Текст книги "Из глубины"

Глава 9
Бесконечный кошмар

Звук, донесшийся откуда-то снаружи, заставил меня резко вскинуться, подняв голову со стола. Должно быть, я задремал, поскольку в кабинете было темно, а шум моря утих с наступлением ночи. Я вышел на балкон. Какие-то фигуры копошились в тенях возле моего дома. Если бы у меня было ружье... Что бы они ни затевали, я бы очень скоро положил этому конец. Однако у меня не было оружия, так что я вернулся обратно в дом и отыскал фонарь. Батарейки сели, но фонарь еще мог тускло светиться.

Вооруженный фонарем, я снова выполз на балкон. На миг неверный луч света выхватил из темноты пару изумленных пучеглазых лиц, уставившихся на меня, потом затаившиеся фигуры слились с тенями и исчезли за углом дома. Я услышал звон ключей. Что ж, в этом направлении они бы не слишком преуспели. Вдобавок к тому, что я заколотил двери изнутри, я еще и задвинул все засовы. Но эта попытка вторжения по меньшей мере продемонстрировала решимость глубоководных, и я был рад, что принял меры предосторожности и надежно забаррикадировался.

Затем, когда я уже собирался вернуться с балкона обратно в кабинет, снизу раздался тихий голос, который позвал меня:

– Джон! Джон Воллистер! Почему бы вам не сдаться, Джон Воллистер? Вам не победить, и вы это знаете.

Хотя именно этого голоса я никогда раньше не слышал, по его потрескивающему звучанию я сразу же понял, что его источником мог быть только глубоководный. Направив луч фонаря на темные деревья, окаймлявшие дорогу к утесам, я высветил небольшую группу нелюдей. Их было четверо, и одним из них был... Грэм Лэйн!

Его руки были связаны за спиной, лицо – окровавлено. Изо рта торчал темный кляп, волосы – растрепаны. Его куртка была изодрана почти в клочья, и он слабо брел между тремя глубоководными. Не знаю, как он попал к ним в руки, но, несомненно, его жестоко избили.

Один из троих глубоководных, повернувшись так, что его лицо оказалось в круге света от моего фонаря, сказал:

– Я советую вам выйти сейчас же, Джон Воллистер. Вы уже заслужили суровое наказание – и наказаний будет много, но ничего такого, чего вы не могли бы вынести. Если же вы продолжите упрямиться... – тварь пожала плечами.

– А что вы намерены сделать с... с ним? – хрипло ответил я, направив луч фонаря на Грэма, стоявшего между ними. – Он не представляет для вас никакой пользы и, уж конечно, никакой угрозы. Почему вы не отпустите его?

Утробный хохот разогнал ночную тишину:

– Выходите, Джон. Мы все прекрасно понимаем, верно? А теперь послушайте, нам пора договориться. Вы важны для нас, вот почему мы были снисходительны к вам... пока. Однако вас, как я уже сказал, ждет наказание, и чем дольше вы сопротивляетесь, тем хуже вам будет. Вы вполне можете навлечь на себя крайнюю меру наказания... вот почему мы привели с собой молодого мистера Лэйна. Ведь мы не можем позволить ему так просто пустить под откос всю нашу программу, верно? Так что мы решили сделать из него поучительный пример...

Голос затих, и последовало жуткое многозначительное молчание.

– Что вы хотите сказать? – просипел я. – Кто вы, черт возьми, такой, чтобы угрожать и...

– Молчите! – прошипел незнакомец, вмиг утратив всю свою наигранную приветливость. – Молчите – и смотрите!

Трое глубоководных отошли в сторону от спотыкающегося пленника, оставив его в одиночестве на дорожке. Луч света дрогнул, остановившись на связанном, избитом юноше. А потом из темноты нахлынула невыносимая вонь морских водорослей и грязи. Я чуть не выронил фонарь, узнав этот запах из глубин океана. Эта было чудовищное зловоние шоггота. Я понял, какой была эта «крайняя мера наказания»!

