Текст книги "Промедление смерти подобно"

Самолет приземлился в Орли, и в половине первого пополудни Колби и Мартина были на выходе из таможни. Они заняли первую попавшуюся свободную телефонную кабину. Пока Колби, роясь в кармане, нашел среди швейцарских, французских и английских монет телефонный жетон, Мартина достала из сумочки записную книжку и раскрыла нужную страницу. Он набрал номер.

– Алло! Алло! – гаркнул с другого конца провода Дадли.

– Это Колби. Ну как, он вам звонил?

– Да. Минут двадцать назад. Я ответил: «Rappley a sank ur», думаю, что он все понял. Но какого черта они не дают телефон ей, если сами по-английски не говорят?

– Они звонят из телефонной будки. Давайте сначала обсудим другой вопрос. Газетчик все еще у вас?

– Да. Сейчас он затих. Переломал об дверь все стулья и успокоился. Зовут его Моффатт, остановился в гостинице «Георг Пятый».

– «Георг Пятый»? Тогда он не просто газетчик, он – преуспевающий журналист.

– И закоренелый подонок. Хорошо. Что еще?

– Ступайте в ближайшую к нему комнату, чтобы он мог вас слышать, – сказал Колби. – Изобразите, будто вы звоните в «Эр-Франс» и заказываете билет на ближайший рейс в Бразилию, Монголию или какую-либо другую страну, откуда не выдают мошенников. Сделайте вид, что вы очень спешите.

– Это еще для чего? – удивился Дадли.

– Делайте, что вам сказали, и не задавайте лишних вопросов. Объясняться нет времени. Мы берем машину и сразу же едем к вам. А вы будьте у окна и поглядывайте на улицу. Как только мы подъедем к дому, дадим вам знать, махнем рукой. После этого сделайте так, чтобы журналист смог сбежать.

– Сбежать? Да вы в своем уме? Он же…

– Не прерывайте меня. Если я говорю «сбежать», значит, именно это я имею в виду. Он ухватится за любую возможность вырваться на свободу. Запустите к нему на этаж горничную, пусть она ему поможет выбраться. Самое главное, чтобы пленник не понял, что это вы помогаете ему бежать.

– Боюсь, что не смогу все это служанке втолковать, я же не знаю французского.

– Тогда, как только мы подъедем, пошлите ее открыть мне. Я ей сам все объясню.

– Хорошо. Что еще?

– Как только журналист выберется из дома, каждые пять минут звоните в гостиницу «Георг Пятый» и спрашивайте мисс Надю Лоринг. Скажите, что она там обедает в ресторане, попросите ее позвать.

– А что ей передать и от кого?

– Да что угодно и от кого угодно. Скажите, что управление пограничной службы хочет пригласить ее к себе или муниципалитет Лондона страстно желает видеть ее у себя. Напомните, чтобы она не забыла позвонить Лиз и Дику и тому подобное. Не мне вас учить. В общем, навешайте побольше лапши.

– Что еще?

– Теперь о журналисте…

– Его мать, наверное, перерезала себе глотку, потому что не получила вовремя успокоительного…

– Меня не интересует его мать, я хочу знать, как он выглядит.

– Этакий здоровенный тучный жлоб лет пятидесяти – пятидесяти пяти. Густые, рыжие с проседью волосы и огромный, похожий на картошку, красный нос.

– Ну тогда все. Ждите нас. Колби повесил трубку и повернулся к Мартине:

– У вас есть при себе солнцезащитные очки?

– А разве для поездки в Лондон они необходимы? Звоните пока вашему собаководу, а я сбегаю за очками в ближайший ларек. Вот вам жетоны.

Мартина ушла, а Лоуренс раскрыл записную книжку, нашел нужную страницу и набрал номер телефона Андре Мишода, владельца небольшой книжной лавки на бульваре Распай, державшего пару русских борзых, которых он за плату периодически сдавал для киносъемок. К телефону подошла мадам Мишод. Да, подтвердила она, Саша и Дмитри свободны, и на вторую половину дня их можно забрать. Она их только причешет, и за собаками можно приезжать. Колби пообещал минут через двадцать заехать. Закончив разговор с мадам Мишод, он позвонил Биллу Элкинсу, своему старому приятелю. Прежде тот был газетным фотографом, теперь – свободным фотохудожником. Телефон в квартире, где он проживал, не отвечал. Тогда Колби позвонил в кафе, расположенное напротив дома Билла, где тот обычно подрабатывал. «Мсье Элкинса? Mais oui. Ne quittez pas…»3030
  Да, сейчас. Не кладите трубку… (фр.)


