Текст книги "Беременна по договору"

Глава 11. Алина

– Всего доброго, – вежливо улыбается девушка из приемной комиссии, которая оформила меня.

– Спасибо большое, до свидания, – встаю со стула, и накидываю сумку на плечо.

С довольным лицом, словно имела дело с чем-то грандиозном, покидаю стены университета. И желаю, как можно скорее вернуться сюда вновь.

Догадываюсь, почему охрана странно смотрела на меня. Я же просто таращила глаза, ничуть не стесняясь и запрокидывая голову на высокие красивые потолки в восхищении. Зелено-белая гамма с многочисленными колоннами в интерьере сразили меня наповал. Все намного круче и ярче, чем на картинках, которыми пестрит интернет. Я ни чуточки не разочарованна этим местом, а очарована еще больше.

Переполненная эмоциями, я выхожу на улицу и максимально заполняю легкие кислородом. В венах пульсирует эндорфин и другие гормоны радости. Когда я последний раз была так счастлива? Да никогда… Все только начинается. Моя новая жизнь. Моя светлая полоса.

– Алина Константиновна…

Я открываю глаза, которые прикрыла в моменте внутренней эйфории, и оборачиваюсь. На обочине возле университета стоит знакомый автомобиль, а рядом с ней – Рома. Я вызвала водителя, как и велел мне Павел.

– Я здесь, – машет мне парень, когда щурюсь от солнца и прикрываю ладошкой глаза. – Все в порядке?

– Да, отлично, Рома, – улыбаюсь. – Ты вовремя.

– Стараюсь.

На фоне черной футболке, джинсов и смугловатой кожи, его белоснежная улыбка выглядит выигрышно. Надеваю защитные очки, чтобы не спалиться то ли от солнца, то ли о мужского обаяния. Однако мне приходится почти сразу же приспустить их на нос.

– Я извиняюсь… Кажется, ты перепутал, – мешкаюсь, когда Рома собирается сесть на пассажирское место. – Кто же нас повезет?

– Вы. Не против? – застывает он в дверях, с прищуром.

– Что…

Буквально обездвиживает своим заявлением. Рот в удивлении приоткрывается постфактум.

– Ваш муж попросил проехаться с вами, – раскрывает карты он, видя, как растерялась.

– Что, прямо сейчас? – сглатываю и не веря, бросаю косой взгляд на водительское место.

Сердечный бит набирает обороты. Рома кивает, и мне сносит крышу. Меня за руль такой крутой машины… Я готова.

– Если пожелаете, – осторожно уточняет Рома.

Желаю ли я? Он шутит?

– Конечно!

Пискнув от радости, я забываю, что являюсь женой миллионера, и бегу безумной девчонкой к автомобилю.

– О божечки… – благоговейный вздох вырывается из меня, когда сажусь за руль и первым делом сжимаю его.

Кожаный, крепкий, гладкий, изящный – идеальный под мои руки. Изучаю его пальчиками, пробегаюсь по панели, коробке передач, – все с жадным пристрастием и горящим взглядом. Собственно такой безумной реакцией провоцирую смешки со стороны Ромы, очень плохо сдерживаемые им.

– Надеюсь, вы не сильно гоняете? – включает излишнюю опасливость мой пассажир. – Моя голова первой пойдет с плеч, если что…

– Все останутся с головами, обещаю, – пристегиваюсь я и проворачиваю ключ в замке зажигания.

Двигатель заводится вместе с моими поджилками. До трясучки классно.

Как я вожу? С удовольствием. С какого раза я сдала экзамен по вождению? С первого. Сколько я заплатила при этом гаишнику? Ни копеечки.

Если б я родилась мужчиной, была б автогонщиком.

– Как же она быстро разгоняется, невероятно, – восторгаюсь я, как проворно машинка мчит вперед, оставляя всех позади.

– Полегче, не забывай про ограничения, – контролирует процесс Рома, смотря то на дорогу, то на меня.

Сама не заметила, как мы перешли на «ты». С Ромой очень легко, он открыт для разговора, и в его компании мне очень комфортно.

– А ты часто нарушаешь? – интересуюсь я у своего надсмотрщика.

– Бывает.

– А-а-а, – журю взглядом парня.

