Текст книги "Герой Веков"

Туман был ее врагом.

* * *

Есть люди, называемые алломантическими савантами. Мужчины и женщины, которые так долго и усиленно жгут металлы, что постоянный приток алломантической силы меняет само устройство их тел.

В большинстве случаев последствия незначительны. Воспламеняющие бронзу, к примеру, часто становятся, сами того не ведая, бронзовыми савантами. Их чувствительность обостряется из-за того, что металл горит слишком долго. А вот превращаться в пьютерного саванта крайне опасно, потому что тело работает на пределе, не ощущая ни усталости, ни боли. Обычно еще до завершения превращения алломант погибает, и, как мне кажется, конечный результат не стоит риска.

Но вот оловянные саванты представляют собой нечто… особенное. Они наделены чувствительностью, превышающей способности, которыми обладает – или хотел бы обладать – любой обычный алломант, и потому становятся рабами своих чувств: осязания, слуха, зрения, обоняния и вкуса. Однако удивительные ощущения даруют им необычные и интересные свойства.

Кое-кто мог бы сказать, что алломантические саванты, как и инквизиторы, преображенные при помощи гемалургических штырей, больше не люди.

16

Призрак проснулся в темноте.

В последнее время такое случалось все реже и реже. Повязка, плотно прикрывавшая глаза и уши, раздражала излишне чувствительную кожу, но без нее было нельзя: звездный свет для усиленных оловом глаз казался столь же ярким, как свет солнца, а шаги во дворе звучали раскатами грома. Случалось, Призрак не мог заснуть, даже завязав глаза и залепив уши воском, даже с плотно закрытыми ставнями и опущенными шторами.

Приглушать звуки означало подвергать себя опасности. Однако бессонница представлялась еще опаснее. Возможно, то, что Призрак сделал со своим телом при помощи олова, его и погубит. И все-таки время, проведенное среди жителей Урто, убедило, что им обязательно понадобится помощь. А значит, требовалось преимущество. Прав был Призрак или не прав, в любом случае он решил продолжать начатое и надеяться, что этого окажется достаточно.

Молодой человек со стоном сел, снял повязку и вытащил из ушей воск. В желудке ощущалось приятное тепло пламенеющего олова. Это теперь казалось столь же естественным, как вдохнуть или моргнуть. Призрак слышал, что громилы могут жечь исцеляющий пьютер, даже когда теряют сознание из-за ран. Тело само знало, что ему нужно.

К счастью, олово было сравнительно дешевым. Призрак как следует запасся им в Лютадели, а потом купил еще через подпольных торговцев. Зачерпнув из ковшика возле кровати неполную горсть оловянной пыли, молодой человек высыпал ее в кружку и подошел к двери. Комната была маленькая и тесная, зато не приходилось делить ее с кем-то еще. Роскошь, если судить по меркам скаа.

Стоило приоткрыть дверь, и залитый солнцем двор обрушился со всей силой. Призрак зажмурился и стиснул зубы: свет пробивался даже сквозь опущенные веки; пошарил возле порога. Нащупав оставленный кем-то из трактирных слуг кувшин с водой, затащил его в комнату и поспешно закрыл дверь. Проморгался. Затем налил в чашку воды и выпил содержимое, не оставив ни крупицы олова. Этого должно было хватить на весь день. На всякий случай Призрак зачерпнул из ковшика еще горсть и высыпал в кисет.

Через несколько минут, уже одетый и готовый действовать, молодой человек присел на кровать и закрыл глаза, обдумывая предстоящий день. Если верить шпионам Гражданина, Эленд отправил в Урто кого-то из их общих друзей. Им, вероятно, было поручено обеспечить сохранность тайной пещеры и подавить восстание; Призрак намеревался раздобыть как можно больше сведений до их прибытия.

