Текст книги "Комната, полная зеркал. Биография Джими Хендрикса"

Глава 9
Охотник за головами
Нашвилл, Теннесси
октябрь 1962 – декабрь 1963

«Он был похож на охотника за головами. Джими всегда стремился заполучить лучших».

Гитарист Джонни Джонс

После того как в сентябре Билли Кокс закончил служить, они с Джими смогли полностью посвятить себя музыке. Первая возможность подвернулась после того, как Хендрикс встретил в баре Кларксвилла парня, занимавшимся подбором музыкантов для клуба в Индианаполисе. «Джими постоянно встречался с людьми, – вспоминал Кокс. – Мне же всегда приходилось напоминать ему, что никому не понравится коллектив из одних чернокожих. Кто-то должен был мыслить рационально». Однако в этот раз Кокс согласился на предложение Джими. В итоге они поехали в Индианаполис на стареньком плимуте 1955 года выпуска, который не мог давать задний ход.

Приехав, они обнаружили, что клуб не нанимает полностью черные группы. На бензин до дома денег не хватало, поэтому они отправились на поиски работы в более дружелюбные к афроамериканцам места. В тот день в баре George’s на Индиана-авеню, в самом сердце Индианаполиса, должна была проходить «Битва групп». Они приняли в ней участие, сыграв кавер на “Soldier Boy” группы The Shirelles, и заняли второе место. «Мы могли бы даже одержать победу, но The Presidents больше нравилась местным девушкам», – вспоминал Кокс.

Второе место не принесло им никаких денег, но выступление Билли и Джими было настолько впечатляющим, что гитарист The Presidents Альфонсо Янг решил покинуть свой коллектив и присоединиться к Коксу и Хендриксу. Они создали новую группу под названием The King Kasuals. Джими стал фронтменом, Кокс – басистом, Янг – ритм-гитаристом, а Гарри Батч– Элор – вокалистом. Янг умел играть на гитаре зубами, и в каждом сете обязательно отводилось место для его стоматологического соло. Джими не впервые видел этот гитарный трюк – Бутч Снайпс из Сиэтла исполнял его с апломбом, – но это был первый раз, когда его превзошел в игре участник его собственной группы. Но Джими схватывал на лету: он смотрел за выходками Янга на сцене и вскоре освоил его стиль.

Группа переехала в Кларксвилл и стала дважды в неделю выступать в клубе Del Morocco в Нашвилле. В другие вечера они выступали в любом пабе, придорожном кафе или бильярдной, где их принимали. Это была первая попытка Джими стать профессиональным музыкантом. Вскоре он обнаружил, что даже при наличии свободного времени, которое он был готов посвятить карьере, и отсутствии отвлекающих факторов вроде учебы или армейской службы он зарабатывал не больше, чем с Velvetones в школьные годы. Какое-то время он был настолько беден, что ему приходилось делить односпальную кровать с Альфонсо Янгом в съемной квартире. «Иногда Джими приглашал девушку на ночь, и мы спали на той кровати втроем. Никакого секса не было, мы просто спали», – вспоминал Янг.

Той осенью девушки были главным достижением Джими. За Джойс последовала Флоренс, за ней Верделл и бесчисленное множество других. Джойс продержалась дольше всех и даже зашла в отношениях с Хендриксом так далеко, что отправила его отцу их совместную фотографию, сделанную в декабре 1962 года. На фотографии Джойс смотрит в объектив, в то время как Джими, обняв ее одной рукой, явно пялится на кого-то другого. В узком галстуке, белой рубашке и пиджаке он выглядел жизнерадостным и изысканным. Его волосы достаточно отросли после армии, поэтому в течение нескольких следующих лет он носил «конк», версию прически «марсель», ставшую знаменитой благодаря Литл Ричарду.

Джими был необычайно красив и воспитан, говорил тихо и вдумчиво, был явно талантлив и, конечно же, не имел ни гроша за душой. Своей нуждой он пользовался на полную, женщины не могли устоять перед желанием спасти несчастного. Его природная застенчивость, бывшая недостатком в школьные годы, в R&B клубах, где мужчины открыто демонстрировали свои сексуальные желания и редко сдержанно ухаживали за девушками, стала преимуществом. Джими был чутким, и эта чуткость делала его сексуальным. Редкая женщина, которую он встречал, не хотела завести с ним роман, по-матерински накормить, одеть и уложить в постель. Идиллия продолжалась несколько недель, пока спасительница не обнаруживала, что ее бедный птенчик на самом деле прожженный Ромео, у которого, по всей вероятности, на примете уже была другая сердобольная Флоренс Найтингейл.

