Текст книги "Веяние тихого ветра"

Отцы о созерцании

Из письма сирийского христианского подвижника Иосифа Хаззайи. О действии, происходящем от благодати:

Относительно сказанного тобою: Время от времени я стою, глядя внутрь души моей, а в ней не бьется (rāpeṯ) ни праведный, ни сопротивный помысел, но обретается только ум, который погружен в нее, притом что нет у него ни действия, ни даже едва заметного движения уст в славословии, но лишь покой царствует над всеми порывами тела и души. Пока ум пребывает на месте сем, брат мой, это состояние (šuḥlāpā) сильно превосходит все остальные, бывающие у души, состояния благодатных действий…

Внутренний мир и устойчивость – не чисто христианские явления, так же как и не явления исключительно религиозного порядка. Внутренний мир, устойчивость, состояние равновесия, изнутри которого можно мыслить и действовать, составляет предмет всеобщего искания, интереса и цели, устремления.

Те, кто нашел Бога, ищут этой устойчивости в молитве – молитве, которая воспринимается, которую они опытно познали как встречу, как взаимное присутствие Бога и человека, общение человека и Бога, как, может быть, способ найти абсолютную точку опоры не только для своей личной жизни, но и для всей окружающей жизни, для жизни вообще.

Те, кто ищет через молитву, ищут порой поистине изо всех сил. Как в индийском рассказе о молодой женщине, которую муж бросил в лесу, потому что не хочет, чтобы она стала жертвой рока и проклятия, тяготеющих на нем. Проснувшись, она оказывается одна. Она идет по лесу с одним призывом: «Где ты, возлюбленный мой и господин мой? почему ты скрываешься от меня? О, объявись, чтобы я нашла тебя!». Вот молитва, так взывают, так с криком ищут те, кто еще не нашел, но кто либо предвосхищает, либо предвидит это присутствие, которое, может быть, на миг пересекло их жизнь и без которого они дальше жить не могут.

С другой стороны, это искание происходит также и вне Бога. Мне кажется, надо признать, что в этом искании внутренней устойчивости вне Бога некоторые люди – те, кто не верит, те, кто не ищет, те, кто отчаялся и не может найти, – силятся совершенно исключить Бога, так чтобы можно было найти новые ориентиры, найти равновесие, установиться в мире без Бога, ибо им представляется, что причина нарушения равновесия именно в Боге. Но тогда – и это мы видим постоянно – вместо того, чтобы искать устойчивости, которая была бы динамичным покоем, покоем напряженным, полным жизни, покоем творческим, они ищут покоя совершенно статичного, почти покоя смерти, покоя, где ничто не нарушает раз установившуюся неподвижность.

С точки зрения учения отцов Церкви, внутренний мир и устойчивость – это и первичное условие, и в то же время – цель, вершина внутренней жизни. Все учение исихазма основано на этом искании и этой жизни в покое, который не есть покой неподвижности, а покой динамичный, покой напряженный. Устойчивость понимается отцами не как статичное состояние, неподвижное состояние, где ничто не изменяется. Наоборот, оно – совершенное равновесие, происходящее от такого напряженного биения, напора жизни, что кажется неподвижностью. Это, следовательно, динамичный, бодрый, радостный, живой покой всех сил души и тела. Можно найти образ этого в писаниях святителя Феофана Затворника. В попытке определить состояние человека в молитве, одновременно и внутреннее, и физическое, он говорит: тому, кто молится, надо научиться телом и умом, телом и душой быть как струна скрипки, настроенная на верную ноту: не перетянутая и не ослабленная. Если она недостаточно натянута, она не издаст никакого звука. Если, напротив, она слишком натянута, она лопнет от первого прикосновения.

Это – напряженное равновесие, которое кажется неподвижностью, но содержит в себе все возможности отозваться музыкально, дать богатый отзвук на прикосновение благодати. И с точки зрения молитвенной жизни, жизнь в Боге, это состояние мира и устойчивости, соответствует определенному внутреннему состоянию. Мне кажется, важно понять, что составляет это внутрьпребывание. Теперь, когда говорится о внутрьпребывании, либо думают главным образом о каком-то самоуглублении, о какого-то рода обращенности на себя, в силу которой, войдя в себя, мы оказываемся с глазу на глаз с самими собой и всё, либо его понимают как стремление к углублению, которое приводит нас в самые наши глубины.

