Текст книги "Отель «Трансильвания»"

ГЛАВА 2

Ax, Боже мой, граф! – испуганно воскликнула мадам де Кресси. – Вы всегда появляетесь словно бы ниоткуда!

Сен-Жермен низко склонился над ее узкой рукой.

– Коль скоро вы снова с нами, сударыня, все прочее блекнет. Если бы я действительно мог возникать там, где хочу, я почел бы себя счастливым. Другого средства пробиться к вам через толпы поклонников просто не существует.

Де Кресси нервно рассмеялась.

– Вы очень любезны, граф. Но, как видите, кроме вас, рядом со мной никого нет.

– В таком случае я счастлив вдвойне.

Сен-Жермен обвел взглядом заполненное людьми помещение.

– Я мечтаю поговорить с вами, мадам, но, кажется, здесь шумновато. Возможно, если мы отойдем в сторонку…

Мадам де Кресси, покорно склонив голову, направилась к нише, на которую указал граф. Ее широкие юбки зашелестели, как осенние листья. Ей очень шло атласное платье цвета морской волны, отделанное черной шелковой лентой; от чуть припудренных русых волос, уложенных в простую прическу, исходил аромат сирени. Наряд Сен-Жермена вполне гармонировал с отделкой платья Кресси. Камзол из черного шелка с парчовыми отворотами, узкие панталоны, черные туфли, чулки. Строгость его костюма подчеркивалась белизной кружевных манжет, обвивавших запястья. На пряжках туфель графа поблескивали бриллианты, жабо украшал рубин.

Деликатно поддерживая свою даму под локоток, Сен-Жермен не преминул шепнуть ей, что она чудо как хороша. Женщина только вздохнула.

– Вы так добры, граф, но зеркала уже мне не льстят. Даже муж заметил, как я переменилась. Боюсь, болезнь основательно подпортила мою внешность.

Она дотронулась до своего горла, невольно задев аккуратную мушку в виде миниатюрной скрипочки, соблазнительно подрагивавшую на алебастровой глади ее кожи.

– Вы действительно немного бледны, – согласился Сен-Жермен, поправляя манжеты. – Но бледность вам очень к лицу. В сочетании с цветом ваших волос и кусочками неба, поселившимися в ваших глазах, она делает из вас ангела. Смотрите, как завистливо поглядывает на вас маркиза де Сакр-Сассо.

Глаза графа остановились на ювелирно исполненной мушке.

– Оригинальная идея, мадам. Думаю, вы введете новую моду.

– Благодарю, граф, – ответила де Кресси с отсутствующим видом. – Ввести новую моду удается далеко не всегда…

Голос ее замер.

– Что с вами, мадам? – мягко спросил Сен-Жермен, когда молчание затянулось.

Мадам де Кресси вздрогнула и посмотрела на собеседника.

– Ничего, граф. Со мной все в порядке, – ответила она и деланно рассмеялась. – Просто в последнее время мне снятся тревожные сны.

– Это вполне естественно, поскольку вы еще не совсем оправились от недуга. Хотите, я дам лекарство, чтобы вам получше спалось?

– Вы? – быстро переспросила она и виновато потупилась. – Нет-нет, благодарю вас. И… как вы думаете, не пора ли к столу? Я, кажется, проголодалась.

Сен-Жермен вежливо улыбнулся. Он знал, что на самом деле женщине не хочется есть, но поклонился и протянул ей руку.

Вечер в отеле «Де Виль» был в самом разгаре. В бальном зале играл оркестр, там, казалось, колыхалось море цветов, там царствовали шелк, бархат, парча и атлас. Пена кружев, украшавших наряды танцующих, напоминала барашки волн. Соседний зал тоже бурлил, но несколько по-иному: там резались в запрещенную хоку. Лица игроков были по большей части напряжены, ибо на кон подчас ставились целые состояния. В других помещениях шла игра поспокойней, и заполнявшая их публика лучилась самодовольством, подобно горкам золотых луидоров, возвышавшимся подле элегантных крупье.

Войдя в буфетную, Сен-Жермен поприветствовал находящихся там знакомых изысканным полупоклоном и проводил свою даму к дальнему столику, отъединенному от остальных.