– Очень редко, – уточняет он, дергая бровью. – Но учить тебя плохому не буду.

– А я и не просила, – пожимаю плечами и как бы невзначай добавляю. – Тем более Павла Андреевича здесь нет, как он узнает?

Пальчики намекающе барабанят по рулю.

– Почему ты называешь мужа по имени-отчеству? – с недоумением спрашивает Рома.

Действительно… Вот блин.

– Я… Эм… Для тебя. Ты же его так называешь, – как можно правдоподобнее вру я.

Странное оправдание, да, но ничего лучше я не придумала за секунды.

– Вообще, нет. Мы были знакомы до того, как я устроился к нему на работу.

– А, я не знала… – вытягиваю губы трубочкой, ощущая неловкость. Надеюсь, он не заметил, как раскраснелись мои щеки. – Паша не рассказывал.

– Понятно.

Переключаюсь на дорогу чтобы отвлечься, но боковой стороной лица чувствую на себе взгляд Ромы. Прям без стеснения в упор смотрит, о чем-то думает и молчит при этом.

Какой-то мужик на джипе обгоняет меня. Хмыкаю, упираясь глазами в прокаченный зад внедорожника.

– По-моему, это вызов? – с намеком спрашивает Рома. – Не хочешь ответить?

– Есть такое…

– Чего ждем?

– Твоего благословения…

– Рви давай.

Педаль в пол, и без всякого страху я совершаю маневр, в результате которого джип плетется за мной.

– Боже, как круто! – смеюсь я, откидываясь на кресло. – Ты видел, как я его, а?

В крови бурлит адреналин. Рома хохочет вместе со мной. Я замечаю, как на его щеках проступают ямочки. Мило.

– Видел-видел, молодец. Дай пять, – ловит мой шлепок по ладошке и сияющими глазами смотрит на меня.

Я смущенно сминаю губы и увожу взгляд на дорогу. Бесконечная полоса и мелькающие по сторонам объекты отвлекают. Совсем скоро приедем домой.

– Спасибо, что согласился поездить со мной… И не испугался, что главное. Знаешь, эти стереотипы про женщин…

– Какие стереотипы, можно поподробнее? – притворяется Рома. – Я пока жив, и тачка цела и невредима, как видишь. Хотя… Может это иконка, приготовленная заранее спасла нас…

Салон вновь заполняется вибрирующим смехом. Мне ни капельки не обидно. Улыбка до ушей.

– Да уж… – довольно выдыхаю. – Не терпится все рассказать Паше, он то переживал за машину…

– Похвастайся-похвастайся. Если не поверит, я подтвержу.

– Ага, за ужином.

– Ты забыла, он сегодня уезжает… Вернее уже уехал.

– Куда?

– Ты его жена, тебе виднее.

– Да, конечно… Действительно, забыла, – не получается врать правдоподобно.

– Он заикался про день рождение, вероятно у друга, – прочищает горло Рома.

– Точно-точно. Вспомнила, – максимально заливаюсь краской я.

* * *

После таких неловких прецедентов хочется завести с Демьяновым серьезный разговор, во главе которого будет стоят вопрос «Стоит ли скрывать фиктивность наших отношений или бесполезно?»

Я же ничегошеньки о нем не знаю, а просвещать меня он и не думает… Та и собираю по крохе информацию о нем от других. Впрочем, я зря жалуюсь. Порой лучше не знать чего-то… Как говорят, меньше знаешь, крепче спишь.

К слову, хоть я ничего толком и не знала о Демьянове, но этой ночью меня одолевала бессонница. И как оказалось, не спроста.

Спускаюсь на кухню, чтобы подлить воды в графин, который опустошила за чтением книги. О да, я быстро нашла себе занятие, которое утром щедро вознаградит меня кругами под глазами.

В полной тишине просекаю гостиную и замираю на мягком ворсе ковра от странных звуков, доносящихся с холла. Вроде бы кто-то зашел…

Так и есть, свет автоматически загорается там и, подойдя поближе возле дверей я вижу мужское нечто, которое еле держится на ногах. Прикрываю рот рукой о шока. Передо мной стоит Павел Андреевич, пьяный в хлам.

Что-то бормоча под нос, он пытается цивильно снять ботинки но, в итоге, психану, сбрасывает их с ног, и те отлетают в разные стороны. Шаг вперед и непослушное тело грозится свалится плашмя, припечатывая и без того помятую мину к паркету.