Внутрьпребывание, которому нас учит молитвенная жизнь, к которому нас руководствуют подвижники и духовные наставники, – глубже этого, оно превосходит психологический уровень. Это не самонаблюдение, не самоуглубление и не обращенность к себе: это внутрьпребывание настолько углубленное, что оно достигает точки, где мы уходим корнями в тайну присутствия Божия. Это то, что отцы Церкви называют сердцем человека, – конечный пункт этого искания, последняя глубина, на которой человек обнаружил свой абсолютный центр и в то же время открывает, что именно здесь он – лицом к лицу с Богом. Святой Иоанн Златоуст в одной из своих проповедей говорит нам: найди ключ от собственного сердца и увидишь, что это ключ в Царство Божие. Святой Ефрем Сирин говорит, что, призывая нас к бытию, Бог вкладывает в сердце каждого, то есть в самую глубину каждого из нас, все Царство Божие. И духовный поиск состоит в том, чтобы идти все глубже до момента, когда мы обнаружим в самой сердцевине самих себя присутствие Царства, которое есть присутствие Самого Бога.

Разница между этим внутрьпребыванием и состоянием, в котором мы находимся почти постоянно, может быть определена выражением, которое мы употребляем непрестанно: «Я (а чаще мы говорим: он) вне себя». Это просто означает, что он в ярости, возмущен, рассержен. Но, говоря более точно, это означает, что он потерял свое внутрьпребывание, что он весь выброшен наружу, что он подобен человеку, который покинул дом в погоне за грабителем, захлопнув дверь, и теперь не в состоянии попасть обратно. Он стал внешним по отношению к себе самому, может лишь бродить вокруг в надежде, что дом каким-либо образом откроется. Алексис Каррель в своей книге L’Homme, cet Inconnu делает попытку определить, где границы или, вернее, как далеко простирается наша личность, и утверждает, что только святые живут внутри себя, «под собственной кожей». Почти все – все, потому что святые редки и сейчас, возможно, становятся еще более редким явлением, чем в ранние века, – практически все живут жизнью, которая как бы щупальцами выбрасывается наружу. Люди тянут свои щупальца направо и налево к разным предметам, ко всему, что могут вообразить привлекательного, смотря по тому, куда их толкает вожделение. Но очень редки те, кто живет внутренне, кто свободен, потому что не прилип ни к чему, потому что, как вы знаете, и опыт нам постоянно это доказывает, как только мы думаем, будто чем-то обладаем, мы делаемся пленниками этого обладания. Как только мы что-то схватим, мы обладаем тем малым, что держим, и теряем гораздо больше. Если я возьму эти часы и зажму их в руке, у меня больше нет руки. Достаточно мне взять в другую руку еще предмет, и я стану совсем безруким. А если я сделаю то же самое сердцем и умом, я могу оказаться пленником всех своих богатств.

Может быть, в этом заключается один из важных моментов, которые мы должны принимать во внимание, когда говорим о нищете духовной, которую предлагает нам первая заповедь блаженства (Мф 5:3). Мы не можем обладать Царством Божиим, которое есть полнота и свобода, которое есть полнота самовластия, которое есть освобождение от всего, которое есть предание себя Богу, которое подлинно есть свобода, – мы не можем принадлежать Царству, если сердцем и умом, телом и всей волей и устремленностью мы полностью прилипли ко всему, что нас окружает, и не только к тому, что видим, но и ко всему, что можем вообразить. И чтобы быть пленником вещей, не обязательно быть привязанным к чему-то, что больше нас самих. Мы – пленники того, что считаем своим богатством, и с точки зрения внутренней жизни это нас связывает, мы делаемся неспособными освободиться в этом смысле.

Так что здесь – борьба, которая состоит в высвобождении, освобождении, борьба, которая направлена к тому, чтобы дать нам устойчивость, внутреннюю независимость и внутренний мир. И я хотел бы подчеркнуть, что, когда мы говорим о борьбе, мы должны ясно отдавать себе отчет, что мир, покой – это не отсутствие борьбы, это отсутствие неуверенности и колебания. Когда мы знаем, что делаем, когда наша деятельность направлена, когда она не просто вызвана внешними обстоятельствами, а рождается в самой глубине души как самовыражение нашей сущности, то какова бы ни была борьба, каково бы ни было ее напряжение, каковы бы ни были ее опасности – поскольку в ней нет неуверенности, мир сохраняется.

Митрополит Сурожский Антоний

Смотри в глубину!

