Текст книги "Бог пятничного вечера"

Чарльз Мартин
Бог пятничного вечера

© Самуйлов С., перевод на русский язык, 2017

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Э», 2017

* * *

Пролог

Он сидел на полу с полотенцем на шее, весь потный, и не сводил глаз с экрана. Футбольный мяч в одной руке, половинка банана в другой, бутылка «Гаторейда»[1]1
  Gatorade – общее название серии напитков, производимых компанией PepsiCo. Разработан в 1965 году группой исследователей Флоридского университета по заказу университетской футбольной команды с целью восстановления жидкостей, теряемых организмом во время тренировок. – Прим. ред.


[Закрыть] на коленях. Она сидела рядом: джинсы, старенькая толстовка, ноги скрещены. В одной руке пульт, в другой – лазерная указка, а на носу очки для чтения. Волосы когда-то глубокого, насыщенного цвета красного дерева напоминали серый, грязный снег. Само по себе явление естественное, разве что случилось не в свою пору – жизнь подтолкнула генетику. Строго говоря, в свои тридцать с небольшим она могла бы быть его матерью, но последние лет десять дались женщине нелегко. И дело было не столько в морщинках, сколько в тенях за ними. Он – восходящая звезда школьной команды, семнадцатилетний мальчишка с огромным талантом и тайными мечтами. Шесть футов три дюйма – почти на пять дюймов выше ее – и весом под двести фунтов, ни капли жира; от подростка в нем осталось не так уж много. Это можно было увидеть невооруженным взглядом. Она подняла бровь и медленно, вполголоса произнесла:

– Далтон Роджерс.

Иногда она называла его «Ди». В присутствии посторонних он уважительно называл ее «сестрой Линн», а когда они были одни – «Мамой».

Имевшая некоторый опыт наблюдения за такими талантами, она могла реально оценить его перспективы и сдерживать ожидания, стараясь в то же время не подрезать крылья мечтам. Поддерживать столь хрупкий баланс – дело нелегкое. Игра на экране шла в замедленном режиме, по кадрам. В середине поля стоял центровой под номером 8. Известный в свое время игрок, он был тем стандартом, по которому мерили всех остальных, поэтому они и смотрели запись. Ди хотел учиться у лучших, а сильнее этой восьмерки, пожалуй, и не было.

Женщина нажала на «паузу» и подсветила экран зеленым лазером, наведя кружок на ноги футболиста.

– Там все и начинается. – Она легонько постучала его по голове пультом. – Ноги. Ноги. Ноги. Они – первое звено в кинетической цепочке. Когда игрок делает бросок, то, что выходит из рук, начинается с ног.

– Рука в миллион долларов, нога – в два миллиона, – процитировал Ди фразу из издания «Спортс иллюстрейтед», анализирующего игру восьмого номера в этом матче.

Женщина снова постучала по его голове.

– Само собой ничто не приходит. Запомни… – Она усмехнулась. – Футбол – это шахматы в формате 3D в придачу с небольшой нагрузкой на сердечную мышцу. Не говоря…

– Не говоря уже о шайке мародеров. – Он отмахнулся от Мамы, как от назойливо жужжащего над ухом комара, и откусил банан. – Тысячу раз слышал.

Она улыбнулась и перевела зеленую точку на шлем.

– Куда он смотрит? Покажи его глаза. – Они смотрели игру пятнадцатилетней давности, но женщина говорила в настоящем времени.

Ди проследил за направлением взгляда – до левого корнербека[2]2
  Корнербек (англ. Quarterback) – позиция игрока команды нападения в американском и канадском футболе. – Прим. ред.


[Закрыть] – противника, стоявшего в трех ярдах от принимающего – способного паренька по имени Родерик. Друзья и поклонники называли его не иначе как Родди.

Ди протянул руку с огрызком банана. Мама заставляла его съедать по одному банану в день; содержащиеся в нем калий и магний помогали снять мышечные спазмы в икрах.

– Парень в трех ярдах от Родди. Прикрывающий. Играет из инсайда, то есть отжимает Родди к боковой, чтобы Ракете пришлось бросать на внешнее плечо, – пробубнил Ди. Игра шла на равных, и команду соперников нисколько не смущали ни прилепившаяся к «Святым» репутация непобедимых, ни звездный статус их квотербека.

