Текст книги "Московская Русь и татарские ханства в XV–XVI вв."

Глава 2
Куда исчезла золотая орда? «Престольное владение» и Крымское ханство в контактах с Москвой

В середине XV в. татарский мир поразила политическая нестабильность, вызванная стремлением некоторых лидеров решать вопросы наследования открытым военным противостоянием. Практически во всех наследных государствах борьба за трон, зачастую дополняемая внешним вмешательством, продолжала оставаться скорее правилом, чем исключением. Как результат этого, Степь была переполнена Джучидами-беглецами, которые перемещались из одного ханства в другое. Некоторые из них являлись изгнанными правителями, которые намеревались мобилизовать силы для ответного удара по своим противникам. Другие, напротив, были неудачливыми претендентами на трон, мечтавшими уже о спокойном убежище в каком-либо соседнем государстве. Третьей группой были рядовые татары, которых что-либо не устраивало в политике их предводителей, ставшие вследствие этого «казаками», которые передвигались по Степи в поисках новых лидеров и лучших перспектив[66]66
  Kennedy C. The Juchids of Muscovy. – L. 47.


[Закрыть]. Все они находили жизнь в открытой Степи трудной и опасной.

Русская сторона была хорошо осведомлена о продолжающихся неурядицах в татарском мире. Начиная с 1470-х гг. официальные лица, курирующие татарские дела в Москве, зачастую уже сами выходили на степных династов, испытывавших проблемы, склоняя последних на переезды к себе.

2-я половина XV в. была временем, когда государства, ранее на разных условиях входившие в Улус Джучи, боролись друг с другом за доминирование в Степи. Иногда для достижения превосходства им были необходимы временные объединения. Это время коалиции Московского великого княжества (позже Московского государства) с Крымским, а затем и с Казанским ханствами против Большой Орды, поддерживаемой Великим княжеством Литовским[67]67
  Исхаков Д. М. Тюрко-татарские государства XV–XVI вв. – Казань, 2009. – С. 123.


[Закрыть]. В течение двух последних десятилетий XV в. в эту борьбу была включена и Ногайская Орда.

Борьба с Большой Ордой – «Престольным владением», в которой с татарской стороны участвовали как Крымское, так и Казанское и Касимовское ханства, а также Ногайская Орда, была делом принципа, вопросом идеологии: необходимо было лишить традиционную сарайскую линию потомков Джучи, помнившую о едином имперском прошлом с непосредственным участием их предков, стержневой опоры, базы в виде большеордынской кочевой ставки и шедших за ней татарских улусов (кочевого объединения людей). Отделившиеся от имперского центра части бывшей Золотой Орды намеревались закрепить этот уже фактически сложившийся новый политический порядок de jure. Этим и было вызвано активное участие в ликвидации Большой Орды коалиции почти всех татарских государств. Москва также активно участвовала в этом процессе – как бывший данник, активно стремившийся отдалиться от своего «неприглядного» прошлого.

Как только Большая Орда была политически уничтожена в 1502 г., её место тут же заняло Крымское ханство, как государство, правитель которого «взял» ставку большеордынского хана и принял его татарские улусы под своё подданство. Неудивительно, что весь шлейф, тянувшийся на внешнеполитической сцене за Большой Ордой, тут же принял на себя Бахчисарай. В этом шлейфе были и отношения с Москвой. Она сразу же это почувствовала – отношение Крыма к ней изменилось. Москва как союзник больше не нужна была крымскому хану, а вновь приобретённые амбиции «Великой Орды великого царя» не позволяли ему уже даже формально равнять себя с московским правителем.

Именно поэтому на внешнеполитической сцене представители этих двух государств – Большой Орды и, после её упразднения, Крымского ханства – выступают как проводники относительно единой линии в отношениях с Москвой. Это наглядно продемонстрирует нижеследующий анализ событий.

Схожим было и отношение Москвы к ним. Государства, имевшие в разное время статус основного наследника Улуса Джучи, выступали для Москвы как бы современной реинкарнацией его самого, с сохранением реликтов отношения к этому политическому «праотцу».

В 1474 г. положение Менгли-Гирея б. Хаджи-Гирея, долгое время занимавшего ханский престол в Крыму, было крайне шатким. Ему угрожали с разных сторон. Постоянным противником был хан Большой Орды Ахмед б. Кучук-Мухаммед и его сыновья. Более близкими оппонентами были братья Менгли-Гирея – Айдар б. Хаджи-Гирей и Нур-Даулет б. Хаджи-Гирей, которые после смерти их отца Хаджи-Гирея вступили с Менгли-Гиреем в продолжительную схватку за трон. Одним из наиболее опасных противников Менгли-Гирея и его конкурентом за власть в Крыму являлся султан Джанибек б. Махмуд[68]68
  По всей видмости, он приходился хану «Престольного владения» (Большой Орды) Ахмеду племянником, т. е. был сыном хана Махмуда и внуком хана Кучук-Мухаммеда соответственно.