– Что принести вам, мадам?

– То же, что и себе, – равнодушно ответила женщина.

– Я не голоден, – сказал граф, подумав про себя, что это не совсем так. – Нам предлагают ветчину и цыплят, а сейчас, похоже, вносят и блюдо с лобстером.

Он улыбнулся, одарив де Кресси многозначительным взглядом.

– Вы позволяете мне сделать выбор?

– Да, – пробормотала она, чувствуя, что вот-вот утонет в этих темных глубоких глазах. – Выбирайте, я полностью полагаюсь на вас.

Между бровями женщины появилась легкая складка, рука ее вновь потянулась к горлу.

Сен-Жермен кивнул и направился сквозь толчею буфетной к длинной буфетной стойке, уставленной блюдами со всяческой снедью. Там уже переминался с ноги на ногу герцог Вандом, юнец со странной улыбкой и бегающими глазами – по слухам, сущее наказание для своей родовитой семьи.

– Терпеть не могу эти сборища, – прошипел сквозь стиснутые зубы юнец, ослабляя шейный платок. – Я их боюсь, ненавижу.

– В таком случае зачем вы сюда пришли? – осведомился Сен-Жермен, подгребая к себе лопаточкой ягоды можжевельника. Они были великолепной приправой к паштету из оленины.

– Затем, что иначе меня заела бы матушка, а потом – две ее занудные сестрицы. – В голосе герцога появились визгливые нотки. – Мне никуда от них не деться, я с ними живу! Они мечтают меня оженить и заставляют появляться на людях. Им кажется, что на меня вот-вот должна клюнуть какая-нибудь простушка. Невинная простушка, заметьте, девственница… чтобы принять мой титул и нарожать мне детей. – Вандом вдруг захихикал, он был уже пьян. – Я же смотрю на девственниц по-другому… С другой, так сказать, стороны, понимаете, а?

– Хм, – Сен-Жермен повернулся к буфету. О молодом герцоге в свете болтали разное, и, кажется, эти слухи были совсем не беспочвенны.

Вандом продолжал хихикать.

– Боврэ говорит, что нужна именно девственница. Настоящая девственница, нам ведь не всякая подойдет… Но где такую сыскать, вот в чем загвоздка.

– Подойдет для чего?

Сен-Жермен поднял брови, выражая вежливый интерес, хотя в душе его нарастало холодное отвращение.

– Для многого, – уклончиво буркнул Вандом и погрозил собеседнику пальцем. – Здесь не место говорить о подобных вещах. Тем более с посторонними. – Он ухмыльнулся. – Хотя вы ведь, кажется, иностранец? Тогда дело другое, тогда что ж… Иностранцам к нам ход не заказан…

Он ухватил бокал с подноса проходящего мимо лакея, но слишком резко – и выругался, когда вино пролилось ему на жабо.

– Вам нравятся девственницы?

– Это не по моей части, – спокойно сказал Сен-Жермен, небрежно поклонился и пошел сквозь толпу к столику, где его ожидала мадам де Кресси.

– О, граф, ну что вы, мне столько не съесть! – воскликнула та смущенно и, расширив глаза, принялась изучать содержимое огромной тарелки, на которой теснились изысканные закуски.

Сен-Жермен улыбнулся и сел.

– Я ведь не знал, что именно вы предпочтете, и надеялся разнообразием раздразнить ваш аппетит. Мне кажется, ваша бледность быстро пройдет, если вы перестанете ограничивать себя в пище.

– Да… но вы ничего не взяли себе.

Он махнул рукой.

– Я приглашен на ужин. Позднее. Кушайте же, не стесняйтесь! Вот превосходный паштет. Если он вам не по нраву, попробуйте заливное. Яйца по-флорентийски тоже весьма хороши…

Мадам де Кресси колебалась. Внимание загадочного и популярного графа грело ее самолюбие. Но неподдельная заботливость Сен-Жермена угрожала разрушить защитную оболочку, возведенную ею вокруг себя. Он мог добраться до правды, которую она желала бы скрыть. Отщипывая кусочки от сдобного хлебца, мадам де Кресси обдумывала свое затруднительное положение.

