Текст книги "Московская Русь и татарские ханства в XV–XVI вв."

Что важно для нас, так это то, что Хаджике вместе с другим своим соратником – Сеид-Ахмедом б. Ахмедом (родным братом Шейх-Ахмеда б. Ахмеда) – добивался от Ивана III дозволения поселиться на Руси. Московский правитель писал хану Менгли-Гирею: «Присылал ко мне (Ивану III. – Б. Р.) Азика князь[129]129
  Хаджике (т. е. Хаджи-Ахмед б. Дин-Суфи) – ордынский, а затем и крымский «князь» (беклербек).


[Закрыть] братанича своего (племянника. – Б. Р.) Камбара Мамалаева сына с тем, чтобы яз Азику и Камбара к себе взял, а Азике бы моим жалованьем своего юрта доставати. Да и о Сеит-Махмуте царе Камбар от Азики мне говорил, чтобы яз и Сеит-Махмута царя к себе взял. И яз Камбара отпустил, а приказал есми с Камбаром к Сеит-Махмуту да и к Азике, чтобы ко мне пошли; а емлю яз Сеит-Махмута царя да и Азику князя твоего для дела брата своего (Менгли-Гирея. – Б. Р.) да и своего, на твоих и на своих недругов на Шиг-Ахметя царя и на Тевекеля князя, чтобы как дал Бог нам своим недругом Шиг-Ахметю и Тевекелю князю гораздо недружба довести»[130]130
  Сборник РИО. – СПб., 1884. – Т. 41. – С. 385; Трепавлов В. В. История Ногайской Орды. – М., 2001. – С. 125.


[Закрыть].

Иван, как следует из сообщения, намеревался заполучить («емлю») Сеид-Ахмеда и Хаджике в своё распоряжение, для противодействия хану Шейх-Ахмеду и его главному эмиру Таваккулу б. Тимуру. Ордынскими правителями, как видим из обращения об «опочиве» со стороны Сеид-Ахмеда и Хаджике, Московское княжество уже прочно позиционировалось в последнем десятилетии XV в. как место, где можно переждать «истому». Источники содержат мало информации о реализации этого плана. Всё, что нам известно, это то, что к 1505 г. мирза (знатный представитель элиты) Канбар б. Мамалай из рода Мангыт возвратился в Московское княжество и начал активно участвовать в военных мероприятиях московского правителя[131]131
  Разрядная книга 1475–1598 гг. – М., 1966. – С. 37.


[Закрыть]. У него были сын и внук, которые также участвовали в военных кампаниях великих князей[132]132
  Вельяминов-Зернов В. В. Исследование о касимовских царях и царевичах. – СПб., 1863. – Ч. 1. – С. 414, 429–430; Разрядная книга 1475–1598 гг. – М., 1966. – С. 86–87; Там же, под 1507 г. Его сына звали Ак-Мухаммед, внука Ураз-Али.


[Закрыть].

Контакты велись и с самим ханом Большой Орды Шейх-Ахмедом б. Ахмедом и его окружением. В неблагоприятных для Большой Орды политических и экологических условиях конца XV в. Крымское ханство решило покончить с ней и стать единственным наследником Улуса Джучи. Этому способствовали и личные амбиции представителей боковой ветви Джучидов – Гиреев, которые, как и потомки Улуг-Мухаммеда, когда-то потерпели неудачу в овладении троном «Престольного владения» (Большой Орды) и вынуждены были обустраивать своё жизненное пространство на окраинах распадающейся империи. Те же Джучиды, которые оказались более удачливыми (потомки Кучук-Мухаммеда), стали их врагами. Стамбул и Москва поддерживали устремления Крымского ханства, так как это ослабляло их общего врага – Польско-Литовское государство[133]133
  Исхаков Д. М. Тюрко-татарские государства XV–XVI вв. – Казань, 2009. – С. 131.


[Закрыть].

Особого ожесточения борьба крымских ханов с большеордынскими достигла при последнем хане «Престольного владения» Шейх-Ахмеде б. Ахмеде. В Крыму в это время престол занимал Менгли-Гирей б. Хаджи-Гирей, получивший его с помощью оттоманов. Конец XV в. оказался для Большой Орды неблагоприятным. Менгли-Гирей писал в Москву в июле 1498 г., что «Ахматовы дети истомны учинилися»[134]134
  Сборник РИО. – СПб., 1884. – Т. 41. – С. 263.


[Закрыть]. Примерно так же описывалось состояние дел московским посланником в Крым в 1501 г., который говорил о ссорах между Шейх-Ахмедом и его братом Сеид-Мухаммедом («а межу себя деи царь не мирен с братьею»[135]135
  Сборник РИО. – СПб., 1884. – Т. 41. – С. 322–323.


[Закрыть]), а также о надеждах Менгли-Гирея на то, что их люди покинут их и присоединятся к нему: «людей к себе от них чает»[136]136
  Сборник РИО. – СПб., 1884. – Т. 41. – С. 358.


[Закрыть]. Это и произошло: в 1500–1502 гг. большеордынцы начали мелкими и более крупными группами переходить во владения крымского хана.