Он перебирал варианты и размышлял. В соседних комнатах грохотали шаги, все деревянное строение дрожало и раскачивалось, словно гигантский улей, заполненный суетливыми пчелами. Снаружи кричали, звали; в отдалении слышался колокольный звон. Несмотря на достаточно раннее время – едва миновал полдень, – туман уже рассеялся. День без тумана в Урто длился шесть-семь часов, поэтому здесь по-прежнему можно было успешно выращивать зерно.

Обычно Призрак спал весь день, но сегодня нужно было торопиться, и он начал собираться. Надел очки, сверху наложил плотную повязку. На ощупь пробравшись к окну, отдернул занавеску и распахнул ставни. Хлынул жаркий, почти обжигающий, солнечный свет, но Призрак все же смог открыть глаза. Повязка раздражала кожу, зато приглушала свет и одновременно была достаточно прозрачной. Ничего не поделаешь, приходилось терпеть: даже обострившиеся чувства не давали возможности видеть с закрытыми глазами.

Кивнув самому себе, Призрак взял дуэльную трость и вышел из комнаты.

* * *

– Знаю, ты предпочитаешь помалкивать. – Дарн тихонько постукивал перед собой двумя палочками. – Но даже ты не сможешь отрицать, что лучше жить так, чем с лордами.

Призрак сидел, прислонившись к каменной стене улицы-канавы. Рыночная яма была самой широкой из нижних улиц Урто. Когда здесь пролегал водный путь, то в самом центре три корабля могли борт о борт встать на якорь, и осталось бы еще достаточно места для других судов. Теперь здесь располагался главный городской бульвар, который облюбовали также торговцы и нищие.

Нищие вроде Призрака и Дарна. Лишь немногие обращали внимание на двух оборванцев. И уж точно никто не замечал, что один из них – тот, что с черной повязкой на глазах, – внимательно наблюдает за толпой, а другой изъясняется слишком правильно для человека, выросшего в сточной канаве.

Призрак не ответил на вопрос Дарна. В юности он говорил с чудовищным акцентом, пересыпая речь множеством жаргонных словечек, да и сейчас не мог похвастаться бойким языком или чарующими манерами, поэтому старался говорить как можно меньше.

Как ни странно, оказалось, что молчаливость вовсе не отталкивала людей – скорее, даже наоборот. Дарн продолжал отбивать ритм, словно уличный музыкант, у которого не было ни единого слушателя. Удары извлекали из плотно сбитой земли слишком тихие звуки, услышать которые мог только Призрак.

Ритм у Дарна выходил отменный. Любой менестрель бы позавидовал.

– Нет, ты только погляди на рынок, – продолжил Дарн. – При Вседержителе большинство скаа и мечтать не смели об открытой торговле. У нас все вышло красиво. Скаа управляют скаа. Мы счастливы.

Призрак видел рынок. Ему казалось, что по-настоящему счастливые люди улыбаются, а не ходят потупившись. Они делают покупки и гуляют, а не быстро хватают нужное и удаляются. Кроме того, если бы город и впрямь превратился в место всеобщего счастья, разве возникла бы нужда в десятках солдат, которые следили за толпой. Призрак покачал головой. Одежда на людях была почти одинаковая: цвета и фасоны определялись согласно приказам Гражданина. Даже попрошайничество подчинялось строгим правилам. Определенную долю милостыни, которую собрал Призрак, следовало отдать людям Гражданина.

– Вот еще что, – не унимался Дарн. – Ты видел, чтобы кого-то избили или убили на улице? Ради такого уж точно можно в чем-то себя ограничить.

– Убивают теперь в переулках, по-тихому, – негромко заметил Призрак. – Вседержитель, по крайней мере, делал это открыто.

Продолжая тарабанить палками по земле, Дарн нахмурился. Он выбивал сложный ритм. Призрак чувствовал вибрации, и они его успокаивали. Знал ли кто-то из проходивших мимо, что рядом с ними настоящий талант? Дарн мог бы стать известным музыкантом. К несчастью, при Вседержителе скаа не занимались музыкой. А при Гражданине вообще нежелательно было привлекать к себе внимание, независимо от способа.

