Текст книги "Байки космического разведчика"

Понять, что пираты с девственницами говорят друг другу, мы, конечно, не смогли, транслейтеру такой галдеж не по зубам. Но вскоре стало ясно – они разделились на парочки. И тут такое началось!..

Кому сказать – не поверят.

Я видел брачные танцы стимфалийских псевдокроликов. Так эти чем-то напоминали…

– Ну, хоть груз останется цел, – заметил Гробус. – И корабль…

– Не останется. Пираты заберут девчонок, – возразил Гердер. – Не мешайте, я займусь завещанием.

– А красиво, – глядя на экран, мечтательно произнес Гробус. – Даже художественно. Нет, правда, наводит на эротические размышления…

– Давно же ты не обнимал подружку, если лягушачий балет наводит тебя на размышления…

Доктор Кырдык пришел в себя и сел.

– Где я и кто я? – спросил он.

Мы с Гробусом посмотрели на него сверху вниз, как взрослые на неразумного младенца. А как еще смотреть на здоровенного дядьку, окосевшего от крошечного стаканчика продукта?

– Девственницы! – вдруг заорал он.

Скрывать правду не было смысла.

– Вот твои девственницы, – мы показали ему экран.

– Надо что-то делать! Надо что-то делать! – завопил Кырдык. – У нас всего пять эталонных периодов! Через пять периодов начнется!

Он схватился за голову и застонал. Мы не поняли, это отчаяние или похмелье.

– Ну что же, хоть посмотрим, как это делают братья по разуму, – философски заметил Гробус. – Может, чему-нибудь научимся.

– Если ты будешь вертеться перед подругой, хлопая себя по бокам и прыгая, вряд ли придется применить новые знания в полном объеме. К тому же, посмотри, у них совсем другое устройство…

– Даже непонятно, как они это пустят в ход…

– Сейчас увидим…

– Сделайте что-нибудь, сделайте что-нибудь! – причитал Кырдык.

– Мы можем только выпить за здоровье новобрачных! – рявкнул я.

– За мной! – вдруг крикнул Гробус и что было духу припустил по коридору.

Я догнал его у входа в нашу каюту.

– Ты с ума сошел? – спросил я.

– Пары продукта! Где канистра из-под капусты?

– Точно!

Продукта было немало – и того, что выдал за последнее время перегонный куб, и припасенного впрок. С этим страшным оружием мы понеслись к грузовому отсеку и через вентиляционный люк распылили его над пиратами и девственницами.

Мы успели!

Им оказалось достаточно подышать парами качественного продукта, чтобы сперва рухнуть друг другу в объятия, а потом, не завершив начатого процесса, свалиться на пол.

Теперь нашей главной задачей было – раздобыть нужное количество тросов, чтобы связать всю компанию – тридцать три девственницы и восемнадцать пиратов.

Где мы взяли эти тросы?

А вот подумайте, ребятишки. Посмотрите на внутренности «Золота Рейна» и сами сообразите, откуда мы их отцепили.

Вот почему судно оказалось там, где ему выныривать не полагалось, вот почему оно подкралось к шестой Альфы Центавра с какой-то непонятной стороны, вот откуда взялся список ошибок, который мы сегодня так старательно анализировали.

Правда, Гердер пытался нас надуть при окончательном расчете, а делать этого не следовало. Старый хитрый Ван Ду Фу, как выяснилось, сохранил запись брачных танцев в грузовом отсеке и пригрозил передать ее мыррийским властям.

А доктор Кырдык, наоборот, оказался очень благодарной рептилией. Он нам подарил по две унции фербеллина.

Правда, нам с Гробусом пришлось несколько лет скрываться от восемнадцати ветеранов, очень обиженных на наш обман, но это уже совсем другая история. И никакой эротики в ней, к счастью, нет.

Рига

2013

Четыре куста прекрасной лилии

Итак, ребятишки, на чем мы в прошлый раз остановились? На экспедиции Борнхольма и Марчевского? Ну, сама экспедиция, как вы помните, ничего особенного из себя не представляла. Обычный проход через портал, обычная работа с зондами, обработка информации, заборы проб – рутина, ребятишки. Нет, эта планеточка, конечно, по-своему уникальна. Она погубила немало наших ребят… Кто вспомнит, в чем ее особенность?

