Текст книги "Герцогиня в бегах. Право на эшафот"

Глава 11

О проблеме с некстати проявившимся бароном я решила рассказать тете. Все равно не знаю, чем он может угрожать мне, а у нее могут быть идеи и чем, и как эту угрозу нивелировать. Надеюсь, Эстефания не была такой дурой, чтобы подарить любимому прядь волос, и дело ограничилось только страстными письмами, которые можно выкупить или… выкрасть. Второе даже предпочтительнее и наверняка дешевле.

Но поговорить сразу не удалось, потому что тетя нашлась в столовой, где с нетерпением ожидала меня, чтобы приступить к запоздалому ужину.

– Фани, ты слишком долго собираешься, – нежно укорила она, словно не сама сбежала из гостиной в неизвестном направлении.

– Мне нужен ваш совет, тетя, – сразу начала с главного. – Довольно деликатного толка.

– Разговор подождет до конца ужина. – Она предупреждающе посмотрела.

Действительно, я вспомнила, что при прислуге о серьезных вещах не говорили, а ставить защиту от прослушивания в столовой было не принято. Возможно, потому, что неудобно: мы сидели на разных концах длиннющего стола, защита представляла собой этакий полусферический купол, под который непременно попадал кто-то ненужный.

Но не успели мы приступить к трапезе, как в столовую вошел дворецкий и важно объявил:

– Граф Нагейт с визитом.

Граф Нагейт? Навязанный жених? Этому-то чего нужно? Добровольно я за него замуж не пойду, да и тетя не согласится. Но она лишь тихо вздохнула и скомандовала:

– Пригласите его с нами отужинать и распорядитесь поставить еще один прибор.

Возможно, рассчитывала, что гость поймет несвоевременность прихода и удалится, но граф либо был слишком толстокожим, либо горел желанием жениться, потому что вскоре показался в дверях.

– Счастлив лицезреть вас, доньи. – Он церемонно поклонился.

Дряхлым его не назвала бы самая придирчивая девица. Но Сиятельные вообще хорошо сохраняются, по тете видно. Нагейт сиял здоровьем, молодостью и красотой. Серые глаза были опушены такими ресницами, что им позавидовала бы иная девица. Но не я. Мои ресницы были ничуть не хуже.

– Что привело вас в столь неурочный час, ваше сиятельство? – медово пропела тетя. – Садитесь же. Разделите с нами нашу скромную трапезу и рассказывайте.

По меркам этого мира трапеза действительно была скромной, но гостей мы не звали, а две одинокие дамы должны больше заботиться о собственной внешности, чем о том, чтобы обжираться на ночь. Для этих целей жидкий суп подходил как нельзя кстати.

Нагейт ломаться не стал, прошел и сел ровно посередине стола, куда поставили его прибор. Подскочивший лакей принялся выставлять тарелки с закусками, наскоро собранными на кухне. По сравнению с мутноватым супом мне они казались желанной добычей. Гость к еде пока не прикоснулся. Надеюсь, не потому, что боялся отравления, а потому, что уже успел поесть.

– Хотел засвидетельствовать свое почтение драгоценной невесте и ее не менее драгоценной родственнице.

– В таком случае, ваше сиятельство, – не удержалась я, – почему вы не у невесты, а тратите свое драгоценное время на посторонних дам? – В вопрос добавила достаточно беспокойства, чтобы гость не усомнился: я на стороне его невесты.

– Дорогая Эстефания, – он улыбнулся так, что на щеках заиграли ямочки, но лицо от этого не показалось менее мужественным, хотя стало выглядеть мягче, – если вы забыли, его величество выразил желание поженить нас с вами.

Тетя кашлянула, привлекая к себе внимание.

– Его величество был сегодня у нас с визитом и ни словом не обмолвился о свадьбе, – ласково проворковала она. – Вы уверены, что ничего не перепутали, дон? Эстефания находится под моей опекой, а не короны.

– Не переживайте, дон, – разрешила я великодушно, – в вашем возрасте проблемы с памятью уже простительны.

