Текст книги "Промедление смерти подобно"

Как оказалось, мисс Мэннинг одна вернулась в свой лондонский дом примерно всего лишь за час до их появления. Она застала Роберто в библиотеке, когда тот уже снимал со стены полотно, и кинулась звонить в полицию. Конечно, убивать хозяйку в планы Роберто не входило, но и оказаться в тюрьме тоже. Поэтому, будучи уроженцем Италии, он поступил как истинный итальянец.

Художник не очень распространялся по поводу того, что между ними в конце концов произошло. Должно быть, хозяйка, учитывая перегруженность судебных инстанций, занимающихся разбирательством уголовных дел, не прибегла к помощи полиции и решила наказать непрошеного гостя сама. Скорее всего, повторилась сцена потасовки между семействами Хэтфилд и Маккой из «Хоровода». Мисс Мэннинг принялась с визгом швырять в него книги. В пылу сражения ее нога попала в массивную корзину для бумаг, где и застряла. Но прежде чем мисс Мэннинг успела вышибить из грабителя мозги, швыряя ему в голову то «Братьев Карамазовых», то литературные творения Элизабет Барретт Браунинг, перепуганный насмерть Роберто не нашел ничего лучшего, как лишить сорокатрехлетнюю старую деву невинности, и сделал он это, судя по всему, великолепно. Ей понравилось.

Стражей порядка мисс Мэннинг, естественно, вызывать не стала. На четвертый день пребывания в доме писательницы Роберто начал подумывать, уж не позвать ли ему полицейских самому или по крайней мере, дождавшись, когда она уснет, потихоньку сбежать. Может быть, он и сбежал бы, но, как ни странно, хозяйка дома ему начала нравиться. Как он рассказал Мартине, она была с ним нежна и оказалась чертовски благодарной. Но Роберто к тому времени уже напоминал выжатый лимон и мечтал о передышке. Теперь, передав Браке Мартине, он собирался вернуться к мисс Мэннинг, но до этого хотел бы несколько часов побыть в лавке «Данхилл», чтобы насладиться запахами трубочного табака и пота, исходящего от влажных твидовых пиджаков, в которые обычно одеваются приезжающие в Лондон провинциалы.

– А теперь самое смешное, – продолжила рассказ Мартина. – Заработав почти два миллиона долларов на книгах о сексе, Сабина наконец-то узнала, что это такое, и бросила писать.

– Почему? – удивился Колби. – Решила, что исчерпала тему?

– Совсем нет. Просто не захотела тратить время.

В итоге писательница исчезла вместе с итальянцем. Случилось это семь месяцев тому назад. С тех пор она лишь раз дала о себе знать. Из скудной информации, заключенной в нескольких экзальтированных, почти бессвязных фразах, содержащихся в посланной Сабиной с острова Самое открытке, следовало, что они с Роберто на чартерной яхте совершают круиз по островам Додеканес, по ночам высаживаются на берег и, укладываясь под кронами оливковых деревьев, вовсю упиваются красотами Древней Греции. Понятно, что заниматься сексом гораздо приятнее, чем его описывать, но высокие налоги, которые ей приходится платить, и огромные средства, которые она теперь так неистово тратит, делают ее финансовое положение угрожающим. Самое печальное заключается в том, что она этого даже не подозревает. Если бы знала, наверняка сразу же вернулась бы назад и приступила к работе. Безусловно, Дадли может нанять частных детективов и отыскать ее, но он не очень-то заинтересован в ее возвращении. Ведь тогда сразу же откроется, что своему печальному финансовому положению Сабина в значительной степени обязана и ему.

Нет, конечно же он ничего у нее не украл. Просто Дадли продал ее облигации на сумму в четыреста тысяч долларов, а вырученные деньги вложил в акции какой-то электронной компании, которые обещали вырасти на следующий день вдвое.

Колби понимающе кивнул. Он прекрасно знал, как зарабатывают на подобных махинациях. Просто и старо как мир. После того как акции в цене подскакивают, вы их тут же продаете, часть вырученных денег тратите на приобретение тех же облигаций, а остальное кладете себе в карман. Только вот акции этой несчастной электронной компании не подскочили в цене, а, наоборот, резко упали, и дворнику на улице, где располагалась биржа «Сауфбаунд фиделити траст», пришлось изрядно поработать метлой.