Мама нажала «плей», и запись пошла дальше в замедленном режиме. Квотербек начал отсчет, посмотрел вправо, сделал паузу. Заметив движение лайнбекера[3]3
  Лайнбекеры защиты занимают позицию в поле позади лайнменов и выполняют множество задач: от атаки квотербека до прикрытия ресиверов и остановки бегущих с мячом раннингбеков. – Прим. ред.


[Закрыть] и сейфти[4]4
  Сэйфти – игроки, размещающиеся позади остальных игроков защиты. – Прим. ред.


[Закрыть], он остановил отсчет, указал на обоих и, пройдя вдоль линии нападения, объявил смену комбинации. Шум стоял невообразимый, и квотербек сделал знак принимающим и одинокому тейлбеку[5]5
  Тейлбек – игрок, находящийся позади всех игроков нападения, в задачу которого входит пронос мяча вперед.


[Закрыть]. Игроки кивнули и растянулись шире. Весь маневр занял меньше четырех секунд.

Ди смотрел на экран во все глаза, делая мысленные заметки. Он мог смотреть футбол часами и даже всю ночь напролет, если бы позволила Мама. Ее видеотека насчитывала более сотни записей. Большая часть школьных матчей сохранялась на катушках. Что-то оставалось на видеокассетах. Некоторые передачи спортивных каналов и почти все чемпионаты лежали на жестком диске. Для того чтобы дать Ди доступ к этому богатству, избавить его от необходимости постоянно переключаться между тремя разными технологиями, женщина конвертировала все в электронные файлы и перенесла их на лэптоп «Мак», откуда они через кабель проектировались на огромный телевизор. Ей не нужно было смотреть на экран, чтобы знать, как развивается игра, – она была там и до сих пор слышала рев трибун и эхо, слышала, как звякают монетки в молочном кувшине, вдыхала запах срезанной травы. Эту игру и многие другие она видела почти каждый раз, когда закрывала глаза.

Перешагнув несколько кадров, Мама навела зеленую точку на защитный шлем.

– Глаза. Покажи мне, где они сейчас.

Мяч на экране как будто съежился, когда Ди вытянул руку.

– Здесь. Судья на линии защиты.

– Почему?

– Он ведет отсчет игрового времени.

Женщина обвела судью кружком зеленого света.

– Внимательно смотри, что будет, когда его руки пойдут вверх. – Луч метнулся через экран и остановился на квотербеке. – Что игрок делает?

– Становится под центрового – начинает новый отсчет. А сейчас торопится, потому что знает, что у него осталось секунды три.

Она улыбнулась – чему-то все же научила. Зеленый свет, как гало, окружил «восьмерку» на экране.

– Представь, что творится сейчас у него в голове. Да, физически игрок хорош, но от других его отличает то, чего ты не видишь. – Женщина взяла в круг весь экран. – Это шахматная партия. Он просто передвигает фигуры по доске.

Ди кивнул, не сводя глаз с экрана. Ракета собирался выявить слабость в обороне и в очередной раз выиграть чемпионат штата.

Она нажала «плей» и шепнула:

– Шах и мат.

Игра продолжалась. Центровой, напоминающий верного лабрадора, здоровенный весельчак по кличке Вуд, ввел мяч и встал, казалось бы, непроходимой стеной защиты. Квотербек, изобразив откидку раннингбеку[6]6
  Раннингбеки – игроки, находящиеся перед розыгрышем за линией схватки; их задачей чаще всего является получение мяча из рук квотербека и «вынос» – проход с мячом как можно большего количества ярдов по направлению к зачетной зоне соперника. – Прим. ред.


[Закрыть], встал в Б-гэп, тем самым поддержав Вуда и блокировав лайнбекера сильной стороны. Затем игрок сделал три быстрых и длинных шага назад от линии, давая принимающим время, чтобы открыться. Когда же защитные тэклы бросились к восьмерке, Ракета повернулся к принимающим. Опасный в покете, он был столь же дерзок в прорыве. Это знали все. В знак признания таланта и скорости «Спортс иллюстрейтед» окрестил его «Ракетой». Прозвище приклеилось к игроку, и в тот вечер десятки скаутов и тренеров подались вперед в предвкушении возможного рывка. Подхваченный единодушным порывом стадион поднялся и замер. Ракета бросил мяч… Но не туда, где был в данный момент принимающий, Родди, а туда, где Родди будет, когда туда попадет мяч.

Женщина выключила видео и включила свет. Ди принялся собирать книги. Раньше его раздражало, что она никогда не досматривает концовку. Но потом понял – воспоминания еще живы, и если их ворошить, боль бывает невыносимой. Пара вышла в крытый переход, ведущий к школе, его общежитию и ее коттеджу, отделенному высокой кирпичной стеной – ее щитом от внешнего мира. Мама взяла его под руку.