[Закрыть]. К телефону подошел Билл. Особого энтузиазма в его голосе Колби не услышал. В настоящий момент он был без работы.

– У меня есть для тебя дельце, – сообщил ему Колби. – Плачу сто франков в час.

– А какой дадут срок, если схватят?

– Все будет в рамках закона.

– Хотелось бы верить. Хорошо, что нужно фотографировать?

– Ровным счетом ничего. Просто нужен человек, похожий на фотографа.

– Ну, я похож. Даже очень.

– Будь через полчаса у гостиницы «Георг Пятый» со всеми своими причиндалами: парой фотокамер, объективами, штативом, вспышкой и тому подобным. Ничего не делай, только жди. Скоро увидишь, как я вхожу в гостиницу. За мной будет следовать очень хорошенькая девушка. К гостинице она подъедет на такси. Ты войдешь вместе с ней.

– Ага. Потом в зале погаснут огни, и когда вновь вспыхнет свет, окажется, что ты танцуешь с этой красоткой, а я – с Фиделем Кастро. Это мы уже проходили.

– Нет. Ты войдешь и все время будешь рядом с ней. Понял?

– Ладно. А как я ее узнаю?

– Это будет высокая красивая брюнетка в шубе из натуральной норки, на глазах – солнцезащитные очки. Самое главное – при ней будет пара русских борзых.

– Какой масти?

– Заткнись и слушай. Времени у меня в обрез. Внутри, в баре, я надеюсь, мы встретимся. После этого узнаешь, что от тебя требуется. Много говорить тебе не придется.

– Для кого предназначен этот маскарад?

– Для газетчика по фамилии Моффатт, огромного мужика с большим красным носом. Ты его не знаешь?

– Нет, но, похоже, узнаю. Надеюсь, он умеет танцевать медленный фокстрот?

– Минут через сорок или час увидимся, – завершил разговор Колби и повесил трубку.

Мартина уже спешила к нему. Из здания аэровокзала они выбежали вместе.

Глава 5

В Париже стоял один из тех редких погожих октябрьских дней, которые так любил Колби. Дождя не было, а автомобильное шоу уже закрылось. Все вокруг, окрасившись в золотистые тона осени, словно на картинах импрессионистов, приобрело размытые формы и очертания. С каштанов начинала опадать листва.

Дом номер 7 по улице Фей-Морт находился в полутора кварталах от авеню Виктора Гюго, сразу же за улицей Сьель-Бле. Это было большое, крытое шифером здание из серого камня. Такси с сидящим на заднем сиденье Колби прижалось к обочине тротуара и остановилось. Лоуренс посмотрел через заднее ветровое стекло. Второе такси, взятое ими на бульваре Распай, только что показалось из-за угла. Когда машина проезжала мимо, Колби успел разглядеть на заднем сиденье Мартину в компании двух собак, Саши и Дмитри, которые, величаво подняв головы, с горделивым спокойствием жителей столицы поглядывали в окна автомобиля. Такси с Мартиной у первого же угла свернуло направо и скрылось из виду.

Колби взял две сумки, попросил таксиста подождать, поднялся по ступенькам дома и позвонил. Почти тотчас резная массивная дверь резко распахнулась, и он оказался лицом к лицу с трепетной дамой, которая с трудом удержалась на пороге, чем напомнила зависшую в полете колибри. Было видно, что отворить тяжелую дверь особого труда для нее не составило, она даже не выпустила изо рта сигарету. На вид ей можно было дать от тридцати до пятидесяти. С особой, свойственной только парижанам смесью теплоты и легкой усмешки, застывшей в карих глазах, она оценивающе смотрела на Колби, всем своим видом давая понять, что никаких иллюзий на его счет не питает.

