Текст книги "Волшебный дар"

Глава четвертая

Спускаться к утреннему завтраку он не любил. Среди его постоянных привычек было неприятие плотных завтраков по утрам. Обычно он ограничивался чашкой чая с небольшим бисквитом или сухим шотландским печеньем. Приняв душ и тщательно побрившись, он спустился вниз к одиннадцати часам, когда многие гости уже выходили после завтрака. Дронго обратил внимание, что на лужайке перед двумя открытыми автомобилями уже собираются игроки в гольф. Погода была ясная, сухая, и любители этой аристократической игры собирались продолжить вчерашнюю игру. Среди мужчин стоявших на лужайке он разглядел Мануэля Сильву, хозяина отеля, Джеймса Фармера, невозмутимого и внешне холодного, адвоката Карнейро. Его удивило присутствие на лужайке Сарычева и Мурашенкова. Очевидно, русские гости решили присоединиться сегодня к игравшим вчера игрокам.

Дронго вышел на террасу и попросил официанта принести ему чашку чая, наблюдая за игроками. Карнейро рассказывал какую-то смешную историю на английском, и все улыбались. Все, кроме Фармера.

Фармер несколько раз посмотрел в сторону отеля. И в этот момент из здания вышел пан Тадеуш Шокальский, одетый в серые мягкие брюки и темный пуловер. Очевидно, он тоже должен был принять участие в этой игре.

– Брюлей сказал вчера, что они должны провести свое совещание утром, – вспомнил Дронго, – наверно они собрались специально, чтобы обсудить свои вопросы за игрой в гольф. Или это игра будет только прелюдией к серьезному разговору?

Все шестеро мужчин прошли к автомобилям, разместившись в обоих машинах, которые тронулись в сторону зеленных полей. Дронго проводил их взглядом и услышал, как на террасу выходят Кэтрин Фармер и ее молодой супруг. Актриса была в темной длинной юбке, в серой блузке и в приталенном черном пиджаке.

– Так нельзя, Кэтрин, – успокаивал свою жену Энрико, – если мы сегодня уедем, это будет настоящий скандал. Твой дядя обидится. Он ведь позвонил вчера вечером и попросил тебя задержаться.

– Я не хочу оставаться с этой дрянью в отеле ни одной секунды, – в сердцах заявила Кэтрин, – она меня ненавидит. Сильвия заставит Джеймса переписать завещание, вот увидишь, что все этим и кончится.

– Не нужно так громко, – обернулся на Дронго Вилари, – успокойся и не нервничай. Скоро день рождения твоего дяди. У него никого нет, кроме тебя...

– Поэтому он позволяет своей жене меня оскорблять? – снова повысила голос Кэтрин.

– Мне тоже не нравится эта дрянь, – в сердцах заявил Энрико. – Ты знаешь, как больна моя мать, и я хотел бы быстрее вернуться в Италию. Но нужно потерпеть.

– Он перепишет все свои деньги на нее, – зло пообещала Кэтрин, – и я посмотрю, что ты тогда скажешь.

– Не кричи, – снова одернул ее муж, оглядываясь на «Дронго». Кэтрин обернулась и увидела наконец, кто сидит рядом с ними.

– Ах, это снова вы, – сказала она недобрым голосом, не слушавшим ничего хорошего, – вы опять оказались случайно рядом, мистер детектив.

– Вы детектив? – нахмурился Вилари.

– Нет, – ответил Дронго, – я всего лишь частный эксперт по вопросам преступности...

– Это одно и то же, – перебила его Кэтрин. Несмотря на утро, она выглядела достаточно ухоженной. Волосы были красиво уложены, глаза подведены. «Наверно она взяла с собой собственную визажистку», – подумал Дронго.

– Нет, – мягко возразил Дронго, – не совсем. И не нужно так нервничать. Я сидел на террасе еще до вашего прихода и не мог знать, что вы выйдете именно сюда.

От него не ускользнуло, что Вилари явно смутился? услышав о его профессии. Было очевидно, что ему неприятно узнать о прибытии в отель детектива или частного эксперта. После слов Дронго Кэтрин взглянула на мужа, затем снова на Дронго.

