Книга: Тяжелые времена - Чарльз Диккенс

В романе нам описывается жизнь людей разных слоев общества, у каждого из которого свои проблемы и горечи. Брошенная дочь, несчастная дочь, напыщенный с раздутым эго банкир, уверенный в своей правоте отец и многие другие. Нас знакомят с историей каждого и дают увидеть, как жизнь героев меняется. Все они проживают "тяжелые времена", которые меняют их, ломают их, убивают их, но в конце концов все происходит так, как должно быть. Все встает на свои места.

Я не хочу и не буду вдаваться здесь в подробности сюжета. Просто посоветую вам открыть данное произведение, оно того стоит. Диккенс пишет не только о неудавшихся судьбах, о тяжелой жизни английский рабочих, несчастных, неравных браках, он не просто высмеивает социальные аспекты той эпохи, он и не забывает научить нас состраданию, любви, уважению друг к другу. Эта книга учит нас жить сердцем, а не только головой.

Всё действие происходит в небольшом вымышленном северном городке Кокстауне, небо которого задымлено ткацкой промышленностью. Этакий мини-Манчестер, который описала Элизабет Гаскелл в своём романе Мэри Бартон . Дымящие трубы, грохот машин, заводской гудок, длинный рабочий день, а по вечерам рабочего ждёт – холод одинокой каморки или неодинокой, а наоборот, тесной с большой семьёй, полной проблем. А ещё вариант жизни рабочего в холодной каморке - это ад вдвоём с опустившимся (ейся) супругом (ой). Так безрадостна и беспросветна жизнь Стивена Блекпула, честного скромного рабочего-ткача, работающего на фабриканта мистера Баундерби.

На все вопросы, жалобы и просьбы рабочих у мистера Баундерби один ответ – вы хотите есть черепаховый суп из золотой ложечки и ездить на шестёрке лошадей. Эти упрёки всем и каждому в якобы непомерных запросах он подкрепляет легендой о самом себе, о том, как и чего он добился, будучи брошенным в раннем детстве в канаве. Легенда, конечно, фиктивная, как и все легенды людей, которые никому ничего не должны и сделали себя исключительно только сами. Баундерби это, конечно, диккенсовский персонаж № 1, гротескный, но такой жизненный.

Если мистер Баундерби – это этакий снобизм наоборот, то вот вам в пару к нему персонаж № 2 со снобизмом другой крайности – его экономка миссис Спарсит. Из обедневших аристократов, вынужденная пойти служить и сама зарабатывать себе хлеб. На самом деле миссис Спарсит состоит бог весть в каком родстве с некой леди Скэджерс (если её кто-нибудь помнит), а муж её был «из Паулеров», но несмотря на то, что произносилось это так многозначительно, никто не понимал намёка. И неважно, что замужем она была всего месяц, так как муж её, дважды прокутив состояние и трижды наследство, умер где-то в глуши от пороков. Но зато как миссис Спарсит умеет морщить свой римский нос и величественно нести свои высокородные брови! Тоже изумительный диккенсовский персонаж. Абсолютно жизненный.

Есть ещё мистер Грэдграйнд, попечитель школы , где детей воспитывают по разработанной им системе. Система состоит в том, чтобы исключить из жизни всякое воображение, фантазии, чувства, ничто не должно отвлекать их от усвоения как можно большего количества фактов. Только рациональное мышление, только факты, факты и точность. Машинное воспитание в пару к машинному образу жизни эпохи индустриализации.

Своих собственных детей мистер Грэдграйнд воспитывает по той же системе. И вот они выросли… Луиза, сердце которой не закрылось, несмотря на всё усердие такого воспитания и бездушный Томас…

Английский город 19-го века. Акварель Луизы Райнер

Наслаждаясь дивным диккенсовским слогом и погружаясь в созданное им царство фактов и практичных людей («В этой жизни, сэр, нам требуются факты, одни только факты!»), волей-неволей я то и дело вспоминала собственные школьные годы. Не смею особо на них жаловаться, ибо хороших, талантливых и терпимых учителей, благо, хватало, но и педагоги, подобные мистеру Грэдграйнду, имелись; чего уж там, одна дама величала себя, как и герой этой истории, не иначе как человеком трезвого ума, и нещадно обрушивала на нас, впечатлительных и эмоциональных, вечно задающих "неправильные" вопросы, весь свой гнев в виде плохих оценок и горестного разочарования (занятно, что внешне она походила на достопочтенную миссис Спарсит, опасное, как я нынче понимаю, сочетание). Собственно, таких людей хватает и вне стен школ и прочих образовательных учреждений, и в чём-то они, безусловно, правы: в фактах и науках нет ничего зазорного, необходимо уметь в нужный момент включать хладный разум и действовать, руководствуясь логикой, но человек ведь не слон машина (понравились мне эти красочные фабричные описания-сравнения, да), и, коль думать только о рациональности, закапывая при этом свои эмоции и чувства в промёрзлые недра, где покоятся все детские мечты, то итог будет весьма плачевным.

