Текст книги "Лироневротические смыслы. Рифмотексты разных лет"

КОРМЛЕНИЕ

Смеётся снег, ликует холод.

Весельем праздничных гирлянд,

сияет новогодний город —

полночный, захмелевший франт.

Вновь миллионные экраны

голос президентский множат.

Звенят бокалы, бьют куранты.

Времени облазит кожа…

В одной хрущёвке неказистой,

весёлой тешась кутерьмой,

семья под елочкой искристой.

А за стеной – сюжет иной.

Здесь рацион зверских кормёжек,

ужас горестной пирушки —

десяток истощенных кошек,

томясь в безвыходной ловушке,

объедают труп старушки…

Не скоро её примет морг.

Пушистые любимцы скалят,

отчаянье кровавых морд,

забыли, когда их ласкали…

Пусть мёртвая хозяйка кормит,

кусками губ, носа, ступней.

Давно всё безразлично ей.

Её давно никто не помнит…

Котам спасенье в мёртвом теле.

Возмущаться, чего ради,

ведь в блокадном Ленинграде,

люди кошек всех поели…

Мир, обречён быть натуральным.

Судьбе привычно ворожить,

пугая ужасом банальным.

Жизнь кормит смерть.

Смерть кормит жизнь…

(2023)

ПОСЛЕДНЕЕ СЛОВО

И снова над ящиком чёрным

гадают специалисты.

предсмертным отчаяньем полный…

Мрачнеют суровые лица…

В обрывочных переговорах

опасность рвёт голоса экипажа —

секунд не хватает, в которых,

выход из смертельного пилотажа…

Воскресли слова остатков тел

упокоившихся в закрытых гробах.

Малышам расскажут – отец улетел.

Душа

ввысь улетела.

Остался лишь прах.

бесформенная трупомасса —

Увы, бесформенная масса —

итогом кровавого пути.

Зрелый пилот первого класса

не смог себя и друга спасти…

Прими майор залп караула,

под слёзы вдовы, родни, товарищей.

Ошибки твои помянула комиссия

строго,

осуждающе.

Предъявлены доказательства —

безжалостный человеческий фактор.

Дьявольские обстоятельства…

Подпишет быстро некролог редактор,

для тех страшных ошмётков твоих,

что смогли собрать на ветвях и в земле.

Вас двоих на куски порвал «Миг» —

несутся души в вечной мгле…

И каплет дождь на крест, и жизнь летит.

И пьют друзья не чокаясь и молча…

Плачет мать у свечки догорающей —

долго не спит. Лишь не очень грустит

сосед, часто вдову посещающий…

Над тобой – глинистая толща.

Расплатился за свою вину —

лёг в кладбищенскую тишину…

Эх, командир, ты слыл везучим!

Мог бы катапультироваться, храбрец!

Выводил из пике сквозь тучи…

Низко.

Жутко.

Поздно…

– «Pizдeц!»…

P.S.:

Правда порой —

кровава,

грязна,

подцензурна,

не одета в нормы морали.

Привыкшие выражаться культурно,

вы когда-нибудь жизнь теряли?

Можете осуждать святоши

последнее слово нехорошее —

теперь, всё равно командиру…

Сытые черви обжили могилу…

(201?)

ЦВЕТОК

Давно хозяин устроен в лучшем мире, а вещи пыльные томятся одиноко здесь – в убогой, продаваемой квартире, под грустным взором старых, замутнённых окон. Печалит стариковский захламленный склад: лекарств, стаканчиков, фигурок, книг унылых; иконок, выстроенных на комоде в ряд; чеканок, слоников и безделушек милых…

Здесь омертвело время, вещи ждут помойки или к продаже иные раритеты… Брошюры Брежневские и Перестройки, пылятся Ленина и Сталина портреты… Богатством, видно, никогда не пахло тут… Лишь лик Христа беспечно, благостно сияет… Зато лощёных, золочёных грамот «За ударный труд», за полстолетия хватает…

Трагичность затаилась в затхлой тишине, вобравшей дух удушья и Корвалола… На черно-белом фото с паутиною – десятый «Б», какая-то там школа… И снова взгляд из прошлого – весёлая семья застыла под гипнозом объектива… Осматриваясь думал удрученно я – всем предначертана такая перспектива…

Риэлтор бойко про исполненную ренту и про готовность к быстрой сделке рассуждал, стараясь убедить и угодить клиенту, а я, как будто на поминках побывал… Внизу – благоухает солнечный, зелёный двор… Весенней ребятни возня, смешки и крики… Здесь – всё «убито»… Евроремонт еще не стёр былой эпохи тающие лики…

А на подоконнике, в углу за шторой, стонущий Столетник в каменной земле… Полуживой, глядит с мучительным укором, пытаясь, что-то прошептать бессильно мне… Его хозяин мёртв… Бедняга сникший, последовать за ним давным – давно готов… И током мечется отчаянье по коже… Сдавило комом горло… Не хватает слов…

Дрожащими руками цветок несу спеша к спасительному крану, еле сдержав бессильную слезу, и говорю: «Осмотрим ванную…».