– Мы хотели уехать на побережье, а вышли сюда, – пробормотала она, – действительно глупо. Вы не могли знать, что мы здесь появимся. Извините меня. Кажется, я так глупо сорвалась.

Одно из самых важных качеств умного человека умение признавать собственные ошибки. Но когда свою неправоту признает красивая женщина, такой жест ценнее вдвойне. Если вообще возможен. Когда извиняется такая известная актриса, как Кэтрин Фармер, это почти чудо. Ничто так не развращает людей, как слава и деньги. Дронго оценил ее тактичность.

– Ничего, – сказал он, – все в порядке. Я всегда восхищался вашим мастерством, миссис Фармер.

– Мы поедем? – мрачно спросил Энрико. Он не скрывал своего негативного отношения к незнакомцу и не хотел даже разговаривать с ним, – мне еще нужно забрать наши куртки. Здесь бывает прохладно по вечерам.

– Поедем, – кивнула Кэтрин. Она посмотрела на Дронго и улыбнулась, словно извиняясь еще раз. Женщина оценила вовремя сказанный комплимент. Энрико ушел следом за женой, даже не попрощавшись. Дронго увидел как на террасу выходит, тяжело ступая, комиссар Брюлей.

– Куда отправились эти типы? – прохрипел Брюлей.

– Доброе утро, комиссар, – улыбнулся Дронго, – они уехали играть в гольф. Кажется, на дальней площадке. Если я понимаю что-то в этой игре, то постепенно они должны будут подходить к нам, чтобы завершить свое соперничество.

Комиссар посмотрел в сторону дальней площадки.

– И мне нужно туда тащиться, – презрительно спросил он, – или этот адвокат думает, что я буду бегать за ним с его клюшками, как это делают их помощники?

– Окна вашего балкона выходят на юг, – напомнил Дронго, – вы можете подняться наверх и следить оттуда за игрой.

– Надеюсь, они не перебьют друг друга, пока я выпью свой кофе, – пробормотал комиссар, – утром я проверил, как все разместились. Два больших сюита на втором этаже занимают Джеймс Фармер с супругой и его племянница с мужем. На втором этаже поселили и русских гостей в двух номерах, находящихся рядом друг с другом. На третьем этаже в двух сюитах живут хозяин отеля и этот адвокат. И еще поляки, номера которых находятся рядом с твоим номером. Забыл еще сказать, что около сюита Кэтрин Фармер живет ее визажистка. Ее зовут Луиза и она француженка. Мы уже успели мило побеседовать.

– Сколько ей лет?

– Лет пятьдесят. Я думаю, Кэтрин в столь опасном возрасте, что не захотела бы иметь рядом с собой молодую и красивую визажистку.

– Она даст сто очков вперед любой молодой красотке, – возразил Дронго.

– Ты думаешь? – с сомнением спросил Брюей.

– Уверен. Она потрясающе выглядит.

– Тебе виднее, – пробормотал комиссар, – иногда я думаю, что эту часть жизни я как-то пропустил. Ты знаешь меня никогда не интересовали молодые кокотки или стареющие актрисы. Я всегда занимался своим делом. Или, может, потому, что я знал слишком много о человеческой породе и о женщинах, с которыми сталкивался во время своих расследований. Хотя ты тоже много знаешь об этих женщинах, тем не менее они тебе нравятся. Или ты скажешь, что раньше было другое время?

– Время всегда другое, – ответил Дронго, – но я думаю, не поэтому. У вас была любимая работа и была цель. И была страна, которой вы служили по мере своих сил. А у меня всего этого нет. Вот в чем наша разница, мой дорогой Брюлей. У меня масса свободного времени, и я принадлежу только самому себе в отличии от вас. Вы всегда были на государственной службе.

– Ты жалуешься? – спросил комиссар.

– Не знаю. Иногда кажется, что да. Я не думал, что все кончится так глупо. Когда меня приглашали для сотрудничества в « Интерпол» или в комитет экспертов ООН, я отправлялся туда с гордостью, зная, что представляю в этих организациях свою страну. А теперь я предоставлен сам себе и не знаю, хорошо это или плохо. Во всяком случае, я немного завидую вам.

Брюлей молчал. Он достал трубку, оглянулся по сторонам, словно уточняя, можно ли курить на свежем воздухе. И начал набивать трубку табаком.

