Текст книги "Грядущая буря"

– Я сделаю все, что потребуется, чтобы доставить ваше послание… – начала Фалендре, а потом запнулась. Как ей следует обратиться к нему? И она поспешно добавила: – Милорд Дракон.

От таких слов у нее во рту пересохло, но он кивнул, так что, наверное, подобного обращения достаточно.

Через ту невероятную дыру в воздухе появилась одна из марат’дамани – молодая женщина с заплетенными в длинную косу волосами. Украшений на ней было под стать кому-то из Высокородных, и что самое примечательное – на лбу у нее, в самой середине, красовалось круглое красное пятнышко.

– Ранд, долго ты тут оставаться собираешься? – спросила она требовательным тоном, словно бы юноша с жесткими глазами был ее слугой, а не тем, кем он являлся в действительности. – Разве мы не совсем рядом с Эбу Дар? Если не знаешь, так шончан тут кишмя кишат. Наверняка и ракены кругом летают.

– Тебя Кадсуане об этом прислала спросить? – отозвался тот, и щеки его окрасились легким румянцем. – Нет, Найнив, уже недолго. Еще несколько минут.

Молодая женщина перевела взор на остальных сул’дам и дамани, которые, по примеру Фалендре, притворялись, будто рядом нет ни разглядывающей их марат’дамани, ни – тем более – никаких мужчин в черных куртках. Женщины, как сумели, привели себя в порядок. Сурия смыла кровь с лица и заодно умыла и Таби, а Малиан наложила им повязки, отчего казалось, будто они надели какие-то чудные шапочки. Киар кое-как отчистила свое испачканное рвотой платье.

– Думаю, мне все же стоило бы их Исцелить, – вдруг промолвила Найнив. – От ударов по голове с людьми всякие странные вещи случаются. Бывает, и не проходят.

Сурия, окаменев лицом, спрятала Таби себе за спину, словно бы защищая дамани. Словно бы могла ее защитить. От ужаса светлые глаза Таби чуть из орбит не вылезли.

Фалендре умоляющим жестом протянула руку к высокому юноше. К Дракону Возрожденному, выходит.

– Прошу вас, не надо! Им помогут наши лекари, как только мы доберемся до Эбу Дар.

– Брось, Найнив, – сказал юноша. – Коли не хотят Исцеления, значит не хотят. – Насупившись, марат’дамани воззрилась на него и так крепко стиснула в кулаке косу, что у нее аж костяшки побелели. А он снова обратил свое внимание на Фалендре. – Дорога на Эбу Дар проходит восточнее, в часе пути отсюда. Если поспешите, то к ночи доберетесь до города. Щиты, которые наложены на дамани, исчезнут через полчаса. Так, Найнив? Это ведь верно для щитов, сплетенных из саидар? – (Женщина молча вперила в него сердитый взгляд.) – Ведь так, Найнив?

– Да, через полчаса, – в конце концов промолвила она. – Но все это неправильно, Ранд ал’Тор. Отсылать обратно этих дамани. Это неправильно, и ты это знаешь.

На какой-то миг его взгляд стал холоднее. Не жестче. Это было бы просто невозможно. Но какое-то долгое-долгое мгновение его глаза казались кусочками вечного льда.

– О том, что правильно, легко было говорить, когда мне приходилось заботиться лишь о полудюжине овец, – тихо промолвил он. – А ныне иногда куда сложнее бывает. – Отвернувшись, он возвысил голос: – Логайн, уводи всех через переходные врата. Нет, Мериса, нет! Я вовсе не пытаюсь тобой командовать. Хотя, возможно, ты соизволишь присоединиться к нам? Врата скоро закроются.

Марат’дамани, те, кто называл себя Айз Седай, начали друг за дружкой проходить через ту небывалую дыру в воздухе, а вместе с ними – мужчины в черных куртках, Аша’маны. К ним присоединились и крючконосые солдаты, в том числе те, кто только что закончил привязывать Танеру к седлу. Лошадей предоставил Дракон Возрожденный. Как странно, что после всего случившегося он еще способен делать подарки.

Мужчина с жестким взглядом снова повернулся к Фалендре и сказал:

– Повтори, что ты должна сделать.