Как природные, так и политические нюансы были не на стороне Шейх-Ахмеда: согласно информации крымского хана и русских послов, в начале XVI в. большеордынцы были «худы… добре, и пеши, и наги» или «безконы добре… и охудали и кочуют на рознь». Противостояние закончилось тем, что весной 1502 г. сильно ослабевшая Большая Орда была полностью разгромлена крымскими войсками. Видимо, для Ивана III не было сюрпризом посольство от Шейх-Ахмеда, пришедшее к нему до октября 1502 г., с которым пришло и его обращение о братстве и дружбе между ханом Большой Орды (которым Шейх-Ахмед продолжал себя считать) и московским великим князем, а также и призыв «взять» Астрахань и отдать её Шейх-Ахмеду (Иван передал слова Шейх-Ахмеда Менгли-Гирею: «И Азторокань бы мне достав, ему дати»)[137]137
  Сборник РИО. – СПб., 1884. – Т. 41. – С. 435–436, 456, 489; СПб., 1882. – Т. 35. – С. 432; Иоасафовская летопись. – М., 1957. – С. 145.


[Закрыть]. По-видимому, Шейх-Ахмед не доверял великому князю, и переговоры вскоре прекратились[138]138
  Базилевич К. В. Внешняя политика русского централизованного государства: вторая половина XV в. – М., 1952. – С. 532.


[Закрыть].

Султан Хаджи-Ахмед б. Ахмед (Коджак, «Хозяк»), брат и калга Шейх-Ахмеда, его сподвижник в последних попытках вернуть себе Орду, вроде бы планировал отъехать к великому князю: в сообщениях неких русских, вернувшихся из Астрахани зимой 1502/1503 г., сообщалось, что «Шиг-Ахмет царь и Хозяк царевич у Азторокани, тут де им и зимовати; а у них деи их людей мало, толко с пять сот человек; а болшие деи люди у Хозяка у царевича, и Хозяк царевич хочет к нам ехати»[139]139
  Сборник РИО. – СПб., 1884. – Т. 41. – С. 456.


[Закрыть]. Как видно из сообщения, с планировавшим приехать в Московию Хаджи-Ахмедом находились значительные военные силы – по сути, это была одна из «частей» распавшейся Большой Орды.

Вскоре Шейх-Ахмед начал вынашивать идею покинуть Степь. Первым делом он и двое его людей попросили об убежище Стамбул, однако им было отказано по причине давнего союза Порты с Крымом. Отвергнутый хан в итоге в конце 1504 г. направился к своим давним союзникам в Великом княжестве Литовском, которые, однако, взяли его под стражу[140]140
  Сборник РИО. – СПб., 1884. – Т. 41. – С. 459–460, 462, 467, 471, 474, 477–478, 482, 486, 489–490, 492–493, 503, 509–510, 516, 521–523, 527–528, 532–539, 556–557; СПб., 1882. – Т. 35. – С. 464–465; Зайцев И. В. Между Москвой и Стамбулом. Джучидские государства, Москва и Османская империя (нач. XV – пер. пол. XVI в.). – М., 2004. – С. 99–120; Базилевич К. В. Внешняя политика русского централизованного государства: вторая половина XV в. – М., 1952. – С. 505–508, 532–533.


[Закрыть].

Иван не оставлял желания заполучить себе Шейх-Ахмеда и тогда, когда он уже находился в литовском плену в Вильно: он мог бы стать эффективным средством устрашения Крыма, как когда-то Нур-Даулет. В наказе сыну боярскому Константину Замытскому, посланному в марте 1504 г. с разными поручениями к королеве Елене Ивановне, поручалось войти в сношения с Шейх-Ахмедом и передать ему приглашение от Ивана перейти под его покровительство: «…будет конь твой истомен, и ты бы пошел к нам, и яз истому твою подыму, и людей твоих пожалую, и место тебе в своих землях городы дам».

Хану предлагалось самому найти способ побега из Литвы: «…ино и ныне похочешь к себе нашего прямого братьства и дружбы, и ты бы домышлялся сам, как ти выехати из Литовские земли»[141]141
  Сборник РИО. – СПб., 1882. – Т. 35. – С. 464–465.


[Закрыть].

Неизвестно, удалось ли Замытскому выполнить это задание. Точно известно, что Шейх-Ахмед остался в Великом княжестве Литовском.

Здесь можно вновь акцентировать внимание на личности политика, которого завлекала Москва. По-моему, широко смотрящему историку очевидно, что история вполне могла получить другой вектор развития при несколько ином напряжении воли характеров исторических персонажей. В противном случае при принятии заданности исторического развития (как предлагала «марксистская» советская школа), мы должны отказаться от такого фундаментального космического понятия, как диалектика, т. е. развитие и эволюция всего живого. Если некоторые персонажи не вошли в учебники и широко известные тексты в силу того, что в финале своей политической карьеры потерпели неудачу, это ещё не значит, что они в принципе не могли войти в историю как победители. Именно такой личностью, по-моему, и был Шейх-Ахмед.

На мой взгляд, не стоит представлять его как «ничтожного наследника прежнего величия». В 1488 г. Шейх-Ахмед был провозглашён ханом Улуса Джучи (фактически – Большой Орды) и являлся им до 1502 г.[142]142
  С перерывами; до 1500 г. – с братьями-соправителями (Варонiн В. А. З гiсторыі ўзаемаадносін Вялiкага Княства Лiтоўскага з татарамi ў канцы XV – першай трэці XVI стст.: Хан Шыг-Ахмат // Studia historica Europae Orientalis = Исследования по истории Восточной Европы: науч. сб. – Минск, 2011. – Вып. 4. – C. 128).


