Текст книги "Поляки в Дагестане"

Ездили к родным

«Я мало что знаю о своей родословной, – сразу предупредила меня Евгения Станиславовна Квицинская-Сурхаева, – потому что, когда моя мама, Зоя Николаевна, умерла, мне еще не было 2-х лет. А родилась я в 1929 году в высокогоном ауле Гоцатль, где отец мой, Станислав Игнатьевич Квицинский на консервном заводе работал в должности старшего бухгалтера. Он – выходец из Варшавы, появился на свет там, а вот как попал в Дагестан, объяснить не могу.

В семье об этом не принято говорить.

Знаю, что отец по своей должности работал, кроме Гоцатля, еще в Гунибе. Затем в 1940 году переехал в Буйнакск, преподавал на курсах, одновременно совмещая работу бухгалтера в ФЗО. Здесь же привел домой Антонину Николаевну, которая стала моей мачехой. Она народила отцу пятерых детей.

… Если желаете, я их перечислю». Я пожелал. Евгения Станиславовна загибая пальцы называет пятерых своих неполнокровных братьев:

1. Юрий Квицинский – родился в Гунибе, жил в Куйбышеве, строитель.

2. Станислав – родился в Унцукуле, работал в музыкальной школе в Махачкале.

3. Виталий – проживал в Буйнакске, электротехник.

4. Александр – обитал в Небит-Даге, инженер-строитель.

5. Валентин – родился в Буйнакске. Где он живет и чем занят моя собеседница не знала.

Отец их, Станислав Игнатьевич, вдруг запил, переехал в Махачкалу, оттуда в Ростов-на-Дону, где и умер в одиночестве в 1961 году.

Оказалось, что у Евгении Станиславовны в Польше имелась двоюродная сестра – Анна Григорьевна Якимюк. Жила в деревне недалеко от г. Белосток. Домохозяйка. Муж также при доме. Поляки выращивали картошку, клубнику, разводили свиней. Часть продавали государству. Жили как будто неплохо.

«Я связалась с ними, и получила вызов. От Варшавы до них на электричке 12 часов езды. Я же, – говорила собеседница, – поехала напрямик через Брест за 4 часа. Кроме меня, брат Станислав с моей дочерью Тотугуш (Тоней) также ездили погостить к родным. Визу давали на месяц, выдерживала 20 дней, не больше. Не успевала приехать, как начинала тосковать. Действительно, в гостях хорошо, а дома лучше. Теперь о себе. Мужа Абдулабека, вы знаете с пеленок. Он художник. Сейчас на пенсии. У нас четверо детей.

Зоя получила высшее педагогическое образование, преподает в Эрпелинской школе географию и биологию.

Карим – техник. Соня – продавец. Таня – швея. У всех есть семьи. Я окончила только 5 классов. С 1943 года работала на консервном заводе сварщицей, а последние 15 лет – санитаркой в лаборатории. Много раз награждали грамотами, премии давали, считали человеком, хотя образованием я не вышла…»

Внук Ярослава Домбровского

Лет 45 назад в жаркий полдень я оказался в унцукульских садах. Справа от дороги обнаженные до пояса студенты возводили какое-то здание. Среди них приметил выпускника моей, 5-й буйнакской школы, Чинчурова Магомед-Али.

Заметил и он меня, подбежал и стал звать отобедать с ними, который вот-вот подоспеет. Обедать в такую жару мне не хотелось. На нас обратили внимание. К нам направился явно не студент. Это был гигант под два метра ростом.

– Вы, Гаджиев, – произнес он, подавая руку, то ли спрашивая, то ли сомневаясь тот ли человек перед ним стоит.

Я на всякий случай подтвердил:

– Да, Гаджиев.

– Я начальник стройки, Станислав Янович Домбровский.

– Домбровский? – мне показалось, что я ослышался. – Вы поляк?

– А что удивительного?

– Удивительно то, – отвечал я начальнику стройки, – что в Дагестане впервые встречаю однофамильца командующего всеми вооруженными силами Парижской Коммуны – Ярослава Домбровского.

