Текст книги "Лаврентий Берия и Сталин"

Лаврентий Павлович указал на кричащую нищету аджарцев: «Валовая доходность крестьянского хозяйства, по исчислению Аджарского Госплана, определялась в 1927/28 году суммой 323 рубля в год. По Хулинскому уезду она ещё меньше и достигает цифры в 290 рублей. В то же время по минимальному хозсчёту Госплана, прожиточный минимум средней крестьянской семьи в Аджаристане равен сумме в 554 рубля в год. Следовательно в среднем каждое хозяйство имеет дефицит в своём бюджете на сумму 264 рубля в год, т. е. 49 процентов… Если же принять во внимание, что громадное большинство крестьянских хозяйств Аджаристана относится к бедняцким (70 процентов всех хозяйств освобождены от налога), то всё бедственное положение аджарского крестьянства станет более понятным.

Каждое стихийное бедствие или недород обрекает его на голод. Так было, например, в 1926/27 году в результате сильного наводнения. В текущем году уже в январе месяце отмечаются жалобы беднейшей части крестьянства на голод. 8 декабря в селении Цхемвени бедняк Хуршуд Эминович Махарадзе, 47 лет, в группе крестьян 4–5 человек, высказался: «Кончились у меня и деньги, и кукуруза, что будет с нами зимой, все мы сдохнем с голода, если будет так продолжаться, то Аджария восстанет против коммунистов»…

Естественно, что в связи с этой нуждой появляется недовольство властью, усиленно муссируемое кулацкими элементами».

Берия также отмечал, что расцвет в Аджарии преступных промыслов вызван безысходной экономической ситуацией: «Бедственное положение аджарского крестьянства является одной из причин высокого распространения в Аджаристане контрабандного промысла. Имея глубокие экономические корни, контрабанда здесь не уничтожается, несмотря на применение репрессивных мер».

Большое недовольство вызвало также введение обязательного государственного страхования скота. Помощь пострадавшему от наводнения населению оказалась расхищена, что также не способствовало популярности коммунистической власти. Берия приводил убийственные факты: «Для оказания помощи населению, пострадавшему от наводнения, в 1926/27 году было отпущено 194.000 рублей. Из этой суммы было истрачено по прямому назначению всего лишь 50.000 рублей, остальная же сумма пошла на другие расходы, ничего общего не имеющие с оказанием помощи пострадавшим от наводнения…»

Вину за вспыхнувшее восстание Берия возлагал на местное партийное руководство Хулинского уезда: «Все имеющиеся материалы показывают, что поведение довольно значительной части партийцев и комсомольцев во время важнейшей кампании по перевыборам Советов и борьбе с религиозно-бытовой косностью… послужило одной из причин для возникновения выступления… Кратковременные аресты, угрозы и насилия часто сопровождали кампанию по снятию чадры и закрытию медресе.

Всё это естественно вызывает открытое и явное недовольство широких крестьянских масс, ещё больше усугублённое тем, что сами партийцы и комсомольцы не выполняли того, что проводили.

В селении Семеба 15.1.29 г. было назначено общее собрание для проведения подготовительной предвыборной кампании. Собрание было собрано жителем, кандидатом ВКП(б) Коболадзе Хасаном Мамудовичем, который в тот день устраивал свадьбу сестры с подарками и, чтобы не провалить свадьбу, уговорил крестьян вместо собрания придти на свадьбу. Было приглашено до 200 человек. Среди крестьян на этой почве наблюдались разговоры: наше правительство запрещает нам устраивать свадьбы, однако сами коммунисты делают это, чтобы заработать деньги, назначают свадьбу с подарками, а Коболадзе не задумался даже перед тем, чтобы сорвать собрание крестьян.

В селе Тхилвани Схалтинского теми (сельсовета. – Б.С.) ячейка ЛКСМ, секретарём которой состоит Иса Микеладзе, на 100 процентов религиозна. Все члены ячейки до собрания идут молиться… Микеладзе совместно с красноармейцем Патарадзе был на рыбной ловле. Когда настало время молитвы, он бросил всё, встал на колени и начал молиться.

