Книга: Гениальность и помешательство - Чезаре Ломброзо

***

«Когда, много лет тому назад, находясь как бы под влиянием экстаза (raptus), во время которого мне точно в зеркале с полной очевидностью представлялись соотношения между гениальностью и помешательством, я в 12 дней написал первые главы этой книги. Признаюсь, даже мне самому не было ясно, к каким серьезным практическим выводам может привести созданная мною теория.»

Это первые строчки книги «Гениальность и помешательство», которые уже ставят под сомнение адекватность изложенных в ней идей. К слову, каких бы то ни было «практических» выводов сделать из нее также не представляется возможным. Как несложно догадаться, Ломброзо поставил перед собой цель выяснить соотношение между гениальностью и помешательством. При этом сам автор не удосужился задаться точным определением ни первого, ни второго, понимая каждое в весьма широком значении. Но чтобы адекватно работать с теорией, с научной моделью, сделать это необходимо. Давайте сделаем это самостоятельно. Гениальность – это сверхнорма, оцененная, принятая и уважаемая большинством. Это некое отклонение от «обычности», которое дает новый опыт, открывает новые свойства, раздвигает привычные границы и при этом, считается в обществе правильным и полезным. Гениальность – это вольный или невольный выход за пределы стандартного опыта, то, что доступно меньшинству, если не единицам. В самой природе гениальности скрыто то, что это НЕ НОРМА. Но каждое ли отклонение – это болезнь? С точки зрения психиатрии, помешательство это видимое отклонение мышления, поведения и реакции от принятой в обществе нормы, от ожидаемой рациональности и здравого смысла. Однако, природа помешательства имеет широкий спектр причин: различные психологические травмы, стресс и шок, генетические болезни, травмы головы, расстройство нервной системы, нарушение питания, наркотическая зависимость и мн. др. Каждое заболевание имеет свои проявления в поведении, свои «странности» в нем. Однако, странность – вещь сугубо субъективная. Например, многие обряды диких африканских племен покажутся странными образованному европейцу. Но вопрос «странности» тут лежит только в плоскости культуры и традиций, а не психиатрии. Нельзя утверждать, что любое «странное» с точки зрения конкретного наблюдателя поведение – это непременное проявление психиатрического заболевания, как нельзя и утверждать то, что отсутствие «странностей» обязательно его исключает. Отсюда становится очевидным, что конкретный диагноз можно дать только при непосредственной работе с диагностируемым человеком, с учетом его состояния здоровья, культурной среды, в которой он находится, значимости проявления его «странностей» относительно принятой в этой среде нормы. Обследование должно изучать не только проявления болезни, но и ее причины. Иначе, под помешательство можно подписать любое поведение, которое на субъективный взгляд исследователя, показалось ему патологическим. Давайте теперь рассмотрим, как можно соотнести гениальность и помешательство. А) Все гении – помешанные. С этим утверждением сложно согласиться. Легко привести список талантливых людей, за которым не было замечено хоть сколько-то безумное поведение. И не стоит тут вестись на словесные нападки завистников. С этим соглашается и сам Ломброзо. Б) Все помешанные – гении. С этим утверждением еще сложнее согласиться, чем с первым. Часто на улицах можно встретить так называемых «городских сумасшедших», и они вызывают у прохожих лишь удивление, отвращение или жалость. Увидеть за ними признаки хоть какой-то гениальности проблематично. Да и что говорить, многие пациенты психиатрических лечебниц едва ли способны самостоятельно есть и справлять нужду, не говоря уже о творчестве, тем более гениальном. Так что утверждение о предопределенной гениальности помешанных людей легко опровергаемо. В) Некоторые из помешанных гениальны (и наоборот: некоторые гении страдали и страдают психиатрическими заболеваниями). Если внимательно поискать, то можно найти доказательства к каждому варианту высказанного выше утверждения. Но это не так уж и важно, а важна степень корреляции: насколько ЧАСТО верно это утверждение. Думается, что если бы эти совпадения были нередки, то это отразилось бы на общем информационном потоке от вездесущих СМИ, и мы встречали бы описания безумных гениев и гениальных безумцев не только в редких статьях желтой прессы. При низкой корреляции, утверждение легко заменимо на любое, как то «у некоторых помешанных прыщ на правой ноге». Ну и что? Тогда, это не дает никакой практической пользы, хотя и является правдой. Из вышесказанного уже можно сделать вывод о том, что самое важное, что стоило бы исследовать, найти, доказать и показать путем глубоких и обширных исследований – это корреляцию между количеством людей с заболеваниями психики среди признанных гениев в разных областях деятельности и наоборот. И самое печальное то, что в книге Ломброзо ничего этого нет. А что же есть? * Чезаре Ломброзо