На другом конце дрожащего луча Грэм Лэйн тоже почувствовал смертоносный смрад и неловко повернулся к его источнику. Из тени выплыло бесформенное нечто, поблескивавшее мириадами глаз, каждый из которых был неотрывно прикован к жертве. Шоггот с хлюпаньем тек по дорожке. Грэм бросился бежать, но тут же споткнулся, упал, однако каким-то образом ухитрился встать на ноги... Черное чудовище нависло над ним!

Пригвожденный ужасом к своему месту, вцепившись в перила балкона, чтобы удержаться на ногах, я мог лишь смотреть. Боже милостивый, я просто не мог отвернуться!

Фигура Грэма, ковылявшая по тропинке со связанными за спиной руками, начала клониться вперед, когда шоггот обволок ее. Секунду назад юноша еще был там – а в следующий миг осталась лишь пульсирующая, поблескивающая, черная и бесформенная масса морского чудовища. Заткнутый в рот кляп не дал несчастному возможности даже закричать, когда чудище поглотило его...

И тут раздался тот приглушенный рев, который я так хорошо помнил с прошлого раза – включились внутренние двигатели шоггота, а потом... потом...

Вверх ударила та раскаленная черная струя зловонного тумана – измельченные в пыль человеческие останки – атомизированная сущность Грэма Лэйна!

Наконец ко мне вернулась способность двигаться и, выключив фонарь, я в оцепенении замер над местом ужасной казни Грэма. Медленно, очень медленно ко мне вернулись все мои чувства. К тому времени уже все утихло, а омерзительная вонь шоггота рассеялась. Весь этот эпизод напоминал кошмарный сон, который уже кончился, за исключением того, что я знал, что это был не сон.

Шатаясь, я вернулся в дом и запер окна, чувствуя, как во мне нарастает зловещее и совершенно нечеловеческое возбуждение: нестерпимое желание разрушить мои с таким трудом возведенные укрепления, отпереть все засовы и ринуться из дома в битву с теми, кто искал меня. В моем воспаленном мозгу быстро сформировался дикий план, безумный порыв, который заставил меня в ярости метаться по дому, пока, наконец, я не распознал источник новой угрозы и не начал с ним бороться.

Ярость стала проявлением моего начинающегося безумия, несомненно, вызванного ужасной смертью Грэма Лэйна; доказательством того, что моя подорванная лекарствами психика стремительно слабела. Охваченный яростью, я вышиб дух из Семпла; и, убегая из лодочного клуба, я тоже чувствовал безумное желание броситься в море и отдаться на волю волн. Похожее безумие охватило меня и тогда, когда я разговаривал по телефону с Сарой. Дикие эмоции, бушевавшие внутри меня, были прямым результатом моей метаморфозы и моего нежелания принимать таблетки, которые могли сохранить мне рассудок.

Когда истина забрезжила где-то в моем мозгу, я отправился прямо в ванную и намочил голову. И... через несколько минут я снова стал сам собой. Затем, задвинув на самые дальние задворки памяти картину смерти юноши, пытавшегося мне помочь, я вернулся к моей рукописи и принялся лихорадочно писать, не обращая внимания на то, что уже давно наступила глубокая ночь.

* * *

Когда я снова начал клевать носом над своей работой, я услышал странный звук, доносящийся откуда-то снизу. Я находился в таком состоянии, когда любой посторонний шум резал ухо...

Я быстро спустился в темноте на первый этаж, бесшумно проверил мои укрепления и прислушался, не повторится ли звук. Я находился в библиотеке, осматривая высокие и узкие окна, когда он раздался снова, на этот раз где-то совсем близко, испугав меня до ужаса. Кто-то пытался вскрыть одно из окон автогеном!

Я бесшумно пробрался в кухню, нашел большой тесак и вернулся в библиотеку. Отлично зная дом, я ни разу нигде не включил свет. Только лампа в моем кабинете продолжала гореть, и мои противники, несомненно, полагали, что я сейчас там и крепко сплю. Что ж, я приготовил им неприятный сюрприз. Я сел, положив на колени тесак, и стал ждать.

На светящемся циферблате библиотечных часов был ровно час ночи, когда первую доску отрезали и осторожно убрали. Я встал и отошел в сторону, чтобы остаться незамеченным, когда в библиотеку ворвался луч света снаружи. С моря дул бриз, и вместе с ним комнату наполнил запах океана, который был каким-то не таким. За стеной бесспорно суетились глубоководные. Отметая дальнейшие сомнения, в отверстии показалась пятнистая и перепончатая рука. Перепонки намного превосходили мои собственные, так что я понял, что их обладатель должен быть полностью развившимся глубоководным.

