Текст книги "Прощай, невинность!"
Автор книги: Бренда Джойс
Жанр: Зарубежные любовные романы, Любовные романы
Возрастные ограничения: +18
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 1 (всего у книги 29 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]
Бренда Джойс
Прощай, невинность!
Эта книга посвящается Марджори Браман, моему издателю и другу, – не только в благодарность за ее энтузиазм, энергию, преданность и поддержку, но и в благодарность за ее способность понять мое желание испытать свои силы, за то, что она поощряла мою рискованную попытку и заставила меня проявиться в полную силу, и за то, что она – великий редактор!
Спасибо, Марджори!
Пролог
Нью-Йорк, 1890 год
– Софи, где ты?
Маленькая девочка съежилась от страха. Крепко сжав зубы, она притаилась в углу своей спальни за большой кроватью. Послышались приближающиеся шаги.
– Софи? – В голосе матери слышалось раздражение. – Софи! Где ты?!
Девочка глубоко вздохнула, глаза ее наполнились слезами, когда дверь распахнулась и на пороге появилась мать. «Если бы только папа был здесь… Если бы он не уехал! Если бы только он вернулся домой…»
– Софи! Когда я тебя зову, нужно отвечать! Что ты здесь делаешь? Я должна сказать тебе что-то важное, – резко произнесла Сюзанна.
Софи неохотно подняла глаза на мать; увидев у ног девочки лист бумаги, Сюзанна мгновенно пришла в бешенство.
– Что это такое?! – закричала она. Наклонившись, схватила лист с ярким, смелым рисунком. Хотя рисовал это ребенок, картинка получилась на удивление живой и реальной и предельно понятной. Софи изобразила мужчину – огромного, сильного, а рядом с ним – маленькую светловолосую девочку. Оба они бежали.
– Посмотри на себя – на что ты похожа! – крикнула Сюзанна, разрывая лист пополам. – И прекрати рисовать своего отца! Ты слышишь? Прекрати!
Софи еще глубже забилась в угол. Она молчала. Ей нужен был ее папа. Как ей не хватало его!
Ее большой, красивый папа, всегда смеющийся, ласково обнимающий ее и говорящий, как он ее любит и какая она, его Софи, добрая, умная и красивая…
«Пожалуйста, вернись домой, папа», – мысленно твердила девочка.
Сюзанна, сделав над собой усилие, немного успокоилась и протянула руку дочери.
– Пойдем, дорогая, – мягко сказала она.
Софи послушно сунула ладошку в руку матери и встала.
– Софи… – неуверенно начала Сюзанна, – ты должна знать… Я получила плохие новости. Твой отец не вернется…
Софи отпрянула от матери, вырвав руку.
– Нет! Он обещал! Он мне обещал!
Красивые губы Сюзанны искривились, взгляд стал жестким.
– Он не вернется. Он не может. Софи… твой отец умер.
Софи застыла. Она знала, что такое смерть. Несколько месяцев назад умерла ее кошка, и Софи нашла ее, окоченевшую и бездвижную, с открытыми, но невидящими глазами… Но ее папа, папа не может стать таким!
– Он не вернется, – твердо повторила Сюзанна. – Он умер. – Ее лицо исказила гримаса. – И если бы меня спросили, я бы сказала, что это вполне заслуженно, – пробормотала она негромко.
– Нет! – завизжала Софи. – Нет, я тебе не верю!
– Софи!..
Но было слишком поздно. Девочка стремглав бросилась вон из спальни. Она промчалась по коридору огромного, немного пугающего дома, который ее отец выстроил для них, – они переехали сюда всего за несколько месяцев до его исчезновения. Папа не мог умереть! Он обещал вернуться!
– Софи, остановись! – кричала Сюзанна.
Но Софи словно не слышала голоса матери. Оказавшись перед мраморной лестницей, девочка, не убавив шага, кинулась вниз – и, лишь потеряв равновесие, поняла, что ей следовало быть осторожнее. Она поскользнулась и с громким криком покатилась вниз по ступеням, ее руки и ноги болтались безвольно, как у старой тряпичной куклы… У подножия лестницы она осталась лежать без движения.