Он ответил мне насмешливой улыбкой, ничуть не обманувшись моим намеком на его дряхлость. Впрочем, я бы на его месте тоже себе не поверила. Возможно, он и не смотрится постоянно в зеркала, но даже беглого взгляда раз в неделю достаточно, чтобы понять: мои слова очень далеки от истины.

– Его величество однозначно выразил желание, донья, видеть вас замужем за мной. Более того, буквально час назад он выражал недоумение, почему я до сих пор не предпринял никаких шагов в отношении выполнения его воли.

Неожиданно я почувствовала себя обманутой. Конечно, Теодоро не говорил, что передумал выдавать меня замуж за кого попало, но он вообще о замужестве не говорил. Мог бы передумать и не присылать своих ставленников, которым придется отказать.

– Извините, ваше сиятельство, но я уже сказала его величеству, что никак не могу выйти замуж за человека, чьи жены валятся с лестниц, как кегли.

– Как что? – удивленно переспросил он, напрочь игнорируя очередной намек. Да этому типу прямо скажи – все равно притворится, что ничего не происходит.

– Как детские игрушки, – вывернулась я. – Видите, ваше сиятельство, сколь далеко мы с вами разнесены по временной шкале. Вы этого уже не помните, я это еще не забыла. – И даже потупилась, как положено скромной девочке из хорошей семьи.

Впрочем, для скромной девочки у меня было слишком много нескромных достоинств. И я сейчас не только о приданом: жених смотрел на меня с явно выраженным мужским интересом.

– Ваше сиятельство, я не даю согласия на брак моей племянницы, – отрезала тетя, не переставая сладко улыбаться.

– Вам бы не стоило упрямиться, ваше сиятельство, а то его величество решит, что вы участвуете в заговоре против короны.

– Заговоре? – высокомерно переспросила тетя.

– По отделению герцогства Эрилейского от Муриции. – Он отсалютовал нам обеим бокалом вина, которое принесли специально для него. – Это самая настоящая государственная измена.

– Таковы ваши планы, дон? – Я испуганно охнула. – Вы собираетесь втянуть двух одиноких дам в заговор? И где ваша совесть?

– Простите?

– Вы только что заявили, что собираетесь отколоть герцогство от страны, став моим мужем, – пояснила я. – И сами назвали это государственной изменой. Мы не хотим быть ни в чем таком замешанными.

– Вы что-то путаете, дорогая Эстефания, я ничего такого не говорил.

– Как это не говорили? Тетя подтвердит, что вы только что именно об этом сказали.

– Именно так, ваше сиятельство, – радостно пропела дражайшая родственница, наслаждаясь замешательством гостя. – Более того, при необходимости подтвержу, что именно вы завели разговор об отделении герцогства.

Они с Нагейтом обменялись улыбками. Точнее, оскалами, как две акулы. И пусть родная акула казалась безопасней, не факт, что таковой была. Если бы речь не шла о замужестве, я бы поставила на Нагейта. Он выглядел уверенным в себе и надежным и уж точно не стал бы втягивать меня в политические игры против короля.

Тем временем Нагейт задумчиво подцепил вилочкой какую-то сложную закуску в корзиночке и так аппетитно захрустел, что суп показался еще противнее. А ведь Эстефания привыкла питаться так, как сегодня мы с графиней Хаго, и была убеждена в пользе подобной диеты. Но я не совсем она, поэтому с замиранием сердца провожала каждый кусочек, съедаемый Нагейтом, – тот, не стесняясь, отдавал дань принесенным лакомствам. Наверное, на правах будущего родственника.

– Так когда мы назначаем свадьбу? – невозмутимо поинтересовался он, решив, что съел достаточно.

– Никогда, – отрезала тетя, которой аппетит гостя тоже не пришелся по нраву.

Она встала из-за стола, я последовала ее примеру. Пришлось встать и графу, правда, он не преминул в процессе допить вино из бокала.

– А что скажет прекрасная Эстефания? – усмехнулся он.

Тетя сделала знак молчать, но один вид почти пустых блюд перед гостем разозлил настолько, что меня было уже не остановить.