– Вот оно, – вдруг оживился Дарн. – Как я и говорил.

Призрак поднял глаза. Сквозь невнятное бормотание толпы и прочие звуки, вспышки цвета и сильные запахи отходов, людей, а также выставленных на продажу товаров он ощутил приближение группы узников в сопровождении солдат. Иногда ощущения захлестывали с головой. Однако, как когда-то Призрак объяснял Вин, секрет горения олова заключался не в том, чтобы почувствовать, а в том, чтобы отсечь ненужное. А он отлично умел сосредотачиваться на том, что было необходимо.

Посетители рынка расходились в стороны, уступая дорогу солдатам в коричневом и их пленникам. Одни опускали головы, другие с мрачным видом наблюдали.

– Еще не передумал? – поинтересовался Дарн.

Призрак встал.

Кивнув, Дарн поднялся следом и ухватил его за плечо. Он знал, что на самом деле Призрак зрячий, – точнее, Призрак предполагал, что Дарн достаточно наблюдателен, чтобы это заметить. Оба они, однако, продолжали играть свои роли. Среди бродяг было обычным делом изображать увечье, чтобы больше подавали. Дарн и сам талантливо хромал, а на голове у него виднелись неприятного вида проплешины. Однако Призрак чувствовал, что кожа «нищего» пахнет мылом, а дыхание – хорошим вином. Дарн являлся воровским королем; немногие в городе превосходили его. Но он так хорошо освоил искусство маскировки, что мог ходить по улицам, оставаясь неузнанным.

Призрак и Дарн стали не единственными, кто последовал за солдатами и теми, кого они сопровождали. Скаа в одежде серого, разрешенного цвета двигались за отрядом, будто молчаливые привидения, шаркая по свежевыпавшему пеплу. Процессия приблизились к насыпи, служившей выходом из нижней улицы, и проследовала в более зажиточную часть города, где каналы были засыпаны и вымощены булыжником.

Вскоре тут и там начали попадаться пепелища – обгорелые руины, на месте которых раньше располагались дома. Запах дыма сделался таким сильным, что Призраку пришлось дышать ртом. На месте их поджидал сам Гражданин. Вождь скаа сразу выделялся из общей массы, потому что носил красное.

– Чего это он так вырядился? – удивился Призрак, когда Дарн повел его в сторону от толпы.

Гражданин и его свита стояли на ступенях большого особняка, а скаа теснились у подножия лестницы. Дарн подвел Призрака к месту, которое обступила группа уличных бандитов. Отсюда открывался отличный вид на Гражданина. Дарна поприветствовали кивками и пропустили без лишних вопросов.

– Ты о чем? – не понял Дарн. – Гражданин одет как обычно: в штаны и рубаху скаа.

– Они красные, – прошептал Призрак. – Это же запрещенный цвет.

– С сегодняшнего утра – разрешенный. Его могут носить те, кто работает в правительстве. Так они будут выделяться, и их легче будет обнаружить тем, кто нуждается в помощи. По крайней мере, таково официальное объяснение.

Призрак нахмурился, но тут же его внимание привлекла…

Бельдре.

В ее присутствии не было, разумеется, ничего необычного: она повсюду следовала за братом. Он беспокоился о ее безопасности и редко выпускал из вида. Как всегда, глаза девушки на обрамленном золотисто-каштановыми волосами лице глядели с печалью.

– Грустное зрелище, – заметил Дарн, и Призрак поначалу решил, что он говорит о Бельдре. Однако Дарн кивком указал на пленников.

Они ничем не выделялись среди остальных горожан: серая одежда, испачканные сажей лица, покорно опущенные плечи. Гражданин, однако, не замедлил объяснить, в чем заключается их отличие от всех прочих.

– Одним из первых воззваний нашего правительства, – торжественно начал он, – было воззвание о солидарности. Мы народ скаа. Аристократы, которых избрал Вседержитель, властвовали над нами десять веков. Мы решили, что Урто станет городом свободы. Местом, о появлении которого пророчествовал сам Выживший.

