Текст книги "Демон справедливости"

– Да ты чего? А кофейку?..

– Завтра, завтра, – сказала Елена, подхватила портфель и убежала. Моя несчастная дура осталась сидеть в в сильной задумчивости.

Я не удержался – встал перед ней в правильную позу, как учили на занятиях по риторике, и заговорил, украшая свою речь выразительными и сообразными жестами:

– Ага, пригорюнилась, госпожа Кармен, госпожа Николь и деревенская бабушка Авдотья в одном лице. Ну, что? Мало тебя предупреждали? Говорили в один голос – нехорошее место, нехорошее место! Нет, обязательно нужно было клюнуть на дешевку, расковырять подвал! Хорошо, строители тебе попались умные – поняли, что на дуру нарвались, сверху все замазали и – привет! Ничего тут у тебя не получится! И клиенты не придут! И сама ты отсюда через два месяца уберешься, потому что у тебя НИКОГДА не будет денег даже на аренду, НИКОГДА, НИКОГДА!

Когда трижды повторяешь слово, оно приобретает некую мощь, которую следует еще усилить жестами. Я так и сделал отчего дура моя вдруг подпрыгнула в кресле. Не успел я удивиться тому, что она способна улавливать колебания, исходящие от тонких тел, как в прихожей хлопнула дверь, дважды ударили в пол каблуки, вторая дверь распахнулась, и пред нами явилась дама. Именно дама, с тонким высокомерным лицом, и одетая весьма элегантно. Если бы моя дура додумалась так одеться, я бы начал ее уважать.

Она тоже была в черном платье, но с еле заметным узором, и волосы собрала в высокую прическу, и накрасилась не с такой злодейской щедростью, и спину держала прямо, так что производила впечатление тощей и сердитой королевы в изгнании. По крайней мере, вела себя с совершенно королевской бесцеремонностью.

– Госпожа Кармен? – не поздоровавшись, спросила она.

– Добрый день, вы угадали, я госпожа Кармен! – угодливо отвечала дура. – Садитесь, будьте как дома.

– Мне нужна госпожа Николь.

– Ее сейчас нет, но я могу ее заменить, мы учились вместе, у нас одинаковые дипломы…

Вот чем дурак отличается от обычного человека? Соврать может всякий, мне и самому не раз доводилось, но дурак усугубляет свое вранье.

– Мне нужна госпожа Николь.

– Но я сделаю для вас то же самое – гадание на простых картах и на картах Таро, астрологический прогноз, диагностика кармы…

Я даже поморщился – дура моя принялась вдруг унижаться, как попрошайка у причала. Попрошайки тоже имеют свою иерархию – те, что побираются на ратушной площади, известны в лицо даже господим членам магистрата и получают от них ежедневный грош с большим достоинством. А на причале гужуется самая убогая сволочь из этого сословия, те, что хватают пьяных моряков за штаны и визжат, как обезьяны. Впрочем, так было раньше, теперешние попрошайки, возможно, иные.

– Мне нужна госпожа Николь, – строго повторила дама. Тут бы моей дуре и заткнуться, но опять где-то внутри отворилась заслонка и хлынул поток слов:

– Сниму сглаз, порчу, избавлю от одиночества, приворот любой степени сложности, избавление от подвешенных сущностей…

Я понял – она уже ничего не соображает и не опомнится, пока не выложить все свои несуразные способности.

– Вы что, нумерологии не знаете? – свысока спросила дама. – Мне нужна госпожа Николь.

– Но я работаю лучше госпожи Николь, вы сами в этом убедитесь! – с отчаянием обреченной возопила моя дура. И я ее, как ни странно, понимал – до сих пор в салон забегали давние приятельницы, платившие за гадание шоколадками, а тут настоящий клиент пожаловал.

– Нет, вы не подходите, – тут дама снизошла до объяснений. – Я просчитала имя «Кармен» и имя «Николь». Мне срочно нужно выйти в астрал, а ваше число для этого не подходит. В качестве проводника меня устраивает только Николь.

Как вы полагаете, что на это ответила моя дура? Назвала нумерологическое число своего имени? Сказала, что знает иные способы выхода в астрал? Нет!