[Закрыть], ставший впоследствии астраханским ханом (правил в Астраханском ханстве в 1514–1521 гг.)[69]69
  Зайцев И. В. Астраханское ханство. – М., 2004. – С. 249.


[Закрыть]. Осенью 1474 г. он проживал в Большой Орде[70]70
  Григорьев А. П. Время написания «ярлыка» Ахмата // Историография и источниковедение истории стран Азии и Африки. – Л., 1987. – Вып. 10. – С. 61.


[Закрыть]. Вероятно, он тяготился своим зависимым положением там.

Вскоре после установления связей «братства»[71]71
  Сборник РИО. – СПб., 1884. – Т. 41. – С. 1, 7.


[Закрыть] с московским великим князем, Менгли-Гирей попросил последнего об услуге для себя. Мы узнаем об этом из письма Ивана III Менгли-Гирею, датированному мартом 1475 г.: «А говорил ми от тебя Довлетек о том, чтобы яз звал к собе Зенебека царевича твоего для дела»[72]72
  Сборник РИО. – СПб., 1884. – Т. 41. – С. 9.


[Закрыть].

На тот момент Джанибек, очевидно, находился на просторах Степи севернее Крымского полуострова, угрожая вторжением в Крым и занятием крымского престола. Его поддерживал хан Большой Орды Ахмед. Призывая Ивана «вызвать» Джанибека к себе в Москву, Менгли-Гирей пытался таким образом обезопасить себя, удалив султана из соседнего степного района. При этом он играл на том, что Джанибек якобы найдёт в московской земле пристанище, необходимое ему от всех опасностей Степи.

Судя по всему, подход Менгли-Гирея оказался весьма продуманным. Пока письмо шло через степные просторы, Джанибек сам попросился в Москву: «Ино о том прислал ко мне царевич Зенебек оного лета, чтобы яз (Иван III. – Б. Р.) его к собе взял. И яз его к собе не взял тобя для, что недруг твой; а нынеча ко мне приказываешь, чтобы у меня был, и яз нынеча, тебя деля, послал в Орду про него отведети; а как даст Бог весна придет, и яз нароком шлю его искати, и к собе его хочу звати тобя деля»[73]73
  Сборник РИО. – СПб., 1884. – Т. 41. – С. 9.


[Закрыть].

Однако хан Большой Орды Ахмед имел на Джанибека другие планы. В следующем 1476 г. он предпримет мощную военную кампанию против Крыма, свергнет находившихся на тот момент в Крыму ханов Нур-Даулета и Айдара с трона, вынудив их удалиться в Великое княжество Литовское[74]74
  Fisher A. The Crimean Tatars. – Stanford, 1978. – P. 7–13; Inalcik H. Yeni Vesikalara Gore Kirim Hanliginin Osmanli Tabiligine Girmesi ve Ahidname Meselesi // Belleten 8. – 1944. – № 31. – P. 185–229.


[Закрыть]. На крымском престоле утвердится Джанибек. Вероятно, он пробыл в Крыму ханом с конца 1476 г. до осени 1477 г.[75]75
  Зайцев И. В. Между Стамбулом и Москвой: джучидские государства, Москва и Османская империя (нач. XV – пер. пол. XVI в.). – М., 2004. – С. 86.


[Закрыть] Не исключено, что событийная канва была немного иной: Нур-Даулет и Джанибек какое-то время правили одновременно в разных частях ханства[76]76
  Некрасов А. М. Международные отношения и народы Западного Кавказа: последняя четверть XV – первая половина XVI в. – М., 1990. – С. 47.


[Закрыть].

По-видимому, Джанибек чувствовал неустойчивость своего положения в Крыму, так как вскоре (весной или летом 1477 г.) возобновил переговоры с Иваном III о пристанище в Московском княжестве. Ответ на его обращения прибыл в Крым в виде секретного устного послания, которое московский посол должен был сообщить Джанибеку тайно: «А говорил ми от тобя твой человек Яфар Бердей о том, что по грехом коли придет на тобя истома, и мне бы тобе дати опочив в своей земле. Ино яз и первее того твоего добра сматривал; коли еси был казаком, и ты ко мне такжо приказывал, коли будет конь твой потен, и мне бы тобе в своей земле опочив дати. И яз тобе и тогды опочив в своей земли давал, а и нынеча есми добру твоему рад везде. А каково придет твое дело, а похочешь у меня опочива, и яз тобе опочив в своей земли дам и истому твою подойму»[77]77
  Сборник РИО. – СПб., 1884. – Т. 41. – С. 14.


[Закрыть].

Эти заверения Ивана III оказались весьма своевременными для Джанибека. Вскоре после этих тайных переговоров Менгли-Гирей, возвратив себе трон в конце 1478 г., вновь вернулся на полуостров[78]78
  Некрасов А. М. Международные отношения и народы Западного Кавказа: последняя четверть XV – первая половина XVI в. – М., 1990. – С. 50–51.


[Закрыть]. Джанибек и Нур-Даулет были высланы из Крыма. При этом Джанибек воспользовался приглашением московского правителя и получил пристанище в Москве[79]79
  Сборник РИО. – СПб., 1884. – Т. 41. – С. 15, 17.