Дама сообщила, что ждет мсье Колби. Естественно, произнесла она эту фразу хрипловатым голосом курильщицы. Это была мадам Буффе. Колби улыбнулся и сказал, что весьма польщен. Она небрежно забросила обе его сумки в дом, а он сразу же решил приступить к делу и начал объяснять горничной, что от той требуется.

О да, она конечно же слыхала за дверью недовольные крики. А кто, собственно, оказавшись запертым, останется довольным? Мадам Буффе пожала плечами. Где вы видели счастливых заключенных? Колби решил не посвящать служанку в разборки между американцами. Но надо было сделать так, чтобы все происходящее в этом доме не очень удивляло ее. Когда Колби объяснил мадам Буффе, что необходимо дать возможность журналисту улизнуть, она оживилась. Да, тот, кого заперли, уже просил ее об этом и даже предлагал ей сто франков. Она это поняла, хотя предложение поступило на английском. Затем ей было предложено двести. Кто знает, посиди он там подольше, может, предложит и все пятьсот.

Нет, возразил Колби, важно выпустить его как можно скорее, а выкуп – дело вторичное. Тут важно не очень-то с ним разговаривать, не то он, чего доброго, передумает и обратно вернется к стам франкам. Поэтому пусть мадам ограничит переговоры минутами тремя, не больше. Она согласилась, хотя и неохотно. Как будем делить выкуп? Колби заверил служанку, что все будет принадлежать ей, и тут же понял, что допустил тактическую ошибку.

Мадам мгновенно прищурила глаза и насторожилась. Почему же эти американцы, навлекая на свою голову такие неприятности, сначала заманили этого голубка в клетку, а теперь отказываются от выкупа? Колби пришлось срочно все объяснить мадам. Голубок, оказавшись на свободе, поможет им провернуть более стоящее дельце. А-а-а! Тогда все понятно. Вы его сначала выпускаете, а потом, вероятно, снова заманиваете в свои сети. Точно, подтвердил Колби.

Да, Америка не Франция, решила, должно быть, мадам Буффе, там сочинительство книг – очень увлекательное занятие. Это тебе не просто испытывай муки творчества да стучи на машинке. Теперь понятно, почему «черная серия» выходит такими огромными тиражами. Так что же, если мсье Колби готов, то она будет рада выпустить этого голубка.

Поблагодарив мадам Буффе, Колби вернулся к таксисту. Он попросил водителя проехать еще квартал и свернуть направо. Там, почти на самом перекрестке с улицей Мон-Кер, прижавшись к левой обочине так, чтобы не было видно из окон дома Сабины Мэннинг, стояло такси, в котором сидела Мартина с собаками. Свернув на Мон-Кер, водитель сделал разворот и остановился за машиной с Мартиной. Колби вылез из такси и направился к девушке.

– Судя по тому, как описал его Дадди, журналист после освобождения сразу же направится в бар. Человеку с таким носом потребуется основательная подпитка, – сказал он, подойдя к ней.

Мартина в ответ кивнула. Колби дошел до угла и осмотрел улицу Фей-Морт, вернее, ту ее часть, которая выходила на авеню Виктора Гюго. На противоположной стороне авеню виднелась стоянка такси, где стояли две свободные машины. Все было спокойно. Колби закурил.

Через несколько минут дверь дома номер 7 широко распахнулась, и из нее выскочил огромный помятый бугай, который, сбежав по ступенькам, вразвалку, словно медведь, кинулся в сторону авеню. Оглянулся он всего лишь раз, и Колби успел, отпрянув назад, спрятаться за угол дома. Он за спиной жестом, соединив кончики большого и среднего пальцев, показал Мартине, что все о'кей, и снова выглянул на улицу. Моффатт пересек авеню и сел в стоявший на стоянке «ситроен». Колби махнул своему таксисту, и когда тот подогнал машину, быстро забрался в нее. «Ситроен» тем временем успел скрыться из виду.

Выехав на авеню, Колби увидел, что машина с журналистом находится от него в нескольких десятках метров. Он показал таксисту на «ситроен» и попросил следовать за ним. Водитель все понял, он, прибавив скорость, пристроился за «ситроеном», соблюдая, однако, при этом дистанцию. Колби оглянулся. Такси с Мартиной следовало за ними.

