Текст книги "Гимназистка. Под тенью белой лисы"

– Можете, но недолго. К сожалению, я очень стеснена во времени, речь идет о нескольких днях, за которые все закончится. И… Я очень надеюсь, что при любом вашем решении о нашем разговоре никто не узнает. Я понимаю, вам сложно согласиться: вы теряете защиту клана в обмен на призрачную возможность для дочери…

– Да какая там защита, Елизавета Дмитриевна? – выдохнул он. – Мы всегда намного больше отдавали, чем получали от Соболевых. И я бы не отказался с ними расстаться, тем более что другой возможности у нашей семьи может и не выдаться. Но…

– Вы опасаетесь, что я начну с вас тянуть деньги и услуги? Давайте составим договор с возможностью вашего выхода в любое время, – предложила я. – И четко оговорим все моменты, по которым может возникнуть недопонимание. Мне не нужна власть ни над вами, ни над кем другим. В конце концов, рабство у нас давно отменили.

– Не так уж и давно, Елизавета Дмитриевна, – он хмыкнул. – Еще не все успели забыть это прекрасное чувство владения другими индивидуумами. Осмелюсь уточнить, Елизавета Дмитриевна, если я соглашусь, вы продолжите у меня работать?

– Разумеется, Филипп Георгиевич, продолжу. Я же теряю финансовую поддержку Рысьиных, а жить на что-то нужно.

Тимофеев потер лоб, чему-то улыбнувшись. А я не поняла, обрадовали его эти слова или огорчили.

– Боги мои, и как это будет выглядеть: я отправляю главу своего клана мыть пробирки и готовить реактивы?

– Прекрасно будет выглядеть: глава клана набирается опыта, а вам завидуют все коллеги.

Тимофеев хмыкнул, он уже находил положительные моменты, но все еще сомневался. Сильно сомневался. И предсказать его ответ я бы не взялась. Что ж, до возвращения Владимира Викентьевича все равно ничего не начнется. А пока…

– Филипп Георгиевич, а не проясните ли вы мне один момент?

– Да-да? – встрепенулся он. – Разумеется, проясню.

– Артефакт, с которым вы вчера работали, позволяет проводить испытания целительских?

– Именно так, Елизавета Дмитриевна, – обрадованно переключился Тимофеев на другую тему. – Весьма продуманная штучка, между прочим. Смотрите, вот здесь устанавливается пол, вот здесь – возраст. Можно поиграть с физическими кондициями вот таким образом. Очень, очень полезная вещица для нашего дела. Вы же понимаете, что сразу на людях испытывать нежелательно, а здесь мы имеем обратную связь, видим возможные негативные последствия. Вы не представляете, как тяжело было получить на него финансирование от университета. Куча, куча бумаг, всяческих согласований, а уж нервов мне потрепали… Но, уверяю вас, Елизавета Дмитриевна, оно того стоило.

Глава 25

Тимофеева мое предложение зацепило, и хоть он пытался не подавать вида, но наверняка все время прокручивал в голове варианты, потому что артефакт, вышедший из-под его руки, при проверке задымился и был отправлен в мусорную корзину. При этом заведующий лабораторией посмотрел на меня так, что я сразу удержала рвущийся вопрос: «А не слишком ли расточительно выбрасывать предметы, на изготовление которых ушли драгоценные металлы и камни, тоже драгоценные и полудрагоценные?» Сжала зубы и уставилась в книгу, тем более что информация начала укладываться в голове, пусть иной раз и казалась слишком сложной.

Наконец Тимофеев не выдержал, нервно стащил с себя халат, бросил: «Я скоро вернусь» – и рванул с несолидной для его возраста и положения прытью, натягивая пальто по дороге. Это мне показалось хорошим предзнаменованием: если отправился советоваться, то велика вероятность, что на мое предложение он ответит согласием.