Руки на столы, господа курсанты, пожалуйста! Не шарьте в подкожных блоках, я же вижу и понимаю, что вас не блохи кусают! Блоха? Н-ну… Вот такая мелкая прыгучая скотинка, водится на планете Земля. А если будете заново вживлять подкожные инфоблоки, скажите врачам, что им подмышками не место. Кто только до этого додумался? Да, там они в безопасности, да! Но вы сейчас были похожи на стаю чесоточных мартышек. Ладно, кто успел вывести информацию на окуляры, говорите. Так, правильно, Тауринда. И лилия Меркуса.

Эту беду обнаружила только третья экспедиция, первые две радостно рапортовали: состав атмосферы почти идентичен земной, сила притяжения вдвое выше, местная фауна – безобидные ползуны вроде рептилий, бабочки – ну, эти оказались зубастыми, еще что-то в озерах бултыхалось. Но там, на треклятой Тауринде, цветет лилия Меркуса. Так ее назвали в честь первого парня, которого она погубила. Две первые экспедиции работали, пока она дремала и набиралась сил. Цветет эта зараза чуть ли не полгода. Кто ухитрился подышать ее пыльцой – разбухал, укоренялся и сам начинал цвести! Естественно, мозги у него делались как у той самой лилии. Наши ребята скоро выяснили – таким манером пыльца внедряется в ползунов и распространяется настолько, насколько они сумеют отбежать от куста. Вот такой ботанический механизм экспансии. Она и в такие щели скафандра внедряется, что страшно подумать. Кроме того, она, зараза, ползучая – в каждой вот такусенькой пылинке есть что-то вроде примитивного мускула, он сокращается, и пылинка может двигаться с крейсерской скоростью полсантиметра в час. Поверьте, ей этого хватает…

Но надо отдать лилии Меркуса должное – она не просто красива, она прекрасна. В пору цветения там такой пейзаж – залюбуешься. Лепестки тонкие, нежные, полощутся на ветерке, с утра розовенькие, к обеду желтеют, потом – появляются прожилки, красные и лиловые. В общем, сиди и любуйся. Но сиди перед экраном!

На Тауринде обнаружили кучу таких полезных ископаемых, что махнуть на нее рукой было уже невозможно. В самом подходящем месте наковыряли шахт. В шахтах трудятся роботы, им пыльца не страшна, однако вывозят добычу люди. К капсулам орбитального лифта цепляют контейнеры, выводят силовые поля коридора в максимальный режим – и вперед. А если бы вы видели их скафандры с пятой степенью защиты, то вас бы в Разведкорпус стальными тросами не затащили. Жуть, настоящая жуть. И это еще скафандры, не совмещенные с экзоскелетами.

Так вот, во время цветения лилий силовые поля коридора во избежание приключений регулярно отключают, и капсула стоит в ангаре, а лифтер предается блаженному фар ниенте… Безделью он предается! Безделье изобрели итальянцы и назвали фар ниенте. Нет, я еще не готов к тому, чтобы заставить вас сдавать зачет по итальянскому языку, но если так пойдет дальше…

Бабочки? На бабочек пыльца не действует, и теперь имеется генетическая присадка, которая, как утверждают ученые люди, позволяет человеку более или менее спокойно перемещаться по Тауринде без скафандра. Но только не припомню я случая, чтобы кто-то ею добровольно воспользовался, да и любителей подышать свежим тауритянским воздухом лично я не знаю – кроме, впрочем, одного…

Вот, ребятишки, есть люди и есть идиоты. Идиот – он формально вроде человека, ходит, звучит, только мозгов у него еще меньше, чем у лилии Меркуса. А в голове у него такое устройство – активизируется только от слова «деньги».