– Я вам сделаю скидку! – вот что она сказала и нарвалась на законное негодование:

– Где вас только учили?!? Впервые вижу салон, где клиентов выводит в астрал, не совместив личное число клиента с личным числом проводника!

Возмущенная дама, не прощаясь, вылетела за дверь, а я вздохнул – очень хотел, чтобы эти две доморощенные ведьмы сцепились, ибо чего еще можно желать, глядя на их длинные когти, кровавые у одной и черные у другой?.

– Ой, блин, еще и нумерология… – прошептала расстроенная дура.

Вот-вот, заметил я, как это у них теперь говорится – со свиным рылом да в калашный ряд. А чего иного могла ждать женщина, все таланты которой – вранье, одно вранье и ничего, кроме вранья.

Почему я живописую все мелкие неприятности того дня? Да потому, что они были ничтожным сором рядом с нависшей крупной неприятностью. Это была всего лишь легкая разминка. И я тихо радовался тому, что сбываются мои пожелания. Я же твердо сказал – жизни дуре в этом подвале не будет. Надо же – ворвались, все разворошили, все повыбрасывали и думают, что я это так оставлю. Сколько я страха набрался, полагая, что работники докопаются до моего сундучка с золотом!

Так вот, все, связанное с деньгами, я очень хорошо чувствую. Приключения вокруг денег – вот лучшее мое развлечение. Когда пахнет деньгами – я молодею. И вот сейчас, глядя на свою дуру, сидящую в растерянности за столом, я вдруг ощутил запах денег. Не очень больших, но все же. Я еще успел подумать – неужели к ней наконец спешит клиент, который хоть что-то заплатит за ее нелепицы и вранье?

В прихожую, а затем в салон ворвалась маленькая женщина, из тех, от кого лучше держаться подальше. Короткие красные волосы торчали дыбом, брючный костюм был пронзительного лилового цвета, на лице я прочитал чистую и прекрасную ярость, хотя женщина отнюдь не была хороша собой, ярость ее украшала.

Следом прибыл мужчина ростом вдвое ее выше, на вид – тупой и неповоротливый, даже тяжеловатый, коротко стриженый, в кожаной куртке, с повадкой опытного мастера уличных драк. Впрочем, он был куда старше уличного драчуна, я бы дал ему лет сорок пять. Оружия при нем не имелось, зато имелась большая кадка с пальмой, которую он держал в объятиях и еле пропихнул в салон. Сам же остался стоять в дверях, разумно опасаясь, что для троих смертных, одного привидения и здоровенной пальмы это помещение как-то маловато.

Эта пальма потрясла меня до глубины души – если только у меня еще оставалась душа… а, может, я сам был теперь своей душой, сие неведомо… Я даже забыл о том ореоле денег, который окружал маленькую и взъерошенную особу в штанах.

– Ну вот! Застукали! – с торжествующей злостью в голосе воскликнула она.

Дура еще раз подтвердила высокое звание дуры – напустив на круглую размалеванную рожу неземной восторг.

– Анжелочка! – радостно закричала она. – Ну, как? Есть эффект?

– Есть!!! Бурый, заходи! Ставь сюда!

Острым лиловым когтем она указала на стол.

Мужчина, которого, оказывается, звали Бурым, взгромоздил кадку на указанное место, пальма уперлась в потолок, моя дура наконец-то поняла, что дело неладно.

– Посмотри там! – приказала Анжела.

Бурый протиснулся вдоль стенки и заглянул в обе дверцы, не побеспокоив окаменевшую дуру.

– Сортир и конура какая-то, – доложил он.

– Сядь тут!

Бурый сел в указанное кресло и выложил на колени кулаки. Хорошие были кулаки, в детстве я о таких мечтал.

Дура наконец опомнилась, но опомнилась по-дурацки. Лучше бы лна честно показала свой испуг, так нет же – расплылась в изумительно фальшивой улыбке и даже наклонилась, как лакей нал господским утренним столиком:

– Анжелочка, как я рада вас видеть, кофейку?

Нет, в мое время таких дур еще не разводили!

– Ко-фей-ку?!? – спросила Анжела. – После того, что вы мне натворили? Золотой обряд, бизнес-магия! Сколько я вам заплатила за этот обряд, ну? Назовите цифру!

Эта женщина мне нравилась – ореол денег вокруг ее красной головы не обманул, она их любила и жить без них не могла.