Если описать книгу «Гениальность и помешательство» одним предложением, то это сборник одиозно поданных выборочных косвенных фактов странного поведения конкретных известных лиц, которые заведомо подтверждают теорию Ломброзо о связи безумия и исключительного таланта. По-хорошему, за методы использованные в книге, автор должен был не получить должность профессора в Турине, а вовсе лишиться лицензии на профессию. Посудите сами: 1) Все «диагнозы» Ломброзо выставлял заочно, не встречаясь лично с теми, кого обвинял в безумии; 2) Практически все, о ком пишет автор, на момент издания книги были уже мертвы. Более того не являлись, а некоторые и не могли являться, его пациентами. Да и большинству из них вообще не было никакого дела до какого-то итальянского психиатра. Т.е. никто из «обвиненных» в безумии не мог каким-то образом ответить Ломброзо и опровергнуть его выводы; 3) Автор часто судит о степени безумия лишь по анатомическим признакам, таким как форма черепа или ушной раковины. Помимо этих расистских заявлений, он осмеливается привязывать склонность к безумию к календарю, климату и ландшафту местности! 4) Ломброзо использует лишь те факты и сведения, которые подтверждают его теорию. 5) Многие использованные автором факты выглядят странными, недостоверными, и предвзятыми. Так, например, Ломброзо ссылается на сплетни из переписки третьих лиц, обсуждающих очередного гения; использует вырванные из контекста строчки произведений писателей и поэтов; использует заявления из явно желтой прессы, в которой смакуются странные выходки знаменитостей и мн. др. 6) Еще один хитрый и одновременно глупый прием Ломброзо, считать бред, произносимый больным человеком в предсмертной агонии, доказательством его безумия на протяжении всей жизни, хотя тому нет никаких четких подтверждений! Сюда же можно отнести и описание безумных поступков, сделанных в алкогольном или наркотическом опьянении. Это действительно МОЖЕТ говорить о психиатрическом заболевании (зависимости), но поступки эти –не безумие, а последствие зависимости. Почувствуйте, как говорится, разницу! 7) За помешательство Ломброзо принимал страстную и усердную работу над любимым делом! А также, привычки гениев, сопровождавшие эту работу. Более того, отдельным видом безумия он считал внимание к сновидениям. 8) В своей книге Ломброзо использует не строгий язык научного доклада, а эмоциональный, наполненный напыщенными метафорами язык газетной сенсации.

Давайте разберем некоторые моменты на примере цитат. В следующей цитате касательно Шопенгауэра, хорошо видна необъективность автора. Согласитесь, что подписывать финансовые документы, в которых неверно указано ваше имя – вот истинное безумие!

«Шопенгауэр приходил в ярость и отказывался платить по счетам, если его фамилия была написана через два п.»

*Артур Шопенгауер В следующей цитате Ломброзо пытается связать климат и степень безумия. Возможно, количество припадков и увеличивается с повышением температуры воздуха, но причина может быть не только в ней, а в сводящей с ума духоте больничных палат и отсутствии нормальной вентиляции.

«На основании целого ряда тщательных наблюдений, производившихся непрерывно в продолжение трех лет в моей клинике, я вполне убедился, что психическое состояние помешанных изменяется под влиянием колебаний барометра и термометра. Так, при повышении температуры до 25°, 30° и 32°, в особенности если оно происходит сразу, число маниакальных припадков у сумасшедших увеличивалось с 29 до 50; точно так же в те дни, когда барометр начинал резко колебаться и показывал максимум повышения, число припадков быстро увеличивалось с 34 до 46. Изучение 23 602 случаев сумасшествия доказало мне, что развитие умопомешательства совпадает обыкновенно с повышением температуры весною и летом и даже идет параллельно ему, но так, что весенняя жара, вследствие контраста после зимнего холода, действует еще сильнее летней, тогда как сравнительно ровная теплота августовских дней оказывает менее губительное влияние. В следующие же затем более холодные месяцы замечается минимум новых заболеваний.»