– Я не только его однофамилец, а прямой потомок…

Если бы с чистого унцукульского неба прогрохотал гром, я бы, наверное, не удивился так, сколько словам Станислава Яновича.

– Надеюсь, теперь вы отобедаете с нами?! – слова Чинчурова Магомед-Али вернули меня в мир чувственных вещей.

В это время раздались удары молотка о буфер, зовущий студентов к еде. Я вооружился ручкой и блокнотом, чтобы немедленно познакомиться с потомками легендарного Ярослава Домбровского. Однако Станислав Янович остудил меня вопросом:

– Говорят, что вы владеете кумыкским языком?

– Более-менее, – подтвердил я, – а что?

– А то, что кумыки говорят: «Чем хабары – лучше хинкал». Так что приступим к еде…

В этот день мне не удалось поговорить с начальником стройки. Он дал мне свой буйнакский адрес, пообещав встретиться в начале сентября.

Я едва дождался назначенного срока. С утра двинулся в микрорайон «Дружба» и в доме № 65 робко постучался в дверь на 4-м этаже. Хозяина я застал за отдыхом, что мне и нужно было. Мы сели по обе стороны журнального столика, нам подали чай и сладости.

Я весь превратился в слух.

Воспоминания Станислава Яновича я старался записать, не пропуская ни одного слова, но если бы я вздумал воспроизвести здесь все, что слышал, мои записи растянулись бы как расстояние от Буйнакска до Парижа, где в 1871 году командовал генерал Ярослав Домбровский.

Привожу вкратце рассказ моего нового знакомого.

«Отец, Ян Эдмундович Домбровский, родился в 1900 году в Рудянах Виленской губернии. Я его помню с 1931 года, когда мне шел 6-й год. Он был вооружен саблей, карабином, имел лошадь. Командовал кракусами, это вроде казаков в России.

Станислав Янович Домбровский

Два-три раза в году он выезжал на учения, где происходили состязания по рубке лозы, вольтижировке и т. д.

Отец не раз завоевывал призы на играх. И это не удивительно, если учесть его рост в 198 сантиметров. Когда служил в артиллерии, на спор поднял до груди лафет орудия, чего не могли сделать 4 человека. Терпеть не мог, когда на скачках его обгоняли.

Под стать ему были и его пятеро детей.

Казимир – участвовал в Великой Отечественной войне, ни разу не был ранен. Но 6-го мая 1945 года в личных боях в Берлине лишился обеих ног. Сейчас на пенсии. Тянет лямку инвалида на родине – в Рудянах.

Антоний – 1928 года рождения. После средней школы ушел на фронт и погиб. Рядовой, артиллерист.

Яшчилава не стало в 6-летнем возрасте.

Ян – работает мастером на железной дороге в Эстонии.

Сестра Юзефа трудится на МТФ в Рудянах. Замужем, колхозница. Двое детей. Муж поляк – Эдварт. Рост Юзефы для женщины не мал – 178 сантиметров.

Наша семья в Польше не считалась бедной: 70 десятин земли, 16 коров, 20 голов молодняка, 10 рабочих и 2 выездные лошади, более 100 овец, много свиней и для разнообразия сад в один гектар. Батраков не держали, сами обслуживали все хозяйство, а в сезон – приглашали родственников, которых потом одаривали так, что у них на всю зиму хватало пшеницы, ржи, гороха, картофеля, ягод для компотов и варений.

В сентябре 1939 года в наше имение вошли советские танки.

Станислав Домбровский (в середине) с строительным отрядом в Унцукуле

Мы имели 5 домов. В одном устроили сельсовет, в другом – прием молока, два дома почему-то снесли, а в пятом разрешили жить сестре Юзефе с семьей.

Остальное добро, считалось, мы добровольно сдали его в колхоз.

Когда началась война в 1941 году, наш отец скрылся, так как националисты хотели прикончить его. Причина? Почему советская власть не ликвидировала отца как кулака? Значит – Ян Эдмундович работает на новую власть. Так на самом деле было. В 1944 году он появился в нашей деревне вместе с передовыми частями Советской Армии. Был одет в гражданскую форму. Его назначили уполномоченным по раскулачиванию по всему Швингонскому уезду.