Подружки Джими в то время были исключительно чернокожими, потому что тогда даже из-за флирта с белой женщиной тебя могли убить. Нашвилл был тем самым местом, где в музыкальных магазинах пластинки делились на «кантри» и «расовые», и это деление распространялось на все сферы жизни. Хотя расизм в Теннесси был менее выражен, чем в Миссисипи, где даже в 1962 году линчевание не являлось чем-то неслыханным, афроамериканцы жили в отдельном мире. Школы и дома были сегрегированы, а столовые стали общими только после масштабной сидячей забастовки за гражданские права. Джими попал в очень замкнутый круг, поскольку проводил большую часть времени в трех или четырех местных клубах, доступных для чернокожих. Когда группа отправилась в турне, ему еще раз напомнили о цвете кожи: многие заправочные станции на юге не разрешали чернокожим пользоваться туалетами. Годом ранее Медгар Эверс начал бойкотировать такие станции – его убили в июне 1963 года за активизм. Однако Джими не был ни активистом, ни чернокожим сепаратистом. Как и всегда, в центре его внимания была только музыка, и она, по его мнению, не имела цвета. В том году у белой аудитории стал популярен серф, Джими нравилось практиковать его на гитаре, но товарищи по группе подняли на смех его предложение включить подобную ересь в сеты.

Игра на гитаре была главным занятием в жизни Джими в том году. Он репетировал дни напролет, ложился спать с гитарой на груди, а проснувшись, снова начинал репетировать. Пытаясь выкроить еще больше времени для тренировок, он иногда покупал дешевые наркотики, чтобы не спать всю ночь. Тогда Джимми стал регулярно употреблять запрещенные вещества. Амфетамин стоил недорого и бодрил лучше кофе. Среди музыкантов была распространена марихуана, но Джими она была не по карману.

Из-за одержимости гитарой в Кларксвилле Джими дали прозвище Шарики (англ. Marbles). Его называли так потому, что люди думали, что от чрезмерной практики он сошел с ума – шарики за ролики заехали. Гитара стала продолжением его тела, Билли Кокс заметил, что за пять лет Джими сыграл столько раз, сколько многие не играют и за двадцать пять. Альфонсо Янг вспоминал, что Джими тренировался по дороге на концерт, затем по пять часов играл на сцене, а потом продолжал тренироваться по дороге домой. С ним всегда была гитара, этой странной одержимостью инструментом Джими напоминал великого саксофониста Джона Колтрейна, который тоже часто практиковался во время перерывов на сеты. Однажды Джими даже пошел с гитарой в кинотеатр, не в силах расстаться с ней на пару часов, чтобы посмотреть фильм.

Практика постепенно начала приносить плоды, благодаря врожденным способностям и невероятно доскональному изучению каждой особенности инструмента игра Джими развивалась. Товарищи по группе шутили, что он смог бы играть с завязанными глазами, вверх ногами и с гитарой за спиной. Фактически к 1962 году Джими был способен на все это одновременно.

Но все же одно дело практиковаться в игре, а другое – зарабатывать на жизнь как музыкант. Джими считал, что его положение улучшит работа в студии, поэтому, когда в ноябре того же года Билли Кокса пригласили на студийную работу, тот потащил Джими с собой. Они должны были записать сессию для Frank Howard & the Commanders на лейбле King Records в Нашвилле. Джими разрешили внести свою лепту, но продюсер счел его стиль настолько возмутительным, что в конце концов отключил его микрофон. Стиль Джими в то время был диким. Долгие тренировки и необычайно длинные пальцы позволяли ему играть с виртуозной легкостью, но ему не хватало собственного отличительного, индивидуального почерка, который подчеркивает величие гитариста.