[Закрыть] Формально он был последним правителем Улуса Джучи, в политической зависимости от которого находились московские правители[143]143
  Зависимость Москвы от Шейх-Ахмеда проявилась, в частности, в факте выплаты «выхода» (дани) в промежутке 1500–1502 гг. См.: Горский А. А. Москва и Орда. – М., 2000. – С. 181–183, особенно ссылка 157. Хотя этот факт, возможно, являлся единичным актом, а не признаком системы, «формальное признание зависимости от хана» (А. А. Горский) можно признать.


[Закрыть]. После пленения хана польские короли Александр Казимирович и Сигизмунд I использовали Шейх-Ахмеда как «средство сдерживания» крымских ханов, шантажируя Менгли-Гирея и его сыновей Мухаммед-Гирея I и Саадет-Гирея I в случае враждебных действий отпустить бывшего ордынского правителя обратно в Степь[144]144
  См. мирные договора между Короной Польской, Великим княжеством Литовским и Крымским ханством 1507–1527 гг., опубликованные Д. Колодзейчиком: Kołodziejczyk D. The Crimean Khanate and Poland-Lithuania: international diplomacy on the european periphery (15th–18th century): a study of peace treaties followed by annotated documents. – Leiden-Boston, 2011. – P. 571, 581, 613, 626, 644, 653–54, 667.


[Закрыть]. Причём цена содержания хана и его людей в Великом княжестве Литовском была достаточно высокой – об этом жаловались паны Рады королю Сигизмунду I, да и он сам писал об этом хану Мухаммед-Гирею I в Крым[145]145
  Варонін В. А. З гісторыі ўзаемаадносін Вялікага Княства Літоўскага з татарамі ў канцы XV – першай трэці XVI стст.: Хан Шыг-Ахмат // Studia historica Europae Orientalis = Исследования по истории Восточной Европы: науч. сб. – Минск, 2011. – Вып. 4. – C. 143.


[Закрыть].

Потенциальная опасность Шейх-Ахмеда для своих степных соседей (прежде всего для крымских ханов) и, соответственно, его масштаб как политика виден и из того, что на протяжении более чем 20-летнего заключения Шейх-Ахмеда Ногайская Орда неоднократно обращалась к королевским властям с просьбой выпустить хана. И не только Ногайская Орда: его судьбой интересовались и в Крыму, и в Москве. К примеру, в грамоте, посланной с послом Иваном Мамоновым беку (князю) Аппаку в 1515 г., говорится о Шейх-Ахмеде: «А что наш недруг Шиг Ахмет у нашего же недруга у литовского в руках, и мы (Москва. – Б. Р.) ся того доведали дополно, сколко к нему брат наш Магмед Кирей царь о нем не приказывай, а ему Шиг Ахметя царя ни брату нашему Магмед Кирею царю не отдати, ни у себя ему конца никакова не учинити. И похочет брат наш Магмед Кирей царь достати своего недруга Шиг Ахметя царя, и он станет с нами свое и наше дело делати с нашим недругом с литовским. И мы чаем, что Шиг Ахметя царя у своего недруга у литовского достанем (виделено мной. – Б. Р.)»[146]146
  Сборник РИО. – СПб., 1895. – Т. 95. – С. 216.


[Закрыть].

Когда весной 1527 г. престарелый Шейх-Ахмед был выпущен из заключения, возвращение хана на Волгу вызвало большой резонанс в Крыму. Сам хан Саадет-Гирей б. Менгли-Гирей так описывал события, связанные с его отпуском в Степь: «А ты (польский король Сигизмунд (1506–1548 гг.). – Б. Р.), брат наш, з Нагаицы хотячы с одного быти, мене, брата своего за ништо собе видячы (курсив мой. – Б. Р.), и теж хотячы заволского царя Шыгахмата выпустити, нам непрыязнь чынячи, нагаискому послу на имя Смендияру в руки подавшы, непрыятелем нашым Нагаицом хотячы его царем усадити, и мы тое вслысавшы, мовили есьмо: «от правды корол нам непрыятелем (выделено мной. – Б. Р.)». Ино мы для того у другое послали з воиском своим великим брата своего меньшого Сап Киреи Солтана, панство твое воевати»[147]147
  «Ярлык присяжный» (1527 г.), посланный крымским ханом Саадет-Гиреем б. Менгли-Гиреем польскому королю Сигизмунду // Kołodziejczyk D. The Crimean Khanate and Poland-Lithuania. – P. 667.


[Закрыть].

В 1528 г. в памяти московскому гонцу в Крым казаку Байкулу говорилось: «А вспросят про Шиг-Ахматя царя, кто бывал лы, и им молвити: «человек, господине, есть у государя нашего от Шиг-Ахметя царя». И слушати, что в Крыме молва про Ши-Ахметя царя, где он ныне, и боят ли от него в Крыме на собя прихода, и кого с ним людей чают на Крым, и о какове поры, и что их мысль, как против его стояти хотят»[148]148
  РГАДА. – Ф. 123. – Оп. 1. – Ед. хр. 6. – Л. 163. Цит. по: Зайцев И. В. Между Москвой и Стамбулом. Джучидские государства, Москва и Османская империя (нач. XV – пер. пол. XVI в.). – М., 2004. – С. 112.