А вот довольно субъективная выборка, в которой Ломброзо связывает продуктивность гениев с порой года. Если говорить более серьезно, то необходимо было учитывать еще и то, где жил каждый из них, чем занимался и какие условия были необходимы для его работы. Трудно предполагать, что астрономы Европы откроют больше планет, глядя в телескоп через затянутое тучами осеннее небо.

«Если у читателя достало терпения просмотреть этот длинный список различных открытий, то он мог убедиться, что у многих великих людей была как бы своя специальная хронология, т.е. свои излюбленные месяцы и времена года, в которые они преимущественно обнаруживали склонность делать наибольшее число наблюдений или открытий и создавать лучшие художественные произведения. Так, у Спалланцани эта склонность проявлялась весною, у Джусти и Арканжели — в марте, у Ламартина — в августе, у Каркано, Байрона и Альфьери — в сентябре, у Мальпиги и Шиллера — в июне и июле, у Гюго — в мае, у Беранже — в январе, у Белли — в ноябре, у Милли — в апреле, у Вольта — в конце ноября и в начале декабря, у Гальвани — в апреле, у Гамбарда — в июле, у Петерса — в августе, у Лютера — в марте и в апреле, у Ватсона — в сентябре. Вообще самые разнообразные произведения гениальных людей — литературные (эстетические), поэтические, музыкальные, скульптурные, а также научные открытия, время создания которых нам удалось узнать с точностью, можно подвести под своего рода хронологию, составив из них как бы календарь духовного мира.»

Хоть в религиозных текстах и говорится «прах от праха», рождаемся мы все же не из почвы. Странное и категоричное заявление автора. И почему это «несомненно», а к тому же еще и «легко понять»?

«Убедившись в громадном влиянии метеорологических явлений на творческую деятельность гениальных людей, мы легко поймем, что и на рождение их климат и строение почвы должны также оказывать могущественное действие. Несомненно, что раса (например, в латинской и греческой расе больше великих людей, чем в других), политические движения, свобода мысли и слова, богатство страны, наконец, близость литературных центров — все это оказывает большое влияние на появление гениальных людей, но несомненно также, что не меньшее значение имеют в этом отношении температура и климат.»

А если вам мало влияния почвы, то вот цитата о влиянии рельефа местности! Ломброзо берет только тот параметр, который удобен для его теории. Но ведь описанные в цитате города обладают еще целым рядом показателей, помимо холмистости земли, на которой стоят: достаток граждан, наличие достопримечательностей, близость к торговым путям, мультикультурность населения, наличие библиотек и пр.

«Переходя затем от общих к более частным примерам, мы убедимся, что Флоренция, где климат очень мягок, а почва чрезвычайно холмиста, доставила Италии самую блестящую плеяду великих людей. Данте, Джотто, Макиавелли, Люлли, Леонардо, Брунеллески, Гвиччардини, Челлини, Беато Анджелико, Андрея дель Сарто, Николини, Каппони, Веспуччи, Вивиани, Боккаччо, Алъберти и Донати — вот главные имена, которыми имеет право гордиться этот город. Напротив, Пиза, находящаяся в научном отношении, как университетский город в не менее благоприятных условиях, чем Флоренция, дала сравнительно с нею даже значительно меньшее число выдающихся генералов и политиков, что и было причиною ее падения, несмотря на помощь сильных союзников. Из великих же людей Пизе принадлежит только Никколо Пизано, Джиунта и Галилей, родители которого были, однако, флорентийцы. А между тем Пиза отличается от Флоренции единственно своим низменным местоположением.»

И еще о том же:

«В гористых частях Ломбардии и в приозерных местностях Бергамо, Бреши и Комо число великих людей точно так же гораздо значительнее, чем в низменных. В первых мы встречаем имена Тассо, Маскерони, Доницетти, Тарталья, Угони, Вольта, Парини, Анпиани, Маи, Плиния, Каньола и др., тогда как в низменной Ломбардии едва можно насчитать шесть таких имен — Альчиато, Беккариа, Ориани, Кавальери, Азелли и Бокачини. Холмистая Верона произвела Маффеи, Паоло Веронезе, Катулла, Фракасторо, Бьянкини, Саммикепли, Тирабоски, Лорнья, Пиндемонте; богатая же и ученейшая Падуя, лишь кое-где представляющая несколько освещенных солнцем холмов, дала Италии только Тита Ливия, Чезаротти, Петра д'Абано и немногих других.»

*Исторический центр Падуи Как писалось выше, Ломброзо приверженец расовых теорий, и вот, уже в 1863 году в одном абзаце мы встречаем соседство слов «евреи» и «арии», обернувшееся в ХХ веке большой трагедией.