18 апреля 1945 года отец оставался у знакомых в деревне Ингалина. Ночью в дом вошли несколько человек в форме НКВД. Предъявили документы, объявив, что им нужны кое-какие данные. Вывели отца на улицу, связали и увезли. Куда, никто не знал. Когда весть об этом дошла до меня, то я поднял тревогу. Стали искать. Обшарили леса, болота, заглянули в озера. Сильная метель не давала возможность выследить бандитов. Мы нашли труп отца в картофельной яме. В него было выпущено 32 пули. Хоронили с почестями в братской могиле Швинчиниляс, где были отданы земле русские и польские солдаты и офицеры, погибшие в разные годы и на разных сторонах баррикад.

Маму звали Вероника Антоновна Гжибовская, полька. Превосходно знала русский язык. Окончила курсы, в старших классах вела уроки немецкого и английского языков. Работу пришлось бросить. Считалось позором: жена такого человека и вдруг учительница.

Дед Эдмунд Домбровский служил исправником при царском режиме. Ворон ловил. Умер в 1946 году в возрасте 105 лет. Простая арифметика подсказывает, что он родился в 1841 году. Когда произошла Парижская Коммуна, моему деду исполнилось неполных 30 лет.

Думаю, что вы догадались, мой дед Эдмунд Домбровский приходился братом славному Ярославу Домбровскому».

В этом месте я перебил рассказчика вопросом:

– Почему вы считаетесь родственником генерала? Есть ли какие-нибудь доказательства?

«Я также, еще будучи подростком, интересовался этим вопросом. Об этом спросил однажды деда.

Дед, не говоря ни слова, открыл сундук, достал пачку документов с печатями, где говорилось: откуда мы родом, вплоть по седьмое колено.

– Дай почитаю? – попросил я.

– Молод еще, – отвел мою руку дед. Он их завещал Казимиру.

Разговор этот происходил до 1939 года, а в 1944 году я напомнил брату о бумагах.

– Сейчас не время! – отвечал он, и добавил: – У меня не только документы, но и личные вещи героя Коммуны хранятся. Запомни брат: я тебе ничего не говорил, ты от меня ничего не слышал. Все!..

Война разбросала нас в разные стороны. Как видите, я очутился в Дагестане, и сейчас до Польши 2 тысячи километров».

Он произносил свою извинительную фразу, а я думал, что, в конце концов, мне нужен не великий Ярослав Домбровский, а его, скажем так, простой внук Станислав Домбровский, проживающий в Дагестане, в Буйнакске.

Хозяин квартиры затянулся папиросой, чтобы затем продолжить повествование…

«Я окончил среднюю школу в 1942 г. в Швинчинилясе при немцах. Когда полковника Бека убили партизаны в 1943 году, немцы в отместку расстреляли 25 тыс. русских, поляков, евреев. Я ушел в партизаны и попал в отряд комбрига Андрея Павловича Овсянникова, который сейчас проживает в поселке Бавтугай, что у Чирюрта. Он отмечен орденами Ленина, двумя Красного Знамени, Красной Звездой, а о медалях не буду говорить. На улице Больничная вам любой покажет его дом.

С. Домбровский на фронте (1945 г.)

Бригада Овсянникова действовала у озера Нарочь в Белоруссии. От моего дома туда всего 35 км. В 1944 году рожь поспевала, когда мы влились в Советскую Армию. Я по натуре романтик, попросился в разведку. У меня была группа. Во-первых, родные места, далее – имел опыт, в-третьих – знал польский, литовский, немецкий языки, не считая русского. Из 20 человек я потерял в боях Васю Кудряшева, Володю Мотуса, остальные после войны разбрелись кто куда. Среди моих партизан находился и лакец, не знаю, что с ним стало, так же, как и мои родные не знали, куда делся я.

Пустили слухи, что уехал к тете, сестре отца в Абрамовшизка к Марии Эдмундовне Антонович. Это спасло нашу семью от беды.

