Текст книги "Родительская интуиция. Нейронаука о том, как нас меняет родительство"

Когда во время пандемии мой первоклашка учился удаленно, ему часто приходилось выполнять один тип заданий. Там требовалось посмотреть короткое видео и рассортировать картинки, которые отображались на экране планшета, в той последовательности, в которой они появлялись в фильме. История родительского мозга грызунов напоминает эти видеозаписи, а история человеческого материнского мозга похожа на следующие за ними карточки-картинки. Каждая группа исследователей работает, используя некую комбинацию измерений и ту информацию, что они получили благодаря работе с лабораторными животными, чтобы сделать стоп-кадр человеческой истории, чтобы выяснить, какое место этот кадр занимает в общей последовательности и почему он важен. Когда-то у них окажется достаточно карточек, чтобы рассказать историю. Они непрестанно добавляют что-то новое, дополняя картину деталями, и чаще всего находят подтверждение тому, что по большей части родительский мозг разных биологических видов остается похожим на протяжении истории эволюции. Ученые начинают видеть сюжетную линию человеческого родительства и понимать масштабы этого драматического действа.

* * *

Мать в аппарате МРТ[162]162
  Поскольку это исследование проводилось как раз во время моего визита, лаборатория, ссылаясь на протокол Комиссии по биомедицинской этике, не разрешила мне брать интервью у матери, указывать ее имя или любые другие детали.


[Закрыть] реагировала быстро. Пока женщина лежала внутри сканера, Мэдисон Бандерсон, аспирант и научный сотрудник Центра исследований детства при Йельском университете, просила ее выполнять задания. Вначале перед глазами испытуемой всплывали надписи «выигрыш» или «потеря». Если появлялся «выигрыш», объяснила Бандерсон, нужно было нажать на клавишу указательным пальцем, когда на экране появится белая коробка. Если надпись гласила «потеря», нажимать следовало средним. Если матери удавалось проделывать все достаточно быстро, то, согласно инструкции, она получала некую сумму или не теряла части от изначально предложенного вознаграждения. Это распространенный нейробиологический тест, который называют заданием с отложенным денежным стимулом, придуманный для оценки того, как мозг обрабатывает получение вознаграждения.

Компьютер, с помощью которого Бандерсон проводила тест, делал временные отметки в согласовании с работой сканеров мозга, так что исследователи могли точно отслеживать мозговую активность, пока человек выполнял задание. А еще тест титровался относительно конкретного испытуемого, то есть скорость, с которой женщине необходимо было реагировать для того, чтобы выиграть, регулировалась в зависимости от того, как быстро она отвечала во время предыдущих пробных тестов, сидя за столом перед компьютером. Суть заключалась в том, что испытуемая должна сколько-то выиграть и сколько-то потерять, чтобы исследователи могли оценить реакцию ее мозга не только на награду как таковую – в данном случае деньги, – но и на предвкушение выигрыша и желание обладать им. Затем деньги заменили изображения ребенка, да не просто ребенка, а ангелоподобной маленькой дочери этой женщины.

Накануне мать уже приходила в лабораторию вместе с девочкой, и исследователи имели возможность понаблюдать и проанализировать, как эти двое взаимодействуют, – это было необходимо, чтобы найти способы измерить чувствительность матери по отношению к тому, как себя ведет ее ребенок. Исследователи также сделали снимки ребенка – множество фотографий в разных эмоциональных состояниях. На этот раз в сканере «выигрыш» соотносился с изображениями счастливого или спокойного ребенка, а «потеря» – с безучастным или грустным выражением лица. Появлялась белая коробка, и, если мать реагировала достаточно быстро, она выигрывала изображение счастливой дочери либо избегала возникновения снимка с открытым в плаче ртом или надутыми губами. «У нее очень хорошо получается», – сказала Бандерсон.

Ведущий исследователь Хелена Резерфорд вместе с коллегами планировала проанализировать эти данные, чтобы понять, как ведет себя межнейронная сеть матери. Они наблюдали за мозгом в целом и в частности за центром удовольствия, который активизируется в процессе ожидания вознаграждения и преследования некой цели. Также исследователи наблюдали за теми частями лобных долей, которые задействованы в обработке ощущений, связанных с получением награды. В эксперименте с деньгами ученые отметили, что на стремление обладать выигрышем мозг реагирует не так, как на получение награды само по себе. Они решили проверить, происходит ли то же самое в контексте родительства. Эта женщина относилась к группе испытуемых отцов и матерей, примерно половина которых являлись курильщиками.

Предшествующие исследования показали, что в целом зависимость сглаживает реакцию мозга на вознаграждение в виде денег. Команда Резерфорд задалась вопросом, присутствует ли тот же эффект, когда мозг родителей с зависимостью, в данном случае к никотину, обрабатывает награду, связанную с их детьми, – эту информацию они планировали использовать для улучшения программ поддержки родителей. Однако в этом исследовании есть один неочевидный нюанс, связанный со всеми родителями, курящими и некурящими, – и он заключен в вопросе: что вообще понуждает нас беспокоиться о своих детях?

