Текст книги "Блуждающие огни"

– Надоело мне это, парень! Повернувшись спиной к своему дружку, Фин-неган Стил смотрел в окно на улицу Хо. Когда он обернулся, солнечные лучи, пробивавшиеся через грязное стекло, образовали нимб вокруг его головы с торчащими в разные стороны серебристыми вихрами. Он был из высоких эльфов, с прожигающим насквозь взглядом и вечно издевательской ухмылкой. Наряд его состоял из рваной майки и черных кожаных штанов, заправленных в черные сапоги.

На потрепанной кушетке развалился его друг Билли-Пуговица. Припав к коричневой стеклянной бутылке, он хлебнул самопального пива, потом поставил бутылку на пол у своих ног, вынул складной нож, раскрыл его и принялся чистить ногти.

– Эй! Я с тобой разговариваю! – прикрикнул Финнеган.

Билли поднял глаза на нынешнего вожака Чистокровок и пожал плечами.

– Да я слушаю! Чего ты от меня хочешь? Финнеган скривил губы и снова отвернулся к окну.

– С этим Штырем пора кончать!

Тут уж Билли сел. Он провел пальцами по своему черно-оранжевому «ирокезу» и поскреб короткие грубые волосы над ушами.

– Слушай, – возразил он, – наши сами виноваты, паслись на его участке.

– Нет, на нашем! – огрызнулся Финнеган. – Это наш участок. И каждый, кто на него сунется, пусть потом не распускает нюни! Если этого проклятого выскочку Штыря слушать, так выходит, весь здешний паршивый город – его участок.

«Может, так и есть», – подумал Билли, но промолчал. Конечно, Штырь не как все, с ним лучше не связываться, но сейчас Билли был наедине с Финнеганом, а с этим придурком тоже лучше не связываться.

– Ну и что ты предлагаешь? – спросил он. Финнеган отошел от окна и поднял с пола свою валявшуюся у дверей куртку. Из внутреннего кармана он вынул «смит-вессон» 38-го калибра. У Билли глаза так и округлились.

– Черт! Где ты его взял?

– Слямзил в магазине.

– И патроны есть?

– А как же!

– Он вообще-то работает? Финнеган направил дуло на Билли.

– Бах! – тихо произнес он.

Билли подскочил, будто в него и впрямь выстрелили.

– Работает! – сказал Финнеган. – Еще как работает! Мы дерьма всякого не держим! Каждый патрон с гарантией!

Билли со страхом смотрел на револьвер. Рукоятка, блестящий ствол – от одного их вида его бросало в дрожь. «Смит-вессон» был как новенький, наверно, его сперли из коллекции у кого-то из Высокорожденных, раз он действует так близко от Границы. Другие револьверы не действуют.

– Ну и где ты собираешься напасть на Штыря? – спросил Билли. – На улице?

Финнеган покачал головой.

– Мы уделаем этого шоколадного подонка в его норе, вот как! А когда с ним покончим, устроим там клуб! Классная мысль, да? И назовем его «Дворец Финнегана».

– А как мы к нему войдем? Ведь этот музей – что твоя крепость!

– Потреплем струнки его нежной души, – не разжимая губ, улыбнулся Финнеган. – Прямо перед его берлогой будем бить по башке какого-нибудь маленького беглеца.

– Твоя сестра барабанщица, да? – спросил Йохо.

Мэнди кивнула.

– Она играет на кожаных барабанах?

Йохо был одним из мотоциклистов «Оленьих плясок» – большой, черный, с шапкой курчавых смоляных волос, он походил на тяжеловеса. Мэнди познакомили со всеми членами группы, но они так быстро сыпали именами, что она не запомнила, кто из них кто. В памяти остались только некоторые.

Осе, с его гривой дикого коня и широко расставленными глазами. Задира – весь как на шарнирах, выкрашенная полосами голова напоминает птичье гнездо, одет в шутовской кожаной костюм – одна брючина черная, другая красная, и на куртке те же цвета, только в обратном порядке. Ну, Мэри, само собой. А еще Джонни Джек – тоже один из мотоциклистов, белый, ростом не меньше, чем Йохо, и лохматый, как медведь. Запомнила и Гуда, одетого во все зеленое, будто древний охотник, на левой щеке татуировка – лук со стрелой, а волосы на голове торчат прямыми желтыми вихрами, словно забытые в поле колосья.

– А ты что умеешь? На каком-нибудь инструменте играешь?

