Текст книги "Ворожея бессмертного ярла"

А потом Фьялбъёрн, обняв влажное от любовного пота девичье тело, сам такой же мокрый и горячий, заглянул еще раз в полуприкрытые от усталости и неги глаза на осунувшемся лице. Заглянул с внутренней тревогой… Потянувшись к нему, обнимая за шею, Йанта улыбнулась ясно и открыто, выдохнула, опускаясь щекой на его плечо.

– Моя… – шепнул ей Фьялбъёрн, любуясь линиями разомлевшего тела, бисеринками пота на безупречной, золотисто светящейся в полумраке коже.

– Вот тебе и мучиться, – пообещала его ворожея.

Приподнялась, коснулась губами губ Фьялбъёрна в легком нежном поцелуе и опять опустила голову ему на плечо.

Глава 8. Пир у дроттена

Смоляной шелк тек сквозь пальцы Фьялбъёрна, мягко грел ладонь, так и звал сжать руку, чтобы в очередной раз убедиться, что это не сон. Йанта дышала тихо и спокойно, обнимая драуга, прижимаясь щекой к плечу. Интересно, она хоть шевелилась ночью? Или как заснула, так и всю ночь проспала?

Не прекращая поглаживать девушку по волосам, Фьялбъёрн смотрел на темный потолок. Ему сна требовалось куда меньше, чем живому человеку. Раньше мог и неделями не спать, но теперь, согретое чужой жизненной силой, тело вспоминало, как быть живым. А все ворожея… Сейчас бы разбудить и заласкать, повторить вчерашнее, сделать так, чтобы громче просила не останавливаться.

Драуг вздохнул, губы сами искривились в ухмылке. Не выдержит же. Да еще и обидеться может, что ярл не в состоянии придумать ей занятия поинтереснее.

Фьялбъёрн коснулся губами виска ворожеи. Та улыбнулась во сне и прижалась крепче. Нарочно, что ли? Нет, не удержаться.

Он осторожно отвел руку от волос Йанты и запустил ее под подушки. Пальцы тут же нащупали гладкий гребень – подарок Вирвельвина, выкупленный у валкары. Еще вчера он его сюда сунул, думал подарить вечером, только после ярмарки не до того было.

Стараясь не разбудить девушку раньше времени, Фьялбъёрн поднес гребень к кончикам смоляных прядей и начал мягко их расчесывать. С каждым разом приходилось подниматься все выше и выше, сквозь черное море завитков, разметавшихся по плечам и одеялу.

Йанта тихонько выдохнула и приоткрыла глаза. Полежала, не шевелясь, потом обняла драуга за шею и провела носом по скуле.

Фьялбъёрн улыбнулся, рука с гребнем замерла.

– Как спалось?

Ворожея довольно выдохнула и снова прикрыла глаза, вставать ей явно не хотелось.

– Хорошо. Только мало. Я бы еще немного…

– Это можно, – благодушно разрешил Фьялбъёрн, наклоняясь к губам девушки.

Та лениво ответила на поцелуй, еще теснее прижавшись всем телом. Ворожея казалась бессовестно горячей, такой разомлевшей и желанной, что драуг не выдержал и обнял ее обеими руками, не давая отодвинуться.

Йанта неожиданно охнула. Заметив, что зубцы гребня впились в ее плечо, Фьялбъёрн ослабил объятия и виновато поцеловал тут же начавшую краснеть кожу.

Девушка то ли удивленно, то ли обиженно выдохнула:

– Решил меня заколоть магической вилкой?

Чуть обернулась, чтобы рассмотреть, что было в руках драуга, и… замерла. Перевела растерянный взгляд на лицо Фьялбъёрна – в черных глазах плескалось непонимание. Открыла было рот, чтобы что-то спросить, но потом вновь закрыла его. Сделала глубокий вдох и уставилась на гребень. Фьялбъёрн молча наблюдал, тоже ничего не понимая.

