Текст книги "Острова желаний"

Брюс Федоров
Острова желаний

Их жизнь загадка, а дела и имена – государственная тайна. Любые совпадения с реальными личностями носят случайный характер и не входят в намерения автора.

Предисловие

2000-й год Россия встречала во всей красе сумерек постперестроечного периода.

Московский седой профессор с тревогой осматривал немногочисленную, но очень шумную студенческую аудиторию, стараясь понять с какой целью в прославленном вузе собрались эти непонятные ему молодые люди.

Тем временем, на бескрайних бетонных полях ОКБ им. В.М. Мясищева свободно гулял ветер, он вихрем врывался через полуоткрытые окна в пустующие анфиладные залы, некогда наполненные творческими коллективами конструкторов, создававших уникальные авиационные комплексы, в сердцах хлопал дверями, сдувал пыль с пустых стеллажей.

Выходит, именно он, ветер перемен поднял в воздух и смял в огромный никому не нужный ком смелые инженерные идеи, поражавшие когда-то своей простотой и гениальностью целый мир?

От былого монолита, где некогда родником била техническая мысль осталась лишь охрана, с удовольствием разминавшая на турникетах свои истерзанные тренировками мышцы, да сиротливо собравшиеся в небольшом ангаре образцы технических забав: девятиместный самолет "Гжель" и моноплан для исследования верхних слоев атмосферы "Стратосфера".

Кажется, что вся грозная мощь одного из лучших КБ страны вдруг сжалась в кулак и стыдливо спряталась на дальних аэродромных площадках как скромная Золушка, вернувшаяся к порогу своего кухонного царства, только вместо ударных авиационных комплексов она увидела громоздкий "ЯК-40" с огромной бортовой надписью: "Алла".

А в Дубне или Протвино старенький советский синхрофазотрон кашлял и накалялся, безуспешно пытаясь разогнать элементарную частицу до прежних параметров, мечтая выполнить контракт и наполнить скудный бюджет бывшего научного флагмана бывшей великой страны.

По разбитым тамбовским животноводческим комплексам неспешно прогуливался пьяненький колхозный сторож, стараясь найти в бесформенных кучах строительного мусора металлические части от дойного аппарата "Ёлочка", которые можно было бы сдать на металлолом и на вырученные копейки со смыслом провести надвигавшийся хмурый вечер.

Согбенная армия чинила сапоги, резала ракеты и на запойных офицерских застольях всё ещё вспоминала былые подвиги и печально склоняла головы перед своими победными боевыми знаменами.

А на улицах больших городов, обросших пестрыми плакатами и световыми рекламными панно, завлекающими торопливых и всегда чем-то озабоченных пешеходов в вихревые потоки начального накопления капитала, было совсем весело.

Тяжелые шестисотые мерседесы, окруженные охраной в черных утюгах "Expedition", ледоколами проламывали застывшие городские пробки под услужливые приветствия автомобильной инспекции.

Бравые парни с тугими шеями и свинцовыми затылками четко определяли расстановку национальных экономических приоритетов и указывали государству на его место.

Звонкие рассыпчатые пистолетно-автоматные выстрелы безапелляционно и легко решали, казалось бы, сложные вопросы имущественных отношений, выбивая из них зануд и смутьянов.

А буйный шаман в алкогольном мереченье всё кружил и кружил в бесноватом забвении над поверженным телом раненой птицы-лебедя при равнодушии одних и зачарованной отупелости других, предавшихся беспамятству в ожидании обещанного чуда. и изгнавших из душ любовь и отвагу в угоду вседозволенности и златострастию.

Разлетелась, с погребальным звоном распалась убогими национальными осколками великолепная мозаика, собранная тысячелетним трудом многих народов. В исторической сумятице была оборвана солнечная нить межнационального единства и сотрудничества, питавшая своей животворящей силой созидательную работу, в чем-то наивную и тщетную, где-то непонятную, но, несомненно, отважную и героическую, по возведению невиданного в истории людей здания гармонии и справедливости.