– Расчеты закончил?

Он улыбнулся и кивнул:

– Да, мэм.

– Физику?

– Тест завтра. Второй.

Она вскинула бровь, спрашивая, подготовился ли он.

Ди пожал плечами.

– Немного.

Женщина взглянула на часы. Было уже начало одиннадцатого.

– Еще не очень поздно. – Она ткнула в него пальцем. – И никакого «Спортс-центра». Нельзя смотреть ерунду и одновременно готовиться к тесту.

Молодой человек улыбнулся и показал пальцем за спину, в комнату.

– У него получалось.

Она кивнула – парень был прав.

– И чем это для него закончилось?

Ди хмыкнул, но не ответил. Иногда лучше промолчать. Зажило еще не все. Пауза. Он хотел утешить ее, но не знал как.

– Теперь это во всех новостях – он выходит завтра.

Женщина кивнула и посмотрела в сад.

– Планы есть? – не отставал Ди.

Она покачала головой.

– Он знает, что вы здесь?

Тот же жест.

– Думаете, будет искать вас?

– Не знаю. – Она скрестила руки на груди. – Я не знаю, что он будет делать.

Ди чувствовал, что ей тяжело, но не знал, как помочь. Эту тяжесть Мама предпочитала нести одна, без посторонней помощи. Молодой человек согнул ноги в коленях и заглянул ей в глаза.

– Вам что-нибудь нужно?

Она чмокнула его в щеку.

– Поспи и подготовься к тесту по физике.

Он забросил на плечо рюкзак.

– Знаете, я ведь и в самом деле пятерку получил.

Она подняла палец.

– Пятерку с минусом.

– Класс-то продвинутый, – прошептал он.

Женщина улыбнулась.

– Спокойной ночи.

Она возвращалась петляющими дорожками, под фонарями и обступавшими частные колледжи могучими дубами, и тень женщины появлялась то впереди, то сзади. Дома она заперла дверь и легла, свернувшись, на кровать. Прошло немного времени, и женщина поймала себя на том, что поглаживает висящую на цепочке подвеску, маленькую голубку. Ей всегда хотелось работать с детьми. Но не так.

Через два часа она вытряхнула на ладонь три таблетки и, проглотив их, запила водой. Потом приняла душ. Таблетки уже действовали, и веки потяжелели. Женщина включила телевизор, щелкнула пультом, устроилась поудобнее, подтянув колени к груди, и начала засыпать под рев зрителей, скандирующих «Ракета! Ракета! Ракета!». На экране застыл последний, известный всей стране кадр – мальчишка на трибуне с недельным выпуском «Спортс иллюстрейтед». То был первый случай, когда школьник-квотербек удостоился чести попасть на обложку журнала, даже в особенном ракурсе – фотограф сделал снимок, лежа на траве. Восьмой номер стоял на поле – воплощение обещания и возможности, в руках мяч, за спиной ворота, весь мир у ног. Заголовок гласил: БОГ ПЯТНИЧНОГО ВЕЧЕРА.

Она моргнула все же со слезами на глазах и соскользнула в сон, в то время, когда сбылись все мечты Мамы.

Глава 1

Тринадцать лет назад

Ассистентка прикрепила микрофон к лацкану моего костюма, прошлась щеточкой по плечам и похвалила одежду, еще день назад висевшую в магазине.

– «Молдоун» на Пятой?

В точку.

– Да.

Ассистентка пробежалась щеточкой по воротнику и повернулась к Одри.

– Симпатично.

Одри откликнулась на комплимент кивком. Ассистентка оглянулась через плечо и подала футбольную карточку «Топпс»[7]7
  Компания Topps имеет лицензии на выпуск различных коллекций наклеек и карточек. – Прим. ред.


[Закрыть] с моей фотографией.

– Брат от меня откажется, если не попрошу.

– Как его зовут?

– Бен. – Она покраснела. – Смотрит записи с вашими играми. Носит футболку с вашим номером. На двери его комнаты плакат с вашей фотографией.

«Топпс» отпечатал специальную серию карточек со всеми парнями – кандидатами на вылет в первом раунде драфта[8]8
  Драфт – это выбор профессиональными командами игроков, которые не относятся ни к одной команде лиги. – Прим. ред.


