Текст книги "Дюна. Батлерианский джихад"

Думай о войне как об одной из обычных форм человеческого поведения.

Генерал Агамемнон. Мемуары

На арене, залитой лучами знойного экваториального солнца Земли, Агамемнон готовился к схватке с роботом-гладиатором Омниуса. Всемирный разум рассматривал эти потешные бои как вызов покоренным титанам, способ выпустить пар и держать титанов в боевой форме. Но сам Агамемнон рассматривал этот бой как возможность нанести еще один удар своему реальному врагу.

Двести тридцать лет назад люди-рабы и роботы-подрядчики построили этот полукруглый, покрытый голубой крышей колизей для блистательных ристалищ Омниуса. Всемирный разум получал несказанное удовольствие от разрушительных свойств механических конструкций. Здесь можно было в контролируемых условиях испытывать бронированные транспортные средства и самосознающие артиллерийские системы.

Много лет назад, давным-давно, гениальный Барбаросса заложил в программу искусственного интеллекта страсть к битвам и жажду завоевания. Из этого искусственного интеллекта со временем и возник Омниус – всемирный разум. Даже теперь, тысячу лет спустя, компьютерный разум не забыл своего вкуса к победам.

Иногда в этих гладиаторских боях против машин выступали и люди. Случайно отобранным рабам из рабочих команд давали дубины, взрывчатые вещества или режущие лазеры и выпускали их против боевых роботов. Иррациональная ярость загнанных в угол человеческих существ никогда не переставала поражать высокоорганизованный расчетливый разум Омниуса. Временами вездесущий компьютер предпочитал демонстрировать свое превосходство и над кимеками.

Предвкушая новое испытание своих воинских качеств в предстоящем гладиаторском бою, Агамемнон потратил значительные усилия на конструирование своего нового боевого тела. Иногда Омниус выпускал против титанов свои самые лучшие, красивые и обтекаемые модели, но в некоторых случаях он ради развлечения выпускал в бой страшных, огромных монстров, у которых не было никаких шансов выстоять в любой реальной битве. Такие модели изготовлялись только для представлений, все это было чистой воды развлекательное шоу.

Несколько месяцев назад, когда Барбароссе удалось сокрушить в потешном бою робота Омниуса, кимек в награду потребовал разрешения атаковать планету дикого типа людей. После того как нападение на Салусу Секундус не увенчалось успехом, кимекам пришлось приложить максимум усилий, чтобы не оплошать при разгроме Гьеди Первой. В данный момент Барбаросса находился там лично и следил за работой неокимеков. Титаны снова правили миром, ну, или хотя бы одной отдельно взятой планетой. Во всяком случае, это был шаг в верном направлении.

У Агамемнона уже были далеко идущие планы на случай, если ему удастся победить робота.

Взвыли сирены, возвестившие начало жестокого представления. Агамемнон выкатился вперед на жестких искусственных стопах и прошел на арену между коринфскими колоннами Ворот Вызова. Он всем своим механическим телом ощущал бьющую через край силу своего шагающего тела, пульсацию исполинской энергии, которая волнами перекатывалась по его нейроэлектрическим цепям.

Внутри гладиаторского корпуса находилась его самая важная и существенная часть, сердцевина конструкции – две укрепленные сферы: одна, покрытая непроницаемой для света броней, а другая, выполненная из прозрачного стеклянного сплава. Внутри прозрачной сферы находились два полушария его человеческого головного мозга, плавающего в голубовато-серой электрической жидкости и соединенного с проводящими мысленные импульсы и двигательные команды стержнями. Вдоль извилин долей мозга прокатывались потрескивающие фотонные разряды. Тело кимека было готово к битве.

Вокруг состоявшей из двойной сферы сердцевины находились тихо жужжавшие мощные двигатели, прикрытые защитными армированными колпаками. Двигатели приводили в действие гидравлические системы четырех ударных конечностей. Каждая членистая, состоящая из нескольких шарниров конечность заканчивалась смещаемыми массами изменяющих свою форму металлополимерных приспособлений, которые могли по желанию Агамемнона превращаться в различные виды закаленного оружия.

Агамемнон сконструировал свой устрашающий гладиаторский набор под неусыпным надзором летающих камер наблюдения, которые отслеживали каждое его движение. Предполагалось, что Омниус собирает всю полученную таким образом информацию и записывает ее в отдельный участок своего разума для того, чтобы не допустить нечестной игры. Так, во всяком случае, утверждал сам Омниус.