За тот час, который я провел, безмолвно сидя в темноте, моя ярость снова разрослась до ужасных размеров, так что я не отдавал отчет в своих действиях, когда сделал первый ход. Рука, которая только что начала ощупывать края образовавшейся дыры, шарила там и сям, продвигаясь все дальше и дальше, когда я с силой ударил тесаком по ее пальцам. Немедленно раздался дикий крик боли, и рука исчезла, но три пальца и кончик еще одного остались внутри дома!

Демонически хохоча и пританцовывая в безумном ликовании, я вышвырнул мерзкие обрубки вслед их обладателю и заколотил дыру более крепкой доской. На этот раз я использовал длинные гвозди, которые можно было выбить только большим молотом. Я не боялся, что глубоководные воспользуются огромной силой шоггота, чтобы ворваться внутрь: это вызвало бы серьезные разрушения, которые не так легко объяснить.

Закончив восстанавливать поврежденную баррикаду, я включил свет и в течение следующего часа занимался дополнительным укреплением остальных комнат первого этажа. Что бы ни случилось, я не собирался позволить глубоководным заполучить меня до того, как моя рукопись будет завершена.

Через некоторое время после отчаянных физических усилий безумие покинуло меня, так что когда я закончил, то обнаружил, что снова пришел в себя и безумно устал. Но в конце концов, довольный, я бесшумно вернулся обратно в кабинет. Свет на первом этаже я оставил включенным, пусть думают, что я все еще внизу. Возможно, это убедит их держаться подальше от моего дома.

Остаток ночи я провел в работе над рукописью, то и дело клюя носом. Я просидел за столом, пока рассветное солнце не вползло ко мне в комнату, и тогда я понял, что дожил до нового дня. Умывшись, я снова вышел на балкон. Они все еще были здесь: большая машина, группа на пикнике, наблюдатель на вершине лестницы. Но около дома никого не было. Это как нельзя лучше отвечало моим интересам. Я быстро позавтракал и приготовился снова принять душ.

Именно тогда я обнаружил, что обложили меня по-настоящему. Вода из душа бежала с куда меньшим напором, чем обычно.

Я тут же выключил воду, надел халат и поднялся на чердак. Произошло то, чего я и боялся: глубоководные ухитрились как-то перерезать мое водоснабжение, и в дом не поступало воды. Интересно, сколько времени пройдет, прежде чем они отключат электричество? Ответ я узнал в полдень, когда попытался сварить себе кофе. Игра окончена. Видимо, они разозлились всерьез. И все же... Если бы я смог продержаться еще хотя бы одну ночь, то успел бы закончить свою работу. Действительно, работа над рукописью превратилась для меня в наваждение, по мере того, как день медленно полз к вечеру, я писал все быстрее и быстрее.

Однако же я не мог надеяться продержаться без сна и обнаружил, что сплю урывками, каждый раз резко просыпаясь от малейшего шороха. После этого я вставал, отправлялся в ванную и хорошенько смачивал лицо и жабры, каждый раз тщательно закрывая краны, чтобы растянуть стремительно убывающий запас воды в трубах.

Около шести часов вечера мой тревожный сон прервал настойчивый телефонный звонок. Но не только он, ибо свет в моем кабинете включился. Глубоководные почему-то решили временно включить электричество, но не воду, как я обнаружил позже. Прежде чем взять трубку, я догадался сбегать вниз и включить электрический чайник. До меня дошло, что когда я закончу разговаривать по телефону, они могут отключить электричество. Так что, если только мне удастся несколько минут продержать звонящего на линии, у меня будет кофе! Звонила Сара, и теперь ее голос был почти неузнаваем:

– Джон, послушай... Пожалуйста, не бросай трубку. Ты должен выслушать меня. Глубоководные очень сердиты, Джон, и если ты не образумишься, они намерены захватить тебя силой. Ты ведь уже понял, что не сможешь победить?

– Я могу попытаться, – ответил я ей.