– Я возвращаюсь в Эбу Дар с посланием для наших командиров.

– Для Дочери Девяти Лун, – строго поправил ее Дракон Возрожденный. – Мое послание ты передашь ей.

Фалендре испытывала сомнения. Она ни в коей мере не достойна говорить с кем-то из Высокородных, не говоря уже о верховной леди, дочери самой императрицы, да живет она вечно! Но лицо и тон этого мужчины не допускали никаких возражений. Фалендре придется отыскать способ встретиться с верховной леди.

– Я передам ей ваше сообщение, – продолжила Фалендре. – Я скажу ей, что… что вы не таите на нее обиду за нападение и что вы желаете с нею встречи.

– Я по-прежнему желаю встречи, – отметил Дракон Возрожденный.

Насколько было известно Фалендре, Дочь Девяти Лун вообще ведать не ведала о первой встрече – ее втайне устроила Анат. И именно поэтому Фалендре знала наверняка, что этот человек должен быть Драконом Возрожденным. Ибо кто, как не сам Дракон Возрожденный, способен был бы противостоять одной из Отрекшихся? И не просто остаться после этого в живых, но и выйти из схватки победителем?

Неужели Анат была… Была одной из Отрекшихся? Разум Фалендре пасовал перед этой мыслью. Невозможно! И все же вот – Дракон Возрожденный. Если он реален, если вон он стоит, живой и во плоти, то тогда почему бы и Отрекшимся не явиться в мир. В голове у нее все совершенно смешалось, мысли бестолково носились по кругу, и она понимала это. Фалендре едва сдерживала обуревавший ее ужас – с этим придется разбираться позже. Сейчас она должна держать себя в руках.

Сделав над собой усилие, Фалендре заставила себя взглянуть в те замерзшие драгоценные камни, что были у того человека вместо глаз. Ей нужно сохранять хотя бы капельку достоинства – хотя бы ради того, чтобы успокоить четырех других уцелевших сул’дам. И дамани, разумеется. Если сул’дам вновь утратят самообладание, то дамани лишатся всяких надежд.

– Я ей передам, – стараясь, чтобы голос не дрожал, сказала Фалендре, – что вы по-прежнему желаете с нею встретиться. Что вы считаете, что между нашими народами должен быть установлен мир. И я расскажу ей, что леди Анат была… была одной из Отрекшихся.

Краешком глаза она заметила, как несколько марат’дамани уводят через дыру в воздухе Анат, которая, несмотря на плен, сохраняла величественный вид. Она всегда стремилась подчинять других и смотрела на всех свысока. Неужели она и в самом деле та, кем назвал ее этот мужчина?

Как Фалендре осмелится взглянуть в глаза дер’сул’дам и объяснить той произошедшую трагедию, все эти жуткие, ужасные события? Фалендре нестерпимо хотелось оказаться подальше отсюда, убежать куда-нибудь, где-то спрятаться.

– Мы должны заключить мир, – сказал Дракон Возрожденный. – Я предвижу, что так будет. Передай своей госпоже, что она найдет меня в Арад Домане. Я прекращу там сражения против ваших войск. Дай ей понять, что я поступаю так в знак доброй воли, точно так же, как я честь по чести отпускаю вас. Нет в том позора, если тобою манипулирует кто-то из Отрекшихся, особенно если это… та тварь. Теперь у меня с души камень свалился. Я боялся, что кто-то из них затесался в шончанскую знать. Мне следовало догадаться, что это будет Семираг. Она всегда предпочитала браться за непростые задачи.

Он говорил об Отрекшейся с невероятным чувством – словно был знаком с ней целую вечность! У Фалендре будто мороз по коже прошел.

Он взглянул на нее и промолвил:

– Ступай.