– Что это? – наконец, выдавила Йанта, словно не могла поверить увиденному.

Драуг недоуменно воззрился в ответ. Она что, гребень впервые видит?

– Гребень, – честно ответил он.

Второй вопрос Йанты оказался еще лучше:

– Я вижу… А для чего?

Что самое интересное, ворожея даже не думала издеваться – это было видно по ее лицу. Решив, что благоразумнее промолчать, Фьялбъёрн мягко провел гребнем по волосам девушки, внимательно наблюдая и пытаясь понять, что именно ее так беспокоит.

Ворожея еще раз глубоко вдохнула, осторожно выдохнула и замерла под прикосновениями, будто боясь шевельнуться. И даже глаза прикрыла…

Драуг чуть нахмурился, на мгновение остановился:

– Тебе не нравится?

– Нравится, – чуть помедлив, отозвалась Йанта. – Даже слишком.

Незаметно облегченно выдохнув, Фьялбъёрн снова провел гребнем по ее волосам, едва сам не урча от удовольствия. Вот же хороша, маргюгрова дочь!

Уткнувшись лицом в подушку, Йанта лежала молча, дыша все быстрее и прерывистее, пока не взмолилась, запрокидывая голову назад:

– Ох, да хватит… Не могу больше. Или прекрати, или сделай уже что-нибудь.

Вот и пойми этих женщин. Ладно бы целовал или грудь гладил, но волосы… Усмехнувшись, Фьялбъёрн уронил гребень на постель, запустил пальцы в пушистую вьющуюся копну и чуточку потянул на себя, заставив запрокинуть голову еще больше. Слегка повернувшись, Йанта потянулась к нему навстречу – всем телом. Ответила на поцелуй, прикрыв глаза и розовея щеками, раскрыла губы. Фьялбъёрн крепко прижал ее к себе, не давая вывернуться, углубляя поцелуй, скользя языком по краешкам зубов, лаская изнутри губы и язык, мягко поглаживая небо:

– Девочка моя, – с трудом оторвавшись, выдохнул в раскрытые губы.

– Если по сравнению с твоими тысячами лет, тогда, конечно, девочка, – не открывая глаз, съязвила ворожея.

– Ну не мальчик же, – хмыкнул драуг и снова прижался к губам, не давая возразить.

Распахнув глаза и оторопело глянув на него, Йанта вдруг прыснула смехом.

– Да уж, – подтвердила, – не мальчик. С этим не поспоришь…

Смеющаяся, она была так дивно хороша, что на мгновение Фьялбъёрн залюбовался, еще не понимая, что так рассмешило ворожею, потом, ухмыльнувшись, сгреб свою законную добычу в охапку, покрывая шею и лицо поцелуями.

– Ты меня только на людях за волосы не трогай, хорошо? – вдруг посерьезнев, сказала Йанта, окончательно переворачиваясь и бесцеремонно обвивая Фьялбъёрна руками. – Там, откуда я родом, это… не принято. Поцеловаться – и то проще.

– Чудной край, – протянул драуг, прижимая ее к себе и касаясь губами разметавшихся по лицу прядей. – Но как скажешь…

Ворожея тихо выдохнула и погладила его по щеке. Фьялбъёрн перевернулся на бок и, оперевшись локтем о на подушку, внимательно вгляделся в тонкие черты девушки. Нет, а вправду… Откуда такое чудо? Поднял руку и огладил кончиками пальцев линию носа, скользнул к губам, обводя их по контуру. Йанта снова выдохнула, но улыбнулась.

– Расскажи мне о своем доме, – негромко сказал драуг.