Мы с Гробусом оказались на орбите Тауринды в общем-то случайно. Туда перетаскивали блоки, чтобы смонтировать второе кольцо орбитальной, и поскольку имелась немалая вероятность, что эти блоки попытаются отбить серые корсары… Была такая шайка, мир ее праху. Так вот, в сопровождении блоков был задействован и Разведкорпус. А когда мы туда прибыли, оказалось, что на орбитальной уже поселился один хороший человек, ветеран, нанявшийся на старости лет в лифтеры. Вы уже много где побывали и катались на лифтах класса «орбита-поверхность». Но вам, наверно, и в голову не пришло, что в каждой капсуле сидит лифтер. Да, вы его ни разу не видели, но это не значит, что его там нет. Он контролирует процесс и в сложных случаях принимает нестандартные решения. Компьютер этого не может, а человек – может, за это его там и держат, и платят приличные деньги.

Звали нашего приятеля Тохтамыш. Что это за имя, откуда взялось, не спрашивайте, я этого действительно не знаю. Вид у него был самый ветеранский – загар с красноватым отливом, вечно прищуренные глаза и седая щетина, которую он сбривал примерно раз в месяц. Волосы он заплетал в толстую и даже на вид очень жесткую косу, носил на голове повязку, прикрывавшую корявый шрам на лбу, немного прихрамывал и утверждал, что хромота у них в роду – фамильная, признак породы. Я думаю, врал, потому что – кто же возьмет в Разведкорпус хромого бойца? Разве что этот признак только с годами проявляется, и чем дальше – тем хуже, как спинной гребень у шупулянского десантника. Почему десантника? А я только с ними дело имел. Хорошие ребята, только, когда разозлятся, на крокодилов похожи. Может, у самочек какое-то другое устройство, не знаю, врать не стану.

Ну, кто мне выведет в голокуб капсулу? Так, вот она… да не та! Капсулу космолифта, а не океанскую! Теперь правильно. Вынь-ка вот тут сегмент. Вот прямо за энергобанком, вон там, где идут проводки к наружным регуляторам, видите закуток? Это берлога лифтера. В ней есть все необходимое – койка, пульт с экранами, вон там – кухня, за ней – гигиенический блок. Особо не побегаешь, площадь – девять метров, ну так капсула же не все время вверх-вниз носится, большей частью стоит, а тогда и времени, и места для прогулок лифтеру хватает. Один грузовой отсек чего стоит… так! Я понимаю, что вы себя не в операторы погрузочных мониторов готовите! Но отличить грузовой отсек от машинного отделения вы можете?! Машинное отделение заведует жизнеобеспечением капсулы, и только. Ну, в нештатных случаях позволяет ее стабилизировать и опустить на поверхность, всякое случается. Курсант Фергюссон, покажите стабилизаторы! Надо же, угадал…

По случаю цветения лилии Тохтамыш жил на орбитальной, там у него был свой бокс, но соседями оказались косманты. Была такая секта, со строжайшей дисциплиной, для работы в Дальнем космосе – идеальные ребята, наймешь команду космантов – и горя не знаешь, честные, исполнительные. Но они поклонялись космической энергии и эпсилон-лучам, пророкам ее. Поклонялись утром и вечером, причем довольно шумно. Тохтамыш привык, а нам с Гробусом было страшно.

Понимаете, ребятишки, когда монтировали жилые блоки, не предполагалось, что там будут бить в барабан размером с джакузи.

В результате повел нас Тохтамыш в свою берлогу. И тут важна такая деталь – как мы входили в блок, косманты видели. Как мы оттуда удирали, как входили в ангар для капсулы, – они не видели, да и вообще никто не видел. Мы такой цели не ставили, оно само получилось.

В берлоге у Тохтамыша нашлось и чего выпить, и чем закусить. А потом он показывал нам работу камер, установленных на зондах. Мы видели этих самых тауриндянских бабочек так, как будто они прямо на нас летели, щелкая зубастыми клювами. Видели мы и лилию Меркуса, конечно.

– Вон, вон, глядите, та уже просыпается, – радостно говорил Тохтамыш. – Вон там, подальше, проснулась! Красавицы вы мои!

Значит, сидим мы перед экранами, любуемся, и тут подает голос силовая установка. Этак вопросительно:

– Пии-пии?

– Ты чего это? – спрашивает Тохтамыш.

– Пии-пии! – орет установка, и всем понятно: ругается.