– Две… двести… двести долларов!.. – заикаясь, выпалила дура.

– Двести долларов? Да вы что, считать не умеете?

– Да я со всех двести беру! Золотой обряд, привлечение духа богатства, поиск через астрал вашей проекции в мире бизнеса!..

И тут она догадалась наконец посмотреть в глаза Анжелы.

И заткнулась!

– Двести долларов – это для затравки! – прорычала Анжела. – За вашу дурацкую церемонию!

Еще потребовалась новая простыня, мешок пшена, горшок с пальмой! Знаете, почем теперь пальмы?

– Но ведь я говорила – можно любое растение!

– Я не могу ставить к себе в офис любое растение! Это должно быть приличное растение! Плюс новое зеркало! Плюс моральный ущерб. Итого – пятьсот.

– Чего – пятьсот?

– Долларов! Условных единиц! Убитых енотов!

Я пришел в восторг от этой арифметики. Анжела нравилась мне все больше и больше. Хотя, столкнись мы с ней в пору моей телесной жизни, искры бы полетели – никакая взаимная любовь не устоит перед любовью к золоту, и если бы нам предстояло, поженившись, любить одно и то же золото, очень скоро началась бы настоящая война.

Дура моя наконец сообразила, что пора производить правильное отступление.

– Но, Анжелочка, давайте сядем, поговорим по-человечески… – взмолилась она.

– Хватит, уже поговорили! После вашего золотого обряда к нам соседи сверху протекли, на всех столах тазы стояли, два компа сдохло! Это – раз! Налоговая инспекция наехала, пришлось штраф платить – это два. Партнер поставки сорвал, а неустойка – с нас, это – три! Ничего себе обряд! Начего себе заговор на процветание фирмы!

– Какая прелесть! – воскликнул я, но меня не услышали.

– В общем, с вас пятьсот гринов, и точка! – объявила Анжела. – Иначе от вашего салона камня на камне не останется! Я всю прессу на уши поставлю! Я вам такую репутацию сделаю, что вас на базар бутылки собирать не возьмут!

Я зааплодировал. А дура с перепугу перешла в наступление, орудуя теми же аргументами, которые даже тихая Елена отвергла без размышлений.

– Какие пятьсот гринов? Начнем с того, что у меня их сейчас просто нет! Я сегодня заплатила за аренду, за рекламу…

– ЗА РЕКЛАМУ?!? – переспросила Анжела и треснула кулаком по столу. Удар был таков, что кадка с пальмой подпрыгнула, а я сложился вдвое от беззвучного хохота, чуть не слетев при этом с табурета.

– Вот дура! – бормотал я. – Неподражаемая дура! Всем дурам дура!

– Я вам устрою рекламу! – пообещала гневная Анжела. – Звоните, ищите деньги где угодно, чтоб через час они у меня были! Бурый!

– Ну? – спросил хмурый мужчина. Все это время он сидел тихо, словно не слышал всего шума, визга и воплей.

– Остаешься здесь, караулишь госпожу Кармен, или кто она теперь? Госпожа Николь? А то смоется – ищи ее по всему городу!

– Ясно.

– Когда ей принесут пятьсот гринов, заберешь и принесешь в офис.

– Ясно.

Я понял, что дура моя основательно влипла. А вот она этого еще не поняла.

– Но почему пятьсот? Почему пятьсот? – патетически спросила она. – Да, я допускаю, расположение звезд было неправильное, и обряд не сработал!

Расположение звезд было неправильное!.. Вот тут-то я и свалился с табурета. Но нам, бестелесным, падать не больно, я перевернулся на спину и от восторга заболтал в воздухе ногами, как это делают грудные младенцы. Давно я так не радовался.

– Допустим, это двести гринов, – соизволила согласиться дура, – но я потратила время, потратила психическую энергию…

Слова, которых она нахваталась на своих курсах эксклюзивной магии, на деловую натуру совершенно не подействовали – и странно было бы, если бы подействовали.

– Пятьсот гринов! Знаешь, сколько стоит эта сволочная пальма?

– Вас никто не заставлял покупать пальму! Хватило бы герани! И она вам пригодится в офисе!