Безвозвратно ушел не только 20-й век, но целое тысячелетие. Канула в лету эпоха становления невероятного по своей духовной и созидательной мощи государства, избравшего своей отправной точкой Корсунь и христианский подвиг святого князя Владимира-крестителя; страна, через победы и тяжкие испытания отвоевавшая право на шапку Мономаха, державная тень от которой из столетия в столетия растекалась по странам и континентам, объединяя и примиряя разноязыкие племена и народы, в стоическом стремлении воплотить в жизнь идею под названием Святая Русь.

Открылась новая страница истории. Кто-то неведомый и могущественный уже начал вписывать первые строки в канву нового неожиданного сценария, приводя в смущение самых искусных мировых оракулов.

Бредущая во тьме новая Россия начала свой тернистый путь не с великого духовного помысла, а с детской нетерпеливой прихоти ожидания ваучерного счастья.

Видно где-то спряталась, до поры затаилась птица Феникс и недосуг ей оберечь и прикрыть своим крылом расшалившихся детей.

* * *

Глава I

И всё же, подчиняясь законам вечности, 2000-й год утвердился на календаре, уверенно перелистывая месяц за месяцем, пока не остановился на октябре, когда налет увядания уже прошелся по кронам деревьям, собирая на газонах аккуратные кучки из опавшей листвы, опутанной белесой паутиной.

Московская осень всегда умела в нужный момент порадовать жителей вечного города свежим дыханием позднего "бабьего лета", решительно смывая зеленую краску с многочисленных парков и бульваров, и смело добавляя в листву деревьев и кустарников золотисто-багряные, бурые и даже коричневые тона.

В один из таких погожих октябрьских дней, когда нисходящее солнце дарило городу последнюю усладу тепла, в офисе небольшой частной компании с экзотическим названием "South American Technologies", тихо совещались двое мужчин. Контора располагалась в районе метро Академическая, на улице с точно таким же названием, в одном из непримечательных зданий, сооруженном из кривых железобетонных блоков, которыми густо утыканы все российские города.

Мужчинам было около сорока, и они находились в лучшей мужской поре, когда тело сохраняло ещё много сил и энергии, а голова была основательно упакована разнообразными событиями бурного прошлого, которые принято называть уникальным житейским опытом. День был свободным, в том смысле свободным, что немногочисленным служащим компании было разрешено провести его по своему усмотрению с безусловным сохранением денежного содержания.

Чтобы исключить вторжение случайных посетителей, мужчины заблокировали электронный доступ в офисное помещение и прошли в комнату отдыха, обставленную в строгом стиле классического будуара. Здесь превалировала осанистая кожаная мебель, столь любимая людьми основательными и презирающими современные изыски дизайнерского модернизма. Интерьер дополняла обязательная для мира средних фирм и компаний профессиональная видео – и аудио система, а также пара искусственных декоративных деревьев, призванных имитировать пейзаж среднерусской полосы. Изюминку обстановке придавал массивный деревянный стол с полукружьями удобных развалистых стульев. Казалось, вся обстановка предназначалась больше для веселых дружеских застолий, нежели для нудных служебных совещаний.

Один из мужчин, чуть повыше ростом и откликавшийся на имя Влад, был одет в деловой темный костюм со светло-серой строчкой, и расстёгнутую на две пуговицы от воротника белую рубашку, правда, без галстука, безучастно повисшего на подлокотнике одного из двух массивных кожаных кресел. Влад подошел к бару-купе из бразильского фернамбукового дерева с инкрустацией, открыл стеклянные створки с золотистыми ручками и, полуобернувшись к своему спутнику, спросил его:

– Виктор, ты что будешь?

– Пожалуй, сегодня скотч, вот этот с рогатым оленем на этикетке.

– Тогда это и мой выбор, – согласился Влад.

Из бара были извлечены тарелка с дежурным набором соленых орешков, долек лимона, разноцветных сухофруктов и бутылка доброго шотландского виски "Dalmore" с узким горлышком.

Расставив приборы на сервировочном столике, мужчины расположились напротив друг друга на полукруглом диване из дорогой английской кожи бордового цвета, чтобы свободно и уютно чувствовать себя в ходе ожидавшей их длительной беседы.