Вы просите рассказать о самой памятной операции. Их было много. Вот, к примеру, в местечке Вилейко, где имелось 3–4 тысячи дворов, железнодорожный узел. Удалось выявить, где располагалось гестапо, где полиция, охрана. Все эти точки нанесли на карту. Наша бригада и бригада Героя Советского Союза Урбановича в 1943 году ночью нанесли удар. Уничтожили 250 фашистов, более 50 взяли в плен, а коммуникации разрушили. Если подробно с выкладкой рассказать, ну хотя бы об операциях против фашистов в Поставе, Кобыльниках и других пунктах, то получится пухлая папка.

В 1944 году, когда мы соединились с Советской Армией, мне под командование дали истребительный батальон в 100 человек. Я не имел никакого звания. И началась работа, если можно так назвать, похуже фронта. Операции проводили на ощупь, с волчьей осторожностью.

От местечка Салдутински в 10 км. находился лес. По сведениям НКВД, там хоронились бандиты. Проведали, что в такой-то день у них баня. Кругом устроили засаду. Командир отделения Федя Жаркий и его люди подползли к бане и сняли зазевавшегося часового. В это время застрекотали два пулемета бандитов. Жара полосонула по ним. Потом мы подключились. Результат: 60 были убиты, 26 ранены и 40 взяты в плен. Оказывается, их насчитывалось более 200 человек. Кое-кто сумел удрать. Во дворе зима, колотун, как они могли голыми остаться в живых, да еще после парилки? Не понятно.

Через месяц угробили банду в 24 человека.

Удача нам сопутствовала в Едишнянце и других местах. Я провел со своим батальоном около 100 операций – это с 1944 года.

А вот какой подарок я получил 5 ноября 1947 года на свой день рождения. Нам передали сигнал:

– Из Калтыняи на Пашумены идут бандиты. Встречайте. У последнего пункта мы залегли. Подпустили на 40 метров и открыли огонь. Те растерялись, у меня был пистолет, я вытащил его и побежал с криком: «Ребята, вперед!». Однако тут же упал на землю. Вражья пуля угодила в правое бедро. Лечился 8 месяцев.

После лечения окончил инженерно-строительный институт в Минске. В 1959 году прибыл на строительство Чиркейгэсстроя. Работал начальником участка. Далее – Дагэлектроавтомат. После 1962 года – начальник участка завода фосфорных солей в Кизилюрте. До 1970 года. С того года – главный инженер СМУ-3 по ликвидации последствий землетрясений 1970 года. За два года руководил строительством 9-ти пятиэтажных домов в Буйнакске…»

По моей просьбе Станислав Янович назвал номера домов, возведенных в микрорайоне. Вот они: № 19, 20, 22, 16, 13, 31, 30, 29, 43.

Еще прошу его перечислить, какие награды он заслужил. Ордена Ленина, Красного Знамени, Красной Звезды, Отечественной войны 1 и 2 степени. В мирное время – орден Трудового Красного Знамени.

«Когда меня представили повторно к ордену Трудового Красного Знамени, – добавил он, – уступил компрессорщице – жене моего бывшего комбрига Овсянникова, который, как я уже упомянул живет в Бавтугае».

– Для заключения нашей затянувшейся беседы, – сказал С. Я. Домбровский, – добавлю, что с 1976 года руковожу ПМК-313. Строим большой городок: административные здания для Унцукульских РИКа и РК КПСС, поликлинику на одновременный прием 150 больных. Инфекционный пункт на 10 коек и т. д. Как раз во время этих работ мы с вами встретились, помните?

– Как с родиной? Не уедете?

– Никогда не забываю свою Родину, иногда комок к горлу подкатывает… В то же время: как быть? Семья, работы непочатый край, дагестанцы. У меня масса друзей среди них, в их семьях я желанный гость. Как же я уеду? Да и кого найду на родине? Романтика кончилась, хватит мотаться по белу свету. Пусть Господь простит меня!

Из одних страданий

На Великокняжеской улице Тифлиса красовался особняк генерала Павла Ивановича Степанова. В доме с ним жила и его внучка – княжна Ольга Чеботарева, ученица гимназии. Ее лучшей подругой считалась приехавшая из Темир-Хан-Шуры Александра – дочь генерала Простова, несшего службу в Дагестане.

