Текст книги "Потому что это был ты"

Обиженный Ришар предпочел увести этот бесплодный разговор, грозивший перерасти в сведение семейных счетов, в другое русло.

– Вернемся к главному! В чем твоя проблема?

На сей раз Камилла тоже решила не настаивать и сосредоточилась на досье, вызывавшем у нее сильную озабоченность.

– В общем, все сводится к одному препятствию: новый судья упорно отказывается меня принять. А мне нужно обсудить с ним кое-какие сомнительные моменты. Дюронтен очень неохотно говорит о некоторых финансовых потоках, – боюсь, мне будет трудно защищать его по этому пункту. Я хотела бы уяснить себе мнение судьи в данном вопросе.

– Ты права, лучше бы договориться обо всем заранее, иначе на процессе может вскрыться такое, что не приведи господи.

– Да, но мне так и не удалось добиться у него аудиенции!

– Ну, попроси еще раз.

– Просила, но он опять отказал!

Ришар, явно озадаченный, задумчиво потер подбородок.

– Ладно, я сам этим займусь. Позвоню кое-кому, и, думаю, дело стронется с мертвой точки. Поговорим об этом сегодня вечером.

Камилла облегченно вздохнула.

– Спасибо! – сказала она, направляясь к двери.

– Не за что…

Он запнулся, но тут же продолжил:

– Я уверен, что ты… э-э-э… прекрасно справишься с этим делом.

– Очень любезно с твоей стороны, – снова поблагодарила Камилла.

Ришар уже не смотрел на нее, он погрузился в чтение своих бумаг и только невнятно буркнул:

– Удачи…

Камилла торопливо положила папку на крышку своего компьютера, надела жакет, взяла сумку и взглянула на экран своего смартфона: нет ли сообщения от Стивена. Она опаздывала уже на целый час и заколебалась: может, отменить свидание, как он и предлагал? Постояв несколько секунд в нерешительности, Камилла все-таки решила идти. Она заглянула в туалет, чтобы прихорошиться перед зеркалом, поправила прическу, подвела ресницы и старательно накрасила губы бледно-розовой помадой. К дьяволу этого Дюронтена с его жульническими махинациями, пусть подождет, это не к спеху.

– Я вернусь часам к трем, – предупредила она помощницу, выходя на площадку.

– Хорошо, Камилла, – откликнулась Клаудиа, разогревавшая в этот момент свой обед в СВЧ.

Камилла бегом спустилась на первый этаж, ее каблучки звонко цокали по широким мраморным ступеням.

Она направилась к станции Сен-Сюльпис, десять минут спустя уже вышла из метро Шатле-ле-Алль и торопливо зашагала через Севастопольский бульвар в сторону улицы Тампль. Магазин «Слова и словесность» прятался в глубине мощеного тупика. Здесь Камилла замедлила шаг, задышала ровнее. Это место было ей знакомо до мельчайших деталей. Теперь Стивен был уже состоявшимся человеком, вполне уверенным в себе, хотя жизнь его не пощадила. Пятнадцать лет назад он потерял жену, погибшую в автомобильной катастрофе. Как раз в то время они разводились, и Кайла, которой было девять лет, считала отца виновным в смерти матери. Стивен погрузился в глубокую депрессию, вызванную долгим, мучительным лечением – следствием того же несчастного случая. Он проявил поразительную выдержку и мужество и мало-помалу восстановился, тем более что ему помогали родители, а главное, ободряла дочь, которая, взрослея, начала понимать, что отец ни сном ни духом не виноват в смерти ее матери.

Камилла снова встретила молодого человека, который некогда сумел привлечь ее своей почти болезненной хрупкостью, а с годами превратился в зрелого мужчину, и полюбила его теперешнего. В нем сохранилась душевная тонкость, делавшая его таким обаятельным, и, вместе с тем, он приобрел новую уверенность в себе.