Затем Дракон Возрожденный, пройдя мимо шончанки, шагнул в ту прореху в воздухе. Многое бы отдала Фалендре, чтобы Ненси научилась такому трюку – вот бы им уметь так путешествовать! Последняя из марат’дамани прошла через проем, и тот закрылся. Фалендре и ее спутницы остались одни. Они представляли собой жалкое сборище. Талха продолжала плакать, у Малиан был такой вид, как будто ее вот-вот стошнит. Несколько женщин хотя и сумели смыть кровь с лица, но не до конца – на коже до сих пор виднелись бледные красные разводы и пятна засохшей крови. Фалендре порадовалась, что не позволила их Исцелить. Она собственными глазами видела, как один из тех мужчин Исцелял людей из отряда Дракона. Кто знает, какая порча запятнает того, кого коснутся эти нечистые руки?

– Соберитесь и не раскисайте! – велела Фалендре спутницам, хотя сама не чувствовала в себе ни сил, ни уверенности. Он и в самом деле ее отпустил. Она едва смела на такое надеяться. И лучше бы поскорее отсюда убраться. Как можно скорее. Фалендре приказала побыстрее садиться на лошадей, которых им оставил Дракон Возрожденный, и спустя считаные минуты все сул’дам уже сидели в седлах, рядом с ними шагали их дамани – колонна направлялась на юг, к Эбу Дар.

Сегодняшние события вполне могут обернуться тем, что у Фалендре отберут ее дамани, запретив отныне надевать ай’дам. Поскольку Анат в плену, то о наказании нужно просить у кого-то другого. Что скажет верховная леди Сюрот? Дамани мертва, Дракону Возрожденному нанесено оскорбление.

Нет сомнений, худшее, что с нею может случиться, – ее лишат доступа к ай’дам. Не превратят же кого-то вроде Фалендре в да’ковале? Или… При этой мысли у нее внутри словно желчь разлилась.

Рассказывать о событиях этого дня ей нужно будет очень осторожно. Фалендре должна представить случившееся в таком свете, чтобы у нее оставался шанс сохранить себе жизнь.

Она пообещала Дракону Возрожденному, что поговорит с самой Дочерью Девяти Лун. И она исполнит данное обещание. Но возможно, она сделает это не сразу. Необходимо хорошенько поразмыслить. И обдумать все надо очень и очень тщательно.

Фалендре склонилась к шее лошади, слегка подгоняя ее и заставляя опередить остальных. Так никто не увидит ни слез разочарования и безнадежности у нее на лице, ни боли и ужаса в глазах.

Сидя верхом, Тайли Хирган, лейтенант-генерал Непобедимой армии, глядела с вершины поросшего лесом холма на север. Как непохожа эта земля на ее родной край – засушливый остров Марам Кашор возле самой юго-восточной оконечности Шончан. Там высятся громадные деревья лумма, с прямыми ровными стволами, чьи растущие на макушке листья напоминают прическу-гребень высокопоставленных Высокородных.

По сравнению с лумма то, что в здешних краях сходило за деревья, представляло собой узловатые и кривые раскидистые кусты. Их сучья напоминали пальцы старого вояки, окостеневшие и страдающие подагрой после многолетнего тесного знакомства с эфесом меча. Как же местные называют эти растения? Вроде бы хворостинниковые деревья? Как странно. И не подумаешь, что кто-то из предков Хирган, отправившийся через океан в Шончан вместе с Лютейром Пейндрагом, мог быть родом из таких мест.

Войска Хирган двигались походным маршем по дороге, идущей у подножия холма. В воздухе висели тучи пыли, поднятой ногами тысяч и тысяч солдат. Меньше, чем было у нее прежде, но не намного. Прошло две недели после ее сражения с айильцами, когда превосходно сработал план Перрина Айбара. Сражаться рядом с таким человеком, как он, всегда и горестно, и радостно. Радостно оттого, что оказался рядом с настоящим гением. Горечи же добавляет тревога, что возможен день, когда они вынуждены будут сойтись лицом к лицу на поле битвы. А Тайли вовсе не относилась к числу тех, кто радостно ввязывается в бой, дабы испытать свои силы. Побеждать она всегда предпочитала наверняка.

Есть военачальники, которые утверждают, будто путь к лучшему лежит через борьбу, через преодоление и никак иначе. Тайли же полагала, что она со своими людьми совершенствоваться будет на поле боя, а там уж пусть враги, как могут, борются и преодолевают.