Возможно, ответ кажется очевидным: любовь. Счастье любить и быть любимыми своими детьми. Это и есть награда. Правда, как показывает работа Резерфорд, все не так просто. Определенно, в созерцании сладких щек собственной дочери – на экране или во плоти – есть свое удовольствие. Но присутствует и кое-что еще: порыв сделать этого ребенка счастливым и уберечь от печалей. Желание обеспечить ему все блага, безопасность, возможности для развития и процветания. Стремление смотреть на него, слушать его и действовать в его интересах. Существуют определенные нейробиологические механизмы, которые формируют эти порывы, поскольку с точки зрения эволюции реальность такова, что одной любви недостаточно. Любовь нельзя считать ни одинаково для всех надежной, ни возникающей автоматически. Мы понимаем это, когда наблюдаем за ее рядовыми проявлениями и когда видим крайности.

Непростая истина заключается в том, что в разные исторические периоды и при разном общественном укладе детоубийство остается частью человеческого родительства. Распространенность случаев детоубийства растет или уменьшается в зависимости от уровня достатка, от способности человека контролировать свои репродуктивные функции и от социальных норм. Например, из поколения в поколение[163]163
  Hrdy, Mother Nature, 303–4.


[Закрыть] в европейских городах многие тысячи младенцев оказывались в сиротских приютах, где мало кто выживал. Во Флоренции, исторические данные о которой особенно прозрачны, процент крещеных детей, оставленных своими родителями, в шестнадцатом и семнадцатом веках не падал ниже двенадцати, как пишет в книге Mother Nature Сара Блаффер Хрди. В 1840-е в этом городе число брошенных детей среди всех крещеных составило сорок три процента. Количество детоубийств[164]164
  Sandra Newman, The Roots of Infanticide Run Deep, and Begin with Poverty, Aeon, November 27, 2017, https://aeon.co/essays/the-roots-of-infanticide-run-deep-and-begin-with-poverty.


[Закрыть] в Европе снизилось с распространением контрацепции в девятнадцатом веке. Как сказала писательница Сандра Ньюман, люди «перестали убивать своих детей, когда начали меньше их рожать».

Конечно, возможности предохранения от беременности – которые все еще не везде одинаково доступны – никогда не были чудодейственным средством, гарантирующим материнскую преданность или благополучие и безопасность каждого ребенка. Сегодня в Соединенных Штатах сотни тысяч детей страдают от пренебрежения или жестокого обращения. Забота о социально уязвимых детях всегда требовала сочетания множества факторов[165]165
  Sarah B. Hrdy, Variable Postpartum Responsiveness among Humans and Other Primates with “Cooperative Breeding”: A Comparative and Evolutionary Perspective, in Parental Care, eds. Alison S. Fleming, Frédéric Lévy and Joe S. Lonstein, special issue, Hormones and Behavior 77 (January 1, 2016): 272–83, https://doi.org/10.1016/j.yhbeh.2015.10.016.


[Закрыть]. Это и способность родителей и семьи в целом справляться со стрессами, бедностью, притеснением, душевными расстройствами, зависимостями и другими проявлениями жизни, которые не способствуют благополучию младенца. И соотношение всего перечисленного с уровнем социальной поддержки, которую родитель получает, чтобы облегчить эти факторы. Родители не настраиваются на заботу о новорожденном автоматически. «Способность к воспитанию нужно извлекать[166]166
  Hrdy, Mother Nature, 174.


[Закрыть], подкреплять, поддерживать, – пишет Хрди. – Воспитание само по себе надо воспитывать».

А еще есть широко известная истина, которую редко признают: многих рожениц в момент рождения ребенка отнюдь не накрывает волна любви либо вместе с ней настигают столь же мощные волны страха или отчаяния. Исследования, посвященные настроению впервые родивших женщин, часто свидетельствуют о возникающем из-за вдруг навалившейся ответственности чувстве вины, в то время как ожидалась чистая радость. Одно исследование показало[167]167
  Kay Mordecai Robson and R. Kumar, Delayed Onset of Maternal Affection after Childbirth, British Journal of Psychiatry 136, № 4 (April 1980): 347–53, https://doi.org/10.1192/bjp.136.4.347.


[Закрыть], что из ста двенадцати молодых матерей, опрошенных через неделю после родов, сорок процентов признались: первое, что они почувствовали, взяв на руки своего ребенка, – это безразличие. Я размышляю над этим словом и полагаю, что за ним стоит не столько малая заинтересованность в своем ребенке, сколько холодное потрясение вместо тепла, которого они ждали. Чувство привязанности пришло к этим матерям, как это происходит с большинством родителей, спустя некоторое время. Но, даже появляясь, оно способно в некотором смысле приводить в замешательство. Нужды ребенка многочисленны и безостановочны, а желание удовлетворить их может оказаться столь же сильным, как и мучительный страх провала.

На самом деле совершенно нормально испытывать всю эту гамму чувств. В 2005 году в научной статье, доказывающей, что материнство способно вести к духовному пробуждению, психологи Орели Атан и Лиза Миллер написали, что противоречивые эмоции[168]168
  Aurélie Athan and Lisa Miller, Spiritual Awakening through the Motherhood Journey, Journal of the Association for Research on Mothering 7, № 1 (January 1, 2005): 17–31, https://jarm.journals.yorku.ca/index.php/jarm/article/view/4951.


[Закрыть] «естественны и оправданны». Двойственность – «определяющая черта процесса преображения». Психотерапевт Розсика Паркер написала целую книгу[169]169
  Rozsika Parker, Mother Love/Mother Hate: The Power of Maternal Ambivalence (New York: Basic Books, 1995), https://archive.org/details/motherlovemother00park.