– Ах, боже мой, держитесь, – спешу на помощь я, как могу удерживая его. Саму шатает.

Павел усмехается, и резкий запах алкоголя ударяет я внос, заставляя поморщиться. Глаза, стеклянные, бессознательные, смотрят на меня безлико, а губы еле шевелятся, выпуская развязный хрип:

– О, родная моя… Тут как тут, – острый кончик нома утыкается в шею.

Меня ведет от его веса. Равновесие, не покидай нас, пожалуйста…

– Вам бы до кровати дойти, – пищу я, не представляя как вот это нечто на двух ногах дойдет на второй этаж по ступенькам… И без переломов, желательно.

В следующий момент Павел сжимает рот рукой, сдерживая позыв к рвоте. Только этого не хватало… Если его прополощет прямо здесь, Нателла в сердцах так его прополощет. И я на это бесплатное зрелище смотреть не хочу.

– Пойдёмте же в туалет, – тяну его безвольное существо, которое плетется со скоростью черепахи, собирая плечом все углы и стены.

Небеса сжалились надо мной и вознаградили за старания – Демьянов добрался до унитаза и сейчас, стоя на коленях, извергал из себя все безобразие, которое влил в себя.

– Хорошо вы отдохнули, – выглядываю я из-за двери, когда ужасные звуки рвоты прекратились.

Демьянов с закрытыми глазами сидит на полу у стены и, дергая кадыком, хрипит в сарказме:

– Угу, ох*енно…

Глава 12. Паша

Несколько часов назад

– С Днюхой, Кнопка, – поднимаю бумажный стаканчик с колой и отпиваю за здоровье малой. Гадость, редкостная. Но другого здесь не наливают.

Тая лыбится в ответ и, нехотя закидывая в рот палочку картошки фри, откидываясь с набитым пузом на стул.

– Ой все, обожралась, уберите все со стола… Иначе я лопну, – включает она королеву драмы.

Стол заставлен практическими всеми вредными «хотелками» Таи, которые только нашлись В KFC. Сегодня ей все можно. Четырнадцатилетняя девочка умело манипулирует взрослого дядю весь день, таская его по летнему саду, аттракционам, тиру, теплоходу… А я мирно повиновался, совершая тысячу и одну фотографии, блюя в стороне от сахарной ваты, мороженного и прочих вкусняшек, которыми забит мой желудок.

– Остатки возьму на пижамную вечеринку. Девчонок позвала, – добавляет Тая, сгребая лишние коробки в сторону.

Я молча киваю, смотря на девочку, которая слишком быстро повзрослела.

– Хорошо, что ты приехал, иначе бы я скисла конкретно, – дует она на челку, свисающую цветными прядями на лоб.

Еще год назад у неё были длинные волосы и чистая кожа, а сейчас каре, резкие стрелки и наполовину съеденная помада. Еще гормоны, которые породили прыщи, которые безуспешно замазаны тоналкой. А виднеющаяся на плече бретелька лифа напоминает, что передо мной сидит настоящая девушка, а не вредная маленькая «Почемуч-ка?», которую знаю с пеленок.

– О чем хотела поговорить? – вспоминаю я, складывая руки на стол и заглядывая в большие голубые глаза. Точно, как её сестры.

– Да блин… – мнется Тая, морщит носик, словно вынуждаю её. – Он даже меня не поздравил, понимаешь?

– Кто?

– Ну Егор, – закатывает глаза, мол, ничего не понимаю. И начинает пояснять далекому. – Короче, я люблю его… То есть терпеть не могу, – фыркает она, путаясь в чувствах. – Короче, бесит.

Очень информативно. А главное все логично и предельно понятно.

Не думал я становится психологом на час, но видимо выбора у меня нет. К слову, в сердечных делах – советчик я так себе. Умело избегаю их в разговорах и в жизни.

– Мхм, – вздыхаю трагично. – Тогда не будем о нем?

– Вот еще, – закатывает глаза на упоминание недостойного. – Знаешь, я одного понять не могу… Признаешься в любви, а потом другую целуешь, ну это нормально вообще, скажи?