– Джон, не будь идиотом! Все кончено. Теперь остались лишь ты и я – мы вместе, и глубоководные!

– Я скорее убью себя, – объявил я ей, подавив ярость, быстро закипавшую в моей душе.

– Но почему? Мы будем вместе, Джон, и даже сейчас еще не поздно...

– Сара, – перебил я ее, заставляя себя сохранять какое-то подобие здравого рассудка. – Уже поздно. Слишком поздно. Я не принимал таблетки.

Повисла долгая тишина, потом она переспросила:

– Таблетки? – Ее голос сорвался на мертвый надломленный шепот: – Какие таблетки? Не те, которые...

– Да, именно те – те, которые не дают вашим несчастным жертвам сойти с ума. Те, которые помогают им сохранить душевное равновесие, когда изменение начинает ускоряться. Семпл рассказал мне о них, но слишком поздно. Я не принимал их.

– Джон... Я иду к тебе, – прошептала она, и в ее изменившемся голосе прозвучало отчаяние. – Я иду!

– Не сейчас, Сара, – возразил я ей. – Не приходи сегодня. Только не в темноте, не при выключенном свете. Не принеси с собой зловоние глубоководных! Если ты сделаешь это, я убью тебя! Я убью каждого мерзавца, который сунет ко мне свой чертов нос! Ты слышишь? Ты слышишь?

Я бешено швырнул трубку. Черт бы побрал всех этих вонючих выродков!

Спотыкаясь, я побрел в ванную, чувствуя, как внутри меня клокочет ярость, и принялся плескать водой себе в лицо. Увидев свое отражение в зеркале, сорвал его со стены! Потом я начал метаться по дому в неистовстве разрушения. Я переворачивал стулья и столы, крушил полки с хрусталем, который собирал годами, сдирал со стен картины и срывал шторы, пока мое нервное возбуждение не начало выдыхаться. Очнулся я на кухне. Вода в чайнике все еще была горячей. Дрожа, точно лист на ветру, потрясенный и ослабевший от своей неконтролируемой выходки, я сделал себе кофе и на трясущихся ногах понес чашку наверх, в свой кабинет.

Потом, когда начали спускаться сумерки, а свет потихоньку угас, я вспомнил о коробке свечей, завалявшейся в одном из кухонных ящиков. Я купил их в деревне месяц назад, когда в проводке случилось короткое замыкание. Тогда я спустился вниз и отыскал их – восемь штук. Две из них я зажег и поставил у себя в кабинете так, чтобы они давали как можно больше света. Потом я заправил и принес в кабинет паяльную лампу, которой как-то раз снимал краску: она могла мне пригодиться, пусть даже и в качестве дополнительного источника света.

Приготовившись к наступлению ночи, я решил положиться на удачу и часок поспать. Я поставил будильник и вытянулся на кровати, и вскоре меня сморил сон...

* * *

Что-то пробудило меня от затянувшегося кошмара, в котором я бесконечно тонул в черной воде. Мокрый от пота, вспомнив все, что произошло, я вскочил и посмотрел на светящийся циферблат будильника. 23:35? Что случилось? Я не мог поверить своим глазам!

Схватив часы, я заметил, что механизм звонка заклинило. Очевидно, я сам был виноват: слишком сильно закрутил завод! Я поставил будильник на место и отправился в кабинет, где в одной из подставок все еще догорала свеча. Крошечный фитилек плавал в небольшой лужице растопленного воска. Я немедленно зажег еще одну свечу и стал ждать повторения звука, разбудившего меня.

Стоило мне усесться, как снаружи тотчас же послышались какие-то непонятные шорохи. Я прошел в ванную, которая находилась именно в том конце, и тихо и осторожно на несколько дюймов приоткрыл окно. Снизу немедленно ударила почти невыносимая вонь, заставившая меня в ужасе и отвращении шарахнуться от окна! Чтобы создать такое зловоние, здесь должна была собраться целая толпа глубоководных. Интересно, что они затеяли?

Я закрыл окно, взял свой тесак и бесшумно спустился вниз, на кухню. Из кухни боковая дверь вела в гараж, и судя по всему, глубоководные именно там и собрались. Но что они могли там делать? В гараже не было окон, а его внешняя дверь сделана из прочного металла. Не могли же они оттуда пытаться пробраться в дом?