– Ей еще повезло, хорошо, что она доверила деньги Дадли, а не какому-нибудь пьяному матросу, – заметил Колби. – Во всяком случае, у нее теперь будет не такая сильная головная боль.

– Но для Дадли еще не все потеряно, – возразила Мартина. – Пока Сабина не проверяет свои накопления, курс акций, на бирже может вырасти. Но тем не менее подписанные мисс Мэннинг счета на оплату уже сейчас поступают в ее банк с островов Корфу, Родос, из Афин, Стамбула и многих-многих других мест, где регулярно наступает ночь и имеются гостиницы с двуспальными кроватями в номерах. В сентябре на уплату налогов ушло восемьдесят тысяч долларов, следующий такой же платеж приходится на январь, денег на него у нее уже нет. Так что примерно числа пятнадцатого января афера ее поверенного должна раскрыться. Но у него все еще оставался один-единственный шанс.

– Новая книга? – догадался Колби. Она кивнула:

– Вскоре после того, как она исчезла, Дадли обнаружил кусок нового романа, над которым Сабина только начала работать, и отослал рукопись ее литературному агенту. Рукопись и составляла-то всего около пары страниц, но они сумели договориться с издательством о продаже права на готовый роман за семьсот тысяч долларов, плюс к тому одна кинокомпания также готова выложить за право его экранизации еще полмиллиона. Совсем неплохо. А сколько получил Милтон за свой «Потерянный рай»?

– Не помню, – ответил Лоуренс. – Фунтов восемнадцать?

– Примерно столько. Ну вот, так сейчас обстоят дела. Деньги, можно сказать, есть, они ждут Дадли, ему только остается передать готовый роман Сабины Мэннинг.

– И он придумал, как выйти из этого положения?

– Да. Потеряв всякую надежду на возращение Сабины, Дадли обратился за советом ко мне, и я предложила нанять кого-нибудь из пишущей братии, чтобы написать роман. Такое практиковалось и раньше.

– Безусловно. Дюма-отец частенько грешил этим.

Мартина в подтверждение кивнула.

– Дадли требовалось договориться с достаточно компетентным в данной области писателем, снабдить его пятью опубликованными романами Сабины и теми двумя страницами нового, чтобы было понятно, с чего начинать, попросить напустить в роман побольше эротики.

– А что бы она предприняла, узнав, что написала шестой роман?

– Если Роберто раньше времени не сойдет с дистанции, то она не обнаружит подделки еще многие годы. А если и обнаружит, что она сможет сделать? Публично отказаться от книги и вернуть деньги, большая часть которых уже осядет в налоговом управлении?

Верно, подумал Колби. Хотелось бы посмотреть, как налоговое управление будет возвращать ей налог за доход, полученный от издания романа, написанного Петрониусом Арбайтером или даже Генри.

– Как обстоят дела с книгой?

– Еще четыре дня назад все было просто великолепно, – ответила Мартина.

В июле Дадли отправился в Нью-Йорк, вышел на двух литераторов, мужчину и женщину, и в целях собственной безопасности привез их в Париж. Естественно, все должно было находиться под большим секретом. Ни литературный агент мисс Мэннинг, ни издатель не знали, что она исчезла. Если бы они догадались, как обстоят дела в действительности, произошло бы нечто подобное извержению вулкана Кракатау. Ведь на всех письмах и контрактах стояла подделанная Дадли подпись Сабины Мэннинг.

Нанятые писатели с первых же минут поладили друг с другом. Надо сказать, ни та, ни другой в одиночку работать бы не смогли: один за последние пятнадцать лет не сочинил ни строчки, а вторая – никогда в жизни не писала литературной прозы. Однако, работая вместе, они быстро строчили роман, страницу за страницей, словно пекли булочки. Но что самое удивительное, книга получалась в стиле самой мисс Мэннинг. Через два месяца половина романа была готова. Большую часть текста Дадли отправил в Нью-Йорк. Прочитав начало книги, и агент, и издатель пришли в восторг, заявив, что это лучшее ее произведение.