[Закрыть].

В крымских грамотах, отправленных в Москву в апреле 1528 г., отпуск хана из Великого княжества Литовского – одна из основных тем. Жена крымского хана Саадет-Гирея Ширин-бек (т. е. ширинская княжна) в грамоте, датированной февралём 1528 г., писала: «А недруг наш корол Ши-Ахметя царя выпустил нам да и тобе недружбу чинити»[149]149
  РГАДА. – Ф. 123. – Оп. 1. – Ед. хр. 6. – Л. 173–173 об. Цит. по: Зайцев И. В. Между Москвой и Стамбулом. Джучидские государства, Москва и Османская империя (нач. XV – пер. пол. XVI в.). – М., 2004. – С. 112.


[Закрыть]. Сын Саадет-Гирея султан Бучка-Гирей повторял информацию: «Корол недруг наш, что Шиахметя царя выпустил…»[150]150
  РГАДА. – Ф. 123. – Оп. 1. – Ед. хр. 6. – Л. 174 об. – 175. Цит. по: Зайцев И. В. Между Москвой и Стамбулом. Джучидские государства, Москва и Османская империя (нач. XV – пер. пол. XVI в.). – М., 2004. – С. 112.


[Закрыть]. Даже в 1529–1530 гг., уже после смерти хана (о чём в Москве ещё не было известно), московскому послу в Великом княжестве Литовском необходимо было «пытати… что слух про Шых-Ахметя царя, кто от него у короля бывал ли?»[151]151
  Сборник РИО. – СПб., 1882. – Т. 35. – С. 807.


[Закрыть].

Как видим, само имя большеордынского правителя порождало обеспокоенность у крымских ханов, так же как и у Москвы вызывало опасения возрождение представителей рода Кучук-Мухаммеда в коалиции с какими-либо другими кочевниками. И неспроста: по некоторым сведениям, Шейх-Ахмед в 1527–1528 гг. являлся астраханским ханом[152]152
  Зайцев И. В. Астраханское ханство. – М., 2004. – С. 107, 108.


[Закрыть].

Шейх-Ахмед вполне мог бы в период между 1502 г. (разгром Большой Орды) и 1504 г. (начало литовского плена хана), уговорив Ногайскую Орду, разгромить Крым и «взять Орду» его отца, Ахмеда, в свои руки вновь. Ногайская Орда, которая обладала едва ли не самой большой конницей (и, соответственно, военной силой в целом) среди позднезолотоордынских государств, являлась на тот момент главным фактическим «вершителем судеб» Степи, и от того, на чьей стороне окажутся её лидеры, зависело очень многое, если не всё, в позднезолотоордынской политике.

Дополнительным аргументом в пользу того, что такой вариант событий мог быть реализован, служит и то, что в подданстве крымского хана находилось много бывших улусов Шейх-Ахмеда, перешедших под крымское управление во времена политического кризиса Большой Орды начала XV в.; при изменении условий они могли вновь перейти к своему бывшему патрону. Ногаям же Шейх-Ахмед был нужен как хан, при котором ногайский бий (предводитель) становился легитимным беклербеком (второе лицо после хана, главный военачальник) при своём правителе. При этом, если личность хана как политика имела крупный масштаб (что смело можно сказать про Шейх-Ахмеда), он мог влиять на ногайских лидеров. Данный вариант (разгром Крыма и восстановление Улуса Джучи под верховенством ордынской династии) мог быть реализован и после освобождения Шейх-Ахмеда из литовского почётного пленения в 1527 г., учитывая династическую нестабильность в Крымском ханстве в этот период, хотя это уже менее вероятно.

Как видим, Москва заигрывала с весьма масштабным и неоднозначным политиком той эпохи, надеясь, в случае принятия Шейх-Ахмедом предложения великого князя об «опочиве», в дальнейшем (после его отъезда обратно в Степь) воздействовать через него на события в татарском мире. Однако не исключено, что при положительном (для ордынского хана) развитии событий он мог бы «забыть» все «заботы» о нём московского правителя, и усилия Москвы могли бы окончиться ничем. Здесь важно отметить то обстоятельство, что Москва вела себя как бывший данник, коварно вынашивающий планы фатальной мести своим прежним «начальникам»; она пыталась использовать все возможные способы своего «внедрения» в степную политику, даже самые маловероятные, не боясь провала.

Неизвестно, как сами татарские династы воспринимали предложения московского правителя и его самого как потенциального партнёра. Если такие политические фигуры, как последний хан «Престольного владения» Шейх-Ахмед, видимо, не рассматривали московского великого князя и его «русский улус» как приемлемое для себя место, то фигуры «помельче» – те, кто правил в Тахт Иле недолго или как соправитель (и, видимо, прочно не ассоциировал себя с этим троном), не исключали выездов к столь «гостеприимному» соседу: хан Саид-Ахмед и его беклербек Хаджике просились к великому князю «на постой». Думаю, общее восприятие татарской элитой московского правителя можно свести к образу временного тактического союзника, которого в случае своего успеха можно не принимать более в расчёт.