Я открыл дверь в гараж, и буквально пошатнулся под ужасным напором вонючих газов, немедленно заполнивших кухню. Хотя батареи моего фонаря уже почти совсем сели, я все-таки прихватил его с собой. Зажав нос, я положил тесак, вытащил фонарь из кармана халата и посветил им в пыльное чрево неиспользуемой комнаты. Все оставалось точно таким, как и в прошлый раз, и...

Нет, не в точности таким. Откуда-то донесся необычный звук, как будто капала какая-то маслянистая жидкость. Эта чудовищная вонь... капли... и движение... Я увидел какое-то шевеление и быстро направил туда тусклый луч фонаря. Крепко сжимая фонарь, дрожа так сильно, что едва мог контролировать свои движения, я медленно перевел луч обратно к широкой металлической двери. Медленные, клейкие капли темной... субстанции... просачивались сквозь замочную скважину и капали в маленькую лужицу на бетонном полу.

Я тихо перешагнул через старые ящики и коробки и, обогнув кучу неиспользованных досок, приблизился к двери и встал на колени, чтобы посмотреть, как эта мерзость просачивается в гараж. Она была блестящего черного цвета и распространяла ту самую отвратительную вонь, от которой меня чуть не вырвало. Я подумал, не может ли она оказаться горючей? Неужели глубоководные намеревались сжечь меня? Я не думал, что они осмелятся пойти на подобную крайность. Любое последующее расследование несомненно приведет к...

Страшное подозрение закралось в мой мозг, и прежде чем я смог осознать свои действия остановиться, я протянул палец и коснулся края липкой лужи. Вещество оказалось теплым, клейким и прицепилось к моему пальцу, как будто... как будто оно было живым!

Я отдернул палец и увидел, что внешние слои кожи слезли с него – растворились – и, разинув рот, еще раз обернулся к луже ядовитой дряни, чтобы увидеть... увидеть, что она превращается в небольшой бугорок, студенистый сталагмит, увеличивавшийся прямо на моих глазах, и образовывавший... образовывавший... глаз!

Боже правый, так у них там был шоггот, один из их примитивных «механизмов»! И он лился в мой гараж, точно гной из какой-то огромной болячки!

Глаз уставился на меня, и зловонные капли на миг прекратили сочиться. Потом омерзительное око снова растворилось в первоначальной слизи, и течение возобновилось с удвоенной скоростью. Я помчался наверх, не заботясь о том, чтобы не шуметь, вернулся в мою освещенную комнату, чтобы найти способ выкурить шоггота обратно на улицу.

Почти в тот же миг мой взгляд упал на заправленную паяльную лампу. «Интересно, сработает ли она? – подумал я. – Боже! Она должна сработать!» Если и существует хоть что-то, против чего этот ужас из гаража не сможет выстоять, то это должен быть огонь. Я хорошо знал, что эти чудовища могут генерировать ужасные температуры внутри себя, но эта маленькая лужица, это щупальце живой материи – оно несомненно должно быть уязвимым.

Я бросился обратно вниз на кухню, а оттуда в гараж, добрался до двери и грохнулся на колени перед пульсирующим и комковатым озерцом мерзости. Я быстро поджег и накачал лампу, превратив ее в ревущее копье невидимого жара. Липкая гадость потекла еще быстрее, и волнение на увеличивающемся озерце стало более целенаправленным. На этот раз образовалось два глаза, выпятившихся и уставившихся на меня. Тогда я направил на них паяльную лампу!

В тот же миг над лужей образовалось облако зловонного дыма, укутавшего все темной пеленой, а я, зажав одной рукой нос и рот, другой орудовал огненным мечом. Внезапно я почувствовал дикую боль в ноге, как будто на нее плеснули кислотой, и через просвет в вонючем дыму я увидел извивающиеся ложноножки неистово мечущейся слизи. Затем, сопровождаемый совершенно нечеловеческим воплем агонии из-за двери – звуком, который не под силу было бы воспроизвести ни человеческому горлу, ни горлу животного, ни какому-либо механизму, известному людям, – последний клок шоггот-ткани исчез в замочной скважине. Я с паяльной лампой в руках остался стоять посреди пятна черного, выжженного цемента.