[Закрыть]. Весной 1480 г. Иван III сообщал в Крым о том, что Джанибек взят им к себе, как о уже свершившемся факте[80]80
  Сборник РИО. – СПб., 1884. – Т. 41. – С. 17.


[Закрыть]. По всей видимости, после пребывания на «опочиве» (примерный перевод – «отдыхе») в Московском княжестве Джанибек стал астраханским ханом (правил в Астраханском ханстве в 1514–1521 гг.[81]81
  Зайцев И. В. Астраханское ханство. – М., 2004. – С. 249.


[Закрыть]). Перемещения в рамках позднезолотоордынского пространства не вызывали затруднений у Джанибека, как и у других представителей династии Чингис-хана. В этом контексте Москва оставалась плотно включённой в систему наследников Улуса Джучи. Великий князь не посмел удерживать Джанибека у себя из-за его высокого положения.

Как мы видим, Москва приглашает и заполучает Джучида к себе на «опочив». Здесь, на мой взгляд, обоснованно заострить внимание на том, кем являлся Джанибек – на его политическом статусе в Степи. «Царевич» (султан) – Джучид высшей категории, он приходился ближайшим родственником, реально правившим на территории Дешт-и-Кипчака ханам; на него делал ставку хан Ахмед, заявлявший последние грозные претензии на политическое господство в позднезолотоордынском пространстве; в финале своей политической карьеры он сам стал ханом сначала в Крыму, впоследствии в Астрахани – двух важнейших наследниках Улуса Джучи (первый являлся наследником Золотой Орды по военной силе и по праву завоевания (Крым), второй – по династической традиции (Астрахань). Политическая карьера Джанибека, как и происхождение, явно дают нам понять, что его статус в Степи был очень высоким. Москва на данном этапе своего сотрудничества с поздней Золотой Ордой старалась заполучить к себе фигуры политических «тяжеловесов». Её амбиции и претензии были уже в 1470–1480-х гг. весьма значительны.

Возвращение Менгли-Гирея «во власть» на полуострове повлекло за собой два интересных последствия. Первое касалось самого Менгли-Гирея. Следуя примеру своего противника Джанибека, Менгли-Гирей призвал Ивана пообещать ему, что в случае его изгнания с полуострова тот предоставил бы ему политическое убежище на территории своего государства. Ответ Ивана Менгли-Гирею был аналогичен его ответу Джанибеку: «Писал еси ко мне в ярлыке в своем и словом ми от тобя Сырпяк говорил о том: каково по грехом придет твое неверемя, и мне бы твоя истома подняти. Ино яз добру твоему везде рад, чтобы дал Бог ты здоров был на отца своего месте на своем юрте. А коли по грехом придет каково твое неверемя, и яз истому твою подойму на своей голове»[82]82
  Сборник РИО. – СПб., 1884. – Т. 41. – С. 15.


[Закрыть].

Несмотря на то, что фактически Менгли-Гирею не пришлось воспользоваться московским политическим приютом, предложение московского князя во всё время его правления оставалось в силе. После смерти Ивана, его сын и преемник Василий III повторил его обещание. Документация, исходящая по этому вопросу от Василия III, намного более детальна в вопросе условий этого прибежища, нежели процитированное выше письмо; однако, по всей вероятности, это всего лишь повторение условий, заключённых ранее между Иваном III и Менгли-Гиреем. Среди прочего интересен один момент – хан и его окружение вольны в своём праве покидать Московию и прибывать обратно: «добровольно приедешь, добровольно куды хочешь пойти, пойдешь; а нам тобя не держати»[83]83
  Малиновский А. Историческое и Дипломатическое собрание дел, происходивших между Российскими великими князьями и бывшими в Крыме Татарскими царями, с 1462 по 1533 год // Записки ООИД. – Одесса, 1863. – Т. 5. – С. 402.


[Закрыть]. Как известно, данным правом свободного отъезда и приезда обладала и высшая властная прослойка Касимова[84]84
  Рахимзянов Б. Р. Касимовское ханство (1445–1552 гг.). Очерки истории. – Казань, 2009. – C. 73–74.


[Закрыть]. На данном этапе своего сотрудничества с татарскими государствами московский правитель попросту не мог удерживать у себя этих персон против их воли – в силу своего подчинённого положения в позднезолотордынском мире. Позже, как показывает шерть Абд ал-Латифа 1508 г., право свободного отъезда (без согласования с великим князем) будет отнято у Джучидов.

Второе последствие воцарения Менгли-Гирея в Крыму касалось его родных братьев, изгнанных им, его политических противников – бывших крымских ханов Нур-Даулета б. Хаджи-Гирея и Айдара б. Хаджи-Гирея. После возвращения Менгли-Гирея в Крым они оба бежали в Киев, где получили приют от его врага, правителя Польско-Литовского государства короля Казимира IV[85]85
  Сборник РИО. – СПб., 1884. – Т. 41. – С. 17–18.