– Человек делает свое дело независимо от обстоятельств, – задумчиво сказал он, – может, ты прав. На самом деле мне, конечно, было легче. Я был на службе у государства и действовал от его имени. За мной была вся административная машина Франции, все полицейские моей страны обязаны были мне помогать. А я не должен был никому нравиться и лишь должен был хорошо выполнять свою работу. У частного эксперта другая задача. Ты должен нравиться своим «клиентам», немного угождать им и действовать всегда в одиночку, не рассчитывая на помощь полиции. Я не очень тебя обидел этими словами?

– Не очень, – ответил Дронго, – вы сказали правду. Именно поэтому у меня есть время замечать красивых женщин. И мне не всегда нравится дело, которым я занимаюсь. Нужно встречаться иногда с мерзавцами, которым я не подал бы руки. Нужно выслушивать их сентенции, терпеливо ждать, когда они соизволят объяснить причину своего визита. И жить одному, без своей страны, потерянной во время моей жизни, и без той работы, которую я сам себе выбирал.

Он не успел договорить, когда неожиданно раздался громкий женский крик. Комиссар нахмурился. Женщина продолжала кричать. Дронго поднял голову. Прямо над ними на балкон второго этажа выбежала горничная, которая громко кричала и звала на помощь.

– Сокорру, – кричала она поднимая руки к небу.

На португальском это был крик о помощи. В холле забегали люди. Дронго вскочил со своего стула. Комиссар опрокинул набитую табаком трубку в пепельницу. И быстро поднялся.

– Вот и все, – сказал он, – кажется, из меня тоже не получился частный детектив. По-моему, мы с тобой проморгали убийство. Или что-то в этом роде.

Они поспешили в холл, где им встретился бледный от ужаса Жозе Монтейру.

– Там... там убийство, – говорил он, задыхаясь от ужаса. Несколько человек уже спешили к кабине лифта.

– Пропустите, – громко приказал комиссар, и все почтительно расступились, уступая место Брюлею и его спутнику. Дронго и комиссар вошли в кабину лифта, поднимаясь на второй этаж. Там уже толпились испуганные горничные. У входа стояла женщина с растрепанными волосами. Она была в халате отеля. Указывая на вход в сюит, женщина, задыхаясь, произнесла несколько слов по-французски. Комиссар кивнул, входя в номер. Дронго поспешил за ним. Стоявшая на балконе горничная плакала. На кровати лежала женщина. Она лежала, уткнувшись лицом в постель, и вокруг тела расплывалось большое красное пятно. Комиссар подошел ближе и посмотрел на тело убитой, не дотрагиваясь до него.

– В нее стреляли, – сказал он, наклоняясь к убитой.

– Не может быть, – тихо произнес Дронго, всматриваясь в простыню, впитывающую кровь, – я сидел внизу, почти под самым номером. Если бы в нее выстрелили, я бы наверняка услышал.

Одного взгляда было достаточно, чтобы понять, кто именно лежал на постели. Не было никаких сомнений, что убийца выстрелил в супругу мистера Фармера Сильвию.

– Дева Мария, – шептала потрясенная горничная, – у сеньор подэ ажудар мэ?

– Что она говорит? – спросил Брюлей.

– Просит о помощи, – пояснил Дронго, – она думает, что ее могут обвинить в этом преступлении.

– Скажи, чтобы она позвала врача, – приказал комиссар, – и узнай, где находиться полицейский участок. Ты говоришь по-португальски?

– Нет, – ответил Дронго, – но я хорошо знаю итальянский, а они похожи с испанским и португальским. Хотя португальский похож гораздо меньше. Сейчас попробую.

– Шамэ у медику, – попросил он горничную, чтобы она вызвала Врача, и спросил. – Ондэ фика а ишку адра пулисьял?

Он уточнил где находится полицейский участок и женщина сразу ответила.

– Алвор, – пояснила она.

– Что вам нужно? – услышали они за спиной. Дронго обернулся. На пороге стоял высокий худой мужчина в элегантном сером костюме. Из нагрудного кармана пиджака торчал кончик темно-синего платка в тон галстуку. У него дергался от волнения левый глаз. Редкие седые волосы, худое лицо с глубокими морщинами. Но его английский был безупречен.