– В чем же тогда проблема? – спросил Колби. – Они должны уже его заканчивать.

– Один свою часть почти завершил, а другая четыре дня назад вышла на улицу, и с тех пор ее никто не видел.

– Сбежала?

– Дадли не знает, что с ней случилось. Между ними возник спор, а на следующее утро она не явилась на завтрак. Поначалу они не удивились, так как она довольно часто работала по ночам. Ее не видели весь день. Не объявилась она и после.

В полицию о ее пропаже Дадли заявить не мог, ему пришлось бы подробно объяснять, чем она здесь занималась, и эта информация попала бы в полицейский протокол. Прошлой ночью Мартине, находившейся уже в Лондоне, пришлось обзвонить все парижские больницы, поскольку Дадли не говорил ни слова по-французски. Но ничего нового они так и не узнали. Паспорт ее был на месте в доме, где она проживала, так что выехать из страны она не могла. Может быть, ей удалось подцепить какого-нибудь парня и отправиться с ним на Ривьеру?

– А она взяла что-нибудь из одежды?

– Этого Дадли не знает. В доме остались ее вещи, но кое-что из них она могла прихватить с собой.

– Да, конечно, – согласился Колби, не совсем удовлетворенный ответом, и удивленно пожал плечами. – А разве ее напарник не может закончить роман в одиночку?

– Нет, он отвечает только за свою часть. Придется объяснить, как они работали. Зовут их Кейси Санборн и Кендал Флэнаган. Вы, вероятно, никогда не слышали о них. Лично я не слышала.

– И я тоже, – сказал он.

В тридцатые – сороковые годы под несколькими литературными псевдонимами Санборн печатался в ряде развлекательных журналов. Он писал захватывающие морские рассказы, детективы, приключенческие повести, но чаще всего вестерны, выдавая от трех до четырех миллионов напечатанных слов в год. Хотя работоспособность у него была потрясающая – стоило ему только сесть за машинку, та тут же начинала строчить как пулемет, – после закрытия этих журналов он так больше ничего и не написал. Герои его литературных произведений отличались сочностью характеров, а сюжетные линии изобиловали неожиданными поворотами. Конечно, для подражания литературному стилю мисс Мэннинг у него были образцы – пять изданных произведений писательницы, но все же то, что выходило из-под его пера, несколько от них отличалось. И дело вовсе не в отсутствии таланта. Просто как писатель он сформировался давно, поэтому приспособиться к новому для него литературному стилю было слишком сложно.

К примеру, в рассказах, которые он в свою бытность сочинял для журналов, нельзя было написать просто «кожа» – она обязательно должна была быть «загрубевшая на ветру», и легкой потасовки в них быть не должно было – только пальба из всех видов оружия. Поэтому Санборна не очень-то и вдохновляли журналы типа «Глория», с обложек которых соблазнительно поглядывали красотки вроде Бо Дерек2525
  Бо Дерек – известная американская фотомодель.


[Закрыть], с вызывающе торчащими вперед сосками фуксинового цвета. Он считал, что должен заниматься делом, более подходящим для мужчины, то есть писать о смертельных схватках с индейцами племени камачи или о полной опасности жизни мальчишек-пастухов, перегоняющих скот в Абилин.

– А что собой представляет Кендал Флэнаган?

– Она с Мэдисон-авеню, – продолжила свой рассказ Мартина. – Занималась тем, что сочиняла для коммерческого телевидения тексты реклам туалетного мыла и лосьонов для кожи, в восторженных тонах описывая их увлажняющие и омолаживающие свойства.

– Значит, Санборн должен был воспользоваться ее опытом?