«Уже не я живу, но живет во мне Христос. А что ныне живу во плоти, то живу верою в Сына Божия, возлюбившего меня и предавшего Себя за меня». -Послание к Галатам 2:20

Все мы хотим увидеть Бога, приблизиться к Нему, познать Его лучше. Иметь с Ним общение. Для этого люди вне церкви прибегают к сотням разных способов: спиритизм, оккультные практики, увлечение эзотерикой и многое другое. Люди жаждут общения с Богом. И они готовы на самые рискованные вещи, чтобы только обрести этот общение. Но не могут.

Иисус есть тот, через Которого в этом мире проявилось Божественное присутствие в максимальной полноте. Единородный Сын Божий показал Божественную славу в этом физическом мире. Он продемонстрировал ученикам Свою Божественную природу.

При сем Петр сказал Иисусу: Господи! хорошо нам здесь быть; если хочешь, сделаем здесь три кущи: Тебе одну, и Моисею одну, и одну Илии. – Евангелие от Матфея 17:4

Быть в присутствии Бога -это прекрасно! настолько, что ученики решили там остаться навсегда. Чтобы пребывать в присутствии благодати, и в общении с теми, о которых они только читали в Писании, с Моисеем и Илией. Мы часто боимся каких то чувственных проявлений в христианстве. Дескать от этого впадем в прелесть или обольщение. Но не бойтесь пребывать в присутствии Бога.

– в созерцании

– в молитве словами

– во время литургии

– в обычной жизни

Мы учимся быть в присутствии Бога во время молитвы, созерцания и литургии не просто так. Это помогает нам пребывать в этом самом присутствии в настоящем моменте каждую секунду нашей жизни потом. Мы видим Бога в самых обычных проявлениях нашей жизни. И самые простые вещи, даже такие сугубо приземленные как мытье посуды, или общение с детьми – могут стать глубоко духовными переживаниям. Потому что во всем этом мы учимся видеть тихое и нежное присутствие Божественной благодати.

Когда он еще говорил, се, облако светлое осенило их; и се, глас из облака глаголющий: Сей есть Сын Мой Возлюбленный, в Котором Мое благоволение; Его слушайте. И, услышав, ученики пали на лица свои и очень испугались. – Евангелие от Матфея 17:5

Божественная благодать, несмотря на все то счастье, которое она приносит – это еще и вызов. Сам Бог сказал ученикам, что Иисус не просто еще один учитель нравственности, или хороший проповедник. Он – уникален, и Творец этого мира и нас с вами желает, чтобы мы Его слушали. Этот вызов может вызвать испуг. Особенно если мы все еще желаем следовать своей собственной воле и своим похотям и прихотям. Но сотворивший нас Бог желает, чтобы мы слушали Иисуса.

Но Иисус, приступив, коснулся их и сказал: встаньте и не бойтесь. Возведя же очи свои, они никого не увидели, кроме одного Иисуса. – Евангелие от Матфея 17:7—8

Когда мы попадаем в присутствие святого и вечного Бога мы боимся. Это естественно, ведь наша душа осознает, как часто и много мы нарушаем Его волю. Как часто мы грешим. Но Иисус есть тот – который нас успокаивает. Через его крестную жертву мы примирились с Богом и наши грехи прощены. Он говорит нам – ты не способен оправдаться перед Богом. Но Я умер вместо тебя на кресте, чтобы ты мог жить в прощен и и свободе детей Божиих. Именно потому христиане очень христоцентричны. Христос есть центр нашей проповеди. Мы не видим никого, кроме одного Иисуса. И хотя нам иногда хочется что-то добавить к Иисусу: красивые исторические обряды, древних подвижников, или даже Мать Иисуса. Но Иисус не нуждается в приложениях, в добавках. Он абсолютно достаточен для нашего спасения и нашего благочестия. Он есть центр нашей духовной жизни. В этом смысле христианское послание очен минималистично. Только вера. Только благодать. Только Писание. Только Иисус.

Бог, повелевший из тьмы воссиять свету, озарил наши сердца, дабы просветить нас познанием славы Божией в лице Иисуса Христа. – 2 послание Коринфянам 4:6

Дух Святой пробуждает наше сердце, озаряет его – и мы познаем славу Божию в лице Иисуса Христа. Мы верим в Него, мы становимся Его учениками, и следуем за Ним по нашей жизни. И этот путь начинается с Таинства Крещения.