[Закрыть]. Поэтому весной 1479 г. Менгли-Гирей попросил ещё об одном одолжении у великого князя, похожем на обращение относительно хана Джанибека несколькими годами ранее. Иван III должен был сделать попытку «достать» бывших ханов из Великого княжества Литовского и «переместить» их в Московское. Иван информировал хана: «Нынеча еси ко мне ярлык свой прислал да и с своими послы еси приказал и с моим человеком с Иванчею о своей братье о царех о Нурдовлате да о Айдаре, что недруг твой король взял их к собе и держал их в своей земли на Киеве, а на твое лихо; и мне бы твоего для дела оттоле их к собе взяти. И яз их к собе взял твоего для дела, а держу их у собя и истому своей земле и своим людям чиню тобя для»[86]86
  Сборник РИО. – СПб., 1884. – Т. 41. – С. 17–18.


[Закрыть].

Осенью, сообщают нам русские летописи, Айдар и Нур-Даулет вместе с сыном последнего Бир-Даулетом прибыли в Московское княжество[87]87
  Иоасафовская летопись. – М., 1957. – С. 119.


[Закрыть]. Непонятно, чем именно сооблазнил их Иван III на смену патрона.

Русские источники постоянно обозначают Айдара как «царя» (хана). И. В. Зайцев отметил, что «в результате переворота летом 1456 г. к власти на полуострове (Крыму. – Б. Р.) пришел сын Хаджи-Гирея Айдар (Хайдар), но уже после ноября он бежит в Литву, а на престол возвращается его отец»[88]88
  Зайцев И. В. Между Стамбулом и Москвой: джучидские государства, Москва и Османская империя (нач. XV – пер. пол. XVI в.). – М., 2004. – С. 83.


[Закрыть]. А. Беннигсен заметил, что, возможно, Айдар кратковременно правил в Крыму вскоре после смерти его отца Хаджи-Гирея в 1466 г., до воцарения там Нур-Даулета. Если это так, то это вполне объясняет ханский титул[89]89
  Le Khanat de Crimée dans les Archives du Musée du Palais de Topkapi. – Paris, 1978. – P. 321.


[Закрыть].

Политическая судьба Нур-Даулета в Московии достаточно подробно рассмотрена мной в работе, касающейся истории Касимовского ханства[90]90
  Рахимзянов Б. Р. Касимовское ханство (1445–1552 гг.). Очерки истории. – Казань, 2009. – С. 118–138.


[Закрыть]. Поэтому здесь я не буду останавливаться на ней, скажу лишь, что Нур-Даулет, так же как и Джанибек, являлся «тяжеловесом» политической жизни позднезолотоордынского Дешт-и-Кипчака, чем активно пользовался великий князь, шантажируя Менгли-Гирея присутствием Нур-Даулета в Московском княжестве. Вскоре после предоставления Нур-Даулету Касимовского ханства, также ему была предоставлена Кашира[91]91
  Сборник РИО. – СПб., 1884. – Т. 41. – С. 151.


[Закрыть]. Предоставление Касимовского ханства (как известно, в его территорию входил не только сам город Касимов, но и другие города[92]92
  Рахимзянов Б. Р. Касимовское ханство (1445–1552 гг.). Очерки истории. – Казань, 2009. – С. 66–67.


[Закрыть]) в совокупности с Каширой также явно говорит нам о высоком политическом статусе людей, которых предпочитала Москва для заманивания на «опочив».

Не исключено, что в данной ситуации инициатива исходила не от московского правителя, а от самих царей – бывших крымских ханов. Учитывая рассматриваемый период (1470–1480-е гг.), когда зависимость от Орды (того, во что она постепенно превращалась – конгломерат ханств) у Московии ещё не была преодолена, это, на мой взгляд, более чем вероятно. Московские дипломатические источники не акцентировали на этом внимание по причине невыгодного положения Москвы, которое проступало через эту ситуацию. А. Л. Хорошкевич отмечала: «На заре русско-крымских отношений инициативной стороной в переезде на Русь выступали сами крымцы»[93]93
  Хорошкевич А. Л. Русь и Крым: от союза к противостоянию. Конец XV – начало XVI в. – М., 2001. – С. 275.


[Закрыть].

Вскоре, весной 1480 г., Иван посадил Айдара в заточение, с местом дислокации – Вологда[94]94
  Иоасафовская летопись. – М., 1957. – С. 119–120.


[Закрыть] (позднее Вологда использовалась как место ссылки для ещё одного «ослушника» великого князя – бывшего казанского хана Али б. Ибрагима (Алегам), который с семьёй был сослан в этот город после пленения его в Казани русскими в 1487 г.[95]95
  Вельяминов-Зернов В. В. Исследование о касимовских царях и царевичах. – СПб., 1863. – Ч. 1. – C. 164–168.


[Закрыть]).