Пока Агамемнон ждал, настраиваясь на сражение, с противоположной стороны арены выступил его противник, которого направлял непосредственно сам всемирный разум. Омниус выбрал для своего гладиатора костюм пешего средневекового воина, закованного в латы. Правда, выглядел этот воин достаточно гротескно. Вся конструкция опиралась на две массивные ноги, больше похожие на опоры огромного здания. Руки заканчивались кулаками, обтянутыми неким подобием рыцарских перчаток величиной едва ли не с само тело робота-гладиатора. Пропорции были намеренно искажены и напоминали детскую зарисовку ночного кошмара. Массивные костяшки пальцев робота Голиафа заканчивались острыми шипами, а над огромными бугристыми кулаками танцевали дуги исполинских электрических разрядов.

Агамемнон рванулся вперед на своих бронированных стопах, одновременно подняв крабовидные передние конечности. Массы металлополимера на них приняли форму когтей. Если он сегодня и выиграет схватку, то всемирный разум совершенно не пострадает, он даже не испытает унижения от поражения, которое доставило бы неслыханную радость могучему кимеку.

С другой стороны, Омниус может совершенно случайно уничтожить емкость, в которую заключен человеческий мозг титана. Любая схватка непредсказуема, ее исход никогда не известен заранее. Возможно, что Омниус – несмотря на то что программа запрещает ему намеренное убийство титана, рассчитывает именно на эту непредсказуемость. Для Агамемнона это сражение было настоящим.

Несколько специально сконструированных для этого роботов находились на трибунах и играли роль наблюдателей, но они обычно хранили молчание, надзирая за схватками через усиливающие оптические зонды. Но Агамемнону не были нужны их аплодисменты. Все остальные полированные каменные сиденья колизея были пусты, сияя в лучах солнца, которое немилосердно палило с высоты ясного бездонного неба. Огромная арена, похожая на гулкую могилу, идеально подходила для того, чтобы на ее дне сошлись в исполинской схватке два гигантских соперника.

Никакие герольды не оповещали о начале сражения, никто не называл имен участников через громкоговорители.

Агамемнон атаковал первым. Титан поднял похожую на огромный хлыст ударную руку, покрыл ее жесткой алмазной пленкой и бросился вперед, грохоча по камням своими металлическими ступнями. Голиаф Омниуса с удивительным и неожиданным проворством поднял громадную ногу и уклонился от удара.

Агамемнон нанес удар другой передней конечностью, выполненной в форме сферического дробящего шара, который излучал разрушительную парализующую энергию. Импульс страшной силы пробежал по контурам робота-гладиатора, и весь его исполинский корпус содрогнулся.

Внезапно Голиаф развернулся, взметнул вверх одетый в перчатку кулак и резким ударом снес сегментированную руку кимека. Даже массивное алмазное покрытие не смогло устоять перед столь сокрушительным ударом. Рука согнулась и вылетела из шарнирного сочленения. Кимек не обратил внимания на потерю, выдвинул вперед стопу и отшвырнул в сторону конечность, которую уже невозможно было спасти. Потом он выбросил вперед другую руку, оконечность которой превратилась в блестящий на солнце фейерверк сверкающих алмазных клинков.

Агамемнон нанес противнику пилящий удар по бронированному корпусу, повредив набор управляющих контрольных нейроэлектрических проводов. Зеленоватая жидкость хлынула из поврежденных смазочных каналов. Боевой исполин выбросил вперед унизанную шипами руку, но Агамемнон танцующим движением успел отскочить в сторону и сместил свою уязвимую сердцевину, выведя из-под удара емкость с головным мозгом.

Робот промахнулся, а энергия его движения была так велика, что он пошатнулся, на мгновение потеряв равновесие. Агамемнон поднял две режущие руки и вцепился в суставы рук робота раскаленными добела железными режущими полотнами. Он нашел уязвимые места с удивившей его самого легкостью, и правая рука Голиафа безвольно повисла, превратившись в клубок спутанных нейроэлектрических проводов и трубок с проводящей жидкостью.

Для того чтобы оценить масштабы разрушения, Омниус отвел своего незадачливого бойца на пару шагов назад. Агамемнон же решил, воспользовавшись этим движением, развить успех, приблизившись к роботу на дистанцию удара. В следующий миг он продемонстрировал свой первый большой сюрприз.

