Текст книги "Мутация разума."

Его привезли в академию именно для этого. Чтобы взять под контроль слишком буйного курсанта, и у Милоша получилось собрать воедино предложенную Советом головоломку. Достаточно необычную головоломку. Другим воспитанникам академия давала гарантию безопасности. Во внешнем мире тебя могли унижать, над тобой могли смеяться, тебя могли считать уродом, но оказавшись на расстоянии от обычных людей, ты получал шанс на нормальную жизнь. Вместе со своей уникальностью. Такое убежище было необходимо для Хэмиша, Доры, Кристин, Орвилла… По большей части, в нём нуждались все собранные под одной крышей дети, но Милош умудрился выбиться и из этой разношерстной компании. О его способности никто из посторонних не знал.

Парень даже сам о ней не догадывался.

Вытесняя воздух наэлектризованным запахом, жидкий металл заковывал тренировочный комплекс в кипящие латы. Превращая площадку в непроходимый лабиринт, он со всех сторон стекался к Милошу и, вязко бурля в белоснежном оскале, подкармливал пламя прямо с ладоней. Парень осмотрелся вокруг и без колебаний направился к источнику бури.

Однажды классу, в котором учился Милош, предложили пройти психологический тест. Отменив урок по математике, учительница раздала подопечным одинаковые бланки заданий и, выставив на таймере время, поторопила воспитанников. Вопросы на листе оказались несложными. Сдав работу раньше других, Милош очень быстро выкинул из головы незначительное отступление от учебного плана, но через пару дней его вызвали к директору. Прежде Милош выговоров никогда не получал. Пройдя следом за секретарём в кабинет, мальчик увидел перед собой незнакомую улыбчивую женщину. Сначала, она спросила, как его зовут, сколько ему лет, где и кем работают родители, а потом обратила внимание на руки Милоша. Никто не мог заподозрить в них какую-нибудь странность. Обычные ладони, покрытые контрастным переплетением вен и капилляров, но парень знал, что в них пряталось кое-что ещё… И женщина тоже об этом догадывалась.

Заменяя кровь на реакцию распада, поток пламени жадно пожирал своего же хозяина. Грубо вторгаясь в человеческое тело, стихия выворачивала на изнанку каждый миллиметр, каждую клетку белкового организма и, не собираясь останавливаться, переделывала на собственный вкус всё то, что было Милошу дорого. От фигуры Джаспера почти ничего не осталось. Его рост увеличился, руки утончились, шея стала более гибкой, а лицо… А лицо исчезло под лакированной маской огня, но парень по-прежнему был там. Осторожно выбирая дорогу, Милош приблизился к негасимому факелу и, встав напротив Джаспера, приготовился к нему прикоснуться.

Умение парня доставляло ему настоящее удовольствие и, одновременно с этим, мучило Милоша постоянными болями. Находясь в его ладонях почти с самого рождения, редкая способность казалась хрупким осколком чего-то огромного и, присутствуя в руках неуловимым напряжением, постоянно напоминала курсанту о себе. Она была словно дополнительным человеком, некой сущностью, которой, по какой-то причине, не позволили развиться в отдельную личность… Но навязчивый квартирант не мечтал о побеге. "Нечто" курсанта не желало расставаться с напарником, ведь уникальный тандем существовал на неподдельной и многолетней симпатии. Лишь сознание Милоша могло обеспечить своенравную силу идеальной средой обитания. Только оно было достаточно гибким и стойким, чтобы выдерживать многократные слияния с посторонними рассудками, и только покалывания в ладонях, соединяющие закаулки души с геометрией тёрхмерного тела, позволяли Милошу ощутить себя значимым. Погрузив правую руку в огонь, кадет представил, что чувствует не пламя, а мягкие волосы.

– Поговори со мной…

Дотронувшись пальцами до Джаспера, парень крепко стиснул зубы и, превозмогая боль, сосредоточился. Линии на руке пронзило характерное чувство. Плотно прижав ладонь к уху любимого, Милош настроился на нужную волну и, стараясь игнорировать ожог, повторил свою просьбу. Мысленно. Но Джаспер оставался неприступен. Жжение будто рассеченной лезвием плоти уговаривало человека выйти из тени. Приманивая к себе крупицы сознания, оно пыталось отыскать того Джаспера, который умел быть добрым, забавным, немного неуклюжим… Оно хотело напомнить парню о его повседневных делах, о том, что он обожал, что ценил и что моментально вспыхивало под действием высоких температур, но никто не отзывался.