О причинах опалы источники молчат. Скорее всего, это были политические контакты бывшего хана, неудовлетворённого своим положением, со своими татарскими (а возможно, и не только татарскими) соседями с вынашиванием планов каких-либо коалиций с целью своего политического «возрождения» в Степи. Мало что известно о последующей судьбе Айдара; возможно, он томился в русском плену до конца своих дней. Последнее прямое упоминание источников о нём относится к 1487 г., в связи с планом короля Казимира IV вернуть Айдара в свои владения. До Менгли-Гирея дошли слухи об этом, и он был озабочен возможностью претензий Айдара на крымский трон при поддержке его врага – польского короля. Иван III поспешил заверить своего крымского союзника в том, что волноваться нечего: Айдар был заблокирован в московской крепости, и «твоего (Менгли-Гирея. – Б. Р.) для дела» Москва будет удерживать его там[96]96
  Сборник РИО. – СПб., 1884. – Т. 41. – С. 64.


[Закрыть].

Как видим, политика Москвы по отношеню к выезжим Чингисидам была всё же весьма гибкой – она принимала и поддерживала высокий статус приезжих гостей только до тех пор, пока их собственные амбиции не выходили из фарватера московской политики. Как только это происходило, её меры в отношении Джучидов становились крайне жёсткими.

Интересы Ивана III, естественно, не ограничивались только помощью крымскому союзнику. Когда Айдар покинул Крым в 1478 г., он оставил там жену и сына; Москва пыталась «достати» также и их. В 1483 г., после трёх лет пребывания Айдара в заточении, русский посол в Крыму доставил туда письмо от хана жене. В нём он просил её прибыть к нему в Московское княжество, прибавляя, что она должна была бы взять с собой и сына: «Бог на роду на челе написал тобе мне женою быти, а яз тобе муж был. От тебя ссел, далеч зашел есми. А нынеча последнем веце. В пяти днех кто будет, кто не будет. «С своим ди мужем в одном месте хочю быти», так мола, и ты братье своей гораздо добив челом, сюда приеди навсяко, безпереводно, как ся грамота дойдет; еще меня похочешь, и ты приеди. Молвя, с коневою тамгою грамоту послал есми. А еще одно слово есть: сама приедешь, и ты и Данияла с собой ж взем привези»[97]97
  Сборник РИО. – СПб., 1884. – Т. 41. – С. 37.


[Закрыть].

Печальный тон письма позволяет предположить, что оно было написано самим Айдаром. Однако не стоит возлагать всю инициативу только на него. Письмо вряд ли могло бы появиться без одобрения и, возможно, даже санкции Москвы. Если бы жена Айдара последовала совету мужа (чего, судя по всему, она не сделала), это бы означало не только облегчение участи мужа, но и прибытие ещё одного Джучида в Московию. Здесь мы, несомненно, можем наблюдать политическую руку Москвы. Необходимо прибавить, что юный Даниял мог рассматриваться как наилучший кандидат для претензий на крымский трон, так как его отец ранее сам занимал его[98]98
  Kennedy C. The Juchids of Muscovy. – L. 64.


[Закрыть].

То, что Иван III имел намерение заполучить Данияла к себе в Москву, становится ясно из дипломатичекой инструкции послу, выданной несколько позже. В мае 1495 г. московский правитель выслал в Крым двух служилых татар со специальным заданием. Их маршрут пролегал через Киев. При достижении Киева им следовало, согласно наказу, выяснить следующее: «Им пытати вежливо, как бы незнакомисто: где ныне царев сын Ойдаров? И будет на Киеве, а нелзе будет им к нему ити, и им ити к нему тайно, чтобы того не ведал никто. Да молвити им Айдарову сыну: похочешь ехати ко государю к нашему к великому князю, и государь наш князь велики хочет тебя жаловати, да и твоего отца хочет жаловати; и ты бы к нему поехал»[99]99
  Сборник РИО. – СПб., 1884. – Т. 41. – С. 216.


[Закрыть].

Это сообщение свидетельствует о том, что Айдар в 1495 г. ещё был жив. Что же касается того, что случилось с ним позже и чем окончились усилия Ивана по «рекрутированию» его сына, источники по этому поводу хранят молчание.

Около 1490 г. Москва проявила инициативу в поиске и приглашении к себе ещё двух Джучидов-Гиреев, Уз-Тимура (Издемир) б. Хаджи-Гирея и Девлеша б. Даулет-Яра б. Хаджи-Гирея. Уз-Тимур был младшим братом Менгли-Гирея, в то время как султан Девлеш являлся племянником Менгли-Гирея по другому его брату, Даулет-Яру. Ранее они находились под опекой Порты – Османской империи, позже покинули османов в поисках альянса с Большой Ордой («Вышли они от Турков да на поле были и в Орде были»[100]100
  Сборник РИО. – СПб., 1884. – Т. 41. – С. 158.


[Закрыть]), а именно с сыновьями Ахмеда[101]101
  Сборник РИО. – СПб., 1884. – Т. 41. – С. 99.


[Закрыть].