Мы отовсюду притесняемы, но не стеснены; мы в отчаянных обстоятельствах, но не отчаиваемся; мы гонимы, но не оставлены; низлагаемы, но не погибаем. Всегда носим в теле мертвость Господа Иисуса, чтобы и жизнь Иисусова открылась в теле нашем. – 2 послание Коринфянам 4:8—10

– Смиренно служить – делиться дарами которые Бог нам дал

Смотри на свои таланты – на каждом рабочем месте, в каждой профессии помни про монашескую максиму– ora et labora (молись и трудись). Смотри в глубину. Не на внешнее. Не на одежду. Не на обряды. Не на язык. Не на форму поклонения. Смотри духовно.

– Смиренно думать – не превозноситься и помнить, кто источник даров

Эго отделяет вас от брата. Эго отделяет вас от Бога. Эго отделяет вас от настоящего себя.

– Смиренно верить – доверять полностью Богу в нашей жизни

Но если мое эго умерло – тогда вдруг рождается нечто новое. Те самые добрые дела, которые становятся следствием моей веры. Не ее причиной, не основанием оправдания, но следствием той новой природы, которую мы обретаем, когда Дух Святой живет в нашем сердце.

– Смиренно отделять главное от второстепенного

«уже не я живу, но живет во мне Христос. А что ныне живу во плоти, то живу верою в Сына Божия, возлюбившего меня и предавшего Себя за меня». -Послание к Галатам 2:20

Итак – давайте помнить о важных проявлениях нашей веры:

– Иисус Христос есть полнота присутствия Бога в этом мире.

– Реальность преображения осуществляется в нашей жизни, когда мы слушаем Иисуса и следуем за Ним.

– Инструментами действия благодати Божьей являются Слово, Таинства и молитва

– Плодом преображения является полнота бытия, мир с Богом и сострадание. Во Христе мы умерли, чтобы Он жил в нас. А это значит, что никакие невзгоды и трудности не могу нас отвратить от веры в Него и следования за Ним.

…Теперь я объясню вам, что имеется в виду под выражением «прерывание молитвы», когда умножится в человеке благодать. Благодать делания уподобляется сиянию звезд, просвещения – полнолунию, а благодать совершенства – созерцания – полуденному солнцу, проходящему по небосводу. Поскольку отцы разделили духовное жительство на три чина.

Так вот, когда благодать умножится в человеке и он знает все написанное, как мы сказали, он приходит в великую простоту. Ум его расширяется, приобретая огромную вместимость. И как вкусил ты каплю той благодати, когда пришли к тебе большая радость и веселие, так и снова приходят они, когда ум находится в молитве. Но сильно, как тонкое дуновение, как стремительное благоуханное дыхание. И переполняет все тело, и обрывается молитва. Замирают члены. И только ум созерцает в ослепительном свете. Совершается единение Бога и человека, так что он не может сам себя разделить, – как железо.

Прежде чем его поместят в огонь, оно называется железом. Когда же накалится и покраснеет, то делается одно с огнем. Или как воск, который, приблизившись к огню, тает, не может остаться в своем естестве. Только когда пройдет созерцание, он снова возвращается в свое естество. Тогда как пребывая в созерцании, он как бы другой и из другого. Весь полностью соединяется с Богом. Думает, что у него нет ни тела, ни жилища. Весь – парящий. Без тела восходит на небо!

Воистину велико это таинство. Ибо видит человек то, о чем язык человеческий не может рассказать. И когда проходит это созерцание, он пребывает в таком смирении, что плачет, как малое дитя, о том, как ему дает это Господь, тогда как сам он не делает ничего. И происходит такое осознание себя, что, если заговоришь с ним, он считает себя ничтожнейшим, недостойным существовать на свете.

И до тех пор, пока он так думает, ему дается еще больше. – Достаточно! – взывает он к Богу. А благодать умножается еще. Он становится сыном Царя. И если спросишь его:

– Чье то, что на тебе?

– Господа моего, – говорит.

– А хлеб и пища, которую ешь?

– Господа моего.

– А твое имение?

– Господа моего.

– А что у тебя своего?

– Ничего.

Я земля, я месиво, я пыль.

Меня поднимаешь – поднимаюсь.

Меня бросаешь – падаю.

Меня возносишь – лечу.

Меня кидаешь – ударяюсь.

Естество мое – ничто.

Он говорит это, не насыщаясь. А что это за «ничто»? Это то, что было ничем прежде чем Бог сотворил небо и землю.