Как диафрагма глаза в середине старомодного кожуха двигательного отсека, открылось потайное отделение, и оттуда стремительно, как змеи, вырвались восемь токопроводящих армированных кабелей, на конце каждого находилась похожая на коготь магнитная присоска. Кабели, как клубок спутанных между собой змей, рванулись вперед и с силой ударили по завертевшемуся Голиафу. Как только удар попал в цель, Агамменон выпустил из проводов исполинский электрический разряд. Молния поразила массивный корпус бойца Омниуса.

Генерал кимеков надеялся, что этот неожиданный удар выведет боевого робота из строя, но Омниус, должно быть, хорошо защитил свою сражающуюся единицу. Агамемнон просчитался. Он послал в тело робота еще один парализующий импульс, ужалив противника, словно скорпион, но Голиаф и не думал падать. Вместо этого машина, словно придя в неистовую ярость, взмахнула своей исполинской рыцарской перчаткой, вложив в движение энергию несущегося курьерского поезда, и нанесла практически неотразимый смертельный удар.

Удар шипов, которыми был утыкан кулак робота, попал точно в цель, разрубив прозрачную сферу, в которой помещался отделенный от тела головной мозг титана. Из конечности выскользнул гигантский зажим и резко сдавил сферу, по ее поверхности пробежала ясно видимая трещина. Защитная емкость мозга развалилась. Через отверстия хлынула – как кровь из раны – электрическая жидкость. Разорвались мыслительные стержни, а сам мозг выпал из поддерживавшей его сети, повиснув на проводах в знойном воздухе под губительными для его нежной ткани солнечными лучами.

Это могло быть смертью Агамемнона.

Но это была всего лишь очередная военная хитрость генерала кимеков. Мозг внутри прозрачной сферы был всего лишь муляжом, синтетической копией его истинного мозга. Настоящий мозг Агамемнона находился внутри непрозрачной металлической сферы, откуда и управлял действиями гладиаторского корпуса кимека. Он находился в защищенном безопасном месте и остался цел и невредим.

Однако Агамемнон был удивлен и разозлен. Омниус продемонстрировал свое желание и намерение вывести из строя или уничтожить самого могущественного и талантливого из титанов. Сильнейшее побуждение Омниуса избежать поражения, казалось, пересилило его запрограммированное ограничение. Или всемирный разум просто знал о военной хитрости? Агамемнон приступил к выполнению своего коварного плана.

Несмотря на то что он бешено извернулся и отступил назад на своих массивных ступнях, он все же не забыл метнуть подальше от себя изуродованную прозрачную сферу с муляжом своего головного мозга. И швырнул он ее не куда-нибудь, а в тело робота Голиафа.

Используя все возможности своего специально сконструированного корпуса, Агамемнон опустил сердцевину его ниже уровня ступней, чтобы защитить мозг, сделав такое же движение, какое делает черепаха, прячущая голову в панцирь.

Сфера с муляжом ударилась о корпус робота, и в этот момент произошла детонация. Муляж мозга был сделан из затвердевающей пенной взрывчатки. Из сферы с ревом вырвалось пламя, не задевшее Агамемнона, но опалившее и оплавившее камень площадки. Взрыв вырвал внутренности робота, сорвал с его плеч голову, разорвал торс. Взрывной волной едва не снесло стены колизея.

Агамемнон уцелел, а гладиатор Омниуса пал.

– Превосходно, генерал!

В компьютерном голосе, прозвучавшем из динамиков громкоговорителя, проскользнули нотки истинного непритворного удовлетворения.

– Это был свежий и очень зрелищный маневр.

Агамемнон продолжал недоумевать – знает ли Омниус, что мозг в прозрачной сфере был всего лишь муляжом? Или всемирный разум нашел способ обойти защитное ограничение, вложенное в его программу Барбароссой много лет тому назад? Теперь никогда нельзя быть уверенным в том, что Омниус не захочет убить его в очередном ристалище. Но, быть может, всемирный разум желает всего лишь умерить гордыню амбициозных титанов и предостеречь их от ощущения собственной сверхценности. Особенно это касалось Агамемнона.

Но только один Омниус знал это наверняка, каковы бы ни были его намерения.

Агамемнон, выпрямившись, подошел к остаткам разрушенного робота, от которого поднимались к небу языки пламени и клубы дыма, и поставил на них ступню древним жестом могучего победителя.

– Я победил тебя, Омниус, и требую свою награду.

– Естественно, генерал, – добродушно ответил всемирный разум. – Тебе не надо даже высказывать свою волю. Да, я разрешаю тебе и твоим кимекам нанести еще один удар по хретгирам. Идите, бейтесь и наслаждайтесь битвой.