– Естественно. Не знаю, насколько это случайно, но они создали отличный дуэт. Над романом работали они не одновременно. Санборн сочинял основу: сюжет, персонажей, диалоги – всю литературную часть, а затем передавал работу Флэнаган. Та сдабривала страницы постельными сценами. То есть она переписывала текст заново, окрашивая его в такие густые розовые тона, что, читая его, дамы могли ощутить, как на их лицах молодеет кожа, как тела их начинают благоухать духами «Ночь любви», как шуршит спадающее с них нейлоновое белье. По выражению издателя, новый роман явил собой вершину творческого таланта мисс Мэннинг. Но теперь Флэнаган исчезла, и около пятидесяти страниц книги остались необработанными. Мерриман их в таком виде отправить не может. Фактически он остался с миллионом долларов в банке, воспользоваться которыми не может.

– Это должно его бесить, – заметил Колби.

– Он уже на пороге сумасшествия. Я ездила в Лозанну переговорить со знакомым литератором, но он слишком занят. Есть еще один здесь, в Лондоне, но он только что подрядился работать на Эм-джи-эм. Так что я подумала о вас. Вы смогли бы это сделать?

Колби задумался. Заниматься подобным литературным онанизмом – довольно скучное занятие, да к тому же вряд ли это у него хорошо получится, но случай вновь свел его с Мартиной, а разве можно идти судьбе наперекор?

– Конечно, если мы будем работать вместе.

– А почему со мной? – удивленно спросила она.

– Один не напишу ничего хорошего, – поспешно произнес он. – Чтобы описывать любовные сцены, необходимо прибегать к опыту партнера. К примеру, смогли бы вы заняться любовью в «фольксвагене»?

Зазвонил телефон. Мартина сняла трубку. Некоторое время она слушала, периодически подмигивая Колби, затем спокойно произнесла:

– Хорошо, Мерриман, только не волнуйся… Да-а?.. О Боже!.. Он еще там?.. Минуту… – Она обратилась к Колби:

– Наша затея с треском провалилась. Один репортер все узнал.

Вот тебе и на! Даже вопросы пенсионного страхования не успел с ней обсудить, пошутил про себя Колби.

– Дайте мне с ним переговорить, – попросил он Мартину.

Глава 4

Она передала ему телефонную трубку.

– Из какой газеты этот парень? – спросил в трубку Колби.

– Кто это? – удивленно произнес Мерриман.

– Лоуренс Колби. Писатель, с которым ведет переговоры Мартина.

– Писатель? На кой черт он нужен? Единственное, что мне теперь необходимо, – это хороший адвокат и сговорчивый судья.

– Успокойтесь, – ответил ему Колби. – Что это за репортер?

– Все полетело в тартарары! – перешел на крик Дадли. – Я здесь из кожи лезу вон, чтобы хоть как-то сделать ее платежеспособной, а она в это время курсирует по Средиземному морю от Гибралтара до Нила!

– Вы можете не волноваться? Где он сейчас?

– Заперт в комнате. Узнав, кто он такой, я затащил его в комнату и запер дверь. Может быть, Мартина придумает, что делать дальше?

– Может быть, придумаем вместе. В той комнате телефон есть?

– Да, с выходом на коммутатор.

– Он им уже воспользовался?

– Не думаю. Он все еще колотит в дверь и воет. Вот, послушайте.

Из трубки донеслись глухие удары и приглушенные крики протеста. Вне всякого сомнения, репортер был американцем – такими настырными бывают только они.

– А вы можете перерезать телефонный провод?

– Конечно, – ответил Дадли, – я уже это сделал. Ради Бога, скажите, что же нам теперь предпринять?

– Через окно он не сможет выбраться?

– Мы на третьем этаже, – уточни» Дадли, и тут же в его голосе промелькнули радостные нотки надежды. – Может быть, он попытается вылезть через окно, сорвется и разобьется насмерть?

– Вы знаете, откуда он?

– Из лос-анжелесской «Кроникл».

– А вы уверены, что ему все известно?

– Все известно? Да я у этого ублюдка теперь на крючке! Послушайте… Вчера он позвонил сюда в контору и сказал, что хочет взять интервью. Он только что приехал из Берлина или откуда-то еще, и по дороге в Штаты остановился в Париже. Сказал, что намерен написать статью о Сабине Мэннинг, которая послужит ей, будь эта потаскуха проклята, отличной рекламой. Естественно, я умолчал, что творится в ее конторе, и намекнул, что у нее нет времени для встречи с ним, так как она очень занята работой над новым романом. Обычно такое срабатывало, но этот американец оказался твердым орешком. Сегодня утром он пробрался в помещение конторы через кухню и вошел в комнату, где работал Санборн. О Боже милостивый! Колби присвистнул.