И печальные судьбы детей в высшей степени практического товарища являются тому ярким доказательством. Бессмысленно пытаться вообразить, что с ними стало бы, если бы у них было нормальное детство, начинённое мечтами и сказками, нашла бы Луиза смысл жизни, вырос бы Том честным человеком... Суть в том, что даже спустя века пример этот не теряет своей актуальности. Заведя (иного слова и не подобрать в данном случае) детей, определённый тип родителей отчего-то решает, что они вправе лепить из отпрысков то, кем и чем они хотели бы стать сами; ясное дело, все хотят видеть своих детей умными и успешными, но неужели так сложно понять, что нельзя лишать маленьких людей индивидуальности, и если они в чём-то ошибаются, нужно сесть и спокойно обсудить этот момент, а не кричать и наказывать и уж тем более не лишать их детства. Человек очевидных фактов, он же Томас-старший, в конце концов осознал сей печальный факт (ba-dum-tss), да вот только было слишком поздно: дочь уже разбилась о скалу несчастливого брака, а сын совершил непоправимое, и вот он, седой и несчастный старец, сидит и, смотря на крах своей семьи, понимает, что ничего уже исправить нельзя. Должно было, это ужасное чувство. Такого и врагу не пожелаешь.

И пока пред читателем разворачивалась очередная проблема отцов и детей, другие персонажи боролись с проблемой иного плана, которая, однако, не менее актуальна. Про социальное неравенство, буржуазное общество и деяния политиков можно говорить бесконечно долго, и в свете нынешних времён эту тему, признаться, затрагивать, обсуждая книгу, совсем не хочется, просто отмечу, что читать отчаянные речи мистера Блекпула, наполненные такой сильной болью, было очень горько. Подумать только, как всё могло бы повернуться, если бы богатые люди, приближённые к власти, признали бы, что простой рабочий люд тоже имеет право на счастье и благо. Чего хотел этот честный человек? Разве требовал он денег и привилегий? Нет, он всего лишь хотел быть с тем человеком, которого любит, и чтобы к нему относились с уважением. Всё. Много ли это? На первый взгляд, нет, но, как заявили бы те самые люди, это сначала они так мало просят, а потом-то так разойдутся, что и до революции будет недалеко, а этого допустить нельзя, глупые, глупые люди, пусть довольствуются теми крохами, что им достаются! Стивен и этим не смог воспользоваться. Не переставая всматриваться в далёкую звезду, что была его спутницей в самые мучительные его ночи, и стискивая руку женщины, которой отдал он своё сердце, так он и покинул наш бренный мир, ничего не добившись, и даже тот факт (факты, факты, факты...), что имя его было обелено, нисколько не смягчает всей жестокости и несправедливости этой истории. Как он любил говорить, «Как ни верти – выходит морока».

Весь он такой, этот роман, много в нём несправедливости и грусти, и, признаться, я была несколько удивлена, ибо мои прошлые знакомства с творчеством Чарльза Диккенса внушили мне, что пусть его истории и изобилуют жизненными неурядицами, в итоге всё равно все получат по заслугам. Особо остро здесь выделялись его собственные мнения касательно определённых моментов, чего только стоят его однобокие остроты про чартистское движение, а уж сколько издевательских поклонов было отдано религии и политике, не счесть. Возможно, именно поэтому некоторые аспекты этой истории вышли такими, на мой взгляд, карикатурными: больно много внимания было уделено критике социальных условий того времени, отчего страдала художественная часть, что, впрочем, в данном случае нисколько меня не разочаровало, ибо в этом одновременно заключается и самая сильная сторона романа, о таком нужно говорить, дабы хотя бы попытаться что-то изменить. То, что спустя 136 лет некоторые вещи не теряют своей злободневности, говорит о многом. Мир, к несчастью, всё так же полон мороки (прости, Стивен), так что нам только и остаётся что уповать на наши отчаянные и мечтательные сердца.