Милош больше не мог выносить многоградусный жар. Разорвав ментальную связь, парень отдёрнул повреждённую руку и, стерев со щёк слёзы и пот, провёл по лбу друга кровавой ладонью.

И это был экстренный выход.

Пойманное в тесную камеру пламя тут же исчезло. Кипящие озёра металла освобождёно притихли и, став ядовитой припаркой для избитого комплекса, постепенно теряли свой жгучий оттенок. Рыжее сияние впиталось обратно в кости курсанта, а к самому Джасперу, напрочь забыв о бушующем пекле, вернулся привычный человеческий облик…

Но отключенное Милошем сознание сильно опаздывало.

– Держу! – схватив друга за обугленный ремень, парень притянул его к себе и заботливо опустился вместе с ним на колени.

*Шпалеры – стенной односторонний безворсовый ковёр с сюжетной или орнаментальной композицией.

**Султан – украшение на головном уборе в виде вертикального перьевого или волосяного пучка. Был распространён на шляпах, киверах и касках в большинстве европейских армий первой половины XIX века.

Глава 3. Землетрясение.

Почувствовав запах больничной палаты, Джаспер рефлекторно поёжился и, ощущая под ребрами знакомую пустоту, разомкнул слегка опухшие от приступа веки.

– Привет.

– Привет…

Тонкое одеяло опутывало тело жёсткими складками. Над головой, протянувшись вдоль металлической узкой кровати, тихо жужжала люминесцентная лампа и, лениво перемигиваясь с припылённой соседкой, разгоняла проникающие сквозь окно сумерки.

– Где врач?

Милош кивнул на незапертую дверь и, положив левую руку на простынь, нежно прикоснулся к ладони любимого. Он сидел напротив Джаспера уже несколько часов. Всматриваясь в неспешное угасание дня и прислушиваясь к сдержанным разговорам медицинского персонала. Люди в белых халатах приходили и уходили, приносили с собой капельницы и замеряли частоту пульса, а парень продолжал напряжённо наблюдать и, не имея возможности что-либо сделать, казался ещё одним предметом скудной мебелировки.

– Ты как? – заглянув в чайные глаза, Милош аккуратно разместил правый локоть на спинке по-ковбойски развёрнутого стула, – Хочешь, я принесу воды?

Джаспер отрицательно мотнул головой и, нерешаясь задать тот самый вопрос, слабо дотронулся до пальцев напарника… Так робко, словно Милош мог его ненавидеть.

– Всё в порядке, – красноволосый погладил широкое запястье, – Тебе совсем необязательно сейчас это слышать.

– Но мне нужно… – прошептал курсант, избегая смотреть в глаза собеседнику, – Очень нужно…

– За полчаса огонь уничтожил всё, на что Джай потратил месяц работы, – произнёс Милош и, не желая рассказывать другу о Бобби, подробно остановился на материальных убытках, – Расплавились снаряды, подключённые к ним системы, автоматические механизмы… Даже стены пострадали.

– А он? – красноволосый запнулся, – Он что, умер?

– Нет-нет, – торопливо успокоив любимого, Милош не позволил пациенту подняться с постели, – У Бобби ожог третьей степени. Он в реанимации, его ввели в искусственную кому.

Джаспер разбито лёг на бок и, обняв руку напарника, как плюшевую игрушку, затих. В нём что-то оборвалось. Надрезав важные линии связи, пламя будто бы уничтожило часть его эго и, вылизав яростью мысли и чувства, оставило внутри безразмерную пропасть. Чёрную. Идеально обработанную. Каждый сделанный вдох казался призраком прошлых событий, каждая новая секунда давила на парня горьким раскаянием и, лишь констатируя неприятные факты, совершенно не помогала справиться с ними.

– Там же трохея… И голосовые связки… – Джаспер спрятал в подушку лицо, – Как он вообще жив остался?