– Не знаю…

– Конечно, не нормально! Придурок он… Козел. Фу…

– Согласен, – поддакиваю, сдерживая усмешку.

Тая не на шутку завелась. Девичье сердце, хоть и наивно, но весьма чувствительно. Не хочется, чтобы какой-то баран по имени Егор ранил его.

– Предки заколебали. Это они меня не пустили с ним погулять, когда он звал… – дует губы. – Вот и пошел с другой.

– Оправдываешь его?

– Нет. Но это долбанная опека задолбала. Забери меня к себе, а Паша? Ты – мой крестный отец, имеешь право.

– Смеешься? Твои родители, сначала мне голову открутят, а потом тебе, дурочка…

Вот тут я не преувеличил. И будь я хоть самим папой Римским, а не просто крестным, они бы не отдали её мне. Им хватило первого раза, чтобы сделать выводы.

– Ой, они чушь несут, и мозг все время своей учебой промывают. Сколько можно… С тем не ходи, так не делай…

– Прессуют значит? – делаю очевидные выводы я.

В отличие от девочки, я в курсе причин контроля над Таей, младшей дочери семьи Лариных. Родители оберегают глупое дитя от всего того, что могло бы погубить его. По факту, я – первый в списке запрещенного.

– Жестко. Жива бы была сестра, жила бы с ней и не тужила, а так мучайся теперь… – не церемонится в выражениях Тая.

Именно это качество, смешанное со смелостью и юношеским максимализмом, разнит её с мягкой и добросердечной погибшей сестрой. Упоминание о Наташе вызывает в груди щемящую боль. Не думал, что она начнет вспоминать сейчас…

Дерзкие интонации в голосе спадают, как и гримасы с лица, когда Тая теребит цепочку на шее и вытягивает за неё медальон, спрятанный под рубашку.

– Она всегда со мной, – открывает медальон, и миловидное лицо Наташи смотрит на меня. Невидимые иголки вонзаются в меня, заставляя сжать челюсть. – Ты помнишь её, Паша?

– Как сейчас, – дергается кадык под давлением застрявшего кома.

– Ты ведь любил её, правда?

– Правда, – хриплю, ощущая, как же чертовски плохо становится на душе.

– И я, – выдыхает Тая, целуя фотку и защелкивая медальон.

Я встряхиваю головой, чтобы унять эмоции. Переключиться, заставить мозг подумать о чем-то другом, чтобы не уйти в себя и грызущее прошлое окончательно.

– Заедешь к нам? – хлопает умоляюще глазками Тая.

– Нет, Тая… Не сегодня, – я бы даже сказал никогда.

– Вот понимаю, – прицокивает. – Тоже не хочу возвращаться домой.

– Пижамная вечеринка пройдет без именинницы?

– П-ф-ф… Ладно, – снисходительно прикрывает ресницы.

Меня это смешит. Я щелкаю по её вздернутому носику, сбивая пыль притворной эгоистичности. Тая хрюкает в ответ, и прищурив глазки, интригующе спрашивает:

– Хочешь секрет?

– Давай.

– Проколю пупок, – бровь вызывающе подскакивает.

– Чего?

– Ага. Подарок себе любимой на ДР. Да и Егор стопудово заценит.

Я не видел в глаза этого Егора, но почему-то мне невероятно хочется открутит ему голову.

– Мать узнает, голову оторвет, – предостерегаю от необдуманного поступка.

– Не узнает.

– А если я оторву? Прям сейчас? – показательно хрущу костяшками.

Девчонка вообще «не бреет» угрозы в моем лице.

– Рука не поднимется в день рождение, а потом ты уже уедешь, так что не судьба… И вообще ты свой, тебя не боюсь, – хмыкает и, присосавшись к трубочке, звучно высасывает колу со дна стакана.

Я кашляю в кулак на её наглую самоуверенность. Маню пальчиком к себе, чтоб вытянула шею.

– Ты мне секрет, а я тебе совет, окей? – шепчу.

– Валяй.

– Подумай дважды перед чем-то сомнительным, – короткая пауза, которую завершаю уточнением. – Дважды до тех пор, пока не передумаешь.

– О-о, тонко-тонко… – проглатывает совет. Слишком нудный, по ее мнению, поэтому сразу же выплевывает его. – Запишу на диктофон и поставлю на репит. Что-то еще, дядь Паш?