– Хватит! Уже пригодилась! Фининспекцию пугать! Пятьсот баксов – иначе будет плохо! Бурый, сиди здесь, никуда эту шарлатанку не выпускай!

– До упора? – уточнил Бурый.

– Ну да… В общем, я тебе буду звонить. И ты тоже звони! Салон, блин! Сплошное надувательство!

С тем Анжела и выскочила, а дура моя осталась наедине с Бурым.

Злость Анжелы очень даже была мне понятна. Дама возмущалась специалисткой по дурацким обрядам не только потому, что обряд сработал наоборот. Была и более весомая причина – не могла же она возмущаться собственным легковерием. Она купилась на желание магическим способом увеличить свои доходы – и если бы результат оказался не таким плачевным, она бы похвалила себя за ум. А теперь ей пришлось бы ругать себя за глупость, и это было для нее так же невозможно, как превратиться в птичку и вспорхнуть на ветку. Поэтому она, совершенно естественно, переключила злость с себя на мою дуру.

Дура некоторое время глядела на захлопнувшуюся дверь, потом перевела взгляд на Бурого.

Очевидно, в ее голове созрело чисто женское решение – разжалобить сильного мужчину. Иначе я не могу объяснить, почему ее голос, нормальный женский голос, даже не в меру громкий, стал вдруг по-детски плаксивым, как будто у маленькой девочки отняли рождественский пряник.

– Ну, где я ей возьму эти пятьсот гринов? – не то спросила, не то прохныкала она.

– Где хотите, – безжалостно отвечал Бурый.

Дура остается дурой в любых обстоятельствах – ей вдруг показалось, что она может в чем-то убедить эту гранитную глыбу с волосатыми кулаками.

– Но это же цифра, взятая с потолка! – воскликнула она. – Допустим, двести – да, за двести я чувствую ответственность, но и двести фактически не двести, а полтораста… У меня амортизация магических предметов, костюма для совершения обряда, заговора, наконец! Заговор тоже не вечный! Им можно пользоваться определенное количество раз! А конкретно этим – не больше десяти!

– Пятьсот зеленых – и вы свободны, – сказал на это Бурый.

– Но где я вам их возьму?

– Вот телефон, ищите.

Кто-то внушил дуре, будто все мужчины любят лесть. И она решила пробиться сквозь каменную несокрушимость Бурого этим несложным способом.

– Что телефон? Что телефон?! Вы что – думаете, у людей деньги просто так валяются? У всех в дело вложены! Пятьсот баксов! Да она что, сдурела? Где я ей пятьсот баксов возьму?! Ни фига себе насчитала! Вот вы серьезный мужчина, посмотрите сами – откуда взялись пятьсот долларов? Двести – да! Даже не двести, ну да ладно! А остальные – ее фантазия! Я что, налоговую инспекцию на нее натравила? Да я сплю и дрожу – как бы на меня кто не натравил!

Бурый смотрел на свои кулаки и благоразумно молчал.

– Ну-ну… Залп мимо цели. – сказал я дуре. – А ты его соблазни попробуй! Прямо тут, на столе! На бархатной скатерти!

Ей и без моего совета эта мысль явно пришла в голову. Но переходить к решительным действиям она пока боялась, а зря. Я бы охотно полюбовался этой комедией. Более того, я бы проникся даже некоторым уважением к женщине, которая ради денег способна совершить умственные усилия. Но дура моя пошла иным путем – самым безнадежным. Она попыталась разжалобить этот монумент тупой силы.

– Я, конечно, могу позвонить своим подругам, но они в таком же положении. Светка стала дилером косметики «Леди Винтер», а там как? Сперва нужно взять косметики на тысячу гринов, а что наваришь – то твое! Вот она скачет с полными сумками этой «Леди Винтер» по всем фирмам! Знаете, сколько раз ее за шиворот выводили?! Ничего вы не знаете!.. А Наташка стала дилером бижутерии «Коло…» Нет, «Кули…» «Куши»… Ну, эта, индийская, камушки…

Вдруг она выкатила маленький стол, откопала на нем прозрачную папку, достала оттуда визитку и радостно прочитала по слогам «Ка-лак-шет-ра»! Бурый даже не шелохнулся. Но ее это уже не волновало – она ощутила в душе вдохновение и по этому случаю отмахнулась от последних остатков разума.