[Закрыть] о балансе между любовью и ненавистью в родительстве, а в какую сторону качнется чаша весов, зависит от конкретного человека. «Мать должна осознавать себя[170]170
  Melissa Benn, Deep Maternal Alienation, Guardian, October 27, 2006, https://www.theguardian.com/lifeandstyle/2006/oct/28/familyandrealtionships.family2.


[Закрыть], уметь признаваться в разнообразных, противоречивых и часто чрезмерно трудных чувствах, которые вызывает у нее родительство, – сказала она в интервью для журнала Guardian в 2006 году. – Стать хорошей матерью возможно, только признав, что порой бываешь плохой». В 1949-м психоаналитик Дональд Винникотт перечислил восемнадцать причин[171]171
  D. W. Winnicott, Hate in the Counter-Transference, Journal of Psychotherapy Practice and Research 3, № 4 (Autumn 1994): 348–56. Originally published in International Journal of Psycho-Analysis 30 (1949): 69–74.


[Закрыть] ненависти матери к своему ребенку – «даже мальчику» – с самого рождения. Правдивость его слов жалит, хотя тон Винникотта вызывает улыбку. «Младенец не появляется волшебным образом, – пишет он. – Ребенок угрожает ее телу во время беременности и во время родов… Он безжалостен, относится к ней как к ничтожеству, к бесплатной прислуге, к рабыне… После того как он испортил ей утро, она выходит с ним на улицу, и он улыбается прохожему, который говорит: “Ну что за прелесть!” И она знает, что если не сделает все правильно в самом начале, то будет расплачиваться за это всю жизнь».

У родительства есть своя цена. Конечно, и в денежном эквиваленте тоже, но главным образом она измеряется общим благополучием и физическими ресурсами. Когда заботишься о новорожденном, особенно в первые недели, пока он еще не улыбается и не фокусирует взгляд, то есть до всех этих намеков на социальное взаимодействие, эта цена особенно высока. Молодые родители расплачиваются своим сном, временем, вниманием, эмоциональным равновесием. Расплачиваются энергией, которую расходуют, пока кормят, качают и успокаивают, справляясь так день за днем, каждый из которых будто длится неделями, проживая одинокие часы раннего утра, когда границы времени вовсе стираются. А еще необходимо вкладывать в себя, регулировать собственные физиологические процессы, чтобы появлялись силы обеспечивать все то же самое и своему ребенку: пищу, отдых, безопасность. Это совсем не мало.

Родительский мозг способен на любовь к своим детям, и любовь эта может быть большой, щедрой и длиться целую жизнь. Но она появляется со временем, а ребенок не может ждать, когда о нем позаботятся. Поэтому в самом начале родительский мозг не полагается целиком на любовь, – по крайней мере, не в том виде, в каком мы ее представляем. Первая задача ребенка – поймать и удержать родительское внимание. «Мы все время думаем об удовольствии быть родителями, – сказала мне Резерфорд, – но далеко не всегда думаем о побуждении или о мотивации к родительству».

«Мы» в словах Резерфорд – это родители и общество. Исследователи же как раз много размышляют об этой мотивации. В Центре исследований детства при Йельском университете Резерфорд заведует отделением Before and After Baby Lab, где исследователи изучают процесс перехода к родительству. Название лаборатории прямо указывает, что существует жизнь до рождения ребенка (before baby) и после (after baby), – и это не одно и то же. Когда исследователи говорят о родителях в периоде «после», они зачастую начинают с тех многочисленных способов, какими младенец вызывает у родителей ту самую мотивацию.

Дети издают звуки. Это по своей природе мощные раздражители для взрослых, с некоторыми вариациями от человека к человеку, конечно. И хотя общепринято считать, будто женщины реагируют на детей острее – ну вы знаете, из-за материнского инстинкта, – исследования едва ли целиком поддерживают эту версию.

Вот когда работа Конрада Лоренца нашла наиболее яркое свое продолжение в изысканиях по части родительства. Лоренц писал о понятии Kindchenschema, когда вид детского лица побуждает взрослого действовать в интересах ребенка. Это сила очарования, и «очарование» в данном случае является техническим термином – таким, который в равной мере можно применить к милым картинкам, котенку и пухлощекому племяннику. Очарование обладает измеримым набором характеристик[172]172
  Mayra L. Almanza-Sepúlveda, Aya Dudin, Kathleen E. Wonch, Meir Steiner, David R. Feinberg, Alison S. Fleming and Geoffrey B. Hall, Exploring the Morphological and Emotional Correlates of Infant Cuteness, Infant Behavior and Development 53 (November 2018): 90–100, https://doi.org/10.1016/j.infbeh.2018.08.001; Morten L. Kringelbach, Eloise A. Stark, Catherine Alexander, Marc H. Bornstein and Alan Stein, On Cuteness: Unlocking the Parental Brain and Beyond, Trends in Cognitive Science 20, № 7 (July 2016): 545–58, https://doi.org/10.1016/j.tics.2016.05.003.