– Хосе да Кунья, – представился вошедший, – менеджер отеля.

– У вас произошло убийство, – сказал Дронго.

– Я вижу, – мрачно ответил менеджер, – что вы здесь делаете? Кто вы такие?

– Я комиссар Дезире Брюлей, – сообщил Брюлей, – а этой мой друг и напарник, сеньор Дронго, – он сказал по-французски, но да Кунья его понял. Менеджер в отелях такого уровня, как правило, хорошо знали несколько европейских языков.

– Простите, комиссар, но я думаю, будет лучше, если мы дождемся полиции и ничего не будем трогать, – предложил да Кунья.

– Разумеется, – согласился Брюлей, переходя на английский, чтобы их понял и Дронго, – только спросите у вашей горничной, что она видела и слышала?

Менеджер спросил у несчастной пожилой женщины, что она увидела. Женщина сбивчиво рассказала.

– Она говорит, что ничего не видела и не слышала. Сначала она постучала, затем вошла в номер. Посмотрела ванную комнату и прошла в спальню, где увидела убитую женщину. И она сразу выбежала на балкон и закричала.

– Она давно убирала в коридоре? – уточнил комиссар.

Менеджер перевел и услышал ответ.

– Уже полтора часа, – пояснил он, – она убирает на третьем этаже в этой части отеля.

– Она ничего не видела и не слышала. Может, она видела, как сюда кто-то входил? Да Кунья перевел и удивленно поднял бровь. Дронго разобрал, что именно сказала горничная, но он терпеливо ждал, пока менеджер переведет ее слова на английский язык.

– Она видела, как отсюда выходила немолодая женщина из другого номера. Женщина была в белом халате отеля. Она приехала с племянницей мистера Фармера. Это ее визажистка.

– Ясно, – нахмурился Брюлей, искоса поглядев на Дронго. Тот пожал плечами. Ситуация становилась еще более запутанной.

– Пропустите, – раздался крик из коридора, – пропустите нас.

В номер вошли Джеймс Фармер и еще несколько мужчин, находившихся с ним на поле для игры в гольф. Хозяин отеля Манэуль Сильва, задыхаясь, смотрел на убитую. Адвокат Карнейро посмотрел на лежавшую женщину и перевел взгляд на Брюлея покачав головой, словно комиссар должен был обеспечить безопасность несчастной женщины. Мурашенков взглянув на убитую и отвернулся. А пан Шокальский тяжело вздохнул и прошептал какую-то католическую молитву.

И только Фармер молчал. Он словно окаменел, глядя на свою убитую супругу. Подобная сцена может остаться в памяти на всю жизнь, отравляя существование человека даже в его снах. Фармер сжал тонкие губы. Сделал несколько шагов и остановился перед кроватью. Он не кричал, не плакал, не прикасался к телу убитой. Он молчал и смотрел на труп Сильвии.

– Извините меня, – нарушал гнетущее молчание комиссар, – я думаю, будет лучше, если мы все отсюда выйдем и подождем приезда полиции.

Он посмотрел на Фармера, ожидая, когда тот выйдет. Но Джеймс Фармер был сильным человеком. Или безразличным. Он снова посмотрел на труп жены и взглянул в глаза Брюлею.

– Кто? – спросил он. Кажется, это было главное, что его интересовало.

– Не знаю, – ответил Брюлей, – мы пришли, когда все было кончено.

Фармер еще несколько секунд смотрел ему в глаза, затем повернулся и вышел из комнаты. Все остальные мужчины тихо вышли за ним. Брюлей взглянул на Дронго.

– Теперь я буду твоим напарником, – тяжело сказал он, – и нам предстоит найти убийцу. Если, конечно, она не самоубийца. Но здесь нет оружия. Я его не вижу. И я еще не видел ни одного самоубийцу, который падал бы лицом в постель, после того как выстрелил себе в сердце.

– Я думаю, нам нужно начать с этой визажистки, – напомнил Дронго, – если в полиции узнают, что она сюда входила, несчастную сразу арестуют. Всем были известны натянутые отношения между Сильвией и племянницей ее мужа.

– Нам нужно поговорить с ней до того, как сюда приедет полиция, – согласился Брюлей, – пойдем, Дронго. Мы с тобой оказались не готовы в такому развитию ситуации.