– Не иначе, операторы на пульте банкет устроили. Делать-то им сейчас все равно нечего. У них однажды крышка от тюбика горчицы в щель кожуха залетела, вентилятор заклинила, еле вытащили, – говорит Тохтамыш. – Гробус, ты там поближе, нажми зеленую кнопку и прекрати эту истерику. По-по-погоди… Кто-то врубил установку!

Берлога колыхнулась.

Тохтамыш врубил связь и высказал все, что думает о пьяных операторах.

– А ты где? – спросили его голосом, не сказать чтоб избыточно трезвым.

– В капсуле я!

– И что?

– Она ползет к люку!

– Как – к люку?..

Связь прервалась. Восстановилась она минуты через две.

– Тохтамыш, у нас конь!

– Откуда?!

– Вот разбираемся! Все блокировано! Все…

Связь померла, три монитора из четырех погасли.

Конем, господа курсанты, называли тогда программоид, который внедряется в систему и наводит там свои порядки. Почему конь – не знаю. Троянский? Хм… Н-ну, тут я не знаток, вам виднее.

Именно этот конь перехватил управление капсулой. И она, встав в люке, уже ждала начала спуска.

Тохтамыш пытался это дело затормозить и взять власть в свои руки. Но конь блокировал и связь берлоги с машинным отделением. В общем, дело пахло диверсией серых корсаров.

– Скафандры! – заорал Гробус. И мы понеслись искать скафандры, в которых выходила обычно на поверхность рабочая бригада. Они аккуратненько висели в том же отсеке, где хранились и экзоскелеты.

И вот теперь самое время сказать, что сила тяжести на Тауринде примерно в два с половиной раза больше земной. В экзоскелет вмонтировано устройство, позволяющее эту беду как-то компенсировать, но все равно – слишком долго в нем находиться нельзя.

Посмотрели мы на эти скафандры и на эти экзоскелеты – и содрогнулись. А капсула меж тем плавно вошла в коридор.

– Если я не совсем еще кретин, то корсары – в капсуле, – говорит Гробус. – А нас всего трое.

– Но какого этого самого? – спрашивает Тохтамыш, имея в виду: на что корсарам Тауринда в такое опасное время.

– Это экспедиция за пыльцой! – заорал Гробус.

Если бы я сейчас так заорал – вы бы на неделю оглохли. Но у меня так даже не получится.

Тохтамыш минут пять башкой мотал и уши себе по-всякому растирал, пока они не заработали.

– Другого объяснения нет! Это значит, что они готовят атаку, и хотел бы я знать – на которую из планет нашей трассы, – говорит он.

Серые корсары промышляли на двух трассах, пока наши союзники, шупулянцы, их не уничтожили. Я даже подозреваю, что съели.

– Скинуть на поверхность пару бомбочек с пыльцой, а сорок восемь часов спустя прилететь и забрать все ценное, – добавляет Тохтамыш. – Вот только это может оказаться их последней операцией. А мы получим еще одну Тауринду.

– Если там состав атмосферы близок к тауриндянской.

– На что же они нацелились?

– Не все ли равно? Если они не окончательные дураки, то они придут сюда за скафандрами. Ведь для Тауринды только эти и годятся, – сказал я.

Скафандров было десять. И весил каждый кило сорок, не меньше, потому что с полной системой очистки воздуха и жизнеобеспечения, срок автономной работы – семьдесят два часа. А как их носить на планеточке, где сила тяжести в два с половиной раза больше земной? А экзоскелеты на что?

Но они, экзоскелеты, не были предназначены для проползания по узким коридорам капсулы. Их вместе с содержимым прямо оттуда, где они стояли, спускали в люки, а потом затаскивали обратно. Мы поволокли скафандры в берлогу.

Она не была предназначена для долгой осады, оружия у нас тоже не имелось. Если бы берлогу попытались взять штурмом – там бы и настигла нас безвременная кончина.

В общем, картина была такая: в крошечной берлоге на полу неровным слоем лежат скафандры, на скафандрах сидим мы с Гробусом и произносим всякие неприличные слова, а Тохтамыш пытается оживить систему управления.

Наконец ему удается наладить контакт – но это контакт с силовой установкой на орбитальной.