Из мусорки испорченный артефакт я все-таки вытащила и даже осмотрела. Пожалуй, с камнями я погорячилась: еще раз их не используешь, а вот драгоценные металлы вполне можно опять переплавить на проволоку. Но разбирать я ничего не стала, тем более что от артефакта фонило магией, которая неизвестно как отразится на разбирающем, положила в коробочку и накрыла листком со своими размышлениями по этому поводу, после чего опять засела за книгу. После ареста Соколова в лаборатории наблюдалось явное затишье – не заглядывал никто, даже остальные сотрудники, хотя по времени уже должен был хоть кто-то появиться. Спешно ищут подходящие лаборатории для перехода? Все-таки в нашей пытались покуситься на святое – на наследника престола, и неизвестно, как это отразится на финансировании.

Наслаждалась я одиночеством недолго: в лаборатории неожиданно появился Волков.

– Добрый день, Лиза, – улыбнулся он так, словно я была солнцем, озарявшим его унылое существование.

– Добрый день, Александр Михайлович, – покладисто согласилась я. – А Полина Аркадьевна как раз недавно ушла. Вы с ней разминулись буквально минут на десять.

Ухо Волкова явственно дернулось, но больше он ничем не показал свою радость от моего сообщения.

– Ума не приложу, Лиза, при чем тут Полина Аркадьевна, коли я к вам пришел?

– Неужели соскучились, Александр Михайлович? – Моя улыбка была ничуть не менее хищная, чем волковская. А возможно, даже более: мне-то никто не угрожал внезапным Поленькиным явлением. – Мы же с вами не так давно виделись.

– Мне кажется, Лиза, что вы хотите совершить ошибку, – проникновенно сказал Волков. – В салонах нынче только и разговоров, что о возможной смене невесты цесаревича. Но вы, вы же видели его, должны были понять, что Львовы вырождаются.

Да, Рысьина оказалась права: я слишком хорошо подумала о Михаиле Александровиче. Такие массированные слухи точно не появляются на пустом месте.

– Не переживайте, Александр Михайлович, – самым медовым тоном пропела я в ответ. – Я позабочусь об улучшении львовской наследственности. Уже даже некоторые шаги сделала в этом направлении.

Я имела в виду Аню Тимофееву, чего Волков никак знать не мог, поэтому понял мои слова так, как ему было ближе. Ухо у него опять дернулось, а в глазах появился нехороший зеленый огонь. Настолько нехороший, что мне сразу показалось, что красные глаза моей лисы с зеленым не гармонируют вовсе и нам срочно нужен кто-то третий, у кого глаза будут гореть желтым, и желательно, чтобы он стоял между нами. Пожалуй, сейчас я согласилась бы на любую прослойку между собой и штабс-капитаном, настолько накалилась обстановка в лаборатории.

– Не туда шагаете, Елизавета Дмитр-риевна, – натуральным образом прорычал он, наклоняясь надо мной.

Нос у него вытянулся, губы чуть приподнялись, обнажая заострившиеся зубы. Это выглядело еще внушительней оттого, что при его появлении я не встала и так и сидела за столом. В этот миг я особенно остро поняла, почему кошачьи так любят шипеть на противников, сидя где-нибудь наверху, там, где до них не дотянуться.

– Не вам указывать мне направления для прогулок, Александр Михайлович, – отрезала я, стараясь не показывать страха. Я захлопнула книгу, встала и подошла к двери, порадовавшись, что она осталась открытой. – А вот я вам вполне могу его указать. Нечего вам тут делать без разрешения заведующего лабораторией господина Тимофеева. Убирайтесь.

– В самом деле, господин штабс-капитан, что вам здесь нужно? – поинтересовался вернувшийся Тимофеев. Очень кстати вернувшийся. – Посторонним здесь не место. Да еще таким посторонним, которые угрожают сотрудникам.

– Добрый день, Филипп Георгиевич. Я не посторонний, – почти спокойно ответил Волков, внешность которого волшебным образом вернулась к норме. Он подошел к Тимофееву и протянул ему большой коричневый конверт со штемпелем какой-то важной организации с одной стороны и толстой сургучной печатью с другой. – Я к вам с поручением он господина Свиньина-Морского. И я не угрожал Лизе, она просто выражала опасение, что вам не понравится, что в ваше отсутствие в лаборатории находятся посторонние. Возможно, еще переживала за собственную репутацию, но поверьте, в моем присутствии ей ничего не грозит.