– Ты посчитал? – шепотом спросил Дарн.

– Десять, – пересчитав пленников, кивнул Призрак. – Как и ожидалось. И за что я тебе плачу, Дарн?

– Погоди немного.

– Эти люди, – продолжал Гражданин, указывая на пленников; его бритая голова блестела в красном свете солнца, – не вняли нашим предупреждениям. Они знали, как и все вы, что любой аристократ, оставшийся в городе, лишается права на жизнь! Такова наша воля – наша общая воля. Но они, как и все им подобные, были слишком заносчивы, чтобы прислушаться. Они попытались скрыться. Посчитали, что сумеют нас обмануть. Они всегда так думают. И это их выдает.

Он выдержал паузу, и потом прибавил:

– Поэтому мы обязаны исполнить свой долг.

Взмахом руки Гражданин приказал солдатам начинать. Те погнали пленников вверх по лестнице. Когда двери особняка открыли, Призрак почувствовал, как в воздухе запахло маслом. Затолкав людей внутрь, солдаты подперли двери снаружи и расступились. Каждый зажег факел и бросил его в сторону дома. Не нужно было обладать сверхъестественными чувствами, чтобы ощутить волну растущего жара: толпа подалась назад – взбудораженная, испуганная, но очарованная происходящим.

Призрак видел, как люди внутри пытаются выбить доски, которыми предусмотрительно заколотили окна, слышал крики: рыдая от ужаса, приговоренные бились в запертые двери…

Отчаянно хотелось что-то сделать. Но олово ведь не пьютер, оно не поможет драться в одиночку с целым отрядом солдат. Кроме того, Эленд и Вин дали задание собирать сведения, а не геройствовать. Преисполнившись отвращения к самому себе и обозвав себя трусом, Призрак отвернулся от горящего здания.

– Это бесчеловечно, – прошептал он.

– Они были аристократами, – возразил Дарн.

– Нет, не были! Их родители, может, и были, но сами они скаа. Обычные люди, Дарн.

– С благородной кровью.

– Как и каждый из нас, если хорошенько покопаться в прошлом.

Дарн покачал головой:

– Так должно быть. Сам Выживший…

– Не смей говорить о нем так, словно он одобрил бы эти зверства, – прошипел Призрак.

На миг Дарн замолчал; из всех звуков остались только треск пламени и крики людей, сгоравших заживо. Наконец он проговорил:

– Знаю, смотреть на это тяжело, и Гражданин, возможно, перегибает палку. Но… я слышал однажды его. Выжившего. Он об этом и твердил: смерть аристократам, власть скаа. Если бы ты сам его послушал, ты бы понял. Иногда нужно что-то уничтожить, чтобы построить другое, лучшее.

Призрак закрыл глаза. Казалось, что языки пламени лижут его собственную кожу. Он слышал, как Кельсер произносил речь перед толпой скаа. И он действительно говорил нечто подобное. Только тогда Выживший был голосом надежды и вдохновения. А теперь те же самые слова, повторенные заново, вызывали ненависть и разрушение. Призраку стало дурно.

– Еще раз повторяю, Дарн, – сказал он, глядя прямо и ощущая в себе непривычную твердость, – я плачу тебе не за фонтан правительственной пропаганды. Скажи, зачем мы сюда явились, или больше от меня не получишь ни гроша.

– Сосчитай черепа…

С этими словами Дарн отпустил руку Призрака и исчез в толпе.

Запахи дыма и горелой плоти становились невыносимыми. Призрак развернулся и стал проталкиваться сквозь толпу в поисках свежего воздуха. В конце концов наткнулся на стену и замер, тяжело дыша и ощущая грубые доски. Казалось, падающие с неба хлопья пепла – тоже часть оставшегося за спиной погребального костра, частички смерти, несомые ветром.