– Мой дом? – Девушка задумалась, улыбнувшись мечтательно и, как почему-то показалось Фьялбъёрну, грустно. – Он прекрасен. И так далек, что здесь, у вас, никто о нем даже не слышал. В наших горах все еще живут драконы, и маги ходят к ним учиться мудрости. В нашем городе дороги из камня цвета звезд, ночью они светятся еле заметно, чтобы легче было ходить по улицам. А вокруг города – леса, светлые, пронизанные солнцем, и темные, где листья закрывают небо. Это чудесное место, Бъёрн… Мой дом так красив, что вспоминать сладко и больно… Там жила моя семья: отец, три старших брата и две младших сестренки…

Драуг пристально посмотрел на, кажется, бывшую сейчас далеко-далеко ворожею. «Жила?» Послышалось? Оговорилась? Или все назвала так? Хотелось спросить, почему же она оставила дом, что случилось с семьей, но что-то во взгляде Йанты заставило промолчать. Только по-прежнему гладить ее лицо, осторожно и ласково. Захочет – расскажет сама.

– Ты вчера после обеда ничего не ела, кстати, – напомнил тоном сердитой няньки Фьялбъёрн, спохватившись. – Так нельзя. Живому человеку.

– Может, я к пиру готовлюсь, – усмехнулась Йанта лукаво, но чуть натянуто, и встряхнула головой, будто выныривая из воспоминаний. – Если ты не передумал меня брать… Кстати, а ты сам… Ты ведь можешь есть, я видела.

– Пир – дело хорошее, – проворчал драуг, – только не забывай, что там и зельем угостить могут. А я… – Фьялбъёрн не знал, как отзовется девушка на его слова, но все же решил не скрывать правду. – Пока я нахожусь рядом с живым существом, то перенимаю его… потребности, – сказал он насколько мог мягко. – Могу есть, пить и спать. Считай, это твой подарок мне.

– Правда? – удивленно глянула ворожея и вдруг просияла счастливой улыбкой. – Хорошо! Хоть что-то я могу сделать… А зелье… Разве что уж совсем что-то необычное попадется. Вообще-то меня с детства приучили распознавать яды. Так, на всякий случай. Но поесть и правда хорошо бы. До вечера еще до-о-олго…

Она потерлась щекой о плечо драуга, удобнее устраиваясь в объятиях, улыбнулась снова, словно вспоминая о чем-то.

Фьялбъёрн в очередной раз за утро оторопел, потом возмутился:

– Что-то? Ты очень много можешь! И перед завтраком мы как раз успеем еще кое-что…

– Интересно, что? – невинно поинтересовалась Йанта, широко распахивая хитрющие глаза. – Вот я теперь понимаю, что про месяц в каюте ты не шутил… Ох, да… – выдохнула она, когда Фьялбъёрн снова запустил пальцы в шелковистую гриву. – Только купол… поставлю…

– Именно, радость моя, – проурчал огромным котом драуг. – Я вообще редко шучу. А купол… ну, если тебя сильно смущает…

– А тебе команду не жалко? – хмыкнула Йанта, откидываясь на подушку. – Им же слушать все это…

Фьялбъёрн навис над ней, довольно ухмыльнулся, глядя в черные глаза.

– Не жалко, – четко ответил он и впился в губы, не давая нахалке хоть что-то возразить.

* * *

Янтарные нити плыли перед глазами, таяли на языке пьяным медом, звенели, как струны арфы… Что, неужели она и впрямь выглядит такой легкой добычей? Йанта улыбнулась, чувствуя, как рождается внутри веселый злой азарт. Не трогая нить, выскользнула из комнаты, отведенной ей во дворце дроттена, следуя к истоку переливчатого янтарного ручейка. В коридоре было темно, только там, где он ветвился, – к ярко освещенному пиршественному залу, полному гомона, и к какому-то темному закоулку – там висел на стене масляный светильник в стеклянном колпаке, бросая на деревянный пол желтый круг света. Нити вели в темноту. И Йанта, быстро сотворив морок, бесшумно прошла за ними туда, где во тьме ярко светилось для ее магического зрения золотое сияние мерикиви.