Уцелевшим приходится приспосабливаться.

Зуфа Ценва. Из лекции, прочитанной колдуньям

Вориан Атрейдес и Севрат снова путешествовали в космосе из одной звездной системы в другую, сидя в чистой, уютной кабине «Дрим Вояджера». Они по-прежнему собирали и доставляли поправки Омниуса для поддержания соответствия в деятельности единого всемирного разума, распространенного по всему синхронизированному миру. Вориан и Севрат производили обмен новых данных с прежними копиями всемирного разума, синхронизируя воплощения Омниуса и отправляясь на другие планеты с новыми данными, которые они располагали потом в иных участках сети. Вору нравилось быть доверенным человеком.

Дни в космосе похожи один на другой. Странная пара, волею судьбы оказавшаяся на одном корабле, эффективно исполняла свою работу. Севрат и небольшая команда вспомогательных управляемых роботов обеспечивали стерильную чистоту и оптимальное состояние кабины, а Вор иногда оставлял на столах пятна еды, разбрасывал вещи и не заканчивал работу.

Как он часто это делал, Вор стоял у интерактивной консоли в тесном заднем отсеке и рылся в базе данных корабля, чтобы больше узнать о пункте назначения. Его научили выгодам самоусовершенствования и постоянных тренировок, что могло выдвинуть его по сравнению с другими привилегированными доверенными людьми на Земле. Пример его отца, который некогда был безвестным человеком, но сумел подняться до всемогущего титана, покорителя Старой Империи, показывал, сколь многого может добиться обыкновенный, ничем не примечательный человек.

Внезапно он с удивлением обнаружил, что заранее намеченный маршрут «Вояджера» был изменен.

– Севрат, почему ты не сказал мне, что мы присоединили к синхронизированному миру еще одну планету? Я никогда не слышал об этой, как ее, Гьеди Первой в созвездии Офиучи системы Б. Прежде эта планета входила в системы Лиги.

– Омниус запрограммировал это назначение, которое стало теперь нашим курсом, еще до того, как мы отбыли с Земли. Он надеялся, что твой отец покорит Гьеди Первую к тому времени, как мы прибудем на нее. Омниус был уверен в способности Агамемнона делать выводы из ошибок, приведших к поражению на Салусе Секундус.

Вор ощутил прилив гордости за то, что его отец усмирил еще одну непокорную планету и привел ее в подчинение всемирному разуму мыслящих машин.

– Нет сомнения, что все будет в порядке, когда мы прилетим туда. Наши силы к тому времени закончат все зачистки.

– Посмотрим, когда будем на месте. До Гьеди еще целый месяц пути, – возразил осторожный Севрат.

Очень часто они проводили время за традиционными человеческими играми, извлеченными из обширнейшей базы данных, такими, как покер или триктрак, но иногда Вориан изобретал собственные игры, придумывал для них совершенно абсурдные правила, а потом легко обыгрывал Севрата до тех пор, пока автономный робот не усваивал правила.

Эти двое, как ни странно, очень хорошо ладили между собой, хотя их умения и навыки представляли собой разительную противоположность. Севрат был одаренным стратегом, умевшим просчитывать действия на много ходов вперед. Вор же часто изобретал новые подходы, позволявшие ему выигрывать. У Севрата были определенные трудности в понимании сути непоследовательного человеческого поведения.

– Я могу проследить логическую последовательность развития любых событий, начиная с единичного индивидуального события, но я не могу понять, как ты ухитряешься превратить импульсивное и нелогичное поведение в выигрышную и эффективную стратегию. Между твоими действиями нет причинной связи.

Вор только усмехался в ответ.

– Я просто содрогаюсь от отвращения, видя, как ты «рассчитываешь» иррациональное поведение, старый железный умник. Оставь это занятие таким опытным людям, как я.

Сын Агамемнона был, кроме того, весьма искусен в военной тактике и стратегии, это умение он развил, читая описания великих битв древнего человеческого общества, сведения об этих битвах были представлены в обширных мемуарах его отца. Генерал кимеков надеялся, что его сын в один прекрасный день станет совершенным военным гением.

Каждый раз, когда Севрат проигрывал очередную игру, он с удивительным постоянством принимался раздражать и отвлекать Вора избитыми шутками и плоскими анекдотами только для того, чтобы заинтересовать ими надменного молодого человека. В течение всего времени, что капитан-робот знал своего второго пилота-человека, Севрат собирал и накапливал информацию, которую рассчитывал применить в будущем. Капитан-робот научился мастерски затрагивать темы, которые поглощали внимание Вора и заставляли блуждать его мысли.