Мэнди повернулась к девушке, задавшей этот вопрос. На минуту задумавшись, выудила из памяти ее имя. Колючка. Одна из музыкантш. Она была, вероятно, годом старше шестнадцатилетней Мэнди – высокая, гибкая, рыжие волосы на макушке коротко подстрижены, а с боков спускается дюжина косичек, украшенных бусинами.

– Я вообще-то играла на гитаре – на электрической, – ответила Мэнди. – Но кто-то свистнул мою волшебную батарейку и усилитель. А новые мне не на что купить, поэтому я больше и не играю.

Колючка понимающе кивнула:

– Еще бы! Никакого удовольствия, если звук еле слышный. Меня саму пару лет назад вот так же обчистили. Целый месяц была как ненормальная, потом нанялась днем работать официанткой в «Золотую корону», а по вечерам играла на электрогитаре, взятой напрокат. Ну и накопила столько, чтобы купить новую.

Задира потряс трещоткой перед носом Мэнди, чтобы привлечь ее внимание.

– Ну а ты на своей как играла? Ничего? – спросил он.

– Знаешь, – ответила Мэнди, – мы с Мэгг хотели даже свою группу создать, когда я куплю усилитель.

– Можем прямо сейчас подобрать тебе гитару, – сказала Колючка. – Стоит она ерунду, а усилитель я тебе одолжу, у меня есть лишний.

– Но ты же совсем меня не знаешь, может, я ничего не умею…

– Колючка такие вещи нутром чует, – объяснила Мэри.

– А я чую, что нам пора двигаться, – прервал их Йохо. – Едем мы или не едем? – Он набросил на плечи Мэнди украшенную лентами куртку, всю в заплатах. – На! Пользуйся сегодня. Считай, что ты почетный член «Оленьих плясок».

– Но как же…

– Поезжай с нами и оглядишься, – ответил Йохо. – Ну, поехали же наконец!

Пестрой, разноцветной и разношерстной стаей они вывалились на улицу, где за домом аккуратными рядами выстроились мотоциклы.

– Можешь ехать со мной, – предложила Колючка.

Мэнди благодарно улыбнулась.

– Кто же вы вообще-то такие? – спросила она, подходя к мотоциклу. – Чем вы занимаетесь?

– Ну, как тебе сказать? – ответила Колючка. – С одной стороны, мы тоже шайка, вроде Чистокровок, Пэков, Шмелей – называй как хочешь. Мы друг друга любим, нам вместе хорошо, а потом… Ты слыхала когда-нибудь о плясках Морриса? [19]19
  Пляски Морриса – английские народные танцы, впервые упоминаются в 1466 г. По существу, являлись веселым уличным театральным представлением, в котором участвовали шестеро актеров.


[Закрыть]

– Ясное дело, – кивнула Мэнди и, когда Колючка посмотрела на нее с сомнением, добавила: – Я люблю читать про старое время и про все, что где-то делается сейчас. За Пограничьем. В том мире.

– Ну так вот – мы вроде этих прежних групп Морриса. Потому мы такие роли себе и выбрали – шестеро холостяков, три белых, три черных, Осе – карнавальный конек, Задира – шут.

– А Мэри?

– А Мэри – дева Мэрион. Возлюбленная Робин Гуда.

– О нем я слышала, – улыбнулась Мэнди.

– Понятно, о нем долго говорили. Ну, в общем, как тебе объяснить, чем мы занимаемся? – Она усмехнулась. – Тебе, поди, покажется, что я порю чушь, только мы для Граньтауна вроде счастливого амулета, сечешь? Мы дарим городу радость. Наши пляски на улицах, наша музыка – это все чуть ли не с каменным веком связано, с английским по крайней мере. Со всякими там старыми обрядами, которые приносят счастье, удачу, плодородие и все такое. Мы рассекаем по городу самое малое раз в два дня, и сразу все кругом веселеет. Нас многие любят – и старики, и панки. А их отдача и нас взбадривает. Понимаем – вроде бы мы делаем что-то важное. Ну как, дошло до тебя что-нибудь?

– Думаю, да.

– Так мы едем или будем трепать языками? – крикнул им Йохо.

Колючка засмеялась.

– Поехали, – сказала она Мэнди. – Проедешься с нами и лучше поймешь, о чем я толкую.

– А что будет, если вы разок не поедете? – спросила Мэнди.