– Ура! – орем мы. Орем, естественно, не подумавши. Потому что способ не пустить серых корсаров на Тауринду – вот он, и мы его излагаем.

– Ребята, если я вырублю силовую установку, коридор пропадет, – говорит Тохтамыш.

– Ну и что?

– А то, что – знаете, на какой мы высоте? Капсула станет спутником Тауринды! Со своей собственной орбитой! А как ее с этой орбиты снимать, я не знаю!

Мы с Гробусом смотрим друг на друга и понимаем, что туда нам не надо.

Тохтамыш колдует дальше, поминая каких-то древних демонов, и оживляет несколько наблюдательных камер. А капсула меж тем все ближе и ближе к поверхности Тауринды.

– Тохтамыш, где они засели? – спрашивает Гробус.

– Я думаю, в рубке, где обычно торчит дежурная бригада и играет в дембоквест на щелбаны.

– Странно, что они не идут за скафандрами.

Серые корсары были те еще сукины сыны, но в Дальнем космосе крутились лет десять и знали, как готовиться к спуску. Если они как-то просочились на орбитальную и захватили капсулу – значит, не один день к этому безобразию готовились. Должны были знать, что для Тауринды изготовлена партия специальных скафандров! Да и про берлогу они должны были знать, найти схему капсулы несложно.

И вот тут мы засомневались…

– Тохтамыш, ты тут сиди и, если получится, блокируй люки, – говорил Гробус, – а мы пойдем в разведку. Есть тут у тебя хотя бы тяжелые тупые предметы?

Тохтамыш постучал себя по лбу.

Ребятишки, есть вещи, которым в Разведкорпусе не учат. Вот не учат, например, как из обычного мужского носка и консервной банки изготовить смертоубийственное оружие. Если больше не из чего – и это годится.

Вооруженные четырьмя банками, мы выбрались из берлоги и полезли к рубке. Тохтамыш остался сражаться с электроникой.

– Давай сперва посмотрим, как там поживают экзоскелеты, – сказал Гробус. – Умный человек бы первым делом занялся скафандрами и экзоскелетами, потому что ты же помнишь, сколько приключений было с «Кентавром-седьмым».

Еще бы я не помнил эту модель! Идея была прекрасная – конструкция с четырьмя ногами и двумя руками могла тащить на себе неимоверное количество груза, на испытаниях даже жилой модуль поволокла, но каково запертому в ней человеку с шестью конечностями управляться? В режиме «иноходь», когда обе правые ноги и обе левые ноги движутся одинаково, еще куда ни шло. Но вот режим «галоп» оказался сложной задачей. На тренажерах уже кое-как получалось, но при полевых испытаниях было разбито вдребезги немало «кентавров», пока у наездников что-то стало получаться.

– Корсары – не дураки. И если те, кто забрался в капсулу, еще не подняли переполох из-за пропавших скафандров и не возятся с экзоскелетами, то, значит…

– Значит, это – не корсары.

– Ф-фу!..

Это я, ребятишки, изобразил вздох облегчения.

– Но кто же тогда?!.

А надо вам знать, что на дальних ответвлениях трасс иногда такая гадость вдруг заводится, что с ней может справиться только межзвездный вакуум. Ну, как-как? Выкинуть в вакуум, и пусть себе там висят целенькие и невредимые. А вы думали, Разведкорпус – это школа медперсонала для домов престарелых?

– Транслейтер… – пробормотал Гробус.

Вот его-то у нас и не было. Для переговоров с корсарами он не требовался, почти все они знали интерлингву, но мало ли из каких щелей пространства выползли те, с кем мы собрались воевать консервными банками?

Кроме того, действия корсаров можно было как-то просчитать. Например – мы знали, что они не станут портить капсулу, потому что в ней еще обратно наверх подниматься, они будут ее беречь. Но если в капсуле оказались существа, не знающие ее устройства, то это может кончиться очень плохо.

Да, существа. Вы подумайте – если они не проявили интереса к скафандрам, изготовленным для двуногого и двурукого астронавта, то сколько же у них конечностей? Или – какого они роста? Или – хвост! В человеческом скафандре емкость для хвоста отсутствует, а у тех же шупулянцев он имеется, да еще какой!