– Тот сразу принял его за нового напарника, которого я обещал ему прислать. Санборн показал репортеру рукописи и принялся вводить его в курс дела. Пока я добрался от аэропорта до конторы, этот сукин сын уже понял, что к чему. Когда я вошел, он даже хохотал от радости, что такой сенсационный материал попадет на первую страницу его паршивой газеты. Мне хитростью удалось завлечь мерзавца в дальнюю комнату и запереть его там.

– Хорошо, – сказал Колби, – держите его взаперти, пока мы не прибудем в Париж. Позвоним вам из Орли.

– Вы полагаете, можно будет что-нибудь придумать?

– Пока не знаю, но в свое время я… – Колби повернулся к Мартине, намереваясь дать знак собираться, но увидел, что она уже одевается, – работал в газете, – закончил он фразу.

Под свободно свисающим с плеч пеньюаром просматривался пояс с резинками. Присев на край кровати, Мартина принялась надевать чулки. Она вытянула вперед свою стройную, красивую ногу, затем отвела ее назад, элегантно повертела ею из стороны в сторону и стала все выше и выше натягивать проблескивающий тонким нейлоном чулок. Дойдя до бедра, она разгладила резинку и пристегнула ее к поясу.

– Что случилось? – встревоженно спросил Дадли. – У вас приступ астмы?

– Приступ астмы? Нет, я здоров как бык.

– А… понятно. Рядом с вами Мартина. Перед ней устоять невозможно. Так кем вы были?

– Корреспондентом газеты, – сказал Колби, и тут ему в голову пришла идея. – Очень возможно, что нам удастся нейтрализовать этого репортера, но, правда, придется за его молчание немного заплатить.

– Это сколько?

– Тысячу долларов.

– Тысячу! – изумленно воскликнул Дадли и, видимо, поперхнулся, так как трубка стала извергать какие-то непонятные звуки.

– Плюс издержки, – продолжил Колби.

– Пятьсот…

– Если он не опубликует статью, сколько вы заработаете на этом романе?

– Я все понял! Хорошо! Тысяча так тысяча. Но деньги только после выхода книги.

– Отлично, – одобрил Лоуренс. – Постараемся как можно скорее оказаться в Париже. Узнайте его имя и где он остановился. Угостите какой-нибудь душещипательной историей. Дескать, Сабина Мэннинг скоропостижно скончалась от холеры где-то на Кикладах, а вы просто обязаны закончить начатую ею книгу, чтобы вырученные от ее продажи средства направить на благотворительные цели, как того хотела сама писательница.

– И вы хотите, чтобы я сам рассказал это репортеру!

– А что? Пусть посмеется. Когда мы позвоним из Орли, постарайтесь, чтобы он не слышал вашего разговора, подойдите к аппарату, стоящему где-нибудь подальше. Да, минуту. Еще один вопрос. А эта Флэнаган так и не объявилась?

– Нет. Ну, попадись она мне…

– В полицию не обращались?

– Нет.

– Паспорта у нее при себе нет, – заметил Колби. – Учтите, если они ее задержали, то вряд ли отпустят, не проверив документов. Это точно, что вам не звонили из полиции?

– В этом я уверен. Они говорили бы тогда по-английски. Не так ли?

– Вовсе не обязательно. Только в случае необходимости.

– Хотя знаете, припоминаю, какой-то чудак постоянно мне названивает.

– Что? – воскликнул Колби.

– Ничего особенного. Просто какой-то сдвинутый малый по три-четыре раза в день звонит сюда и предлагает что-то на продажу. Что именно – не пойму, говорит он по-французски, черт подери! Но при чем здесь…

– Нет, погодите, – прервал его Колби. – Ну-ка, расскажите об этом поподробнее.

– Да я о нем ничего не знаю. У меня и без его звонков забот полон рот. Не стал бы слушать, что он мелет, если бы даже и понимал по-французски. Каждый раз, когда я вешаю трубку, этот парень тут же перезванивает и начинает без умолку тараторить. Вы знаете, какой у этих французов темперамент.