– Не знаю! Может, ничего и не будет. Может, Крысы отовсюду полезут. Может, мы свихнемся. Кто знает? Просто, когда мы ездим, нам кажется, что это нужно!

Мэнди уселась на мотоцикл за спиной Колючки.

– Наверно, я знаю, о чем ты говоришь. Когда я вижу, как вы все проноситесь на своих мотоциклах, у меня сразу дух захватывает. Мне не удавалось попасть на ваши выступления, но я…

– Понятно! В городе столько групп. За всеми не угонишься!

– И все равно, когда Мэри спросила, не хочу ли я поездить с вами, мне показалось, что я вдруг выиграла неожиданный приз! И до сих пор у меня такое чувство.

– «Колесо Фортуны», – проговорила Колючка.

– Что?

– Было когда-то такое игровое шоу.

– Что-то вроде телевизора?

– В том мире так развлекались простые люди. А ты когда-нибудь видела телевизор?

– Нет. А ты?

– Видела. У одного моего приятеля была такая штука, которая записывала всякие шоу. Это был класс! Чего мы только не посмотрели на его старых записях! А потом кто-то эту штуку стырил.

Мотоциклы один за другим взревели, ожили, и разговаривать стало невозможно. Колючка пришпорила свою машину. Она повернула руль, и мотоцикл отозвался низким рычанием.

– Держись! – крикнула она Мэнди.

Та обхватила Колючку за талию, и они понеслись. В конце квартала Мэнди поймала себя на том, что с лица у нее не сходит улыбка, как у шутовской головы, венчающей жезл Задиры.

Сидя в «Танцующем хорьке», эти двое являли собой разительный контраст. Куривший трубку Фаррел Дин был низкорослый, плотный, в неизменных заплатанных брюках и стеганой куртке. Будучи чистокровным эльфом, родившимся в Эльфлэнде, он тем не менее казался толстым хозяином гостиницы из какой-то средневековой chanson de geste[20]20
  Героическая поэма, песнь о героических деяниях (фр.).


[Закрыть]. Штырь же – худой, гибкий, в черных джинсах, сапогах и кожаной куртке, с длинными черными дредами и темно-кофейной кожей, вполне мог слиться с тенями.

В клубе только и были они двое да еще Дженни-Колокольчик, маленькая девушка-эльф, свистящая в свистульку. Сейчас она сидела в углу и тихонько насвистывала монотонную простенькую мелодию, под которую у ее ног танцевал Лабби. Время от времени Дженни поглядывала на обоих мужчин. Штыря она знала, но разговаривать с ним ей не доводилось. Видела-то она его здесь часто, поскольку бывала в клубе и в роли подавальщицы, и во время разных концертов, но когда Штырь приходил в клуб, Дженни предпочитала развлекать Лабби – хорек был явно без ума от бретонских танцевальных мелодий.

Мало кто чувствовал себя со Штырем легко. Хотя казалось, все в Граньтауне его знают, так же как и он знает каждого, друзьями Штыря можно было с уверенностью считать только Фаррела Дина и Берлин, а та большей частью работала у Диггеров или выступала с группой Джо До-ди-ди, исполнявшей старые блюзы.

Дженни часто думала: как странно, что Фаррел Дин и Штырь, видимо, помнят далекие-далекие времена. Ее это удивляло не потому, что Фаррел Дин был чистокровным эльфом, а Штырь точно – человеком, и не таким уж старым, если можно судить по внешности; нет, Дженни недоумевала потому, что Штырь, казалось, помнил времена, пред шествовавшие возвращению Эльфлэнда, словно он жил в те дни, когда это случилось.

Она закончила гавот витиеватой гаммой, и Лабби свалился у ее ног, умоляюще устремив на нее глаза в ожидании продолжения. Фаррел Дин, глядя на них, улыбнулся.

– Кажется, мы только вчера оборудовали это местечко, – проговорил он.

– Не вчера, а много-много вечеров тому назад, – поправил его Штырь.

Он кивнул, когда Фаррел Дин собрался снова наполнить его бокал. Янтарное вино, выдержанное в Граньтауне, но взращенное на виноградниках Эльфлэнда, заиграло в бокале. Они обменялись тостами, чокнулись, выпили и снова откинулись на спинки кресел. Фаррел Дин возился со своей трубкой. Вытряхнув пепел, он сосредоточенно нахмурился. Но табак тут же заалел, и он вставил трубку в рот.

– По городу бродит один из Чистокровок с револьвером, – сказал он, не выпуская изо рта трубки.