И вот теперь вообразите наше с Гробусом положение. Оружия – нет, нормальной связи с орбитальной – нет, в капсуле – непонятно кто, капсула вскоре опустится на планету, представляющую, если вдуматься, угрозу для человечества. Ведь если пыльца проклятой лилии попадет на орбитальную – там вскоре такой ботанический сад образуется, что придется ее отбуксировать подальше и уничтожить.

Итак, мы подбираемся к рубке, и настроение у нас препаршивое.

– Чтоб я сдох… – бормочет Гробус. – Ты посмотри…

Я смотрю на дверь рубки и понимаю, что она не заперта. Красный квадратик не горит. А это же в инструкции прописано – находясь в рубке, закрывать ее изнутри до момента опускания на поверхность.

Так более того – она и не до конца задвинута, эта дверь! И мы слышим голоса! Человеческие! Невнятно, однако не шупулянский скрежет и не мыррийское кваканье пополам со свистом. И мы понимаем, кто там засел!

– Туристы, чтоб им укорениться и зацвести! – рычит Гробус.

А туристы, ребятишки, это такая фауна, что, будь моя воля, истреблял бы в момент рождения. Думаете, они путешествуют, чтобы смотреть на красивые пейзажи? Они за сувенирами летят. А какой сувенир на Тауринде? А шкурки ползунов. Проку от них мало, но чтобы повесить дома над камином – вполне годятся. Ну и зубастые бабочки тоже – самая добыча для туриста.

Значит – что? Ну, кто догадается? Правильно, курсант. Они вооружены. У них, скорее всего, арбалеты с гарпунами. А не хотел бы я, чтобы меня этак загарпунили.

Мы отползли и устроили военный совет.

И знаете, что мы придумали?

Нет. Нет. Нет. И это – нет. Проще надо быть, ребятишки. Еще проще! Вот!

Мы пошли к экзоскелетам, которых на борту было шесть штук, и вынули из всех шести такую маленькую стальную коробочку, вот такусенькую. В этой коробочке сходятся все проводочки, все шнурочки, все волоконца. Без нее экзоскелет – такая же куча железа, как рыцарские доспехи на манекене. Как нам удалось выковырять эти блоки и разомкнуть клеммы – не спрашивайте. С большим трудом!

Ну, сделали мы это и вздохнули с облегчением, потому что без экзоскелета на Тауринде делать нечего. Однако рано мы вздыхали.

Тохтамыш все это время колдовал и шаманил над электроникой. Кое-что удалось. В частности – он получил приказ с орбитальной немедленно переводить управление капсулой в ручной режим и ползти обратно наверх. Как это сделать – ему не сказали. А сказали – для того его тут и держат, чтобы справлялся с нештатными ситуациями. И тут же связь прервалась.

– Восстанавливай! Надо наверх доложить про туристов, – сказал я. – Посмотреть, у кого есть лицензия для работы на этой трассе, и ликвидировать лицензию немедленно. Я понимаю, что в турфирмах сидят красивые женщины, но насколько же надо быть красивой, чтобы этим компенсировать полное отсутствие мозгов?

– Ты полагаешь, что в капсуле есть женщина? – спросил Тохтамыш.

– Кто-то же должен сопровождать группу.

– Женщина?!.

И тут нам стало страшно.

У меня первая мысль была: сейчас Тохтамыш побежит и удавит ее. У Гробуса: сейчас Тохтамыш побежит и… Ну, ребятишки, вы меня поняли. У тех, кто работает на небольших орбитальных, где слабому полу делать нечего, отношение к женщинам очень простое, я бы сказал, первобытное. Или – ненависть, или нечто совсем иное, чреватое сюрпризами. Был случай – один наш энергетик, ради заработка просидевший на орбитальной лишних два года, был спасен в последнюю секунду – он уже собрался совокупиться с паучихой. Есть на шестнадцатой трассе планета, где живут пауки, умеющие гипнотизировать все живое и, возможно, неживое. Потом он рассказывал: отлично видел, что паучиха, но она, хитрая тварь, как-то внушила ему, что она – женщина.