– Рене успела вовремя. Милый…

Не собираясь отзываться, курсант натянул покрывало на голову и, сжавшись в комок, прошептал что-то неразборчивое. Он хотел исчезнуть. Уменьшиться до такой степени, чтобы человеческий глаз не различал его присутствия, а затем раствориться. Да, раствориться и исчезнуть. И больше не быть отвратительным. Больше не вызывать у друзей настороженность, больше не являться причиной беспорядков и больше ни минуты не играть роль чудовища. В чём он провинился? За что ему выпало это проклятие? Ведь Джаспер не хочет быть плохим. Он не хочет и никогда не хотел причинять людям боль, но день за днём, раз за разом, его руки, его характер разрушают построенные трезвым сознанием планы.

– Я не специально… – наволочка впитала горячее дыхание, – Я совсем, совсем, совсем не специально…

– Я знаю, – встав со стула, Милош присел около Джаспера на корточки, – Я знаю, – освободив здоровую руку, парень отогнул шерстяное одеяло и, прижавшись щекой к дрожащей спине, попытался хоть немного успокоить напарника, – Тебя никто ни в чём не винит. Это была случайность. Несчастное стечение обстоятельств и только.

– Случайность? Случайность? – Джаспер рывком отстранился от любимого, – И когда именно произошла эта "случайность"?! Когда я родился? Когда во мне проснулось…то, что проснулось? Или когда у меня появился ты? Тот идиот, который вечно старается убедить и меня, и окружающих в том, что я нормальный. А я ненормальный. Ненормальный, ясно?! – карие глаза полоснули обидой, – Мне нельзя находиться рядом с людьми. Мне нужно существовать в лесу, отшельником. Я монстр. Монстр. Монстр! Как бы ты не верил в обратное, – не желая разговаривать, Джаспер откинулся на жёсткий матрас и отвернулся от друга.

– Я не идиот, – Милош осторожно сел на кровать, – Я дурак, да, но не идиот. А ты не монстр.

– Замолчи.

– Нет, не монстр, – настояв на своём, парень оглядел полупустую палату, – Слишком удобно кому-то считать себя чудовищем. Можно делать что угодно, не опираясь на прошлое и не думая о будущем, но это не ты. Никто не становится монстром от того, что он в чём-то в непохож на других. Никто не становится монстром от особенностей развития. От своей силы, от своей слабости, от своего темперамента – без разницы.

– Но именно такие считаются монстрами.

– Ты клеймишь себя монстром сам! – воскликнул Милош и, стараясь пробиться сквозь упрямость напарника, заметил, – У тебя есть сила, своенравная сила, и этого отрицать нельзя. Ты не можешь про неё забыть, ты не можешь её спрятать, ты не можешь её выкинуть. Вы – единое целое. Но ты имеешь полное право её проклинать. Да, поливай свою способность грязью сколько влезет, презирай себя, своё поведение, свою жизнь, ненавидь всё подряд, однако легче от этого не станет. Ты просто убедишь себя в том, что твой дар – это врождённое уродство, тесная клетка, и слишком много упустишь. Ты обычный человек. Ты самый… Ты максимально обычный человек, Джаспер. Ты осознанно не сделал ничего, за что бы был обязан понести наказание, честно. Когда люди зляться, они в принципе не ведут себя обдуманно. Они крушат технику, мебель, отношения… С подобной точки зрения, ты совсем, как они, – красноволосый ласково прикоснулся к курсанту, – Знаешь, где правда обитают чудовища?

– В шкафу?

– Почти, – скользнув под рукав больничной пижамы, пальцы Милоша нежно погладили предплечье Джаспера, – Они гнездятся во внутренней слепоте. Когда человек приучает себя не замечать что-либо. А ты достаточно откровен с самим собой и поэтому в состоянии выбирать каким тебе быть – наладить отношения с разрушительным компаньом или превратиться в заложника.

– Он такой сильный…

– Недостаточно. Вспомни, пару лет назад всё было намного, намного ужасней.

– Но сегодня…

– Сегодняшний приступ закончился, – Милош спрятал перевязанную кисть, – А то, что теснится у тебя в груди, надо взять на заметку. В качестве сдерживающего механизма.