Штырь бросил на него внимательный взгляд.

– Настоящий револьвер, можешь не сомневаться, Штырь! Этот мерзавец уже и за Границей поупражнялся. Револьвер хранился у матушки Мондрейк, только кто-то у нее вчера его свистнул. Она сама не знает, как это случилось, но вечером к ней наведывалась шайка Чистокровок.

– Кто тебе сказал? – спросил Штырь.

– Джон Колдшойн. Он забрел вчера вечером посмотреть группу «Волшебное безумие».

– Так! Есть сведения, у кого этот револьвер сейчас?

Фаррел Дин покачал головой.

– Но в городе неспокойно, и я думаю, надо ждать неприятностей.

Штырь встал и залпом допил вино.

– Кто ж так непочтительно хлещет вино эльфов? – заметил Фаррел Дин.

– Надо найти этот револьвер, – ответил Штырь. – Я бы не возражал, пусть эти шайки перестреляют друг друга, только стрельба, чего доброго, пойдет и дальше.

– Может, им охота просто поиграться, – высказал надежду Фаррел Дин. – Ты же знаешь этих ребят.

– Думаешь, все ограничится игрой? Фаррел Дин вздохнул.

– Не поручусь.

– И правильно! – Штырь резко свистнул, и Лабби, прервав танец, бросился к нему. – Спасибо тебе, Дженни, что развлекаешь малыша! – сказал Штырь Дженни. Колокольчик и вышел из клуба в сопровождении хорька.

Дженни даже глаза вытаращила, так ее удивило, что он знает, как ее зовут.

Фаррел Дин, оставшись за столом, положил на него трубку и до краев наполнил бокал.

«Досадно!» – думал он. Он дорого бы дал, чтобы не сообщать Штырю об этом револьвере. Но кто еще сможет отыскать подонка так же быстро? А ведь беспорядки, которые может породить оружие в руках юнцов, им сейчас меньше всего нужны. И так напряжение в городе все нарастает. Но почему-то ему кажется, что Штырь так и так столкнется с этим револьвером – будет он его искать или нет. Фаррел Дин нахмурился и залпом осушил стакан, так же мало уделяя внимания тому, какое ценное вино он пьет, как до этого Штырь. Может, хотел заглушить забродившие в голове дурные предчувствия? С тех пор как он покинул Эльфлэнд, способность предвидеть редко давала себя знать. С чего же вдруг она тревожит его именно сейчас?

Он налил себе еще бокал.

Для Мэнди этот день был сплошным праздником. Она по очереди ехала за спиной то одного, то другого байкера из «Оленьих плясок» и чувствовала, что снова, как в детстве, влюбляется в эти рычащие низкими голосами машины. Ей всегда хотелось иметь мотоцикл. Уж в крайнем случае она бы и на мотороллер согласилась, но, будь ее воля, она выбрала бы чоппер или такой старый мотоцикл, как у Штыря.

На первой же остановке Джонни Джек вручил ей маску, чтобы она действительно выглядела как член их группы. Это была маска лисы – легкая, дырочки для глаз забраны цветным стеклом, так что серебристые, как у всех эльфов, глаза Мэнди не могли ее выдать. Когда она попыталась скрепя сердце отказаться от таких подарков, Джонни сказал, что маска все равно уже давно валяется без дела. Мэнди не знала, правду он говорит или нет, но предпочла поверить и радостно завладела этой чудесной вещью.

В лисьей маске и в украшенной лентами куртке, с бубенчиками, позвякивающими на щиколотках, Мэнди лихо, прыгая с ноги на ногу, отплясывала вместе с остальными в импровизированном шоу на углу Хо-стрит и Брюс-стрит под аккомпанемент Колючки, которая на старом, видавшем виды аккордеоне наяривала старинный английский танец хорнпайп. Потом все снова оседлали мотоциклы и понеслись дальше – цепочка пестрых цыганистых байкеров; в глаза тем, кто видел, как они мчатся мимо, только искры летели, словно волшебная эльфийская пыль.

В этот вечер группа выступала в клубе «Сердце кувырком», расположенном в большом, похожем на амбар складском помещении на окраине Скандального предместья. Играть Мэнди постеснялась, но с удовольствием, стоя в своем новом костюме у самой сцены, наблюдала за выступающими. Да и на зрителей стоило посмотреть. Их было ровно две половины – панки и публика постарше, первые прыгали и скакали, вторые отплясывали народные танцы. Но к концу второго отделения уже панки с их торчащими вихрами и кожаными куртками пустились выписывать затейливые коленца хорнпайпа, а пожилые принялись прыгать и скакать. Ясно было, что и тем и другим прежде всего хотелось повеселиться.