Тимофеев весьма скептически хмыкнул, но конверт принял, отнес его на собственный стол и только после этого снял и пристроил на вешалку пальто. Я продолжала выразительно стоять у двери, но Волков столь же выразительно этого не замечал, он смотрел на заведующего лабораторией, словно тот должен немедленно согласиться на переданное предложение.

– Я ознакомлюсь с письмом господина Свиньина-Морского, подумаю, что можно сделать и можно ли вообще, и сообщу ему, – Тимофеев намекнул, что присутствие штабс-капитана более нежелательно.

– Как скоро, Филипп Георгиевич? – Волков стоял рядом с заведующим лабораторией и гипнотизировал того взглядом. – Видите ли, мое ведомство заинтересовано в скорейшей разработке этого артефакта.

– Пару дней мне нужно точно, Александр Михайлович. Такие дела быстро не решаются. Не смею вас задерживать, я прекрасно понимаю, сколь занятая вы особа.

Тимофеев махнул рукой, изображая прощальный жест, отвернулся от штабс-капитана, заметил мою коробку с запиской, прочитал, чуть насмешливо хмыкнул, но коробку в мусорное ведро не выбросил, отодвинул на край стола. Волков стоять рядом не стал, вернулся ко мне, опять засиял зеленью глаз и прошипел так тихо, что что-то услышать и понять мог только оборотень.

– Вы думаете, я буду молчать, Лиза? Репутации Львовых не пойдет на пользу известие о том, что у них можно безнаказанно украсть столь ценный артефакт. А насколько им понравится, что артефакт у вас, вы подумали?

Вид при этом, если не считать зелени глаз, он имел самый почтительный и, можно сказать, даже восхищенный моей особой.

– Я же не сбываю его на сторону, – интимно прошептала я Волкову. – Можно сказать, все в дом, все в семью. – Он дернулся. – А что касается того, что у них что-то было украдено… Не боитесь прослыть пустобрехом, Александр Михайлович? Доказательств у вас нет.

И я нежно ему улыбнулась. Со стороны наверняка казалось, что мы если не признаемся друг другу в любви, то непременно беседуем о чем-то очень приятном и захватывающем – о храме для проведения свадебной церемонии, например. Или маршруте путешествия в медовый месяц. Ни о чем другом с таким выражением счастья на лице не говорят.

– Это ваше последнее слово?

Волков спросил вроде спокойно, но как-то так, что я забеспокоилась за целостность собственной пушистой шкурки. С него станется написать донос на незаконное хранение уворованных артефактов. А артефакт до сих пор не извлечен, и неизвестно, когда и как это случится.

– Разумеется, нет, Александр Михайлович, – проворковала я, призывая на помощь все свое обаяние. – Вы же знаете, что барышням свойственно постоянно хотеть то одного, то другого. Но если вы мне честно расскажете, чем мне грозит второй зверь, я могу и пересмотреть свое отношение к вам.

А могу и не пересмотреть. Дух захватывало от того, что я могу. Или от страха перед штабс-капитаном – так и не понять сразу. Но то, что дух захватывало, – это сомнению не подлежало.

– Я вам уже рассказал. – Зелень из глаз исчезла, но честности там не наскреблось бы и на грамм.

– Александр Михайлович! – укоризненно бросила я. Наверное, излишне громко, потому что Тимофеев посмотрел на нас и нахмурился, поэтому я закончила куда тише: – Будете продолжать вешать мне лапшу на уши, разговор у нас не получится.

– Лапшу на уши? Впрочем, я понял, что вы имеете в виду, Лиза.

Еще бы он не понял: будь то, что Волков рассказал, правдой, он бы не прибежал сегодня, испытывая уверенность, что я могу выйти за Львова. А значит, смерть мне точно не грозит. Во всяком случае, от лисы.

– Подсунули мне Воронова, чтобы запугать.

– А вы не из пугливых, да, Лиза? Но зачем мне вам помогать, если вы собираетесь украсить свою прекрасную головку короной не в моей компании? Мне кажется, мы бы с вами смотрелись на троне куда лучше, Лиза. Подумайте об этом.