При таком альянсе они представляли бы существенную угрозу как для Менгли-Гирея, так и для Ивана III. В первую очередь их судьбой был озабочен именно крымский хан – видимо, они вызывали сильное опасение у него. В дальнейшем он не исключал даже, по всей видимости, и их физического устранения как варианта решения их проблемы («ты брат мой одно дело добудешь, как бы сех наших недругов не было, мысль тому ты добудешь»[102]102
  Сборник РИО. – СПб., 1884. – Т. 41. – С. 123.


[Закрыть], – писал он Ивану в 1491 г.). Интересно отметить, что согласно посланиям Менгли-Гирея, он опасался Уз-Тимура намного больше Девлеша – он чаще фигурирует в дипломатической переписке как фигура потенциальной опасности[103]103
  Сборник РИО. – СПб., 1884. – Т. 41. – С. 216, 218.


[Закрыть]. Это неудивительно – он, так же как и сам Менгли-Гирей, являлся сыном Хаджи-Гирея. Это имело значение при претензиях на трон.

В октябре 1490 г. в Крым прибыл московский посол с секретным посланием хану, касающимся Уз-Тимура и Девлеша. Посланник должен был встретиться с ханом наедине и предложить следующее: «И будет тобе надобе, чтобы те царевичи у твоих недругов у Ахматовых детей не были, и яз твоего для дела пошлю их звати к собе, чтобы поехали ко мне»[104]104
  Сборник РИО. – СПб., 1884. – Т. 41. – С. 99.


[Закрыть].

Ожидая одобрения своих планов ханом, Иван III послал два письма персонально Уз-Тимуру и Девлешу, которые, как планировалось, хан должен был помочь доставить им. Эти два письма содержали приглашение двум султанам прибыть в Московию. Исключая имена, письма идентичны; процитирую одно из них, к султану Девлешу: «Дед твой Ази-Гирей царь с нами был в дружбе, а дяди твои Нурдовлат царь и Менли-Гирей царь с нами в дружбе и в братстве. Нынеча слышели есмя, что в чюжом юрте стоишь, а конь твой потен; и мы, поминая к собе деда твоего дружбу и дядь твоих, Нурдовлатову цареву да Менли-Гирееву цареву дружбу и братство, тобе хотим свою дружбу чинити: похочешь у нас опочива, и ты к нам поеди, а мы тобе в своей земле опочив учиним и добро свое, как даст Бог, хотим тобе чинити. А которые твои люди с тобою приедут, и мы тобя деля тех твоих людей хотим жаловати»[105]105
  Сборник РИО. – СПб., 1884. – Т. 41. – С. 100.


[Закрыть].

Письмо содержит языковые сходства в нескольких пассажах. Из этого становится ясно, что, по всей видимости, в переписке между Джучидами Степи и Москвой русская сторона пользовалась неким шаблоном, специально заготовленным для обсуждения нюансов переселения и размещения Джучидов в Московию[106]106
  Kennedy C. The Juchids of Muscovy. – L. 66.


[Закрыть]. Этот формуляр был весьма важен, так как он сообщал, каких перспектив в отношениях с московским правителем они могли бы ждать в случае, если решатся на переезд в Московию. Также формуляр показывал союзникам великого князя намерения последнего по отношению к потенциальным иммигрантам из Степи, а также и отношения с уже пребывающими в Московском княжестве Джучидами. Конечно же, не стоит всецело полагаться на официальный документ – он далеко не всегда показывает нам истинные мотивы действующих лиц.

Термины, обозначавшие природу пребывания Джучидов в вотчине великого князя, а именно обозначавшие то, что они фактически делали в Московии, были абсолютно нейтральными с политической точки зрения[107]107
  Kennedy C. The Juchids of Muscovy. – L. 67.


[Закрыть]. Джучидов «звали»[108]108
  Сборник РИО. – СПб., 1884. – Т. 41. – С. 99.


[Закрыть] или «брали» («взяти»)[109]109
  Сборник РИО. – СПб., 1884. – Т. 41. – С. 17–18.


[Закрыть] в Московское государство, Джучиды «ехали»[110]110
  Сборник РИО. – СПб., 1884. – Т. 41. – С. 216–217.


[Закрыть] к великому князю, приходили вне своего желания ради «опочива»[111]111
  Сборник РИО. – СПб., 1884. – Т. 41. – С. 100.


[Закрыть], или Джучид «содержался с» великим князем («к собе взял и держал есми его у собя», «к тобе послал»)[112]112
  Сборник РИО. – СПб., 1884. – Т. 41. – С. 17–18, 126.


[Закрыть]. В переводах с татарских грамот приезд царевичей – это добровольный акт независимых политических деятелей; характер их пребывания на Руси вообще не определяется[113]113
  Хорошкевич А. Л. Русь и Крым: от союза к противостоянию. Конец XV – начало XVI в. – М., 2001. – С. 278.


[Закрыть]. Представителей верхов крымского общества заверяли: «доброволно приедешь, доброволно куды восхочешь поити – пойдешь, а нам тебе не держати».