– Если что-то вас беспокоит, сударыня, вы можете мне открыться, – понизив голос, произнес Сен-Жермен. – Клянусь, я вас не выдам.

Женщина, пораженная его проницательностью, задержалась с ответом, потом проронила:

– Я не понимаю вас, граф.

Он наклонился к ней и негромко сказал:

– Ясно, дорогая моя, что вы сейчас не вполне здоровы. Но еще очевиднее, что вас что-то гнетет. Если бы вы рассказали мне о том, что вас беспокоит, возможно, я смог бы чем-нибудь вам помочь. До меня доходили слухи, – добавил он мягко, – что ваш муж не часто бывает дома. И хотя я не в силах возродить угасшее в ком-то чувство, возможно, мне удалось бы исцелить вашу печаль.

Мадам де Кресси резко выпрямилась и покраснела.

– Граф!

Он вскинул брови, затем спохватился.

– Нет, нет, мадам, вы меня неправильно поняли.

Увидев, что гнев собеседницы не проходит, Сен-Жермен усмехнулся и принялся пояснять.

– Вы сами вложили в мои слова вульгарный подтекст. Целителей известного рода найти совершенно нетрудно. Особенно при вашей-то красоте. Я же предложил вам лишь свою дружбу и помощь. Не скрою, я восхищаюсь вами: вы, на мой взгляд, женщина, каких мало. Но поймите, роль пошлого искусителя не для меня. В эти игры я давным-давно не играю.

Краска гнева на щечках де Кресси сменилась румянцем стыда. Она прижала ладони к лицу, но взгляд не опустила. Ей хотелось получше рассмотреть этого странного человека. Нет, на закоренелого женоненавистника он вовсе не походил, однако следовало признать, что даже самые записные сплетницы света ничего не могли сказать о его связях. Похоже, ни женщины, ни мужчины и впрямь не пробуждали в нем плотского интереса. Внезапно ей вспомнилось, как поначалу на новичка накидывались светские львицы. Накидывались и отступали, накидывались и отступали… поджимая хвосты. Женщина улыбнулась.

– Похоже, я вас действительно неправильно поняла.

Граф лишь пожал плечами.

– Если вы и заблуждались на мой счет, то в лестном для меня направлении. – Он бросил взгляд на тарелку. – Но вы ничего не едите! Разве мой выбор настолько плох?

Де Кресси торопливо схватилась за вилку.

– Я не хотела обидеть вас, граф, – сказала она, подступаясь к паштету.

– Это не в ваших силах, мадам, – автоматически произнес Сен-Жермен.

Скрытая горечь проглядывала в этом галантном ответе. Граф расправил кружевное жабо, белой пеной спускавшееся на серебро отворотов камзола. Бриллиантовые булавки вспыхнули. Над ними, словно маленькое сердечко, загорелся рубин. Де Кресси покосилась на все это великолепие и подумала, что при такой роскоши туфли графа могли быть и поскромней, ведь и на их пряжках посверкивали драгоценные камни. Потом она изгнала дурацкие мысли из головы и переключила внимание на яйца по-флорентийски.

Сен-Жермен наблюдал, как она ест, как прихлебывает вино из бокала, поставленного перед ней расторопным лакеем. В его темных глазах замелькали веселые искорки. Действительно ли проголодалась мадам де Кресси или просто старается ему угодить? Граф коснулся своих волос, проверяя их состояние. Он был уверен, что Роджер поработал с ними как должно, и с удовольствием удостоверился в этом. Пудра оставила на кончиках пальцев следы. Граф удовлетворенно кивнул и подумал, что каждой эпохе присуши свои выверты моды. Напудренные прически французов ничуть не хуже надушенных шиньонов жителей давным-давно исчезнувших Фив. Потом он отвлекся от этой мысли и спросил:

– Как вам заливное, сударыня?

Его одарили ласковым взглядом из-под густых светлых ресниц.

– Великолепно, как и все, что здесь подают. Вы были правы, эти лакомства раздразнили мой аппетит. Но, боюсь, вы скучаете рядом со мной? – Она явно так не считала.