Севрат трещал без умолку, рассказывая о легендарной жизни Агамемнона, добавляя к своим рассказам детали, о которых Вор не читал в мемуарах отца: о великих битвах, которые выигрывали титаны, о планетах, которые они присоединили к Синхронизированному Миру, и о специальных боевых телах, которые Агамемнон сам конструировал для гладиаторских боев. Однажды капитан-робот состряпал совершенно абсурдную историю о том, как великий генерал в буквальном смысле слова потерял свой разум. Защищенный специальной емкостью мозг кимека отделился однажды от механического корпуса и скатился вниз по склону холма, и механическому телу, которое было специально запрограммированно на такой случай, пришлось долго искать потерянный мозг.

Совсем недавно Вориан открыл для себя информацию, которая расстроила его больше, чем все откровения Севрата, вместе взятые. В промежутках между играми и шутливыми пикировками он часто открывал базы данных, читал любимые куски из мемуаров отца, пытаясь понять поведение машин до мельчайших подробностей. Во время одного из таких поисков Вор прочел, что его отец зачал, кроме него, еще двенадцать сыновей. Вориан никогда не предполагал, что он один, но, оказывается, у него целых двенадцать неизвестных ему братьев! Великий генерал титанов, конечно, хотел создать потомство, достойное его высокого положения.

Хуже того, он нашел в базах данных, что все двенадцать детей Агамемнона оказались неудачными. Агамемнон тяжело переживал эти разочарования и каждый раз убивал неприемлемого отпрыска, хотя все они, точно так же как Вор, были привилегированными доверенными людьми. Последний сын был казнен почти столетие назад. Теперь Вор стал последней надеждой отца, но он не обязательно был единственным выбором. Должно быть, в хранилищах еще осталось достаточно спермы Агамемнона, так что заменить Вора можно было в любой момент, так же как и других детей титана.

Узнав об этом, Вор приобрел устойчивость к россказням Севрата. Они больше не отвлекали его. Сейчас Вор сидел за столом, глядя на спроецированное на его поверхность игровое поле, и раздумывал над следующим ходом. Юноша понимал, что Севрат не способен разобраться, что происходит в душе непредсказуемого человека. Даже располагая неимоверной независимой сложностью, робот собирал и накапливал только внешние данные и не умел разбираться в тонкостях и скрытых мотивах.

Доверенный человек мимолетно улыбнулся, что сразу же заметил Севрат.

– Ты опять задумал какой-то обман? Решил снова испытать на мне тайную силу человеческого ума?

Вор продолжал улыбаться и смотреть на доску. Это была многомерная игра, развертывавшаяся внутри трехмерного экрана, вмонтированного в крышку стола. Каждый игрок пытался выбрать ту игру или ситуацию из большого множества возможных игр, которая давала ему преимущества, а потом делал ход. Счет был большим, и следующий удачный ход мог принести победу любому из играющих.

Различные варианты игр выскакивали на дисплее в случайном порядке, и каждый раз на обдумывание выбора давалось всего несколько секунд. Он видел, как на графике появлялись все новые и новые игры, останавливались на мгновение, а потом снова менялись. На поле выбора появилась древняя земная игра го. Здесь для него нет никаких преимуществ. Появился следующий вариант. Выплыла машинная игра, которая требовала большего объема памяти, чем тот, каким располагал человек Вориан. Он пропустил и эту игру. Прошли еще две игры, которые не понравились ему, а потом на экране появился покер. У Вора было право сдачи карт.

Положившись на удачу и везение, Вор зашел против капитана-робота, который был не в состоянии понять стратегию блефования или умения играть, полагаясь на случай. У Вора было непроницаемое лицо, и он мысленно смеялся над растерянностью, которая отразилась на зеркальном «лице» Севрата.

– Ты проиграл, – сказал Вор, – причем проиграл очень крупно.

Он скрестил руки на груди, не без самодовольства заметив, что робот повторил его движение.

– Дело не в счете, а в том, каким способом ты пытаешься добиться победы.

Севрат ответил, что не хочет больше играть, и Вор посмеялся над ним.

– Ты надулся, старый железный умник!

– Я просто хочу разобраться в своей тактике.

Вор привстал и похлопал робота по плечу, словно желая утешить его.

– Может быть, ты останешься здесь и немного попрактикуешься, а я пока поведу корабль? До Гьеди Первой еще так далеко.