Лучшим гитаристом в Нашвилле считали Джонни Джонса из The Imperials. Джими познакомился с Джонсом, еще когда служил в армии. Тогда The Imperials выступали по вторникам в Кларксвилле. «Он был всего лишь ребенком, – вспоминал Джонс, – но, похоже, у него была цель. Он сидел прямо перед сценой и смотрел, как я играю». Во время одного из перерывов Джими подошел и попросил подержать гитару Джонни, пока группа отдыхает. Он пообещал сидеть перед сценой и не портить инструмент. Джонс согласился, и на следующей неделе Джими попросил Джонса не выключать усилитель во время перерывов. Чтобы отвязаться от приставаний Джими, Джонс оставил усилитель включенным. Так что в перерывах Джими тихо бренчал на гитаре, скорее пытаясь раскрыть секрет звучания Джонса, нежели желая развлечь толпу.

После переезда в Нашвил Джими старался посещать все выступления The Imperials в надежде перенять что-нибудь у Джонса. Хендрикс выбрал замечательного наставника: в свои двадцать шесть Джонс учился игре у преемников Роберта Джонсона. «Моя гитара уже говорила, – рассказывал Джонс. – А когда твоя гитара говорит, это значит, что ты уже пишешь письмо и тебе недостает только знаков препинания». Джонс провел некоторое время в Чикаго и учился у Фредди Кинга, Мадди Уотерса, Ти-Боуна Уокера и Роберта Локвуда – младшего. Возможно, еще важнее было то, что он вырос в сельской нищете Дельты и перенес этот непростой жизненный опыт в свою игру. «Джими слушал пластинки, но никогда не встречал никого, кто выбрался из грязи, как я, – говорил Джонс. – Чтобы стать настоящим блюзовым артистом, ты должен быть побитым жизнью и одновременно веселым и энергичным. Джими этого не хватало. Он не мог заставить струны рассказывать историю, чтобы играть в стиле фанк».

Хендрикс понравился Джонсу, они стали друзьями. Множество вечеров после концертов они провели на переднем сиденье машины Джонса, пока Джими задавал вопросы об игре на гитаре. «Он был аналитиком, – рассказал Джонс, – но ему просто не хватало жизненного опыта, чтобы понять блюз». Благодаря Джонсу той осенью Джими познакомился с двумя своими главными кумирами: Би Би Кингом и Альбертом Кингом. «Вы бы видели, как загорелись глаза Джими, когда вошел Би Би, – вспоминал Джонс. – А если бы вы увидели Джими рядом с Альбертом Кингом, вы бы точно подумали, что он на седьмом небе от счастья». Джими засыпал Альберта Кинга вопросами о его стиле игры и о том, как ему удается сгибать струны горизонтально. Большинство молодых гитаристов просто сказали бы Кингу, что он невероятно хорош, Джими же хватало дерзости спросить, как именно он стал так хорош. Среди блюзменов было сильно развито соперничество, и мало кто отважился бы задавать такие вопросы или демонстрировать собственную неопытность. Удивительно, но многие из этих уважаемых игроков настолько не видели в Джими угрозы, что с радостью делились с ним профессиональными секретами, свято веря в то, что этот тощий неотесанный мальчишка никогда не сможет развиться настолько, чтобы бросить им вызов.

Джими, однако, имел большие амбиции и веру в себя. Он стал музыкальным каннибалом, который усваивал разные стили игры гораздо быстрее, чем предполагали его учителя. Той осенью он бросил вызов своему наставнику Джонни Джонсу в соревновании, которое они в шутку назвали «охотой за головами». Подстрекаемый своим другом Ларри Ли, Джими втащил тяжелый усилитель в клуб, где выступал Джонс. Ли с порога стал задирать Джонса: «Мы идем за тобой, старик. Тебе лучше хорошо играть». Джими был менее хвастлив в своих угрозах: «Это та самая ночь». Джонс сказал им «валяйте» и отправил на сцену.

В самом начале битвы стало ясно, что Джими слабее. Его усилитель был не таким мощным, как усилитель Джонса (урок, о котором Джими нескоро забудет), а его игре, несмотря на техническое мастерство, все еще не хватало глубокого тона, который Джонс довел до совершенства. Аудитория смеялась над некоторыми соло Джими, они были очевидной попыткой скопировать Би Би Кинга. Первенство осталось за Джонсом, а Хендрикс понуро покинул сцену. Позже Ларри Ли отругал его за плохое выступление: «Что, черт возьми, это было? Он тебя просто уничтожил». Манера речи Джими всегда отличалась от того, как говорили сверстники, и его ответ прозвучал в духе ученого, которому не удалось доказать теорему: «Я пытался понизить тон Би Би Кинга, но эксперимент не удался». Джими сражался с Джонсом еще несколько раз, но так и не смог его превзойти. «Он пришел в поисках перестрелки, – смеялся Джонс, – но сам получил пулю». Эти неудачи сыграли важную роль в становлении Джими Хендрикса; множество гитаристов могли быть подражателями Би Би Кинга, но Би Би Кинг был только один.