Как уже говорилось, весной 1502 г. сильно ослабевшая Большая Орда была полностью разгромлена крымскими войсками во главе с Менгли-Гиреем. В крымском послании в Москву от имени хана Менгли-Гирея было сказано: «Слава Богу, Ших-Ахметя, недруга нашего, розогонив, орду его и все его улусы Бог в наши руки дал»[153]153
  Сборник РИО. – СПб., 1884. – Т. 41. – С. 420.


[Закрыть]. После присоединения улусов Большой Орды Крымское ханство резко усилилось, а хан Менгли-Гирей начал именоваться «Великие Орды великим царём».

Ликвидация Большой Орды в 1502–1504 гг. (иногда этот процесс растягивают до 1515 г.), переход её регалий и функций в позднезолотоордынском пространстве к Крымскому ханству, усиление Московии привели к серьёзному изменению конфигурации политических союзов в Степи. Если в XV – начале XVI в. фактор борьбы с Большой Ордой был решающим для других наследников Улуса Джучи (включая и Москву), то начиная со времени её гибели на первое место вышло соперничество Крымского ханства с Московским государством за обладание всем золотоордынским наследством. Другие татарские государства, за исключением территориально отдалённого и относительно малонаселённого Сибирского ханства, оказались вовлечёнными то с одной, то с другой стороны в это противоборство, длившееся с 1520 г. до русского захвата Поволжья[154]154
  Исхаков Д. М. Тюрко-татарские государства XV–XVI вв. – Казань, 2009. – С. 123.


[Закрыть].

Методы и тактики, используемые Москвой в этом противостоянии, были не только военными, но и дипломатическими. Им и посвящён нижеследующий текст.

В 1516 г. в Крыму началась междоусобная война. Против действующего хана Мухаммед-Гирея б. Менгли-Гирея выступил его родной брат Ахмед[155]155
  Хорошкевич А. Л. Русь и Крым: от союза к противостоянию. Конец XV – начало XVI в. – М., 2001. – С. 179.


[Закрыть]. Будучи, как и Мухаммед-Гирей, сыном Менгли-Гирея, Ахмед являлся калгой – наследником крымского престола. Отношения между братьями были несколько натянутыми, и Ахмед держался в стороне от двора хана. Для Москвы, по-видимому, сложившаяся ситуация служила сигналом к действиям.

Кем был Ахмед? К его личности стоит присмотреться повнимательнее. Думаю, крымского султана Ахмеда вполне можно отнести к тем, кто мог бы стать во главе Крыма, и в дальнейшем, при реализации данного варианта, играть значительную роль в позднезолотордынской политике в целом и во взаимоотношениях с Москвой в частности. Его амбиции, вполне отчётливо прослеживаемые по источникам, служат тому доказательством.

Сделаю небольшое источниковое отступление. Думаю, особого доверия среди дипломатических документов заслуживают донесения русских послов о состоянии дел в Крыму (а не грамоты крымских вельмож, к примеру – они вполне могли приукрашивать события и просто дезинформировать противоположную сторону, т. е. Москву) – их задачей, гарантом качественного исполнения которой служила жизнь посла, было сообщение адекватной, наиболее приближённой к реалиям информации своему государю. В случае же предоставления недостоверной информации послов попросту могли «на кол всадити» у себя же на родине. Проделать же подобное с крымской стороной (ханом, его князьями и т. д.) Москве не представлялось возможным (хотя желание, я думаю, было большое).

Занимавший пост калги при своём брате-хане Мухаммед-Гирее I (1515–1523 гг.), Ахмед, судя по всему, трезво смотрел на политику и личность брата. Тот же крепко дружил с алкоголем: дипломатические документы не оставляют в этом никакого сомнения. Данные об этом содержатся не только в речах крымских официальных лиц, но и в отчётах русских вельмож своим патронам. Неудивительно, что при таком отношении к своей миссии правителя Мухаммед-Гирей периодически заводил дела ханства в тупик: «ты своею мыслью не умеешь» делать дела, упрекал Ахмед хана[156]156
  Сборник РИО. – СПб., 1895. – Т. 95. – С. 365.


[Закрыть]. А эти дела, судя по данным тех же источников, действительно часто нуждались в корректировке.

Периодическое пьянство с «любимыми женами»[157]157
  См.: Сборник РИО. – СПб., 1895. – Т. 95. – С. 364.


[Закрыть] и не только с ними, состояние аффекта на следующий день и, соответственно, невозможность принимать адекватные решения приводили к тому, что, как сетовал Ахмед русскому представителю, «нынеча брат наш (Мухаммед-Гирей I. – Б. Р.) царь, а сын у него царь же, а князи у него цари же, водят им куды хотят (курсив мой. – Б. Р.)», т. е. хан не имеет своего мнения и слушает и сына – султана Бахадур-Гирея, и своих карачи-беков (князей), и, видимо, других представителей политической элиты ханства. Судя по всему, Ахмед в определённый момент решил взять бразды правления в свои руки, рассудив, что нынешний хан к делам управления не способен. Он стал предпринимать усилия в этом направлении.

Ахмед покинул Крымский полуостров и удалился в свой юрт на Нижнем Днепре у крепости Ак-Чакум (Очаков). Калга решил самостоятельно заняться внешней политикой – поискать себе союзников за пределами Крыма (он ссылался с «волошским» правителем, который был «со царем не в миру»[158]158
  Сборник РИО. – СПб., 1895. – Т. 95. – С. 293.