Старец Иосиф Афонский

Из книги «Изложение монашеского опыта»

Живи в изобилии!

Приклони сердце мое к откровениям Твоим, а не к корысти. -Псалтирь 118:36

Жизнь человека не зависит от изобилия его имения. – Евангелие от Луки 12:15

Стоит открыть газеты, как в глаза бросаются статьи и колонки о грядущем экономическом кризисе в России, Европе… во всем мире. Включаешь телевизор и там то же самое, усугубляемое рекламой культуры потребления. Люди боятся кризисов, потому что общество нам навязало стереотип о том, что человек для счастья должен быть материально успешным. Но это далеко не всегда так.

Большинству из нас нужно не много денег, а «достаточно». Достаточно для приобретения еды, оплаты счетов, скромной и практичной одежды, медицинских услуг, транспорта. Не так и много, если подумать. И уж совершенно точно то, что наша ценность (наша жизнь) никак не зависит от изобилия вещей преходящих.

Что же является важным в любое время, даже во времена кризиса и всеобщего беспокойства за будущее? «Приклони сердце мое к откровениям Твоим, а не к корысти» (Псалтирь 118:36) – молится Псалмопевец. Вот что важно: Божье откровение, личные отношения с Творцом, прощение грехов, свобода во Христе. Эти простые и даже ставшие штампами слова должны наполниться новым свежим содержанием.

Когда вокруг вас все рушится – приклоняйте сердце к откровению Бога и обновляйте свою веру. Когда все вокруг говорят о страхе – утешайтесь обетованиями Божьего Слова. Когда кажется, что нет решения – взывайте к Отцу и полагайтесь твердой верой на Иисуса Христа, смертью Которого мы имеем возможность снова взывать «Авва, Отче!»

Совершенное безмолвие – это идеальная молитва, при условии, однако, что это подлинное безмолвие, а не мечтательность. Мы очень мало знаем по опыту, что такое глубокое безмолвие тела и души, когда в душе царит совершенная тишина, когда совершенный мир наполняет тело, когда прекращается всякая суета и движение и мы стоим перед Богом до конца открытыми в акте поклонения.

Бывают моменты, когда мы чувствуем себя физически хорошо, нам не хочется напрягать ум, мы устали от слов, потому что уже столько произносили их; нам не хочется шевелиться, и мы испытываем радость в этом хрупком равновесии; это тот предел, где можно соскользнуть в мечтательности. Внутреннее безмолвие – это отсутствие всякого внутреннего движения мыслей или эмоций, но это состояние полной бдительности, открытости к Богу. Мы должны, когда можем, хранить полное безмолвие, но никогда не следует допускать, чтобы оно перерождалось в чувство простого удовлетворения. Чтобы уберечься от этого, великие наставники Православия учат нас никогда не оставлять совсем обычных форм молитвы, потому что даже те, кто достиг этого созерцательного безмолвия, прознавали необходимым, когда чувствовали опасность духовного расслабления, вновь употреблять слова молитвы, пока молитва не восстановит в душе безмолвие.

Греческие Отцы считали это безмолвие, которое они называли «исихия», – и исходным моментом, и венцом молитвенной жизни. Безмолвие – это состояние, когда все силы души и тела пребывают в полном мире, спокойствии, собранности, в состоянии совершенной бдительности и в то же время свободы от всякой суеты и движения. В творениях многих отцов мы находим образ пруда: пока на поверхности пруда рябь, ничто не может в нем верно отразиться – ни деревья, ни небо; когда же поверхность его совсем спокойна, в нем совершенно точно отражаются небо и деревья на берегу, и все в этом отражении так же четко, как в действительности.

Отцы употребляют и другой образ: пока не осядет ил, поднявшийся со дна пруда, вода не прозрачна и сквозь нее ничего нельзя увидеть. Оба эти сравнения относятся к состоянию человеческого сердца. Блаженны чистые сердцем, ибо они Бога узрят (Мф. 5: 8).

Пока в душе нет тишины, не может быть видения; но когда тишина поставит нас в присутствие Божие, наступает безмолвие совсем иного рода, гораздо более абсолютное: безмолвие души, которая не только пребывает в тишине и собранности, но которую присутствие Божие удерживает в трепете благоговейного поклонения, безмолвие, в котором, по слову Юлиании Норичской, «молитва соединяет душу с Богом».

Митрополит Антоний Сурожский