На Этуаль они попали в водоворот машин, расстояние между такси немного сократилось. Теперь на площади было с полдюжины «ситроенов», и Колби, не отрывая глаз, смотрел на тот, в котором сидел Моффатт. Его «ситроен» свернул на Елисейские поля и занял правый ряд. Теперь уже не оставалось сомнений в том, что Моффатт направляется прямиком в гостиницу, на что как раз и рассчитывал Колби. Когда они в конце концов свернули на авеню Георга Пятого, Мартину от Колби отделял всего лишь один автомобиль.

«Ситроен» остановился перед входом в гостиницу. Моффатт выскочил из него прежде, чем швейцар успел коснуться дверцы машины. Колби рассчитался со своим водителем, вышел из такси и направился к гостинице. Тем временем журналист уже скрылся в ее дверях. Увешанный фотоаппаратурой Билл Элкинс, огромный молодой мужчина, с переломанным носом и отмеченным печатью разочарования лицом, уныло наблюдал за проносящимися мимо него автомобилями. При появлении Колби лицо его не сменило выражения и осталось таким же бесстрастным.

Лоуренс стремительно вошел в гостиницу и у стойки консьержа увидел Моффатта, державшего в руках телеграфные бланки. Куда он теперь направится, к лифтам или в бар, подумал Колби и оглянулся. Мартина с собаками в сопровождении швейцара и ливрейного лакея подходила к дверям гостиницы. Билл успел подсуетиться и оказался рядом с Мартиной. Они появились как раз вовремя. Моффатт отошел от стойки консьержа и зашагал в сторону бара. Из зала послышался голос ливрейного лакея, вызывавшего мадемуазель Лоринг.

Бар был наполовину заполнен. Моффатт уже сидел за столиком в дальнем углу зала и переговаривался о чем-то с официантом. Затем официант ушел, а Моффатт, достав авторучку, склонился над телеграфными бланками и принялся неистово строчить. Колби занял место двумя столиками ближе, сев лицом ко входу и спиной к репортеру, который, будучи увлеченным своим занятием, не обратил на него никакого внимания.

Мартина с торжественным спокойствием, словно в заключительной сцене ледового ревю, грациозно вплыла в зал в сопровождении двух собак и увешанного фотокамерами Элкинса. Сказав гарсону, продолжавшему вызывать мадемуазель Лоринг, что она здесь, Мартина приветливо помахала рукой Колби.

– Вот и Лоуренс. Мы опоздали, дорогой?

Колби поднялся с места, перегнулся через собак и поцеловал ее.

– Надя, радость моя. Как поживаешь? – спросил он.

Официант тем временем делал попытки обойти сбоку их многочисленную компанию, а ливрейный лакей замер неподалеку, вытянув вперед руку с листком бумаги. Колби взял записку, дал лакею на чай и глянул в нее.

– От Стиллмана, – тут же сообщил он. – Он сейчас в Лондоне. После обеда я сам ему позвоню. Это по поводу мисс Мэннинг. Ну так что закажем? Ну а ты, крошка Билл, как поживаешь?

Они сели за столик, Мартина напротив Колби, лицом к Моффатту. Она попросила для себя виски и вынула сигарету. Щелкнув зажигалкой, Колби протянул ее Мартине.

– Париж – это музей под открытым небом, – восторженно произнесла она. – Я здесь столько перевидала памятников, что ощущаю себя смотрительницей Форест Лауна.

– А ты все фотографируешь красоток? – спросил Колби Элкинса.

– Как обычно, – пожал тот плечами. – Они вечное чудо Парижа. Обаяние молодости, чистоты, блеска глаз…

– Кобель есть кобель! – со смехом воскликнула Мартина и легонько потрепала одну из собак за уши. – Я хотела с ним сняться, а этот глупец задумал флиртовать с какой-то таксой. Ну ладно. Поговорим лучше о водных лыжах!

– Сегодня днем… – начал было Колби, но Мартина прервала его:

– Прости, умираю как хочу услышать эту историю о Мэннинг.

Колби обвел взглядом зал и заговорил тише, но не настолько, чтобы его не слышали через два столика.

– Мы все о ней знаем, дорогая. Это история, от которой мурашки бегут по коже.