[Закрыть], до некоторой степени одинаковым для детенышей всех млекопитающих: это большая голова и пропорционально большие глаза плюс маленький подбородок и круглые щеки. Эти характеристики, которые часто эксплуатируют иллюстраторы и специалисты в области рекламы, вызывают особенно сильную реакцию в мозге взрослых и даруют детям высокие шансы на заботу, которая требуется им для выживания.

Ученые не раз убеждались, что мужчины и женщины реагируют на симпатичные детские лица схожим образом. В одном исследовании бездетных взрослых[173]173
  Christine E. Parsons, Katherine S. Young, Nina Kumari, Alan Stein and Morten L. Kringelbach, The Motivational Salience of Infant Faces Is Similar for Men and Women, PLoS ONE 6, № 5 (May 31, 2011): e20632, https://doi.org/10.1371/journal.pone.0020632.


[Закрыть] просили оценить привлекательность ряда детских изображений. Сознательно оценивая снимки, женщины в контрольной группе ставили детям наивысшие баллы. Однако и женщины, и мужчины одинаково активно нажимали на специальную кнопку, чтобы продолжать видеть эти симпатичные мордашки вместо взрослых лиц «средней привлекательности». Отдельно стоит упомянуть, что милые детские лица, а не лица взрослых оказались триггером[174]174
  Morten L. Kringelbach, Annukka Lehtonen, Sarah Squire, Allison G. Harvey, Michelle G. Craske, Ian E. Holliday, Alexander L. Green et al., A Specific and Rapid Neural Signature for Parental Instinct, PLoS ONE 3, № 2 (February 27, 2008): e1664, https://doi.org/10.1371/journal.pone.0001664.


[Закрыть] для быстрого всплеска активности в той области мозга – медиальной орбитофронтальной коре, – которая отвечает за распознавание и реакцию на положительные стимулы либо вознаграждение. Как минимум в одном небольшом исследовании – всего с двенадцатью участниками – эти результаты оказались справедливыми как для женщин, так и для мужчин, как для родителей, так и для бездетных.

Сегодня ученые знают, что сила Kindchenschema включает в себя куда больше одной только внешности детей. В это понятие входят также все те сенсорные каналы, через которые ребенок заявляет о себе и требует внимания со стороны опекунов. Большинство родителей отлично[175]175
  Marsha Kaitz, A. Good, A. M. Rokem and Arthur Eidelman, Mothers’ and Fathers’ Recognition of Their Newborns’ Photographs during Postpartum Period, Journal of Developmental and Behavioral Pediatrics 9, № 4 (August 1988): 223–26, https://doi.org/10.1097/00004703-198808000-0008; M. Katiz, A. Good, A. M. Rokem and A. I. Eidelman, Mothers’ Recognition of Their Newborns by Olfactory Cues, Developmental Psychobiology 20, № 6 (November 1987): 587–91, https://doi.org/10.1002/dev.420200604; James A. Green and Gwene E. Gustafson, Individual Recognition of Human Infants on the Basis of Cries Alone, Developmental Psychobiology 16, № 6 (November 1983): 485–93, https://doi.org/10.1002/dev.120160604.


[Закрыть] вычисляют именно своих новорожденных, ориентируясь на их запах или звук плача. Также они находят своего ребенка в ряду снимков разных новорожденных всего через несколько проведенных вместе часов. По результатам одних экспериментов, реакции матерей сильнее. По результатам других – матери и отцы преуспевают в равной степени.

Совсем недавно исследователи взялись пристальнее изучать, как мозг родителя в послеродовой период реагирует на лицо младенца, его гуление или на «биологическую сирену», как некоторые называют детский плач. Ясно, что развитие ребенка зависит от способности значимых взрослых интерпретировать эти сигналы и обеспечивать младенца едой, комфортом и стимулами развития, в том числе играми и воркованием.

В исследовании за исследованием родители рассматривают изображения собственных или чужих детей, слушают записи плача своих драгоценных чад или чужих отпрысков либо участвуют в более активных заданиях, задействующих эти сигналы, как в экспериментах Резерфорд. Они делают это лежа внутри аппарата МРТ, или с подсоединенными к телу электродами, что измеряют активность в наружных слоях мозга, или сидя внутри яйцеобразной машины, которая фиксирует магнитные поля, образуемые мозговой деятельностью. Иногда ученые отслеживают, как группа родителей меняется с течением времени. Иногда сравнивают их с бездетными взрослыми[176]176
  Исследования, в которых родители сравниваются с бездетными, особенно неоднозначны, потому что люди, не имеющие детей, чрезвычайно разные сами по себе. У некоторых из них богатый опыт воспитания своих братьев или сестер либо других детей в семье, а кто-то работает няней. Существует множество различных факторов, формирующих мозг тех, кто решил не обзаводиться детьми, и тех, кто активно пытается, но не может забеременеть. Кроме того, гормональный фон и жизненный опыт потенциально влияют на тех, кто пережил беременность, которая по какой-либо причине не привела к рождению ребенка. Ученые часто полагаются на студентов старших курсов в качестве потенциальных участников исследований, однако нельзя с уверенностью считать их подходящими кандидатами для сравнения со взрослыми, которые уже вступили в ту фазу жизни, что предполагает родительство. Отдельные ученые, включая Хелену Резерфорд, заявили о трудностях определения подопытной группы бездетных и контроля большого числа всевозможных факторов.