Без лишних слов стаканы для виски были наполнены и также в молчании выпиты.

Несложно было догадаться, что мужчины были давно и хорошо знакомы и испытывали друг к другу взаимные дружеские чувства, что лишний раз подтверждала особая теплая улыбка, которая регулярно появлялась на их мужественных лицах в процессе завязавшегося разговора, содержание и смысл которого нам станет известен несколько позже.

– Словом, Виктор, – произнес Влад, подытоживая беседу – через месяц нам лететь в Париж.

Глава II

Отправлявшийся через месяц рейс из Москвы AF – 1845 был утренним, что предвещало большой и насыщенный событиями день в Париже.

Унылая погода конца ноября, столь обычная для Москвы, отказывалась создавать нужное для таких случаев приподнятое настроение, заставляя воспринимать предстоящие переговоры во французской столице с чувством устойчивого пессимизма, столь характерного для умонастроений большинства людей в России начала нового 21 века.

Аэропорт прежнего, ещё того Шереметьево, уже начал выстраивать свой суетливый рабочий день.

С каждым часом всё возрастающая разноплеменная людская масса постепенно и всё больше накапливалась в его центральном зале, то создавая пузыри из гомонящих туристических групп, то дробясь на представителей особой категории пассажиров, которые предпочитали пораньше прибывать в московскую воздушную гавань с тем, чтобы, заняв лучшие стулья и стойки многочисленных баров и кафетериев, предаться торопливому предполетному чревоугодию и загодя заправиться перед вылетом парой кружек нефильтрованного мутноватого пива и порцией всесезонного фастфуда.

Высокий потолок, с висящими медными трубами, похожий на гигантский орган, казалось, аккумулировал все звуки, которые порождали голоса и шарканье ног суетившейся внизу людской толпы.

Широкая, похожая на площадь территория холла была сплошь утыкана разновеликими монбланами из неряшливых перетянутых ремнями чемоданов, затертых дорожных сумок, узлов и корзин. За поклажей зорко следили полусонные страдальцы, коротающие ночь в ожидании отложенных рейсов.

Ну что ещё можно сказать о жизни ведущего аэропорта страны того времени?

Вот семья из мамы, папы и звонкоголосых деток, в окружении громоздких, разновеликих баулов и больших перевязанных пластиковых пакетов. Они предвкушают скорую встречу с одним из курортов Средиземноморья, который, по определению, должен быть одновременно и недорогим, и престижным, и достойным того, чтобы по возвращению быть упомянутым в разговорах с друзьями, такими же искателями комфорта и развлечений по ценам ниже плинтуса трехзвездочного отеля.

А вот крикливая, как стая гомонящих воробьев, туристическая группа, где каждый старается переговорить или перекричать другого, рассказывая о необыкновенных приключениях, которые довелось пережить ему где-то и когда-то, в краях неведомых и другим недоступных.

Всем этим разноголосым хором управляла воля невидимого дирижера-информатора, металлический голос которого срывал с насиженных мест завсегдатаев аэропортных баров, заставляя их с энтузиазмом подхватывать свои неподъемные чемоданы и тюки и устремляться к пунктам таможенного, билетного и паспортного контроля.

Лица людей моментально приобретали серьезный и ответственный вид, словно они готовились к принятию важнейшего жизненного решения, а в их разноголосицу вплеталась ниточка тревоги, как это обычно бывает перед дальней дорогой.

Посадка на разнонаправленные рейсы объявлялась все чаще, вызывая всплески эмоций и приводя в движение тонкие человеческие ручейки, плавно перетекавшие к стойкам таможенного досмотра, пройдя который, участники воздушных перелетов с чувством облегчения вновь сбивались в плотную толпу, соперничающую у турникетов проверки загранпаспортов.