– Дуешься на меня?

– Только чуть-чуть.

Теряя краски под воздействием Милоша, эмоции Джаспера постепенно успокаивались и, прекращая разрывать курсанта на куски, становились неотъемлимой частью его личной действительности. И их не могло стереть время. Они были ему не подвластны. Весь гнев, неприязнь и сожаления Джаспера теперь принадлежали реальным событиям и, громоздясь в человеческой памяти, создавали тот опыт, который парень иметь не хотел.

– Не используй свою силу против себя.

– Стараюсь, – откликнулся Джаспер, – И всё-таки, зря ты меня останавливаешь… Мне нужно уйти, – неоконченная когда-то беседа намекнула о себе и, проникнув в палату без предварительного стука, свернулась калачиком на коленях у Милоша.

– Не смей сбегать, – произнёс красноволосый, – Не смей сбегать без меня.

– А смысл мне это без тебя делать? – спросил Джаспер, перевернувшись на спину, – Кто будет убеждать потенциальную королевскую семью в том, что я их пропавший в младенчестве сын? Ты же моя карманная ведьма.

– Угу, своеобразное приложение в телефоне, – парень поднялся с кровати и, освобождая место для ног пациента, опять опустился на алюминиевый стул, – Вообще-то, я говорил серьёзно.

– Я тоже.

– Я не считаю, что у тебя не получится обжиться за пределами академии, – пояснил Милош, – Но спонтанные решения повлекут за собой только препятствия. Потеряв кого-то, Совет сделает его жизнь невыносимой. Они заявят о тебе в полицию, свяжутся с военными, умножат поиски на деньги, и удавшийся побег станет вечным. Постоянная охота, постоянные переезды, постоянные опасения…

– Но это тюрьма.

– Я знаю.

– Даже если изначально академия такой не задумывалась, то с годами, переполненное гнездо, надоевшее гнездо непременно становится гарротой*… – произнёс Джаспер, разглядывая бирюзовый кафель на стенах, – И я не понимаю, почему мне приходится тебя уговаривать.

– Кроме нас есть ещё люди, – ответил Милош.

– К чёрту их.

Красноволосый посмотрел на обшитое мраком окно и, понимая, что не может согласиться с напарником, немного помедлил. До прагматичного эгоизма любимого ему было ещё далеко. Парень не мог так же резко, как Джаспер, разорвать все контакты с товарищами и, оставив их под крылом недомолвок, спокойно заниматься своими делами. Такая уловка походила на подлость, и Милош боялся её совершить. Он боялся отречься от напарников, а потом узнать, что они оказались в беде. Он боялся всё бросить на произвол обстоятельств, а затем услышать, что в исследовательском центре произошло нечто страшное. Он боялся осуждения. Он боялся сожалеть спустя время о том, что отсутствовал в академии в самый ответственный и решающий момент… А ещё он чуть-чуть боялся внешнего мира. Боялся, что не справится с жизнью без чьей-либо помощи. И этот страх, избивая идеи курсанта дубинкой, то и дело выступал на поверхность сознания.

– Я не хочу принимать любое решение, – снова заговорил красноволосый, – Мне нужен его правильный аналог.

– Какой? Совет никогда не позволит нам стать самостоятельными. Им банально не выгодно.

– Уверен?

– Абсолютно, – приподняв подушку, Джаспер облакотился на спинку кровати, – Кстати, зачем они тебя вызывали? Снова просили "отнестись к ним с пониманием" и "принять сложившуюся ситуацию"?

– Нет, – Милош залез здоровой рукой в противоположный карман, – Вот.

– Что это? – парень протянул Джасперу чёрную коробочку, – Мышонок, только не говори, что ты зовёшь меня замуж, – но стоило курсанту открыть бархатную крышечку, как он тут же стал серьёзным, – У них же у всех такие, – прошептал Джаспер, не веря собственным глазам, – Причём они не просто похожи… – парень вытащил запонку и, внимательно её рассмотрев, взглянул на любимого, – Это ведь не украшение. Распорядители пользуются запонками в качестве идентификатора, чтобы попадать в те части академи, которые для воспитанников под запретом… Значит ли… – Милош пожал плечами, – Я ведь угадал? – Джаспер радостно подался к напарнику, – Разрешишь тебя поздравить?