Глава пятая

Они вышли в коридор где толпилось много людей. Комиссар поманил к себе визажистку и что-то тихо прошептал. Она посмотрела на него и медленно кивнула в знак согласия.

– Ты не будешь возражать, если я поговорю без свидетелей, – спросил комиссар?

– Конечно, нет, – ответил Дронго, – я думаю, так будет лучше. Мне неудобно вам напоминать, но у нее достаточно сложное положение. Ведь она была визажисткой Кэтрин, а все слышали, как спорили Кэтрин и погибшая Сильвия.

– Я с ней поговорю, – пообещал комиссар, – только не нужно сразу делать выводы. Это несчастная женщина и без того напугана случившимся. Она говорит мне, что очень боится. Кстати, узнай, не вернулись ли в отель Кэтрин и ее супруг. Она, кажется, выехали из отеля совсем недавно.

– Да, – согласился Дронго, – они отошли от меня за несколько секунд до вашего появления.

– Вот поэтому и узнай, – попросил Брюлей.

Дронго прошел по коридору. Остановился рядом с Мурашенковым и Сарычевым.

– Какое несчастье, – осторожно сказал Сарычев, – кто мог подумать, что она застрелится.

– Почему вы так думаете? – поинтересовался Дронго.

– Ее же не могли убить, – испугался Сарычев глядя на молчавшего Мурашенкова, – или вы думаете иначе?

– Мне кажется, ее застрелили, – признался Дронго.

– Что? – еще больше испугался и удивился Сарычев, – что вы такое говорите? Кто мог ее убить? Отель охраняется, вокруг полно людей.

– Подождите, – требовательно приказал Мурашенков, взглянув на Дронго, – вы считаете, что это убийство?

– Мне кажется, что безусловно. Иначе нужно допустить, что она выстрелила себе в сердце, затем спрятала куда-то пистолет и упала на постель, чтобы эффектно умереть.

– Ценю ваш юмор в такой ситуации, – хмуро парировал Мурашенков, – кто мог это сделать?

– Если бы я видел, я бы обязательно сообщил об этом ее мужу.

– Кто ее нашел?

– Горничная. Она закричала, а я как раз в это время сидел под балконом, на террасе.

– Верно, – Мурашенков оглянулся на толпу, стоявшую у дверей сюита, который занимали Фармеры, – давайте отойдем, – предложил он.

Втроем они спустились в холл первого этажа, проходя к нескольким креслам, расположенным перед стойкой портье.

– Садитесь, – показал Мурашенков. Было заметно, что он привык отдавать распоряжения.

Дронго подошел к портье. Вместо Жозе за стойкой стояла молодая женщина.

– Сеньора Кэтрин Фармер еще не вернулась? – спросил он.

– Нет, – испуганно ответила женщина, – они уехали вместе с сеньором Вилари.

Дронго повернулся и прошел к стоявшим в холле креслам, где уже расположились Мурашенков и Сарычев. Первый снял очки и протер стекла. Затем обратился к Дронго.

– Мы ушли вшестером примерно в одиннадцать часов утра. Если исключить сотрудников отеля, горничных, служащих, обычных гостей и охранников, то из людей, знавших Фармера и его жену, в здании отеля оставалось несколько человек. Ваш знакомый мсье Брюлей, польская спутница пана Шокальского, Кэтрин Фармер со своим мужем и их визажистка. Значит, у нас только пятеро подозреваемых, если не считать вас, господин Дронго.

Этому человеку нельзя было отказать в логике. Но Дронго улыбнулся и покачал головой.

– Нет, – сказал он, – не совсем так, как вы полагаете. Вы правильно решили насчет сотрудников, работающих в отеле. Вряд ли мы можем подозревать кого-нибудь из них. Здесь работают в основном выходцы из небольшого Алвора, а там все знают друг друга. И многие горничные находятся в родственных отношениях или знают семьи друг друга. Но есть другое не менее важное обстоятельство, которое вы не учли. Дело в том, что я сидел под балконом и мог услышать выстрел, если бы убийца выстрелил, после того как я появился на террасе. Но я ничего не слышал. Учитывая, что здесь достаточно влажная и теплая погода, характерная для южного побережья Алгарве, можно предположить, что убийство было совершено примерно час назад. Тело еще не успело остыть, а кровь впитаться в постель. И тогда получается, что в ваших расчетах есть одно неучтенное обстоятельство.