– Скажет, что приличные женихи приходят хотя бы с букетом и коробочкой конфет, а не для того, чтобы поесть за счет невесты. Такое впечатление, дон, что вас дома не кормят.

– Так некому, прекрасная донья. – Он выразительно вздохнул.

– Так найдите кого-нибудь. Повара или кухарку. Негоже, дон, голодать. От этого в голову забредают неправильные мысли. – Я сладко улыбнулась и пропела: – Хорошего вам вечера, дон. Надеюсь вас в ближайшее время не увидеть.

Тетя вышла, не простившись, и коротко бросила дворецкому, чтобы он проводил гостя. Действительно, вдруг заблудится. Мне бы не хотелось постоянно натыкаться в коридоре на типа, который пристает с вопросом: «Когда наша свадьба?» Это ведь почти «Отдай свое сердце».

Тетя сделала мне знак следовать за ней, и мы чинно прошли в кабинет. Чинно мы выглядели ровно до того момента, когда за нами захлопнулась дверь.

– Фани, что на тебя нашло? – напустилась тетя. – Держи язычок за зубами. Хотя, конечно, обвинить Нагейта в антигосударственных планах было хорошей идеей. Но, увы, Теодоро не поверит.

– Главное, чтобы засомневался. И подумал, что граф, которого била жена, вряд ли сможет влиять на меня.

– А она била? – удивилась тетя.

– Слухи ходили, – ответила я туманно, не уточняя, что сама же их запустила в разговоре с Диего.

– Странно, до меня не доходили…

Она прошла за стол и по-хозяйски уселась в кресло, хотя и дом был мой, и кабинет тоже. Но не мне с ней спорить: она опекунша моего тела. Я поторопилась сесть, чтобы не выглядеть как нерадивая служанка, распекаемая госпожой.

– Ты хотела сообщить что-то важное, – напомнила тетя.

– Не знаю, насколько это важно, но, кажется, меня собрались шантажировать.

– Кто? – Она подалась ко мне через стол.

– Тот самый барон, который вам не понравился. Я сказала, что его не помню, и попросила вернуть письма, а он заявил, что я так легко не отделаюсь. И у него был вид человека, у которого есть что-то, меня компрометирующее. Вы, случайно, не знаете что?

– Случайно не знаю. – Она задумчиво смотрела на свои руки, лежащие на столе. Ухоженные, без малейшего намека на возраст. – Но с нее сталось бы отправить что-то личное. Что ты ответила наглецу?

– Что мне наплевать на его угрозы.

– Правильно, Фани. – По губам тети скользнула одобрительная улыбка. – Смотрю, он тебе не понравился?

– Он красивый, – возразила, – но, чтобы поддаться на шантаж, этого недостаточно. Предположим, он обнародует что-то из писем, так мне даже стыдно не будет, потому что я их не писала.

– А ведь точно! – Тетя прищелкнула пальцами, вызвав легкий струящийся дымок. – Даже если он вздумает говорить о нарушении обещания выйти за него замуж, ты всегда можешь утверждать, что не писала эти письма.

К предложению тети я отнеслась скептически: если постоянно пользоваться одним и тем же приемом, рано или поздно кто-то да догадается, в чем дело.

– Это если у него нет чего-то посерьезней.

– Да что у него может быть? – расслабленно улыбнулась тетя. – В любом случае он вначале попытается решить дело миром через меня. Возможно, удастся недорого откупиться от него.

Я вспомнила жесткие пальцы на предплечьях и глаза, горевшие неприкрытой злобой. Что бы тетя ни думала, Эмилио точно не из тех, кто согласится на подачку. Ему нужно было все. И можно без меня.

В дверь постучали, и после разрешения войти к нам заглянула рыженькая горничная, которая испуганно сообщала мне о приходе короля. Сейчас она тоже выглядела испуганной, но сообщила всего лишь о приходе некоего сеньора Охедо.

– Мария, пригласи его пройти сюда, – обрадовалась тетя. – Как он вовремя. Впрочем, Альберто всегда приходит вовремя.

– Мне уйти?