Стивен всегда находил нужное слово, чтобы укрепить ее доверие к нему, увлечь ее мечтами, пылкими мечтами, иногда заводившими их слишком далеко. Это походило на стремительное бегство от действительности в страну всепоглощающей страсти. Но в один прекрасный день этот невероятный любовный союз, в котором они спасались, точно пара подростков, напуганных суровой реальностью, грозил столкнуться с ней, оставив вместо упоительных надежд юности одно пепелище. Камилла старалась не думать об этом, вернее, гнала эту мысль всякий раз, как в ее душу закрадывались сомнения. С какой-то дерзкой, бесшабашной легкостью она отмахивалась от проблем своей будничной жизни. В объятиях Стивена она переживала волшебное приключение, идущее вразрез с общественными устоями. И знала, что когда-нибудь жизнь заставит ее вернуться на прежнюю дорогу, которую и не полагалось покидать – на путь успешной деловой женщины, примерной матери семейства и якобы счастливой супруги. Но она уже на все махнула рукой и со дня на день откладывала тот миг, когда придется сделать выбор. Миг, когда она перестанет быть юной школьницей Камиллой, той, что выбегала из аркашонского лицея «Вольный воздух», озорной девчонкой-подростком, что карабкалась на крутую дюну Пила до потери дыхания, держась за руку юноши с английским акцентом. Нет, она уже не будет той, что нарочно падала на горячий песок и впивалась ярко-зелеными глазами в глаза Стивена, прекрасно зная, что может просить у него все, что угодно, и он это исполнит.

Стивен, со своей стороны, никогда не забывал Камиллу. И долго не решался просить ее о встрече, боясь, что она окончательно и бесповоротно оставила его на задворках памяти. Однако ничего такого не случилось, и он первый не уставал этому дивиться, упиваясь вместе с ней мгновениями невыразимого счастья. В отличие от Камиллы, он не отмахивался от неизбежных вопросов, касавшихся их общего будущего. И временами даже спрашивал себя, есть ли оно у них, не существует ли страсть лишь для того, чтобы человек родился, прожил жизнь и умер, изведав это блаженство, но так и не соединившись со своей половиной.

Стивен не просто любил Камиллу, это было нечто большее. Любить – значит думать о ней или о нем, надеяться на встречу, верить, что жизнь так и пройдет в сладком дурмане объятий… А Стивеном владело совсем иное чувство: он жил точно в лихорадке, каждая встреча была отравлена страхом, что скоро все кончится, что это их последнее свидание, что он, может статься, никогда больше не ощутит нежность ее кожи, тепло ее близости. Тогда как Камилла жила в непреходящем блаженстве. К ней вновь вернулась былая женственность, былая обольстительность. Наконец-то и она получила свою долю счастья, пусть хотя бы недолгого. Зато Стивен чувствовал себя загнанным в угол. Он упивался каждой минутой свидания, которую дарила ему судьба, но тревога все сильнее мучила его. Он боялся потерять Камиллу, зная, что у их любви нет будущего, ибо страсть не может жить короткими встречами, без надежды на лучшее.

Камилла вошла во двор и остановилась, глядя на фасад магазинчика. Стефан наконец-то согласился перекрасить витрину, для чего ему пришлось срезать густые заросли глицинии, которая сплошь заглушила стену, не пропуская свет внутрь помещения.

Салон живописи, расположенный слева от ворот, выставил в витрине на несколько недель картины нового художника, решившего завоевать столицу; это был Гавэн, друг Кайлы. Он работал в той же фигуративной манере, что и дочь Стивена. Камилла подошла ближе, чтобы рассмотреть полотна, и ее внимание сразу привлек один странно знакомый пейзаж – берег океана. Тут к ней подошел и сам Гавэн:

– Вам нравится эта картина? Я наблюдал за вами: вы не сводите с нее глаз.

– Да, она мне напомнила мою… молодость.

– Вашу молодость? Господи, давно ли она закончилась – ваша молодость?! – воскликнул юноша, позволив себе такой смелый комплимент в чисто французском духе.

Камилла, польщенная, но не забывшая о том, что ей вот-вот стукнет сорок шесть, с улыбкой ответила:

– Спасибо, но, думаю, вы вполне годитесь мне в сыновья. Так что ваша картина действительно напоминает мне мою далекую молодость.

Гавэн рассмеялся:

– Ну, значит, у меня о-о-очень молодая мама!

– Ладно, пусть будет по-вашему! А вы, наверное, друг Кайлы? – спросила Камилла, оторвавшись наконец от созерцания картины.

– Yes, of course!.. То есть, конечно. А вот вы, наверно, Камилла?