[Закрыть]), в том числе и в Москве. Он послал своего старшего сына Геммета воевать с Литвой, несмотря на мир между ней и Крымом.

При этом он говорил Василию III о своей «дружбе» и «братстве», давая рекомендации, как действовать в случае радикального ухудшения отношений с ханом: в числе прочего Ахмед рекомендовал послу от имени Василия сказать хану, что в крайнем случае «яз (Василий III. – Б. Р.) себе другов поищу в Нагаех и в Азторокани»[159]159
  Сборник РИО. – СПб., 1895. – Т. 95. – С. 366.


[Закрыть]. Русский посол при этом отметил: «а то, государь, Ахмат молвил имянно Ногаи и Азтороканью», демонстрируя прекрасное владение нюансами татарской позднезолотордынской политики – Ногайская Орда и Астраханское ханство были на тот момент главными противниками Крыма.

Калга строил далеко идущие планы совместного с Василием завоевания Киева, Вильно и Трок: в «грамоте потаеной (тайной. – Б. Р.)» Ахмед писал Василию: «Пошли свою рать, чтоб взяли Киев… а сее бы зимы Киев взяв, ты да мне брату своему дал, ино бы в нем яз (Ахмед. – Б. Р.) сидел; а после того Вилну и Троки, королевской стол, яз взяв да тебе дам»[160]160
  Сборник РИО. – СПб., 1895. – Т. 95. – С. 394.


[Закрыть].

В определённый момент калга Ахмед вышел на первые роли в плане контактов с Московским правителем – традиционный «друг» Москвы князь Аппак высказывал свою озабоченность, жаловался московскому представителю: «без моего ведома хитро есте учинили со царевичем с Ахматом, послали к великому князю весть»[161]161
  Сборник РИО. – СПб., 1895. – Т. 95. – С. 373.


[Закрыть]. Причём Ахмед был уверен в своей политической и военной мощи – он заявлял московскому послу, что «без меня царю ничего не учинити», «царя яз ся не блюду, не мочи ему мне ничего учинити», в случае обострения отношений с братом он станет создавать военные проблемы польскому королю – «другу» хана, «поемлет» города у Черкасов, в случае проволочек с отправкой московского посла на Русь он лично обеспечит его беспрепятственный проезд до границ Московии[162]162
  Сборник РИО. – СПб., 1895. – Т. 95. – С. 366.


[Закрыть]. В числе прочего Ахмед просил у Василия какой-либо городок «на своей украйне от Новагородка от Северского, где бы мне (Ахмеду. – Б. Р.) стояти, а оттоле бы мне Литовская земля воевати», указывая на подобный литовский опыт: «коли король наводил меня на великого князя украйну, и король дал мне место в своей земле на украйне, ино мне как князь великий велит?», – спрашивал султан московского посланника[163]163
  Сборник РИО. – СПб., 1895. – Т. 95. – С. 368.


[Закрыть].

Чтобы продемонстрировать свою приверженность великому князю, Ахмед предлагал Василию взять в аманаты (заложники) своего младшего сына, чего прежде никогда не бывало в отношениях между Москвой и Крымом (т. к. ранее, во времена единого Улуса Джучи, как раз русские правители, как вассалы хана, отправляли своих сыновей в залог «дружественно»-зависимых отношений в Орду). Ахмед привёл младшего из своих сыновей к посланнику великого князя в Крыму и спросил мальчика: «Чей ты сын?» Юный султан отвечал: «Яз великого князя сын»[164]164
  Сборник РИО. – СПб., 1895. – Т. 95. – С. 368.


[Закрыть]. Этим сыном Ахмеда, видимо, был Юсуф. И другие сыновья Ахмеда были не прочь назваться «сыновьями» Василия III, когда того требовали обстоятельства – например, Бучкак б. Ахмед[165]165
  Сборник РИО. – СПб., 1895. – Т. 95. – С. 397.


[Закрыть].

Однако Василий, судя по всему, не особо верил султану – московский посланец писал своему патрону: «…что, государь, говорит Ахмат слова о твоем государском жалованье, как тебе хочет служити, нам ся кажот, что лутче бы ему того нелзе быти, а сердце, государь, кому ведати?»[166]166
  Сборник РИО. – СПб., 1895. – Т. 95. – С. 368.


[Закрыть].

Для неверия в «дружбу» Ахмеда у московского правителя были веские доказательства – к примеру, ещё в 1509 г. Ахмед, в числе других крымских вельмож, «силу учинили… боярину Костянтину Заболотцкому», московскому послу в Крыму[167]167
  Сборник РИО. – СПб., 1895. – Т. 95. – С. 56–57.


[Закрыть]. Чуть позже, перед смертью хана Менгли-Гирея, Ахмед приходил на «украинные (приграничные. – Б. Р.) места» великого князя, причём, по русским летописям, его людей «побили», но сам он «в малых людех утек (убежал. – Б. Р.)»[168]168
  Сборник РИО. – СПб., 1895. – Т. 95. – С. 108.


[Закрыть].