Софи находилась в каком-то оцепенении. Однако было тому причиной падение или известие о смерти отца – она едва ли могла понять. Понемногу ее голова перестала кружиться, взгляд прояснился. Папа умер. «Ох, папа!» – всхлипнула она.
Вдруг Софи ощутила страшную боль в лодыжке; когда она наконец села, боль стала настолько острой, что перед глазами вспыхнули белые искры. Софи глубоко вдохнула. Искры исчезли, но боль осталась. Однако вместо того чтобы схватиться за ногу, пронизываемую болью, девочка сжала руки на груди и съежилась в комочек, негромко всхлипывая.
– Мисс Софи, мисс Софи, с вами все в порядке? – К девочке подбежала экономка.
Софи взглянула наверх, на мать, с ледяным видом молча стоявшую на лестнице, и побледнела. Опустив глаза, девочка пробормотала:
– Да, все в порядке, миссис Мардок.
Она чувствовала себя ужасно одинокой. Мама не любит ее, а папа умер – как ей теперь жить?
– Вы ушиблись! – воскликнула миссис Мардок, наклоняясь к девочке.
– Если она ушиблась, то лишь по собственной вине, – холодно произнесла так и не спустившаяся вниз Сюзанна и, повернувшись, пошла по коридору.
Софи смотрела ей вслед, едва удерживаясь, чтобы не закричать: «Мне больно, мама! Пожалуйста, вернись!» Но она так и не произнесла ни слова.
Миссис Мардок помогла ей подняться, но Софи не смогла опереться на правую ногу и тяжело повисла на доброй экономке. Девочка изо всех сил сжимала губы, чтобы не закричать.
– Я отнесу вас в постель и пошлю за доктором, – сказала миссис Мардок.
– Нет! – в ужасе вскрикнула девочка. Слезы брызнули у нее из глаз. Она знала, мать придет в бешенство, когда выяснится, что Софи и в самом деле сильно расшиблась. Ей нужно просто немножко полежать, отдохнуть, и все пройдет. А может быть, может быть, если она будет вести себя хорошо, очень хорошо, и если перестанет рисовать, то мама снова полюбит ее…
– Нет, нет, я хорошо себя чувствую!
Но она чувствовала себя плохо. И это осталось навсегда.
Часть первая
БЛУДНАЯ ДОЧЬ
Глава 1
Ньюпорт-Бич, 1901 год
День выдался великолепный. Софи уже не жалела о том, что оставила город и приехала на уик-энд к матери, в дом на взморье.
Держа в одной руке альбом для эскизов, а в другой – уголь, Софи остановилась на гребне дюны и огляделась. Волны Атлантического океана лизали берег, сверкая на солнце. Над головой кричали чайки. Небо слепило голубизной. Софи улыбнулась и подняла лицо, затененное полями соломенной шляпки, к солнцу. Это был один из тех моментов, когда она вдруг осознавала, что жизнь идет и за стенами ее мастерской.
Ноющая боль в лодыжке вернула Софи к реальности. Ей не следовало здесь задерживаться. И не следовало вообще выходить на пляж, это было ошибкой. Да, она сделала великолепные наброски побережья в Ньюпорте и, когда вернется в город, тут же начнет писать этот пейзаж маслом, но ведь ей предстоит еще провести целый вечер с гостями матери, а если хромота будет заметнее обычного, то никакого веселья ей не дождаться. На уик-энд к Сюзанне съехалась целая толпа, и Софи, как ни крепилась, все же испытывала легкий страх. По правде говоря, она предпочла бы остаться в своей комнате и рисовать. Но она уже пообещала Сюзанне быть в гостиной и намеревалась приложить все усилия, чтобы доставить матери удовольствие.
Софи представила длинный вечер и, вздохнув, начала спускаться вниз. Она надеялась, что среди гостей будет хоть кто-то, ей знакомый. Погруженная в мир искусства, Софи редко отваживалась появляться в обществе и не умела болтать с посторонними или едва знакомыми людьми с той легкостью, которая, казалось, была второй натурой всех других девушек. Младшая сестра Софи, Лиза, похвасталась как-то, что может говорить о чем угодно, о первом попавшемся на глаза предмете – ну, например, о прекрасной фарфоровой вазе, стоящей рядом. Однако для Софи это было нелегкой задачей. Но в конце концов она решила не слишком беспокоиться о предстоящем вечере: ведь все равно никто не ожидает от нее, что она станет царицей бала.