– Нет, мадам, не тревожьтесь. Мне приятно смотреть на вас.

И это было истинной правдой.

– Ваши щеки порозовели.

– Может быть, причиной тому вино, – игриво заметила де Кресси.

– Тогда вам следует пить почаще. – Он уже поднимался из-за стола, намереваясь освободить свое место. – Сударыня, я не прощаюсь и где-нибудь поблизости вас подожду.

В буфетную ввалилась новая партия желающих перекусить. Гостей в отеле всегда бывало в избытке, и правила хорошего тона нe позволяли засиживаться за столиками тем, кто уже насытился или ничего не ел вообще. Сен-Жермен отдал ожидающим общий поклон. Кто-то ответил на вежливое приветствие, кто-то предпочел его не заметить, а один низенький господин в парике с голубиными крылышками сморщился, словно учуял, что где-то скверно запахло. Персиковый атласный камзол господина нелепо топорщился, бабочки, разлетевшиеся по всему полю жилета, отвлекали: внимание от розовых панталон – и хорошо делали, ибо в тех помещались очень кривые и очень тощие ноги, впрочем лиловые чулки с красными стрелками все равно бросались в глаза. Старомодные туфли, высокие красные каблуки, кружева в три ряда. И топазы – везде, где только это возможно, топазы! Сен-Жермен внутренне покривился.

– Проклятье! – громко выругался господин.

Сен-Жермен вопросительно поднял брови.

– Простите, сударь?

– Вы! – воскликнул тот, подхватив под руку одного из своих приятелей. – В жизни не видывал этакой наглости. Вы – чужак, а расселись тут словно дома! Можно подумать, что все это ваше!

Спокойная улыбка скользнула по губам Сен-Жермена.

– Прошу прощения, но могу вас уверить, что этот отель вовсе не мой.

– Оставьте свой саркастический тон!

Странный господин шагнул вперед, полы его камзола, прохваченные китовым усом, резко качнулись.

– Мне почему-то кажется, что вы – шарлатан!

Мадам де Кресси уронила вилку и испуганно глянула на Сен-Жермена. Граф больше не улыбался. Темные загадочные глаза его остановились на лице оскорбителя.

– Барон Боврэ, – произнес граф безупречно вежливым тоном. – Вы определенно пытаетесь затеять со мной ссору. Не понимаю, что могло бы вас в моем поведении оскорбить. Почему вы избрали меня мишенью своих нападок?

Граф сделал паузу и с раздражением обнаружил, что все присутствующие уставились на него и что в дверях буфетной теснятся новые зрители, привлеченные разгорающимся скандалом.

– Если вы проглотите это оскорбление, вы не только шарлатан, но и трус!

Самодовольно выпятив живот, Боврэ ждал ответа.

Мгновение Сен-Жермен боролся с искушением придушить на месте пьяного дуралея. Затем он ответил, и его звучный голос разнесся по всему помещению.

– Я всегда считал, что, пребывая в чужой стране, благородный человек должен вести себя как положено гостю, уважая обычаи и нравы хозяев. Но и хозяевам надлежит держаться с гостями учтиво. В данном случае я – гость, вы – хозяин. Вы совершенно правы, я не француз.

Граф почувствовал враждебную настороженность публики и, внутренне усмехнувшись, нанес удар.

– Я приехал в Париж поучиться хорошим манерам. Французский вкус и французское обхождение составляют главное достояние Франции, потому-то люди со всех концов света и стремятся сюда. Но у вас, сударь, увы, учиться мне нечему. А потому разговор зтот следует прекратить.

– Готов! – воскликнул один из теснящихся в дверях кавалеров и отсалютовал графу воображаемой шпагой.

– Вы от меня так не отделаетесь! – попытался вернуть ситуацию к исходной Боврэ, однако было уже поздно – он упустил момент. Приятель, стоявший рядом, потянул его за рукав к выходу, но барон раздраженно отдернул руку.

– Если бы в ваших жилах текла благородная кровь, вы бы потребовали удовлетворения.

– Кровопролитием эта дуэль грозит только вам, – понизив голос, ответил граф, но слова его были слышны всем присутствующим. – Ваша смерть мне чести не принесет. Вы будете убиты, не нарывайтесь.