Если бы нас сейчас увидела Полина Аркадьевна, вся бы изошла ревностью, настолько выразительной была поза штабс-капитана. Можно сказать, неприкрытая любовь и восхищение. Подумать только, такая прекрасная актерская игра – и только ради того, чтобы заполучить рычаг влияния. Один из рычагов – уверена, Волков уже запасся пачкой.

– Видите ли, Александр Михайлович, на троне смотреться я вовсе не хочу. Ни с вами, ни с кем другим.

– А чего же вы хотите, Лиза? – удивился он.

– Спокойной жизни хочу. Чтобы никто не мешал жить так, как мне этого хочется.

– Вы мечтаете о невозможном, Лиза. Впрочем, молодости свойственна наивность, – насмешливо сказал Волков. – И то, и то проходит с возрастом. Но я готов пойти вам навстречу. Отдайте мне то, из-за чего у нас с вами возникли разногласия, и я обеспечу вам покой.

– В гробу? – немного нервно уточнила я, потому что в его глазах опять начинала пробиваться зелень.

Причем не яркая жизнерадостная зелень летнего леса после дождя, а этакий переливчатый оттенок, который появляется на тухлой рыбе или мясе и сопровождается жуткой вонью, выворачивающей нутро. Мне казалось, что-то такое уже витало в воздухе…

– Как вы нехорошо обо мне думаете, Лиза, – укорил Волков. – Разве у меня поднялась бы рука на такую красивую барышню?

– Разумеется, поднялась бы, если бы этого потребовали ваши интересы. Да вас бы даже потом совесть не мучила, Александр Михайлович. Потому что нет ее у вас. Либо не завезли, либо истратили уже всю.

Волков неожиданно хохотнул вместо того, чтобы оскорбиться и изобразить святую невинность. Впрочем, эта роль ему бы точно не удалась: как ни лицедействуй, а волчью натуру под овечьей шкурой надолго не спрячешь.

– Хорошо, Лиза, – проникновенно прошептал он. – Я вам докажу обратное, протяну руку помощи. Помогу со вторым зверем и даже ничего взамен не попрошу.

Это было несколько обескураживающе и даже шло вразрез с моими представлениями о Волкове, но не ухватиться я не могла.

– Когда, Александр Михайлович?

– Сегодня ночью.

– Ночью? – удивилась я, уже чувствуя подвох.

– Разумеется. Такие ритуалы проводят исключительно по ночам. И отпустите эту свою… – Он сделал вид, что задумался, хотя после фееричного выступления Свиньиной-Морской имя моей прислуги забыть было невозможно. – Ах да, Полину. Отправьте ее на всю ночь. Посторонних в квартире быть не должно.

Охватившее меня разочарование было сильным, но ожидаемым:

– Александр Михайлович, вы меня совсем за дурочку держите?

– То есть вы не согласны? – с милой улыбкой уточнил он. – А зря, Лиза. Сразу бы все решили.

Ага, решили бы: и со вторым зверем, и с артефактом, и с волковским наследником. Нет, с этим типом ухо нужно держать востро.

– Александр Михайлович, вы напрасно тратите свое и мое время, – довольно резко ответила я.

– Боги мои, Лиза, как же с вами сложно, – раздраженно выдохнул он. – Я хочу вам помочь, что вас не устраивает?

– Вы, разумеется, – дернула я плечом. – Я же не могу вставать на пути счастья моей подруги.

– Вы сейчас о ком? – он нехорошо прищурился.

– О Полине Аркадьевне, разумеется. Кстати, она собиралась зайти перед занятиями, предлагала пойти на них вместе.

Поленька ничего такого не говорила, но на войне все средства хороши. А уж на войне с Волковым, можно сказать, даже нет запрещенных приемов, каким, вне всякого сомнения, являлось упоминание Свиньиной-Морской.

Мою руку Волков поцеловал довольно элегантно, провернув все столь быстро, что я не успела не только ее отдернуть, но и вообще понять, что случилось.

– Я навещу вас завтра, Лиза, – проникновенно сказал он. – Возможно, к этому времени вы наконец поймете, что без моей помощи вам не обойтись.