[Закрыть]. Глянцевые карточки с толстым картоном, содержащие на одной стороне фотографию, а на другой – статистику выступлений за команды школы и колледжа.

– Через минуту впускаем публику – в эти двери. Можете пообщаться, если хотите. Решайте сами. У людей инструкции строгие – эту линию не пересекать, но у вас полная свобода – поступайте как угодно. Вот те парни в черных футболках, – ассистентка кивнула в сторону, – помогут, если понадобится, поддержать порядок. Они пониже, но руки у них не слабее ваших. Джим будет… – женщина бросила взгляд на цифровые часы на стене, – через двадцать три минуты. В прямой эфир выходим через двадцать три с половиной минуты. Вопросы есть?

– Нет. Все в порядке. Спасибо.

Ассистентка вышла, а я посмотрел через плечо на Одри. Она вскинула бровь и указала пальцем на мой костюм.

– Говорила же.

Я сел на софу, отправил две эсэмэски, в третий раз выключил звонок и стал ждать, нервно постукивая правой ногой. Галстук жал, лицо горело, в костюме было неудобно. У дальней стены, за камерами, стоял стол с плюшками, бубликами, свежими фруктами и ягодами. Я подумал, что с удовольствием поел бы малины, но тогда придется отстегивать микрофон, возиться со шнуром, а еще зернышко может застрять между зубами. По спине стекал пот. Восемь лет выходил на поле стартовым квотербеком, а вот к медийной шумихе последних дней оказался не готов.

Одри держалась в сторонке, так, чтобы не попасть в камеру. Руки за спиной. Плечи расслабленно опущены. Вуд назвал ее «истинной силой, стоящей за троном». Вуд был прав. В промежутке между школой и колледжем на долю Одри пришлось девяносто шесть матчей. Солнце. Дождь. Снег. Грозы. Перебои в электроснабжении. Отчисления. Сотрясения. Растяжения. Вывихи. Ее мало что могло отпугнуть. Именно отсюда и не самое лестное прозвище – Престон – как марка антифриза.

Продюсер выдал женщине комплект наушников, чтобы она могла слушать интервью. Я похлопал по софе около себя, потом показал на пустой стул Джима Нилза.

– Он возражать не будет.

Одри покачала головой.

– Даже не думай. Ты втянул меня во все это, и в ближайший месяц ни на что не рассчитывай.

Два дня назад Одри отвела меня в магазин мужской одежды «Молдоун» на Пятой, куда пускают далеко не всех. Три часа я позировал в разных вариантах цвета и текстуры и за это время проникся уважением к моделям и новым маркам. Я выходил из примерочной, поднимался на подиум, стоял в костюме, однотонном или в полосочку, а она рассматривала меня и так и этак и качала головой. Я чувствовал себя голым. Одри крутила пальцем, я поворачивался на месте, показывая себя в нужном ей ракурсе, и либо получал одобрительный кивок, либо удостаивался жеста, которым в парке отгоняют голубей. После пятой примерки я запротестовал.

– Меня вполне устраивает мой немнущийся костюм от «Сирза».

– Милый, что мне в тебе, помимо прочего, нравится, так это глубокая провинциальность – предмет твоей гордости. – Женщина повернулась к Молдоуну, стоявшему в сторонке с мерной лентой на шее и в очках на кончике носа. – Вы уж извините его, мистер Молдоун. Он давно играет в футбол и слишком часто получает по голове.

Я улыбнулся и повернулся к выходу, решив, что она наконец-то открыла глаза.

– Спасибо.

Очевидно, я ошибался.

– Но… – Одри подняла палец, заворачивая меня назад. – Сейчас-то мы в городе.

Я незаметно указал на ценник, зная, что Одри по натуре скряга и благоразумие берет у нее верх над всем прочим.

Одри поднялась и провела ладонью по лацкану моего пиджака.

– Знаю. С ума сойти, да? Но в этом городе полным-полно сумасшедших. Ты видел цифры в своем контракте?

– Да, но…

– Вот и успокойся.

– Все будут знать, что я только что это купил.

Одри погладила меня по щеке.

– В этом костюме у тебя глаза блестят.

Когда я открыл рот, чтобы возразить против очередной словесной комбинации, она ткнула в меня пальцем и вскинула брови. Пришлось примерить еще дюжину костюмов и примерно столько же пар обуви.

Из магазина мы вышли с тремя костюмами, шестью рубашками, пятью галстуками, двумя ремнями, двумя парами обуви и выпотрошенной картой «Виза». Провожал нас счастливый мистер Молдоун. Столько денег я потратил только раз в жизни, отдав их за одну штучку на ее левой руке.