Во время кампании по проведению кампании по снятию чадры коммунисты, комсомольцы и их семьи не только не давали должного примера массе, но, наоборот, сплошь и рядом способствовали срыву кампании и росту недовольства тем, что, не снимая чадры своих жён, заставляли это делать других…

Слабость партийной и комсомольской организации, отсутствие политического чутья у руководящей верхушки, отрыв их от всей остальной массы крестьянства и резкое пренебрежительное отношение к ним явились важнейшими причинами той ненависти, которую стали питать крестьяне к компартии вообще.

«Коммунисты – как волки для нас», – говорили повстанцы в своих речах…

Часть партийцев, чтобы избежать побоев и сохранить свою жизнь, примкнула к повстанцам, даже возглавила их небольшие отряды, другая, оставшаяся более или менее верной партии, подверглась гонениям и арестам среди повстанцев».

Начальник Грузинского ГПУ специально отметил, что «ещё в конце 1927 года нами было сигнализировано нарастание массового движения в Аджаристане, выявившегося тогда в сильном переселенческом настроении, грозившем перейти в вооружённое выступление». Имелось в виду намерение многих аджарцев переселиться в Турцию.

Берия особенно остановился на роли мусульманского духовенства в организации восстания: «Сельское население Аджаристана обслуживается 150 мечетями и двумя сотнями мулл. Таким образом, на каждые 300 крестьян аджарцев приходится один мулла, на каждые 400 – одна мечеть. Материальное положение муллы – выше середняцкого крестьянского хозяйства. В большинстве случаев аджарские муллы могут быть причислены по своему экономическому положению к кулакам… Исключительно духовной деятельностью занимается лишь меньшая половина мулл. Остальные же располагают, кроме того, собственным хозяйством или состоят на советской службе (преподают в советских школах). Средний годовой заработок муллы от мечети 400–500 рублей… Этот заработок уже значительно превосходит среднюю доходность аджарского крестьянского хозяйства… Крестьяне оказывают муллам так называемую «трудовую помощь»… Духовная карьера зачастую привлекает молодое крестьянство, и теперь мы имеем целый ряд групп общей численностью до 100 человек, которые проходят спецкурс в особого рода семинариях и готовятся стать муллами… Аджарский мулла занимает острую антисоветскую позицию не только по мотивам религиозного порядка, но также потому, что хозяйство его – кулацкое хозяйство.

Аджарское духовенство сохранило свои права почти в полной неприкосновенности и после советизации. Бывший председатель СНК Химшиашвили организовал духовенство, объединив его в лице муфтиата, и предоставил этому духовенству также льготы и привилегии, которыми оно в Аджаристане никогда не пользовалось».

Берия указал и на связь повстанцев с аджарской эмиграцией: «Химшинский уезд являет собою сферу влияния беков из фамилии Химшиевых. Советизация Аджаристана заставила Химшиевых бежать в Турцию и расселиться в пограничной полосе (Ардаган, Поцхов).

В Турции Химшиевы чувствовали как бы гостями и продолжали себя считать хозяевами Верхней Аджарии.

Аджарские крестьяне не порывали связи с беками, общаясь с ними во время летних кочёвок. Это позволяло бекам влиять на аджарских крестьян в отрицательную сторону. Всякий провалы советской власти беки раздували, внедряя в сознание аджарца недовольство соввластью и предвещая близкий её конец. Постоянное общение с политическими эмигрантами Грузии, Азербайджана и проч. позволяло бекам осведомляться относительно антисоветских планов кавказской эмиграции, что в свою очередь передавалось аджарскому крестьянину. Точно установлено, что до 1927 года аджарцы Хулинского уезда регулярно платили подать своим бекам-эмигрантам».