Софи неловко спускалась с поросшего чахлым кустарником гребня дюны, но вскоре вынуждена была остановиться, чтобы передохнуть. Переводя дыхание, она посмотрела по сторонам и вдруг краем глаза заметила что-то ярко-белое. Софи обернулась в ту сторону. Какой-то мужчина быстро шагал по тропинке между дюнами. Он тоже уходил с пляжа, но не заметил замершую наверху Софи.
Незнакомец был так хорош собой, что Софи застыла, широко распахнув глаза и совершенно забыв обо всем на свете. Он был без шляпы, и его густые черные волосы являли разительный контраст с ослепительной белизной отлично сшитого льняного пиджака. Пиджак был расстегнут, и его полы раздувало ветром.
Мужчина держал руки в карманах светлых кремовых брюк. Это был крупный человек, высокий и широкоплечий, но двигался он с грацией, напомнившей Софи гибкую, вкрадчивую пантеру, которую она видела в зоопарке в Бронксе. Софи была очарована. Она находилась достаточно близко, чтобы рассмотреть лицо незнакомца, и оно показалось ей невероятно интересным. Софи решила, что должна нарисовать его. Девушка тут же села на песок и раскрыла альбом. Ее сердце возбужденно билось, она начала рисовать.
– Эдвард! Подожди!
Рука Софи замерла. По дорожке вслед за незнакомцем бежала женщина. Софи с изумлением узнала свою соседку – миссис Хилари Стюарт. С какой стати она мчится за этим мужчиной, подобрав юбку так, что бесстыдно обнажились ее длинные ноги в белых чулках? Потом Софи сообразила, почему тут могла оказаться Хилари, и побледнела, потрясенная.
Строго сказав себе, что все это ее не касается и ей надо уйти, Софи попыталась быстро закончить набросок, добавив несколько штрихов. Но тут послышался низкий, шелковый баритон незнакомца, и рука ее снова остановилась. Девушка подняла голову, восхищенная богатым тембром его голоса, и невольно напряглась, прислушиваясь.
Хилари схватила его за плечи. Она чуть покачнулась, словно ее подтолкнул ветер – или словно она ждала поцелуя.
Сердце Софи дважды громко стукнуло в ответ на пронесшуюся в голове пугающую мысль. Уронив альбом, девушка погрузила пальцы в теплый песок. Она понимала, что должна уйти, прежде чем увидит нечто, чего видеть не имеет права, – но была не в силах двинуться с места. До нее донесся низкий смех Хилари. Глаза Софи расширились. Хилари медленно расстегивала свой полосатый жакет…
Эдвард думал, не слишком ли он постарел. Без сомнения, он стар для этого. Африка не только изнурила его, но и убедила, что простые жизненные удобства заслуживают внимания. У него не было никакого желания кувыркаться в песке, когда чуть позже можно заняться тем же на чистых прохладных простынях. Кроме того, Хилари покинула его постель всего лишь несколько часов назад.
Эдвард криво улыбнулся. С Хилари он познакомился на приеме несколько недель назад – сразу после того, как вернулся в город. Он узнал, что Хилари была замужем за человеком намного старше ее и недавно овдовела. Эдвард всегда предпочитал вдов: они наслаждались грехом, не чувствуя при этом вины и не предъявляя особых требований. Влечение оказалось взаимным, и с тех пор их встречи стали частыми.
А теперь они оба гостили в летнем доме Ральстонов. Безусловно, приглашение устроила миссис Стюарт, но Эдвард не имел ничего против. Хилари нравилась ему не только в постели, но и вне ее, а в городе летом царила адская жара. Сюзанна Ральстон, хозяйка дома, была настолько любезна, что предоставила им соседние комнаты, и в прошлую ночь Хилари завладела Эдвардом – с полуночи до рассвета. Очевидно, она не была так пресыщена, как Эдвард.
Он пытался вспомнить, когда же начал угасать его пыл по отношению к хорошеньким и доступным женщинам.
