! Проклиная себя за грубость, изливался нежностью. И снова мы были близки. Те дни изменили нас, наши отношения. Берлинские будни здесь затмились. Дни каникул, но «серых», когда, подавляя скуку, я осматривал ее родной город, а она показывала памятники, словно музейный экскурсовод. Из Берлина мы «сбежали», даже не сговариваясь, – сюда, где нет места скуки.

Мы поселились в дешевой, но романтической гостинице в St.Etier на Montmatr. С окна нашей комнатки был блик на весь Париж. Сквозь наше окошко мы подолгу любовались Парижем: сверху вниз на бесконечные крыши, или далеко вдаль, где лазерный луч с Эйфелевой Башни играл в небе. Вслед за взглядом, души наши парили над Парижем, мы отправляли через окошко улыбки парижанам, словно летучие шарики. Для нас уличный шум магически аранжировался в чудные мелодии. Там жили мы в романтических грезах.

В один из дней мы встретились с моим другом юности. Когда-то давно, в Симферополе, встречаясь в кругу «провинциальной элиты», мы вытворяли в его маленькой комнатке «богемные игры», пытаясь так выразить себя. Двадцать лет назад он эмигрировал во Францию, адаптировался в парижскую жизнь.

И вот я вижу его выходящего из Shourle, легко узнаю – за эти годы он почти не изменился. Он ведет нас по городу, демонстрируя «интеллект» и эродируя знаниями французской истории. Он темпераментный эксклюзивный экскурсовод, но Жозефину раздражала его «болтовня», а мне было это забавно! Встретившись в «другом свете», мы болтали снова, как в молодости – это было здорово! Простившись с ним, мы назначили встречу на утро, мой друг проводил экскурсию в замок «Шелион». Экскурсию, как он сам, незаурядную, но с планами «Жозефины» я не смог совместить встречу, и с ним мы больше не встретились. В то утро мы случайно попали в «оперу», тем утром, конечно, не было представлений, но здание парижской оперы – само по себе представленье.

К тому времени наше путешествие длилось уже 2 месяца. После развода, Жозефина потеряла работу в фирме мужа. Я уже давно не имел постоянной работы. Впервые каждый из нас был безгранично свободен во времени. Мы полетели сначала в Турцию, потом несколько недель провели в Крыму. Путешествие становилось для нас будничным занятьем. Рутина вкрадывалась и в наши чувства. Что потянуло меня в Париж? Как это случилось? Мы стояли на краю, готовые разорвать «виртуальные цепи», цепи связывающие и тяготившие нас. Но в несколько дней все изменилось: «парижские распри» пробудили страсть! Мы вновь бурно любили друг друга. Это не было случайным, как не была случайной встреча, когда однажды нашли мы друг друга в разных мирах.

Мы покидаем Париж… Снова путь. В последнюю минуту на вокзале, она увидела открытку: «два истоптанных башмака, склонившийся один на другой…». Купив ее, подписала: «я и ты», и подарила мне. Скоростной поезд «ICE» уносит нас со скоростью 270 км. в час с «праздника» в будни. Мгновенные и неповторимые дни позади. В окне уже плывут зеленые холмы Рейса. Скоро Эльзас. И вдруг, ровное движение экспресса прорезает жуткий визг тормозов. Падают люди, летят вещи. Поезд замирает в метрах от катастрофы. Паника, все в шоке. Лишь Жозефина смеется. Она еще в «колдовском мире», где неприемлема реальность. Вслед за ней улыбаюсь этой несмешной ситуации, и я…

Письма с Канар

Встреча с Калима

Едва я сказал ей по телефону, что лечу на остров, перебивая меня, она «вылила» мне все свои недовольства. «Сейчас не лучшее время отдыха, у нас «Калима». Я дослушал ее речь, собрал саквояж, не забыв вещи для купаний, и поехал в аэропорт.