Я снова победил, получив время, необходимое для завершения рукописи. Я поднялся наверх и с головы до ног обрызгался животворной водой; затем, как только мои нервы достаточно успокоились, вернулся за стол и продолжил работу, которая была завершена уже больше чем на три четверти...

Это произошло прошлой ночью, почти двадцать четыре часа назад, и это была последняя попытка глубоководных выкурить меня из дома. Вероятно, они знали, что я уже недолго смогу выдержать осаду. Полагаю, что они просто пытались «спасти меня от себя самого», от самоубийства. Я никогда не собирался убивать себя, но они об этом не знали...

Утром, когда встало солнце, я попытался немного подремать, но обнаружил, что мои кошмары стали совсем чудовищными. О сне больше не могло быть и речи. А потом мне позвонила Сара, сказав, что придет в полдень.

Она пришла, принеся с собой раковину, с которой начался для меня весь этот кошмар. Она принесла и раковину и, наконец-то, ответы на те несколько последних вопросов, которые до сих пор вызывали у меня недоумение; ответы, которые позволили кусочкам головоломки сложиться в единую четкую картину.

Я не убил Сару, как грозился, а спрятал свою рукопись, снял доски, преграждавшие вход, и встретил ее со всей приветливостью, на которую был способен. Безумие покинуло меня, оставив после себя лишь огромную усталость – усталость поражения, горькое знание, что не могу выиграть битву.

Да, она принесла мне мою раковину, похожую на те, которые адаро с Соломоновых островов используют, чтобы созывать своих рожденных на земле собратьев и заманивать их в море. Действительно, именно эта раковина впервые позвала меня. Именно ее очертания и цвета затронули какие-то потайные струны в памяти предков, которая дремлет в крови и скрывается в мозгу всех глубоководных. Эта раковина, вместе со снами из Р'льеха, послужила толчком, запустившим рост семян, таившихся внутри меня. Все остальное стало лишь медленным, но верным процессом внушения и подготовки.

Сара должна была стать наживкой, которую они насадили на свой крючок, и, разумеется, я попался на приманку. Когда все пошло в точности так, как они и планировали, я испортил им весь план, вернувшись в лодочный клуб в тот момент, когда они совершенно меня не ждали. Единственным оставшимся для них выходом было захватить меня силой и провести метаморфозу как можно быстрее.

Все это я уже знал, но были и другие вещи, которых я до сих пор не мог понять. Сара рассказала мне о них. Например, о ее «отце». Он был ей вовсе не отцом, а пра-пра-пра-пра-прадедом! Одним из преимуществ существования в шкуре глубоководного является неимоверное долголетие. Я и сам мог бы «гордиться» своей генеалогией. Моим неизвестным дедом был иннсмутский Марш из первородной линии Маршей, что стало одной из двух причин, по которой меня выследили и отобрали для... изменения.

Что же касается второй причины: Белтон оказался прав. Будучи морским биологом, я мог многому научить глубоководных – и многому научиться у них, живя в невообразимых глубинах. Глубоководным предстояло преодолеть еще множество проблем, ибо наука в подводной среде – дело непростое.

Сара рассказала мне все об этом и о многом другом, но когда я почувствовал возвращение безумия, я заставил ее уйти. Потом я снова заколотил дверь и принял душ, чтобы облегчить как физическую, так и душевную боль. Что же снова разожгло во мне огонь ярости – неистовое кипение крови и отвратительные желания, вызванные им?.. Думаю, это было лицо Сары, уже не совсем человеческое, и все же ни в коем случае не отвратительное, каким, как я думал, оно должно мне показаться. Пучеглазое и толстогубое, оно стало для меня отражением моего собственного лица, которое больше не раздражало меня, а казалось почти... естественным? И действительно, именно этот парадокс раздул во мне искру гнева... но ненадолго.

После того, как я заставил ее уйти, большую часть времени я провел за столом, приводя в порядок эту рукопись, пока, наконец, не счел ее завершенной.

Приближается полночь, и на серебристые пески легли странные тени. Некоторые из них кажутся мне чудовищными. Скоро придет назначенный час, когда я поклялся сказать глубоководным свое окончательное слово... Я присоединюсь к ним!