Та озадаченно взглянула на юношу, потом шутливо передразнила его:

– Yes, of course! Но… как вы догадались?

– Да тут у меня есть сосед, который… как бы это сказать по-французски… только о вас и талдычит, – я правильно выразился?

Камилла расхохоталась. Она не услышала шагов Стивена. Подойдя, он обнял ее за талию, поцеловал в шею, и она, закрыв глаза, приникла к нему.

– Тебе нравится эта картина? – спросил он.

– Она мне напомнила родные места, вообще берег океана, – ответила Камилла, погладив его по щеке.

– Естественно, она же там и написана, – подтвердил Стивен.

– Я была уверена! Это ведь дюны Лакано, верно?

– Yes! – радостно воскликнул Гавэн.

– Все схвачено верно, до малейших подробностей! Значит, вы там уже бывали?

– Только несколько дней. Кайла показала мне те места.

– Да, места у нас замечательные! Ну, до свидания, надеюсь, до скорого. Ваши картины действительно прекрасны.

– Спасибо!

Камилла бросила последний взгляд на морской пейзаж с вереницей дюн и направилась к магазину. А Стивен, задержавшись на несколько секунд, попросил Гавэна завернуть картину и преподнести ее Камилле, когда та выйдет во двор. Он был почти уверен, что она захочет еще раз взглянуть на нее после их свидания. Ностальгия по прошлому…

Затем он поспешил догнать Камиллу.

Не успел Стивен открыть дверь, как она обхватила ладонями его лицо и прильнула к губам долгим поцелуем.

– Может, войдем? – спросил он с какой-то натянутой улыбкой.

– Конечно! Но скажи, почему ты сегодня сам на себя не похож? Что-нибудь случилось?

– Да нет, все нормально, не волнуйся, – заверил он, но его слова прозвучали как-то неубедительно.

– Ты уверен, что нормально? – настаивала Камилла.

Стивен уклонился от прямого ответа:

– Ну, поставщики подводят, клиенты аннулируют заказы, в общем, обычные проблемы, ничего особенного. А ты? Как твои дела с этим… как его… Моплонтиин, что ли?

– Моплонтиин, – передразнила она, – до чего же он смешной, твой акцент! Его зовут Дюронтен, понял, Стивен? Дю-рон-тен!

– Ну, наверное, а впрочем, неважно! Уладила ты это дело?

– Не совсем, но я же здесь не для того, чтобы обсуждать свои досье! Запри дверь, – шепнула она, покусывая ему мочку уха.

– Камилла, я хочу сначала…

– Ш-ш-ш… запри дверь! – повторила она, призывно глядя на него.

И Стивен, который хотел обсудить с ней их будущее, все мучившие его проблемы, снова покорился своей возлюбленной.

Камилла взяла руку Стивена, сунула ее под свою шелковую блузку, прижала к груди. Она хотела, чтобы он почувствовал ее учащенное дыхание. Но он не шевельнулся. Камилла расстегнула блузку.

Они неотрывно смотрели друг на друга, не в силах отвести глаза, унять жгучее, почти животное вожделение. Потом Стивен прильнул губами к груди Камиллы, покрывая ее поцелуями. Она закрыла глаза, откинула голову и, прислонившись к книжному стеллажу, расстегнула юбку, которая соскользнула на пол.

Стивен попытался усадить Камиллу в одно из кресел, но она покачала головой.

– Нет, стой, как стоял, прижмись ко мне! – и, подняв ногу, завела ее за спину Стивена, не давая ему отстраниться.

Стивен подчинился: желания Камиллы были для него законом. Он слегка приподнял ее, и Камилла, держась за верхнюю полку стеллажа, крепко обвила обеими ногами талию своего любовника; таким образом она сковывала его движения, позволяя только легкие толчки, чтобы, насколько возможно, продлить их обоюдное наслаждение. Но оргазм все же не замедлил с приходом, и они замерли на миг, упиваясь наслаждением. Камилла покрывала поцелуями плечи Стивена, который, не разжимая объятия, усадил ее в кресло. Еще несколько минут они молча, медленно и нежно, ласкали друг друга. Наконец он шепнул:

– Хочешь чаю?

Камилла кивнула. Напряжение, скопившееся в ней за долгие последние дни, бесследно растаяло. Она не отрывала от Стивена сияющего, безмятежного взгляда.