Весь следующий день небо было затянуто тучами. Только вдали, на горизонте, виднелась яркая полоска света, там вдали между небом и морем. Тучи

здесь на юге не вечно висячие, как на севере Европы, они бегущие над островами, как волны. В разрывах облаков коротко выглядывает солнце тропиков, жесткое, жгучее. Тучи меняют цвет моря, оно стало свинцовым,  тяжелым, кажется даже холодным, но это обман. И гости верят в обман, и сидят по кафе, ресторанам, а не наслаждаются купанием, как обычно. А купаться на Канарах в декабре и при пасмурной погоде приятно, лишь бы не было сильного ветра. Океан остывает медленно, вода остается теплой до середины зимы. И воздух, приносимый сюда ветрами Сахары, душный, жаркий. Местные жители в такие дни ворчат: «снова Калима». Так зовутся эти ветра, несущие на Канарские острова воздух Африки. Часто они доносят на сотни километров не только тепло, но и мелкий песок пустыни, непогоду. Потому «Калиму» не любят на Канарах.

Уже вечер, скоро закат. Я вижу пред его наступлением, как через четвертьчаса озолотятся в последних лучах солнца белоснежные здания на берегу, как, ослепляя, заскользит по морю солнечная дорожка. Я вижу, как прильнут к камерам папарацци, вижу, как замрут прогуливающиеся туристы, все разом достанут телефоны, и начнут снимать. Солнце быстро уйдет за горизонт, но его лучи будут долго играть в облаках, меняя оттенки цветов. Вовремя Калимы особенно красив закат, игра лучей заходящего солнца в низких свинцовых облаках.

Как только скроется за холмами солнце, море погрузится во тьму. А поселок в этот час оживет огнями реклам, музыкой из кафе, движением по проминаете гостей. Они выйдут, как и днем на прогулку в шортах, а не вечерних смокингах. Это стиль южного курорта. Немцы будут пить пиво, Англичане здесь тоже пристрастны к нему, лишь французы закажут белое местное вино. В последние годы в Ель Медано появились русские. Они редко весь вечер сидят в кафе, болтая ни о чем. Они просто гуляют вдоль набережной, вперед – назад, как челнок. Они выделяются среди гостей на Тенерифе приметными привычками, заметным от других поведением, одни через чур стеснительным, другие слишком вульгарным. Прогуливающиеся русские дамы, в вечерних туалетах, резко бросаются в глаза на фоне типичной толпы серфингистов. Даже, живущих давно на острове, русских легко отличить. Меня не тянет знакомство с ними, они уже другие русские, мне чуждые, не свои.

Я окунаюсь в одиночество, проводя здесь, у кромки моря, отпущенные дни. Ловлю моменты счастья в созерцании. Разве можно без мыслей и чувств глядеть на море? Оно магнетически зовет меня, задавая молча вопросы. Оно возбуждает меня, оно генерирует во мне множество сумасшедших идей. Подолгу глядя вдаль, вижу, как прошагал, главного не сотворив. И вижу миражи в черноте моря.

Поздним вечером я зайду в мое пристанище с распахнутыми окнами, не затемненными, как в прочих домах на юге плотными шторами. Калима побывала здесь днем, разбросав мои документы, опрокинула сохнущее белье, и покрыла мраморный пол, стулья, стол серым налетом песчаной пыли. Я не стану серчать не нее за проказы. Она подарила мне тепло дня, яркие эмоции на закате. Через два, три дня ветер с Африки сменит другой с океана, воздух станет прозрачен. Жару сменит прохлада. С Калимой мы расстаемся, теперь надолго…

Вкус Кортадо

Я пишу сидя на берегу океана, приютившись на скальном выступе над водой. Впереди черная гладь океанской пучины, слитая с горизонтом. Сегодня полнолуние. В такие дни приливы и отливы в океане максимальны. Длинные, во всю ширину залива, волны набегают на песчаный берег подо мной. И там, где они рушатся с шумом и брызгами, встречаясь с берегом, океан оживает. Накатываясь, как бочонок, на отбегающую волну, гладь вод вздымается над гладкой поверхностью. Свет от приморских кафе и ресторанчиков, невидимый на ровной поверхности вод, освещает падающий вал. С берега кажется, что светящийся цилиндр с рокотом катится на вас. Можно бесконечно любоваться этим зрелищем, подолгу слушая ровный шум прибоя.