Ко многим брошенным, забытым старикам, как и к цветам, что погибают одиноко, до наступления безжалостного срока ещё не поздно смилосердствоваться нам… Они увянут, как забытые растения… Уйдут, страданием не утомляя нас. Быть может, кто – то снизойдет в тяжелый час, протянет руку для спасения?

(2015)

* * *

В его пьяных глазах застыла бездна. В страшном шёпоте – звериная боль. Наливай браток… Ещё интересно? Не доведи, чтоб такое с тобой…

Тюремная жизнь источает гнильё. Здесь, среди зверей, людей не много. Почти омертвело нутро моё, вбирая безнадёгу спецблока. Воздух тошнотворной безысходности. Призраки надежд слепы, бесплотны. Концентрация маститой подлости. Мысли лишь пугливые свободны. В каждую клеточку яд страха проник. В камере знают, как спросить с кого. Но, ужаснее всего был сотрудник, любивший бутылкой шампанского…

И когда я блевал кровавой рвотой, в слезах и соплях корчась словно глист, представлял, как прадеда – замкомротой пытал до смерти такой же фашист. А подручные – звериная стая, мочились смеясь на падшую плоть. В кровавом тумане явился скоро спокойный, величественный господь. Орал я Христу: За что же спаситель, на адские муки меня обрёк?!! Но, он вознёсся в святую обитель, когда мне пустили по телу ток…

Глотку мне стоны и крик разрывали, бессильно бились в безжалостность стен – злых лабиринтов бетона и стали… И дальше жить не хотелось совсем… Чёрные ангелы стаей парили над полутрупом брошенным на пол. За отрицалово знатно гасили – вкалывало Родины гестапо…

Душа покинет, и труп отстрадавший унесёт тайну мучений с собой. Привычно вернётся палач уставший, после тяжёлой работы домой. Обнимет жену, расцелует детей, пережуёт у телека ужин. Он, как миллионы свободных людей, нашей Родине важен и нужен. Вежливые, чистенькие детишки, нежная, заботливая жена, узнают: «Оборзели зэки слишком. И завтра снова забот до хрена».

Лезут с экрана правильные слова: «демократия», «порядок», «закон». Дикторы щебечут про наши права. Мечется в пыточных зэковский стон.

Памяти хищной цепко проклятие – мучает, подкравшись исподтишка. И рвётся душа в её объятиях, как в том аду, конечная кишка…

В мутных глазах боль искупленья блестит. На пальцах синеют в лучах кресты. Снова Родина мерзость себе простит. Ей всё равно, простишь ли её ты…

(2021)

НОЧНАЯ СНЕДЬ

«И ты от ужаса проснёшься,

И к тайне смерти прикоснёшься,

Не покидая белый свет»

Валерий Баталеев

1.

Притихший мир в окне ночном.

Безмолвные крадутся тени,

скользят виденья странным сном

в бессвязности переплетений.

Расплывчатый сюжет правдив —

крадусь во тьме тропой волнений

бесцеремонно пробудив

броженье буйных отражений.

Дежурных мыслей патрули

пленяют плавностью движений,

сюрреализма смысл бурлит

безумным бредом откровений…

2.

Вдруг, сбоку свет – глаза болят.

Какой – то неизвестный город,

кружатся стаи дьяволят —

от чёрных крыльев веет холод.

И в замутнённой дымке мне

открылась жуткая картина —

у чёрной площади на дне

стоит большая гильотина.

Корзины полные голов

моргают мутными глазами,

а возле праздничных столов

снуют с кровавыми ножами,

вскрывают ловко черепа

официанты в чёрных фраках.

Здесь, блюд кровавых череда,

кровь плещется в огромных баках.

Вновь по кувшинам разливают,

разносят резво по столам…

Ножи без устали мелькают,

всё сортируют по тазам…

Чревоугодья труполюбы —

плоть ожидают едоки.

Тут – мозг парной, там – языки,

вот – потроха, щёки и губы.

Вот – пальцы и носы в тазах —

кровавые деликатесы.

Пируют озверело бесы,

красный туман плывёт в глазах…

На шабаш безумия нечисти:

кровавые груды грудей,

ягодиц, пенисов и печени…

Жрут жадно остатки людей,

чревоугодствуют уроды,

кровавой давятся слюной,

и чавкая лоснятся морды

смеясь о чём – то меж собой…

3.

Вдруг, луч прожектора ударил

исчадьем адского огня

и сотни глаз голодных тварей

впились безжалостно в меня!

Хватают, вяжут, волокут

под нож кровавой гильотины,

где без раздумий рассекут

на две неравных половины.

Сейчас безжалостно сожрут!

Каннибалический pizдeц!

Ору и рвусь из смертных пут —

и… п р о с ы п а ю с ь наконец…

Спасибо сну, что оборвался!

От снов таких с инфарктом мрут.

Трясёт, но я в живых остался!

Спасибо сон, что ты не явь!

Пускай подохла моя смелость,