– Почему ты на меня так смотришь? – спросил он.

Камилла согнула ноги, прижалась подбородком к коленям.

– Потому что это очень красиво – мужчина с обнаженным торсом, готовящий чай!

– Перестань, ну, пожалуйста!

Камилла встала, подошла к нему, снова обняла и сразу почувствовала, как он напрягся. Она опустила руки: значит, интуиция не обманула ее, что-то было не так.

– Стивен, что происходит?

Поколебавшись, он пробормотал:

– Не знаю, как сказать… все это непросто… мы с тобой…

Камилла изумленно взглянула на него, уже не скрывая страха:

– Ты меня пугаешь!

– Я хочу, чтобы мы…

Но тут она резко оборвала его:

– Видимо, по-английски это означает: «Я больше не хочу тебя видеть» – так, что ли?

– Перестань, Камилла, пожалуйста, не надо! Давай будем вести себя как взрослые люди.

Камилла оделась, взяла в руки кружку с чаем и отошла вглубь магазина. Прижавшись лбом к стеклу веранды, она ждала продолжения… Стивен последовал за ней; он тщательно подбирал слова, но, судя по его лицу, решил на этот раз высказать все, что у него накипело.

– Послушай меня и не прерывай, пока я не кончу! – твердо сказал он. – Я хочу, чтобы мы обсудили наше будущее, так больше не может продолжаться.

Камилла резко обернулась и пронзила его ледяным взглядом. Потом с усмешкой сказала:

– Ну, это мы уже проходили!

– Что ты имеешь в виду?

Несколько месяцев назад, в самый разгар их страстного романа, Стивен уже просил Камиллу сделать выбор, определиться с их будущим. И тогда она, невыразимо страдая, вняла голосу разума и приняла решение – расстаться с ним, вернуться вспять, к своей привычной жизни. С той минуты она вновь погрузилась в прежнее монотонное существование, борясь с охватившей ее депрессией и втайне надеясь, что Стивен все же подаст ей знак и они снова безоглядно отдадутся своей любви. Что он и сделал, прислав ей самое прекрасное из признаний – их историю. Он назвал ее «Неоконченная рукопись»; последняя глава состояла из одних белых страниц. Этим всё было сказано: только Камилла могла написать конец романа. Она была потрясена, она тут же снова бросилась в его объятия с прежней безрассудной страстью, и эта тайная связь продолжилась, словно они ее и не обрывали.

– Несколько месяцев назад я сама порвала с тобой, – помнишь, в том мрачном кафе на Северном вокзале.

– Камилла, судьба подарила нам небывалое счастье, и я не хочу тебя потерять. Но признай, что вечно так продолжаться не может.

– Почему? Мы любим друг друга, разве этого мало?! – возразила она, сама не веря тому, что говорит.

– Я хочу, чтобы ты приняла наконец какое-то решение. Мы не сможем вечно прятать свою любовь в этом закутке. Мне нужно совсем другое, – горестно твердил Стивен.

Камилла, взволнованная до глубины души, ходила взад-вперед между стеллажами.

– Принять решение… Но какое? Бросить мужа и детей?

– Ты должна всерьез подумать о нас! Мы заслуживаем лучшего, чем эти воровские свидания, которые скрываем от всего света!

На глазах у Камиллы выступили слезы, по щекам потекли черные ручейки размытой туши.

– Я понимаю, – пролепетала она. – Ты вправе ждать от меня чего-то другого, но я не знаю, смогу ли я тебе это дать.

Подойдя к Стивену, она хотела прислониться лбом к его плечу, но он отступил назад.

– Ты свободна, Камилла. Но ты должна решить, какая свобода тебе нужна.

– Да пойми ты, у меня же дети! Разве я смогу жить, не видя их каждое утро?! – выкрикнула она, и лицо ее исказилось от муки.

Стивену безумно хотелось обнять ее, утешить, убедить, что все будет хорошо, но он сдержался. Он больше не хотел этой тайной жизни, этих торопливых ласк.

Камилла тщетно пыталась унять слезы.

– Значит, все кончено? Или все же?.. – всхлипывая, прошептала она.

Стивен едва сдерживался, не позволяя себе обнять любимую.