Мартина, под столиком отыскав ногой ступню Колби, слегка наступила на носок его ботинка:

Моффатт начал прислушиваться! Затем она сняла очки и, широко раскрыв глаза, уставилась на Колби.

– Она что, действительно попалась на удочку? – удивленно спросила она.

– Она? Нет, попалась эта дурочка из газеты, – отмахнувшись от Мартины рукой, ответил Колби. – Дорогая, с тобой невозможно было связаться все утро. Ты же ничего не знаешь. Мы придумали кое-что. Так будет даже лучше. До того как она появится, нам нужно будет выйти на одного крутого корреспондента. У его газеты большой тираж.

– На кого именно?

– Некоего парня по фамилии то ли Маффетт, то ли Моффатт, из «Лос-Анджелес кроникл». Он уже раскрыл их план и ухватился за эту сенсацию, как какой-нибудь салага из «Плезантон уикли аргус».

– О-о-о, прекрасно. И он уже написал статью?

– Нет. Конечно же нет. Дадли запер его в доме…

– Для чего? – удивленно спросила она и непонимающе покачала головой. – Лоуренс, это так сложно понять.

Колби тяжело вздохнул:

– Послушай, радость моя, Надя. «Кроникл» – вечерняя газета, а между Америкой и Европой разница во времени…

– Крошка! – произнес Элкинс и, желая объяснить ей, почему это происходит, продолжил:

– Вот апельсин – это Земля, а эта свечка – Солнце. Вращаем апельсин и…

– А-а, это я знаю, – прервала его Мартина. – В Лос-Анджелесе сумерки наступают раньше, чем здесь. Или наоборот?

– Вот именно! Поняла, – согласился Элкинс. – Астрономы называют это эффектом Берра.

– Дадли придумал, как обвести его вокруг пальца, – продолжил Колби. – До того как вся эта история с романом откроется, он решил улететь в Бразилию, а корреспондента попридержать, чтобы тот отослал статью в последний момент, когда в Греции наступит ночь и редакция уже не сможет связаться с американским посольством в Афинах, чтобы проверить, действительно ли некая гражданка США по фамилии Мэннинг скончалась на Цикладах. Так что информация, полученная от этого Маффетта, или Моффатта, будет опубликована в последнем выпуске газеты без проверки. Раз Дадли решил смыться, то писательница действительно умерла.

Радио и телевидение подхватят эту новость, утренние газеты тоже опубликуют материал на эту тему и тоже без проверки, рано утром посольства еще закрыты. Все средства массовой информации, имеющие представительства в Париже, начнут трезвонить в ее контору, посылать корреспондентов. Но оттуда – ни звука. Мертвая тишина… Значит, так оно и есть. Этот голубок Дадли действительно выпорхнул из голубятни. И все утренние газеты запестрят сенсационными заголовками. Боже, какими они будут! «Автор бестселлеров мертва», «Раскрытие крупного мошенничества»…

После этого на следующий день и примерно в то же время кто-то все же проникает в контору. И что он видит? Мисс Мэннинг, заперев дверь своего кабинета на дополнительный засов, стучит на машинке. Что за шум, удивленно вопрошает она. Она не отвечает на телефонные звонки, когда работает, никогда этого и не делает. А вчера вечером отпустила домой свою секретаршу.

Какие еще писатели? Здесь? Дадли сбежал? Да вы что! Что за бред! Дадли действительно в Париже нет – он сейчас в Нью-Йорке.

Так что все газеты, поспешившие опубликовать сенсацию, вынуждены будут напечатать опровержение вроде того, которое в свое время сделал Марк Твен в связи с преждевременным сообщением о его кончине…

– А он что, оказался жив? – удивилась Мартина и, коснувшись руки Элкинса, воркующим голосом спросила:

– А кто он, этот Марк Твен?

– Послезавтра новый роман Сабины Мэннинг поступает в продажу, – не обращая внимания на заданный Мартиной вопрос, продолжил Колби. – Вокруг книги разворачивается шумная рекламная кампания. Немного поколебавшись, мы передаем студии «Рамфорд продакшн» права на съемки фильма, участие в котором станет для тебя звездным часом. Появятся фотоснимки, на которых ты с мисс Мэннинг сидишь на фоне легендарной пишущей машинки и обсуждаешь свою роль…

Глаза Колби горели восторгом, голова от волнения тряслась.