К началу третьего отделения Мэнди все еще тушевалась, но у нее руки чесались взяться за гитару. С ней всегда так бывало, когда она слушала хорошую игру. Пальцы сами подхватывали ритм, постукивая по бедру. Когда Колючка подошла к ней и спросила, не присоединится ли она к исполнению некоторых номеров, Мэнди поняла, что сопротивляться не в силах.

«Дорога к границе», «Вверх по Хелли-О», «Яблочная страна», «Томми, ты связался с дураками»…

Мелодии сменяли друг друга, а Мэнди за своей лисьей маской широко улыбалась и продолжала подпевать, даже когда группа затянула незнакомую мелодию. Вслушиваясь в слова, Мэнди подумала, что эта песня как раз о группе «Оленьи пляски».

Своих рогов не презирай, Ты с ними был рожден. Твой дед носил их и отец, Гордился ими он.

Хэлло-вей, джелли-вей! Мы встали до рассвета, эге-гей, Приветствуем мы лето, эгей! Здравствуй, светлый май, А ты, зима, прощай! Эгей!

«Но песня совсем не о смене времен года», – размышляла Мэнди, подпевая хору. Неважно, что сейчас на дворе. В песне поется о том, что на смену дню всегда приходит ночь, на смену веселым временам – мрачные, но вдалеке тебя всегда ждет свет – надо только стремиться к нему, а не копаться в своих неудачах. Под аккомпанемент отбивающих жесткий ритм электронных ударных Колючка громыхала на синтезаторе. Йохо играл на контрабасе, Задира прыгал на авансцене, вертя своим шутовским жезлом, остальные толпились у двух микрофонов. Гуд запевал. Мэнди улыбнулась, когда он начал третий куплет:

Поехал на ярмарку Робин Гуд, А с ним и Маленький Джон, А мы в их лесу охотимся тут на зайца, ведь лакомый он!

Музыка звучала резко и залихватски, но это нимало не портило красоту самой мелодии. Голоса поднимались и сливались в поразительной гармонии. Мэнди поймала себя на том, что, играя на врученной ей гитаре, отплясывает джигу. Эта гитара была такая же канареечно-желтая, как ее собственная, что, несомненно, сулило ей удачу.

Пусть Бог вас всех благословит – И бедных, и богатых, Пусть днем и ночью мир дарит, Пусть брат возлюбит брата!

Финал вылился в такое мощное громыхание, что было страшно, как бы у клуба не слетела крыша. И панки, и пожилые крутились, как дервиши, выделывая коленца не менее затейливые, чем мелодия песни. Когда синтезатор издал последний громоподобный аккорд, на какое-то время наступила мертвая тишина. Потом толпа восторженно захлопала и зашумела почти так же оглушительно, как электронные инструменты.

– Я знала, что ты заразишься, – сказала Колючка, спускаясь с Мэнди со сцены. – Правда, здорово?

Мэнди кивнула и налетела на Задиру, сунувшего ей в лицо свой шутовской жезл.

– А Том-Дурак ей сказал – я на тебя запал, – пропел он и умчался, скрипя кожей и тряся лентами.

Девушки прошли в комнатку, отведенную клубом для артистов, где те могли передохнуть между отделениями. Мэнди плюхнулась на скамейку и старалась согнать с лица улыбку. Она сняла лисью маску и положила рядом с собой, ее серебристые глаза ярко блестели.

– Понимаешь, мы же не умеем творить волшебство, как эльфы, – пояснила Колючка, усаживаясь рядом с Мэнди, – вот нам и приходится стараться, чтобы у нас было не хуже.

– И это у вас получается на все сто!

– Хочешь пива?

– Давай, спасибо.

– Я поговорила с нашими насчет тебя, – сказала Колючка, – они и сразу были согласны принять тебя к нам, просто с моих слов, ну а теперь, когда они тебя послушали, ты уже твердо наша. Хочешь выступать с нами?

Мэнди выпрямилась. Она растерянно закусила нижнюю губу и вглядывалась в Колючку, не веря, что та не шутит.

– Честно! – добавила Колючка.

– Но я же не… – «не совсем человек», хотела предостеречь она. – Не такая, как вы. Из-за этого вы можете схлопотать какие-нибудь неприятности.