Теперь про самое интересное – про форму, в которую эти две идеи облечены, т.е. про сам роман.

Первое впечатление было почти восторженное: антиутопия! у Диккенса!! Министерство фактов, школа, в которой каждого ученика называют не по имени, а по порядковому номеру, чёткое деление персонажей на представителей «партии фактов» и прочих пролов, фамилии персонажей, буквально в уши орущие тебе, что они говорящие (вроде Чадомора), героиня, которая не вписывается в эту Систему и, наконец, метода воспитания детей мистера Грэдграйнда, прямо «системой» и называемая. Этакая смесь из Замятина и Оруэлла (до Замятина и Оруэлла!).

В общем-то не секрет, что одно из назначений атиутопии – транслировать взгляды автора на то, как, по его мнению, надлежит человечеству жить и как не надлежит. Часто это делается прямо, в лоб, без всяких художественных ухищрений. Так что когда Диккенс начал буквально с первых глав скорбную песнь о горькой судьбе людской цивилизации, о забытых вере, надежде и любви, я только понимающе кивнула. Кто бы стал антиутопии читать, если б там такого не было? Но вот обоснования, которыми эта песнь подкреплялась…

Чтобы было понятно что к чему, кратко введу в курс дела. Не думаю, что сильно проспойлерю все сюжетные перипетии, во-первых, потому что, если вы читали до этого хоть один роман Диккенса, ни один сюжетный ход вас не удивит, и, во-вторых, аннотация любезно раскрыла практически все вот-это-повороты. Итак, есть кучка героев, которые поклоняются фактам, фактам и ещё раз фактам (мистер Грэдграйнд с сотоварищами), которые сделали опору на «только факты» основой государственной политики и образования подрастающего поколения. Автор не щадит красок, описывая, как такая метода калечит детские души. Бедняг мучают изучением минералогических коллекций, карт звёздного неба и просто карт, а также алгеброй. В них целенаправленно подавляется фантазия и эмоции. Далее по сюжету Диккенс на конкретных персонажах показывает, к чему всё это приводит. У одной напрочь поломана способность испытывать чувства, второй – трусливый эгоист, третий – бездушный карьерист. Ну и только Сесси Джуп, дочка циркача,

Всё бы хорошо, но вскоре становится очевидно, что проблема не в фактах. Проблема в том, что детей лишают право на выбор и личное пространство. Думаю, если бы воображение и фантазию насаждали в школах столь агрессивно, а факты стали там персоной нон-грата, результат был бы точно таким же. Но автор этого не понимает и весь роман самозабвенно бичует ни в чём не повинные факты, карты, алгебру и минералогические коллекции (нам в школе показывали, было интересно). Настоящая ребяческая дурость в стиле «а давайте сожжём все учебники и никогда больше не будем учить уроки – то-то будет здорово!». То Р.Дэвис, то вот Диккенс… Сговорились они, что ли?

Скоро глаз споткнулся об ещё одну ребяческую дурость – уверенность в том, что простые люди (здесь это рабочие и циркачи) – это детишки, которых надо воспитывать, поощряя и развлекая. Любую хрень, которую они временами творят, Диккенс тоном мамы-наседки оправдывает тем, что «ну они же дет… простой народ!». Один дочь в чужом городе бросил на чужих людей (так ей, дескать, лучше будет). Другой к хозяину фабрики пришёл с вопросом, что ему делать с пьющей женой (он тебе что – ребе?). Рабочие легко верят любому горлопану, который будет им льстить, уверяя их, что они пуп земли, соль земли и Избранный Народ Божий. И так же легко с его подачи объявят бойкот товарищу, которого они знают всю свою жизнь, без выяснения обстоятельств.

Все эти люди не заражены «системой» мистера Грэдграйнда, в них уцелела способность сопереживать и фантазировать. Наверно, поэтому они легко ведутся на бездоказательные домыслы, облечённые в красивые трескучие фразы. Достаточно было бы некоторым таким персонажам просто «включить голову», чтобы половины несчастий, которые на них обрушились, просто не было.