В эти ненастные дни поздней осени, я раньше часто прилетал на юг к солнцу. Не удержался я и в этот раз. Мне снился ночами длинный пологий пляж, восходящий из вод, при отливах, я ощущал вкус, неповторимого «картадо», который не встретишь в других краях. Да и мне, в мои годы не позволительно гасить прозревшее желание. И ситуация в мире не дает шансов их откладывать. Правительства, штампуют без зазрения купюры, и мне кажется, лучше жить, меняя по возможности деньги, на бесценный плод ощущений. Я унесся к островам ближе к экватору не собираясь долго. Во мне что-то встало «на дыбы» от серого дождливого неба «Vaterland», от ежедневных ужасов в новостях. Я взял в кредит авиабилет, и полетел, не заказывая жилье, и не загадывая вперед.

Я прилетел на остров Тенерифе. Как только приставили трап, и приоткрыли дверь, в салон самолета ворвался горячий воздух Сахары. Этот ветер знаком мне. Его не очень любят местные жители Канарских островов. Когда приходит Калима, так зовут эти ветра, свежий морской воздух, сменяет духота. Небо становится мутным, видимость, словно в тумане. Калима стоит два, три дня. Через пару дней восточный ветер прогоняет ее с островов. Часто дующий ветер в Медано, завлекает сюда любителей серфинга и кайта. Но купаться при ветре не очень приятно. Я плаваю в океане на рассвете, когда обычно на берегу безветренно. Я не захожу медленно на мелководье, а прыгаю с высоты. При отливах, когда у мола мелко, и нужно точно совершить прыжок, не поранившись о каменистое дно, делаю сильный толчок вперед. А во время приливов, когда у мола глубоко, прыгаю в воду не глядя. Обычно на рассвете полный штиль, лишь волнуют гладь приливы и отливы. И после утренних морских процедур следует мой непременный атрибут – это чашечка кофе. Кофе «эспрессо с молоком» – здесь на Канарах особенное. Его назвали аборигены «Кортадо». К восьми открываются булочные. В это время туристы спят после ночных веселий. Меня дружно приветствует хозяин кофейни. Столики в кафе обычно еще не расставлены. В витрине не выставлены им круасаны и кексы. Хулио оставляет это занятие, и с душой готовит мне любимый напиток.

Завтракаю я позже, после короткого восхождения на ближайшую вершину. За пляжем на юге замыкает бухту гора Монтанья Роха. К вершине ее ведут несколько троп. Отклоняться от тропы запрещено, гора заповедна. На склонах ее растут реликвии и гнездятся редкие виды птиц. Но по обозначенной тропе пройти к вершине может каждый. Этот поход популярен не только среди гостей, местные жители регулярно поднимаются на Монтанья Роха. Любители марафона ежедневно, обгоняя других, совершают свои тренировки на склоне горы. Я со многими из них знаком в лицо. Они каждый раз, с почтением, приветствуют меня на бегу, не коротким «Ола», а как своего, местного: «Comoestas, buena stardes». «Bueno, gracias» – приветствую их я. С вершины Монтанья Роха открывается вид на взлетную полосу и терминал аэропорта «Рейна София», – «Королева София». Взлетающие лайнеры, и идущие на посадку, оказываются внизу под вами, когда вы стоите на вершине горы. Это впечатляющее зрелище. А океан дробится о скалы вулканической породы Пунто Роха, озвучивая картину.

Завтра, когда я побегу на мол, чтобы ощутить бодрость в теле, прыгнув с него в темно-изумрудную воду моря, солнечные лучи озарят восходящим багряным светом вершину Тейде, эмблему острова. Тейде высшая гора Испании. Вулкан, выросший на 3715 метров над океаном. Он главный заповедник Тенерифе. Подъем на него ограничен десятком человек в день. Природу его берегут Испанцы. Семь лет назад я получил Пермит для восхождения на Тейде. Но высота вершины на уровне средних Кавказских гор, подъем не сложен и не был для меня особенным, как для многих туристов. Но было приятно сознавать, глядя не озаренную вершину, что я побывал на ней.