С Тимофеевым он тоже попрощался вежливо, но коротко и совершенно сухо.

– Елизавета Дмитриевна, мы согласны, – сказал Тимофеев, лишь только я захлопнула дверь за Волковым.

Это он несколько поторопился: не уверена, что штабс-капитан не услышал его слов. Впрочем, даже если услышал, вряд ли он поймет, о чем речь. На всякий случай дверь я приоткрыла и выглянула в коридор, но Волков удалялся столь резво, словно уже слышал лай догоняющих его собак, и ему точно было не до подслушивания.

Глава 26

На занятия вечером я не пошла, хотя прекрасно осознавала, что не следует пропускать, но предстоящее общение со Свиньиной-Морской сводило к минимуму все возможные плюсы. Да и не факт, что они будут: если занятие превратится в подобие того, на котором Поленька училась контролю, толку от него все равно не будет, а к следующему занятию преподаватели могут найти убедительные причины отстранить дочь столь важной особы. Дабы не пострадала, например. Кроме того, у меня крепла уверенность, что Поленька тоже в курсе салонных сплетен, а что ею будет двигать – желание подружиться или убрать возможную соперницу, – знает только Поленька. Конечно, все время, что мы знакомы, она охотится за Волковым, но вдруг Львов покажется ей куда более заманчивой целью? И вообще, вдруг она из тех людей, кто государственные интересы ставит выше личных? А что важнее для государства правильной будущей императрицы? Разумеется, с точки зрения Свиньиных-Морских.

Домой я пришла раньше, чем собиралась, поэтому Полина тут же побежала на кухню готовить ужин. Мне ее занятость оказалась на руку, поскольку, как только я вошла в гостиную, тут же проявился Мефодий Всеславович и, не успела я поставить полог от прослушивания, выпалил:

– Таки узнал я, Елизавета Дмитриевна, что нужно со вторым зверем делать.

– У кого узнали? – подозрительно уточнила я.

– У других домовых. Беседа у нас сегодня зашла, вот и выспросил все.

– Вы им рассказали обо мне? – испугалась я.

В лояльности Мефодия Всеславовича я не сомневалась, но у остальных домовых наверняка имелись свои хозяева, которым совершенно незачем знать о моей тайне. Нет, я прекрасно понимала, что тайной она пробудет недолго: если углядел один, углядит и второй, к гадалке не ходи, но лучше, чтобы это произошло как можно позже.

– Да вы что, Елизавета Дмитриевна? – искренне возмутился Мефодий Всеславович. – Нешто я не разумею, что можно говорить, а что нет? Совершенно случайно речь зашла, у одного из домовых был хозяин как раз из таких, с двумя зверями. И рассказывал он занятно, вопросы не только я задавал, так что никто ничего не заподозрил. Но я выяснил все, что нужно.

– Ох, спасибо, дорогой вы мой Мефодий Всеславович, – оживилась я. – А что нужно?

Домовой вскинул голову, расправил плечи, словно бы увеличившись в размере от важности, и дальше уже говорил, солидно растягивая слова, да еще и останавливаясь в особо патетических моментах:

– Ничего сложного не нужно, Елизавета Дмитриевна. Обращаетесь ко второму зверю так, словно это неотъемлемая ваша часть. – Он поднял указательный палец к потолку, чтобы я никак не пропустила этих слов. – Рычите, если нужно, подминаете под себя. Все это необходимо делать в зверином облике, который вам уже подчиняется. Оказалось, это обычное дело: второй облик хоть и редко бывает, но не является чем-то таким очень невозможным. Даже странно, что я раньше не слышал. Но Горностаевы никогда особо не выделялись. Оказывается, у сильных кланов главы часто раньше по два облика имели. Ну так это и сила должна быть, чтобы главой стать.

– Ой, Мефодий Всеславович, чую, подвох должен быть какой, уж больно все это легко звучит.

Домовой крякнул:

– Не без этого, Елизавета Дмитриевна. Проводить ентот ритуал можно только ночью и только в присутствии другого оборотня, причем не абы кого, а сильного, и должен он быть в человечьем облике. А посторонних не должно быть никого: вмешается кто не вовремя, даже вопрос лишний задаст – и все пропало, зверь подчинит человека, а не наоборот. Вывести из зверя будет почти невозможно. И затягивать нельзя: второй зверь либо совсем уходит, либо подминает под себя человека. Вот так вот.