Таким образом, можно сказать, что в последней трети XV в. великий князь предлагал пристанище. Он обещал не быть враждебным, обеспечивать безопасность и материальную поддержку, и, как в случае с Менгли-Гиреем, разрешал хану право отъезда в случае его желания. Мы нигде не находим какого-либо обсуждения того, для чего же Джучид прибывает в Московию: для службы местному правителю? для управления своим улусом? или ни для того, ни для другого, а для «опочива»? В последней трети XV в. мы можем констатировать только заверения московской стороны в том, что Джучид получит в Московском великом княжестве кров и материальную поддержку[114]114
  Kennedy C. The Juchids of Muscovy. – L. 67–68.


[Закрыть].

Первым, кто воспользовался приглашением Ивана III, был султан Девлеш. В течение 1491 г. было заявлено, что он отправился в Московию («Довлеш царевич к тебе пошол»)[115]115
  Сборник РИО. – СПб., 1884. – Т. 41. – С. 111.


[Закрыть]. Правда, более поздний документ сообщает, что альтернативное предложение от рода Ширин – главнейшей династии правящей элиты в Крыму – притормозило его решение об отъезде[116]116
  Сборник РИО. – СПб., 1884. – Т. 41. – С. 113.


[Закрыть]. Тем временем дядя Девлеша – Уз-Тимур, решил принять третье предложение от польского короля Казимира IV и прибыл в Киев («корм ему дают туто»)[117]117
  Сборник РИО. – СПб., 1884. – Т. 41. – С. 113.


[Закрыть].

Вскоре Менгли-Гирей установил контакт с Девлешем и, сообщая последнему о гарантиях от Ивана, советовал ему поехать в Московию (письмо от 1491 г.): «Ино мы Девлеша царевича гораздо уверив, брата своего Девлеша к тобе послал, гораздо юрт давши, да добром бы еси держал»[118]118
  Сборник РИО. – СПб., 1884. – Т. 41. – С. 126.


[Закрыть].

Султан действительно покинул Степь, однако вместо Москвы он выбрал Киев, где уже находился его дядя Уз-Тимур. В посольстве от хана Менгли-Гирея к Ивану от ноября 1491 г. послы говорили от имени хана: «Да говорил Кутуш от царя же о Уздемире да о Девлеше о царевичех, что деи король царю недружбу учинил, его дву братов, Уздемиря да Девлеша, к собе взял да у собя установитил. И будет деи то мочно князю великому, брату моему, Уздемиря да Девлеша достати, и он бы их доставал; а будет деи не мочно, и он бы деи отказал на сей зиме с Кутушом, и царь их хочет сам доставати»[119]119
  Сборник РИО. – СПб., 1884. – Т. 41. – С. 121.


[Закрыть].

Великий князь послал хану письмо, где заверял его, что сделает всё, что в его силах, чтобы переманить их в Московию[120]120
  Сборник РИО. – СПб., 1884. – Т. 41. – С. 137–138.


[Закрыть]. Весной 1492 г. Иван III вновь выслал каждому по письму, которые были практически идентичны тем, что он посылал им двумя годами ранее[121]121
  Сборник РИО. – СПб., 1884. – Т. 41. – С. 145–146.


[Закрыть]. В грамотах султанам Иван III счёл возможным опустить пункт о добровольности пребывания в Московском княжестве и свободе отъезда. Вероятно, этим отчасти и объясняется, почему царевичи предпочли остаться в Великом княжестве Литовском, нежели переехать в Москву[122]122
  Хорошкевич А. Л. Русь и Крым: от союза к противостоянию. Конец XV – начало XVI в. – М., 2001. – С. 281.


[Закрыть].

Усилия великого князя пропали даром. В конце 1492 г. московский посол, возвращавшийся из Крыма, принесёт следующие вести об Уз-Тимуре и Девлеше: «И те, государь, царевичи, сказывают, поженилися в Литве, а отведены с украины далече вглубь»[123]123
  Сборник РИО. – СПб., 1884. – Т. 41. – С. 167.


[Закрыть].

Это означало удаление с политического горизонта Степи. Судя по всему, царевичи давно и достаточно плотно оказались включёнными в русскую культуру в Литве – в 1491 г. Менгли-Гирей констатировал (видимо, не без сожаления) Ивану, что они «и пьют и едят с русаки»[124]124
  Сборник РИО. – СПб., 1884. – Т. 41. – С. 123.


[Закрыть]. Их браки – особенно, если они были женаты не на мусульманках, и брак предполагал обращение в другую веру, дистанцировали их от татарского мира ещё больше. В таком случае, вероятно, именно подтверждением их удаления с политического небосклона Степи служит загадочная фраза Менгли-Гирея: «А те, государь, царевичи, как тебе, так царю не люди, – отвечал мне про них царь»[125]125
  Сборник РИО. – СПб., 1884. – Т. 41. – С. 167.


[Закрыть].