Но все же Эдвард оставался мужчиной, и его взгляд скользнул от затуманенных страстью глаз Хилари к ее нежным белым рукам, расстегивающим пуговки жакета. Хилари была восхитительна и чувственна, и вопреки своим лучшим намерениям Эдвард ощутил желание.
– Дорогая, это слишком неосторожно, – сказал он, растягивая слова.
Хилари в ответ улыбнулась с напускной скромностью и распахнула жакет. Под ним ничего не оказалось, даже корсета. Груди Хилари были пышные, молочно-белые, а соски – рубиново-красные.
Эдвард вздохнул, и его губы чуть скривились. Но все же он одной рукой обхватил талию женщины, а другой накрыл грудь.
– Отложим до вечера, – произнес он низким, чуть хрипловатым голосом.
Хилари застонала, выгибая спину. Палец Эдварда ласкал ее сосок, методично и умело. Она снова застонала.
– Эдвард, я схожу с ума по тебе, я просто не могу ждать!
Кожа ее была словно шелк, и еще несколько мгновений Эдвард ласкал ее просто из любви к наслаждениям; но брюки уже становились ему болезненно тесны. Искушение было сильно, однако он все еще раздумывал. И наконец сверкнул улыбкой.
– Милая, мы оба достаточно взрослые, чтобы оценить прелесть предвкушения. – Он легким поцелуем коснулся ее соска, потом запахнул жакет Хилари и быстро, опытной рукой, застегнул все пуговки. Она вцепилась в его запястье.
– Эдвард… я не хочу ждать! И не уверена что могу ждать!
– Ну разумеется, ты можешь подождать, – промурлыкал он, улыбаясь. – Мы оба знаем, что будет лишь лучше, если ты подождешь.
Ее рука внезапно скользнула вниз и вцепилась в его напряженную плоть.
– Да как же ты сам можешь ждать? – прошептала Хилари.
– Сладкая моя, но кувыркаться в песке на пляже – это так неудобно!
Она разочарованно вздохнула, покоряясь.
– Я боюсь, что ты вернешься в Южную Африку и я тебя потеряю.
Эдвард рассмеялся, неохотно отводя ее руку, и покачал головой:
– Ну нет, туда я больше не собираюсь.
Он обнял женщину за плечи и привлек к себе, чтобы благодушно чмокнуть в щечку. Но какое-то движение наверху, за гребнем дюны, привлекло его внимание, и он замер.
Взгляд Эдварда метнулся к зарослям чахлых кустов за спиной Хилари, и глаза его расширились. Там, притаившись за ветками, сидела девушка.
Он скрыл изумление и быстро отвел взгляд. Но в его памяти остались два широко раскрытых жадных глаза на хорошеньком овальном личике.
Оказывается, за ними наблюдала юная леди в соломенной шляпке с голубой лентой, она явно была зачарована зрелищем.
Хилари все еще стояла слишком близко, он все еще обнимал ее… и вдруг его возбуждение достигло предела.
Эдвард резко притянул Хилари, гадая, что успела уже увидеть девушка, прятавшаяся в кустах, и убежит ли она теперь… и крепко поцеловал свою подругу. В то же время его пронзила мысль, что он, похоже, настоящий развратник. Ведь сейчас, зная, что на него смотрит юная леди, он чувствовал крайнее возбуждение, ему действительно хотелось заняться любовью у нее на глазах. Блуд в песчаной постели не пугал его больше.
Остро ощущая на себе посторонний взгляд, Эдвард целовал Хилари – целовал с силой, лаская своим языком ее язык, прижимая Хилари к затвердевшему, как камень, фаллосу, пока она наконец не испустила громкий стон, цепляясь за него, колени ее ослабели, и Эдварду пришлось ее поддержать. Когда он чуть отодвинул от себя Хилари, то, бросив украдкой взгляд через ее плечо, увидел, что шпионка за дюной замерла словно загипнотизированная. Она не двинулась с места, по-прежнему прячась за кустом, но ее шляпку унес ветер, и рыжевато-золотистые волосы окружили юное лицо. Даже сквозь расстояние, разделявшее их, Эдвард чувствовал ее возбуждение. Она так и не поняла, что он заметил ее.
Рука Эдварда скользнула вниз, он быстро расстегнул брюки, дыша тяжело и хрипло. Умом он понимал, что ведет себя непозволительным образом, но напряженная плоть уже вырвалась на свободу. До Эдварда донесся нервный вздох, и он чертовски хорошо знал, что Хилари тут ни при чем.