Берия пытался урегулировать конфликт с повстанцами без применения силы: «Полоса мирных переговоров с повстанцами продолжалась до утра 24 марта и упорное желание наше закончить конфликт без применения репрессий, к сожалению, не дало желаемых результатов». Требования повстанцев включали «свободу религии», «свободные перевыборы Советов»; «открытие медресе»; «отмена запрещения носить чадру»; «изгнание всех грузин и коммунистов»; «смена уездной власти и удаление некоторых наркомов Аджарского правительства»; «амнистию всем участникам восстания и арестованным»; «отмена платы за лес и госстрахования»; «запрещение обучения девочек».

Лаврентий Павлович докладывал, как удалось подавить восстание: «При первом же появлении воинских частей участники выступления, за небольшим исключением разошлись по домам почти без всякого сопротивления, и дело обошлось самыми незначительными жертвами. Повстанцы боя не принимали и при первых выстрелах разбегались в разные стороны. Часть из них (около 200 человек) во главе с вожаком Али Султан Болквадзе ушла в Турцию. Уже на другой день, 25. III, всё движение было ликвидировано. Общее количество убитых у нас 8, у повстанцев около 30 человек, раненых – 10 у нас и около 30 у повстанцев». Был расстрелян один из предводителей мятежа в Схалтинском теми Искандер Махарадзе.

Для оздоровления ситуации Лаврентий Павлович предлагал послать в Хулинский уезд «авторитетную комиссию для обследования работы партийного и советского аппарата и рассмотрения жалоб крестьян», снять ряд проштрафившихся работников и «особо обследовать вопрос о предоставлении крестьянам леса, госстрахования и о кредите». Заодно Берия хотел провести проверку и в других уездах Аджаристана и во всех мусульманских районах Грузии, чтобы предотвратить аналогичные волнения. Берия подчёркивал: «При отсутствии мероприятий по партийной и советской линии, все мероприятия ГПУ не достигнут цели, и те причины, которые лежат в основе имевшего места вооружённого выступления, искоренены не будут». Он понимал, что восстания легче предотвратить экономическими и политическими мерами, чем потом пускать в ход войска. Без нужды Лаврентий Павлович людей не губил. Но и мягкотелостью не страдал. Через несколько недель были сменены основные руководители Аджарии, а ряд руководителей повстанцев, сложивших оружие, арестован и расстрелян. Но восстание вынудило власти разрешить ношение чадры, открыть медресе и не принуждать женщин и девушек посещать школы.

Восстание в Хулинском уезде вызвало резонанс в Батуми и других городах Аджарии. Берия с тревогой отмечал, что в разговорах аджарцев «повторялись… требования о свободе чадры и духовного преподавания, закрытия грузинских школ, присоединения к Москве и т. д.». Наряду с этой «московской ориентацией» межнациональные отношения между грузинами и аджарцами резко обострились. В среде рабочих это сопровождалось рядом вызывающих поступков со стороны аджарцев (невыход на работу, нанесение побоев). В свою очередь, грузины самым резким и презрительным образом отзывались о «неблагодарных свиньях – аджарцах», которых в своё время напрасно не истребил генерал Ляхов, и т. д. Русские рабочие приходили в негодование от слухов о том, что «аджарцы срубают головы убитым русским красноармейцам», несмотря на это, они, более объективно оценивая события, указывали на промахи и местных властей в антирелигиозной политике, на то, что крестьян вовлекли в движение провокаторы, контрреволюционеры и т. д.». Берия констатировал, что после подавления восстания «тревожное состояние не улеглось. Многие аджарские хозяйства намереваются уйти в Турцию, комсомольцы и партийцы опасаются террористических актов, греки обнаруживают тенденцию уезжать на родину. Производительность труда аджарских рабочих на предприятиях Батума значительно пала».

В качестве необходимых первоочередных мер для оздоровления ситуации в Абхазии Берия рекомендовал: «Предложить Аджарскому обкому послать в Хулинский уезд авторитетную комиссию для обследования работы партийного и советского аппарата и рассмотрения жалоб крестьян, которая должна вести работу во всех теми.