– Наташка вот тоже – выкупила целый чемодан камней и носится с ними, всем предлагает! Там еще серебро дешевое, знаки зодиака… Кстати, могу предложить! Вы кто по гороскопу?

– Берите телефон и звоните, – ответил на это, не теряя спокойствия Бурый, но она уже открывала большую плоскую коробку.

– Вот, все знаки Зодиака и к ним серебряные цепочки! Можете взять жене, дочке… ну, подруге, им понравится! И цена прямо символическая!

Тут мне стало страшно.

Господи, только бы он ее не пристрелил, – взмолился я. Тогда она навсегда останется в этом подвале. И я сойду с ума. Я буду первым спятившим привидением… Я стану полтергейстом!

Но Бурого не так-то просто было пронять.

– Берите телефон и звоните, – сказал он.

Дура со вздохом закрыла коробку, потянулась за телефоном и набрала номер.

– Аллочка, привет, это я! – бодрым детским голоском поздоровалась она.

– Ну, привет, – ответил женский голос.

И я прямо-таки увидел ту женщину, Аллочку, мало того, что увидел – я ее понял. Моя дура была для Аллочки совершенно ненужным предметом какой-то прошлой жизни, возникающим всегда некстати и даже малоприятным. Настолько малоприятным, что проще в ответ на просьбу о деньгах дать сколько-то и прекратить беседу, чем выслушивать все подробности временного безденежья.

– Слушай, ты деньгами небогата? – сразу спросила дура. – У меня такое дело – нужно буквально до завтра пятьсот гринов перехватить. Завтра мне долг возвращают, а деньги уже сегодня нужны, мне шубу предложили…

– Ты сперва те двести верни, которые к Новому году брала, – ответила на это Аллочка.

– А разве я не вернула? – дуре казалось, что она очень правдоподобно изобразила удивление.

– Нет, не вернула.

– Надо же, а я думала…

В трубке раздались длинные гудки. Аллочка поставила крест на двух сотнях долларов – лишь бы обломок прошлого перестал возникать со своими просьбами, глупостями и враньем.

Тогда моя дура набрала другой номер. И ринулась в атаку, блистая оптимизмом:

– Светик, привет! Как жизнь молодая?

Я и Светика сразу увидел. Если Аллочка была почти ровесницей моей дуры, но женщиной, сумевшей неплохо устроиться в жизни, хотя и несколько меланхоличной, то Светик уже относился к другому темпераменту. Есть такие бойкие женщины, которые умеют, наскакивая на мужчину и, вечно у него чего-то требуя, жить весьма неплохо – пока не кончится молодость. Светику, впрочем, было около тридцати.

– Машка, ты? А я тебе как раз звонить собиралась! Слушай, дай до завтра пятьсот гринов! Мне завтра долг возвращают, а сегодня шубу предложили, классную, если не возьму – потом локти кусать буду!

– Светик, я бы рада… Ты извини, не получается…

– А шуба – просто мечта! Воротник широкий, рукава широченные, и еще оторочка, и вся фалдит! Ну, Машка, что тебе стоит? У тебя же свой салон! Ты у кого-нибудь перехвати, мне же всего до завтра!

– Светик, солнышко, не у кого!

– Ну, тогда извини, я прощаюсь. Представляешь, всем звоню, ни у кого несчастных пятисот баксов нет! Все, блин, разом обнищали! Пока!

Голос у Светика был не менее фальшивый, чем у моей дуры. Она привыкла решительно требовать денег – и совершенно не привыкла их отдавать. Моя дура, сама великая мастерица по данной части, возможно, еще не догадалась об этом. Она смотрела на онемевшую телефонную трубку, и губы ее шевелились.

– А вот ругаться такими словами – неприлично, – сказал я ей. По крайней мере, при моей телесной жизни было неприлично.

Тут она вдруг додумалась, как использовать оба отказа. Но сделала это с грацией слонихи в посудной лавке.

– Звонить бесполезно. Нужно лично являться, – сразу, без предисловий, сказала она Бурому. – Давайте я съезжу в одно место, это ненадолго, всего полчаса! Вы тут побудете, а я тут же вернусь с деньгами.

И что же он мог ей ответить? Только одно:

– Никаких мест. Сидите и звоните.