– Наверное, – произнёс красноволосый, – Я пока ещё сам не понял хвастаться мне или…

– Или?.. Подожди, – Джаспер откинул одеяло и, пересев на край кровати, опустил босые ноги на холодный линолеум, – Но это же потрясающе. Старшие наконец-то приобрели себе мозги и без переворота вводят обновления. Наши руководители эволюционируют, что тебя смущает?

– Я не знаю, – повторил парень, – Но они приняли меня с условием.

– В смысле?

– Совет сказал, что я буду обязан работать на них. Используя свою способность… Но что именно от меня требуется, я так и не понял. Совершенно. Я даже передать диалог не могу. В голове словно ничего не осталось. Но больше всего меня пугает другое… Я ведь легко могу не справиться. Я не знаю, чего от меня ждут и… Я ведь ничего не умею. Точнее, я умею производить только базовое вмешательство, а об ином лишь догадываюсь. Причём этого они не понимают… Кажется Совет в целом хочет от меня одних действий. Чтобы я выполнял их приказы и не задерживал конвейер.

– А ты говорил, ничего не осталось, – положив запонку в футляр, Джаспер возвратил подарок любимому, – Мышонок, любое умение нарабатывается. Вообще, это ты должен говорить нечно подобное, но врожденная способность – только вид рекомендации, и раз уж ты решил её не игнорировать… Короче, мышонок, ты можешь тренировать себя сам.

– Звучит элементарно, а практика…

– И практика будет несложной, ты знаешь, мой мозг всегда в твоём распоряжении. Когда они дадут первое задание?

– Мне не сообщили.

– Тогда приступим к занятиям завтра, ближе к вечеру, согласен? – не заметив в напарнике никакого энтузиазма, Джаспер переспросил, – Мышонок, а ты точно всё мне рассказал? – Милош потупился, – Я больше ничего во время срыва не испортил?

– Я просто не думаю, что это хорошая идея.

– Почему?

Курсант насторожился. Милош явно что-то не договаривал и, желая оставить свою тайну нетронутой, ужасно походил на провинившегося ребёнка.

– Мышонок… – от невыносимой догадки у Джаспера перехватило дыхание, – Покажи вторую руку.

– Зачем? С ней всё в порядке.

– Да? Ты доставал коробочку из правого кармана левой рукой.

– Это просто…

– Покажи вторую руку.

– Я не…

– Покажи! – рывком поднявшись с койки, парень заглянул за спасительный стул и, увидев промелькнувшие в воздухе повязки, разбито поник, – Чёрт!.. – Джаспер отстранился и запустил пальцы в волосы, – Чёрт!..

Добавить было нечего. Он опять это сделал. Он опять навредил дорогому человеку. Навредил серьёзно, и теперь, как бы Джаспер ни хотел всё исправить, он вновь оказался абсолютно бессилен.

– Покажи, – курсант осторожно прикоснулся к напарнику и поднял его руку, – Не надо прятать.

Толстая варежка из бинтов, образуя некое подобие колыбели, педантично оберегала повреждённую конечность. И с такой медсестрой спорить было напрасно. О её объективной правоте напоминала каждая вспышка заточенной боли, каждый искусственно приобретённый рефлекс. Не давая Милошу право выбора, повязка предъявляла курсанту одни лишь запреты и, отныне корректируя под себя его жизнь, холодно бросала в плену ситуации. Без масок, без запасных выходов, без туза в рукаве, и убедить кого-то в ином положении дел было, увы, невозможно. Едва дотрагиваясь до шершавой материи, Джаспер попытался ослабить узлы на запястье.

– Не надо, – парень деликатно отстранился от друга, – Её наложили пару часов назад, и я не хотел бы ничего менять.

– Очень больно?

– Скорее всего. Мне дали препарат, – Милош посмотрел на бинт так, словно под ним находилось что-то инородное, – Сейчас ладонь как бы спит.

– Я буду завязывать тебе шнурки…

– Обойдёшься.