Уже во времена «дружбы» с Василием III, в 1517 г., после смерти в Крыму русского посла Ивана Мамонова калга «взял с Иванова двора силою аргамак сер; а Иван тот аргамак купил на великого князя имя (выделено мной. – Б. Р.), дали на нем в Кафе сто и тритцать рублев (сумма немалая. – Б. Р.). Да того же дни царевич Ахмат посылал в Иваново стадо коней смотрити, да взял из Иванова стада Ивановых коней конь да мерин»[169]169
  Сборник РИО. – СПб., 1895. – Т. 95. – С. 370.


[Закрыть]. С татарской точки зрения, Ахмед не совершал ничего противоправного – как он сам заявил заменявшему посла Мите Иванову по поводу последнего случая с лошадьми, «…наша пошлина Иванов живот (имущество. – Б. Р.) пересмотрити и запечатати… а мне взяти своя пошлина кумартка»[170]170
  Сборник РИО. – СПб., 1895. – Т. 95. – С. 370.


[Закрыть].

Другое дело, что Москва не особо вдавалась в нюансы татарских традиций налогообложения, видимо, считая, что к этому времени (начало XVI в.) она уже не является холопом ордынского (т. е. в этот период – крымского) хана, и, соответственно, не является «субъектом права» татарского мира, и не должна ничего платить, рассматривая подобные ситуации как чистый грабёж.

Татарская же сторона традиционно воспринимала московского князя как своего «холопа» (употребляя данный термин по отношению к московскому правителю в письмах польскому королю, но не в переписке с Москвой), обязанного ей данью: к примеру, в «ярлыке присяжном», посланным крымским ханом Сааадет-Гиреем б. Менгли-Гиреем польскому королю Сигизмунду (1506–1548 гг.) от 1527 г., «князь Иван московский» называется «ваших (польских королей. – Б. Р.) и наших (крымских ханов. – Б. Р.) предков холоп, и теж непрыятель наш и ваш, с поколенья смердии сын ест»[171]171
  Опубликован в книге: Kołodziejczyk D. The Crimean Khanate and Poland-Lithuania. – P. 665–669.


[Закрыть]. Здесь, скорее всего, для дополнительного колорита крымский хан «сгустил краски», назвав московского князя не только «холопом» крымских ханов, что формально соответствовало реалиям указанного времени, но и польских королей, подтверждения чему в других источниках не имеется.

Здесь мы наблюдаем традиционный конфликт политических культур переходного периода, когда московского правителя уже не устраивали даннические отношения ордынского прошлого и он начинает претендовать на равные роли с татарскими ханами, но пока не осмеливается открыто заявить об этом, постепенно накапливая военную мощь, а татарская сторона всё ещё и фактически, и в рамках традиций, восходящих к завоеванию Бату русских княжеств в 1237–1241 гг., занимает вышестоящие позиции.

Калга «дружил» с Василием, чтобы тот поддержал его в борьбе с ханом. Ахмед явно вёл свою политическую игру, видимо, рассматривая московского правителя только как тактического временного союзника. Вскоре калга помирился с ханом – правда, ненадолго[172]172
  Сборник РИО. – СПб., 1895. – Т. 95. – С. 513.


[Закрыть]. Ахмед пытался выстраивать отношения и с османским султаном, пытаясь играть против брата. В начале 1519 г. Ахмед отправил в Османскую империю своего сына Геммета за военной помощью против хана[173]173
  Сборник РИО. – СПб., 1895. – Т. 95. – С. 607.


[Закрыть]. Видимо, калга рассчитывал свергнуть брата с помощью янычар и занять ханский трон[174]174
  Гайворонский О. Повелители двух материков. Т. 1: Крымские ханы XV–XVI столетий и борьба за наследство Великой Орды. – Киев-Бахчисарай, 2007. – С. 128.


[Закрыть].

При этом калга Ахмед был трезвым политиком и рассматривал, судя по всему, в числе прочих и ситуацию, когда все его далеко идущие планы терпят полный крах. Видимо, чтобы подготовить «тылы» для такого случая, уже к 1515 г. он стал рассматривать возможность своего переезда в Московию. Посольская речь к султану от 1515 г. содержит некоторые подробности переписок с Москвой: «Да и грамота бы нам (Москве. – Б. Р.) тебе своя опасная на то дати[175]175
  В 1518 г. «опасная грамота» Ахмеду была дана (Сборник РИО. – СПб., 1895. – Т. 95. – С. 600–601).


[Закрыть], что тебе и твоим детем и всем твоим людем, которые с тобою придут, приехати к нам доброволно без всякие зацепки.

…а сын твой и все твои люди, которые с тобою к нам приедут, и мы их пожалуем. А приехати тебе к нам и твоему сыну и всем твоим людем и отъехати от нас доброволно без всякие зацепки, а лиха бы еси от нас не блюл никоторого»[176]176
  Сборник РИО. – СПб., 1895. – Т. 95. – С. 212.


[Закрыть].

Как видим, Ахмед традиционно для этого периода собирался выезжать «частью орды» – с достаточным количеством своих людей. Калге обещали свободный отъезд из Москвы в случае его желания.

К 1517 г. Ахмед уже явно довёл свои мысли о переезде до московского посла в Крыму: «Да часто, государь, говорит со мною царевич Ахмат: «Как вы, государи великие князи, держите у себя царей и царевичев на Мещерском городке (в Касимовском ханстве. – Б. Р.)»[177]177
  Сборник РИО. – СПб., 1895. – Т. 95. – С. 368.