– И как долго это продолжается?

– Дня три или четыре.

Колби хмуро посмотрел на Мартину. Та, застегнув лифчик, надевала платье. Просунув голову в ворот, она вопрошающе посмотрела на Колби. Он снова услыхал в телефонной трубке глухие удары в дверь и крики проклятий.

– Послушайте, – сказал Колби в трубку, – почта в последние дни приходила?

– Конечно. Как всегда, целая кипа. Письма от почитателей, просьбы о благотворительности. В общем, все как обычно.

– Нет, я имею в виду корреспонденцию на французском.

– Кажется, есть. Похоже, что-то пришло сегодня утром.

– Письмо при вас?

– Нет, скорее всего, я его выбросил. Я все равно не смог бы его прочитать.

– Посмотрите в корзине для мусора, нет ли его там.

– За каким чертом?.. А, ну ладно, посмотрю. Из трубки послышалось шуршание бумаги.

– Да, нашел, – сообщил Дадли.

– Смогли бы прочитать?

– Похоже, адресовано мне. Здесь написано «Чер монсьюр».

– Дальше.

– Дальше – два слова; «Мадам Мэннинг». Это я понял, а дальше следует «эй ит инлеввч»…

– Стойте, стойте! – прервал его Колби. – Произнесите это по буквам.

– Хорошо… «Мадам Мэннинг», а дальше идет слово из одной английской буквы «а», а потом «e-t-e» со знаками ударения над «е».

– Отлично, продолжайте.

– ..e-n-1-e-v-e-e…

– Все, этого вполне достаточно, – оборвал его Колби и, прикрыв ладонью рот, повернулся к Мартине:

– В течение четырех дней ему пытаются втолковать, что Кендал Флэнаган похищена.

– О нет! – вскрикнула Мартина.

– Правда, похитители думают, что захватили мисс Мэннинг.

Мартина сокрушенно покачала головой и снова опустилась на кровать.

– Как вы считаете, президент Джонсон по этому случаю не введет в стране чрезвычайного положения? – мрачно пошутила она.

Колби вновь приложил трубку к уху:

– Вы знаете, почему звонивший вам парень был так нетерпелив? Он просто в недоумении. Уже прошло четыре дня, как он похитил женщину, а ее исчезновения даже никто и не заметил. А она, часом, не обжора?

– Что? – не понял намека Дадли.

– Ладно, проехали.

– Если они занялись похищением американцев, почему же они не освоили английский?

– Взгляните на письмо. В нем есть какие-нибудь цифры?

– Есть. Нечто похожее на сумму в сто тысяч. По-моему, сначала стоит единица.

– Это в европейской манере. Сумма в долларах или франках?

– В долларах, – проверив еще раз, ответил Дадли и ахнул. – Выкуп в сто тысяч долларов?

Они что, с ума спятили?

– Почему? Они считают, что похитили мисс Мэннинг.

– Да пусть хоть кабаре «Лидо» со всеми его танцовщицами. У меня нет столько денег.

– Ладно, – сухо произнес Колби, – вам нужна помощь, и очень срочная. Сейчас мы отправляемся в Париж, – добавил он, посмотрев на часы. – Там решим, как поладить с репортером, а вы постарайтесь быть в конторе на случай, если этот малый вам снова позвонит. Думаю, в пять мы будем у вас. Если он выйдет на связь раньше, скажите ему: «Rappelez a cinq heures. Rappellez a cinq heures»2626
  Перезвоните в пять часов (фр.).


[Закрыть]. Вы сможете это произнести?

– Rappley a sank ur. Я запомню.

– Отлично. Если он поймет, что ему предстоит еще с кем-то переговорить, то до пяти свою жертву не убьет.

– Вы думаете, они могут на такое решиться?

– Могут, если не будет другого выхода. Не собираются же они держать ее у себя вечно. Это все. Позвоним вам из Орли.

Колби положил трубку и посмотрел на Мартину. Ее глаза лихорадочно сверкали, в них светилось неподдельное любопытство.