Прозрачные плексигласовые кабинки погранслужбы воспринимались разноликой публикой в качестве последней линии государственной обороны России, за которой открывался проход в другой, пока ещё далекий и неосязаемый, но уже такой желанный и чарующий мир; где на изумрудно-хрустальной океанской волне качались похожие на белые чайки яхты, где песчано-золотистые пляжи заполняли загорелые и беспечные люди, где зеленые парижские бульвары оплетали людские сердца вечной привязанностью. А на другом ещё более дальнем конце земли, присмотрев на обед особо сочную веточку, медленно подтягиваясь, пробирался по эвкалипту забавный мишка – коала.

Нетрудно было предположить, что именно такие картины складывались в воображении пассажиров, которые с полным правом называли себя заядлыми путешественниками. Успев приобрести со скидками общий тур за полгода, они в нетерпеливом ожидании предстоящей поездки старательно формировали в своем воображении цветастый калейдоскоп из выдуманных неповторимых событий, живописность которых дополнительно дорисовывались личной фантазией каждого.

По обыкновению, для этого раннего часа офицеры пограничной службы, уже заканчивавшие свою утомительную ночную смену, выглядели усталыми, равнодушно проверяя по "черным спискам" паспорта своих и не своих граждан.

Попав, наконец, в зону "Duty Free", где витал обманчивый дух нейтральной полосы, двое крепких мужчин прошли на второй этаж к одному из кафе-баров, игнорируя анфиладу сверкающих зеркальными витринами бутиков. Центр притяжения для тысяч суетящихся пассажиров, с удовольствием погружающихся в мир восторгов при виде больших и малых глянцевых коробочек с французской парфюмерией, шотландским виски и гаванскими сигарами.

В обоих мужчинах не трудно было узнать тех двух собеседников, с которыми нам месяц назад довелось познакомиться в офисе на улице Академическая.

– Ну что, возьмем чай с бутербродами? – спросил один из них, уже известный нам под именем Влад. На этот раз он был одет в темно-синие вельветовые джинсы и темно-бордовую кожаную куртку из лайки с накладными карманами, из-под которой выглядывали крылышки воротничка рубашки, расчерченной красно-синими линиями квадратов в стиле шотландского килта.

Его удлиненное загорелое лицо с слегка втянутыми жесткими щеками, высокий лоб с продольными морщинами, крупный квадратный подбородок и продолговатый нос с небольшой горбинкой выдавали в нем человека, сдержанного, волевого и, по всей вероятности, давно привыкшего к перипетиям походной жизни.

Светло-карие глаза смотрели несколько угрюмо, если не сказать настороженно, что, впрочем, сразу исчезло, сменившись на искорки теплоты, как только он посмотрел на своего товарища.

Его попутчиком, которого звали Виктор, был человек плотного, даже атлетического сложения, о чем свидетельствовали контуры бицепсов, рельефно выступавших даже под тканью добротного серого твидового пиджака с локтевыми коричневыми кожаными накладками на рукавах. Плотные зимние джинсы и светло-коричневые ботинки из хорошей английской кожи дополняли облик бывалого и уверенного в своей силе человека.

Оба были в чем-то неуловимо похожи друг на друга. Может тем, что имели одинаково обветренные лица с бронзовым налетом загара, оставленным нездешним солнцем. Или потому, что их движения носили выверенный и рациональный характер, в чем-то напоминавший изготовившегося к прыжку ягуара, царя хищного мира тропических дебрей Амазонии. Было забавно видеть, как в людском броуновском движении в узких и тесных коридорах зоны свободной торговли они синхронно и без труда прокладывают для себя наиболее короткий и простой путь.

Однако при общей схожести в манере держаться оба путника были людьми весьма, если не сказать во многом, разными.

Двадцать лет беспрерывных странствий по различным континентальным весям и перелескам, в которых единственным критерием, определявшим всю его служебную и личную жизнь, было боевое задание Центра, создали из Влада исполнителя, для которого чувство долга и ответственность за порученное дело превалировало над любыми другими чувствами и страстями, столь естественными и необходимыми для нормального существования любого человека.

Заряженный на беспрерывную аналитическую работу, его мозг был приучен перерабатывать бесконечную череду почти всегда противоречивых фактов и оценок, вырабатывая оптимальные решения для задач повышенной сложности в ежеминутно меняющейся оперативной обстановке. Образы людей уже не могли восприниматься им под упрощенными характеристиками плохой – хороший, добрый или злой, честный праведник или отъявленный мошенник и подлец.