По воскресеньям Степанов имел обычай катать на фаэтоне обеих девушек. Генерал был очень строг. Он мог на полном ходу осадить лошадей, остановить экипаж и сделать строгое внушение офицеру, не по форме отдавшему честь, или сделавшему вид, что не заметил его превосходительства. В то же время баловал внучку и потакал ей. Может, поэтому Ольга росла кривлякой. За глаза люди говорили: «Княжна несерьезная, поверхностная, короче говоря – ломака. А вот Александра Простова – умница, скромница».

Но у Ольги имелось одно немаловажное преимущество, за которое ее подруга отдала бы все свои таланты – обворожительная внешность. Юная княжна на всех гимназических конкурсах легко завоевывала приз королевы красоты.

Несмотря на это, девушек связывала крепкая дружба. На всех зимних и летних каникулах Ольга гостила у Простовых в Темир-Хан-Шуре. Здесь же, в свою очередь, отец Александры – генерал Простов катал девушек по Аргутинской улице (ныне ул. Ленина) или вывозил на ферму своего друга – генерала П. И. Мищенко. Ольга успевала познакомиться не только с гимназистками областного центра, но и с офицерами местного гарнизона.

Короче говоря, княжна и здесь, как и в Тифлисе, была в центре внимания молодых людей. Так продолжалось два или три года, точно не знаю, пока в одно лето Александра не приехала в Темир-Хан-Шуру одна.

– Где же Ольга? – спросили первым делом у нее.

– Вышла замуж и уехала в Америку, – отвечала Александра.

Когда Простовы услыхали, с кем укатила княжна за океан, все ахнули. И было от чего. Оказывается, партию красавице составил не кто-нибудь, а чемпион мира по шахматам гениальный Хосе Рауль Капабланка! С ума можно сойти!

Александра несколько раз пробовала связаться с подругой, посылала письма, а однажды даже отправила телеграмму, но то ли ее весточки не доходили до Америки, то ли госпоже Капабланке было не до темирханшуринки – ответа не было. Но Александра Простова не только не обиделась, а при случае рассказывала знакомым, кто была ее гимназическая подруга и как ее судьба сложилась после Тифлиса и Темир-Хан-Шуры. Дело в том, что сестра А. Простовой – Леля вышла замуж за офицера и также укатила в Америку, откуда сообщала все, что узнавала об Ольге Чеботаревой и ее знаменитом на весь мир муже.

А с подругой княжны, темирханшуринкой Александрой Простовой-Шамовской, я лично был знаком, а однажды в ее дом на улице Ленина приводил даже своих школьников. Из ее рассказа и воспоминаний ее дочери, Аллы Александровны, рисуется следующая картина.

…Шамовский Александр Владиславович родился в крепости Ассовец Гродненской губернии. Учился в Варшавском университете. С началом 1-й мировой войны занятия были прерваны. После войны закончил какие-то курсы. Куда только не бросала судьба Шамовского. В конце концов, в 1919 году он очутился в Темир-Хан-Шуре. Жить устроился в доме по улице Гунибское шоссе, где она пересекалась с главной улицей города – Аргутинской.

Соседкой оказалась генеральская дочь, наша знакомая – Александра Простова. Александр Шамовский имел броскую внешность, потому ему не только удалось познакомиться, но и подступиться к Простовым с предложением руки и сердца. Однако не тут-то было. Мать Александры по происхождению являлась столбовой дворянкой, дочерью Орловского помещика – значит не чета поляку, хотя тот когда-то учился в Варшавском университете, и был не из рядовых.

Мать Александры скончалась в 1922 году. Тут бы обручиться молодым. Но и на этот раз не вышло. Как раз, когда шла подготовка к свадьбе, Шамовского арестовали и сослали в Тульскую область.