Особо обследовать вопрос о предоставлении крестьянам леса, госстрахования и о кредите.

Оздоровить уездный и темский партийный и советский аппарат путем снятия ряда работников.

Использовать опыт проверки в Хулинском уезде для проведения соответствующих организационных мероприятий не только в остальных уездах Аджаристана, но и во всех мусульманских районах Грузии.

Принять соответствующие меры к поднятию уровня развития аджарского крестьянства».

В последние годы жизни и после смерти Лаврентия Павловича часто обвиняли в «мингрельском национализме». Но в действительности в бытность в Грузии он с этим национализмом, как, впрочем, и со всеми остальными, неустанно боролся, в полном соответствии с линией партии. Так, 23 апреля 1929 года в очередной информационной сводке Берия сообщал: «Проект перенесения центра ряда уездов Западной Грузии в Поти вызвал недовольство в ряде районов Зугдидского уезда… Много толков создалось вокруг Зугдидского музея. Ходят слухи о том, что вся реорганизация вызвана желанием Тифлиса присвоить себе музей, для чего и хотят лишить Зугдиди его значения, как уездного центра. Слухи эти подкрепляются проникшими в массы сведениями о предполагаемой распродаже части экспонатов для вывоза за границу. В разговорах слышится много протестов, оценивающих распродажу как «разграбление народного достояния», «хищническое отношение к культурным ценностям» и т. д.

Нетрудно видеть за всем этим, с одной стороны, отражение местных интересов, ущемляемых ликвидацией (по мнению крестьян) музея, приносившего доход жителям от экскурсантов; с другой стороны – история с музеем – повод для всякой враждебной агитации, в том числе и для агитации так называемых «мингрельских сепаратистов». К последним Лаврентий Павлович, как видно не питал никаких симпатий. И всегда за национальными и политическими требованиями он усматривал также экономическую основу.

Надежды на избавление от тягот хлебного кризиса 1928–1929 годов и сплошной коллективизации крестьяне видели в лидерах антисталинской оппозиции. Так, 27 апреля 1930 года чекисты изъяли в Тифлисе до 300 экземпляров троцкистских листовок, где, в частности, утверждалось: «Аппаратная бюрократия захватила власть. Рабочий больше не хозяин своей страны… Даже если пятилетка будет выполнена, это только укрепит строй бюрократии. Рабочие останутся ни с чем. Не нужно поддаваться обману… Сейчас различные части бюрократии, сталинцы, правые, борются друг с другом. Все они, не говоря уже о меньшевистской и прочей сволочи, хотят воспользоваться недовольством в рабочей массе… Сознательные рабочие, глубже усваивайте неисполненное завещание Ленина, чтобы разобраться во всех уловках и маневрах правительственных аппаратчиков… Да здравствует диктатура пролетариата не на словах, а на деле!»

А в Батуме в ночь с 5 на 6 мая распространялись рукописные листовки уже от лица правых: «Трудящиеся. Коммунистическая партия накануне гибели. Уверяем вас, что коммунисты будут скоро уничтожены. Несчастный народ, всюду слышен твой стон. Вы не имеете ни хлеба, ни радости». Листовка была подписана: «Правый рабочий».

5 мая 1930 года Берия докладывал руководству Закавказья о настроениях населения Эриванского и Ленинаканского округов в связи с продовольственными трудностями: «В селении Гейгумбет местными троцкистами ведётся провокация о том, что «Красная армия больше не в состоянии противостоять бандам и в Нахкрае (Нахичеванском крае. – Б.С.) она сдалась бандитам… Троцкий собрал 6000 аскеров из Турции и перешёл на сторону дашнаков, и скоро дашнаки во главе с Троцким будут в Армении». Вдохновителем последней провокации (о Троцком) явился бывший руководитель группы троцкистов Акуппорян».