В декабре Джими сдался. Заказов на выступления The King Kasuals не становилось больше, и он чувствовал, что стоит на месте. Он занял денег, чтобы купить билет на автобус до Ванкувера, и провел некоторое время у своей бабушки Норы. То, что его выбор пал на Ванкувер, а не на Сиэтл, многое говорило о его натянутых отношениях с отцом и желании избегать Бетти Джин. Хотя Сиэтл находился всего в нескольких часах езды, Джими так и не заехал туда, пока жил у бабушки. Вместо этого он связался с Бобби Тейлором и The Vancouvers. «Они играли в духе Motown, – вспоминал Терри Джонсон, который стал играть с ними год спустя. – В их звучании присутствовало немного серфа и гаражного рока». Хендрикс занял позицию ритм-гитариста, в то время как Томми Чонг, позже игравший в Cheech and Chong, был соло-гитаристом.

Джими проводил 1962 год, выступая с группой в ночном клубе Ванкувера под названием Dante’s Inferno. The Vancouvers были талантливой группой, но Джими волновало то, что их аудитория почти вся была белой. Вскоре он почувствовал то же, что и его отец около двадцати пяти лет назад: ему хотелось оказаться в месте, в котором он не воспринимался бы странным. Через два месяца Джими сел на поезд, идущий на юг, и направился обратно в дельту Миссисипи. Он искал «грязь», о которой говорил Джонни Джонс.

Выросший в Сиэтле Джими почти не знал традиционную южную кухню, соул. Но всякий раз, навещая бабушку Нору, когда-то работавшую поваром в Vancouver’s Chicken Inn, он питался основными блюдами этой кухни: ел листовую капусту, кашу из кукурузной муки, свиные рульки, мясо сома, потроха, кукурузный хлеб, хаш и пирог со сладким картофелем. Каждый год Нора проводила церковный сбор средств, для которого готовила традиционные деликатесы. «Раньше я устраивала обеды с читтерлингами, – рассказала она однажды в интервью. – Они распродавались как горячие пирожки, ох, от них голова шла кругом». Центральным блюдом благотворительных обедов были читтерлинги, или читлинги – блюдо из свиных кишок. Чтобы правильно его приготовить, требовалось больше пяти часов. Когда Нора ставила кишки на плиту, вокруг собирались голодные соседи.

В знак уважения к этому деликатесу южной кухни дорогу, объединявшую афроамериканские клубы Юга, назвали Chitlin’ Circuit (англ. «Цепь читлингов»). Маршрут начинался в нью-йоркском концертном зале «Аполло», проходил через театр Говарда в Вашингтоне, округ Колумбия, а затем охватывал небольшие места в сельской местности. «В Chitlin’ Circuit входили практически любые места, в которых можно было играть для чернокожей аудитории, – объяснял легенда блюза Бобби Раш. – Это могли быть придорожная закусочная, точка для барбекю, бильярдная или бар».

С 1963 по 1965 год местами обитания Джими Хендрикса были заведения Chitlin’ Circuit. Играя с The King Kasuals или, как это чаще случалось, в других группах в качестве наемного бэк-музыканта, Хендрикс вскоре почувствовал, что побывал во всех придорожных дансингах и закусочных от Вирджинии до Флориды и Техаса. Даже с ежедневными выступлениями зарабатывать на жизнь было трудно, но все же то время преподнесло Джими действительно бесценные уроки. Он научился взаимодействовать с публикой и делать шоу, чтобы выживать во время гастролей. Он убедился в том, что гастролирующий музыкант должен не только играть, но и развлекать аудиторию: если люди не включены в выступление, оно им не понравится, насколько бы аутентичной ни была музыка. С каждым проходящим концертом Джими больше узнавал о традициях Дельты, а его собственная игра становилась все более зрелой.