– Какое? – быстро спросил Мурашенков.

– Вы вшестером вышли на лужайку перед зданием отеля, чтобы отправиться для игры в гольф. Все видели, как вы собираетесь вместе. Это было бы великолепным алиби для каждого из вас. Один из вас мог войти в номер к Джеймсу Фармеру, выстрелить в его жену и затем спокойно спуститься вниз, чтобы обеспечить себе алиби. Конечно, там было пятеро подозреваемых, если не считать вас, господин Мурашенков, – вернул слова своего визави Дронго.

Арсений Викторович замолчал. Затем негромко сказал:

– А вы злопамятны.

– Нет. Я обязан рассмотреть все варианты. И тогда выходит, что у нас не пятеро подозреваемых, а двенадцать. Две команды по шесть человек. И среди двенадцати человек может оказаться конкретный убийца, который выстрелил в Сильвию Фармер. Хотя одного человека я бы наверняка исключил?

– Себя? – иронично осведомился Мурашенков.

– Нет, – Дронго не стал подыгрывать своему собеседнику, – бывшего комиссара французской полиции мсье Дезире Брюлея. Я скорее поверю, что сам застрелил эту женщину, чем стану подозревать этого человека.

– Хорошо, – подумав, согласился Мурашенков, – вы и он не знали Фармера до приезда сюда. Будем считать, что у вас не было никаких мотивов. Хотя вас могли нанять для убийства. Но предположим... Тогда остается восемь человек. Я исключаю польскую спутницу пана Шокальского и визажистку Кэтрин Фармер.

– Я бы не стал их исключать, – неожиданно сказал Дронго.

Сарычев вздрогнул.

– Какой вы странный человек, – сказал Сарычев, – с вами трудно разговаривать. Почему вы подозреваете этих женщин?

– Пани Томашевская знала Фармера еще до того, как вы с ним познакомились, – пояснил Дронго, глядя в глаза Мурашенкову. Тот воспринял сообщение внешне спокойно, но было заметно, как дернулись зрачки глаз. Даже под стеклами очков было заметно, как он нервничает.

– А французская визажистка была последним человеком, которая входила к убитой, – сказал вторую фразу Дронго и снова заметил, как сузились глаза Мурашенкова. Он явно не был готов к двум таким фразам.

– Тогда выходит, что она убила Сильвию, – растерянно предложил Сарычев.

– Погодите, Николай Андреевич, – нервно дернулся Мурашенков, откуда вы все так быстро узнали? Вы специально следили за семьей Джеймса Фармера? Зачем вы сюда приехали? Вас кто-то прислал?

– У меня такая профессия все узнавать, – напомнил « Дронго», – и не нужно так нервничать. Вы все еще полагаете, что меня прислали ваши конкуренты.

– Кстати, насчет конкурентов, – напомнил Мурашенков, – вы знаете, кто вышел последним к нам на лужайку. Кого мы ждали?

– Знаю. Тадеуша Шокальского.

– Пан Шокальский имел все основания не любить семью Фармера, задумчиво сказал Мурашенков.

– Как и вы Шокальского, – напомнил Дронго, – я был свидетелем, как вы вчера спорили.

– Это не имеет никакого отношения к убийству Сильвии Фармер, – жестко заметил Мурашенков, повышая голос. Впервые он не выдержал, срываясь на крик.

– Не кричите, – также жестко одернул его Дронго, – я не ваш подчиненный, и здесь не ваш офис. Я имею право высказывать любые предположения. Например, даже такое безумное. Вы знали, что Шокальский спустится позднее обычного, и сделали все, чтобы специально его подставить. Возможно, даже оставили пистолет в его номере.

– Вы сумасшедший, мы конкуренты, но зачем нам убивать жену Фармера, скорее мы пристрелили бы друг друга, – Мурашенков сделал движение намереваясь подняться, затем неожиданно рассмеялся, – как здорово вы вывели меня из себя. И разговорили. А я считал себя гораздо устойчивее. Отдаю должное вашему умению.

В отель ворвались сотрудники полиции. У здания резко затормозило несколько автомобилей. Вбежавшие полицейские поспешили на второй этаж.