Повернувшись на голоса, Призрак увидел, что Гражданин и его стражи отошли подальше от огня. Гражданин обращался к горожанам, убеждая их быть бдительными. Затем отправился к Рыночной яме, и люди последовали за ним.

«Он их наказал, и теперь должен благословить».

Частенько после казней Гражданин лично общался с народом, гулял вдоль рыночных рядов, пожимал руки и говорил ободряющие слова.

Призрак свернул в переулок. Вскоре богатый квартал закончился и уперся в нижнюю улицу. Отыскав место, где берег пересохшего канала осыпался, молодой человек спрыгнул вниз, проскользнув на самое дно. Там он поднял капюшон плаща и с ловкостью бывшего беспризорника стал пробираться по оживленной улице.

Хоть и окружным путем, но до Рыночной ямы Призрак добрался раньше Гражданина со свитой. Сквозь пеплопад можно было наблюдать, как правитель Урто шествует по широкой земляной насыпи, а следом движется толпа в несколько сотен человек.

«Ты хочешь быть таким же, как он, – присев возле рыночного ларька, думал Призрак. – Кельсер умер, чтобы дать людям надежду, а теперь ты вознамерился украсть его наследие».

Этот человек не был Кельсером. Он был недостоин даже произносить имя Выжившего.

Гражданин шествовал с таким видом, словно являлся отцом всех людей на рынке: хлопал их по плечам, пожимал руки и благожелательно улыбался.

– Выживший бы вами гордился, – донесся до Призрака его голос сквозь шум толпы. – Падающий пепел – его знак. Знак падения империи – того, что осталось от тирании. На этом пепле мы построим новое государство! Государство, в котором будут править скаа.

Опустив край капюшона и, точно слепой, шаря перед собой руками, Призрак двинулся сквозь толпу. Дуэльная трость была привязана ремнем и спрятана за спиной под мешковатой серой рубашкой. В толпе молодой человек чувствовал себя как рыба в воде. Вин изо всех сил старалась быть незаметной и невидимой, а Призраку это удавалось легче легкого. Вообще-то, он пытался добиться противоположного эффекта. Мечтал стать таким, как Кельсер, потому что истории о Кельсере слышал еще до того, как познакомился с Выжившим. С величайшим вором-скаа, человеком, у которого хватило наглости попытаться обокрасть самого Вседержителя.

И все-таки, как бы Призрак ни старался, он никак не мог себя проявить. Он по-прежнему оставался лишь мальчишкой с перепачканным сажей лицом, на которого очень легко было не обращать внимания. Особенно если учесть его непонятный восточный жаргон. Только встреча с Кельсером и осознание того, как менялись люди под влиянием его слов, наконец-то заставили Призрака забыть о своем родном диалекте. Тогда-то он и начал понимать, что в словах, оказывается, есть сила.

Призрак аккуратно протолкался в первые ряды. Со всех сторон пихались и сдавливали, но никто не стал кричать на слепого. На слепого, случайно затесавшегося в толпу, никто не обращает внимания, а значит, тот может легко пробраться туда, где ему быть не полагается. В скором времени Призрак очутился почти что на расстоянии вытянутой руки от Гражданина.

Гражданин вонял дымом.

– Я все понимаю, матушка, – говорил он, держа за руки пожилую женщину. – Но твой сын нужен там, где он сейчас, – на полях. Без него и его товарищей нам нечего будет есть! В государстве, которым правят скаа, работать должны они сами.

– Но… разве он не может вернуться, хоть ненадолго? – спросила женщина.

– Всему свое время, матушка. Всему свое время.

Алая униформа ярко выделялась на общем мрачном фоне, и Призрак, сообразив, что глазеет на это единственное цветное пятно, заставил себя отвести взгляд. Его целью был вовсе не Гражданин.

Бельдре, как обычно, держалась чуть в стороне. Она только смотрела, но никогда не вмешивалась в происходящее. Гражданин развел такую кипучую деятельность, что про его сестру все забыли. Призрак знал, что́ она должна была чувствовать. Он позволил солдату отпихнуть себя, чтобы освободить дорогу Гражданину. Пинок направил Призрака прямиком к Бельдре. От нее чуть-чуть пахло духами.