Без двадцати минут десять двойные двери широко распахнулись, и публика устремилась внутрь, сражаясь за места в первом ряду. Большинство вели себя спокойно, приветственно махали, принимались негромко переговариваться или фотографировать меня цифровыми камерами. Другие вопили, хлопали или выкрикивали слова поддержки. Один парень свистнул. Всего набралось человек, наверно, двести. Шум нарастал, и в дело вмешались «вышибалы». Я подумал, что глупо просто сидеть, и, отстегнув микрофон, смешался с публикой – пожимал руки, подписывал карточки, позировал для фотографий.

Одна женщина обняла меня.

– Милый, я проехала двести шестьдесят четыре мили. Весь полдень после ланча простояла под дождем.

Я поблагодарил женщину, подписал корешок билета и футболку, а потом посмеялся, когда «вышибалы» попытались помешать обнять меня еще раз. Пробившись через толпу, я уже поднялся было по ступенькам, но снова спустился, заметив женщину в инвалидной коляске и форме моего колледжа. Ее звали Дженни. Я присел, сфотографировался с инвалидом и оставил ей автограф. Женщина сидела и плакала. Я поцеловал ее в лоб, и несчастная сжала мою руку. Мышцы не слушались женщину-инвалида, и даже глаза смотрели в разные стороны, но я увидел красоту и нежность. Мальчишка лет десяти, потерявшийся в огромном форменном свитере и бейсболке с названием моей будущей команды, тронул меня за плечо и сунул под нос карточку «Топпс». Я подписал ее, сфотографировался с мальчиком и сказал:

– Мне нравится твоя бейсболка.

Он пожал плечами, покачал головой и, подбоченясь, заявил:

– Подложил ты мне подлянку.

– Правда? – усмехнулся я, еще стоя рядом с юным болельщиком на коленях. – Как так?

Парнишка повертел бейсболку в руках.

– Я этих ребят ненавижу, а теперь придется болеть за них.

Значит, я встретил равного и легко не отделаюсь. Я протянул руку.

– Мэтью.

– Мак. Мак Пауэлл.

Мальчишка держался с уверенностью и солидностью сорокалетнего мужчины.

– Вот что, Мак… – Я наклонился к нему и, понизив голос, сказал: – Раз уж ты поднял эту тему… Мне они тоже не очень нравились. Я их терпеть не мог. – Парень встретил мое признание с улыбкой. – Но… – Я оглянулся, как будто собирался поделиться с ним секретом. – Выбирать, в общем-то, не приходилось, и, судя по моим недавним встречам, новые владельцы – хорошие ребята. Между нами, я даже начал подумывать, не промахнулись ли они со мной. Я к тому, что то дело два года назад, в плей-офф, это ведь не их вина. – Парнишка согласно закивал. – В третьем их просто засудили.

Мальчишка поднял палец.

– Да, но они же сами взяли того травмированного раннингбека, Джексона, вообще не видевшего поля.

Публика уже собралась. Один из операторов включил камеру и уже навел на нас. Несколько взрослых, также обративших внимание на мальчишку, записывали наш разговор на цифровые камеры.

– Да, но… – Я тоже поднял палец. – Зато у них появились денежки, так что они смогли подписать… – я ткнул себя в грудь, – меня. А что касается того парнишки, Джексона… Я видел его – он вполне здоров. Да, совершенно здоров. – Мой юный собеседник улыбнулся. – Думаю, он тебя еще порадует. Так что давай дадим ему шанс, а там будет видно. – Болельщик с серьезным видом кивнул, как будто все понял. – Не говоря уж о том, что Джексон теперь мой одноклубник, а значит, я болею за него. – По глазам было видно, что аргумент подействовал.

Парнишка посмотрел на бейсболку, натянул ее поглубже и сунул руки в карманы.

– Ты играешь? – спросил я.

Мак посмотрел на собеседника и поджал губы.

– А что, похоже? – Весил Мак, учитывая носки и бейсболку, наверно, фунтов шестьдесят. – Хочу его работу. – Парень посмотрел на стул Джима Нилза.

Дерзости ему определенно было не занимать. Я усмехнулся.

– Ну, может быть, когда ты получишь ее, то пригласишь меня, и мы все сделаем еще раз.

Мак протянул руку.

– Договорились.