Глаза Боврэ злобно сверкнули.

– Вы пожалеете об этих словах! – Барон повернулся к своим приятелям. – Что-то у меня пропал аппетит. Здесь воняет простолюдином.

Он круто развернулся на каблуках и вышел из залы. Вся компания, теснясь и толкаясь, потянулась за ним. Все прочие занялись своими тарелками. Инцидент был исчерпан.

– Я должен извиниться за дядюшку, граф, – сказал, робко кланяясь, отставший от своих сотоварищей молодой человек. – Иногда он бывает словно бы не в себе.

В данном случае он был в себе, подумалось Сен-Жермену. Не в себе этот олух бывает, когда пытается скрыть свою сущность под маской несвойственного ему благородства.

– Ваш родич уже не молод. Возможно, вам стоит за ним приглядеть. Постарайтесь, чтобы он ушел отсюда пораньше.

Юноша кивнул.

– Это какой-то кошмар. Он провел сегодня полдня с Сен-Себастьяном.

В разговоре возникла неловкая пауза. Сен-Жермен отметил с неудовольствием, что в буфетной вновь воцарилась мертвая тишина.

– Боюсь, что Сен-Себастьян вернулся в Париж, – добавил юноша с нервным жестом. – Мы просили дядюшку к нему не ходить, но в молодости они очень дружили, ну и…

– Я понимаю, что вы в затруднительном положении. Тяжело племяннику с таким дядюшкой, а?

– О да! – Молодой человек одарил Сен-Жермена благодарной улыбкой. – Он все еще почитается главою семейства, хотя состояние давным-давно ушло из его рук…

Юноша прервался на середине фразы.

Сен-Жермен мягко кивнул. Разговор начинал ему надоедать.

– Тут может помочь только терпение, – пробормотал он и добавил с легким поклоном. – Ваши друзья вас, кажется, заждались.

Молодой человек с сияющим видом поклонился в ответ и произнес:

– Я рад, что вы не держите на дядюшку зла, я очень вам благодарен! И приму все меры к тому, чтобы ничто вас больше не обеспокоило.

– Да неужели? – тихо произнес Сен-Жермен, когда юноша удалился. Ему не доводилось прежде встречаться с де Ле Радо. Молва утверждала, что манеры молодого барона гораздо тоньше, чем его ум, и это походило на правду.

– Граф, – окликнула его де Кресси, почувствовав, что неловкая ситуация окончательно разрешилась. – Вы не хотите присесть?

Она вдруг смутилась. Внимательный взгляд этого странного человека опять вселил в нее беспокойство.

– Прошу извинить, мадам, я вынужден вас покинуть, – задумчиво отозвался граф. – Но, с вашего позволения, я опять присоединюсь к вам… позднее. Вы не обидитесь, если я приведу сюда графиню д'Аржаньяк? С ней, полагаю, вам точно не будет скучно.

Лицо де Кресси вспыхнуло.

– Клодия? Она здесь?

– Я видел ее около часа назад. Похоже, теперь у нее под крылышком находится какая-то провинциалка, но я убежден – она не позволит никакой деревенщине очень уж вам докучать.

– Ах, граф, подчас совершенно невозможно понять – шутите вы или говорите серьезно! Немедленно ведите сюда графиню, я уверена, ее родственница меня очарует! Во всяком случае, хотя бы ради самой Клодии я постараюсь прийти от нее в полный восторг.

Мило улыбнувшись, женщина вновь склонилась к тарелке, а Сен-Жермен отправился на поиски Клодии д'Аржаньяк.

Он нашел ее в бальном зале и заявил с улыбкой, что уже настало время перекусить и что один известный ей кавалер охотно готов сопроводить гранд-даму в буфетную. О де Кресси, Сен-Жермен предпочел умолчать, полагая, что встреча с подругой явится для графини приятным сюрпризом. Графиня приняла предложение известного ей кавалера, но обьяснила ему, что им обоим следует обождать, пока одно юное создание не натанцуется до полного изнеможения.