«Я думал, их запретили».

Что бы сделал Кельсер? Наверняка напал бы и, возможно, убил Гражданина. Или противодействовал бы ему как-то иначе. Но уж точно не пустил дело на самотек: Кельсер обязательно бы что-то предпринял.

Или, возможно, попытался бы завоевать доверие кого-то из союзников Гражданина?

Призрак почувствовал, как его сердцебиение, ставшее в последнее время очень громким, ускорилось. Толпа снова пришла в движение, и он позволил ей еще приблизить себя к Бельдре. Стражники этого не заметили: они сосредоточились на Гражданине, которого надо было охранять от любых опасностей.

– Твой брат, – прошептал Призрак девушке на ухо, – тебе нравится то, что он убийца?

Бельдре повернулась, и он впервые заметил, что глаза у нее зеленые. Повинуясь движению толпы, Призрак тут же отдалился, предоставил девушке возможность оглядываться по сторонам в поисках того, кто посмел с ней заговорить. Расстояние между ними все увеличивалось.

Некоторое время Призрак ждал; люди вокруг пихали его локтями. Наконец возобновил свои аккуратные маневры и опять оказался возле Бельдре.

– Думаешь, это как-то отличается от поступков Вседержителя? – зашептал он. – Я однажды видел, как он случайным образом выбрал людей, которых потом казнили на площади в Лютадели.

Бельдре повернулась. Призрак стоял неподвижно среди снующей толпы, глядя сквозь свою повязку ей прямо в глаза. Людской поток уносил девушку с собой, все дальше и дальше.

Губы ее шевельнулись. Только наделенный оловянными сверхчувствами мог разглядеть это движение достаточно четко, чтобы прочитать:

«Кто ты такой?»

Призрак снова ринулся сквозь толпу. Гражданин, похоже, собирался произнести речь, воспользовавшись большим скоплением народа. Люди направлялись к возвышению, располагавшемуся посреди рыночной площади; продвигаться вперед становилось все труднее. Призрак в очередной раз уже почти добрался до Бельдре, но толпа тотчас же повлекла его назад. Чудом протиснувшись между двумя людьми, он схватил девушку за запястье и дернул. Она повернулась, но не закричала. Люди окружали их со всех сторон, но теперь Бельдре смотрела только на завязанные тряпкой глаза.

– Кто ты такой?

Бельдре говорила беззвучно – одними губами. Позади нее, на возвышении, начал вещать Гражданин.

– Я тот, кто убьет твоего брата, – тихонько ответил Призрак.

Он ждал от нее реакции – возможно, крика. Обвинения. Его действия были импульсивны, их породили досада и невозможность помочь казненным. И вдруг до Призрака дошло, что, если Бельдре в самом деле закричит, ему конец.

Однако она промолчала. Они просто стояли и смотрели друг на друга сквозь падающий пепел.

– Ты не первый, кто говорит так, – беззвучно произнесла девушка.

– Я другой.

– И кто же ты?

– Спутник бога. Тот, кто видит шепоты и чувствует крики.

– Тот, кто вообразил, будто лучше знает, что нужно людям, чем избранный ими правитель? Всегда есть недовольные, только и умеющие, что ставить палки в колеса.

Призрак по-прежнему держал ее за руку. Потом сжал пальцы и притянул поближе к себе. Толпа придвинулась к возвышению, и они вдвоем остались позади, точно раковины, выброшенные на берег отступающими волнами.

– Я знал Выжившего, Бельдре, – порывисто зашептал Призрак. – Он дал мне имя, называл меня другом. То, что вы сделали в этом городе, привело бы его в ужас – и я не позволю твоему брату и дальше извращать наследие Кельсера. Предупреди его, если считаешь нужным. Скажи Квеллиону, что я за ним приду.