– Ну, милая… – прошептал он, покусывая женщину за шею, в то время как какая-то часть сознания сурово бранила его за безумное, ужасное поведение. В то же время перед его внутренним взором стояла девушка с золотистыми волосами, и он как бы видел все со стороны, ее глазами… Эдвард свел руки Хилари за своей спиной, снова отыскал ее губы, осыпал поцелуями шею – опускаясь все ниже и ниже, расстегивая пуговки ее жакета. Наконец он захватил ртом один из ее темных, твердых сосков. У Хилари подогнулись ноги, но Эдвард был готов к этому и мягко опустил женщину на песок.
Мгновением позже он упал на колени, поднял юбки Хилари и проник глубоко в нее одним ровным, умелым движением. Несколько секунд, продолжая двигаться, он пытался взять себя в руки, овладеть собой, но чувствовал лишь, как бешено кипит в нем кровь, разрывая вены. Ему казалось, что под ним лежат две женщины. А потом Эдвард вдруг понял, что не может продолжать, и, хотя ему было далеко до конца, замер и осторожно глянул вверх, где по-прежнему пряталась девушка. Но когда, немного позже, Эдвард снова посмотрел туда, шпионка уже исчезла.
Эдвард закрыл глаза. Что с ним случилось? Внезапно ему стало стыдно; хуже того, он по-настоящему испугался. Ему вдруг пришло в голову, что его черная репутация – гораздо более оправданна, чем он всегда полагал.
Торопливо возвращаясь домой, Софи не один раз споткнулась. За домом, на лужайке, гости миссис Ральстон играли в крокет, но Софи не хотела, чтобы ее кто-то заметил после того, что она увидела. Лицо ее пылало, она не могла перевести дыхание, и любой, а в особенности мать, сразу бы понял, что с ней что-то случилось, и наверняка захотел бы узнать, что именно.
Софи пришлось обогнуть лужайку, хотя это и означало более длинный путь. Она кралась за дюнами до самого теннисного корта, по счастью оказавшегося пустым. Ее мучила усиливающаяся с каждым шагом боль в лодыжке. Когда она стала нестерпимой, Софи, негромко вскрикнув, опустилась на песок позади корта и закрыла лицо руками.
Как она могла совершить подобный поступок? Ведь когда стало ясно, что она натолкнулась на любовную пару – причем дамой оказалась ее давняя знакомая и соседка, – ей следовало немедленно развернуться и убежать. Но, о Боже, она не убежала! Тело и ум отказались повиноваться ей. И она осталась. Осталась до конца.
Софи поднялась на ноги. Она дрожала, словно в лихорадке. Каково это – когда тебя целуют ? Каково это – очутиться в объятиях такого человека?..
Ухватившись за больную лодыжку, Софи постаралась отбросить преступные мысли. То, что она осталась там и подглядывала, было ужасно само по себе, но еще и задаваться такими вопросами – куда уж хуже! Она никогда не думала о подобных вещах, и сейчас не время начинать. Ей не суждено ничего подобного, и точка.
Глаза девушки наполнились слезами, но было ли это от боли, терзавшей ее ногу, или от чего-то куда более горького – она не хотела знать.
Софи решительно смахнула слезы. Ее не должны сейчас видеть, и тогда ей удастся сохранить чудовищную тайну. В конце концов, любовники ведь ее не заметили. В какое-то мгновение ей показалось, правда, что мужчина посмотрел в ее сторону, но это скорее всего лишь плод воображения – ведь заметь он ее, он бы непременно вскрикнул от испуга и, уж конечно, не стал бы делать того, что делал.
Софи принялась растирать ногу. Она не должна думать ни о том, что он делал, ни о том, как он выглядел, когда делал это. По правде говоря, незнакомец представлял собой великолепное зрелище. Теперь-то Софи поняла, почему женщинам в Академии запрещали посещать занятия по рисунку с обнаженной мужской натуры.
Сморщившись, она медленно поднялась. Боль прострелила всю ногу, снизу доверху, окончательно избавив Софи от ненужных мыслей. Девушка стиснула зубы, чтобы не закричать. Мать сказала бы сейчас, что она сама виновата, – незачем было бесцельно болтаться по пляжу.