Я усмехаюсь на детский пафос и отвожу взгляд на витрину, через которое замечаю подъезжающую знакомую машину. Это брат Таи. Припарковавшись, Костя выходит из машины и в секунду цепляет меня враждебным взглядом.

– Тебя ждут, – прочищаю горло, чуть кивая на витрину.

Тая машет брату и после разочарованно вздыхает:

– Да, пора… Спасибо, что приехал, – дотягивается до моих рук и сжимает их, передавая тепло и благодарность.

– Рад был тебя увидеть, Тая. Будь умницей.

– Как всегда.

Я встаю и заключаю её в объятия маленькую проказницу. Губы припечатываются к светлой макушке, вымещая в поцелуе яркие чувства, которые так редко посещают меня в последнее время.

– Когда исполнится восемнадцать, приютишь у себя в Москве?

– Все может быть.

– Нет, ты пообещай. Чтоб было ради чего жить, – наводит драмы она. Только слез не хватало.

– Не могу, вдруг я коньки откину к тому моменту.

– Ой… Ну хоть завещание оставь тогда, – закатывает глаза и получает от меня щипок за её вредный нос.

– Буду скучать, – чуть слышно произносит она, поджав нижнюю губу.

– И я, малышка.

* * *

Распрощавшись с Таей, я заехал в цветочный магазин и с букетом белых роз направил автомобиль в конец поселка. Именно эти цветы были Её любимые. Я помню все: наши счастливые дни и не только, в особенности, самый последний, дурной, который поставил слишком некрасивую точку. Роковую. Прошло десять лет, а я не могу себя простить… И её не могу. Во мне нет смирения, которое бы обеспечило покой в душе и позволило жить так, как хочется.

В вечерних сумерках мой автомобиль съезжает с асфальта на проселочную дорогу, ведущую в небольшой лесок. Именно в нем расположилось местное кладбище. Там теперь живёт Наташа, моя первая любовь, и мне не нужно гадать, где найти её, как это было раньше… Её место неизменно.

И она сама сделала это выбор, черт подери. За нас обоих. Взяла и ушла, оставив меня с невыносимым чувством вины, который неподъемным грузом лежит на сердце. Мое проклятье.

Её черный мраморный памятник я вижу издалека. Он высокий и вмещает фотографию Наташи во весь рост. Именно такой я запомнил её – молодой, цветущей, сентиментальной, доброй и улыбчивой. В дурацком сарафане, который ненавижу всей душой: именно в нем она была при последней встрече.

– Привет, любимая… – шепчу, опуская живые нежные цветы на холодный камень.

Наташенька стоит напротив меня и неизменно улыбается в ответ, а я…

А я хочу разбить этот гребанный камень, содрать все декоративные цветы, достать из земли её вместе с душой, чтоб в отчаяние вытрясти её вновь, заглянуть в глаза и спросить, зачем она это сделала… Дура, дура, дура!

Все можно было бы исправить, придумать что-нибудь, решить…

Я бессильно опускаюсь на скамью и опускаю поникший взгляд в землю. Гробовое молчание бьет по ушам сильнее адового крика грешника. Я сильно сжимаю пальцами уголки глаз, и начинаю убивать себя… Ведь это я во всем виноват.

Глава 13. Паша

Десять лет назад

Песочный клубок пыли мчится за машиной, которую гоню по тихому безлюдному пустырю, расположившемуся за окраиной поселка. Из динамиков вырывается громкая музыка. Она удачно перебивает внутренне напряжение, стук беспокойного сердца, навязывая нужную волну. Настроение нервозно-отвязное.

– Уже тут, – хмыкаю без удивления, когда вижу силуэт девушки, стоящей под размашистой кроной многолетнего дуба.

Она тихо покачивается на качелях с книгой в руках. Все, как всегда.

Колеса надрывно тормозят ровно напротив дерева, который был своеобразным символом нашей пары. Это наше место на пустыре. Здесь я первый раз её поцеловал и признался в любви. Много воспоминаний проносится в голове, тенистое местечко под дубом видело и улыбки, и слезы, слышало и стоны взаимного удовольствия и громкие ссоры… Это наша история.

И ей пришел конец. Неумолимый.