Лев Давыдович Троцкий во главе 6 тысяч турецких солдат, в качестве предводителя дашнаков идущий освобождать Армению от большевиков, – такое можно вообразить только в анекдоте от армянского радио. Но так уж достал крестьян Сталин, что они готовы поверить в примирение двух злейших врагов – турок и дашнаков и готовность последних подчиниться человеку, который руководил ликвидацией независимой Армении.

Голод был такой, что вместо мяса в борще могла оказаться… ящерица. Берия докладывал руководству Закавказья: «1-го июня 1930 г. в Забратской столовой ЦРК № 13 (г. Баку. – Б.С.) сварили вместе с борщом довольно большую ящерицу. Части этой ящерицы попали в несколько тарелок обедающих рабочих … Последнее время в новых рабочих столовых Заводовостроя ФЗР на стройках «Макс-Миллер», «Бедшер», «Винклер», «Кох», где работают до 1000 человек, наблюдается раздача обедов, явно недоброкачественных, так, например, в борще нескольких рабочих были обнаружены черви в 2 сантиметра, вторые блюда являются какими-то рвотными и часто бракуются рабочими. 28.IX.1930 г. и 4/X составили акты с подписями завкома и нескольких рабочих о найденных червях и гнилостном запахе во 2-м блюде».

А когда в Азербайджане летом и осенью 1930 года в связи с коллективизацией вспыхнуло восстание, повстанцы возлагали надежды на лидеров правой оппозиции. Побывавший в плену у мятежников член компартии бакинский рабочий-железнодорожник Рахманов свидетельствовал в своем докладе руководству Закавказского ГПУ – Реденсу и Берии: «Район, куда я был командирован, буквально кишит бандитами. Есть банды до 200 человек. Вооружены они прекрасно, причем особенно интересным является то, что они хорошо снабжены патронами. Я встречался в июле с группой бандитов – верховых. Они вступили со мной в разговор. Они называют себя не бандитами, а просто людьми, спасающими свои жизни от произвола местных властей, доведших их до необходимости взяться за оружие. Крестьяне жалуются на свою тяжёлую жизнь и безвыходное положение. С одной стороны, они обязаны снабжать хлебом правительство, а с другой стороны – снабжают требующих хлеба бандитов».

Реденс и Берия цитировали суждение о восстании беспартийного бакинского слесаря И. Афанасьева: «В Гяндже уже началось восстание. Туда посланы войска на усмирение. Восставшие в Гяндже взрывают мосты и грабят поезда. Когда-нибудь эта проклятая власть сломит себе голову. Есть ведь пословица: сколько вор ни ворует, а рано или поздно голову сломит. Ты посмотри на настроение массы. Нет ни одного процента довольных. Власть прямо издевается над народом. Ведь даже хлебом не может снабдить население. Сама напакостит власть, а потом находит каких-то вредителей. Со многими мне приходилось говорить и они прямо говорят – пусть только начнется война, мы знаем на кого поднять винтовку за то, что грабят наших отцов. Ведь сами партийцы против этого безобразия. Посмотри на настроения наших рабочих и сам хорошо поймешь. Казаки на Северном Кавказе только и ждут начало конца». К этому крику души чекисты сделали такое примечание: «В прошлом Афанасьев собственник – имел свою мастерскую, в данное время антисоветски настроен».

А рабочий бакинской «Союзнефти» Ивашенко предавался мечтаниям с каким-то безвестным сексотом: «Рабочие ничего не жрут, кроме хлеба. Наше положение улучшится, когда Рыкова прогонят, а за ним и Сталина». Лидеры правых, выходит, были столь же ненавидимы рабочими, как и Сталин.

Впрочем, некоторые из недовольных, особенно из числа интеллигенции, высказывали симпатии Бухарину. «С такой политикой, если мы будем продолжать в таком же духе, мы далеко не уйдем, – заявлял беспартийный инженер отдела рационализации бакинского завода имени Шмидта Зимников, – главное, все молчат и ничего не хотят говорить. Политика, которую ведет ЦК ВКП(б), приведет к тому, что скоро люди будут подыхать с голода. Бухарин был прав, что нельзя было так круто поворачивать тяжелую индустрию. Это все может отрицательно повлиять на население и вызвать нежелательные колебания, да и партийцы когда-нибудь очнутся от спячки. Рабочие скрытно ропщут на пятилетку. Пока возможно, надо исправлять сейчас».