– Друзья, здесь проколов не будет, – радостно заверил он.

– Но, Лоуренс, а как же этот бедняга, мистер Маффетт? У него могут быть неприятности. Не потеряет ли он работу? – с деланной грустью в голосе спросила Мартина.

– А мы пошлем ему корзинку с рождественскими подарками, – весело ответил Колби. – Не расстраивайся, он найдет себе другую работу…

Из дальнего угла зала послышался сначала скрип стула, затем шарканье ног. «Надеюсь, официант еще не успел поставить бутылку на стол Моффатта», – первым делом подумал Колби и, повернувшись, посмотрел на журналиста. Выражение мясистого лица Моффатта, большую часть которого занимал огромный нос, не предвещало ничего хорошего. Он стоял слева от Колби, слегка наклонившись над их столиком, в руке у него были зажаты телеграфные бланки.

– Я все тут думал, не смогу ли угостить вашу очаровательную компанию выпивкой, – угрожающе произнес он. – Я – Моффатт из «Плезантон уикли аргус».

Колби изобразил на своем лице крайнее удивление:

– Что? Моффатт? Подождите. Давайте не будем так волноваться…

Моффатт зловеще ухмыльнулся.

– Да ладно уж. Позволь, дорогуша Лоуренс, подсластить тебе питье, – сказал он.

Разорвав телеграфные бланки, Моффатт скомкал их остатки и сунул Колби в стакан. Один из обрывков повис на стакане, но бугай, аккуратно взяв бумажную полоску кончиками пальцев, утопил ее в виски со льдом.

– Послушайте… – возмутился Колби.

– Нет, это я вам расскажу о «Кроникл», – раздраженно произнес он. – О Сабине Мэннинг и ее новоявленной подруге не опубликуют ни строчки, даже если они с Мао Цзэдуном спрыгнут с Эйфелевой башни. Пока, дорогуша Лоуренс.

Моффатт вышел из зала. Колби посмотрел на Мартину. Та с серьезным видом подмигнула ему.

– Я так и знал. Надо было сделать силиконовую инъекцию. Моффатт так и не пригласил меня на танец, – схохмил Элкинс.

Оплатив его услуги, Мартина и Колби вернули борзых на бульвар Распай. В три десять пополудни они поднялись на второй этаж дома номер 7 по улице Фей-Морт, где располагалась контора мисс Мэннинг. Дадли висел на телефоне, разговаривая со своим биржевым маклером из Нью-Йорка. Он прикрывал трубку рукой и тревожно поглядывал по сторонам с видом подсудимого, ожидающего решения суда присяжных. Мартина жестом дала ему понять, что все прошло нормально. Дадли на секунду закрыл глаза, затем облегченно вздохнул и снова заговорил по телефону. Он производил впечатление оказавшегося на реке во время ледохода человека, который, перескакивая с одной льдины на другую, отчаянно пытался выбраться на берег.

– ..Хорошо, продай пятьдесят акций «Дюпона» и сто «Истерн-Эрлайнз» и вырученную сумму переведи на ее счет в «Чейз Манхэттен». Похоже, на этой неделе ей нравится цвет их чеков, а чековую книжку «Ирвинг траст» она уже использовала полностью…

Дадли сидел за большим письменным столом, спиной к занавешенному нейлоновыми шторами окну. Ему было под пятьдесят. Худощавое, изможденное, почти мертвенно-белого оттенка лицо, цвета топаза глаза. При разговоре уголки его рта подергивались. При этом он нервно совал средний палец за воротник рубашки, сильно вытягивал шею, выставляя вперед нижнюю челюсть, словно при астматическом кашле. Не отрываясь от телефонной трубки, он показал вошедшим рукой на кресла и взял из пепельницы, стоявшей перед ним на столе, дымящуюся сигарету. Неистово затянувшись несколько раз, Дадли, подобно почувствовавшей опасность каракатице, образовал перед собой густую дымовую завесу.