– Все наши споры закончились, – нервно произнес Мурашенков, ружье висевшее на стене, должно было выстрелить. Теперь сотрудники полиции быстро установят, кто именно мог выстрелить в несчастную женщину. Хочу обратить ваше внимание, что я не мог привезти с собой оружия. Хотя бы потому, что летел через Англию и мне было бы невозможно вести пистолет в своем багаже. Вам не кажется, что ситуация предельно простая? Искать нужно человека, способного привезти с собой оружие.

– Это не алиби, господин Мурашенков, – возразил « Дронго», достать оружие не так сложно, как вам кажется.

– У нас бесполезный разговор, – поднялся Мурашенков, – вы считаете меня убийцей? Зачем мне нужно было убивать супругу мистера Фармера? Это чудовищный бред.

– Лучший способ сорвать переговоры, – заметил Дронго, – вчера вы узнали, что Шокальский представляет серьезных конкурентов...

– Я полагал, что подслушивать чужие разговоры неприлично.

– Когда вы срываетесь на крик, вас могут услышать...

Мурашенков взглянул на Сарычева. Тот поднялся под его взглядом. Они повернулись и пошли по коридору. Дронго посмотрел им вслед, когда над его головой раздался голос Илоны.

– Неприятные господа эти гости из Москвы. Шокальский жаловался, что они готовы на все, чтобы получить контракт...

Дронго поднял голову. Илона стояла рядом с ним. Он поднялся.

– Вы слышали, что произошло? – спросил Дронго.

– Убили Сильвию, – пожала плечами Илона. Она сказала это так, словно ничего особенного не произошло.

– Откуда вы узнали?

– Горничная орала на весь отель, – деловито сообщила она, я ничему не удивилась. В таких местах всегда случаются какие-нибудь жуткие трагедии. Когда здесь столько знаменитостей, должна произойти какая-нибудь гадость. Чем выше статус людей, чем они богаче, тем больше гадостей можно найти в их прошлой жизни.

– Интересная теория, – ответил Дронго, – вы знаете, что Сильвию застрелили?

– Ну и что? Конечно, застрелили. Эти миллионеры бывают еще и большие трусами, я правильно сказала по-русски?

– Ударение нужно ставить на первом слоге, а не на втором, улыбнулся Дронго.

– А вы хотели, чтобы убийца задушил Сильвию своими руками. Или перерезал бы ей горло?

– Вы так спокойно говорите потому, что работали много лет в полиции или вы вообще циник по жизни?

– И то и другое, – ответила Илона, – я циник потому, что много лет работала в полиции и работала там столько лет потому, что я циник. Вас устраивает такой расклад?

– Сильвию застрелили, – напомнил Дронго, – я бы на вашем месте подумал, кому это было выгодно.

– Я уже думаю, – призналась Илона, – боюсь, что среди подозреваемых будут гости нашего отеля.

– И пан Шокальский в том числе?

– Нет, – чуть замешкавшись, сказала она, – он не входит в круг моих подозреваемых. Он способен соблазнить Сильвию или обмануть ее мужа. Но на убийство не пойдет. Нет, нет, это не он.

– В таком случае это могла быть женщина, – сказал Дронго, глядя ей в глаза, – женщина, которая ненавидела мужа Сильвии, которая приехала сюда непонятно почему с одним из клиентов Джеймса Фармера и появление которой столь очевидно вывело из себя мистера Фармера. Достаточно или продолжать?

– Продолжайте, – она была высокого роста и смотрела ему в глаза, не мигая.

– Добавьте еще один немаловажный факт, – Дронго не стал выдерживать эффектную паузу, – мы с вами единственные люди, кто хорошо владеет оружием. Вам не кажется неприятным такое совпадение?

– Вы думаете, что я убила Сильвию из ревности? Или из мести? – она рассмеялась, показывая красивые здоровые зубы, – зачем мне нужно было в нее стрелять? Я скорее пристрелила бы самого Фармера за все, что он сделал. А его несчастная жена мне ничего плохого не сделала.

– Я могу узнать, почему вы так не любите Джеймса Фармера?

Она оглянулась. Мимо нее спешили врачи, прибывшие позже полицейских. Илона чуть посторонилась, пропуская врачей в белых халатах.