Я должен поставить точку. Сегодня, здесь и сейчас.

– Привет, – улыбаясь, спрыгивает с качелей Наташа и откладывает книгу на деревянное сиденье.

Я сделал эти качели специально для неё – это был сюрприз, который преподнес перед своим отъездом. Она была очень рада и обещала летать на них каждый день, вспоминая и ожидая меня два злосчастных месяца, пока буду пребывать за границей с семьей.

– Привет, – захлопываю дверь новенькой тачки, подаренной отцом день рождение.

Моя ответная улыбка выходит более вынужденной, чем естественной. Я иду к ней, побрякивая цепочкой на джинсах, которые идеально сочетаются с широкой ляпистой футболкой известного бренда, купленной в Канаде. Во рту играет мятная жвачка, а на глазах черные очки, которые фиксирую на волосах, когда приближаюсь к девушке.

– Давно ждешь? – встряхиваю челкой, которую успел отрастить.

– Да нет…

Между нами шаг. Для меня – пропасть. Наташа неспешно скользит по мне взглядом, изучая каждую новую деталь во внешнем виде.

Да, я изменился. Сильно. И дело даже не в гардеробе или прическе – это второстепенное. Два жарких летних месяца перевернули мою жизнь и отношение к ней. Я выбрал другой угол обзора. Не знаю, что на это повлияло… Другая страна, её менталитет, новая компания или я просто повзрослел и сбросил розовую пелену с глаз.

Факт один – я уже не тот. И чувства не те…

Изменилась ли Наташа? Она все та же.

На ней простой длинный сарафан, подол которого поддувает теплый ветерок, он же развевает её слегка волнистые длинные светлые волосы и доносит до меня её нежный аромат василька. Мягкая улыбка играет на спокойном миловидном лице, и любопытные голубые глазки пытливо рассматривают меня.

Я также смотрю на неё и, к своему сожалению, понимаю, что не ошибся. Меня ничто не трогает более в её образе, как это было раньше. Чувства куда-то улетучились. Все пресно, привычно и скучно.

– Я соскучилась, – вдоволь наглядевшись со стороны, Наташа преодолевает расстояние между нами и обнимает, прижимаясь к груди.

Мои руки вспоминают её хрупкое тело. Тонкая березка. Она облегченно выдыхает, а я напрягаюсь. В горле неприятно саднит, и я через силу сглатываю.

– Я тоже.

И это правда. Я рад её видеть, но… Её объятия больше не греют. Я не жажду поцеловать её в губы или шептать о любви после долгой разлуки. Мне некомфортно стоять столь плотно к ней и дышать в унисон.

Не хочу обманывать ни себя, ни её. Мне больно, и я мечтаю остаться с ней друзьями ни смотря ни на что… Наташа знает обо мне все, она всегда была рядом, и умела поддержать, когда это было необходимо. Потому я не имею права ей врать и притворяться.

– Такая смешная, – хихикает она, подбирая мою челку, которая все-равно свисает на один глаз.

– Так модно, ничего не понимаешь, – встряхиваю головой, отстраняясь от девушки.

– Наверное… – опускает глаза, дергая плечиком.

Я прячу руки в карманы и слегка покачиваюсь, выжидая более удачный момент для признания. Очень тяжело. Язык немеет во рту и грудь наливается свинцом.

Наташа прислоняется спиной к стволу дерева и странно улыбается, во взгляде интрига. Сказать что-то хочет…

– Как дела? – прочищаю горло, не зная, о чем еще поговорить с ней. Оттягивать время до конца – не удел ли мазохистов?

Раньше мы без умолку трещали. Это могла быть бессмыслица и чушь, нам было все равно. А сейчас мне хочется, чтобы все закончилось. Логично так и по-хорошему. Без истерик и обид.

– Хорошо, Паш… У меня есть две новости для тебя, – дергаются уголки её губ.

– О… Хорошие или плохие?

– Это как посмотреть. Я расскажу, а ты реши.

– Окей. Тогда, Наташ, у меня тоже для тебя есть новость, – бросаю в неё предупреждающий взгляд.

– Хорошая? – чуть склоняет голову на бок.

– Это как посмотреть. Сама реши, – использую её запрещенный прием.

– Я поняла. Давай по очереди… Можно я первая начну?