Я повернулся к Одри и показал на горку футбольных мячей – продюсеры канала хотели, чтобы я раздал их зрителям после шоу. Женщина протянула один из них, и я написал на нем: Мак, пусть сбудутся твои мечты. Мэтью № 8.

Мальчишка внимательно прочел пожелание, осмотрел мяч и, удостоверившись, что все в порядке, сунул его под мышку.

– О’кей.

За спиной открылась дверь, вспыхнул яркий свет, и ассистентка жестом пригласила меня на сцену, снова прикрепила микрофон. Не успел я сесть, как в студию вошел и сел слева от меня великий Джим Нилз. Лет десять, а может быть дольше, я видел Джима на телеэкране. Больше его интервьюировал знаменитостей разве что Говард Коселл. Пожав мне руку, он мельком оглядел зал и посмотрел на Мака Пауэлла.

– Быстро схватываешь.

– Я не против.

– Что ж, лови момент. – Мужчина вроде бы хотел еще что-то добавить, но не стал. Положил бумаги, разгладил, пробежал глазами верхний лист и сказал: – Вопросы?

Я пожал плечами. Джим был мужчина крупный, широкоплечий, высокий, крепкий. Бывший профессиональный лайнбекер. Выступал за «Рейдеров», потом за «Стилерс». На правой руке – перстень, причем один из четырех за победу в мировом чемпионате. Дома у меня, в обувной коробке, лежала его карточка.

– Я подумал, задавать вопросы – дело ваше.

Нилз рассмеялся и кивнул.

– У тебя получится.

Вспыхнул зеленый огонек. Единственный живой член футбольного Зала Славы, Джим Нилз закинул ногу на ногу и выдержал паузу. Если его отношения с камерой напоминали танец, то роль ведущего партнера определенно принадлежала ему.

– Вернемся назад, – начал Джим и взглянул на листок. – Основной игрок школьной команды на протяжении четырех лет. Никогда не проигрывал. – Мужчина выдержал эффектную паузу. – Набрал больше ярдов, чем любой другой ученик в школьной истории. – Еще одна пауза. – Заработал больше всех тачдаунов[9]9
  Тачдаун (англ. touchdown – приземление) – один из способов набирания очков в американском и канадском футболе. Чтобы заработать тачдаун, игрок атакующей команды должен доставить мяч в очковую зону команды-соперника (англ. end zone). – Прим. ред.


[Закрыть]. – Долгая пауза. – Дальше колледж, где тебе предложили едва ли не рекордную стипендию. Отказав большинству, ты предпочел остаться поближе к родному городу, Гарди, и поступил в университет штата, где побил почти все рекорды Национальной ассоциации студенческого спорта для первокурсника. – Джим откашлялся. – Потом ты взял еще пару наград. – В зале послышался смех. – Сыграл пару больших матчей. – Снова смех. – Два часа назад тебя определили первым номером в драфте Национальной футбольной лиги. – Джим Нилз пристально посмотрел на меня, откинулся на спинку стула. – О таких, как ты, пишут книги. Как самочувствие?

– Отличное.

Он помолчал.

– Я наблюдаю за тобой со средней школы. С полдюжины раз брал интервью. Знаю тебя лучше многих, кто смотрит сейчас эту передачу. Я в этом бизнесе почти тридцать лет и временами скептически воспринимаю парней с такими способностями, как у тебя, видящих свое лицо на бутылках «Гаторейда», рекламах «Найка», коробках готового завтрака и при этом произносящих такие слова, как «отлично». Однако в твоем случае они звучат искренне, и мне трудно не верить.

Джим посмотрел на меня поверх очков, потом снова взглянул на листок.

– Через несколько часов ты улетаешь из Нью-Йорка на Гавайи, где вы с Одри проведете долгожданный и заслуженный двухнедельный медовый месяц. – Он посмотрел на Одри и повернулся к камере. – Для тех, кто не знает, – Мистер Скромник сдержал данное в школе обещание… – Джим кивнул молодой женщине. Другая камера вывела на экран ее лицо. Одри помахала, уверенная, прекрасно чувствующая себя в тени, не добивающаяся внимания. – Прежде чем вернуться в колледж и доказать критикам, как сильно они ошибались, он женился на любимой девушке. Те, кто следят за футболом, знают ее как Леди Восемь или… – тут Джим Нилз усмехнулся и покачал головой, – Престон. – Он посмотрел на Одри. – Извини. Пришлось. Впрочем, лично мне еще больше нравится Коата – паукообразная обезьяна. – Публика одобрительно захлопала. – Да что ж такое с футболом и прозвищами? – На экране замелькали фотографии Одри в моем свитере. – В снег и слякоть, дождь и иссушающий зной, под неусыпным оком прессы эта молодая женщина всегда, каким бы ни было давление, сохраняла спокойствие и благоразумие. Она – его болельщик номер один. – Снова фотографии на экране. Джим посмотрел на меня. – И восьмой номер – заслуга в той же степени ее, как и твоя. – Нилз снова заглянул в шпаргалку. Он мог бы обойтись и без нее, но делал это для пущей важности. Похоже на отрепетированный сайд-степ в танце, а для меня – обычный переход.