– Что ты хочешь сказать?

Но Мэнди не успела ответить. В дверь просунул голову хозяин клуба.

– Эй вы, не знаете, где Тоби? Там какой-то парень его спрашивает. – Увидев Мэнди, он вздрогнул. – А ты что тут делаешь?

– Она со мной, – объяснила Колючка.

– Так-так. Но в моем клубе я полукровок не потерплю. Эй ты, убирайся!

– Перестань, Джордж! Говорю тебе, она наша.

– Нет! Слушай меня! У Чистокровок есть свои места, а здесь я их видеть не желаю. У меня клуб чистый. Если б я хотел иметь дело со всем барахлом, из-за которого шайки дерутся, я бы открыл клуб в Сохо. Так что пусть убирается или уберетесь вы все!

– Да ты просто расист! Если не сказать – задница! – окрысилась Колючка.

Но Мэнди схватила ее за руку.

– Все в порядке, – сказала она. – Я и так хотела сейчас уйти.

– Мэнди! Мы это уладим…

Мэнди потрясла головой. Как же она раньше не почувствовала – уж больно счастливым выдался день! С чего бы это все шло так здорово? Под злобным взглядом хозяина клуба она сняла украшенную лентами куртку и положила ее на скамейку рядом с маской.

– Еще увидимся, – сказала она Колючке.

– Подожди, дай я хоть найду Гуда.

Мэнди снова покачала головой. Глотая слезы, она надела очки и боком протиснулась мимо хозяина клуба.

– Мэнди!

Оказавшись в танцевальном зале, Мэнди бегом бросилась к дверям. К тому времени, как Колючке удалось найти кого-то из группы, чтобы вместе поспешить за ней вдогонку, Мэнди была уже далеко.

– Вот пакость! – выругалась Колючка. – Я пошла!

– Что значит – пошла? – возмутился Гуд. – Нам еще целое отделение играть!

– Для таких слизняков я играть не собираюсь!

– Колючка, он имеет право устанавливать в своем клубе такие порядки, какие хочет.

– Правильно, а я имею право сказать ему, чтобы он сунул голову в помойку. Считается же, что мы должны разбрасывать кругом добрые семена, верно? Мы же «приносим городу радость» и все такое, да? Так вот, Гуд, мне нравится эта девчонка, и я не хочу иметь дело с теми, кто, кроме серебра в глазах, ничего не замечает.

– Но послушай!

– Завтра я заберу от вас свое барахло.

– И куда же ты пойдешь? – спросила Мэри.

– Попытаюсь найти ее.

– Я с тобой, – сказал Джонни Джек. Но Колючка не согласилась.

– Нет, вы, ребята, продолжайте концерт, раз вы решили доиграть до конца. А мне еще надо подумать хорошенько.

– Я догадываюсь, куда она могла пойти, – сказала Мэри.

– Куда?

– Туда, где живет Штырь.

– А, отлично! Не хватало только разозлить еще и его!

– Колючка, послушай! – снова схватил ее за руку Гуд.

Колючка вырвала руку.

– Нет, это ты послушай! Разве ты сам не видел, как эта Мэнди сразу вошла в нашу струю! Будто всегда была с нами! Я чувствую, что ее упускать нельзя! Из нее может кое-что получиться, и я хочу дать ей шанс.

– Ну ладно, – сказал Гуд. – Иди, ищи ее. Но только с нами не рви. Подожди хоть до завтра, тогда и потолкуем.

Колючка задумалась.

– Ладно. Если я ее найду, я появлюсь завтра.

– А выступать здесь мы обязаны. У нас контракт. По крайней мере на сегодня. Больше можем здесь не бывать.

– Да нам и сразу нечего было сюда соваться, – бормотала Колючка, направляясь к своему мотоциклу. – Это же гнездо вонючих расистов!

Мэнди не ожидала, что ей будет так тошно. Ну с чего она расстраивается? Много ли времени она провела с «Оленями»? Ну и что, если ей было с ними так здорово? Она знает, что ни с кем никогда не сойдется. Ни со своими ровесниками, ни с друзьями сестры, ни с кем! Так уж некоторым суждено – ни с кем не состыковаться. И тут ничего не поделаешь. Угораздило же ее родиться с этими паршивыми серебристыми глазами, при виде которых все шарахаются! Ну что ж, в жизни всякое бывает, так ведь?