[Закрыть]. По большей части исследуются исключительно цисгендеры – гетеросексуальные женщины, выносившие своих детей, – хотя эта ситуация начинает меняться.

По правде говоря, сигналы младенцев, используемые в этих исследованиях, – слабая замена подлинным сигналам. Запись детского плача не может вызывать точно такую же реакцию у родителей, как если бы малыш кричал, сотрясаясь всем телом, и взрослые не только бы слышали его, но и ощущали, как вибрирует его грудная клетка. А как насчет особой радости, которую испытываешь, впервые видя намек на осознанную улыбку на лице своего ребенка, когда ты ликуешь и принимаешься с ним ворковать, а в награду получаешь уже явную улыбку во весь рот? Как насчет кормящей матери, которая вышла на прогулку со спящим на руках ребенком, и вдруг младенец начинает шевелиться? Вы знаете, что последует дальше: легкое ворчание, пока крошечный кулачок тянется ко рту, а затем плач. Ребенок голоден. Способна ли лабораторная машина в полной мере зафиксировать испытываемое всем телом стремление найти скамейку в парке и покормить малыша или успеть вернуться домой? Нет. Но что в состоянии сделать эти тесты, так это зафиксировать отпечаток таких подлинных реакций, изгибы путей, которые они прокладывают в системе межнейронных связей.

В ходе этих экспериментов ученые снова и снова отмечали[177]177
  Erika Barba-Müller, Sinéad Craddock, Susanna Carmona and Elseline Hoekzema, Brain Plasticity in Pregnancy and the Postpartum Period: Links to Maternal Caregiving and Mental Health, Archives of Women’s Mental Health 22, № 2 (April 2019): 289–99, https://doi.org/10.1007/s00737-018-0889-z; Caitlin Post and Benedetta Leuner, The Maternal Reward System in Postpartum Depression, Archives of Women’s Mental Health 22, № 3 (June 2019): 417–29, https://doi.org/10.1007/s00737-01800926-y; Pereira and Ferreira, Neuroanatomical and Neurochemical Basis of Parenting, https://doi.org/10.1016/j.yhbeh.2015.08.005.


[Закрыть] повышенную активность и взаимодействие между двумя взаимозависимыми сетями, что участвуют в обработке детских сигналов и придании этим сигналам значимости. Речь о сетях, которые наиболее вовлечены в «состояние максимальной чуткости» родителей, – о ведомой дофамином системе вознаграждения и сети выявления значимости.

В действительности система вознаграждения уже переросла свое название. Порой в таком контексте на нее ссылаются как на систему материнской мотивации, что оправданно, хотя она участвует в мотивации поведения у всех, а не только у матерей. К ключевым узлам относятся вентральная область покрышки в среднем мозге, которая посылает сигналы в прилежащее ядро с помощью связанного с системой вознаграждения нейромедиатора дофамина, упомянутого выше. Вентральная область покрышки и прилежащее ядро связаны с миндалевидным телом, медиальной префронтальной корой и гиппокампом – прочими областями, значимыми для формирования реакций заботы.

В моделях материнства у животных медиальная преоптическая область (MPOA) – приемник – важная отправная точка для системы материнской мотивации. У людей MPOA нередко остается в стороне. Долгое время считалось[178]178
  Michael Numan and Thomas R. Insel, The Neurobiology of Parental Behavior (New York: Springer, 2003), 320–21.


[Закрыть], что, раз человеческая кора головного мозга примерно в тысячу раз больше, чем у крыс, она в большей степени должна влиять на человеческое материнское поведение, нежели крошечная MPOA, размеры которой затрудняют всякие измерения. Исследователи признались мне, что не могут точно сказать, является ли ограниченная и разнообразная активность, которую они отмечают в этой области в процессе сканирования мозга, индикатором того, что MPOA меньше вовлечена в подстегивание человеческой мотивации. Или же в ней происходит масса такой деятельности, которая попросту скрыта от глаз? Есть некоторые указания на то, что правдой является последнее[179]179
  Lonstein, Lévy and Fleming, Common and Divergent Psychobiological Mechanisms Underlying Maternal Behaviors, https://doi.org/10.1016/j.yhbeh.2015.06.011; Shir Atzil, Alexandra Touroutoglou, Tali Rudy, Stephanie Salcedo, Ruth Feldman, Jacob M. Hooker, Bradford C. Dickerson, Ciprian Catana and Lisa Feldman Barrett, Dopamine in the Medial Amygdala Network Mediates Human Bonding, Proceedings of the National Academy of Science 114, № 9 (February 28, 2017): 2361–66, https://doi.org/10.1073/pnas.1612233114.


[Закрыть]. Поскольку проекции MPOA направлены к сложно устроенной префронтальной коре, есть основания полагать, что медиальная преоптическая область также весьма значима в формировании мотивированной заботы у людей.

Эта система мотивации работает на дофамине, регулируемом окситоцином. Дофамин часто интерпретируется как гормон «хорошего настроения», связанный с удовольствием, какое люди получают от секса, от ударной тренировки или от запаха пекущихся в духовке кексов. По большей части это обозначение ошибочно, хотя от него трудно избавиться. Раньше ученые полагали[180]180
  John D. Salamone and Mercè Correa, The Mysterious Motivational Functions of Mesolimbic Dopamine, Neuron 76, № 3.