Любой человек в независимости от своих сильных или слабых сторон характера: профессионально успешный или погрузившийся в миазмы социального дна, общественно признанный или унылый неудачник, прозябающей в безысходности пьянства и наркотического дурмана, мог быть интересен и полезен для Влада, как уникальная возможность для того, чтобы использовать его для выполнения оперативного задания, которое должно быть выполнено безусловно.

А краткий отчет, должен был своевременно направлен в Центр, общение с которым состояло лишь из простых, сдержанных цифровых групп шифр телеграмм, да редких личных встреч с оперативными курьерами на перекрестках большого, несовершенного, погруженного в вечные дрязги и конфликты мира людей.

Только за время многолетней самостоятельной работы в индивидуальном режиме Влад сумел полностью осознать суровую правоту огромного коллектива людей: оперативных кураторов, наставников, преподавателей, инструкторов по исключительным по своей специфичности дисциплинам оперативной и боевой подготовки, которые изо дня в день, не жалуясь на усталость и время, работали с ним долгие годы с единственной целью создать из него уникального по своим оперативным и боевым возможностям специалиста, готового выполнить любое задание руководства.

Только таким образом, на основе высочайшей и беспрекословной требовательности создавались одиночки; избранные, умеющие идти до конца, игнорируя вопросы жизни и смерти, а если потребуется, то и самого себя, с простой и естественной уверенностью в том, что интересы Родины превыше всего. Это были люди, для которых понятия личной славы, известности и обогащения не существовали изначально.

Понятно, что герои, выдуманные чьим-то литературным талантом и облаченные в замысловатые книжные хитросплетения и сюжеты популярных кинолент, имеют право на существование, как общественная потребность. Магнетизм, ореол и необычность личности, взращенной и растиражированной усилиями масс-медиа, всегда призван поднимать на своем примере сотни последователей, ещё никому не известных, но уже идущих по их следам и решающих вопрос выбора своего жизненного пути и предназначения.

Общество нуждается и создает для себя примеры, но только не для таких дел и таких случаев, когда задачи государства имеют столь особую важность, что не подлежат обнародованию и комментированию в течение нескольких столетий. Для таких задач любое раскрытие личности сотрудника спецслужбы и поставленной перед ним цели определяется как утечка информации и провал задания, что вызывает длинную череду негативных последствий для многих вовлеченных в операцию людей и наносит зачастую невосполнимый ущерб интересам страны.

Однако сделать заключение о том, что устойчивая привычка к самодисциплине и самоконтролю превратила Влада в отрешенного от мира сухаря было бы крайним заблуждением. Для того, чтобы быть, но и чувствовать себя своим в чужеродной культурной и языковой среде, уметь находить взаимопонимание одновременно как с патрициями, так и с париями того, другого общества, нужно по меньше мере развить в себе талант актера с десятком личин, сменяемых по желанию и необходимости.

Справедливости ради надо сказать, что эта многогранность личности постепенно, с годами, наложила свой особый отпечаток на характер Влада, выработав в нем неожиданную склонность к консервативным взглядам, строго выверенным привычкам и суждениям. Осознание постоянной опасности со временем стало обыденным и воспринималось им теперь как необходимое условие его повседневного существования, не волнуя и не вызывая эмоций, притупляя чувство страха и тревоги.

Закрытый от постороннего взора внутренний мир, он умел сохранять душевное спокойствие даже в те минуты, когда требовалась максимальная концентрация сил и энергии. Это спокойствие порой трансформировалось в ставший для него привычным тяжелый изучающий взгляд светло-карих глаз, что оказывало на его собеседников давящее воздействие.

Влад понимал, что самоуспокоенность – вещь коварная в деятельности профессионального сотрудника спецслужбы и может в любой момент обернуться утратой бдительности и как следствие привести к ошибкам, как в оценке оперативной обстановки, так и принятию скоропалительных и ошибочных решений.