Конечно, всякое! Еще бы! Да наплевать на них на всех, надо идти своей дорогой! С ней всегда так кончается…

Живи одиночкой! Ничего, выживешь! Не так уж это трудно!

В памяти Мэнди всплыло коричневое лицо, окруженное косичками-дредами. Живет же в одиночку Штырь, и ничего. Факт! Ну почему ей-то так больно? Интересно, а ему тоже больно? Чувствует он себя одиноким?

Она ревела навзрыд, так что даже не видела, куда идет. Стащив очки, она сунула их в карман и вытерла рукавом слезы, катившиеся из глаз.

Может, стоит зайти к Штырю и спросить, как он выдерживает в одиночку? Да она ведь еще так и не поблагодарила его.

Всхлипывая, она направилась к музею у парка «Счастливого пути».

Примерно в то же самое время, когда группа «Оленьи пляски» уходила из клуба «Сердце кувырком», Штырь остановил свой «харлей» перед музеем. Выключив мотор, он повертел затекшей шеей и поставил мотоцикл на место.

– Приехали, – сказал он.

Лабби выскочил из корзинки и устроился на сиденье. Сморщив нос, он издал тихое горловое ворчание.

– Понимаю, понимаю. Давно пора ужинать.

«Ну и вечерок», – подумал Штырь.

Спрятав в карман волшебную батарейку, он прикрепил мотоцикл цепью к железной решетке у входа в музей и поднялся по широким ступеням. Лабби взлетел по лестнице перед ним, и когда Штырь дошел до дверей, Лабби уже приготовился встречать хозяина внутри, проскользнув в свою персональную щель.

– Вытаскивай еду! – крикнул ему Штырь, роясь в кармане в поисках ключа.

Он как раз вставил ключ в замок, когда услышал насторожившие его звуки.

«О дьявол! – подумал он. – Неужели опять?»

Повернувшись, он попытался установить, откуда доносится чей-то молодой голос, кто так громко кричит от боли. Кто же это был так глуп, чтобы затеять подобную заваруху у самого его логова? Хватит того, что он по наущению Фаррела Дина весь день и часть вечера напрасно рыскал по городу в поисках револьвера, так теперь еще и это!

Шум драки доносился из переулка по другую сторону улицы. Штырь вынул дубинку и, переходя через улицу, развернул ее во всю длину. Сейчас он раскроит кому-то башку, будь то Чистокровки или Пэки, сегодня он с хулиганьем миндальничать не расположен.

Ко входу в переулок он бесшумно подкрался на цыпочках. Оттолкнувшись от стены, проскользнул в переулок. Чистокровки! Лупят какого-то юнца.

Он даже не разглядел, кого – мальчишку или девчонку, беглого или кого-нибудь из Пэков. Штырь не стал терять времени. Дубинка, вращаясь, взметнулась, сразив ближайшего из Чистокровок, которые еще не заметили, что он рядом.

Тот, кого он ударил, со стуком упал. Остальные бросились вглубь переулка.

Штырь угрюмо усмехнулся. Видно, им невдомек, что это не переулок, а тупик.

Он двинулся за ними, кинув беглый взгляд на их жертву. Вроде тоже из Чистокровок – маленький, но явно эльф. Что странно…

– Эй, Штырь! Как делишки? Штырь поднял глаза.

Чистокровки выстроились перед ним в ряд. Ну что ж! Ему все равно. Их было семь, нет, восемь. Он потверже расставил ноги и взял дубинку наперевес. Когда он стал осторожно приближаться к ним, передний ряд раздвинулся, и Штырь сразу узнал того, кто выступил ему навстречу. Финнеган.

– Видно, времена настали плохие? – ухмыльнулся Штырь. – Что-то не помню, чтобы ты раньше сам руки марал. Такими делами всегда занимались твои подручные.

– У меня с тобой свои счеты, – ответил Финнеган.

Штырь улыбнулся, не разжимая губ.

– Польщен!

– Ой ли? – отозвался Финнеган; вынув из кармана руку, вожак Чистокровок навел на Штыря краденый револьвер 38-го калибра. – Прощевай, Шоколадина!

Вот так! Он влип, как плюгавый, ничего не соображающий молокосос.

Крутя дубинкой так, что воздух засвистел, Штырь ринулся на Финнегана, но было уже поздно.