– Я думала, бедное дитя рехнется от страха. Девочка впервые в Париже и совсем потерялась, увидев такую толпу. Она поначалу решила, что ее не заметят.

Графиня издала короткий смешок.

Сен-Жермен любезно улыбнулся в ответ. Клодия д'Аржаньяк ему нравилась. Он знал, что за ее легкомысленными манерами скрывается здравый и проницательный ум.

– Кто же эта бедняжка?

– Отнюдь не бедняжка, граф. Это единственная дочь моего старшего брата Робера, маркиза де Монталье. Он покинул Париж много лет назад, так что вы с ним не знакомы.

Сен-Жермен снисходительно наклонил голову – с особой, исполненной величавости грацией, присущей лишь ему одному. Этот кивок, хотя граф был и не очень высок, словно бы возвышал его над окружающими. Имея такой жест в арсенале, даже с принцами крови при надобности можно было разговаривать свысока.

– Где же она?

– Танцует. Боже, ну и столпотворение!

– Опишите ее. Я тоже попробую принять участие в поисках.

Графиня приподнялась на цыпочки и всмотрелась в бурлящий круговорот лиц и фигур.

– Она в венецианском платье цвета лаванды… поверх итальянской узорчатой юбки… на шее колье из гранатов и бриллиантов. Да что ж это за морока? – Клодия с досадой захлопнула веер.

– Рассмотреть человека, кружащегося на карусели, можно лишь усевшись на эту же карусель, – посмеиваясь, заявил Сен-Жермен.

– Вон она! – воскликнула вдруг графиня. – Возле третьей колонны, под канделябром. Танцует с виконтом де Бельфоном.

– С господином в голубом атласном камзоле? – уточнил Сен-Жермен.

– Да. Ее зовут Мадлен Роксана Бертранда де Монталье…

Графиня еще говорила что-то, но он уже не слышал ее.

Под третьим от двери канделябром Мадлен Роксана Бертранда де Монталье завершала танцевальное па. Темные брови кофейного цвета, смеющиеся фиалковые глаза. Чуть худощава, чуть угловата… но вот Мадлен Роксана вздернула подбородок и…

У Сен-Жермена перехватило дыхание.

– Я предвещаю ей огромный успех в обществе, Клодия, – медленно произнес он, наблюдая, как девушка склоняется в реверансе, благодаря кавалера за танец.

Графиня опустила веки, скрывая довольство.

– Пойдемте, я вас представлю. А затем можно будет отправиться туда, куда вы нас приглашали. Уверена, что Мадлен не откажется перекусить. Даже я успела проголодаться, а мне ведь не приходилось вертеться туда-сюда.

Они уже пробиралась сквозь толпу, неохотно растекавшуюся по залу. Сен-Жермен шел за графиней, приветствуя знакомых наклонами головы.

– Ну, вот и Медлен! – живо воскликнула графиня, приблизившись к спокойно стоявшей возле колонны племяннице. – Дорогая, ты только взгляни. Со мной один господин, умирающий от желания с тобой познакомиться. Я упоминала о нем в письмах; это граф Сен-Жермен. Граф, позвольте представить вам мою племянницу Мадлен де Монталье.

Сен-Жермен склонился над маленькой ручкой юной провинциалки.

– Очарован, – выдохнул он, и улыбнулся, увидев, как яркая краска румянца заливает ее лицо.

* * *

Отрывок из письма мадам Люсьен де Кресси к своей сестре – аббатисе Доминик де ла Тристесс дез Анж.

«6 октября 1743 года.

…Сны, о которых я тебе уже не однажды, писала, все продолжаются, однако я ничего не могу с этим поделать. Иногда мне кажется, что даже и не хочу. Я молилась, но все напрасно. Я пыталась рассказать о них мужу, но его, разумеется, мой рассказ лишь насмешил. «Заведи любовника, – буркнул он, – и перестанешь думать о смерти». Но не смерть преследует меня, Доминик. Я не знаю что, но не смерть.