Замечая за собой эту неуместную особенность, Влад в годы активной боевой работы порой испытывал досаду и тогда старался взбодрить себя воспоминаниями о далекой Родине, привычной и любимой им офицерской среде; и его сердце тревожилось всплывавшими перед глазами образами товарищей и щемящими воспоминаниями о безвозвратно ушедшей молодости, когда мир был так ярок и чист и широко открывался перед ним манящей улыбкой белокурой босоногой девушки.

Однако всё проходит и всё меняется. Привычный мир перевернулся и стал другим, оставив за бортом тех, кто до конца был готов бороться за прежние идеалы и под прежними знаменами.

И вот теперь он сидит и ждет рейса во Францию, не до конца понимая, зачем ему это нужно и зачем он вовлек в эту авантюру Виктора, своего старого друга и боевого товарища.

Виктор всегда нравился ему не тем, что они оба прошли одну и ту же оперативную школу и что каждый доказал себе и другим, что имеет право сидеть за столом единомышленников и знать, что ему здесь все рады, а его слово имеет значение и будет услышано. Нет, не только поэтому.

В Викторе его подкупала основательность, надежность и внутренняя сила, которая подсознательно вызывает страх у противника и так привлекает женщин, которые интуитивно чувствуют в таком мужчине защитника и хотели бы иметь его рядом с собой на жизненном пути для оберега дома и детей.

Отличительной чертой спутника Влада была способность настойчиво добиваться цели, даже в тех ситуациях, которые казались на первый взгляд безнадежными. Легкая растерянность, которая порой возникала у него в начале больших дел, весьма быстро исчезала, уступая место непреклонному упорству и хладнокровию. Как все физически сильные люди, а в молодые годы увлечение спортом привело Виктора к присвоению ему звания мастера спорта СССР по вольной борьбе, он был снисходителен к обычным людям, охотно прощая их слабости и недостатки. Чувство здорового авантюризма делало его незаменимым товарищем и напарником в делах с непредсказуемым исходом.

Немногословность и умение слушать собеседника сопрягалось с редким качеством выделять из беседы главное и делать точное заключение о сущности человека на основе всего лишь краткого общения с ним. Выводы Виктора о людях и сопровождающих их событиях были, как правило, корректны и точны, без преувеличений, додумывания и философских излишеств.

Расчерченное резкими линиями мужественное лицо, волевой подбородок, глубоко посаженные темно-серые глаза, привычно внимательно следящие за поведением собеседника, устойчивая, несколько развалистая походка борца, лишь усиливали впечатление о нем как о сильном человеке, крепко стоящим на грешной земле.

В руках оба путника имели с собой лишь небольшие легкие саквояжи, предназначенные для непродолжительной поездки, которые они небрежно разместили на стульях, приставленных к одному из свободных столиков, стоявшему у балконной решетки, нависшей над проходом пешеходной зоны, что позволяло им свысока наблюдать людскую круговерть.

Светловолосая слегка заспанная барменша в аккуратной юбке с кокеткой подала им заказанные бутерброды с колбасой и чай в пакетиках.

Оба сохраняли молчание.

Влад машинально принялся опускать чайный пакетик в чашку с кипятком и делал это до тех пор, пока, наконец, не удовлетворился полученным чайным окрасом. После чего стал медленно накручивать нитку пакетика на ложку, выжимая из него коричневатые остатки танина. Забросив в чашку дольку лимона и кубик сахара, он принялся слегка прихлёбывая, пить чай, одновременно сильно втягивая в себя воздух, стараясь таким приёмом хоть немного охладить горячий напиток.

Виктор долго, с сомнением рассматривал жесткий кусок белого хлеба, на котором нахально разместился оплывший кусок сервелата, с подтянутыми вверх как у буддийской пагоды углами. И в итоге отложил его, справедливо решив, что здоровье важнее, и также приступил к несложной чайной церемонии.

Закончив собственные манипуляции с чайным пакетиком, Виктор перевел взгляд на Владимира и, выждав минуту, негромко спросил:

– Влад, ты мне всё же ещё раз объясни. В чем смысл нашей поездки? Ты знаешь, что я тебе полностью доверяю, но пока что ничего толком так и не понял.