Он развел руками. Да, предложение Волкова в свете только что узнанного заиграло новыми красками. Возможно, он не имел в виду того, что я напридумывала?

– Да, еще, – спохватился домовой. – Тот, кто помогает, вы ему должны доверять. Это обязательное условие.

– Боже мой. – Я схватилась за голову. – Да где же такого взять? Те, кто сильные, моего доверия не заслужили, а те, кому я доверяю, – слабые. Да и кого я знаю из сильных? Рысьину? Волкова? Ли Си Цына? И кому из них можно довериться?

Из этого списка разве что песцовский родственник заслуживал внимания. Да и то доверия у меня к нему не было и быть не могло: он мне помогает, пока ему самому выгодно, а знаний у него куда больше моих. А что, если он во время ритуала через моего зверя подчинит и меня? Нет, возможно, я перестраховываюсь, но не зря же стоит условие о доверии, а Ли Си Цына куда больше волнует артефакт, чем я, а его проще получить, будь я подконтрольна.

– Последний точно не подойдет, – кашлянул домовой. – У него что случилось-то – звери слились. Он второго-то получил, но не понял и, видать, избавиться попытался. Сейчас один другого жрет, и так будет, пока не разделятся.

– А это-то вы откуда знаете?

– Так тот и рассказал, у кого один из хозяев с двумя зверями был. Он столько историй знает про таких, жуть.

И возможно, не все они правда. Но, как бы то ни было, с помощником у меня намечаются проблемы. Если бы потребовался маг, то Владимир Викентьевич непременно пришел бы на помощь, но оборотень?

– Где мне взять оборотня?

– Хомяков вас чем не устраивает? – удивился Мефодий Всеславович.

– Так он же хомяк? – оторопела я. – Вы же сами сказали: нужен сильный оборотень. А Николай – хомяк.

Маленький, мягкий, пушистый, милый, но никак не сильный.

– Дык форма не важна, важно содержание. А содержание у него сильное. Настоящее. Звериное.

– То есть у него звериное начало сильнее человеческого? – осторожно уточнила я, припоминая все плохое, что слышала про хомяков. Не припоминалось ничего. Пока.

– Да что вы такое говорите, Елизавета Дмитриевна! – возмутился домовой. – Я вам про Фому, а вы мне про Ерему. Когда это я говорил, что у него звериное начало сильнее? Я говорил, что эта часть у него сильная и правильная.

С тем, что правильная, я была полностью согласна, но вот с тем, что сильная… Достаточно было припомнить, как я спускалась по стене с Николаем в зубах, и меня сразу же охватывали сомнения. Нет, как хомячок он, конечно, очень милый, но сила зверя… Разве он сможет противостоять тому же Волкову, если поставить их биться в звериных ипостасях? Я представила, и мне стало страшно. Увы, не за Волкова.

– А вы уверены, Мефодий Всеславович, что Николай подойдет? – осторожно уточнила я. – Все же у него слишком мелкая форма…

– Да при чем тут форма! – взвился домовой. – Елизавета Дмитриевна, не слушаете вы меня, что ли? Я про суть говорю, не про форму. Да и какая разница, кто он зверем, если в ритуале он будет человеком?

– Мне казалось, Мефодий Всеславович, – осторожно подбирая слова, попыталась я донести до него свою мысль, – что оборотень, который помогает, должен быть сильнее того, кому помогает. А у меня что рысь, что лиса – обе куда… опаснее хомяка.

– Казалось ей, – проворчал Мефодий Всеславович. – Собственному домовому уже не верят, куда мир катится? Ежели я сказал, что он подходит, значит, подходит. – Он грозно на меня глянул: – Или вы Хомякову не доверяете? Он сделал что-то такое?.. – Домовой неопределенно помахал в воздухе пальцами, намекая на что-то неприличное. – Из-за чего вы боитесь оставаться с ним наедине? Так вы все равно рысью будете, а он человеком, урону вашей чести не будет.