В феврале того же года King Kasuals изменили конфигурацию, чтобы добавить секцию духовых. «Мы хотели устроить “шоу”», – объяснял Альфонсо Янг. Термин «шоу» использовался для больших групп в стиле ревю, которые были в моде в то десятилетие. Многие зрители на Chitlin’ Circuit ожидали большего, чем просто музыка: ночное представление могло включать комедию, живой театр и пантомиму. The Kasuals добавили ведущего Рэймонда Белта, тот открывал их шоу, изображая комика Момса Мэбли. Группе приходилось соответствовать, и переиграть комика было непросто.

Хендрикс уже был блестящим игроком, но в Chitlin’ Circuit зрители требовали от музыкантов быть артистами, поэтому он поставил свой первый «номер». Джими начал играть на гитаре, держа ее за спиной, что, как он видел, делал Ти-Боун Уокер, и подражал Альфонсо Янгу, играя зубами. Билли Кокс купил Джими пятидесятифутовый (пятнадцатиметровый. – Прим. пер.) удлинитель для гитары, благодаря которому Хендрикс мог играть на танцполе, а иногда и на улице. Сценическое взаимодействие Джими с Альфонсо Янгом стало больше походить на дуэль гитаристов, что делало их сет еще более захватывающим. Кроме того, Джими последовал совету Янга и во время перерывов стал выходить к аудитории, вместо того чтобы репетировать. «Он был застенчив, – вспоминал Янг. – Я сказал ему остаться на сцене и пообщаться с аудиторией, познакомиться с толпой, поговорить с ней. Так привлекали фанатов, чтобы те приходили к тебе вечер за вечером». Вскоре Джими обнаружил, что общение с аудиторией – неплохой способ знакомиться с девушками.

The Kasuals играли по Теннесси, Кентукки, Арканзасу и Индиане, но даже когда у них появилась большая группа поклонников, было ясно, что их успех ограничен. По сути, они были группой, исполнявшей хиты R&B исключительно для чернокожей аудитории, так что их известность имела определенный потолок.

Большинство участников группы работали на полставки, чтобы выжить. Джими был исключением – он отказался от всех возможностей дневного заработка в пользу гитары. С точки зрения музыкального развития решение было похвальным, но приводило к тому, что Джими приходилось жить за счет щедрости других. Когда владелец клуба предложил The Kasuals бесплатное место для ночлега, они ухватились за этот шанс, но вскоре обнаружили, что в нем был подвох. В их первую ночь в доме кто-то выстрелил в окно. От соседей они узнали, что предыдущий жилец был афроамериканцем, которого судили за убийство белого. И все же они остались. «Нам больше некуда было идти», – объяснял Янг. До этого Джими спал на стройке и уходил рано утром, до прихода рабочих.

Хотя Джими никогда не ходил на работу, он брался за многие побочные музыкальные проекты. Он выступал в качестве бэк-гитариста с Карлой Томас, Томми Такером, Слимом Харпо, Джерри Батлером, Марион Джеймс, Чаком Джексоном и Соломоном Берком. Ни одна из этих подработок не была долгой – в основном они ограничивались несколькими концертами в Chitlin’ Circuit, – но они давали ценный опыт. Джими брался за каждую независимо от того, сколько платили. В каждом туре он учился чему-то новому.

Тур с Соломоном Берком – самый заметный из тех, что были у Хендрикса в 1963 году. Легенда соула, проповедник и по совместительству гробовщик Берк весил внушительные двести пятьдесят фунтов (около 113 кг. – Прим. пер.) и обладал не менее внушительным голосом. К тому же он уже записал два хита, попавших в топ-40. Все это делало Берка первой настоящей звездой, у которой Джими был бэк-гитаристом. «У меня был сингл «Just Out of Reach (Of My Two Open Arms)», Джими играл его так хорошо, что вы могли расплакаться», – вспоминал Берк. Конкретный тур, к которому присоединился Джими, представлял собой феерию из пяти актов, в которой принимали участие Берк, Отис Реддинг, Джо Текс, Шугар Пай Десантос и комик Пигмит Маркум. Даже среди этого звездного состава Джими выделялся как один из лучших гитаристов, хотя его броскость резко контрастировала с Берком. «Джими мог прекрасно отыграть пять концертов, – рассказывал Берк, – а на следующем начать выкидывать безбашенные трюки, которых не было в песне. Я не мог этого вынести». Одной ночью во время тура Берк обменял Хендрикса, как обменивают бейсболистов, на двух трубачей Отиса Реддинга. Джими продержался в группе Реддинга меньше недели, прежде чем его уволили по той же самой причине. «В итоге мы оставили его на обочине», – вспоминал Берк.