– Разумеется, нет, – удивленно ответила родственница. – Я приглашала его как раз по твоему вопросу. Это один из лучших специалистов даже не страны, а всего континента.

Один из лучших специалистов походил на католического монаха, чему очень способствовали окруженная венчиком седых клочковатых волос блестящая лысина, сильно смахивавшая на тонзуру, и бесформенная мантия, давно потерявшая первоначальный цвет. Ему бы еще веревкой подпоясаться и надеть на ноги что-то наподобие сандалий с деревянными подошвами – вообще стал бы неотличим. Но пришедший сеньор обувь любил удобную и дорогую, что выбивалось из образа.

– Селия, ты все хорошеешь, – галантно сказал он тете. – Двуединый, вот уж над кем годы не властны: ты становишься только лучше, как выдержанный херес.

– Ах, Альберто, – томно проворковала тетя на манер девицы на выданье, – твоя сладкая лесть противоречит тому, что я вижу в зеркале.

– Не выдумывай, Селия. Что ты там можешь увидеть, кроме молодой и очень красивой доньи?

– Будет тебе, Альберто. Ты меня смущаешь перед племянницей.

Только теперь он повернулся и заметил меня. Осмотрел, еле заметно двигая пальцами, словно выплетал сетку втайне от строгого учителя, а потом спросил:

– Селия, ты опять влезла во что-то нехорошее? Что с твоей племянницей?

– Бласкес уверяет, что она сама наложила на себя блок. Но Эстефания ничего подобного не помнит.

Тетя улыбнулась неожиданно заискивающе. Наверное, навестил нас не просто друг ее юности, но весьма важная персона.

– Бласкес всегда был слишком самонадеян. Разумеется, это работа не твоей племянницы. Хотя при беглом осмотре кажется именно так. Я бы поставил на близкую родственницу, потому что аура похожа, но не идентична.

Тетя нахмурилась, я тоже, потому что мы подумали об одном и том же: аура изменилась, потому что в теле теперь другая душа. Если только…

– Увы, Альберто, единственная близкая родственница Эстефании – это я, а у меня, если ты помнишь, не было возможности у нее побывать. – Она выразительно улыбнулась, намекая на свое заточение в монастыре.

Но я на месте уважаемого сеньора к ее словам отнеслась бы с изрядным скепсисом, поскольку заключенной тетя не была, а порталы, как я успела заметить, тут в ходу.

– Но, в сущности, это неважно, – продолжила тетя, улыбкой отвлекая кавалера от могущих возникнуть подозрений. – Важно, сможешь ли ты снять этот блок, потому что у Фани из-за него большие проблемы.

Он засопел и уставился на меня, потирая тщательно выбритый подбородок. Пожалуй, впервые в этом мире мужчина смотрел на меня не как на женщину, даже не как на человека, а как на некую задачу, ключ к решению которой надо подобрать.

– Блок точно родовой, – наконец ответил он. – Подобраться к нему сложно, но можно, особенно если ты, Селия, дашь мне возможность покопаться в ваших архивных записях.

– Это исключено, – жестко бросила тетя и тут же смягчила резкость улыбкой. – Альберто, фамильные секреты не могут быть доверены постороннему лицу, кроме как для предотвращения опасности для жизни кого-то из семьи. Речь об этом пока не идет.

– Тогда буду думать, – ответил Альберто. – С ходу такой блок не снять, только предположить варианты. Я подумаю, какой оптимальней использовать.

– Фани, дорогая, ты, наверное, устала за сегодня? – проворковала тетя. – У тебя выдался такой тяжелый день. Можешь пойти и наконец отдохнуть.

В отличие от Нагейта намек я поняла сразу и, вежливо попрощавшись, выскочила за дверь. Только уходить не торопилась, решив узнать, о чем будут секретничать без меня. Даже щелочку оставила, чтобы было удобнее подслушивать. Но дверь захлопнулась, в замке провернулся ключ, а потом между мной и кабинетом словно опустилась плотная завеса, отсекающая любые шумы. О чем бы тетя ни говорила с давним поклонником, она не хотела, чтобы это услышал кто-то, кроме него.