Тохтамыш выскочил из берлоги, мы понеслись следом. На бегу мы проклинали туристический бизнес всеми словами, какие знали, и потому скрежетали, крякали, квакали, шипели и свистели. А что вы думаете – это первое, что усваиваешь, когда знакомишься с союзниками из других рас.

Мы изловили его уже возле рубки, схватили, повалили и, каюсь, на несколько минут лишили чувств. Все вы знаете, как это делается.

– Мало нам было хлопот, еще и лифтер взбесился, – говорит Гробус. – Но любопытно, кто перехватил управление капсулой. Не верится, что в турфирмах сидят такие специалисты. Лучшее, что они могут, это без посторонней помощи провести сопоставительный анализ цен в отелях.

– Да, меня это тоже смущает, – соглашаюсь я. – Такое могли проделать корсары, но мы уже поняли, что это не корсары. Нужен человек, который мыслит всеми этими электронными категориями. Услуги человека, способного устроить такую диверсию, дорогое удовольствие. А выбор у нас небольшой – или корсары, или туристы.

– И еще неизвестно, что хуже.

Мы сделали, что могли. Тот, кто после приземления вылез бы из капсулы, недалеко бы от нее ушел без экзоскелета. Но, цинически рассуждая, лучше бы ему отойти хоть метров на двести. Тогда бы нам с ним было меньше хлопот.

Объясняю! В радиусе сотни метров от посадочной площадки капсулы проклятых лилий нет, а ползунов и бабочек отпугивают всякими пищалками и вонялками. Те, что засели в рубке, имеют собственные скафандры – иначе они бы проявили хоть какой-то интерес к штатным. Выйдя на поверхность в собственном скафандре, турист сразу ощутит – сила тяжести не та. И вот, если он рухнет и распластается возле капсулы, нам придется спасать его и затаскивать обратно. Если вспомнить, что его вес увеличится для нас примерно в два с половиной раза, легко представить себе это удовольствие. А если он доберется до зарослей лилии Меркуса, то спасать его уже бесполезно – останется только пожелать счастливого цветения.

А капсула меж тем уже начинает тормозить. И тормозит очень плавно. То есть, ее ведет опытная рука.

– Кто же там, в рубке, засел, филакрийский осьминог его удави?!

Да, вот именно так я заорал. Ничего, ребятишки, ничего, теперь вы знаете, как я буду орать на вас во время летной практики. И профессор Виленский тоже – только у него голос выше и проникновеннее. Так проникает – сутки глухой ходишь и башкой трясешь.

Тохтамыш подо мной зашевелился… Ну да, мы же на нем сидели. Во избежание. То есть, опомнился.

– Гробус, Янчо, – говорит он нам. – Пустите меня… Я ничего не сделаю, я тихий… Я только в глаза ей посмотрю… В глаза посмотрю этой дурище!!!

– Тихо, Тохтамыш, тихо, – шепчем мы ему. – Капсула тормозит. Вот сейчас наши туристы выйдут из рубки, и придется с ними что-то делать… И неплохо бы сразу опознать модель скафандров…

К тому времени типовых моделей было то ли четырнадцать, то ли пятнадцать. И у каждой – обязательно какая-то недоделка, при грамотном ее использовании – несовместимая с жизнью. То есть, мы могли несколько человек обездвижить, если бы знали, во что эта публика одета. И, ребятишки, мы понимали, что богатая турфирма может брать в аренду очень хорошие скафандры, уже доработанные умельцами.

– Тохтамыш, иди в берлогу, налаживай связь, – говорит Гробус, – а мы тут останемся. Постараемся этих дураков не выпустить на поверхность. И имей в виду – управление перехватил кто-то умный. Он или служил лифтером, или – талант по праву рождения. Объясни начальству ситуацию и скажи, что мы делаем все возможное, лишь бы не выпустить туристов на поверхность.

– Но потом я смогу посмотреть ей в глаза? – спрашивает Тохтамыш.

– Боюсь, что только через прозрачную стенку толщиной в два пальца, – отвечает Гробус. – И она будет печально шевелить лепестками.

Тохтамыш вздохнул и пошел в берлогу. А мы спрятались за контейнером с отработанными брикетами термобрикса и стали ждать.