Другой бакинский инженер, Барак, откликаясь на расстрел 48 «вредителей», заявил: «Советская власть нашла причину продзатруднений в тех 48, которых расстреляли. Это только замазывание глаз рабочим. Рабочему в настоящих условиях на те гроши, которые они получают, жить почти невозможно. Кооперативы пусты, обеды противны в столовых, что будет дальше, никому не известно».

Непраздничное настроение было у рабочих в Закавказье в день 7 ноября 1930 года. В сводке, составленной в связи с главным революционным праздником, Берия сообщал о высказываниях рабочих Армянского карбидного завода: «Все, о чем докладывали на заседании (о достижениях власти и др.), является ложью». «Мы не обязаны работать в пользу крестьян, так как последние сами ничего не делают, а рабочих заставляют работать за них. Крестьяне нам за это из своей продукции ничего не дают. Этим мы только их превратим в лодырей. Рабочих и превратили в каких-то ослов самопожертвования. В единственный выходной день (7 ноября) нас, рабочих, гонят куда попало. Голыми и босыми отправляют нас на уборку хлопка, не снабжая нас обувью и одеждой». Подобные настроения подытожил директор Клинического института Меликян: «Нам не до Октябрьских празднеств, когда желудок пуст».

Октябрьская демонстрация в Баку в том году тоже прошла далеко не гладко. Берия докладывал: «В демонстрации отдельные рабочие выступали против правых уклонистов и призывали вести борьбу с ними. Часть выступающих поддерживала право-оппортунистические лозунги, отрицая необходимость борьбы с Бухариным, Рыковым и др. Беспартийный рабочий Ахмед Таги из Ленинского района: «Мы с начала пятилетки обвиняли Бухарина за его неправильный подход к вопросам хозяйственного строительства, а на деле вышло, что он прав. Нас морят голодом, зарплаты вовремя не выдают». Комсомолец Симонян, рабочий строительного отдела Ленинского района: «С идеей колхозов ничего не вышло, разорили крестьян и нас с голода уморят. Не нужно было настаивать и прислушиваться к голодающим рабочим и крестьянам. Мы рабочие работаем голодные и раздетые, а жены комиссаров ходят в шелку и золоте. На шею рабочего садятся и чем дальше, тем хуже становится, конца не видно». Рабочий «Азнефти» Курдиков: «Крестьян грабят, не дают им развивать своего хозяйства, народ голодает. Если на сторону Рыкова и др. перейдут еще несколько вождей, то тогда разобьют Сталина». Неизвестный: «Видно положение улучшается. Политбюро сейчас фактически проводит линию правого уклона. Товары отпускаются без ордеров, скоро отменят заборные книжки (карточки. – Б.С.). Умерили отпуск товаров за границу. Зачем уклонистов обвинять, ведь они этого не хотели».

«Политика Сталина привела нас к нищете. Недаром Рыков и Бухарин против его политики. Голод терпеть можно год, а не подряд несколько лет. Ведь заводами и фабриками сыт не будешь», – возмущался котельщик завода имени Пятакова член ВКП(б) Гриценко. А другой член партии кочегар того же завода Гейдар Керимов в группе рабочих говорил: «Из-за политики Сталина все персидские подданные уезжают в Персию. Они правы, так как голодать никто не хочет».

6, 7 и 8 ноября 1930 года на территории фабрично-заводского района Баку чекисты обнаружили 35 листовок и прокламаций антисоветского, антикоммунистического и антисталинского содержания. Среди них были такие, например: «Товарищи. Только Рыков даст нам жить, но не Сталин-националист. Да здравствует свободная жизнь».

«Граждане товарищи. С вас три шкуры дерут. Долой коммунистов-паразитов. Штаб обороны гор. Баку».