По твоему совету я сходила к духовнику. Он сказал, что грех стучит в мои двери и что мне следует молить Бога о помощи, он обещал, что и сам помолится за меня. Еще почтенный аббат намекнул, что женщине в моем возрасте пора бы иметь ребенка и что, стань я матерью, преследующее меня наваждение прошло бы само собой. Мне сделалось стыдно, я не стала ему объяснять, в какой позорный тупик зашли мои отношения с мужем. Эшил утверждает, что он эллин как по имени, так и по духу и что в Афинах все его гнусности почитались бы за невинные шалости. Муж на словах дает мне свободу, но, заведи я ребенка от кого-то другого, он тут же заклеймит меня как распутницу. Можешь не сомневаться, все так и произойдет. Таким образом, я обречена на бездетность, и советы доброго аббата мне, увы, ни к чему.

Граф Сен-Жермен, о котором я тебе тоже писала, прислал мне три своих новых рондо. Игра на виоле – мое единственное утешение, Возможно, я даже осмелюсь сочинить что-то сама, раз уж все мое время не заполнено почти что ничем.

По настоянию Сен-Жермена я заказала у Маттеи виолончель. Я уже брала уроки игры на этом удивительном инструменте и была просто поражена. По форме он напоминаете скрипку, но его держат между колен, как виолу да гамба[5]5
  Виола да гамба – струнный смычковый инструмент, вертикально располагаемый при игре.


[Закрыть]. Однако звучит он совсем не так, как виола, и поначалу меня это смущало. Теперь же все сомнения позади. Виолончель определенно откроет передо мной дорогу к чему-то еще не изведанному. Как-нибудь я приеду с ней в твой монастырь и сыграю – ты тоже будешь поражена.

…Я надеюсь, что Божией малостью с тобой все благополучно. Прошу, молись о моих сновидениях, и я перестану просыпаться с душой, переполненной страхом и нечистым восторгом. Я стыжусь такое писать, но это правда. Уже трижды я побывала на вершинах экстаза, и всякий раз, просыпаясь, ужасалась сама себе. Но вечерами теперь, когда Эшил уходит к приятелям, все мое тело изнывает от предвкушения наслаждения. Что мне делать, если меня предает моя плоть?

Пять лет назад, когда отец отправил тебя в монастырь, вместо того чтобы выдать замуж, я сочла его деспотом. Сегодня я сожалею, что он не проделал того же со мной. Он рассудил, что для девушки с изуродованной ступней (как будто кто-либо, кроме мужа, увидит ее) нет иного удела, чем постриг. Впрочем, ты и сама отчасти виновата в том, что произошло. Ты ведь всегда утверждала, что церковь – твое истинное призвание, но, когда я теперь вспоминаю, как мы рыдали перед твоим отъездом, сердце мое сжимается от тревоги. И отец, умирая, признался, что твоя участь никогда не переставала его беспокоить. Ах, скажи мне, что ты счастлива, моя дорогая сестра! Я хочу верить, что хотя бы одной из нас повезло. И все же я никогда не считала, что физический недостаток может помешать тебе по-иному устроить свою судьбу.

Будь снисходительна ко мне, моя Доминик. Сегодня вечером у меня словно мутится рассудок. Если бы ты видела Эшила с Боврэ и в компании ему подобных развратников, с тобой происходило бы то же. Я сейчас совершенно беспомощна. Мне остается только сидеть и ждать, когда прибудет заказанная виолончель и этюды, которые обещал сочинить для меня Сен-Жермен. Возможно, это поздняя ночь водит моей рукой по бумаге, и потому у меня получается Бог знает что. Общение с Эшилом не позволяет мне быть беспристрастной в суждениях. Матушка не зря говорила, что глупо переживать из-за вещей, которые нельзя изменить. А Эшил определенно измениться не может. Что ж, у меня остается музыка. Я более счастлива, чем Клодия д'Аржаньяк. У нее тоже нет детей, зато есть муж-картежник, приведший в расстройство свои денежные дела. Состояние Эшила пока не затронуто, и ему все равно, на что я трачу деньги, пока это не ущемляет его интересов.

Доброй ночи, дорогая сестра. Да познаешь ты покой, который превыше мирской суеты, и да будут твои сны безмятежны, С нежной привязанностью и покаянной любовью остаюсь твоей преданной сестрой,

Люсьен де Кресси».