Сражаться с Перрином ей бы не хотелось. Нет, не хотелось бы. И не потому, что он ей симпатичен.

Земля донесла до слуха Тайли неспешный стук копыт. Она оглянулась и увидела, что к ней подъезжает Мишима на светлом мерине. Шлем его был приторочен к седлу. На исчерченном шрамами лице Мишимы явственно читалась задумчивость. Вообще-то, они оба были под стать друг другу. И у самой Тайли на лице виднелись старые шрамы.

Мишима отсалютовал ей – ныне, когда Тайли возвысили до Высокородной, с бóльшим почтением. То особое послание, что доставили на ракене, оказалось совершенно неожиданным. Это была честь, и к такому обхождению Тайли пока что не привыкла.

– Все еще раздумываешь о битве? – спросил Мишима.

– Да, – отозвалась Тайли. Минуло уже две недели, но эти мысли по-прежнему больше всего занимают ее ум. – А что ты думаешь?

– Ты хочешь сказать – об Айбара? – поинтересовался Мишима. Как и прежде, он говорил с нею как друг, пускай и старался не поднимать на нее глаз. – Он хороший воин. Может, слишком сосредоточен на одном, словно упертый. Но крепок и надежен.

– Да, – промолвила Тайли, а потом покачала головой. – Мир меняется, Мишима. И так, как мы не в силах предугадать. Сначала Айбара, потом разные странности.

Мишима глубокомысленно покивал:

– Люди не хотят о них говорить.

– Дело не в галлюцинациях, не в обманутых чувствах – все случается слишком часто, – заметила Тайли. – Разведчики что-то видят.

– Люди не могут просто исчезать, – промолвил Мишима. – По-твоему, тут замешана Единая Сила?

– Не знаю, что это, – сказала Тайли. Она устремила взгляд поверх окружавших ее деревьев. На нескольких деревьях, мимо которых Тайли проезжала раньше, уже начинали пробиваться новые отростки, но здесь, на холме, она не заметила ни одного побега. Видом эти деревца напоминали скелеты, хотя воздух вроде бы вполне прогрелся для поры сева. – А в Халамаке есть такие деревья, как эти вот?

– Ну, не такие в точности, – отозвался Мишима. – Но очень похожие мне прежде встречались.

– А разве к этому времени почки на них не должны уже распуститься?

Мишима пожал плечами:

– Я солдат, генерал Тайли.

– Не замечала, – сухо обронила она.

Тот только хмыкнул:

– Я к тому, что мне нет дела до деревьев. Кровью деревья не истекают. Может, им и пора почки давать, а может, и нет. По эту сторону океана мало что имеет смысл. Деревья, на которых весной нет почек, – это просто еще одна странность. Лучше так, чем марат’дамани, которые ведут себя подобно Высокородным и перед которыми нужно раскланиваться и расшаркиваться. – Мишима заметно вздрогнул.

Тайли кивнула, хотя и не разделяла его отвращение. Не вполне. Она не могла разобраться в своих мыслях о Перрине Айбара и его Айз Седай, не говоря уже о его Аша’манах. И о деревьях она знала вряд ли больше Мишимы. Но ей почему-то казалось, что почки уже должны были появиться. И те люди в полях, которые попадаются на глаза разведчикам… Как они могут исчезать так быстро, даже если действует Единая Сила?

Сегодня квартирмейстер открыл один из тюков с походными пайками и обнаружил в нем только пыль. Тайли готова была предпринять розыск вора или шутника, но квартирмейстер настаивал, что проверял содержимое этого тюка несколькими минутами ранее. Карм был человеком серьезным и служил при Тайли квартирмейстером много лет. Ошибиться он не мог.

Провизия быстро портилась, и это было тут обычным делом. Карм во всем винил жару, стоявшую в этих странных землях. Но походные пайки не могут портиться или гнить, по крайней мере, без всяких на то причин. Предзнаменования в эти дни были дурными. Сегодня, немногим ранее, Тайли попались на глаза две дохлые крысы, они лежали брюхом кверху, и одна держала во рту хвост второй. Худшего знамения она в жизни не видывала, и при мысли о том, что предвещает этот знак, по спине пробегал ледяной холод.