– Так ведь бесполезно!

– Еще пробуйте.

Дура вдруг вскочила из-за стола и устремилась к двери. Бурый заступил ей дорогу и без лишней вежливости водворил обратно за стол. Визг и трепыхание на него не подействовали. Я даже зааплодиловал его ловкости.

– Вы с ума сошли! – закричала Маша. – Вы мне руку сломали! Я на вас в суд подам!

Бурый опять уселся и замер, как монумент. Кулаки выложил на колени – вместо всяких аргументов. Ну, допросится она, – подумал я. Этот не то что руку – этот и шею запросто свернет. Ох, не накаркать бы…

Так они и сидели – он явно ни о чем не думал, она же думала, как сбежать из подвала.

Я уже достаточно изучил свою дуру. Она никогда не смотрела хоть на дюйм дальше собственного носа. Допустим, ей удастся сбежать, ну и что? Завтра же разъяренная Анжела явится не в салон, а к ней домой, и еще неизвестно, кого она с собой приведет. Всю жизнь имея дело с документами и занимавшись в молодости розыском несостоятельных должников, я знал, насколько это несложно. А в том, что дура, сбежав, попытается спрятаться у себя дома, я и не сомневался.

– Что за черт? У меня клиенты на прием записаны, два гадания и снятие порчи, никто не идет! – сказала она Бурому. – Заблудились, что ли?

Это опять было вранье. Но заблудиться тут несложно, проходной дворик у нас – подлинный Тезеев лабиринт.

Бурый промолчал, и она перешла в наступление, тыча кровавым когтем в двускатный рекламный шалаш:

– Слушайте, вы! Вы мужчина или нет? Вытащите этого козла на улицу!

– Сами тащите, – ответил Бурый.

– Я женщина! – гордо сказала моя дура. – Я его поднять не могу! А вы – запросто! Поймите, не придут клиенты – не будет денег!

Бурый подумал, встал и взялся за рекламный шалаш. Приподнял, опустил и нехорошо посмотрел на дуру.

– Он же легкий.

– Это для вас – легкий. А я – женщина, мне его не пошевелить.

Я знаю человеческую натуру. Если человеку по меньшей мере трижды сказать одно слово, оно обретает силу… впрочем, об этом я уже вспоминал… Так вот, дура уже трижды назвала себя женщиной – того и гляди, Бурый поверит!

Конечно, если ее отмыть, одеть в обычное платье, убрать эти страшные вороные космы, а главное – зашить рот воловьими жилами, она будет привлекательной женщиной средних лет, и какой-нибудь вдовый вечный подмастерье мясника или плотника обретет в ней свое непритязательное счастье. Только теперь, насколько я понимаю, мужчины этой породы жениться не хотят – они и так могут прожить без забот.

Бурый молча выволок стенд в прихожую и начал пропихивать в дверь. Моя дура была наготове – сразу подтащила кресло поближе к окну, забралась на него и отдернула синюю в звездочках штору.

– Ой, блин… – прошептала она, подоткнула подол и поставила ногу на спинку кресла.

Я понял ее замысел. И ужаснулся последствиям.

– Стой! – закричал я, посылая голос в нужное место, чтобы добиться внятного эха. – Стой, говорю! Застрянешь!

Звук был, вполне удовлетворительный звук, но она от волнения и с перепугу, видимо, оглохла. Рама поднималась вверх, и дура, не рассчитав, навалилась пузом на подоконник и попыталась вылезть. Тут рама и рухнула ей на поясницу. Но даже если бы она чудом осталась висеть в воздухе – дура все равно бы застряла, потому что человеку ее сложения изогнуться так, чтобы преодолеть эту щель, просто не дано.

Я просто окаменел, глядя на брыкающиеся ноги. Вошел Бурый – и тоже озадаченно на них уставился.

– Вот дура, – сказал он.

Ноги были приемлемые – такие не стыдно показать выше колена. Моя дура нажила избыток плоти в щеках, груди, талии и заду, однако ноги как-то сберегла. Взгляд Бурого на них был уже более осмысленным, чем прежние его тупые взоры. Я даже подумал, что вся эта затея – ловушка на мужчину. Но отмахнулся от мысли – это было бы слишком разумно для моей дурехи.