– Помогите мне застегнуть «молнию» и вкратце расскажите, в чем проблема.

– Они требуют выкуп в сто тысяч, – ответил он и потянул застежку вверх.

– Ой! – вскрикнула она. – Не удивительно, что вы в разводе.

– О, простите, – извинился Лоуренс и, потянув язычок вниз, высвободил прядь черных волос, попавших в «молнию» у самого ворота. – Обе мои жены были лысыми.

– Естественно, если их замужество длилось долго. Ну а что с этими репортером и похитителями?

Стараясь быть максимально кратким, Колби изложил ей только самое главное.

– Попросите дежурную по этажу, чтобы она забронировала для нас места на ближайший авиарейс в Париж, – попросил он, кивнув в сторону двери, – а также вызвала такси, мне нужно заехать к себе в отель.

– Хорошо. Вы что-то уже придумали?

– Да, есть одна идея, – ответил он и, помахав ей рукой, вышел из номера.

В ожидании Мартины Колби прохаживался перед своим отелем. Через двадцать минут она подъехала на такси. Швырнув чемодан на переднее сиденье, он открыл заднюю дверцу и нырнул в автомобиль. Не успел он усесться рядом с Мартиной, как машина рванула с места, и они помчались в сторону аэропорта.

– Рейс в одиннадцать десять, – сказала она, взглянув на часы. – Таксист сказал, что должны успеть.

Они проехали квартал и оказались на Пикадилли. Мартина достала пачку сигарет. Колби щелкнул зажигалкой и протянул ей огонь, затем закурил сам.

– Итак, – нетерпеливо произнесла она, – каковы наши действия?

– Первое – это газетчик, – ответил он. – Надо сделать все, чтобы его статья ни в коем случае не была опубликована.

– Как это сделать? Такой сенсационный материал он из зубов не выпустит. Учтите, Сабина Мэннинг – личность весьма известная.

– Сначала давайте посмотрим, что творится в конторе, кто в ней сейчас находится. Короче, оценим ситуацию на месте.

Мартина прежде посещала контору, и не один раз. Здание представляло собой большой двухэтажный особняк, расположенный в шестнадцатом arrondissement2727
  Район (фр.).


[Закрыть], вблизи от авеню Виктора Гюго. На первом этаже располагались апартаменты Сабины Мэннинг: ее рабочий кабинет, спальня с ванной комнатой, гостиная, столовая и кухня. Офис Дадли и комнаты, в которых работали Санборн и Кендал Флэнаган, находились на втором этаже. Там же, в дальней комнате, окна которой выходили во двор, томился в заточении репортер.

Обслуга дома состояла из горничной и повара, нанятых самим Дадли. Секретарша мисс Мэннинг уволилась незадолго до исчезновения писательницы, а на ее место Дадли пока никого не взял. Гасконец-повар не понимал ни слова по-английски. Горничная-парижанка, мадам Буффе, знала несколько английских слов.

Колби понимающе кивнул, глаза его сделались задумчивыми.

– Ясно. Может быть, нам удастся что-нибудь сделать. Если повезет, конечно.

– А именно?

– Если все пойдет как по маслу, – ответил он и посвятил Мартину в свой план.

Та слушала его со все возрастающим интересом, который перешел в ликование, что было видно по ее глазам.

– Что ж, должно получиться весьма забавно, – заметила Мартина, затем ее лицо вновь стало серьезным. – А как быть со второй проблемой?

– Тут будет не так весело, возможны жертвы, – ответил Колби. – Многое зависит от действий, которые они предпримут, когда обнаружат, что похитили не того человека.

Колби расплачивался с таксистом, когда объявили их рейс. Они кинулись в здание аэропорта, чтобы успеть выкупить билеты, пройти регистрацию и паспортный контроль и в последнюю минуту поднялись на борт самолета. Когда они уже были в воздухе, Лоуренс, затянувшись сигаретой, обратился к Мартине.

– Вы живете в Женеве? – спросил он.

– Нет. В Париже. У меня там квартира неподалеку от площади Этуаль.

– Тогда мы соседи. Я живу на авеню Клебер. Как долго вы живете в Париже?