Вот дверь рубки отодвинулась, вышел человек, и тут мы вздохнули с облегчением, потому что некоторое сомнение все же оставалось. Этот человек в зелененьком скафандре с красным крестом на спине и на груди несколько нас озадачил – такие скафандры носят медики больших экспедиций. Следом появился другой преступник – тот был в голубом скафандре подводника, знаете, для работы на шельфе, на мелководных фермах. Платят там немного, так что имейте в виду – тех, кто не сдаст сессию, ждет ферма, где разводят съедобных диарейских медуз. Это было по меньшей мере странно, и мы дождались третьего чудака. Тот вылез в сиреневом термостойком скафандре. Модель знакомая, старенькая, рассчитана на температуру не выше двухсот градусов.

– Я понял, – шепчет Гробус, – это бродячий цирк…

– Ага, в полном составе прибыл на гастроли…

Турфирмы, работающие на трассах, обычно арендуют скафандры, своих не имеют. Им, конечно, самую лучшую одежонку никто не даст, но, по крайней мере, выдадут одинаковое барахло. И мы пришли в ужас при мысли, что завелись какие-то самозванцы, которые продают туры на опасные планеты за бешеные деньги, а экипировку выдают такую, которую удалось найти на помойке. Но в этом была логика – такой фирме главное получить деньги за тур, а останутся ли туристы живы, ее не волнует.

И вот тут мы дали маху – заспорили о способах смертной казни для дирекции таких фирм-однодневок. Я предлагал свозить их на Тауринду – и пускай цветут махровым цветом. Гробус утверждал, что это, в сущности, безболезненно, а вот скармливать их стремтийским комарам – самое подходящее, два дня мучений обеспечены.

Мы думали, что успеем нагнать этих циркачей у выхода из капсулы, но мы не учли одной мелочи. Надо было сразу проверить грузовой отсек, мы были убеждены, что он пуст, однако там стояла танкетка. Это хорошая штука для езды по пересеченной местности, широкие гусеницы, надежная кабина. Вот только втроем там тесновато, а к нашим клоунам присоединился еще и четвертый – тот был в малиновом скафандре для перевозки инфекционных больных. Мы уже ничему не удивлялись.

Им удалось сесть в танкетку, а оттуда их уже не выковыряешь, она только филакрийскому осьминогу по зубам, а он своими клювами не то что танкетку, капсулу перекусить может.

Блокировать выход мы не могли – нечем было, Тохтамыш никак не мог вернуть власть над капсулой. Ложиться под гусеницы нам не хотелось. И тут у Гробуса случилось озарение! Настоящее, ребятишки! Такое раз в сто лет бывает! Недаром же Гробус четверть века спустя стал вашим любимым профессором Виленским. Что? Не слышу. Я сказал – любимым. Ну да, я знал, что вы возражать не будете.

Я-то хотел сразу бежать к экзоскелетам, чтобы влезть в них и атаковать танкетку. Но умный Гробус сказал:

– Погоди, крошка. Давай сперва заглянем в рубку. Сдается мне, что тот, кто перехватил управление капсулой и полями, был в рубке. Ты заметь, как он оттормозился… Что-то мне подсказывает, что его с собой не взяли, а оставили дневальным по пищеблоку…

И точно! Там сидел парнишка лет двенадцати, а скафандр на нем был пятнистый, камуфляжный, вроде тех, что носили наши чернокожие диверсионные группы во время последнего конфликта на седьмой трассе. Там взрослый мужчина был как раз ростом с этого мальчишку, но не советовал бы я вам, ребятишки, втроем выходить против такого малыша.

Но это дитятко, этот налысо стриженый ангелочек, сидело перед портативным пультом ручной сборки. Знаете, есть такие мастера – возьмут блок питания от чайника, динамоплату от вертушки, вентилятор от газообменника, два метра медной проволоки, горсточку болтов и гаек, поковыряются – и вот вам винтолет, способный нести полкило груза. Этот пульт, мы сразу поняли, собран умельцем – вид у него был корявый, что-то не влезло до конца и торчало, провода висели. Но парень работал сразу двумя руками на двух экранах.