– Нет, это не прощание, я не хочу с тобой расставаться. Я только прошу тебя серьезно подумать. Давай дадим друг другу немного времени на раздумье.

Но Камилла вскрикнула, не помня себя от горя:

– Значит, ты позвал меня, чтобы напоследок заняться любовью, а потом прогнать, как зачумленную!

Стивен вышел из себя, он уже не выбирал слов:

– Камилла, хватит этих детских капризов! Мы должны принять решение, не откладывая! Чего ты хочешь – чтобы мы встречались украдкой еще пять или десять лет – переспать и мирно попить чайку? А что потом? Ах да, потом ты побежишь за сыном в коллеж. Хотя нет, что я несу, – не в коллеж, а в университет, ведь за это время столько воды утечет!..

Камилла замерла от ужаса: она не узнавала этого человека, который впервые обращался к ней с такой яростью. Она даже боялась отвечать, а он продолжал, все так же безудержно:

– Это уже невыносимо! Ты живешь легкой, приятной жизнью, в ней есть абсолютно всё – твой муж, твои дети и, вдобавок, я, к которому ты бегаешь, когда тебе приспичит. Кто я для тебя, можешь ты мне это сказать? Игрушка, развлечение, запасной выход, повод для воспоминаний в минуты скуки?

С этими словами он повернулся к ней спиной, сел за письменный стол и начал перебирать валявшиеся там счета. Молча, без единого слова. Испуганная Камилла замерла; эта словесная атака привела ее в ужас. Если Стивен решился на такую резкую отповедь, значит, он и впрямь решил порвать с ней.

Выждав несколько минут, она схватила свою сумку, жакет и медленно подошла к столу, за которым, по-прежнему молча, сидел Стивен.

– Я… я ухожу… Мне кажется, так будет лучше, – с трудом, почти неслышно вымолвила она.

Стивен отодвинулся от стола вместе с креслом и пригладил, в несколько приемов, свою седеющую шевелюру. Казалось, он уже слегка успокоился.

– Давай переждем какое-то время, ты согласна? – спросил он.

Камилла, вконец растерявшись от нового предложения своего любовника, только и смогла, что выдавить из себя короткое «да».

А Стивен, уже захваченный этой мыслью, действовал как автомат, неспособный понять смятение Камиллы.

– Три недели! Да, именно три недели, так будет хорошо!

Что он имел в виду? Она попыталась добиться от него объяснения:

– О каких трех неделях ты говоришь?

Стивен резко развернулся в своем кресле и устремил на Камиллу пронизывающий взгляд. Его лицо потемнело, он сжал зубы и сухо бросил:

– Я даю нам обоим три недели сроку. Вернее, не нам, а тебе. Обдумай всё как следует и через три недели скажи мне, что собираешься делать.

Глядя на этого человека, вдруг ставшего таким чужим, неузнаваемым, Камилла не смогла сдержать набежавшие слезы. Она была в полном отчаянии. Но Стивен не реагировал, словно не видел ее. Он по-прежнему сидел, она стояла перед ним. Но ни тот, ни другая не сделали попытки к сближению.

Наконец Камилла медленно направилась к выходу, но задержалась у двери и обвела взглядом магазин, словно хотела запечатлеть в памяти место, которое, может быть, никогда уже больше не увидит. Взявшись за дверную ручку, она чуть помедлила, ожидая хоть какого-то знака от Стивена. И тогда он встал и шагнул к ней. Она обернулась. Он коснулся ее лица, и Камилла бессознательно потерлась щекой о его пальцы, чтобы полнее ощутить запах его кожи.

Но он повторил свое предложение, прозвучавшее как ультиматум:

– Три недели! Я буду ждать твоего звонка.

И Стивен последним нежным движением вытер пальцем потеки туши под глазами Камиллы. Она схватила его руку и отбросила от своего лица. На секунду их пальцы переплелись. Как же ей хотелось, чтобы этот миг не кончался, – ведь он мог стать последним в их любви. Но Стивен отнял руку. Камилла открыла дверь, и та захлопнулась за ее спиной.

Переходя двор, она услышала голос Гавэна:

– Камилла, подождите!

Юноша подбежал к ней и испуганно посмотрел на ее залитое слезами лицо.

– Ох, простите, я не хотел…

Она подняла на него глаза, полные бесконечной скорби.