– Я там родилась, – ответила она. – Важно, не как долго, а как часто я в нем бываю.

– И как же часто?

– Отец мой был американцем, а мать – француженкой. Жизнь моя протекала, как у перелетной птицы. Ни у отца на родине, ни у матери во Франции я не чувствовала себя своей. Стала жертвой двустороннего шовинизма.

– Почему? Расскажите мне.

Она поведала историю ее семьи. Отец, сын американского предпринимателя со Среднего Запада, в 34-м году, сразу же по окончании колледжа, приехал на год во Францию учиться живописи. Выдающимся художником он не стал, но так полюбил Париж, что отказался возвращаться домой. К счастью, от деда по материнской линии ему досталось кое-какое наследство, и он преспокойно смог остаться, во Франции. Женился на французской актрисе, родом из Бордо, игравшей в театре второстепенные роли, и в 36-м у них появилась Мартина. После вторжения в страну немцев он отправил жену и дочь в Соединенные Штаты, а сам влился в ряды Сопротивления. Когда война закончилась, семья воссоединилась, и они стали жить в Париже. Только теперь этот американец стал большим французом, чем ими были сами французы, а француженка-мать, в свою очередь, вдосталь вкусив американского яблочного пирога, никак не могла приспособиться к жизни в послевоенной Франции. Боже, ей требовалась помощь!

Отец с матерью были людьми буйного темперамента – два вулкана, да и только. Они постоянно скандалили, то расходились, то снова сходились. Расставания их никогда не были долгими: мать не могла отказаться от безмятежной жизни домашней кошки из парижского предместья. Отец же, невзирая на то, какую огромную пользу он смог бы в случае возвращения принести своей собственной родине, был охвачен безумной идеей вернуть Францию в la belle epoqne2828
  Эпоха расцвета (фр.).


[Закрыть]. Он считал, что спас эту страну от нацистов, и теперь его долг – спасти ее от французов.

Мартине приходилось метаться на волнах бурных событий, происходивших в семье, между Соединенными Штатами и Францией. То она посещала школу в Париже, то в Сент-Луисе, то снова в Париже, то в Фениксе, то опять возвращалась в Париж, после чего ее везли в Палм-Бич. Позже, став старше, во время очередных семейных разладов училась сначала в швейцарской, а затем в английской школе. В результате у нее выработался потрясающий инстинкт самосохранения, и она скоро поняла, что может с легкостью грека или польского еврея адаптироваться в любой среде людей, говорящих на чужом для нее языке и исповедующих незнакомую ей культуру. В любой стране через каких-нибудь несколько недель она становилась своей.

– Если бы я попала в школу, где оказалась бы в компании курдов, – сказала Мартина, – я бы через сутки научилась разжигать верблюжий навоз и стряпать на нем, через месяц – говорить на их местном диалекте, а к концу второго – имела бы солидные связи на черном рынке этого самого верблюжьего навоза.

Она обнаружила в себе задатки прирожденного биржевого маклера.

– Отец умер, – продолжила Мартина. – Мать вышла замуж за торговца недвижимостью в Сан-Фердинандо-Вэлли. Сейчас она разъезжает в «кадиллаке», который длиннее bateau-mouche2929
  Речной трамвай (фр.).


[Закрыть], владеет кругленькой суммой в валюте четырнадцати стран мира, является членом общества Джона Берча и собирается сделать пластическую операцию, чтобы принять участие в конкурсе красоты в провинциальном городке Беверли. Если бы отец был жив, его корявого французского вряд ли хватило бы, чтобы держать какую-нибудь аптеку на Елисейских полях. Скорее всего, он забрался бы в провинцию, поселился бы, как Доде, в заброшенной мельнице и занялся бы переводами Рембо. Так что, имея француженку-мать, которая стала американкой, и отца-американца, который стал французом, я до сих пор не пойму, кто же я. Может, просто беженка? – с юмором предположила она.

– А чем вы теперь занимаетесь? – спросил Колби.

– Снимаюсь в эпизодических ролях и от случая к случаю выполняю несколько странную работу для приятеля, который заведует конторой частного сыска.