Что-то случилось. Перрин не желал многого говорить, но она видела: его что-то гнетет. Он явно знал больше, чем сказал.

«Мы не можем позволить себе сражаться с этими людьми», – подумала Тайли. Мысль была бунтарская – из тех, что она не высказывала вслух Мишиме. Она даже не смела долго об этом размышлять. Императрица, да живет она вечно, приказала вернуть утраченное под руку империи. Руководство походом в эти земли императрица возложила на Сюрот и Галгана – до тех пор, пока не явит себя Дочь Девяти Лун. Тайли замыслы верховной леди Туон знать не могла, а Сюрот и Галган были едины в своем желании привести страны по эту сторону океана к подчинению. В сущности, это было единственное, в чем соглашались эти двое.

Ни один из них даже слушать бы не стал предположений, что в живших в этих краях людях следует искать не врагов, а союзников. Подобные мысли опасно близки к измене. По меньшей мере, к неповиновению. Тайли вздохнула и повернулась к Мишиме, собираясь распорядиться об отправке разведчиков – пора искать место, чтобы разбить на ночь лагерь.

Едва взглянув на Мишиму, Тайли застыла. Шея Мишимы была пробита стрелой – жуткого вида и с зазубринами. Тайли не слышала ни того, как прилетела стрела, ни того, как она вонзилась в плоть. Ошеломленный, Мишима встретился с ней взглядом, пытаясь заговорить, но изо рта вырвалась лишь кровь. Он соскользнул с седла и тяжело рухнул наземь, а из низких кустов неподалеку от Тайли на всадницу, ломая корявые ветви, устремилось нечто громадное. Она едва успела выхватить из ножен меч и закричать, а потом Пыльник – добрый, крепкий боевой конь, ни разу не подводивший ее в сражениях, – испуганно взвился на дыбы и сбросил Тайли на землю.

Вероятно, падение спасло ей жизнь, так как нападавший со всего маху обрушил свой тяжелый толстый клинок на седло – где только что сидела Тайли. Гремя доспехами, она вскочила на ноги и зычным голосом заорала:

– К оружию! На нас напали!

К ее крику присоединились сотни других – тревогу разом подняли многие. Кричали люди. Ржали лошади.

«Засада, – подумала Тайли, поднимая меч. – И мы напоролись прямо на нее! Куда смотрели разведчики? Что произошло?»

Она бросилась на того, кто пытался ее убить. Фыркая, враг крутанулся на месте.

И тут она в первый раз разглядела, кто же ее атаковал. Это был совсем не человек – какая-то чудовищная и уродливая тварь; голову покрывала грубая бурая шерсть, толстая кожа на чересчур широком лбу собралась в складки. Глаза слишком походили на человеческие, что рождало отвращение и тревогу, но приплюснутый нос смахивал на кабанье рыло, а изо рта торчали два длинных клыка, как у вепря. Тварь зарычала на Тайли, брызгая слюной, слетавшей с почти что человеческих губ.

«Кровь моих Позабытых Предков! – подумала она. – Во что мы вляпались?»

Чудовище было кошмаром, обретшим плоть и выпущенным на волю с неутолимой жаждой убивать. Пред Тайли стояло нечто такое, к чему она всегда относилась как к никчемному суеверию.

Шончанка накинулась на тварь, отбив в сторону толстый меч, когда клыкастый попытался ее атаковать. Тайли крутанулась, переходя в стойку «Бить по кустам» и отсекла врагу руку у самого плеча. Она ударила вновь, и вслед за рукой на землю покатилась отрубленная голова. Обезглавленный противник запнулся, но, перед тем как упасть, непостижимым образом умудрился пройти еще три шага.

В лесу раздавались треск и шорох, падали обломанные ветки. С холма Тайли видела, как из кустов и подлеска внизу выскакивают сотни тварей, подобных той, что она сразила, и атакуют центр колонны ее войска. Из-за деревьев в порожденном внезапным нападением хаосе появлялись всё новые и новые чудовища.

Как такое случилось? Как эти твари сумели подобраться к Эбу Дар так близко? Войска Тайли находились далеко за оборонительным периметром шончан, в тылу, всего в дневном переходе от столицы!