– Это вам… Тот пейзаж, который вам приглянулся.

И он протянул ей запакованную в плотную бумагу картину – океан и дюны.

– Спасибо… это очень мило с вашей стороны, я повешу ее у себя в кабинете, – пробормотала Камилла со слабой улыбкой.

– Благодарите не меня, а Стивена, это ведь он попросил меня преподнести ее вам.

Рука Камиллы на миг ослабла так, что она едва не выронила картину, но тотчас сжала ее сильней.

Камиллу неодолимо тянуло вернуться в магазин, к Стивену, но она сдержала себя. Только кивнула Гавэну на прощание и пошла своей дорогой.

Глава 3. Имею ли я право верить?

Любовь… может ли она уцелеть в серой рутине существования? Может ли довольствоваться привычкой, какой бы прекрасной та ни была? Имеет ли человек право на любовь, если взамен он способен подарить только усталость от прожитых лет?

Имею ли я право верить, что с нами никогда такого не случится?

Имею ли право думать, что наша любовь бессмертна? Ибо ты живешь в моем сердце, а я в твоем, и этого у нас никто не отнимет.

Что же мы сделали, чтобы так любить? Что же мы сделали, чтобы так страдать?

* * *

Несмотря на безотлагательное дело Дюронтена, Камилла не поехала в офис. Она долго бродила по улицам, не выбирая дороги, и наконец вышла к набережной Ситэ, вдоль которой тянулась длинная череда зеленых киосков букинистов. Облокотившись на парапет, она загляделась на Сену. Потом надела свои Ray-Ban, подняла голову и подставила лицо щедрому июньскому солнцу.

Ультиматум Стивена не давал Камилле покоя, вызывая целый рой вопросов. Ее мучила тоска, но еще сильнее было недоумение: почему Стивен так жестко отреагировал на ее слова? Почему говорил с ней так безжалостно?

Камилла упорно не хотела признаваться себе в том, что ведет налаженную, комфортную жизнь, которая вполне ее устраивает. Она гнала от себя мысль о том, что когда-нибудь придется сделать трудный выбор.

Так проходил месяц за месяцем, и вот теперь Стивен нашел в себе мужество сказать беспощадную правду. Он больше не хотел тайной связи.

«Три недели»… эти слова неумолчно звучали в голове Камиллы. Ультиматум Стивена был предельно ясен, и решение оставалось за ней. Да и существует ли такое решение, которое не шло бы вразрез с ее собственными желаниями? Хватит ли у нее отваги броситься в пропасть, чтобы наконец почувствовать себя свободной?

Сейчас Камилла была неспособна ответить на эти вопросы. Ею владело лишь одно чувство – ужас при мысли навсегда потерять Стивена.

* * *

Из этого оцепенения ее вывел чей-то голос.

– Ну, здравствуйте, моя красавица, как поживаете?

Перед ней стоял седой сутулый старик; судя по его оживленному лицу, он был не прочь завязать беседу.

– Извините, но… разве мы знакомы?

– Уверен, что знакомы! Я хоть и стар, но глаз у меня острый. Как только я вас тут заприметил, так сразу сказал себе: «Эге, да ведь это та самая дамочка, что и в прошлый раз!»

Камилла в недоумении разглядывала старика, не зная, что ответить.

– Мне очень стыдно, но…

Однако старик настаивал:

– Ну-ну, вспоминайте! Несколько месяцев назад вы тут разыскивали одного из наших.

Его искренность не вызывала никаких сомнений, и Камилла чувствовала себя ужасно неловко, как вдруг ее осенило: она ясно вспомнила тот день, когда высматривала здесь, на этом самом месте, Стивена.

– Господи, ну конечно… вы Симон! Простите, ради бога, я просто задумалась…

И она через силу выдавила из себя улыбку.

– Так вы его нашли тогда, нашего красавца Стивена? Я вам верно указал, где его можно сыскать?

Камилла нерешительно кивнула.

Но Симон не унимался.

– Его магазин «Слова и словесность» – вы его и вправду нашли? И самого Стивена тоже?

– Да-да, благодарю вас, вы мне все верно объяснили. И я его… нашла.

Симон облокотился на парапет рядом с Камиллой. Потом вынул из кармана пачку табака, бережно развернул листочек папиросной бумаги, щедро насыпал туда курево и начал сворачивать на колене «козью ножку».