Бурый неторопливо подошел, изучил обстановку, примерился и попытался выдернуть неудачницу из окна за талию, но получил удар пяткой в грудь и отскочил. Хорошо, что дура во время своей эскапады потеряла туфли – иначе лежать бы сейчас Бурому с каблуком в сердце.

Его лицо несколько оживилось. Я даже тревогу прочитал на не слишком высоком челе.

– Держи ее, держи! – крикнул я. – Уйдет вместе с оконной рамой!

Иногда страшно хотелось поговорить, пусть хоть о погоде и ценах на дрова. Не то чтобы я ждал ответа от тех, к кому обращался, но если годами молчать – то и спятить недолго.

Пока я был еще в своем уме. Сумасшедший призрак жил через дорогу – в телесной жизни был монахом, теперь же вообразил себя уличным акробатом. Он нередко свешивался с крыши вверх ногами и заглядывал в окна верхнего этажа. А я в своем уме. Мои умственные способности не пострадали от времени.

Бурый молча смотрел на мою дуру. И даже щурился, что могло означать улыбку.

Входная дверь скрипнула, мы разом обернулись.

В прихожей появился монументальный дед с примотанным в области груди поверх застегнутого пиджака жестяным тазом. Зрелище было даже для меня жуткое – дед использовал длинные серые полотенца, вроде тех, на каких опускают гроб в могилу. А Бурый преспокойно смерил деда взглядом, решил, что опасности это полоумное чучело не представляет, и опять повернулся к окну.

– Тут целители принимают? – спросил дед.

– Тут, батя. Заходи, садись, – рассеянно ответил Бурый, примериваясь к ногам.

– Не могу, шайка мешает, – сказал дед и постучал в жестяной таз.

– Ну, стой…

Бурый зашел сбоку, что было разумно.

– Лови ее за обе конечности разом и дергай сильнее, – посоветовал я.

– Мне целитель нужен, врачи не берутся. У меня дырка в груди открылась, из нее так сифонит – занавеска шевелится, – сообщил дед. – Я им в поликлинике говорю – дырка, сквозная, навылет, и из нее сзади наперед сифонит, со свистом, сам слышал. Они мне говорят – дедушка, мы дырок не лечим, ищи народного целителя. У вас-то хоть дырки лечат?

– Погоди, батя, – отмахнулся от него Бурый. – Видишь – тетка застряла.

Дед с пониманием оглядел ноги.

– Ничего, справная, – сказал он.

– То-то и оно. Ты, батя, погуляй немного, четверть часика, – распорядился Бурый. – И приноси свою дырку.

Он уже был мне симпатичен своим непоколебимым спокойствием.

– Я схожу пива выпью, – подумав, решил дед и отбыл.

Бурый сел в кресло и молча уставился на мою дуру.

Политика правильная, – подумал я. И даже сказал бы – единственно возможная политика. Дуре неудобно, страшно, больно – и долго ли она в таких обстоятельствах будет молчать?

– Да помогите же наконец! – взмолилась она. – Вы мужчина или где?!

– Брыкаться будете? – спросил Бурый.

– Не буду! Чтоб вы сдохли!

На такую любезность могло быть несколько ответов. Бурый избрал самый практический – потянулся к столику на колесах и включил электрочайник. Этим он без слов сообщил: буду комфортно ждать, пока ты не поумнеешь.

Если бы он знал ее так же хорошо, как я!

– Ну, сделайте же что-нибудь! – опять заныла она. – У меня печень перехватило! Я же помру тут!

– Лягаться будете?

– Сказала же – не буду!

Нашел кому верить… Хотя в таких обстоятельствах даже безнадежные дуры временно набираются разума.

Бурый встал, подтащил к окну второе кресло, забрался, приподнял раму и кое-как помог пленнице высвободиться. Она буквально рухнула в свое кресло. И как по-вашему, что содержалось в ее первых словах? Вот именно – бесстыжее вранье.

– Черт знает что! Я дворничихе за уборку заплатила, а она окно не вымыла. Я сейчас смотрю – батюшки, на нем репу сажать можно. Полезла посмотреть, и вот… Я же ей деньги платила! А она в середке поскребла, а по краям – грязь…

Нет, что за женщина! Она хоть одно слово правды за свою жизнь сказала?