– И застёгивать пуговицы…

– Мне это не нужно.

– Но…

– Я в порядке.

– Нет, не в порядке. Не в порядке! – присев на постель, Джаспер опёрся о колени локтями, – Я же… – его голос дрогнул, – Я же покалечил тебя… Может ты выздоровеешь через месяц, а может на это потребуется год, а может ты вообще никогда не поправишься! Ты хоть немного представляешь, как это опасно? Как опасно выключать меня таким способом? Ты же можешь остаться без руки, не справиться с болевым шоком, впасть в кому или задохнуться тяжёлыми парами, я же… – курсант запнулся и, словно боясь произнести очевидное, шёпотом добавил, – Я же убью тебя… Достаточно, – бросил Джаспер, – Это не должно продолжаться. Это больше не должно продолжаться, я не желаю твоей помощи настолько высокой ценой.

– Но сам ты пока не справляешься.

– Я знаю! Знаю… – стиснув кулаки, парень нахмурился, – Но есть же ещё вариант. Он не нравится ни тебе, ни инструкторам, я помню, но тот препарат… Он действительно работает. Его составили специально для меня и, если принимать эту жидкость постоянно, побочные эффекты не будут проявляться так ярко. Прекрати постоянно быть на моей стороне. Я виноват во всех своих приступах. Только я. И только я… Ты меня слышишь? – Джаспер посмотрел в лицо собеседнику, – Только я обязан отвечать за последствия.

– Глупый, – наклонившись к напарнику вместе со стулом, Милош прижался ко лбу Джаспера собственным лбом, – Как я могу позволить тебе добровольно травиться?

– Лучше это, чем причинять тебе вред. Сколько уже было ожогов? Десятки? – курсант закрыл глаза и, желая передать Милошу все свои чувства, на мгновение замер в их особом единении, – Нет ни одного слова, ни одного действия, которым я мог бы всё это загладить.

– Я не виню тебя.

– Зато я справляюсь за двоих, – Джаспер прикоснулся к подбородку любимого, – Я понимаю тебя, правда. Если бы наши способности были зеркальны, я бы позволял тебе делать со мной всё, что только вздумается. Совершенно всё… – Милош улыбнулся, – Но ты не умеешь заботиться о себе.

– Не стоит меня опекать.

– Разве? А вот и нет, ты не обойдёшься без няни. Ты растратишь себя на поддержание спокойной обстановки в академии и исчезнешь. Как облако. И поэтому ты обязан к кому-то прислушиваться. Поэтому кто-то должен тебе запрещать. Запрещать быть собой, запрещать откладывать себя на потом, запрещать думать о других, как о более важных, ведь тебе не нужно заслуживать здесь какое-то особое место, мышонок… Забота о себе – это не вид преступления.

– Сюда кто-то идёт…

– Уходишь от темы? Я ничего не слышал.

– Я не вру, просто ты невнимательный, – будто растягивая последние мгновения, Милош ещё теснее прижался к любимому, – Не понимаю, как люди умудряются так раскованно себя вести, так естественно… Просто брать и делать. Наверное, во мне что-то отсутствует… Какой-то важный вид лёгкости или наглости, который отвечает за жизнеспособность…

– Как дела, светлячок!

– Ой, кажется мы не вовремя, – в дверях общей палаты застыла вторая волна посетителей, – Ну… мы пойдём?

– Стойте, – ударив ножками стула по полу, Милош уступил пациента друзьям, – Мне всё равно уже пора. Надо забрать лекарство, – пояснил он напарнику и, не сумев спрятать покрасневшие щёки, протиснулся в коридор.

– До завтра… – произнёс Джаспер, – И никакой я вам не светлячок! – эмоции парня, сделав резкое сальто назад, грубо вонзились в ухмылки товарищей, – Задница у меня не светится.

– Ещё как светится, – Нэри обогнул сердитого курсанта и, не спрашивая у того разрешения, с ногами забрался на больничную койку, – Винни, скажи, что, когда наш Джаспер начинает гореть, у него светится не только задница.

– Безусловно. К тому же, это стихийное бедствие затрагивает и ближайшие населённые пункты, – заглянув в прикроватную тумбочку, Винни заметил, – А что, гостинцев нет?