Гражданин прервал свою речь. Призрак поднял глаза и бросил взгляд на помост. Квеллион глядел поверх толпы последователей. Глядел на неизвестного парня и сестру, которые стояли рядом, в стороне от всех. Призрак и не подумал о том, что они видны как на ладони.

– Эй ты! – крикнул Гражданин. – Что ты делаешь с моей сестрой?

«Проклятье!» – только и успел подумать Призрак, отпуская руку девушки и бросаясь прочь.

Однако нижние улицы имели одну крайне неприятную особенность – высокие покатые стены. Существовало совсем не много путей, по которым можно было сбежать с рыночной площади, и все они охранялись стражниками Квеллиона. По команде Гражданина люди в кожаных доспехах, бряцая оружием, сорвались со своих постов.

«Отлично!»

Призрак ринулся к ближайшей группе солдат. Если он сумеет пробиться сквозь их ряды, ему удастся взбежать вверх по насыпи и, возможно, исчезнуть в одном из многочисленных переулков.

Солдаты обнажили мечи. Позади Призрака раздались испуганные крики. Запустив руку в лохмотья, бывшие когда-то плащом, он вытащил свою дуэльную трость.

Тут все и началось.

Драться по-настоящему Призрак не умел. Конечно, Хэм его многому научил – Колченог настаивал, что его племянник должен уметь защищаться самостоятельно. Однако настоящими воителями в шайке всегда были рожденные туманом – Вин и Кельсер, – а Хэм, как громила, мог применить грубую силу, если в ней возникала необходимость.

Впрочем, в последнее время Призрак довольно много упражнялся и обнаружил нечто интересное. Он обладал тем, чем никогда не смогли бы похвастаться ни Вин, ни Кельсер: расплывчатая вереница образов, рожденных органами чувств. Он чувствовал движение воздуха, ощущал под ногами дрожь земли и знал, где находится противник, потому что слышал его сердцебиение.

Призрак не был рожденным туманом, но все-таки представлял опасность для противника. Он ощутил легкое дуновение ветра и догадался, что на него сейчас обрушится меч. Увернулся. Уловил движение и понял, что кто-то атакует. Шагнул в сторону. Это было очень похоже на атиум.

Капли пота сорвались со лба, когда Призрак повернулся и с треском обрушил дуэльную трость на голову одного из солдат. Тот упал – оружие было из очень хорошего дерева. Чтобы не рисковать, молодой человек ткнул упавшего врага концом трости в висок.

Позади раздался невнятный звук – тихий, но достаточно красноречивый. Призрак выбросил в сторону руку с тростью и ударил нападающего по предплечью. Кость треснула, и солдат, вскрикнув, выронил оружие. Для верности Призрак нанес еще один удар – по голове. Потом повернулся, поднимая трость, чтобы парировать удар третьего противника.

Сталь и дерево встретились, и победила сталь – Призрак остался без оружия. Однако трость замедлила удар достаточно, чтобы успеть увернуться и подобрать меч одного из поверженных воинов. Меч отличался от того, с которым приходилось практиковаться: жители Урто предпочитали длинные тонкие лезвия. И все-таки Призраку теперь противостоял только один человек – если с ним справиться, возможно, удастся сбежать.

Противник, видимо, догадался о своем преимуществе. Если бы Призрак обратился в бегство, то подставил бы под удар спину. Однако, оставаясь на месте, он рисковал в скором времени оказаться в окружении. Солдат не торопился атаковать, решив потянуть время.

Пришлось напасть первым. Призрак замахнулся, доверившись своим обостренным чувствам, которые должны были возместить разницу в опыте. Солдат приготовился парировать удар.

Меч замер.

Призрак споткнулся. Попытался силой сдвинуть оружие с места, но меч будто кто-то удерживал – словно вокруг был не воздух, а что-то твердое. Словно…

Кто-то толкал лезвие. Алломантия. Призрак отчаянно завертел головой и тотчас же обнаружил источник воздействия. Человек, применявший алломантический толчок, должен был находиться прямо напротив, поскольку алломантия позволяла толкать только от себя.