[Закрыть], что дофамин выделяется в ответ исключительно на стимулы вознаграждения, однако исследования животных на протяжении десятков лет показали, что в ответ на негативные стимулы он вырабатывается тоже. В действительности дофамин – азартный игрок. Он анализирует ситуацию на игральном столе – конкретные текущие обстоятельства – и помогает мозгу составлять прогнозы относительно того, как дела пойдут дальше. На основании побед или поражений, когда ситуация складывается лучше или хуже, чем ожидалось, дофамин отправляет сигналы по межнейронной сети, управляя действиями, эмоциями и обучением.

С помощью одного удивительного ряда экспериментов[181]181
  Veronica M. Afonso, Waqqas M. Shams, Daniel Jin and Alison S. Fleming, Distal Pup Cues Evoke Dopamine Responses in Hormonally Primed Rats in the Absence of Pup Experience of Ongoing Maternal Behavior, Journal of Neuroscience 33, № 6 (February 6, 2013): 2305–12, https://doi.org/10.1523/JNEROSCI.2081-12.2013; Daniel E. Olazábal, Mariana Pereira, Daniella Agrati, Annabel Ferreira, Alison S. Fleming, Gabriela González-Mariscal, Frédéric Lévy et al., New Theoretical and Experimental Approaches on Maternal Motivation in Mammals, Neuroscience & Biobehavioral Reviews 37, № 8 (September 2013): 1860–74, https://doi.org/10.1016/j.neubiorev.2013.04.003.


[Закрыть], проведенных в лаборатории Элисон Флеминг, выяснилось, что гормональный всплеск, связанный с беременностью, понижает исходный уровень дофамина у крыс-матерей. Но затем взаимодействие крысы с детенышами приводит к еще более высокому и значимому скачку дофамина. Детеныши становятся «дискретным сигналом», как сказала мне Флеминг. Вознаграждение велико, и оно ускоряет запуск материнского поведения, необходимого потомству.

На выработку дофамина влияет окситоцин. Этот нейропептид, который вырабатывается у женщины во время родов и у всех родителей, когда они эмоционально взаимодействуют со своими детьми, стимулирует формирование дофамина в вентральной области покрышки. У животных и у людей окситоцин вновь и вновь доказывал[182]182
  Ruth Feldman and Marian J. Bakermans-Kranenburg, Oxytocin: A Parenting Hormone, in Parenting, eds. Marinus H. van IJzendoorn and Marian J. Bakermans-Kranenburg, special issue, Current Opinion in Psychology 15 (June 1, 2017): 13–18, https://doi.org/10.1016/j.copsyc.2017.02.011.


[Закрыть] свою значимость в родительстве. Крысы-матери, у которых в вентральную область покрышки поступает больше дофамина[183]183
  Dara K. Shahrokh, Tie-Yuan Zhang, Josie Diorio, Alain Gratton and Michael J. Meaney, Oxytocin-Dopamine Interactions Mediate Variations in Maternal Behavior in the Rat, Endocrinology 151, № 5 (May 2010): 2276–86, https://doi.org/10.1210/en.2009–1271.


[Закрыть], демонстрируют более высокий уровень материнской заботы. Считается, что работа окситоцина в системе вознаграждения – ключ к тому, как для родителя запах детенышей из отталкивающего превращается в притягательный. В одном исследовании с чрезвычайно малой величиной выборки[184]184
  James E. Swain, Esra Tasgin, Linda C. Mayes, Ruth Feldman, R. Todd Constable, and James F. Leckman, Maternal Brain Response to Own Baby-Cry Is Affected by Cesarean Section Delivery, Journal of Child Psychology and Psychiatry 49, № 10 (October 2008): 1042–52, https://doi.org/10.1111/j.1469–7610.2008.01963.x; Post and Leuner, Maternal Reward System, https://doi.org/10.1007/s00737-018-0926-y.


[Закрыть] – всего двенадцать матерей, протестированных через несколько недель после родов, – ученые выявили, что, слыша плач своих младенцев, матери, родившие вагинально, показывали более высокую нейронную активность в областях мозга, связанных с вознаграждением и мотивацией (в том числе в миндалевидном теле), нежели те, что прошли кесарево сечение. Авторы исследования предполагают, что разница эта имеет отношение к «вагиноцервикальной стимуляции» и всплеску окситоцина, уровень которого особенно велик при вагинальных родах.

Ученые до сих пор бьются над вопросом, как работает дофаминовый путь, однако ключевым понятием для родителей здесь является ответная реакция. Хорошие игроки быстро подстраиваются под изменения на игровом столе. Дофамин способствует гибкости[185]185
  Salamone and Correa, Motivational Functions of Mesolimbic Dopamine, https://doi.org/10.1016/j.neuron.2012.10.021.


[Закрыть] человеческого поведения и может даже обусловливать большую часть адаптивности, которую можно наблюдать, когда родителю удается преодолеть ошибки прогнозирования.

Сеть выявления значимости[186]186
  Erika Barba-Müller et al., Brain Plasticity in Pregnancy and the Postpartum Period, https://doi.org/10.1007/s00737-018-0889-z; William W. Seeley, The Salience Network: A Neural System for Perceiving and Responding to Homeostatic Demands, Journal of Neuroscience 39, № 50 (December 11, 2019): 9878–82, https://doi.org/10.1523/JNEUROSCI.1138-17.2019; Vinod Menon and Lucina Q. Uddin, Saliency, Switching, Attention and Control: A Network Model of Insula Function, Brain Structure and Function 214, № 5–6 (June 2010): 655–67, https://doi.org/10.1007/s00429-010-0262-0.