Глава 12

Постояв у кабинета в надежде, что что-то поможет мне оказаться в курсе разговора, вскоре я вынужденно пришла к выводу: высшие силы мною особо не интересовались и помогать просто так не собирались. Оставили в живых – уже хорошо. В остальном мне следует полагаться исключительно на себя.

В комнате меня дожидалась Эсперанса.

– Ваша светлость, что же теперь будет? – спросила она.

– С чем?

– С кем. С бароном де Монтейо.

– Думаю, он примется меня шантажировать.

– Что вы, ваша светлость, он так вас любит, – мечтательно вздохнула Эсперанса.

Иногда мужские глаза творят чудеса, вот и голубые глаза Эмилио напрочь вытеснили из памяти моей горничной, как барон при ней обошелся с возлюбленной. Но противоречить не хотелось, хотелось остаться в одиночестве.

– Эсперанса, на сегодня можешь быть свободна.

– Но как же, – растерялась она, – вам нужно будет помочь перед сном. Вы сами не сможете распустить корсет.

– Распускай сейчас, все равно я сегодня никуда больше не пойду. Поваляюсь в чем-нибудь свободном, почитаю.

– Ваша светлость, – неодобрительно протянула Эсперанса, – а если вы понадобитесь графине Хаго?

– Тетушка может прийти ко мне сама. – Я улыбнулась. – Ну же, Эсперанса, неужели тебе не нужен свободный вечер?

– Да разве это вечер, – вздохнула она и переместилась мне за спину. – Ночь уже почти.

Вскоре пыточное приспособление, по недоразумению считающееся частью дамского гардероба, было снято, и горничная, попрощавшись, удалилась. И только после ее ухода я сообразила, что сначала стоило бы зайти в библиотеку за книгой. Теперь же в полупрозрачном не то пеньюаре, не то распашном халатике сделать это было нельзя – неприлично герцогине в таком виде перемещаться за пределами своей комнаты. Так что дверь я закрыла, повернув ключ в замке, чтобы никто не мешал, и задумалась, чем заняться.

От прежней Эстефании остался недочитанный слащавый любовный романчик, узнавать его окончание не было ни малейшего желания. Взгляд сам собой переместился на письма. Если блок на воспоминаниях может сниматься кодовым словом, то и на защитном коконе может стоять что-то подобное. В голове вертелись обрывки воспоминаний, подтверждающих предположение, но в единую картину не складывались – видимо, не хватало связующих деталей. Но попробовать стоило. Что романтичная девушка могла использовать в качестве кодового слова для защиты? Имя любимого?

Я взяла укутанный заклинаниями пакет и с придыханием, подражая прежней Эстефании, выговорила: «Эмилио». Увы, защита оказалась глуха к моему предположению. Возможно, своего возлюбленного герцогиня именовала полным титулом даже наедине с собой? Ни на что не надеясь, я использовала варианты: «Эмилио де Монтейо» и «Эмилио, барон де Монтейо». И – о чудо – на последнем защита мигнула и отключилась. Дневник и письма так и остались в коконе, но теперь он был проницаемым, в чем я убедилась, осторожно коснувшись пальцем, и он погрузился, не заметив препятствия. По остаточному мерцанию стало понятно, что можно будет опять включить защиту. Наверное. Проверять не стала, а то вдруг включится и больше не выключится? На месте Эстефании я бы поставила несколько чередующихся кодовых слов. Жаль, но то, что я сейчас на ее месте, не делает меня сведущей в ее тайнах.

Признаться, руку я засовывала с осторожностью, но хранилище признало меня хозяйкой и позволило без повреждений вытянуть тоненькую книжку-дневник. На него я возлагала больше надежд, чем на письма, потому что они были только одной стороны, по ним полной картины не выстроишь.

Но дневник оказался неинформативным, я даже заподозрила, что в нем непременно должен быть скрытый текст: личных записей не было, лишь сухое перечисление происходившего, и то не ежедневное. Но сколько я ни тыкала пальцами, произнося заветное имя на разный лад, никаких изменений с дневником не случилось.