– Ну вы же их не принесли, – Джаспер выдернул из-под Нэри подушку.

– Фу, какой ты злобный, – Ант поставил стул как положенно и, слегка поддёрнув белые брюки, занял освободившееся место, – Принести гостинцы все могут, а вот съесть их за тебя…

– Заткнись, – пациент невольно улыбнулся.

– Сам заткнись, – ответил Ант и осмотрелся – А тут ничего так… Даже симпатично…

***

В комнате отдыха, плохо маскируя общую подавленность, звучала приглушённая нейтральная музыка. Равномерно растекаясь по пространству, она словно бы играла только для предметов и, не в силах затронуть сердца одноклассников, уплывала сквозь открытое окно в усталое небо. Дора расчесала кудрявые волосы и, присев на пуфик перед трюмо, смешала в пиале красящий крем и белёсую жидкость.

– Ты обновляла цвет три дня назад, – произнёс Нэш, повиснув на спинке полукруглого дивана, – Неужели тебе надоел кислотно-розовый?

– Нет, он вполне интересный, – девушка набрала немного массы на кисточку и, вытянув прядь, густо покрыла её голубоватой субстанцией.

– Тогда зачем ты опять воняешь тут аммиаком?

– Затем… – взяв с дамского столика полоску фольги, Дора аккуратно обернула ей локон, – …чтобы добавить в свой образ немного разнообразия, а если тебе не нравится запах, можешь перебраться поближе к окну. К тому же, аммиака в моей краске нет.

– А вдруг меня продует? – проворчал Нэш, но собрав журналы по робототехнике, всё-таки пересел, – И вообще, ты правда веришь, что твой предыдущий стиль успел нам всем примелькаться?

Сбегая от постоянного контроля распорядителей, воспитанники академии проводили свободные от учёбы часы в их собственной игровой. Здесь к услугам курсантов были предоставленны определённые финансовые ресурсы, ограниченные просторы интернета и несимметричное помещение, которое не понадобилось при заселении. Быстро, просто, а главное так директор и его приближённые могли сгладить для подопечных постоянное пребывание вне дома. Находясь в комнате отдыха, каждый из воспританников чувствовал себя по-другому. В классах, в столовой, у полосы препятствий и даже за дверьми одинаковых спален они всегда оставались солдатами. Там обитали ненасытные будни, требующие от учеников всё новых и новых побед, но захламленная, сумбурная, легкомысленная игровая принимала в себя не курсантов. Яркие плакаты, аркадные автоматы, пёстрые книжные полки не видели в кадетах оружие. Из года в год, их выбирали, покупали, расставляли и развешивали не столбики цифр или сухие аббревиатуры. Они принадлежали чему-то бóльшему. Чему-то настолько сильному и блестящему, что оно превращало штампованные предметы в неповторимые диковинки; чему-то настолько редкому и удивительному, что оно трансформировало заурядную комнату в секретное убежище; чему-то настолько по-детски наивному, что ему не составляло особого труда видеть в хаосе единую безупречную гармонию; и чему-то настолько неуверенному, что его отпечатки намертво впитывались в безликие стены.

– Нет. Я вообще о вас не думаю, – Дора освежила следующую прядь, – По крайней мере, когда покупаю краску.

– Это заметно.

– Да ладно тебе придираться, – сказала Бриджит, сидящая на подоконнике, – Ее волосы – это её волосы, пусть делает с ними, что хочет.

– Так часто контактировать с химией глупо, – парень надел очки для чтения.

– Это не глупость, умник, – Дора недовольно посмотрела на Нэша, – А бунт и чувство стиля. Ярко-малиновый и тёмно-синий будут выгодно друг друга подчёркивать, а чуть позже к ним я добавлю локон салатового цвета и локон голубого.

– Бунт? – отвернувшись от ночного пейзажа, Бриджит уточнила, – У нас нет строгого дресс-кода, против чего тебе так бунтовать?