За тем увольнением последовали новые. Джими занял место бэк-гитариста Marvelettes, успешной группы Motown. У них был совместный тур с Кертисом Мэйфилдом, чей плавный стиль игры стал одним из величайших гитарных достижений Хендрикса. Однако, когда Джими случайно уничтожил один из усилителей Мэйфилда, его снова уволили. Многие увольнения Джими были довольно драматичными: когда сорвалось короткое сотрудничество с Бобби Уомаком, брат Уомака выбросил гитару Джими из окна автобуса, пока тот спал. Джими был в ужасе, гитару пришлось одалживать.

Когда Джими оказывался в затруднительном положении, он обращался за помощью к Билли Коксу. Билли всегда был готов забрать его с пустынной железнодорожной станции или из придорожного кафе. Он вел себя так, как если бы был его старшим братом. Что до настоящих родственников, Хендрикс продолжал поддерживать с ними связь, но его корреспонденция домой была лаконична и обычно ограничивалась открытками из городов, в которых он бывал. «Дорогой папа, – написал он в марте, – несколько слов, чтобы ты знал, что я добрался до Южной Каролины». Той весной он отправил Элу фотографию The Kasuals и написал на обороте: «Мы одна из лучших ритм-н-блюзовых групп в Нашвилле». Учитывая, что музыкальная сцена Нашвилла в первую очередь была представлена кантри, это не являлось слишком большим бахвальством.

К осени 1963 года Джими гастролировал с несколькими лучшими группами страны, и его интерес к King Kasuals заметно угас. В конце концов Kasuals нашли ему замену. Тем временем Джими отправлялся в любое турне, в которое его могли нанять. Во время одного тура с Великолепным Джорджем Джими обнаружил, что выступал на разогреве у Сэма Кука и Джеки Уилсона. В другом туре он был на разогреве у Литл Ричарда. После того шоу Джими джемовал с группой Литл Ричарда, той самой группой, за которой он с благоговением наблюдал подростком в Сиэтле. Тогда он понял, что его собственная игра усовершенствовалась настолько, что теперь он мог с легкостью играть с кумирами детства. Осознание этого укрепило его растущее убеждение в том, что он способен достичь большего, чем игра в кавер-группе в Нашвилле.

Когда музыкальный промоутер предложил ему работу в Нью-Йорке, Джими с радостью ухватился за эту возможность. Он попытался убедить своих товарищей по The Kasuals присоединиться к нему, но никто не захотел рассмотреть это предложение. Билли Кокс был слишком практичен и все еще надеялся, что The Kasuals оставят свой след в Теннесси. Альфонсо Янг выслушал обещания Джими о славе и богатстве, но обеспокоился тем, что Хендрикс все чаще употреблял амфетамины. Янг относился к наркотикам с отвращением.

В ноябре того года всего за неделю до убийства Джона Кеннеди Джими исполнился двадцать один год. Месяц спустя он отправился в Нью-Йорк на автобусе. Он снова нес гитару на спине в стиле, которому научился, наблюдая за Джонни Гитарой в детстве. На автобусной станции один из его товарищей по группе подарил ему бежевое пальто для нью-йоркской зимы; пальто, выданное Джими в армии, единственное, что у него было, в утонченном Нью-Йорке выглядело бы неуместным. Его вещи уместились в маленькую спортивную сумку. Он сел в заднюю часть автобуса, как по-прежнему должны были делать афроамериканцы на Юге, и достал свою гитару для публичной практики. Его попутчики должно быть услышали нечто, что согрело бы душу любому любителю блюза, оказавшемуся поблизости. Помимо быстрой игры и умелой техники, в его звучании появился первый намек на тон, родившийся за почти три года страданий на Юге. Этот блюзмен на заднем сиденье автобуса начал звучать как Джими Хендрикс.