Но Софи иной раз настолько уставала сдерживать себя, отказываясь от того, что для других было само собой разумеющимся… А когда она работала, то не выносила присутствия кого бы то ни было, кроме натурщицы или наставника. Последние два с половиной месяца Софи провела в городе и потому решила, что будет неплохо побыть день-другой на побережье. Ей так редко представлялась возможность поработать на пленэре, тем более – на пляже, что она забыла о своей обычной осторожности и здравом смысле. Конечно, глупо было думать, что такая прогулка обойдется без последствий, и вот теперь приходится расплачиваться. Софи вытряхнула песок из гофрированных манжетов своей белой английской блузки. Дыхание наконец восстановилось, и руки уже не дрожали так сильно. Ей захотелось узнать, кого она видела на пляже с Хилари. Его звали Эдвардом, но это имя ничего не говорило Софи. Девушка закрыла глаза.
– Ты дура, – прошептала она. Такой мужчина никогда даже взгляда не бросит на хромую и эксцентричную женщину вроде нее.
– Миссис Ральстон?
Сюзанна, оборачиваясь, машинально изобразила любезную улыбку. За открытым настежь французским окном находился вымощенный плитами дворик, а дальше расстилалась лужайка, на которой ее гости играли в крокет. Средних размеров гостиная, в которой задержалась Сюзанна, была тихой и прохладной. Мать Софи смотрела на пухловатого молодого человека, подошедшего к ней, пытаясь припомнить его имя.
Но вспомнила лишь, что это бедный родственник Анетты Мартен, недавно окончивший юридический факультет Гарварда и намеревавшийся начать адвокатскую практику в Нью-Йорке. Сама Анетта сейчас находилась за границей, но она просила Сюзанну пригласить юношу на уик-энд и ввести в общество. Холостякам в свете всегда были рады, особенно холостякам с голубой кровью – даже если они и обнищали слегка.
– Здравствуйте, мистер Мартен. Как вам нравится вечер?
Юноша улыбнулся, и Сюзанна поняла, что если он немного похудеет, то будет весьма привлекателен.
– Очень нравится, миссис Ральстон. Мне никогда не отблагодарить вас за это приглашение. А ваш дом просто ошеломляет, – сказал он, во все глаза глядя на Сюзанну.
Та внутренне поморщилась – юноша определенно был неотесан.
– Мой дом вряд ли так хорош, как дом наших соседей, Генри. – Она вспомнила наконец, как его зовут. – Но я благодарна вам за ваши добрые слова. – Она старалась дать юноше понять, что не следует быть таким восторженным, что нужно сдерживать свои чувства, – но делала это лишь ради Анетты.
– Миссис Ральстон, я уверен, что видел вашу дочь, она шла на пляж. – Юноша порозовел.
Сюзанну ничуть не удивило, что он заинтересовался Лизой; девушке едва исполнилось семнадцать, а у нее уже было множество поклонников, ожидавших возможности как следует поухаживать за ней в будущем году, когда она начнет выезжать в свет. Ее смуглую красоту отлично дополняло огромное состояние отца – Бенджамина Ральстона.
– Лиза была на пляже? А я думала, она играла в теннис после обеда. – Как бы объяснить этому молодому человеку, что он замахнулся слишком высоко? Похоже, он или недалек, или чересчур самонадеян.
Но тут Генри поразил ее:
– Нет, миссис Ральстон, я говорю не о вашей приемной дочери, а о родной, о мисс Софи.
Сюзанна застыла от изумления.
– Я хочу сказать… – мямлил юноша, – я так думаю, что это была Софи. Меня ведь ей еще не представили. У нее золотистые волосы, она среднего роста… – Он вдруг встревожился. – Надеюсь, я буду представлен вашей дочери должным образом?
Сюзанна все еще пристально смотрела на него, понимая, что ей следовало бы раньше угадать намерения Анетты. Хотя Генри Мартен как будущий адвокат, безусловно, нуждался в хороших знакомствах, он приехал сюда прежде всего для того, чтобы поохотиться за ее дочерью. Софи достигла брачного возраста (в мае ей исполнилось двадцать), а Анетта хорошо знала, что отцовское состояние, которое девушке предстояло получить, как только она выйдет замуж, весьма значительно. И в самом деле, когда после смерти Джейка О'Нила стало известно, чем он владел, не одна Сюзанна была потрясена.