– Я готов и мои уши тоже, – посмеиваюсь, хотя внутри все сковало от волнения.

Наташа облизывает пересохшие губы и неуверенно начинает говорить, то и дело бросая короткие взгляды в мою сторону. Следит за реакцией.

– Мы скоро будет крестить Таю и думаем, кого сделать крестным отцом… Ты же знаешь, как она тебя обожает. А как она обрадуется…

Я сразу словил намек. Для меня – это однозначно плохая новость.

– Я не буду крестным, Наташ. Извини, – сухо прерываю её.

– Но почему?

– Потому что ты не услышала мою новость, – холодеет мой голос.

– Тогда говори, я слушаю.

– Я хочу расстаться с тобой.

Сказал в слух или нет? Почему Наташа обездвижено стоит и не моргает, словно время замерло вместе с ней?

В этот момент резкий порыв ветра качнул качели, и книга некрасиво припечаталась к земле, её страницы были примяты. Наташа не шелохнулась. Я сам цепенею, умоляя всевышнего, чтобы она восприняла все правильно.

– Что… – оживают её губы, а глаза тускнеют.

– Я так решил. Между нами все кончено. Поэтому и роднится я не собираюсь с твоей семьей, – чеканю, усмиряя эмоции.

– Но Паша… – выдыхает растерянно и трясет головой, отрицая услышанное. – Что значит, ты так решил? Объясни, все же было хорошо…

– Я больше не люблю тебя, Наташа.

От моих слов, как от пули на пораженье, она пошатывается, схватившись за сердце. Ей дурно, я вижу как она побледнела… Хочу обнять, но не могу. Мы должны поставить точку.

– А как же я… – её глаза блестят, и безмолвно умоляют. – Что же делать мне со своей любовью?

– Я не знаю… Подаришь её другому.

– Почему так просто говоришь об этом? Какому другому, я люблю тебя, Паш.

– И я тебя люблю, как друга. Понимаешь? – делаю шаг к ней, чтобы успокоить и закончить на позитивной ноте.

Но она не думает заканчивать.

Наташ колет взглядом сильнее иголки, интонация становится резкой:

– У тебя появилась другая?

– Хочешь знать правду?

– Непременно, – приподнимает подбородок, демонстрируя что готова ко всему.

Я так не думаю. И потому не церемонюсь.

– У меня было много других за эти два месяца.

И мне это понравилось. Помимо девушек, я попробовал еще много чего, в том числе и из запрещенного. Свобода во всем, разве не круто?

– Как… – давится она.

– Так, малыш. Я все сказал, и хочу, чтобы ты восприняла все правильно.

Наташа цепляется за футболку и требовательно смотрит в глаза, но на меня больше не действует этот зрительный гипноз.

– Скажи, что пошутил… Хватит издеваться.

Я ошибся. Не выйдет остаться друзьями. Эта задача непосильна для нас.

Наташа пойдет на все, чтоб я одумался. Будет таить надежду до последнего на воссоединение. Простит, унижая себя. Самый ужасный исход. Чтобы избежать его, я решаю действовать хладнокровно. Чтобы возненавидела меня до чертиков. Чтобы вычеркнула из своей жизни, и более не страдала.

– Я не шучу. Отныне – ты для меня никто. Не приставай и не унижайся.

– Все что между нами было – это ничто для тебя?

– Именно. Ты все правильно поняла. Просто ошибка, такое бывает…

– Ошибка? – ей поплохело от такого сравнения.

– Думаю, я и не любил тебя вовсе, Наташ. Мне показалось, и все, – ложь выходит довольно естественно.

– Два года казалось?

– Не знаю, как тебе вообще удалось охмурить меня. Мы совершенно разные, это же очевидно… – именно это трындела моя мать, говоря о разных социальных статусах между мной и Наташей. Родители были против наших отношений.

– Очевидно разные, Паш… – напрягается её челюсть. – Я бы никогда не опустилась так низко.

– Ясно дело, куда еще ниже то в твоем случае? – вылетает усмешка и кинжалом летит прямо в ту, которую любил.

– Зачем ты так… – дрожит голос.