– Виктор, этот вопрос до конца и мне не ясен. Идея возникла спонтанно. Я тебе уже говорил, что недели четыре назад на мой мобильный номер позвонил некто. Мне назначили встречу в гостинице Метрополь, на которую пришел некий Алексей Бойер или вернее Алекс, как он предпочитает себя называть, объявивший, что имеет поручение со мной переговорить по рекомендации влиятельных людей из Франции. Их имена и занимаемые должности он назвать отказался.

Как стало понятно со слов этого парня, его европейские партнеры считают, что я являюсь хорошим специалистом по Латинской Америке, знаю обстановку и национальные традиции, владею не только испанским языком, но также и местными индейскими наречиями такими как кечуа и гуарани. И это действительно так. Непонятно, как они умудрились собрать эту информацию. Саморекламой никто из нас не занимается. Значит, кто-то из нашей среды много болтает. Распустили языки после распада СССР.

Ты знаешь, что я не раз бывал во Франции, да и то больше проездом, хотя и задерживаться приходилась для решения ряда вопросов, а вот в Латинской Америке, где я провел многие годы, мне довелось выполнять задачи иного рода. Вживаться в национальную действительность, обретать идентичность местного гражданина, обзаводиться помощниками и выполнять с их помощью специфические задачи, которые регулярно подбрасывает Центр, словом, сам знаешь. Думаю, интерес тех, кто ждет нас в Париже, как-то связан с Латинской Америкой.

– Ты уверен в этом? – с сомнением полюбопытствовал Виктор.

– Я только предполагаю. По логике из сюжета разговора с Алексом вытекает именно такой вывод, – откликнулся Влад.

– Возможно так, а может быть не так. Ты сам помнишь по прошлым делам – сколько раз с людьми мы, начав разговор издалека, подходили к сути вопроса только через недели и месяцы общения. Может быть, кто-то намеревается прощупать тебя совсем по другому поводу, – заметил Виктор с ноткой скептицизма в голосе.

– По-разному бывает. Да и что толковать об этом. Поступим проще. Если что не сладится, максимум что парижские партнеры обретут от нас, так это пару крепких затрещин, как сказал один забавный персонаж из славного советского мультфильма, – усмехнулся Влад. – Или тебя уже сейчас что-то не устраивает?

– Да, нет, – покачал головой Виктор. В нашем положении быть привередливыми глупо. Считай, все девяностые, после ухода со службы мы с тобой и другими парнями только и делали, что старались выжить в этом перевернутом мире, где правит бал личная выгода и насилие. Не наш это выбор. Его нам умело навязали. Пришлось привыкать и привыкли. А Латинскую Америку я люблю и также знаю её неплохо. Несколько раз доводилось бывать на этом континенте, когда дело касалось подбора и оборудования резервных площадок для морского и воздушного десантирования. Славный уголок мира, в котором люди живут эмоциями и яркими чувствами, а страсти такие же бурные как воды водопада Игуасу. Помнишь эти места?

– Ну, недалеко от этих мест на реке Парана мне и рыбачить доводилось. Даже взял на спиннинг несколько замечательных tig re del rio, как местные их называют. Это дорадо. Настоящая рыба боец. Пример для человека как нужно вести себя даже в безвыходных ситуациях. До сих пор тянет в эти края, – живо откликнулся Влад, погружаясь в приятные воспоминания.

– Если речь идет о Латинской, то эта идея мне тоже нравится. А с парнями в Париже мы разберемся. Не впервой. Раз они оплатили нашу поездку, уже неплохо, – подытожил Виктор, прислушиваясь к невнятному женскому голосу информатора, безостановочно объявлявшего посадки и прилеты очередных рейсов. – Похоже, что объявили посадку на наш рейс. Пойдем и мы, пожалуй.

Влад Бекетов и Виктор Азаров, а именно так звали наших друзей, подхватили свои дорожные сумки и направились к воротам номер 18, где служба контроля уже пропускала к посадочному трапу заторопившихся пассажиров.