Александра Простова (в середине 2-го ряда)

Бросив все и вся, Простова разыскала место заключения своего суженого, представила документы, подтверждающие, что Шамовский Александр Владиславович никогда не выступал против Советской власти: ни словом, ни делом. Описываемые события происходили в 1924 году. Шамовский вернулся в Темир-Хан-Шуру. Они зарегистрировались. Все хвалили Александру, которая помогла освободиться жениху из тюрьмы. Такое чудо в 1924 году еще могло случиться, но не в 1937-м, когда Шамовского, ведшего бухгалтерские курсы, забрали уже навсегда.

Как это случилось, вспоминала дочь Шамовских Александра Александровна: «Мне было 10 лет. Глубокая ночь. От сильного стука в дверь в доме все проснулись. Вошли несколько человек. В комнатах все перевернули вверх дном, каждую книгу из библиотеки перелистали. Забрали почти все. Никаких протоколов об изъятии вещей не составили. Отца непрошеные гости увели с собой, даже не разрешив попрощаться с мамой, со мной и сестрой Ниной.

Ольга Чеботарева и Хосе Рауль Капабланка (в середине)

Мама, чтобы как-то выжить, продавала мебель, всякую мелочь, чем чекисты пренебрегли.

Затем устроилась на работу в городской библиотеке, но там, разузнав, что муж ее, наш отец, изолирован, тут же уволили с работы.

Александра Простова-Шамовская

Финтехник Коровин не побоялся, пригласил к себе маму нашу, научил ее счетному делу. Затем она оказалась на почте у Будаева в качестве начальника линейно-технического узла, где проработала до 1953 года. Ушла по инвалидности. На прощание ей вручили медаль и документ, подписанный Горкиным.

Все эти годы мама справлялась об отце, ей постоянно твердили: «Ждите!». Даже к жене М. Горького обращалась за помощью. Впрочем, чем она могла помочь? 10 лет ждала, а он, оказывается, давным-давно умер. Когда же мама поинтересовалась, почему сразу не известили о кончине, а столько лет морочили голову, отвечали: «Не хотели вас расстраивать!» Благодетели!

Отец был рослым мужчиной, нам казалось, что в городе красивее его мужчины не было. Общительный. У нас часто в гостях бывали Кулаковы, Костюки. Заходил ваш дядя Муртузали Гаджиев. Оказывается, его вызывали в НКВД и спрашивали о моем отце. Отозвался как о хорошем работнике, говорил то, что на самом деле было.

Отец, кроме польского и русского, знал и украинский язык. Когда он пел, мама и ее сестра Наталья аккомпанировали на пианино в четыре руки.

Он выписывал классическую литературу, энциклопедию, играл в шахматы. Я еще в детстве составляла ему партию. И еще. Отец нас безмерно любил, без гостинцев с поездок никогда не возвращался.

Не знаю, почему и на работе, и просто знакомые, и даже мама называли его Шамилем. У папы был брат, Борис. Кроме того, что он погиб в первую мировую войну, другие сведения о нем нам неизвестны.

Я училась в Ленинской школе, у директора С. С. Швачко, а затем у И. Н. Сороки. Была пионеркой, комсомолкой, однако, это уже в последующие годы, в партию меня не приняли. От этого я не страдала. Получила высшее образование в Пятигорском фармацевтическом институте в 1948 году. Руковожу фитотделом городской аптеки. Из лекарственных трав готовим настои, отвары от кашля, простуды, желчегонные, успокоительные, болезней печени, почек. От клиентов отбою нет.

Александр Шамовский

Травы не только закупаем у населения, но и сами ездим в Терменлик, собирать мать-и-мачеху, крапиву, тысячелистник, подорожник, зверобой, душицу и другие травы.

К 100-летию со дня рождения В. И. Ленина мне присвоили звание «Заслуженный работник медицины Дагестана».

Сестра на красный диплом закончила педучилище, затем пединститут. Учительница физики. С 1964 года прописалась в Воркуте, завуч средней школы.

У меня два сына: Александр и Андрей, оба с высшим образованием, один – архитектор, другой – специалист по электронике.

Мамы давно нет в живых, а супруг М. А. Шилин, работавший долгие годы преподавателем физики, также ушел в мир иной…