В 1470-х – начале 1490-х гг. Москва начала уже преднамеренно завлекать к себе потомков Чингис-хана, переживавших не лучшие времена в Степи. В это время действия Москвы уже были вполне независимыми и осознанными в своей политике заманивания к себе тех персон Степи, положение которых можно описать как «истому» – состояние усталости, утомления, иначе говоря, как «неверемя» – временную неудачу, фиаско. На данном этапе Иван III смекнул, что из «истомы» своих недавних противников вполне можно извлечь политическую выгоду. По всей видимости, в это время курирующие татарские дела уже пришли к мысли о возможности добровольного (со стороны Москвы) пожалования данным лицам русских городов, выдаваемых как средства содержания Чингисидов. Однако в отношениях с представителями Большой Орды и Крымского ханства данная практика не получила широкого распространения.

Москва старалась заполучить к себе лиц, политический статус которых в Степи был очень высок. Это были Джучиды, которые либо реально правили в определённом позднезолотоордынском юрте (причём в важнейших – Большой Орде и Крымском ханстве), либо приходились ближайшими родственниками правителям ханств. Очевидно, высокий политический статус приводил к тому, что практически мало кто пользовался приглашением московского правителя. Положение и статус высшего общества позднезолотоордынских государств, которые помнили о безусловном господстве над «русским улусом», очевидно, не позволяли им рассматривать предложения от своего бывшего данника всерьёз, либо они рассматривали их только тогда, когда их «истома» была особенно сильна. Спокойное пребывание на «политической пенсии» в Московии, так же как и положение марионетки московского правителя, их явно не устраивало.

Единственным исключением из этой тенденции является старший брат Менгли-Гирея Нур-Даулет б. Хаджи-Гирей, бывший ханом в Крыму, затем потерявший этот престол и переехавший в Московское княжество, где он получил трон Касимовского ханства. Он единственный (если не считать его брата Айдара) в этот период принял приглашение великого князя и согласился на постоянное пребывание под его опекой. Однако, во-первых, он всё же получил наиболее престижный татарский юрт Москвы – Касимовское ханство, имевшее особое положение среди других «мест», выделявшихся татарской элите в Московском княжестве (по выражению А. В. Белякова, остальные московские юрты выдавались ему, видимо, как своеобразный «довесок» к статусному владению). Во-вторых, выбор у него был крайне невелик – оставаться в Крыму он не мог по причине опасения за свою жизнь; он мог выбирать между Великим княжеством Литовским, Стамбулом и Москвой. Стамбул отпадал по причине тесной связи между османами и Менгли-Гиреем: Нур-Даулет опасался своей выдачи в Крым. Почему он выбрал не Великое княжество Литовское, а Москву, сказать трудно; возможно, он каким-то образом просчитал, что причин выдавать его Менгли-Гирею у Ивана меньше, чем у короля Казимира. Не исключено, что сыграло свою роль и то, что его «испомещали» именно в Касимове – месте, имевшем давние татарские традиции, в том числе и династические.

Выгода, которую пыталась извлечь Москва, предлагая свою территорию как пристанище для знатных лиц позднезолотоорлынских государств, испытывавших проблемы у себя на родине, просматривается достаточно чётко – шантажируя имевшимися в её распоряжении потомками Чинигс-хана, она собиралась (и реально делала это) воздействовать на политику соседних государств, особенно Крыма[126]126
  Подробнее см.: Рахимзянов Б. Р. Касимовское ханство (1445–1552 гг.). Очерки истории. – Казань, 2009. – С. 124–128.


[Закрыть] (влияние на Большую Орду было, видимо, затруднено в силу особой нестабильности политической ситуации в ней). Мотивация Джучидов к переездам состояла, по всей видимости, в необходимости временного пристанища для накопления сил.

Последнее десятилетие XV в. для Большой Орды (или Тахт Иле – «Престольное владение») – татарского ханства, считавшегося до 1502 г. основным наследником Улуса Джучи, стало роковым: она переживала далеко не лучшие времена. Во 2-й половине XV в. Большая Орда играла важную роль в политической жизни Восточной Европы. Однако, как и прежний Улус Джучи, её раздирали внутренние противоречия, вызванные в основном амбициями властной элиты и экологическими условиями.

В 1494 г. в Большой Орде разразилась очередная династическая распря. Шейх-Ахмед б. Ахмед[127]127
  Хан Шейх-Ахмед б. Ахмед – хан Большой Орды (примерно 1488–1502 гг., с перерывами; до 1500 г. – в соправительстве с братьями), сын хана Ахмеда.


[Закрыть], тогдашний хан «Престольного владения», женился на дочери ногайского бия (правителя) Мусы. Ордынская знать свергла с престола зятя нелюбимого ею ногайского лидера. На его место был посажен другой сын Ахмеда, Муртаза. Беклербеком (главным военачальником) продолжал оставаться Хаджике (Хаджи-Ахмед б. Дин-Суфи)[128]128
  Трепавлов В. В. История Ногайской Орды. – М., 2001. – С. 125.


[Закрыть]. Через некоторое время Муртазу отстранили от власти и вернули на престол Шейх-Ахмеда. Муртаза при этом уехал подальше от братьев Ахмедовичей – на Терек. За ним двинулся и Хаджике.