[Закрыть] играет важную роль в регулировании ответной реакции, хотя в рамках родительства ее работа часто преподносится в форме проявления бдительности и обнаружения угрозы, служа фундаментальной цели – обеспечению безопасности уязвимого ребенка. К сети выявления значимости относятся миндалевидное тело и ключевые структуры коры, которые в мозге здоровой женщины в послеродовой период отвечают на сигналы ребенка. Считается, что эта область имеет важнейшее значение в отделении зерен от плевел, когда дело касается потока входящей информации, принимаемой мозгом, особенно в условиях сложного социального окружения. Она направляет внимание и кратковременную память на те события или раздражители, которые особенно важны для регулирования базовых функций организма – или организмов, если говорить об опекуне и ребенке, – и ускорения реакций со стороны моторной системы. Можно понять, почему сеть выявления значимости так важна в заботе о детях с их обилием нужд, которые требуют внимания и быстрых действий.

Миндалевидное тело, пожалуй, наиболее изученная часть мозга в контексте материнского поведения у людей. Возможно, вы слышали, что оно отвечает за реакции вроде «бей или беги». Долгое время миндалевидное тело считалось детектором страха. Сегодня его чаще называют «детектором значимости». Это своеобразный смыслообразователь. Миндалевидное тело служит посредником – и подстегивающим фактором – между системами, которые обнаруживают сигналы ребенка, интерпретируют его эмоциональное состояние и направляют соответствующие реакции. И судя по всему, приоритет оно отдает сигналам стресса. У родителей миндалевидное тело[187]187
  Erich Seifritz, Fabrizio Esposito, John G. Neuhoff, Andreas Lüthi, Henrietta Mustovic, Gerhard Dammann, Ulrich von Bardeleben et al., Differential Sex-Independent Amygdala Response to Infant Crying and Laughing in Parents versus Nonparents, Biological Psychiatry 54, № 12 (December 15, 2003): 1367–75, https://doi.org/10.1016/S0006-3223(03)00697-8.


[Закрыть] и связанные с ним области, участвующие в обработке эмоций, активируются в большей степени детским плачем, нежели смехом. Примечательно, что для бездетных людей справедливо противоположное: их миндалевидное тело активнее реагирует на смех.

В одном исследовании 2019 года рассматривалась связь между миндалевидным телом и другими областями мозга в «состоянии покоя»[188]188
  Alexander J. Dufford, Andrew Erhart and Pilyoung Kim, Maternal Brain Resting-State Connectivity in the Postpartum Period, in Papers from the Parental Brain 2018 Meeting, Toronto, Canada, July 2018, special issue, Journal of Neuroendocrinology 31, № 9 (September 2019): e12737, https://doi.org/10.1111/jne.12737.


[Закрыть]. Для этого ученые не давали участникам – сорока семи женщинам с первым опытом материнства и детьми в возрасте от нескольких недель до почти десяти месяцев – никаких заданий на выполнение. Вместо этого они измеряли уровень кислорода в крови, снабжающей мозг, в то время как испытуемые просто лежали в сканере. Исследователи полагают, что такой подход способен выявить истинные (базовые) связи внутри мозга – не только то, как нейроны взаимно возбуждаются в ответ на определенные раздражители, но и то, как они готовятся к этой активности, когда задание еще не получено. Это показывает функциональную архитектуру мозга: не одно лишь движение поездов, а еще и конструкцию туннелей.

Ученые выяснили: чем больше у матери опыта – то есть чем больше месяцев прошло после родов, – тем больше правая и левая части миндалевидного тела связаны с ключевыми отделами мозга, пока женщина находится в покое. Матери с лучшей связью между миндалевидным телом и центром удовольствия легче справлялись с тем, что исследователи называют «материнским структурированием»: оно включает считывание интересов ребенка и управление ими, которое должно происходить таким образом, чтобы не утомить малыша. По сути, все это значит «обращать внимание» и «разумно реагировать».

Открытия ученых подтвердили важность систем вознаграждения и выявления значимости и их влияние друг на друга, усиливающиеся по мере углубления в родительский опыт. Согласно Алексу Дюффорду, ведущему специалисту в рамках этой работы: «Вы смотрите на ребенка, это вызывает приток дофамина. Вы крайне увлечены, считаете, что ребенок чрезвычайно симпатичен. И затем вы начинаете демонстрировать нечто вроде материнского поведения, хотя, возможно, даже не знаете, что надо делать, а потом получаете ответ, – это цепь обратной связи. Ребенок может реагировать положительно. Может реагировать отрицательно». Мотивация и выявление значимости, по словам Дюффорда, управляют обучением.