«Правительство СССР, мы жить хотим».

«Товарищи рабочие. Сила у вас. Довольно вам мучиться. Ваши дети гибнут, как и вы. Свергните это паршивое правительство и будете жить как люди».

Берия с сожалением констатировал: «В настроении масс праздничные моменты отсутствовали».

Много хлопот ГПУ доставлял и конфликт в руководстве Азернефти. Группировка братьев Агаларовых открыто симпатизировала троцкистам. Как отмечалось в сводке Закавказского ГПУ, «Агаларовы заявляют: «Почему такого вождя, как Троцкий, исключили из партии. Сейчас руководит партией кучка бандитов». Берия сделал вывод: «Пришло время убрать их (братьев) с фабрики».

Продовольственные трудности 1930 года заставляли многочисленных персидских подданных, работавших на бакинских заводах и нефтепромыслах, возвращаться на родину. Как отмечалось в сводке Закавказского ГПУ, «ряд рабочих персподданных, отражая в данном случае настроение большинства, утверждают: «Раньше при Николае и при муссаватистах жилось лучше. В нехватках виновата соввласть. Улучшения никакого не будет, в дальнейшем еще хуже будет».

О том же говорил и персидский подданный – оператор завода «Крэкинг» беспартийный Мехти Кулиев: «С нашими верхами социализма никогда не построишь. Нам дают по норме, за границу отправляют без нормы, сколько хочешь. Теперь хорошего наверно не дождешься. Нас кормят только баснями. 12 лет существуем, ждем только хорошего, а получается все хуже и хуже».

Но больше всего в 1930 году хлопот Берии доставило восстание в Азербайджане. В начале декабря Закавказское ГПУ докладывало о борьбе с повстанцами в Гянджском уезде, численность которых превышала тысячу человек: «Во главе банддвижения стал бывший член муссаватистского парламента, бывший мулла иттихадист (член исламской партии Азербайджана, с которой в начале 20-х годов успешно боролся Берия. – Б.С.) Гаджи Ахунд. Объединение бандгрупп под его руководством ставило задачей организацию массового выступления. С этой целью Гаджи Ахунд широко развернул а/с агитацию. Усиленно распространялись слухи «о скором падении Соввласти, приходе англичан, турецких войск» и т. д. Крестьяне призывались к борьбе с колхозами, к вооружённому выступлению «против русских захватчиков, за религию, за освобождение от нищеты» и т. д. В Кедабекском районе распространялись прокламации с подобными лозунгами. Для подтверждения слухов о приходе турецких войск один из бандитов (по распоряжению Гаджи Ахунда) был переодет в турецкого офицера и командирован по сёлам в сопровождении бандгруппы, которая публично величала его «паша». Бандагитаторы при этом уверяли крестьян в том, что «правые уклонисты солидарны с Гаджи Ахундом» и т. п.

Эта подготовка собрала вокруг Гаджи Ахунда свыше 1000 человек, хорошо вооруженных, и подчинила его влиянию ряд сел Шамхорского и Касум-Измайловского районов. Кулацко-зажиточная прослойка в этих районах явилась ближайшим источником материальной и физической помощи банддвижению.

В район концентрации банд были стянуты войсковые части. Активные выступления бандгрупп начались с 10 ноября».

Да, Бухарин, Рыков и Томский впереди, на лихих конях, во главе воинов ислама – это примерно то же самое, что Троцкий, объединяющий под своей командой дашнаков и турецких солдат. Но народы бывшей Российской империи всё надеялись, что кто-то придёт спасти их от Сталина и большевиков, будь то Троцкий, Бухарин, англичане, турки, чёрт, дьявол… Хотя Турция в то время вообще была союзником Москвы, и турецкие власти сильно ограничивали антисоветскую деятельность кавказской эмиграции в приграничных районах. Англия же не имела никаких планов интервенции в СССР.

Восстание Гаджи Ахунда поначалу казалось серьёзной угрозой. Повстанцам даже удалось на полутора суток прервать движение по железной дороге Баку – Тифлис.