Она и теперь не могла понять, каким образом простой ирландец-строитель сумел накопить миллион долларов в ценных бумагах, наличности и недвижимости – и всего лишь за те шесть лет, что они пробыли вместе.
– Миссис Ральстон?..
Сюзанна опомнилась, сдержала дрожь, но так и не поняла, что вызвало в ней такую вспышку гнева – то ли воспоминания о Джейке, о котором она не могла думать без бешенства, то ли этот юный выскочка, вознамерившийся приударить за ее дочерью.
– Должно быть, вы ошиблись. Софи не могла пойти на пляж.
Генри вытаращил глаза.
– Н-но… но я уверен, это была она!
– Она хромала?
Генри продолжал пялиться на нее в полном изумлении. ..
– Простите, не понял.
– Уверена, вам известно, что она ужасно хромает.
– Мне говорили, что у нее не совсем ровная походка из-за несчастного случая в детстве.
Сюзанна прекрасно понимала, почему Анетта проявила такое милосердие, рассказывая своему родственнику о Софи, хотя прежде она никогда не была добра к девушке. Сюзанна постаралась улыбнуться.
– Да, ее хромота – действительно результат ужасного происшествия, случившегося в детстве. Когда ей было девять лет, она упала с лестницы и сломала лодыжку. Кость срослась неправильно, и у Софи по сей день кривая нога. Так Анетта не сказала вам, что моя дочь калека?
Генри на глазах бледнел.
– Нет…
Сюзанна теперь уже улыбалась куда более искренне.
– Конечно, я буду рада познакомить вас с ней. Хотя ей уже исполнилось двадцать, у нее пока не было ни одного поклонника.
– Да… я понимаю.
– Идемте найдем ее прямо сейчас, хорошо? – Сюзанна легко коснулась руки молодого человека.
К тому времени, когда Софи добралась до заднего входа в дом, она не только была окончательно измучена болью, но и находилась в полном смятении, обнаружив, что забыла на пляже свой альбом для эскизов.
Работа для Софи была самым главным в жизни, смыслом ее существования, и до сих пор ей не доводилось оказываться столь небрежной, чтобы потерять альбом. И то, что это случилось именно сегодня, лишний раз доказывало, как сильно она была возбуждена зрелищем любовного свидания.
Софи остановилась в узком коридоре, наслаждаясь прохладой. Проходивший мимо слуга спросил, все ли у нее в порядке, и сказал, что ее ищет мать.
Софи была уверена, что выглядит сейчас ужасно. Сюзанна, конечно, тут же заметит это и поймет, что дочь чем-то расстроена. Но само собой, ей и в голову не придет, какова на самом деле причина огорчения Софи.
Хромая куда сильнее, чем обычно, Софи проковыляла через коридор к центральному холлу и увидела, что из зеленой гостиной выходит ее мать, беседуя с каким-то молодым человеком.
– Софи! Вот ты где! А мы тебя везде ищем. Генри сказал, что ты была на пляже. Это правда? – Сюзанна, в изумлении подняв брови, оглядела взъерошенную дочь.
Софи замерла на месте. Мать подошла к ней, молодой человек тащился следом. Сюзанна была не только хороша собой, но и элегантна, она сохранила великолепную фигуру, ее темные волосы живописно обрамляли лицо с нежной кожей цвета слоновой кости, и выглядела она моложе своих тридцати шести. Софи как-то попыталась представить, какова была ее мать в шестнадцать. И нередко она думала о том, как именно начался роман ее родителей, как обаятельный и неотразимый Джейк О'Нил увлек прекрасную Сюзанну… И как сложилась бы их жизнь, если бы Джейку не пришлось бежать из Нью-Йорка четырнадцать лет назад. Как ей не хватало отца, как она любила его – до сих пор!
Софи надеялась, что ее улыбка выглядит достаточно естественной.
– Извини, мама. Да, я была на пляже, рисовала.
Сюзанна удивленно моргнула.
– Одна?