Я отправила его назад и потянула первую связку писем. Всего пачек было три, перевязанных ленточками разных цветов: розовой, желтой и зеленой. Сначала я извлекла розовую. Как и думала, в письмах содержалась сплошная любовная чепуха, причем лежали они не в том порядке, в котором приходили к Эстефании. Я предположила, что он не случаен, и менять не стала. Ради интереса выписала первые слова из каждого письма, но получилась форменная ерунда, порядок задумывался не для этого. Я нутром чувствовала, что мне чего-то не хватает, но нутро – вещь такая, которая даже в суде за доказательство не сойдет, а уж в деле выявления секретных посланий оно вообще оказалось бесполезным.

В пачке с желтым бантиком находились письма с конструктивными предложениями от Эмилио. Сводились они к одному: нужно убежать и обвенчаться тайно, а тетя вынужденно примет сложившееся положение дел. И даты назначались, но, судя по тому, что Эстефания так и осталась незамужней, бежать она не рискнула.

Зеленую пачку вскрывала уже с изрядным скепсисом, ничего от нее не ожидая. Там оказались письма с ответами на вопросы, о которых я даже догадываться не могла. В них Эмилио играл роль заботливого почти старшего брата и писал исключительно о магии, жаль только, что я совершенно ничего не понимала из его ответов. И не потому, что не знала вопросов. Подозреваю, увидь я письма Эстефании, тоже осталась бы в замешательстве. Слишком сложные темы обсуждались, с приведением формул и расчетом векторов. Эстефания не была неучем, но для меня все выглядело китайской грамотой, хотя и давало пищу к размышлению: Эмилио и Эстефанию связывали общие интересы, а не только любовь. Но мне ни там, ни там места не было. Единственное, за что я смогла уцепиться, так это за целый абзац в предпоследнем письме, посвященный тете. «Мне кажется, ты преувеличиваешь опасность, исходящую от графини Хаго. Если маг владеет какой-то методикой, совершенно необязательно ее использовать. Иногда знание – только знание. То, что ты приняла за подготовку, может быть использовано во многих ритуалах».

Все. Ни какой ритуал, ни какая опасность, ни как защититься в случае, если опасения не напрасны. Мог хотя бы написать, как проверить… А то вдруг опасности подвергалась только истинность чувств между Эмилио и Эстефанией, а я начинаю паниковать. А паниковать я начала, потому что от обычного стука в окно подпрыгнула и чуть не заорала.

В окно? Наверняка Эмилио решил, что при более тесном общении сможет меня убедить в том, что нужно ему. Подходила я с желанием высказать все, что думаю о наглых донах, неприлично лезущих по ночам в чужие окна. Но стоило отдернуть штору, как приготовленные слова застряли в горле: с внешней стороны стекла на меня смотрел Теодоро. Весьма недовольно смотрел: видно, даже королям не так легко держать себя в воздухе. Сначала я хотела задернуть шторы и прикинуться, что ничего не видела. Но потом представила, как у короля кончаются магические силы и утром под моим окном находят труп его величества. Тут уж любой артефакт признает мою вину, и я закончу там, где начинала, а королевский палач наконец сможет опробовать остроту топора.

– Ваше величество, вы выбрали неподходящий способ и время для нанесения визита, – упрекнула его, едва открыв окно.

И сразу же ухватила короля за руку. Крепко, чтобы в случае чего не дать ему упасть.

– Какой пыл, Эстефания! – радостно воскликнул он. – Так и знал, что вы меня ждали и готовились к моему визиту.

– С чего вы взяли? – пробурчала в ответ.

– С того, что ваши слова противоречат вашим действиям. Словами вы меня прогоняете, а руками, напротив, пытаетесь затянуть.

– Размечтался… лись… ваше величество! – выпалила возмущенно. – Я испугалась, что вы свалитесь.

– И? – Он высокомерно поднял бровь.

– И разобьетесь, – закончила свою мысль.