– Ты обладаешь невероятной способностью везде и во всем выигрывать. Одноклубники называют тебя хирургом, фельдмаршалом, Ти-рексом защиты, авторитетом и вместе с тем характеризуют словом «бескорыстный». Говорят, ты не падок на похвалы, что необычайно, учитывая твои достижения. С чем это связано?

Я показал пальцем за спину.

– Если у меня начинает пухнуть голова, она всегда воткнет булавочку.

Зрители засмеялись. Джим ждал.

– А когда не срабатывает?

– Может и ножкой погладить в не самом подходящем месте.

Снова смех. Джим кивнул ассистенту, забравшему у Одри наушники и, подведя ее к софе, усадившему рядом со мной.

– Одри? – Джим поднялся и сделал жест рукой. – Пожалуйста.

Она ущипнула меня за ногу и шепнула:

– Один месяц.

Публика захлопала. Джим подождал.

– Что она привносит в вашу команду?

– Прежде всего, что бы кто ни говорил и ни писал, я пришел сюда не один. Мы пришли вместе. Два года назад, когда на последней минуте я запорол пас Родди в эндовую зону[10]10
  Эндовая зона – наиболее важная часть поля. Это – дополнительные 10 ярдов в конце каждой половины, где зарабатываются очки. – Прим. ред.


[Закрыть] и мы проиграли чемпионат, критики заговорили, что успех ударил мне в голову и я никогда не выиграю ничего крупного. Одри отключила телевизор, отрубила радио в машине, переделала мой график так, чтобы отрезать от репортеров, да еще и отправила на поле с Родди. Не хотела, чтобы я слышал голоса сомневающихся. В одной игре несколько месяцев назад, когда до конца оставалось семь секунд, я отдал Родди тот же пас – в похожей ситуации. Я не собираюсь отбирать что-то у Родди. Он, конечно, хорош. Я многим ему обязан, но если бы он сидел сейчас здесь, он бы сказал вам, что тот кэтч – не столько наших рук дело, сколько этой женщины. – Я показал на лежавший перед Джимом листок. – Вся эта история – о нас с Одри. О том, что мы сделали. Не я. Большая разница.

Он повернулся к Одри.

– Есть что добавить?

– Мэтью рожден для футбола, им он сейчас и занимается. Он лучше многих просчитывает игру. У него сильные руки. Хорошие бедра. Зрение. Вполне приличная скорость. – Одри усмехнулась. – Довольно смазливый. – Она посмотрела в зал, ожидая реакции – зрители отозвались ободряющими криками и свистом, – и снова повернулась к Джиму. – Спокоен под прессингом. Развивается. Постоянно смотрит записи. Фильмотека у него преогромная. Хотя есть и еще кое-что – ему до всего есть дело. Глаза в хадле. Это важное знание, оно не воспитывается тренировками. Команда для него – не номера на свитерах и не средство достижения цели. Для Мэтью сама команда – цель. Он – первый, кого они видят, приходя в себя после хирургической операции. Голос Мэтью слышат в пять часов утра, когда наступает время для пробежки. Он не раз опаздывал на обед со мной из-за того, что у кого-то какие-то проблемы. Если вы просмотрите эсэмэски, отправленные с его телефона после объявления результатов драфта, то увидите, что они адресованы товарищам по команде, тренерам, инструкторам. «Спасибо», «Без тебя это было бы невозможно» – такого рода тексты. Мэтью – искренний. Он не притворяется. – Одри посмотрела на меня. – Он такой, какой есть.

Джим повернулся к залу.

– Неплохая коммерческая реклама, не правда ли? Мы сейчас вернемся. – Зеленый огонек сменился красным. Джим посмотрел на Одри, потом на меня. – Друг мой, ты женился не по рангу – тебе до нее расти и расти.

Я кивнул.

– Так и есть.