«Аналогичность влияния атмосферных явлений на гениальных людей и на помешанных будет еще заметнее, если мы рассмотрим ее вместе с влиянием расы. Прекрасный пример в этом отношении представляют нам евреи. В своих монографиях «Uomo bianco e l'uomo di colore» и «Pensiero e Meteore» я уже указал на тот факт, что вследствие испытанных евреями в средние века жестоких преследований (результатом чего явились истребления слабых индивидов, т.е. своего рода подбор), а также вследствие умеренного климата европейские евреи достигли такой степени умственного развития, что, пожалуй, даже опередили арийское племя, тогда как в Африке и на Востоке они остались на том же низком уровне культуры, как и остальные семиты.»

А вот спорное заявление про наследственность. Наследственное безумие у гениев проявляется возможно и чаще, но лишь потому, что преступники и самоубийцы чаще не успевают оставить потомство.

«Влияние наследственности в помешательстве гораздо чаще встречается у гениальных людей, нежели у самоубийц или преступников, и что оно лишь вдвое-втрое сильнее у пьяниц.»

Следующую цитату даже трудно комментировать, где еще увидишь Гоголя одновременно онанистом и усомнившимся революционером!?

«Николай Гоголь, долгое время занимавшийся онанизмом, написал несколько превосходных комедий после того, как испытал полнейшую неудачу в страстной любви; затем, едва только познакомившись с Пушкиным, пристрастился к повествовательному роду поэзии и начал писать повести; наконец, под влиянием московской школы писателей он сделался первоклассным сатириком и в своем произведении «Мертвые души» с таким остроумием изобразил дурные стороны русской бюрократии, что публика сразу поняла необходимость положить конец этому чиновничьему произволу, от которого страдают не только жертвы его, но и сами палачи. В это время Гоголь был на вершине своей славы, поклонники называли его за написанную им повесть из жизни казаков «Тарас Бульба» русским Гомером, само правительство ухаживало за ним, — как вдруг его стала мучить мысль, что слишком уж мрачными красками изображенное им положение родины может вызвать революцию, а так как революция никогда не останется в разумных границах и, раз начавшись, уничтожит все основы общества — религию, семью, — то, следовательно, он окажется виновником такого бедствия. Эта мысль овладела им с такою же силою, с какою раньше он отдавался то любви к женщинам, то увлечению сначала драматическим родом литературы, потом повествовательным и, наконец, сатирическим. Теперь же он сделался противником западного либерализма, но, видя, что противоядие не привлекает к нему сердца читателей в такой степени, как привлекал прежде яд, совершенно перестал писать, заперся у себя дома и проводил время в молитве, прося всех святых вымолить ему у Бога прощение его революционных грехов.»

Ломброзо любит использовать обтекаемые пафосные метафоры, которые годятся больше для проповедей сектантов, нежели для научной работы. Вот один из таких примеров, про некий «закон ритма», к тому же, «присущий всему в природе». В этой же цитате можно увидеть пренебрежение автора к диким племенам.

«Причина этого явления, точно так же как и обилия между сумасшедшими поэтов, будет нам вполне понятна, когда мы припомним мнение Спенсера и Ардиго, доказывающих, что закон ритма есть наиболее распространенная форма проявления энергии, присущей всему в природе, начиная от звезд, кристаллов и кончая животными организмами. Инстинктивно подчиняясь этому закону природы, человек стремится выразить его всеми способами и тем с большей напряженностью, чем слабее у него рассудок. Потому-то первобытные народы всегда до страсти любят музыку. Спенсер слышал от одного миссионера, что для обучения дикарей он поет им псалмы, и на другой день почти все они уже знают их на память. Дикари даже и в разговорной форме употребляют нечто вроде монотонного пения, напоминающего наши речитативы, а самое слово песня выражало в древнее время и понятие о поэзии, откуда произошло название поэта — певец. Таинственные магические формулы и заклинания древних всегда имели размер песни, да и в настоящее время в деревнях разговорная речь обилием модуляции голоса напоминает простые музыкальные арии.»

Пришло время для привязки к теории Ломброзо формы черепа, лица, и размера печени…

«Есть еще разновидность графоманов, гораздо более опасная, это — люди, страдающие манией кляузничества. Форма черепа и лица у них вполне нормальна, печень, однако, почти всегда увеличена. Они отличаются страстью судиться со всеми окружающими и в то же время считать себя жертвами их несправедливости. Такие субъекты проявляют лихорадочную деятельность.»