– Вчера я вам уже все сказала, – ей был неприятен подобный поворот в разговоре.

– Вы сказали, что познакомились с Джеймсом Фармером двадцать лет назад. И больше ничего. Я могу узнать, почему вы его так ненавидите? Или я ошибаюсь?

– Не ошибаетесь. Он был спонсором конкурса красоты в Лондоне.

– Это вы уже сказали. Очевидно, он был не только спонсором, но и успел познакомиться с вами гораздо ближе, чем требовалось по правилам соревнований?

– А разве бывает иначе? – она горько усмехнулась, и он подумал, что она действительно циник, – конечно, встречался. Вспомните, что было в нашей стране двадцать лет назад. Ярузельский произвел военный переворот, все лидеры «Солидарности» были отправлены в тюрьму. Меня с трудом выпустили в Лондон, не хотели отпускать. Это был мой шанс. Я так хотела остаться на Западе и не возвращаться в Польшу. И, конечно, с удовольствием встречалась с Фармером. Он был тогда такой представительный и красивый. Но очень холодный. Он всегда был холодным эгоистом. Я сейчас думаю, что нужно быть именно таким, чтобы сделать себе огромное состояние. Человеком, которого не трогают радости и горе других людей. Абсолютно машиной.

– Кто-то из великих сказал, что остаться счастливым на протяжении всей жизни можно при наличии хорошего пищеварения, бесчувственного сердца и абсолютного отсутствия совести, – негромко напомнил Дронго.

– Это так, – согласилась она, – эта характеристика самого Джеймса Фармера. Он в жизни никого не любил. Я думаю он и Сильвию не любил. Для него она была очередная новая «игрушка»... – она замолчала и вдруг тряхнув головой продолжала. – Я была тогда глупой девочкой. Для меня он был небожителем. В общем, мы с ним дважды встречались. В лондонском «Ритце». Он заказывал мне номер, присылал цветы и шампанское. И это после голодной Польши, где не хватало продуктов. Я совсем потеряла голову. И, конечно, не предохранялась. Тогда мы даже не слышали о такой болезни, как СПИД.

Он терпеливо ждал. И наконец она сказала:

– По условиям конкурса я должна была остаться в Лондоне, чтобы участвовать в различных рекламных мероприятиях. Все призеры соревнований получали в качестве призов контракты с рекламными агентствами. Я осталась в Лондоне, казалось, что моя мечта сбывается. Но через полтора месяца выяснилось, что я беременна. Ни о каком контракте уже не могло быть и речи. Скандал получился грандиозным. Со мной разорвали контракт. Наше посольство приняло решение выслать меня обратно в Польшу. Я умоляла Фармера мне помочь, но он даже не захотел со мной разговаривать...

Она достала сигареты.

– Здесь нельзя курить, – напомнил Дронго.

Илона чертыхнулась и убрала пачку сигарет.

– Меня вернули в Варшаву, – продолжала она, – отняли у меня все призы, разорвали контракты... – она помолчала, словно решая говорить следующую фразу или нет. А затем произнесла, – И вдобавок ко всему у меня был выкидыш. Видимо, из-за шока после всего случившегося. Это был мальчик... – она снова достала пачку сигарет, и Дронго ничего не сказал, – с тех пор у меня больше не было детей, – сообщила она наконец и, отвернувшись, достала из пачки сигарету.

– Извините меня, – произнесла Илона, отходя от Дронго.

В этот момент в коридоре, у лестницы, произошло какое-то движение. Несколько местных журналистов и сотрудников отеля бросились в ту сторону. По лестнице спустился Джеймс Фармер и хозяин отеля Мануэль Сильва. Они стояли в окружении охранников и сотрудников отеля. Дронго взглянул на Фармера. Он был по-прежнему невозмутим и спокоен. И Дронго подумал, что все, рассказанное Илоной, – правда. В этот момент Фармер взглянул на Дронго. Взгляды скрестились. Очевидно, рассказ Илоны вызвал некие ассоциативные подсознательные воспоминания Дронго. Он мрачно смотрел на Фармера. Гораздо более мрачно, чем человек потерявший несколько минут назад свою жену. Фармер не выдержал и первым отвел глаза, проходя дальше.