– Сейчас придет клиент с дыркой, – сообщил Бурый.

– Это никакая не дырка, это один из признаков смертельной порчи. Порчу я снимаю на раз. Нужна венчальная свечка, стакан колодезной воды и яйцо из-под черной курицы.

Самоуверенность вернулась к ней моментально.

– Где же он все это возьмет?

– Захочет выздороветь – возьмет! Я от рака змеиными яйцами лечу – так люди по лесу неделями ходят, пока эти яйца отыскивают! Свечка, свечка…

И она полезла в холодильник искать свечу.

Змеиные яйца Бурого озадачили. Он еще не знал, что эта женщина умеет только врать. Поэтому таращился на ее обтянутый черным платьем зад и явно думал самую простую мужскую думу.

Я же только вздохнул. С этой дурой мне никаких бродячих шутов и шпильмейстеров не надо. За триста восемьдесят лет кого только не видел, но все врали в меру. Даже бабы. Судья тут жил, у него экономка была – ну, доложу я вам, черт в юбке! Она половину судебных дел в свою пользу решала. Доктор жил, тупой, как булыжник, и тот изредка больным правду говорил. Потом наверху бордель сделали. Так верите ли, девицы между собой почитай что и не врали. Но лучше бы они эту правду при себе держали… Да… Слишком они много про мужчин понимают…

В прихожей простучали каблуки и появилась та тощая любительница астрала, которая отсюда уже убралась час назад, пытая возмущением. Сейчас она была настроена более мирно.

– Я еще раз посчитала, – сказала она обернувшейся на шаги дуре. – Если «Кармен» по-русски, то вы мне не подходите. Но если написать «Кармен» латинскими буквами и сосчитать, то подходите. Сколько вы берете за услуги проводника?

Такую счастливую улыбку, как у моей дуры, я до сих пор видел только у очень маленьких детей.

– Недорого, у нас все недорого! Я опытный проводник, гарантирую приятное возвращение. Мы и выйдем, и прогуляемся, и пообщаемся.

– Никуда вы не выйдете, – возразил Бурый. Дама смерила его таким взглядом, что даже мне, обитателю сырого подвала, сделалось зябко.

– Кто этот господин? – как всегда, свысока спросила она.

Ну разве же моя дура могла сказать правду? Она затараторила, затрещала, делая при этом убедительные круглые глаза, и чтобы ей поверить – нужно было спятить окончательно.

– Вы не представляете! К нему привязалась энергетическая сущность! Куда он – туда и сущность! Прямо спасу нет! Ему посоветовали пойти в «Афродиту» тут такое биополе! Он пришел, а сущность не смогла. Не прорвалась, зараза, у меня же на всех углах и косяках обереги! Вот, сидит, отдыхает, боится, чтобы я не ушла.

Бурый приоткрыл рот, но молчал. Очевидно, впервые столкнулся с этим феноменом.

– Сущность сама привязалась, или подвесили? – деловито спросила дама, и я понял – это безумие еще похлеще безумия моей дуры, потому что оно – без вранья, неподдельное.

– По-моему, подвесили, знаете, есть такие бабки, практикуют черную магию, они и полтергейст разбудить могут, и привидение подселить…

Так. Вот тут она полезла в сферу, где ей делать решительно нечего. Во-первых, привидение не подселяют, оно само заводится! Во-вторых, у привидения тоже терпение не безграничное. Я просто физически ощутил, как мое – со звоном лопнуло. Я терпел долго. И с меня хватит.

Буду выживать.

– Откуда вы стартуете в астрал? – поинтересовалась дама.

– Вон там у нас ложе. Устроитесь со всеми удобствами, и не заметите, как в астрал уйдете, гарантирую вам приятное путешествие!

Дура повела даму в конурку с ложем, пуская в ход все ужимки дешевой шлюхи, заполучившей пьяного и щедрого кавалера. Я не великий любитель всех этих астральных путешествий, да и могу выходить только в преддверие астрала, выше в моем нынешнем состоянии не полагается. Опять же, я привязан к дому, и есть некая незримая стена, сквозь которую не протиснуться. Это меня сперва сильно раздражало. А мне нужно беречь себя. Поэтому я не последовал в конурку и проворонил блистательный момент.