И еще:

«Таковы были: Спиноза, Бэкон, Галилей, Данте, Вольтер, Колумб, Макиавелли, Микеланджело и Кавур. Все они отличались сильным, но гармоничным развитием черепа, что доказывало силу их мыслительных способностей, сдерживаемых могучей волей, но ни в одном из них любовь к истине и к красоте не заглушила любви к семье и отечеству. Они никогда не изменяли своим убеждениям и не делались ренегатами, они не уклонялись от своей цели, не бросали раз начатого дела. Сколько настойчивости, энергии, такта выказывали они при выполнении задуманных ими предприятий и какой умеренностью, каким цельным характером отличались в своей жизни!»

*Краниометрия И напоследок еще одна глупость про «необходимый рефлекс» у «простого народа»:

«Располагая лишь небольшим числом привычных ощущений, простой народ с изумлением относится ко всякому новому явлению и готов поклоняться всему необыкновенному; обожание является у него, можно сказать, необходимым рефлексом, вследствие каждого слишком сильного нового впечатления. Так, житель Перу называл «божественными» — жертвенное животное, храм, высокую башню, большую гору, кровожадного зверя, человека о 7 пальцах на руке, блестящий камень и пр.»

Из следующей цитаты, можно увидеть, что Ломброзо считал ДОСТАТОЧНЫМ и УБЕДИТЕЛЬНЫМ для научной работы о новой теории лишь перечисление многочисленных субъективных фактов, ее подтверждающих. Но стоит отдать ему должное в некоторой хитрости. В этом абзаце появилось выражение «может проявляться», заменив предрасположенность вероятностью. Действительно, может проявиться, а может и не проявиться. И что с того?

«Если после стольких примеров, взятых из современной нам жизни и в среде различных наций, найдутся люди, еще сомневающиеся в том, что гениальность может проявляться одновременно с умопомешательством, то они докажут этим только или свою слепоту, или свое упрямство.»

*Безумие Сэра Тристрама (Эдвард Бёрн-Джонс, 1892)

«Гениальность и помешательство» пример того, как пользуясь своим пока еще не растерянным авторитетом, в угоду своей фанатичной идее, ученый выдает лженаучную работу, ничего не доказывающую, но при этом оскорбляющую многих. Яркий пример превышения врачебных полномочий и нарушения врачебной этики. Тот случай, когда гениальность идеи на поверку оказалось простым безумием, без какой либо взаимосвязи первого со вторым. И неудивительно, что в конце своего труда Чезаре Ломброзо написал, как будто про самого себя:

«Такого рода теории, относящиеся обыкновенно к наиболее интересующим публику вопросам, разрабатываются по большей части людьми, ничего в них не смыслящими, которые вместо серьезных рассуждений, основанных на тщательном и спокойном изучении фактов, наполняют свои сочинения громкими фразами, не идущими к делу примерами, парадоксами и несостоятельными, часто один другому противоречащими доводами, хотя и не лишенными иногда оригинальности. В таком роде пишут по преимуществу именно маттоиды (психопаты) — эти бессознательные шарлатаны, встречающиеся в литературном мире гораздо чаще, чем многие думают…»

МОЕ МНЕНИЕ ОБ ИЗДАНИИ: Стандартная бюджетная массовая серия от АСТ в мягком (как правило) переплете. Ничего выдающегося, но читать можно. Формат карманный (115x180 мм), мягкий переплет, без суперобложки, 384 страницы. Достоинства издания: колонтитулы, информация об авторе, хорошее качество печати, отсутствие рекламы, подробное содержание, иллюстрации (портреты). Недостатки издания: не очень крепкий мягкий переплет.

ПОТЕРЯЛ БЫ Я ЧТО-НИБУДЬ, ЕСЛИ БЫ ЕЕ НЕ ЧИТАЛ: Нет. Это пример абсолютно плохой и лженаучной книги, в которой автор едва ли менее безумен, чем описанные им люди.

КОМУ ПОРЕКОМЕНДОВАЛ БЫ: Никому.

ВИДЕО В ТЕМУ: Идеи Ломброзо кажутся варварскими, но и вся психиатрия того времени была больше похожа на карательный орган, нежели на лечебное учреждение. В этом можно убедиться благодаря мини-лекции «История психиатрии. Механизированная психиатрия XIX века»