Ну и вишенка с апельсином – расследование ограбления банка!.. Даже то, что автор сразу раскрывает нам личность преступника, не так поразило, как описание самой процедуры расследования. Представьте: у двери ограбленного банка утром найден дубликат ключа от неё, сейф взломан, пропало 150 фунтов, хотя в банке хранились гораздо более внушительные суммы. Кого вы бы опросили на месте полиции и хозяина банка? Наверное, тех, у кого был оригинал ключа от входной двери. Наверно, служащих, которые оставались в банке на дежурство. Их бы первыми включили в список подозреваемых. Кого подозревает полиция? Некоего бедного рабочего, никогда не бывавшего в банке, который три дня подряд вечером прогуливался рядом со зданием, а потом уехал из Кокстауна, потому что его уволили, и некую бабку, которая приезжает в город раз в полгода и всегда ходит туда-сюда по этой же улице (что не удивительно, потому что эта улица в городе самая большая). Они объявляются в розыск и… всё. Больше полиция себя в романе никак не проявит. Такое ощущение, что она где-то «за кадром» тихо самоликвидировалась. Бабку выслеживает и приводит миссис Спарсит (одна из дежуривших в банке), а истинного вора – Битцер (другой дежуривший в банке). Миссис Спарсит, вредная тётка, преуспевает потому, что просто любит шпионить. А Битцер (отрицательный герой, между прочим!) – потому что в отличие от других персонажей «включил голову» и сложил два и два.

Без них расследование было бы самым настоящим балаганом, в котором виновность или невиновность подозреваемого со стопроцентной точностью выводилась из честности/нечестности его физиономии, а также из того, верит ли в него Рейчел, Сесси или другая положительная героиня или нет.

Надо заметить, что не будь Луиза Грэдграйнд воспитана по «системе» отца, она бы почти наверняка стала жертвой скучающего ловеласа Хартхауса. Именно отсутствие эмпатии спасло её честь, ведь любовные признания не произвели на неё столь мозговышибающего действия, на которое и рассчитывал этот льстец. Если бы на её месте была девушка с «воображением», думаю, всё бы закончилось очень плачевно.

Так что сколь не потрясай автор кулаками и не вопи «долой факты, портящие девушек», роман, напротив, показывает, что польза от фактов (и аналитики) всё-таки есть, причём очевидная.

Это уж провальный провал, когда автор со своим романом не может сладить.

Диккенс и в других романах активно снабжал своих героев и особенно героинь христианскими добродетелями. Здесь же этого столь много, что выглядит почти карикатурно. Раньше у него именно злодеи отличались таким обилием всяких гротескных свойств (кривляющиеся карлики, словно только что выпущенные из Бедлама) – все такие раззлое зло. Но это, как выяснилось, не предел. В «Тяжёлых временах» такое сусально-доброе приторно-слащавое добро, что его вполне можно использовать как оружие. Все противники умрут от сахарного диабета. Читаешь и удивляешься, как это Рейчел или Сесси Джуп до сих пор живыми на небо не взяли.

И ведь странное дело: такое добро вчистую «проигрывает» местным злодеям. Хотя бы потому, что те похожи на живых людей, а эти – ходячие христианские прокламации – нет. У добра нет ни толком прописанного характера, ни бытовых забот, ни привычек, ни мелких слабостей. Потому читать главы с участием мистера Баундерби, миссис Спарсит, Хартхауса было настоящим спасением (ещё владелец цирка очень колоритен, но он из хороших персов).

Автор столь агрессивно «топит» в Евангелие, что в общем-то мало чем отличается от мистера Грэдграйнда, уверовавшего в то, что кроме фактов всё прочее надо запретить как развращающее и тлетворное, а кто не согласен, тот дурень и сам себе враг.

Чтение шло, вопросы множились и не находили ответа. Почему из всех злодеев главным был назначен Хартхаус, который и назлодеить-то ничего не успел, только собирался? Почему Грэдграйнд внезапно принял переживания дочери столь близко к сердцу, хотя до этого относился к ней как к андроиду собственного производства, и резко из живой машины стал любящим, всепрощающим, участливым отцом? Почему автор изображает дружбу между девушками в репликах и поступках, позаимствованных из любовных романов (я всё ждала, когда ж Сесси Джуп вызовет Хартхауса на дуэль, поскольку только этого не хватало для полной картины)? Почему из всех инструментов борьбы с противниками положительные героини пользуются только секретной техникой «взгляд самурая» (которая всегда прокатывает)? А кто его знает… Стало быть, какие времена, такие и романы.