Разве что...

Кем бы ни были вы, читающие эти строки, будьте уверены в одном: даже несмотря на то, что я присоединяюсь к ним, я ненавижу и презираю их! Но мне дорога жизнь – пусть даже и жизнь изменившегося. Нераскрытые тайны океанов ждут меня...

И все же я обещаю вам, что отомщу за себя! Клянусь в этом!

Кто бы вы ни были, когда бы вы ни обнаружили эту рукопись, запертую в металлическом ящике, не мешкайте, сделайте так, чтобы она немедленно попала на глаза представителям властей! От этого зависит существование всего вашего мира!

А если кто-то усомнится в моих словах, пусть он заглянет в морские глубины, пусть пройдется по берегам этого мира и прислушается к песням моря. Если глубоководным и суждено когда-нибудь быть уничтоженными и исчезнуть, то вы, а не я, должны стать причиной этого уничтожения. Я не могу помочь вам, ибо не могу больше помочь даже себе самому. Хотя я и поклялся отомстить, мщение может теперь исходить только от вас.

Безумие тлеет во мне, а голос штормов зовет меня к себе. Я слышу их неистовство сквозь устье моей раковины, вижу пенистые гребни волн, вызванные в моем воображении контурами ее завитков! Я должен идти туда, где кошачьими глазами вглядывается в темные глубины осьминог; где кальмар безмолвно выпускает в ледяные воды струи чернил; где вечные волны ведут рассказ о древнем океане, а коралловые лабиринты дрожат в такт песням сирен, раздающимся из глубоководных пещер.

Йа-Р'льех!

Я – единое целое с воинством Дагона и Матери-Гидры; единое целое с глубоководными, поклоняющимися Великому Отцу-Спруту. Вместе с ними я поселюсь и буду жить в безбрежных глубинах океана...

* * *

Лично в руки.

Уильяму П. Маршу, эсквайру.

Отель Джилмэн,

Иннсмут, Массачусетс

Досточтимый Брат!

Смиреннейшие приветствия из Англии, где все идет в соответствии с планом, за исключением того, о чем вам было сообщено ранее. Аху-Й'хлоа быстро растет, и ее колонны уже приобретают некоторый блеск... Но об этом, как и о доходах, которые мы получили и продолжаем получать в Сиэме, позже.

Относительно приложенной к этому письму рукописи. Она была обнаружена под шатающимися половицами в комнате дома, который некогда принадлежал вашему внуку. Мы, разумеется, приобрели его, что немало поспособствовало выполнению наших планов, но эта рукопись была найдена совершенно случайно.

Я уверен, что, читая ее, вы обратите внимание на то, что в обстоятельствах, когда принимать меры надо было стремительно, все наши действия полностью оправданы, и если кого-то и можно обвинить в нежелательных результатах, то, бесспорно, Дэвида Семпла. Как вы уже знаете, он заплатил за свою оплошность сполна.

Каково и было ваше желание, на вашего внука не наложили никакого наказания, поскольку было решено, что в силу своей недальновидности он уже достаточно поплатился. Несмотря на свою клятву в конце рукописи, он больше не проявляет никаких опасных наклонностей в отношении нас; напротив, он рьяно изучает наше Древнее Знание.

Кроме того, он просит позволения совершить паломничество в Р'льех! Он желает войти в священные двери и спуститься в нижние склепы, к ногам спящего Ктулху. В своих снах он слышал его зов, и мы не можем отказывать ему в этой высочайшей аудиенции.

Девушка, Сара, плоть от моей плоти, как вам хорошо известно, будет сопровождать его в путешествии. Паломничество займет несколько лет, в течение которых они будут нести слово Ктулху в удаленные поселения, встретившиеся им на пути. Само собой разумеется, что сначала она должна дождаться времени своего нереста. Поскольку вы выражали желание, чтобы Джону Волли-стеру не было причинено никакого вреда, и поскольку, к сожалению, он больше ни на что не годен, этот план кажется разумным. Состояние вашего внука совершенно необратимо, но моя девочка будет там вместе с ним и позаботится о нем, когда он будет не в себе...

Ваш по знаку Аб-Хитха

Эфраим Бишоп.