Пока я об этом вспоминал, внезапно пропала набегающая волна, растворилась во тьме. Выключили освещение фонари набережной. Только легкий рокот говорил, что океан жив. Высветились звезды на небосводе, и огни дальних поселков. Я побрел в сторону городка, все вглядываясь вдаль моря. И моя преданность морской стихии вознаградилась блеснувшей лунной дорожкой. На горизонте всплыл желто-оранжевый шар. От него потянулась ко мне дребезжащая полоска золотистого света. Луна казалась огромной и яркой, как солнце, на фоне черноты неба. Я замер, не отрывая взора от этой картины.

Звук турбин взлетающего лайнера вырвал меня из грез. Невдалеке в аэропорту все шло своим чередом.

Воскресное утро

Шторм начался еще на рассвете. Сильный северный ветер погнал на остров огромные волны. Ветер срывал гребни волн задолго до прихода к берегам. И все темно-лазурное пространство океана до горизонта обрамлялось белоснежными оборками, словно женское платье. Встретившись с берегом, волны кипели, и морская пыль неслась облаком, омывая прилегающие дома до крыш.

Сегодня воскресенье, и местные словно поток с гор, устремились к морю. Вокруг Пуерто дэ ля Круз сотни деревушек, с красивыми белоснежными домами с яркой черепичной крышей. Летом на Канарах жарко и местные

строят домики повыше, но выходной традиционно спускаются в город. В обеденное время рестораны будут заполнены до последнего столика, и ждать в очереди бесполезно, они привыкли вести долгие беседы за обеденным столом до сиесты. Потом город опустеет и оживет поздним вечером уже ночной жизнью. Пока до полдня все степенно прогуливаются длинной набережной, останавливая часто взгляд на океанские волны, ревущие рядом.

Опечалены непогодой лишь гости. Привычное их занятие, полдня валяться на топчане у моря, отменил шторм. Брызги от волн омывают весь пляж, на котором они устраивались обычно. Я брожу по узеньким старинным улочкам, и как картину, изучаю взором непохожие домишки, сказочно украшающие городок. Или сижу в скверах, где каждое растение из-за формы и цвета вызывает восторг.

Вечером у меня Фламинго в маленьком домашнем театре Порто дэ ля Круз. Спортивный отдых, какой проводил здесь я ранее, заменен кулинарно-развлекательным. Но в нем тоже своя необходимость, – отдых от накопившейся в горах усталости. Я принимаю эту непогоду, как предостережение от чрезмерных нагрузок, опасных травмой, и рад ей! Непогода будет длиться не вечно, здесь южное солнце, и все построено, чтобы уберечься от его лучей!

Фламенко

Был хмурый с холодным ветром вечер, когда я набрел на театр. Яркая афиша привлекла мое внимание. Не читая программу на афише, я купил билет, и оказался в заполненном битком зрителями зале. Уже звучала темпераментная испанская музыка, и настроение зала, ожидающее чуда, передалось быстро мне. Испанцы обожают фламенко,  музыку фламенко, спектакли в стиле фламенко, танцы.

Вот одернули занавес, и очутились зрители на балу герцога Мантуанского. Вспыхнули на сцене огнем костюмы танцовщиц, застучали в ритме музыки фламенко женские каблуки, не на тоненьких шпильках, а прочные как сапог солдата. Актеры ударили в ритм музыки каблуками по деревянному полу, как в барабан. И зал зарукоплескал в восторге! Зрители окунулись в спектакль, стали соучастниками представления, поддерживая аплодисментами актеров. Я еще не видел подобного на спектаклях. Оказавшись по воле случая в зале среди них, я утонул в этой чаше.

Спектакль был обрамлен сюжетом оперы Риголетто, но актеры преобразили оперу Джузеппе Верди в традиционное испанское зрелище, зажигающее зрителей, как испанцев корри́да. Не текст, а танец пояснял либретто спектакля. Мне было неважно понимать содержание песен, ритм раскрывал содержание.

И хоть спектакль закончился трагической сценой «Ah! La maledizione!» проклятья Риголетто, оставил он светлое настроение. И серый вечер стал солнечным, освещенный мелодией и ритмом танца.