– Хотите такую? – предложил он Камилле.

– Нет, спасибо! У меня свой персональный наркотик, полегче, – засмеялась она, открывая пачку сигарет light.

– Боже меня упаси от этой отравы, дамочка! Я их курил сорок лет кряду и чуть концы не отдал! Вот теперь смолю такие – они и покрепче и повкуснее, – заявил Симон, с видом покорности судьбе.

Он раскурил свою толстую самокрутку и протянул зажигалку Камилле.

Несколько минут оба молча курили, ритмично втягивая в себя дым: он – ядреный, она – душистый.

Наконец Камилла затушила окурок о камень парапета, и Симон снова заговорил:

– Ну, теперь, когда мы познакомились поближе, величать вас «дамочкой» как-то не с руки, вы не находите?

И он громко рассмеялся, что вызвало у него приступ глубокого, надрывного кашля. Лишь через несколько секунд он смог перевести дыхание и заговорить:

– Так как же мне теперь называть вас, дамочка?

– Камилла.

– Прекрасно, значит, так и запишем: Камилла. Но я все болтаю и болтаю. Может, вам неприятны мои расспросы?

– Вовсе нет. Наоборот: кажется, от разговора с вами мне полегчало. Вы… как бы это сказать… такой неожиданный собеседник.

Симон явно смутился. Он на минуту замолчал, шумно проглотил слюну.

– Вы позволите дать вам совет? – нерешительно спросила Камилла.

– Совет? Ну-ну, говорите!

– У вас такой кашель, что, наверное, следовало бы бросить курить.

Старик оглушительно расхохотался.

– Вот уж чего не будет, того не будет! – воскликнул он. – Коли подыхать, так с удовольствием – и желательно от самых что ни на есть тяжелых наркотиков!

Камилла закурила вторую сигарету.

– А вы-то сами что делаете? – насмешливо бросил Симон.

– Следую вашему примеру – отравляюсь. Только вот не получаю от этого никакого удовольствия.

– О-ля-ля! Догадываюсь, что вы здесь не для того, чтобы любоваться речными трамвайчиками. Или я ошибаюсь?

Камилла промолчала, но ее гримаса невольно выдала глубокую душевную усталость. Однако Симона не так-то просто было сбить с толку.

– Знаете, не мое это дело, конечно, но я дожил до таких лет, когда могу прямо высказывать свое мнение, и мне плевать, что думает собеседник. Похоже, у вас неприятности, я не ошибся?

Камилла ответила не колеблясь, словно вопрос Симона освобождал ее от тяжкой душевной ноши:

– Да!

– Неприятности, с которыми трудно разделаться? Или, вернее, трудный выбор, верно?

И она снова подтвердила:

– Да… выбор.

– И, думается мне, вы не знаете, как вам быть.

– Я знаю, чего бы мне хотелось… да, это я точно знаю! Но жизнь штука сложная, и, выбрав, я могу причинить горе… еще не знаю кому, но наверняка большое горе, и мне даже думать об этом страшно!

Несмотря на свою самоуверенность, старик явно растерялся от ее признания и предпочел положить конец их беседе.

– Прошу прощения, кажется, мне придется вас оставить. Там, у моей будки, какой-то тип роется в старинных почтовых открытках.

И Симон с усилием разогнул спину, опираясь на парапет. Но Камилла удержала его за руку.

– Побудьте со мной еще минутку, пожалуйста! – попросила она. – Если хотите, я сама куплю ваши открытки.

– Ну уж нет! – буркнул старик. – Теперь-то я точно знаю, что вас интересуют не пароходики; вы еще не все мне сказали…

Он не успел договорить; Камилла смущенно отдернула руку.

– Ох, извините!

– Да не за что. Я гляжу, у вас и пальцы холодные.

Откинув голову, Камилла собрала волосы и ловко сколола их в пучок. Симон внимательно следил за каждым ее движением. Он давно научился с первого взгляда разгадывать характеры туристов по их мимике, но сейчас никак не мог раскусить эту женщину, которую встретил уже во второй раз. Камилла заинтриговала его.

– Вот видите, Симон, моя помощница уже больше часа пытается со мной связаться. Наверняка по важному делу, а я не отвечаю.