Исследователи дают этим системам названия и распределяют их по категориям, но ни одна из систем не работает обособленно. Они накладываются друг на друга и на межнейронную сеть, вовлеченную в распознавание чужих эмоциональных состояний и регулирование своих собственных, в принятие решений и в направление внимания. Недавние изыскания в области человеческого мозга показали[189]189
  Seeley, Salience Network, https://doi.org/10.1523/JNEUROSCI.1138-17.2019; Robert A. McCutcheon, Matthew M. Nour, Tarik Dahoun, Sameer Jauhar, Fiona Pepper, Paul Expert, Mattia Veronese et al., Mesolimbic Dopamine Function Is Related to Salience Network Connectivity: An Integrative Positron Emission Tomography and Magnetic Resonance Study, Biological Psychiatry 85, № 5 (March 1, 2019): 368–78, https://doi.org/10.1016/j.biopsych.2018.09.010.


[Закрыть], что связи в рамках системы выявления значимости зависят от функции дофамина и его роли в приписывании ценности стимулам. Другие отделы мозга тоже влияют на эти системы и взаимодействуют с ними, помогая помечать сигналы ребенка[190]190
  Christine E. Parsons, Katherine S. Young, Alan Stein and Morten L. Kringelbach, Intuitive Parenting: Understanding the Neural Mechanisms of Parents’ Adaptive Responses to Infants, in Parenting, eds. Marinus H. van IJzendoorn and Marian J. Bakermans-Kranenburg, special issue, Current Opinion in Psychology 15 (June 1, 2017): 40–44, https://doi.org/10.1016/j.copsyc.2017.02.010.


[Закрыть] как важные еще до того, как человек успеет их осознать. Среди них – быстро действующая орбитофронтальная кора, которую иногда причисляют к частям системы выявления значимости; область среднего мозга, которую называют периакведуктальным серым веществом и которая, как выяснилось, почти так же быстра в распознании исходящих от ребенка звуков, а также мозжечок, точная роль в родительстве которого все еще относительно не ясна.

Детям требуется, чтобы мы реагировали быстро. Мы должны обеспечивать их комфорт и удовлетворять их базовые нужды, даже когда у нас нет понимания, что именно им сейчас необходимо. Нужно также, чтобы мы находили в этом радость и возвращались за новой порцией. Поэтому они рождаются с этими большими глазами и мощными легкими, чтобы подключаться напрямую к нашему мозгу.

В исследовании тревожных расстройств и эмоций женщины в перинатальный период основное внимание уделяется тому, что происходит, когда нормативные изменения[191]191
  Amanda J. Nguyen, Elisabeth Hoyer, Purva Rajhans, Lane Strathearn and Sohye Kim, A Tumultuous Transition to Motherhood: Altered Brain and Hormonal Responses in Mothers with Postpartum Depression, in Papers from the Parental Brain 2018 Meeting, Toronto, Canada, July 2018, eds. Jodi L. Pawluski, Frances A. Champagne and Oliver J. Bosch, special issue, Journal of Neuroendocrinology 31, № 9 (September 2019): e12794, https://doi.org/10.1111/jne.12794; Post and Leuner, Maternal Reward System, https://doi.org/10.1007/s00737-018-0926-y.


[Закрыть], являющиеся частью адаптации к родительству, не происходят или происходят с нарушениями. Повторные изыскания обнаружили притупленные реакции в ключевых частях систем мотивации и выявления значимости у матерей, переживающих послеродовую депрессию, хотя одна группа ученых заявила об увеличившейся чувствительности миндалевидного тела к определенным раздражителям. Эти различия в результатах указывают на то, как много еще предстоит выяснить о неоднородности перинатальных переживаний и тревожных расстройств. Они также указывают на идею о том, что нейробиологическая настройка на родительство зависит от точности наладки с возможными вариациями. Требуется равновесие между удовольствием и беспокойством, радостью и страхом, быстрыми подсознательными реакциями и осознанным принятием решений.

Из всех параметров, по которым родительство у людей отличается от родительства у грызунов, наиболее важным, пожалуй, является следующее: человеческие родители не настолько зависят от гормонов, чтобы выполнять свои задачи. О ребенке может заботиться практически любой, кто решит это делать. Однако те, кто принимает такое решение, испытывают собственный переход к состоянию родительского мозга. К этим переменам их ведут гормональные перестройки и опыт, равно как и выносивших беременность матерей, а также самцов и девственных самок крыс, непосредственно взаимодействующих с детенышами.

Исследователи Университета Бар-Илан[192]192
  Eyal Abraham, Talma Hendler, Irit Shapira-Lichter, Yaniv Kanat-Maymon, Orna Zagoory-Sharon and Ruth Feldman, Father’s Brain Is Sensitive to Childcare Experiences, Proceedings of the National Academy of Sciences 111, № 27 (July 8, 2014): 9792–97, https://doi.org/10.1073/pnas.1402569111.


[Закрыть] в Израиле вместе с коллегами обнаружили, что у матерей, которые несут основную ответственность в заботе о детях, активность в миндалевидном теле выше, нежели у отцов, являющихся опекунами второго плана. Но нельзя сказать того же об отцах, которые берут на себя основную заботу. У последних активность в миндалевидном теле сопоставима с материнской активностью и миндалевидное тело демонстрирует мощную функциональную связь с областью, называемой верхней височной бороздой. На самом деле у всех отцов в этом исследовании наблюдается такая зависимость: чем больше времени отец проводит в заботе о ребенке, тем сильнее связь между этими двумя областями мозга, которые, как считается, способствуют лучшему распознанию социальных сигналов. Можно представить, насколько подобное распознание важно для родителя, чьи системы боевой готовности не подверглись интенсивному влиянию беременности.