– Будет, не будет… Не надо обижать Хомякова, Мефодий Всеславович, он мне ничего не сделал такого, из-за чего я могла бы затаить обиду. Но где же я его срочно возьму? – проворчала я, не зная, что отвечать на выпад обычно спокойного домового. – Он в другом городе занимается охраной Ольги Александровны, когда вернется – неизвестно. А вы говорите, что тянуть нельзя.

– Ох, нельзя, – согласился домовой. – Уйдет второй зверь или вас задавит – никто не предскажет. Но знаете, что я вам скажу, Елизавета Дмитриевна, ежели богам угодно, чтобы вы с лисой разобрались, они непременно что-то подстроят.

Окончание его фразы слилось со стуком в дверь. Боже мой, я же не сказала Полине, что меня нет для Свиньиной-Морской! Экий просчет с моей стороны. Мефодию Всеславовичу хорошо: не хочет кого видеть – исчез, и все, а мне сидеть, слушать всю ту чушь, что несет гостья. Одна радость: с ней одновременно не появится Волков, а мне сложно было решить, кого из них я хочу видеть меньше. Но мои опасения оказались напрасными.

– Поручик Хомяков с визитом, – тоном, выражающим глубочайшее неодобрение, сообщила Полина. – Примете?

– Разумеется, приму, – оживилась я.

Неужели Мефодий Всеславович прав и появление Николая здесь подстроено Велесом? Тогда подходящий оборотень для ритуала уже тут. Милый такой, пушистый…

Но на вошедшего Хомякова было страшно смотреть: такое отчаяние на лице, словно он вместо того, чтобы охранять Ольгу Александровну, собственноручно ее придушил и теперь ожидает отправки на каторгу. Если это вмешательство Велеса, то оно слишком радикальное…

– Николай, что у вас случилось? – испуганно спросила я.

– Лиза, скажите, что это неправда, – выпалил он.

– Что неправда?

– Что вы и Михаил Александрович…

– Разумеется, нет, – возмутилась я. – Это такие же досужие измышления газетчиков, как и про вас с Ольгой Александровной.

– Я так и подумал, – облегченно выдохнул он. – Но Львовы очень напористы в достижении своих целей, а на вас можно надавить и заставить делать то, что нужно клану.

Намек на напористость Львовых мне не понравился, но сейчас точно было неподходящее время выяснять, что же там случилось между Николаем и великой княжной.

– Сначала нужно найти рычаги давления, – усмехнулась я. – Княгиня их точно не знает. – Тут я почуяла навострившую уши Полину и пожалела, что не наложила раньше плетение полога тишины. Конечно, ничего такого она не услышала, но сам факт, что у меня есть нечто, позволяющее на меня надавить, должно безмерно порадовать княгиню. – Полина, как хорошо, что вы не ушли. Подавайте ужин. Николай, вы же поужинаете со мной?

– Я ненадолго, – смущенно ответил он. – Конечно, сейчас не моя смена, но мне утром нужно быть на посту.

Этак он со мной разорится, если будет постоянно пользоваться телепортами.

– Утром будете, – улыбнулась я. – Николай, я нуждаюсь в вашей помощи.

Странно, но сейчас я чувствовала себя в большей степени лисой, чем рысью.

– К вашим услугам, Лиза, – ответил он. – Что нужно сделать?

– Остаться со мной на ночь, – не удержалась я.

Полина возмущенно охнула, Николай же выразительно покраснел. Настолько выразительно, что я аж задумалась, что он такое себе напредставлял, и пожалела, что не умею читать мысли. Впрочем, не зря менталистов недолюбливают: каждый имеет право на свои секреты, а у Николая будет возможность воплотить свои мечты в жизнь. Во всяком случае, я на это очень надеюсь.

– Это неприлично, – предсказуемо ответил он.

– Совершенно неприлично, – поддержала его Полина, застывшая около стола живым укором моему поведению.

– А вас это не касается, Полина, – насмешливо фыркнула я. – Вы сейчас накрываете на стол и уходите до утра.

– Но что скажет Фаина Алексеевна?