[Закрыть].

Заметим, запросы Ахмеда были не ниже Касимовского ханства – менее значимые московские юрты его не интересовали. Ахмед написал Василию письмо, в котором указал, что хочет уехать в Московию, но прежде он желает услышать заверения последнего в том, что получит именно Мещерский Городок[178]178
  Сборник РИО. – СПб., 1895. – Т. 95. – С. 419.


[Закрыть]. Василий согласился: «Толко будет тебе там немочно быти, и ты б к нам поехал, и мы тебе городок Мещеру дадим»[179]179
  Сборник РИО. – СПб., 1895. – Т. 95. – С. 419.


[Закрыть].

В этом же письме Василий III сообщал, что хан Мухаммед-Гирей намеревался «зарезервировать» Мещерский Городок для одного из своих сыновей. Однако великий князь заверял калгу в том, что в случае его приезда в Московское государство Мещеру получит он.

Собираясь уехать в Москву, Ахмед учитывал, что большая часть его окружения оставит его, и писал о своём приезде только с теми, которые его «похотят»[180]180
  Сыроечковский В. Е. Мухаммед-Герай и его вассалы // Учёные записки Моск. гос. ун-та. – Вып. 61: История. – 1940. – Т. 2. – С. 48.


[Закрыть]. Видимо, в Московию приезжала только меньшая часть окружения Джучидов. Большинство его людей – уланов, князей, мирз и другие – оставались на своей родине. Возможно, московские юрты попросту не смогли бы принять всех людей татарских династов, пожелай они все выехать вслед за своим сюзереном.

Согласно детальным инструкциям русским переговорщикам в Крыму[181]181
  Сборник РИО. – СПб., 1895. – Т. 95. – С. 557–559, 568–571.


[Закрыть], Москва была уверена, что союз с ханом, столь нужный Василию в это время, был бы невозможен, узнай крымская сторона о переговорах с Ахмедом. В то же время русские понимали, что позиции Ахмеда в Крыму весьма шаткие, и не исключено, что он будет вынужден бежать в Москву в любую минуту, спасая свою жизнь. Но если это произойдёт до подписания договора с Крымским ханством (а именно на это были направлены основные усилия Москвы в это время), это могло бы означать серьёзный откат назад в переговорном процессе.

В итоге всё окончилось трагически, хотя и достаточно обычно для Средневековья: в обстановке секретности султан Ахмед был убит зимой 1518/1519 г. другим Гиреем – султаном Алп-Гиреем б. Мухаммед-Гиреем. Опасаясь за свои жизни, сыновья Ахмеда бежали в Стамбул[182]182
  Сборник РИО. – СПб., 1895. – Т. 95. – С. 631.


[Закрыть].

Двойная игра Москвы увенчалась для неё успехом – договор с Крымом был заключён, но был потерян потенциальный союзник – султан Ахмед, для которого эта игра закончилась фатально. В случае же его отъезда в Московское государство, вариант которого рассматривал как сам Ахмед, так и Василий, последний приобретал бы эффективное средство давления на политику Крымского ханства, каковым когда-то являлся для Ивана III Нур-Даулет. Учитывая как амбиции Ахмеда, рассмотренные выше, так и его фактическое положение и политику в Крыму, это средство могло оказаться весьма эффективным.

История султана Ахмеда переходит в историю его сына – султана Геммета б. Ахмеда. После смерти отца Геммет находился в Османской империи. Причём османский султан «жаловал» его и Саадет-Гирея б. Менгли-Гирея[183]183
  Сборник РИО. – СПб., 1895. – Т. 95. – С. 670.


[Закрыть]. Через два года мы видим Геммета и Саадет-Гирея во главе экспедиции к Белгороду и Добричу[184]184
  Сборник РИО. – СПб., 1895. – Т. 95. – С. 678.


[Закрыть]. Хан Мухаммед-Гирей хотел связаться с султанами и отправил к ним посла с грамотами, но напрасно. Султаны разорвали грамоты хана: «не надобет нам твой посол, ни твои грамоты». Василий III при этом получил грамоты от примкнувшего к Геммету князя Бурнаша и от слуг царевича Адар-Газы и Алакума. «Государю нашему Гемметь салтану Бог счасток даст, в Перекопи государем будет», – писал Бурнаш и слуги царевича. Таковы были надежды. А в случае неудачи, прибавлял князь Бурнаш, «опричь нам твоей земли инде места не искати»[185]185
  Сборник РИО. – СПб., 1895. – Т. 95. – С. 619, 674, 678.


[Закрыть].

Московские послы в течение последующих нескольких лет прилагали неоднократные усилия, пытаясь выйти на контакт с сыновьями Ахмеда, в надежде убедить их приехать в Московское государство[186]186
  Сборник РИО. – СПб., 1895. – Т. 95. – С. 624–628, 670, 690–694.


[Закрыть]. Василий III ещё в 1519 г. поручил ехавшему в Кафу послу Голохвастову разузнать, где дети султана Ахмеда, и звать в Москву младших царевичей – Юсуфа и Бучкака и их аталыка (воспитателя). Московский правитель поручил Голохвастову пригласить и Геммета.