Её боль зеркальным эффектом отражается на меня. В груди горит. Нет, полыхает синим пламенем, сжигая все дотла. Сжимаю кулак, впиваясь ногтями в кожу и цинично добиваю:

– Зачем? Потому что мне все-равно… Абсолютно. Делай, что хочешь, но я надеюсь, это наш последний разговор.

– Не хочешь меня видеть?

– Бедная, но смышлёная, – по ублюдски подмигиваю я.

– Не увидишь, Паш. Обещаю, – сквозь сжатые зубы выдавливает она.

– Ловлю на слове, – вылетает указательный палец. Скулы сводит от притворства. Пора заканчивать. – Ладно, детка, не скучай, но мне пора… Дела, понимаешь ли.

Я посылаю ей воздушный поцелуй, выжимаю его из спертых легких. Сам же готов задохнуться, так тяжело дышать. Пора валить и, чем быстрее, тем лучше. Пока я не передумал.

Запрыгиваю в тачку и роняю на нос очки, за непросветной темнотой которых не будет видно боли, которая соленой жидкостью обжигает глаза. Мотор ревет, вместе с моим внутренним демоном, и я гоню по пустырю прочь от нашего места. Музыка долбит по ушам, но даже её громкость не перекрывает пронзительный крик души. В боковом зеркале вижу одиноко стоящую фигуру девушки, колени которой подкосились, и она держит себя рукой о ствол дерева. Единственная опора, которая осталась рядом с ней.

Я знаю, какая Наташа сильная. Она непременно справится и пошлет меня ко всем чертям. Ведь я не достоин её. Ни капельки не достоин. Обязательно найдет кого-нибудь, кто будет любить её куда сильнее меня, а я искренне порадуюсь за неё издалека.

Так я думал до следующего дня. Новость, которую принесла мне мать беспечным утром, когда еще валялся в кровати оглушила, а после убила нокаутом в самое сердце.

Наташу нашли бездыханной под тем самым дубом. Она отравила себя намеренно. Не я, а она поставила точку. Некрасивую, уродливую, заставляющую кричать, захлебываться, вырывать клочьями волосы. В тот день я умер вместе с ней. Внутри меня образовалась мертвенная пустота. Я съедал себя, ведь Наташа сделала это из-за меня, она не выдержала смертельного удара, который нанес ей. Я – убийца старшей дочери семьи Ларионовых. Её семья выла от потери и искала причины такого безрассудного поступка. Я не рассказал им о нашем расставании накануне. Но любовная драма не прошла мимо их предположений, и стала основной.

Они не винили меня в открытую, но каждая клеточка меня знала, кто я для них. Я не только погубил их дочь, но и их нерожденного внука.

Как выяснилось позже, Наташа была беременна от меня. Вторая новость, которую так и не успела рассказать мне. И которая добила меня окончательно. На тот момент она была не сильной независимой девчонкой, а волнующейся молодой матерью, которая искала поддержки у будущего отца ребенка. Почему она не начала именно с этой новости? Боялась? Чувствовала что-то? Я бы не бросил её с ребенком, и точно не стал бы делать так больно и позволять лишнего. Мы бы обязательно придумали что-нибудь…

Но она заставила думать совершенно о другом. Как жить с дырой в сердце, порожденной чувством вины и потери? Где найти спасение? Откупаться деньгами перед её родителями было дешево, но единственно, что мог сделать я. Еще стал крестным Таи, как этого и хотела Наташа. Её родители были против, но я настоял, аргументируя пожеланиями их дочерей. Четырехлетняя Тая ничего еще не понимала и любила меня как прежде.

Моя боль и чувство вины всегда будут со мной. Я не собираюсь бежать от них, бесполезно – нет места на земле, где можно было бы спрятаться от него, они намертво залип ко мне зажеванной жвачкой.

Я не любил после Наташи никого. На сердце стоит блок. Связи с женщинами – не более, чем просто физические. Вот она мнимая свобода, от которой снесло крышу в двадцать лет, и именно в ней я безвылазно заточен с того самого времени.

Спустя десять лет, будучи главой крупного холдинга, у меня есть все и ничего одновременно. Я люблю жизнь и ненавижу её. Жесткий циник с израненным нутром. Я совершенствуюсь, и падаю вниз в пропасть откуда нет выхода…

Точнее я не видел его. Пока случайным дождливым вечером не спас одну глупую девочку, которая очень похожа на Наташу…