Он посмотрел на меня, вниз, опять на меня. Я высунулась, огляделась и спешно отцепилась от королевской персоны. Моя комната была на втором этаже, и пусть этажи были высокими, но падать Теодоро было всего ничего. И не на газончик или, упаси боже, гравийную дорожку: в случае нехватки магии он свалился бы в пышные кусты, на которых даже колючек не было. Страх, что визитер разобьется, пришел из моей прошлой жизни, там квартира располагалась на восьмом этаже, а при падении внизу не нашлось бы смягчающих кустов, разве что смягчающие машины.

Теодоро глянул на кусты попристальней, после чего решил в воздухе не висеть и присел на подоконник. Наверное, подумал, что мои опасения имеют под собой какие-то основания. В отношении кустов он преисполнился самыми черными подозрениями и время от времени непроизвольно на них косился. Я бы сказала, что он не прав, но, увы, в моей памяти зияли дыры. Вдруг в кустах опасные ловушки, о которых я не подозреваю?

– Так что привело вас ко мне, ваше величество? – убедившись, что он не собирается разбиваться, спросила куда спокойней.

– Желание поговорить или… получить нечто большее?

– Нечто большее – только в ваших мечтах, – отрезала я, сразу поняв, куда он клонит. – А разговор желательно вести в присутствии моей тети, потому что мы с вами недавно выяснили, что я лицо недееспособное.

– Пока я жду от вас не действий, а разговора, – несколько лениво протянул он. – Удалось справиться с блоком?

– Не удалось, но выяснилось, что ваш Бласкес ошибся, блок ставила не я, – радостно выпалила.

– Быть того не может. Бласкес никогда не ошибается.

– Значит, соврал.

– Зачем ему это?

– Мне кажется, я ему очень не нравлюсь, – почему-то сказала это почти шепотом и наклонившись к королю.

– Это нормально, ему вообще женщины не очень нравятся, – с какой-то странной улыбкой заметил Теодоро.

Взгляд его блуждал, не встречаясь с моим, зато останавливаясь на тех частях моего тела, которые не были прикрыты пеньюаром или просвечивали через ткань. Наверняка просвечивали соблазнительно – вон как глаза заблестели. Решил уже, что не напрасно провисел под окном? Рановато решил.

– С блоком мы не разобрались, но графиня Хаго привлекла специалиста. Он думает. Если это все, что вы хотели узнать, ваше величество…

– Не могу понять, почему вы так разительно изменились, – неожиданно сказал он. – Люблю разгадывать загадки.

– А потом отправлять под топор палача? – ехидно поинтересовалась. – Разгаданные загадки больше не интересны, да?

– Ваше величество, – напомнил он. – Вы, Эстефания, постоянно забываете обращение.

– Мне простительно, ваше величество, после вашей тюрьмы у меня не память, а один сплошной блок. А вот вам, ваше величество, непростительно меня компрометировать. Спокойной ночи, ваше величество, – выпалила и взялась за раму.

– Вы меня выгоняете, Эстефания? – удивился он.

– Я напоминаю, что вы мне подбросили жениха, ваше величество, от которого не так просто избавиться. Наверное, он решил, что для него единственная возможность обзавестись супругой – ваш прямой приказ.

– Нагейту нужно жениться.

– Пусть присмотрится к дамам близкого возраста.

– Ему нужны дети, – намекнул король.

– Тем более. У дам близкого ему возраста дети уже наверняка есть, получит готовых, ваше величество. Или вы передумали и теперь планируете ему в дочери меня отдать?

– Для дочери вы слишком взрослая.

Он хмыкнул и опять задержал взгляд не там, где надо.

– Разница в возрасте между нами запросто позволяет ему меня удочерить, ваше величество. У меня даже любимые куклы в комнате остались.

Он отвлекся от разглядывания моих прелестей, но обратил монаршее внимание не на кукол, а на разбросанные на кровати письма.

– В переписке вы с куклами состоите? – поинтересовался насмешливо.

– С кем бы я ни состояла в переписке, вас это не касается, ваше величество.

– Почему не касается, Эстефания? Вдруг вы шлете письма врагам Муриции?