Колби с любопытством оглядел комнату. Рядом с письменным столом стояли металлические шкафы для деловых бумаг, кресло и длинный приставной столик, заваленный неразобранной почтой. На полу в дальнем углу кабинета лежали два огромных ящика, тоже с письмами. Взглянув на распахнутую дверь соседней комнаты, Колби увидел в ней еще один письменный стол, меньшего размера, и разбросанные по паласу обломки стульев.

Положив шубку на спинку кресла, Мартина удобно в нем расположилась. Колби, сдвинув бумаги в сторону, присел на угол стола. Дадли тем временем продолжал кричать в телефонную трубку. Перед ним на столе лежали телеграммы, несколько раскрытых писем, перетянутая резинкой толстая связка оплаченных чеков, открытая бухгалтерская книга и две стопки писчей бумаги, придавленные тяжелыми пресс-папье из оникса. Одна из стопок была совсем тонкая, другая же состояла из нескольких сотен листов. Колби заинтересовался и, повернув лицо к Мартине, встретился с ней глазами. Она утвердительно кивнула. Да, это была та самая злополучная рукопись.

– ..Хорошо, телеграфируй мне точную сумму депозита. До свиданья, – наконец произнес Дадли и положил трубку.

Проведя ладонью по лицу, дрожащей рукой он взял со стола телеграмму и начал произносить вслух:

– Три тысячи… тысяча восемьсот… семьсот… Матерь Божья, – сокрушенно выговорил Дадли под конец и, снова погладив лицо рукой, отшвырнул телеграмму.

Затем он поднялся из-за стола:

– Вы правда от него избавились? Как вам удалось? А вы Кросби?

– Мистер Дадли, это мистер Колби, – поправила его Мартина.

– Да-да, конечно же я имел в виду Колби, – сказал он и протянул Лоуренсу руку. – Как же вам все-таки удалось от него избавиться? – снова спросил Дадли.

– Можно я расскажу? – попросила Мартина.

– Конечно, – согласился Колби, снова сел на край стола и, вытащив из-под бумаг пепельницу, закурил сигарету.

Рассказав Мерриману, как все происходило, Мартина добавила:

– Теперь имя Сабины Мэннинг не появится в «Лос-Анджелес кроникл» до тех пор, пока та не станет ее владелицей. А теперь, если вы выпишите чек на одну тысячу тридцать шесть долларов и пятьдесят центов, можно будет приступить к решению главной проблемы.

– И это за работу, на которую ушло чуть больше часа, – сокрушенно произнес Дадли. – Придется поступиться принципами, которых я обычно придерживаюсь.

– Мы все ими поступаемся, за исключением Сабины Мэннинг, – подчеркнула Мартина. – Ладно, Мерриман, раскошеливайся.

Колби тем временем все рассматривал лежавшие на столе стопки бумаги. Отказываться было поздно, и он, сделав к столу шаг, спросил Дадли:

– Не возражаете, если я посмотрю рукопись?

– Пожалуйста, смотрите. Возьмите ту, что толще. Другая, тонкая, – это Санборна.

– Он что, свою часть работы уже закончил? – спросила Мартина.

– Около часа назад. Он только что отправился в Орли.

Колби взял со стола увесистую стопку исписанных листов бумаги, покачал ею, прикидывая вес, а затем с восхищением осмотрел со всех сторон.

– Всегда мечтал почувствовать вес миллиона долларов, – сказал он.

Мартина улыбнулась и, покачав рукой, в которой дымилась сигарета, уточнила:

– Здесь неполный миллион, не хватает десятой его части, всего лишь пятидесяти страниц романа.

Колби взял из стопки последний лист рукописи и посмотрел на проставленный в верхнем правом углу номер страницы. Триста сорок семь, отметил он про себя.

– Когда роман будет закончен, в нем будет, скажем, четыреста страниц, – сказал он и быстренько подсчитал:

– Две тысячи пятьсот долларов за страницу.

Склонившись над столом, Колби прочитал последние строчки рукописи:

+++

«Почувствовав трепет его губ, шероховатость кожи, ощутив сладкую тяжесть мускулистого тела и упругость толчков крепких мужских бедер, она издала легкий стон…»

+++

Повертев лист в руке, Колби аккуратно положил его обратно.

– Две тысячи пятьсот долларов, – благоговейно произнес он.

Сегодня ночью ради пары таких страниц, быть может, придется лечь костьми, подумал Колби.