Софи кивнула.
Сюзанна обернулась к юноше, который, похоже, слегка нервничал:
– Я не говорила вам, что моя дочь еще и художница? Она учится в Академии и дома часто ночи напролет проводит в своей студии за работой. Она хочет стать профессиональной художницей.
Софи недоуменно уставилась на мать – ведь она никогда прежде не говорила при посторонних о профессиональных устремлениях дочери. Несмотря на то что почти четверть их класса в Академии составляли девушки, так же горячо любящие живопись, как Софи, все же общественное мнение до сих пор находило очень странным, почти неприличным, если женщина хотела посвятить себя искусству, вместо того чтобы искать мужа. Софи посмотрела на юношу, который с усилием кивнул. Ей было ясно, почему он чувствует себя неловко.
– Софи очень талантлива, – улыбнулась Сюзанна. – Дорогая, покажи нам, что ты зарисовала сегодня.
Софи вспомнила, что альбом остался на пляже и почему он там остался, и ее сердце почти остановилось.
– Я… мой альбом в спальне, – неуверенно пробормотала она. – Я с удовольствием покажу его в другой раз.
Она не отводила взгляда от матери, пытаясь сообразить, что та задумала. Сюзанна никогда не одобряла ее увлечения живописью, и особенно ей не нравились последние работы Софи, так что едва ли она стала бы просить показать ей рисунки ни с того ни с сего, без какой-то определенной цели.
– Я хочу представить тебе Генри Мартена, дорогая, – сказала Сюзанна, подталкивая юношу вперед. – Он родственник Анетты. Окончил юридический факультет и вскоре откроет собственную адвокатскую практику.
Софи улыбнулась молодому человеку, который явно чувствовал себя сверх меры сконфуженным. Она подала ему руку, гадая, что могло его так смутить. Может быть, он заподозрил, что Сюзанна решила их сосватать? Но это ведь чепуха. Софи еще официально не выезжала в свет. Да и как ей выезжать, если она даже танцевать не может?
И вообще это ни к чему. Софи стремилась лишь к одному: стать профессиональной художницей. И она никогда не была настолько наивной, чтобы предполагать, будто найдется мужчина, желающий взять в жены калеку, да еще свихнувшуюся на искусстве. Они с матерью много лет назад решили, что Сюзанна не станет подталкивать дочь к замужеству, не станет искать ей женихов. Это было бы слишком унизительно; и, поскольку семейного счастья Софи ожидать не приходилось, она посвятила себя своей истинной любви – живописи.
Девушка знала, что, когда ей исполнится двадцать один, она уедет в Париж. Там она сможет продолжить изучение тайн живописи, и, как знать, ей может встретиться учитель столь же великий, как Поль Сезанн или Мэри Кассатт. Этими двумя художниками Софи восхищалась бесконечно.
Она посмотрела на Генри Мартена, не подозревавшего, что его собеседницу не интересует замужество. Совсем бледный, он явно воображал себя в роли ее кавалера. Софи захотелось очутиться в своей комнате, с карандашом в руках. Но она, глубоко вздохнув, весело улыбнулась юноше и протянула ему руку.
– Добрый вечер, мистер Мартен. Примите мои поздравления. А где вы учились?
Генри взял ее руку и тут же выпустил.
– Рад познакомиться с вами, мисс О'Нил. Я… э-э… в Гарварде.
Сюзанна, улыбнувшись, исчезла, и Генри Мартен, обнаружив, что остался вдвоем с Софи, совсем смутился. Девушка почувствовала, как у нее запылали щеки, и подумала, что мать могла бы и не ставить ее в столь двусмысленное положение.
– Вы многого добились.
Он таращился на нее, нервно облизывая губы.
– Да, спасибо…
Девушка снова навесила на лицо приветливую улыбку.
– Вы должны гордиться собой. – Софи переступила с ноги на ногу, стараясь избавить от нагрузки болевшую лодыжку. Она не стала предлагать юноше сесть, поскольку ей хотелось как можно скорее уйти и отыскать Лизу. Ее альбом наверняка все еще там, на пляже, и она должна закончить портрет незнакомого смуглого красавца по имени Эдвард.
– Не… э-э… не прогуляться ли нам, мисс О'Нил?
Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?