Тайли бросилась вниз по склону холма, зычным голосом созывая свой эскорт, а из-за деревьев позади нее с ревом и рычанием выпрыгивали чудовищные твари.

Грендаль лениво восседала в кресле, а вдоль выложенных камнем стен выстроились мужчины и женщины, облаченные всего лишь в накидки из прозрачной белой ткани; каждый из них, преисполненный преклонения перед госпожой, представлял собой безупречный образчик своего рода. От пылавшего в камине огня исходило приятное тепло, и отсветы пламени ложились на кроваво-красный ковер тонкой работы. Вытканные на ковре фигуры юношей и девушек самым причудливым образом сплетались между собой, и подобный узор бросил бы в краску смущения даже самую искусную и искушенную куртизанку. Свет клонящегося к вечеру дня вливался в распахнутые окна дворца, из которых открывался замечательный вид на сосны внизу и сверкающее под солнцем озеро.

Облаченная в светло-голубое платье доманийского покроя – ей стала нравиться мода этой страны, хотя ее платье было намного прозрачней, чем обычно носили местные жители, – Грендаль неспешно пила сок сладкощетинника. К тому же эти доманийцы слишком уж любили шептать, когда бы сама Грендаль предпочла громкий, от души крик. Она сделала еще один глоток сока. Какой у него необычно кислый привкус. В нынешнюю эпоху этот напиток считается редкостью и экзотикой, поскольку теперь такие деревья произрастают только на отдаленных островах.

Вдруг без всякого предупреждения в центре комнаты развернулся портал переходных врат. Грендаль едва слышно выругалась, заметив, что из-за раскрывшихся врат пострадал один из ее наиболее превосходных трофеев – молодая, в самом соку женщина по имени Тураса, член доманийского купеческого совета, едва не лишилась руки по локоть. В проем врат ворвался поток душного зноя, испортивший совершенное сочетание прохладного горного воздуха и теплых волн от пылавшего в камине пламени, которого добивалась Грендаль. Но она подавила вспышку гнева и сохранила самообладание, продолжая сидеть, откинувшись на спинку бархатного кресла с чрезмерно мягкой обивкой. Через портал шагнул посланец в черном, и чего тот хочет, она поняла раньше, чем он заговорил. Только Моридин знал, где ее искать, – только он один, так как Саммаэль теперь мертв.

– Миледи, вас требует к себе…

– Да-да, – промолвила она. – Встань прямо и дай-ка мне взглянуть на тебя.

Юноша замер смирно, пройдя по комнате всего два шага. О, как же он был привлекателен! Волосы светло-золотистого оттенка, столь редкие во многих уголках мира, зеленые глаза сверкают, словно поросшие ряской озерца, а фигурка гибкая, несмотря на мускулистость. Грендаль прищелкнула языком. Неужели Моридин пытается прельстить ее, посылая самого симпатичного своего красавчика, или же подобный выбор гонца – простое совпадение?

Нет. У Избранных для совпадений и случайностей места нет. Грендаль едва удержалась, чтобы не сплести узел Принуждения и самой не завладеть мальчишкой. Но она обуздала свой порыв. Если на мужчину воздействовать Принуждением такого уровня, то вернуть все к исходному состоянию будет невозможно, и Моридин, того гляди, разгневается. Впрочем, его капризы – не ее забота. Он никогда, даже в прежние-то годы, не отличался уравновешенностью. Если она сама намерена однажды стать Ни’блисом, важно не раздражать Моридина понапрасну, пока не придет время нанести удар.

Грендаль отвернулась от посланца – если она не способна заполучить его, то никакого интереса он для нее не представляет, – и взглянула в открытые врата. Она ненавидела, когда ее принуждали встречаться с кем-то из Избранных на чужих условиях. Она ненавидела, когда обстоятельства вынуждали ее покидать свою крепость и оставлять своих любимцев. Больше всего она ненавидела, когда ее заставляли унижаться перед тем, кто должен был сам находиться у нее в подчинении.