Выстрел эхом раскатился по переулку. Пуля попала Штырю в плечо, его отбросило назад, и он ударился о кирпичную стену. Дубинка выпала из онемевших пальцев, но он пытался устоять на ногах. Вторая пуля угодила чуть выше колена, порвав связки и мышцы. Нога подогнулась, и Штырь рухнул на землю.

– Уж слишком ты всегда был добренький, – елейным голосом заметил Финнеган. Он лягнул дубинку Штыря, и она откатилась, так что Штырь теперь напрасно тянулся к ней сведенными пальцами. Финнеган присел на корточки рядом с ним, злорадно глядя на лежащего врага блестящими от удовольствия глазами. – С тобой никогда нельзя было сладить, не то что с другими. Так что пора тебя кончать, старая Шоколадина, сам понимаешь, выхода нет! Нам тоже надо поддерживать свою репутацию! – Он язвительно хихикнул. – И ничего личного, ни-ни, так ведь?

Штырь затаил дыхание, стараясь собраться с силами для последнего рывка, но сил не было. Режущая, кромсающая на куски боль, шок, парализовавший нервы, лишили его последних остатков энергии. Он не отводил взгляда от глаз главаря Чистокровок, но видел при этом, что тот тянет палец к спусковому крючку. Штырь различал каждую пору на бледной коже эльфа. Видел серебряную серьгу в форме черепа в его ухе. Злобный смех, плескавшийся в глазах…

Как Штырь ни держал себя в руках, он все же дернулся, когда снова прогремел выстрел.

Мэнди, встретившая одного из друзей своей сестры, проехала часть пути на мотоцикле и добралась до музея как раз в тот момент, когда Штырь завернул в переулок. Мэнди, сошедшая с мотоцикла в дальнем конце улицы, остановилась в нерешительности, не зная, как поступить. Она тоже слышала шум драки. Штырю не понравится, если она будет путаться у него под ногами. Но, услышав первый выстрел, она помчалась на помощь, а услыщав второй, неслась уже не помня себя.

Но ее опередил Лабби. Стрелой метнувшись через улицу, он исчез в переулке.

Когда туда прибежала Мэнди, она успела увидеть распростертого Штыря, окруживших его Чистокровок и Финнегана с револьвером…

Только он собрался выстрелить в третий раз, как в локоть ему впился хорек. Острые зубы Лабби прокусили руку эльфа до кости, и пуля не попала в цель. Она ударилась в стену, обсыпав Штыря осколками кирпича. Револьвер вылетел из разогнувшихся пальцев Финнегана, описал в воздухе дугу и, взметнув искры, брякнулся на тротуар недалеко от Мэнди. Вряд ли понимая, что делает, Мэнди подскочила к револьверу и схватила его.

Финнеган с проклятиями пытался отодрать хорька от руки. Только когда одному из его дружков удалось сдернуть Лабби, тот выпустил локоть эльфа и прикрыл собой Штыря. Финнеган потянулся пнуть его.

– Н-не с-смей! – испуганно крикнула Мэнди. Револьвер в руке казался ей неимоверно тяжелым и холодным, но она целилась в переулок.

Чистокровки повернулись к ней.

Финнеган прищурился. Он сжимал запястье, кровь текла между пальцами, но никаких признаков того, что ему больно, он не выказывал.

– Эй, бэби! – крикнул он. – Не лучше ли тебе отдать револьверчик мне – может, тогда мы тебя пожалеем.

Мэнди замотала головой. Финнеган пожал плечами:

– Сама себя хоронишь!

Когда он направился к ней, Мэнди зажмурилась и нажала на спусковой крючок. Револьвер как будто норовил вырваться у нее из рук, и Мэнди чуть его не выронила, а когда раздался выстрел, девушка от удивления судорожно сжала оружие еще крепче. Только поэтому револьвер и не выпал у нее из пальцев. Конечно, пуля полетела в воздух, но у Чистокровок явно поубавилось охоты хватать Мэнди.

– Пошли лучше, – сказал один из них Фин-негану. – Надо выметаться отсюда.

Этого эльфа поддержал Билли-пуговица:

– Нэббер прав. Мы свое дело сделали. Пора сматываться.

– Хочешь оставить ей этот ствол? – повернулся к нему Финнеган.

– Хочу унести отсюда ноги!

Мэнди, закусив нижнюю губу, слушала эту перепалку. Она не представляла, что будет, если они на нее накинутся. Сколько еще пуль в этой штуке? Хотя она не была уверена, что, сколько бы их там ни было, она сумеет кого-нибудь застрелить.