Квеллион стоял рядом с Бельдре. Гражданин и Призрак смотрели друг другу глаза в глаза, и молодой человек видел напряжение во взгляде своего врага, который вцепился в сестру, используя ее вес для того, чтобы толкать меч. Квеллион вмешался в сражение точно так же, как когда-то Кельсер – давным-давно, в пещерах, где тренировалось его войско.

Призрак отпустил меч, позволив ему вылететь из рук, и упал ничком. Оружие противника прошло на опасном расстоянии от головы, а его собственное приземлилось неподалеку со звоном, который показался оглушительным.

Времени, чтобы перевести дух, не было – только заставить себя вскочить и увернуться от следующего удара. К счастью, Призрак не носил ничего металлического, и Квеллион не смог дать новый толчок, способный изменить ход событий. Призрак порадовался, что так и не успел избавиться от этой привычки.

Оставалось лишь спасаться бегством. Драться, раз вмешался алломант, – самоубийство. Когда солдат снова поднял меч, Призрак бросился вперед и, нырнув под воздетую руку с оружием, рванулся в сторону, надеясь, что успеет сбежать до того, как противник поймет, что произошло.

Нога за что-то зацепилась.

Призрак завертелся на месте. Сначала он решил, что каким-то образом его удерживает Квеллион. Потом увидел, что за ступню его ухватил лежавший на земле солдат. Тот, который выбыл из битвы первым.

«Я же стукнул его дважды! – с досадой подумал Призрак. – Он не может быть в сознании!»

Хватка сделалась крепче, и его с нечеловеческой силой швырнуло назад. Солдат оказался громилой – поджигателем пьютера, как и Хэм.

Похоже, Призрак угодил в серьезную передрягу.

Он все же умудрился высвободить ногу и, хромая, вскочил. Только от громилы, которому доступна сила пьютера, не убежишь: он двигается куда быстрее.

«Два алломанта, считая Гражданина, – подумал Призрак. – Кто-то не так уж сильно презирает благородную кровь!»

На него надвигались сразу два солдата. С яростным воплем, слыша собственное сердцебиение, подобное барабанному бою, Призрак бросился на громилу – развернул и закрылся им, как щитом, от третьего противника.

Он не учел того, какие жестокие порядки завел в своей армии Гражданин. Квеллион всегда говорил о необходимости самопожертвования. Видимо, приверженцы разделяли его взгляды, потому что охранник вонзил меч в спину своему товарищу, и лезвие, пройдя сквозь сердце солдата, вошло Призраку прямо в грудь. Столь сильный и точный удар мог выполнить только громила.

«Три алломанта…» – подумал потрясенный Призрак.

Противник попытался высвободить оружие из двух тел сразу, но под весом мертвеца металл не выдержал и треснул.

«Почему же они не убили меня сразу? Наверное, пытались скрыть свои силы. Хотели, чтобы горожане ничего не поняли…»

Призрак подался назад, ощущая, как по груди течет кровь. Почему-то он не чувствовал боли. Обостренные чувства должны были сделать ее…

Оглушительной.

Все вокруг погрузилось во тьму.

* * *

Искусно сотворенные, пожирающие пепел микробы и измененные растения доказывают, что Рашек совершенствовался в применении силы. Она выгорела за несколько минут, но для божества минуты подобны часам. Сначала Рашек походил на невежественного ребенка, передвинувшего планету слишком близко к солнцу, потом дозрел до создания Пепельных гор, с помощью которых удалось охладить воздух; и наконец превратился в умелого мастера, которому стало под силу создать растения и живые существа.

Все это также демонстрирует, как он был настроен в тот период, пока обладал силой Охранителя. Находясь под ее влиянием, он желал защищать. Вместо того чтобы сровнять с землей Пепельные горы и вернуть планету на прежнее место, он продолжил действовать в том же духе и с яростным усердием принялся исправлять ошибки, которые сам же и совершил.