Но делать нечего. Моридин был Ни’блисом. Пока что. А значит, сколь бы ненавистно это ни было, у Грендаль нет выбора – она обязана откликнуться на призыв. Посему Грендаль отставила бокал, встала и прошла через врата, сверкая золотом вышивки, которая украшала ее почти прозрачное светло-голубое платье.

По ту сторону врат оказалось безумно жарко. Грендаль немедленно сплела пряди Воздуха и Воды, охлаждая окружающий ее воздух. Она находилась в здании из черного камня, в окнах, в которых не было стекол, дрожал ярко-красный свет. Эти красноватые отсветы наводили на мысли о закате, но в Арад Домане день только-только перевалил за середину. Она оказалась настолько далеко?.. Неужели? Или все же нет?

Всю обстановку комнаты составляли жесткие стулья из черного-пречерного дерева. Определенно, Моридину в последнее время заметно недостает воображения. Все черное и красное, и все крутится лишь вокруг того, как бы убить тех глупых мальчишек, что родом из деревни Ранда ал’Тора. Неужели только ей, одной-единственной, понятно, что настоящая угроза – сам ал’Тор? Почему бы просто не убить его и разом не покончить со всем?

И ей не доставляли радости размышления о самом очевидном ответе на этот вопрос: ни один из Избранных до сих пор не выказал себя достаточно сильным, чтобы сокрушить ал’Тора.

Грендаль подошла к окну и обнаружила причину кроваво-красного свечения снаружи. На напоминавшей глину земле проступали красные пятна от содержащегося в почве железа. Она находилась на втором уровне черной-пречерной башни, и камни буквально впитывали в себя обжигающий жар небес. Снаружи почти ничего не росло, и немногие растения были испещрены черными пятнами. Выходит, это Запустение, причем самый далекий северо-восточный уголок. Немало времени минуло с тех пор, как она тут бывала. Надо же, Моридин, по-видимому, как-то обнаружил былую цитадель.

В тени крепости стояла кучка жалких хибарок, вдалеке виднелись участки с посадками, что свидетельствовало о возделанных полях; растения несли на себе печать Запустения. Наверное, пытались вывести новый сорт, способный произрастать и давать урожай в подобном месте. Вероятно, речь шла даже о нескольких разных сортах – это объясняло отличавшиеся по виду посевы. Поля патрулировали стражники, облаченные, несмотря на жару, в черную форму. Солдаты были необходимы, чтобы отражать нападения разнообразных исчадий Тени, которые населяли отдаленные места Запустения. Этим созданиям не был ведом иной хозяин, кроме самого Великого повелителя. Что вообще все это время тут делал Моридин?

Размышления Грендаль вскоре прервали шаги, возвестившие о прибытии других Избранных. Демандред вошел в комнату через двери на южной стороне, его сопровождала Месана. Выходит, они явились вместе? Они полагали, будто Грендаль неизвестно об их никчемном союзе, причем в их комплоте участвовала и Семираг. Но, говоря по правде, если бы эта парочка хотела сохранить свой альянс в тайне, неужели они не смогли бы явиться на призыв поодиночке?

Грендаль, пряча улыбку, поприветствовала Демандреда и Месану кивком, а потом нашла взглядом самый большой и самый с виду удобный стул в комнате и уселась на него. Она провела пальцем по гладкому темному дереву, ощущая его структуру под слоем лака. Демандред с Месаной холодно взирали на нее, и она достаточно хорошо знала обоих, чтобы различить промелькнувшую в их взглядах тень изумления, которое им не удалось скрыть при виде Грендаль. Вот, значит, как. Выходит, они заранее знали о встрече? Но не о том, что на ней будет и Грендаль? Лучше всего притвориться, что сама она нисколько не удивлена. Грендаль одарила обоих Избранных понимающей улыбкой и подметила полыхнувший в глазах Демандреда гнев.

Хоть сама Грендаль ни за что бы не призналась в этом во всеуслышание, Демандред был помехой ее планам. Месана проникла в Белую Башню, прикинувшись одной из тех, кто считается в эту эпоху Айз Седай. Она была предсказуема, и ее ходы легко просчитывались; агенты Грендаль в Белой Башне держали хозяйку в курсе деятельности Месаны. И разумеется, очень полезной для Грендаль оказалась не так давно сформированная ею связь с Аран’гар. Последняя вела свою игру с мятежными Айз Седай – теми, кто осаждал Белую Башню.