– Она ничего не скажет, если ничего не узнает, – намекнула я. – Уверяю вас, мы с Николаем ровным счетом ничего неприличного делать не будем.

– Да? – уточнил он с ноткой разочарования.

– Сегодня точно, – фыркнула я.

– А что вы будете делать? – подозрительно спросила Полина.

– А это не ваше дело, дорогая, – улыбнулась я хищно, так, что ее проняло и она испуганно вздрогнула. – Знаете, что бывает с Варварами, лезущими не в свое дело? Они остаются без носов, и это в лучшем случае.

Я грозно клацнула зубами, для чего мне даже трансформация не понадобилась. Полина испуганно взвизгнула, уронила ложку и отпрыгнула к дверям. Но не ушла – наверное, рассчитывала услышать еще что-нибудь интересное.

– А чего вы хотели, Полина? Шпионы всегда по краю ходят: сегодня с носом, завтра – без, – заметила я. – Но я обещаю закрыть глаза на то, что вы доносите на меня княгине, если вас сегодня ночью здесь не будет. А завтра можете рассказать.

– Она сегодня расскажет, – заметил Николай. – Как только выйдет из квартиры, отправится к Рысьиной.

Полина вильнула глазами в сторону, и я поняла: сразу же побежит. А после того, как она пообщается с моей бабушкой, та прибежит сюда и помешает. У нее возможностей помешать куда больше, чем у прислуги: и княжеские, и оборотнические, и магические. Этого допустить было никак нельзя. Но и оставлять Полину без присмотра в квартире тоже было нельзя: либо сама помешает, либо побежит к бабушке и помешает та. Вот ведь проблема на ровном месте. Я с сомнением посмотрела сначала на Полину, потом на Николая: боюсь, если я предложу снять номер в гостинице, меня опять поймут неправильно, да и не избавит этот вариант от вероятности появления Рысьиной. И тут меня как озарило!

– Одну минуту! – Я бросилась в спальню и лихорадочно начала перелистывать учебник по магии, в свое время так удачно подаренный мне Юрием. – Где же оно? Точно помню, что было. Вот!

Несколько попыток – и я выскочила во всеоружии и набросила плетение на Полину, которая не только никуда не ушла, но и торчала опять посреди гостиной. Я не рассчитывала, что она сразу свалится, поэтому лишь охнула, но Николай успел ее подхватить и устроить на диване. Выглядела горничная сущей мумией: глупо хлопала глазами, но ни пошевелиться, ни сказать что-нибудь не могла. И главное – она нас совершенно не слышала. А ведь я была уверена, что именно это плетение никогда мне не понадобится, когда оно совершенно случайно попалось мне на глаза. Воистину, на все воля Велеса…

– Это что? – грозно спросил Николай, разворачиваясь ко мне, как ангел мщения.

– Армейское плетение для вражеских языков, – пояснила я. – Чтобы удобно было доставлять. Да и вообще удобно: накладывается быстро, снимается легко. Щелчком двух пальцев.

Показывать я не стала: а ну как Полина сразу удерет из гостиной, лови ее потом по всей квартире – в движущуюся цель попасть сложнее.

– Маги штрафуются за использование плетений на гражданских без необходимости, – сказал Николай. – Не ожидал от вас, Лиза. Любой дар накладывает на носителя ответственность.

Но говорил он, словно выполняя обязанность, а сам едва удерживался от смеха, стоило только бросить взгляд на возмущенно вращающую глазами Полину. Наверняка сейчас пожалел, что не владеет магией: в споре с Оленькой такой аргумент был бы очень убедительным.

– У меня жизненная необходимость, – возразила я. – Я же не для собственного развлечения, в самом-то деле! Она сразу побежит к Рысьиной, невзирая ни на какие уговоры. А мне срочно нужно взять контроль над лисой, но если кто-то помешает во время ритуала, то контроль надо мной возьмет она. Фактически это моя смерть, понимаете?

– Какая лиса, Лиза? – удивился Николай. – С вами точно все в порядке? У вас рысь.

– У меня теперь еще и лиса, – вздохнула я. – И вот с ней-то мне и нужна ваша помощь.