Однако очень скоро выяснилось, что нельзя разжиться продовольствием в стране, где крестьяне едва сводят концы от урожая до урожая. Люди Гаджи Ахунда вынуждены были реквизировать продукты у населения, тем самым восстанавливая его против себя. Как отмечалось в докладе Берии, уже в начале декабря «Гаджи Ахунд стал уговаривать своих товарищей разбиться на части, мотивируя наступлением частей Красной армии, невозможностью достать в большом количестве продукты». Очень скоро Гаджи Ахунду пришлось раздробить свою армию на мелкие отряды, а большинство повстанцев разошлось по домам. Войска под командованием главы Азербайджанского ГПУ М. П. Фриновского загнали группу Гаджи Ахунда и 9 его ближайших сторонников в Дивардинские зимовники, где почти все они, включая главаря, были убиты в бою 9 декабря 1930 года. Поднятое Гаджи Ахундом восстание было подавлено с помощью суровых репрессий. В сёлах брали заложников, заставляя крестьян выдавать скрывающихся повстанцев. Захваченных в плен участников мятежа и заподозренных в пособничестве им расстреливались на месте. Только 8 декабря 1930 года, например, казнили 23 «бандита» и 10 «пособников и укрывателей». По социальной принадлежности расстрелянные распределялись следующим образом: кулаков – 12, середняков – 15, бедняков – 2, рабочих – 2, антисоветский элемент – 1 и совслужащий – 1. Некоторые добровольно сложившие оружие повстанцы временно оставлялись на свободе в расчёте, что они сагитируют своих товарищей прекратить борьбу. Потом их тихо «изымали» и либо расстреливали, либо отправляли в концлагеря.

Сталин читал все сводки ГПУ. И боялся, что, если кризис ещё более углубится, бывшие вожди оппозиции станут знаменем народного недовольства, а их сторонники на местах, равно как и уцелевшие меньшевики, дашнаки, эсэры и члены других запрещённых партий, придадут выступлениям рабочих организованность. Поэтому сразу, как только появился подходящий предлог – убийство Кирова, началась широкая кампания превентивных репрессий всех подозрительных, достигшая кульминации в 1937–1938 годах.

Берия с тревогой отмечал, что во время демонстрации 7 ноября 1930 года в столице Азербайджана, хотя «отдельные рабочие выступали против правых уклонистов и призывали вести борьбу с ними… часть выступающих поддерживала правооппортунистические лозунги, отрицая необходимость борьбы с Бухариным, Рыковым и др.».

Продовольственные трудности заставляли людей ностальгировать по тому времени, когда у власти в Закавказье были антисоветские правительства, не говоря уж о благословенном царском времени. Так, еще 30 апреля 1929 года, в связи с введением карточек на хлеб – 800 грамм для работающих и 400 грамм для иждивенцев в день, Берия фиксировал в сводке нелестные высказывания рабочих о советской власти. «Не нужно верить брехне нашего правительства. Всё, что оно обещало, это ложь. Разве при меньшевиках жизнь не была лучше. Меньшевики были правы, когда боролись с большевиками. Если бы меньшевики остались, то нам не жилось бы так плохо», – сокрушался тифлисский грузчик Лука Богвирадзе.

А в Армении крестьяне с тоской вспоминали о высланных кулаках и прочих «эксплуататорах». Сводки ГПУ фиксировали, как в апреле 1930 года в Армении «в селе Авдибек Аламлинского района на бедняцком совещании выступил батрак Седрак со следующим заявлением: «Что мне дала советская власть, меня кормил священник, и ему я должен помогать». А в селении Амамлы батрак Пализян говорил совсем уж крамольные вещи: «Наши кулаки такие же батраки, как и я. Я лично работал у кулаков Баграмянов, и они больше меня работали. У нас в селе, кто бедняк, тот лодырь. Кого мы называем кулаками, это те люди, которые день и ночь мучаются, работают».