До конца паузы Джим принял пару вопросов из зала. Я расписался на нескольких мячах, бросил их публике и вызвал замешательство у ассистентов, когда поднялся, чтобы передать мяч Дженни в инвалидной коляске. Когда свет снова переключился на зеленый, Джим повернулся ко мне.

– Ни для кого не секрет, что о Гарди, штат Джорджия, страна узнала благодаря тебе. Учитывая все твои заслуги перед городом, неудивительно, что там едва ли не все твои болельщики. Ты – почетный мэр. Джим, тебе вручены ключи от города. Критики, если они у тебя и есть, ведут себя довольно тихо. На то есть причины. Благодаря тебе город получил семь чемпионств. В прошлом году главную городскую улицу переименовали в бульвар имени Мэтью Ракеты. Школьный стадион в Сент-Бернаре назвали в твою честь. Согласно данным статистики, последние пять лет самое популярное мужское имя в Гарди – Мэтью. – Джим вскинул бровь. – Итак… Что еще осталось?

Я указал на моего нового друга в зале. Сидевший на краешке кресла Мак расцвел от удовольствия.

– Я теперь новичок в Национальной футбольной лиге. Завтра утром я проснусь в самом низу их иерархии. Все то, о чем ты говорил, помогло мне попасть сюда. Вот так. Это не значит смотреть на ветеранов снизу вверх. Я возвращаюсь в школу с лучшими в данной игре. В игре, которую люблю. Похоже, у меня талант, хотя, конечно, мне еще нужно его развить. В любом случае это игра между двумя командами, в каждой из которых одиннадцать собранных вместе парней могут делать такое, чего никогда не сделает любой одиночка. В этом величие и магия футбола. Вот почему мы играем в него.

Джим помолчал.

– Любимый момент в игре?

– Когда проигрываем и игра не получается, когда все против нас. В такие моменты и выясняется, из чего мы сделаны. В такие моменты мы учимся доверять друг другу и полагаться друг на друга. Вот тогда важны глаза за маской.

Джим молча свернул листок и сунул в задний карман.

– Прошел слушок, что после интервью ты отправишься в конференц-зал, где подпишешь несколько контрактов, оценивающихся, как говорят, в десятки миллионов, а потом договор на еще несколько десятков. Большая часть этих миллионов гарантирована – при условии, что ты появишься в расположении команды. Потом, как все утверждают, улетишь… – он усмехнулся, – эконом-классом на Гавайи. Через считаные секунды ты станешь мультимиллионером. Это что-то изменит в твоей жизни?

Я глубоко вздохнул.

– Надеюсь. – Публика рассмеялась. Журналист посмотрел на Одри. – Она не позволяет мне включать по ночам кондиционер. Говорит, мы не можем себе это позволить, и, если учитывать, как я ем, надеюсь, она даст мне небольшое послабление.

Джим поднял последний номер «Спортс иллюстрейтед» с моей фотографией на обложке – второй за четыре года. Я стоял на поле с мячом в руке, спиной к камере и лицом к воротам вдалеке. Хороший снимок. Мне он нравился потому, что объектив смотрел на поле, на ворота, на игру, а не на меня. Джим повернул фотографию к камере, чтобы зрители увидели ее на экране. Заголовок гласил: «БУДЕТ ЛИ БОГ ПЯТНИЧНОГО ВЕЧЕРА ПРАВИТЬ В ВОСКРЕСЕНЬЕ?» Журналист постучал по обложке. – Твой ответ?

– Мне неудобно на него отвечать.

– Почему?

– Я себя не придумывал. Я – это просто я. – Я покачал головой и указал на Дженни в инвалидном кресле. Камера поместила на экран ее улыбающееся лицо с глазами, глядящими в разные стороны – Дженни, извините, если не в тему, но… – Я посмотрел на Джима. – Думаю, вот она знает, как брать препятствия и преодолевать трудности. В футболе принес пару тачдаунов, и тебя уже называют великим. Люди создают статуэтки по твоему подобию и дают ключи от города. А у этой женщины вся энергия уходит на то, чтобы встать с постели, одеться и приехать в студию. И где ее аплодисменты? Я играю на поле. Она играет в жизни. – Я остановился и окинул взглядом публику. – Мне нравится футбол. Я счастлив, что играю в него. Я люблю видеть улыбки на лицах и понимаю желание почитать о том, как живут парни вроде меня. Впрочем, в общем раскладе вещей мое поведение на поле несравнимо с жизнью людей за его пределами.