– Против устоев закостенелого общества, – Дора сняла перепачканные краской перчатки, – Против материнских убеждений, другими словами. Пока я жила с ней, она вечно твердила: "Нет, леди так не выглядят", "Нет, девочке полагается одеваться скромно, но со вкусом", "Нет, если ты будешь это носить, тебя никогда не позовут на свидание"… – девушка выставила на будильнике таймер и, посмотрев на себя в зеркало, спросила, – Разве плохо выглядеть так, как хочется выглядеть именно тебе, и так, как комфортно именно тебе? Почему кто-то вправе решать за других, какой образ они будут создавать в головах у людей? Своим внешним видом я несу информацию, и если эта информация диссонирует с моими мыслями, с моим характером, я чувствую себя в тупике… Причём в тупике, освещённом софитом! Все словно смотрят исключительно на меня и прекрасно понимают, что мне неуютно… А это унижает.

– Никто из нас не собирается тебя осуждать, – откликнулась Шелли.

– Я знаю, я просто… – Дора рассеянно прикоснулась к трюмо, – Неужели родителям так сложно понять? Просто понять, а не выстраивать на разговорах с нами абсурдные иллюзии?.. Но как бы то ни было я уже совершеннолетняя, – курсант подмигнула своему отражению, – По всем стандартам совершеннолетняя, а значит, когда я вернусь домой, мать больше не сможет меня контролировать.

– Неважно, что ты сейчас себе представляешь, – накручивая на палец край собственной футболки, Шелли удручённо констатировала факт, – В реальности ваша с ней встреча пройдёт по-иному…

– Да, и это ни капельки не мешает мне воображать.

На экране телевизора, стоящего напротив центра дивана, рыцарь бежал по подвесному мосту. Повинуясь сигналам и решениям Хэмиша, аватар из игры стремительно приближался к разрушенной башне и, минуя одну деревянную плашку за другой, готовился встретить финального монстра. Бронированный дракон спикировал вниз. Ударив широким хвостом по канатам, он с лёгкостью разорвал их сплетения и, преградив искателю путь, взметнул в воздух щепки разбитого перехода. Воин лишился опоры под ногами. Пытаясь хоть за что-нибудь ухватиться, рыцарь в прыжке потянулся к спасению… Но промахнулся.

– Может стоит игнорировать мост? – спросил Катра, – Я серьёзно, ты каждый раз выбираешь комбинацию с мостом и каждый раз тонешь. Попробуй вплавь.

– Если бы игра предусматривала обходные тропы, я бы, разумеется, ими воспользовался, – отказавшись от новой попытки, Хэмиш положил джойстик на стол, – А вообще, забавно…

– Что забавно?

– Мы так давно не видели родных, но я не помню, чтобы кто-нибудь реально скучал по домашним, – парень усмехнулся, – Если задуматься, то выходит, что дом нам особо и не нужен. Да и мы ему как-то не нужны. Стоит только вернуться к нашим семьям, и тут же всплывёт на поверхность, что мы им чужие. Мы для них подозрительны, неестественны… Мы целую вечность прожили отдельно! Они ничего не знают о нас, мы ничего не знаем о них… Мы посторонние.

– Заткнись, понял? – сорвавшись с места, Дилан угрожающе завис над курсантом, – Если у тебя нет никаких чувств, если ты ни о ком не скучаешь и никого не любишь, это не значит, что и нам наплевать на родных. Ты не имеешь права говорить за всех, понял? Не имеешь.

– Успокойтесь, – Джастин и Мередит синхронно вклинились между кадетами, – На сегодня драк и споров достаточно, – обычные слова, произнесённые одновременно двумя голосами, по-особенному завладели вниманием парней, – Хэмиш всего лишь поделился своими соображениями, – глаза негритянки пристально всмотрелись Дилану в лицо, – Он не собирался издеваться над тобой или над кем-нибудь из нас.

– В следующий раз подумай прежде, чем что-нибудь сказать, – резонируя в головах одноклассников, реплики совершенно непохожих близнецов мягко заглаживали неуместную неприязнь, – Есть вещи, которым лучше никогда не слетать с языка, – пепельный блондин, безупречно копируя позу напарицы, вглядывался в Хэмиша, – Ты ведь не веришь в то, что произнёс. Ты прекрасно знаешь, что это неправда.