Да, Месана не мешала замыслам Грендаль, да и остальных было столь же просто отследить. Моридин собирал силы Великого повелителя для Последней битвы, и у него, занятого приготовлениями к войне, оставалось мало времени на то, чтобы обращать внимание на события на юге – впрочем, двое его ставленников, Синдани и Могидин, от случая к случаю там показывались. Они проводили время, сплачивая приверженцев Тьмы, и изредка пытались исполнить распоряжение Моридина, приказавшего убить двух та’веренов – Перрина Айбара и Мэтрима Коутона.

Грендаль была уверена, что Саммаэль пал от руки Ранда ал’Тора в ходе сражения за Иллиан. На деле – теперь, когда у Грендаль появились сведения о том, что у шончан за ниточки дергает Семираг, – она была убеждена, что ей ведомы планы каждого из семерых уцелевших Избранных.

Всех – за исключением Демандреда.

Что же замыслил этот треклятый мужчина? Она бы с радостью отдала все, что ей известно о делишках Месаны и Аран’гар, в обмен на намек о планах Демандреда. Вон он, стоит там, красавчик с орлиным носом, поджав губы в вечном гневе. Демандред никогда не улыбался, казалось даже, никогда и ничему не радовался. Хотя среди Отрекшихся он был наиболее выдающимся военачальником, война, судя по всему, не доставляла ему никакого удовольствия. Однажды Грендаль слышала, как он сказал, что засмеется в тот день, когда свернет шею Льюсу Тэрину. Только тогда – и не раньше.

Ну и глупец, раз таскает за пазухой такой камень. Подумать только – он считает, будто мог бы оказаться на другой стороне – возможно, даже сам мог бы стать Драконом, – и что тогда все обернулось бы совершенно иначе. Тем не менее глупец Демандред или нет, он в высшей степени опасен, и Грендаль категорически не нравилось, что она не осведомлена о его планах. Интересно, где же он окопался? Демандред любил иметь под своим командованием войска, но в мире вроде не оставалось для него армии.

Не считая, возможно, тех порубежников. Сумел бы он затесаться в их ряды? Определенно, это был бы удачный ход. Но Грендаль наверняка что-то да услышала бы; у нее есть шпионы и в том лагере.

Грендаль покачала головой, жалея, что ей нечем смочить губы. Северный воздух был слишком сух; она предпочитала доманийскую влажность. Демандред скрестил руки на груди и остался стоять, когда села Месана. У той были бледно-голубые глаза и коротко, до середины шеи, подстриженные волосы. Украшений она не носила, и на длинном, до пола, платье не было ни стежка вышивки. Книгочей до мозга костей, ученый сухарь. Порой у Грендаль мелькала мысль, что Месана потому перешла на сторону Тени, что там для нее открывались более широкие и интригующие возможности для исследований.

Теперь же Месана была всецело предана Великому повелителю, как и все другие Избранные, но среди них она казалась особой второго сорта. Хвастаясь и давая обещания, которые не могла выполнить, вставая на сторону более сильных, для манипулирования которыми не обладала необходимым умением. Она творила зло во имя Великого повелителя, но никогда не добивалась грандиозных успехов, как Семираг или Демандред. Не говоря уже о Моридине.

И стоило Грендаль вспомнить о Моридине, как тот вошел в комнату. О, какое это было красивое создание! По сравнению с ним Демандред выглядел каким-то невзрачным селянином. Да, это тело намного лучше предыдущего. Привлекательностью он вполне мог бы соперничать с некоторыми из любимцев Грендаль, хотя все впечатление от лица портил подбородок. Чересчур выдающийся, чересчур мощный. Но все же… эти абсолютно черные волосы, высокий рост, широкие плечи… Грендаль улыбнулась, представив себе, как он склоняется перед ней на колени, в полупрозрачном белом одеянии, в слепом восхищении взирая на нее, а разум его опутан и оплетен Принуждением до той степени, что для него не существует никого – и ничего, – кроме одной лишь Грендаль!