– Кем же вы работаете?

– Я адвокат.

– И вас не волнует, что ваша помощница вам названивает?

– Не знаю.

– Да всё вы прекрасно знаете!

– Вы правы, конечно, знаю. Но мне сейчас важнее находиться здесь.

– Тогда возьмите да выключите этот чертов мобильник.

– Вы уверены?

– А разве можно быть хоть в чем-то уверенным?! Только сама жизнь подсказывает нам решения, но давайте не будем философствовать попусту, просто выключите мобильник, и дело с концом.

– А скажите, вы и вправду верите в то, что сказали о «самых тяжелых наркотиках»?

– Да!

– Но ведь это жестоко по отношению к себе!

– А вы-то сами что предпочитаете – мирное прозябание в ватном коконе или полную жизнь, со всеми ее бурями и ураганами, чтобы чувствовать себя живой?

– Чувствовать себя живой… но в ватном коконе, – вот оптимальный вариант.

– Тогда кончайте ныть и валите отсюда!

– Простите? – удивленно воскликнула Камилла, шокированная такой грубостью.

– Я повторяю: кончайте ныть и валите отсюда!

– А вы не стесняетесь в выражениях!

– Да бросьте, вас вовсе не обидели мои выражения. Иначе вы давно бы уже отсюда свалили, – отбрил старик.

Наступило короткое молчание.

– Вы правы, – отозвалась наконец Камилла.

– А на ваш вопрос отвечу так: я и впрямь в это верю.

– Значит, когда вы говорили о наркотиках, вы имели в виду…

– Полагаю, мы друг друга поняли. Самые опасные наркотики – вовсе не зелье, которым ширяются. Я имел в виду не ту отраву, что загоняют в вену, разрушая свое здоровье, а ту, что разрушает… вашу жизнь.

– И что же делать в таком случае?

– Разумно дозировать.

– Это не так-то легко, – прошептала Камилла.

– Да, нелегко, но только вы одна можете знать свою… как, бишь, это называется у нынешней молодежи? Ага, вспомнил: свою shoot[11]11
  The shoot (англ.) – здесь: «поляна», доза (жарг.).


[Закрыть]. Так ведь они говорят?

И Симон заключил:

– Ну, ладно, всего не перескажешь; с вами приятно беседовать, но покупатели-то не ждут!

Потом с ухмылкой добавил:

– Приходите еще, когда захочется, я вас все-таки попотчую своим табачком, лучшим из всех тяжелых наркотиков.

– Даже не надейтесь!

Но старик вдруг схватил Камиллу за руку и сказал, пристально глядя ей в глаза:

– На самом деле вам не требуется мой «тяжелый наркотик». Я уверен, что у вас есть свой, хоть и не знаю, какой именно. И вы никак не можете решить, что делать – увеличить дозу или покончить с этим раз и навсегда.

– Вы просто удивительный человек!

– Еще бы, вот уже пятьдесят лет как я разгадываю клиентов по их повадкам, и всё те же пятьдесят лет успешно торгую старыми книгами и открытками, чему ж тут дивиться… Но я вам, верно, уже надоел, а покупатели и впрямь ждать не любят. Так что мне пора.

– Спасибо вам.

– И последний совет: отказ от наркотика не всегда себя оправдывает. После этого долго мучаешься, а кончается тем, что к нему все равно тянет… Так что подумайте хорошенько, прежде чем принять решение! И не забудьте свою картину, – я уверен, что она великолепна!

И в самом деле, Камилла оставила картину у ног, прислонив к парапету, и чуть не забыла о ней во время этого неожиданного разговора.

Старик помахал ей на прощание и направился к своей «будке», где столпились многочисленные покупатели.

* * *

Беседа с Симоном показалась Камилле странной, почти нереальной. Без сомнения, это объяснялось переизбытком эмоций и тягостными мыслями, которые она без конца перебирала и переоценивала. Увы, в конечном счете она так и не пришла ни к какому решению.

В ее кармане снова завибрировал смартфон; она поспешно выхватила его и увидела, что это уже пятый вызов ее помощницы. На сей раз Клаудиа прислала ей сообщение о том, что Ришар добился встречи с судьей, и тот обещал принять ее завтра в 9 часов утра во Дворце правосудия.