– Именно поэтому я их перевязываю красивыми ленточками, – согласилась я, – а ленточки выбираю по цвету вражеской страны.

Он хмыкнул, но полностью потерял интерес к письмам и переключился на меня.

– Знаете, Эстефания, для меня это несколько непривычно, но я чувствую себя виноватым из-за того, что с вами случилось, поэтому, пожалуй, выполню вашу просьбу. Одну. Разумную.

– А вашей вины, ваше величество, не хватит на две? – поинтересовалась нахально. – Потому что мне очень сложно выбрать между отказом от брака и снятием блока.

– Не уверен, что второе в моих силах.

– Но консультацию вы можете устроить? Не с сеньором Охедо. Хотелось бы экспертизу, независимую от вашего Бласкеса и тетушки.

– Не доверяете обоим? – Он прищурился.

– Сложно кому-то доверять, если ничего не помнишь, ваше величество.

Я вдруг подумала, что с Эстефании сталось бы внедрить ложные воспоминания, и тогда вполне может оказаться, что короля она действительно пыталась отравить и делала это без помощи Бласкеса. Придворный маг, конечно, воняет куда забористей любого бомжа, но это не основание считать его преступником. Скорее жертвой магии…

Мы с королем смотрели друг на друга и молчали. Пауза затягивалась и становилась неприличной. Не знаю, о чем думал он, я просто любовалась красотой, тем более совершенной, что ее носитель молчал и даже почти согласился не выдавать меня замуж.

– Я подумаю, что можно сделать, – решил Теодоро и испарился с моего подоконника, как не так давно из кареты.

На всякий случай я проверила кусты внизу, но они не были примяты, поэтому я с чистой совестью захлопнула окно и задвинула запоры. Не уверена, что они остановили бы Теодоро, но с ними как-то спокойнее.

Письма собрала, перевязала и отправила опять в кокон. Как я и думала, защита активировалась именем Эмилио. Кокон убрала в гардеробную, засунув в самый дальний угол. Сейчас пользы от писем нет, но кто знает, что будет? Вдруг мне удастся выцепить хотя бы немного чужих воспоминаний из памяти?

С горя дочитала валяющийся романчик, который закончился красивой любовной сценой, и легла спать, надеясь, что приснится продолжение, но уже со мной в главной роли. Представлять себя героиней любовного романа – действие совершенно безопасное во всех отношениях.

Но приснилось мне другое: больничная палата, в которую моя мама за рукав халата затаскивала почти не сопротивляющегося врача, весьма симпатичного и молодого. До Теодоро он не дотягивал, но по меркам моего прошлого мира был очень даже ничего. А вот я… я выглядела из рук вон плохо: на исхудавшем теле кости торчали так, что по ним можно было изучать строение скелета.

– Я уверена, что у Кати дернулась рука! – возбужденно говорила мама.

– Такое бывает. – Врач осторожно пытался освободиться, но, если уж мама вцепилась, стряхнуть ее не выйдет. – Это вовсе не значит, что она вышла из комы.

– Проверьте рефлексы, – потребовала родительница.

– Хорошо, если вы настаиваете.

Он склонился над кроватью, но ничего проверять не потребовалось, потому что та, что в ней лежала, открыла глаза. Не знаю, как доктор, но я заметила явственное свечение. Глаза сияли и казались необычайно выразительными на бледном лице. Врач застыл, в них потерявшись.

– Надо же, у тебя все получилось, – не удержалась я.

Она отвела взгляд от склонившегося врача и безошибочно нашла то место, где присутствовала моя проекция, не видимая больше никем.

– Надо же, ты все-таки выжила. – Она не разжимала губ, но я слышала каждое слово. – Не уверена, что тебе повезло. Не приходи больше, это не твоя жизнь.

– Но мы могли бы помогать друг другу советами.

– Советы тебе не помогут. Забудь сюда дорогу.

Она приподняла руку и легкими движениями пальцев отправила в меня заклинание, которое закрутило и поволокло прочь. Последнее, что я увидела, – это восторженно ахнувшая мама, бросившаяся обнимать уже не меня.