Ньедрунг не успела ни испугаться, ни отпрянуть. Вынырнув из темноты, Йанта одной рукой перехватила тонкие запястья, сжала, прекращая плавный танец рук мерикиви, с кончиков пальцев которой плыл сладкий яд. Второй ладонью зажала узкий ярко накрашенный рот и толкнула чудесницу к стене, прижимая своим телом. Шепнула на ухо:

– Закричишь – горло пережму. Будешь до конца дней на пальцах изъясняться. Поняла – кивни.

Дождавшись еле заметного кивка, она отпустила пленницу, глянула в лицо, ничуть не смущаясь темнотой. Подумала с невольным восхищением, что мерикиви не дура и не трусиха: мгновенно сообразила, что поймали ее за таким делом, которое вряд ли понравится хозяевам острова. Фьялбъёрна Драуга здесь считают если не другом, то силой, с которой ссориться опасно. И за попытку его зачаровать по голове не погладят даже чудесницу. Понимала это, конечно, и Ньедрунг, поэтому смотрела зло, но поднять тревогу не пыталась.

– Что тебе нужно? – тихо спросила Йанта. – Зачем тебе Фьялбъёрн?

– Не твое дело, – огрызнулась мерикиви. – Отпусти. Все равно ничего не докажешь.

– Уверена? – усмехнулась Йанта.

– Ну попробуй, – в голосе мерикиви звенело холодное презрение. – Я служительница Брады, а ты приблуда без роду и племени, очередная подстилка ярла.

– Так вот в чем дело… – протянула Йанта, улыбаясь. Действительно, теперь все встало на свои места. – В ярле. Никак, завидуешь? Тихо! – осадила она дернувшуюся было чудесницу. – Вот что, красавица, Фьялбъёрн не бычок на веревочке, он сам решит, что ему нужно. И кто нужен. Попытаешься его зачаровать – пожалеешь.

– И что ты мне сделаешь? – выплюнула мерикиви, откидывая голову назад и встречая взгляд Йанты двумя янтарными огоньками, словно кошка поймала глазами лучик света. – Моя богиня защищает меня.

«А она красива, – отстраненно подумала Йанта. – Не смазлива, а именно красива: высокая, тонкая, гибкая, как восточный клинок. Узкие губы, чуть длинноватый нос, резкие скулы… Словно выточенная мастером статуэтка. Но мне ведь никогда не нравились женщины, хоть в Аш-шараме и не считается грехом вожделеть свой пол. Может, янтарные чары все же действуют? Да нет, непохоже… Просто и в самом деле хороша. И как Фьялбъёрн этого не видит? Или видит?»

Йанта вдохнула горьковато-смолистый запах от волос мерикиви, еще ближе склонилась к ней, шепнула:

– Твоя богиня? Что ж, я не боюсь. Фьялбъёрн мой, пока сам не решит иначе. А если я подумаю, что ты для него опасна, мы посмотрим, что сильнее: огонь или янтарь. Ты ведь знаешь, как хорошо горит янтарь?

– Не посмеешь…

– Я? Не посмею? – удивилась Йанта, сладко улыбнувшись. – Это пока что ты чудесница под защитой богини. И, кстати, точно такая же подстилка. Разве только не у того, кто тебе нравится. – Она улыбнулась снова, наслаждаясь бессильным бешенством, пылающим в ауре мерикиви, и продолжила: – А вот если тебя лишить магии, то кому ты будешь нужна, бывшая чудесница Ньедрунг? Я играла в эти игры, когда ты еще храм подметала. Это ты никому ничего и никогда не докажешь, если твоя магия, этот живой, горячий, сладкий золотой огонь вдруг станет огнем настоящим. Вспыхнет – и сгорит.

Она чуть-чуть отстранилась, чтоб поудобнее перехватить сильные, хоть и тонкие запястья, и Ньедрунг, почуяв слабину – как она думала, дернулась, открыла рот, чтоб закричать. Йанта, сминая сопротивление мерикиви, вжалась в нее всем телом, накрыла ртом узкие красивые губы, поцеловала долго, властно, стискивая запястья так, чтоб не причинить боли, но и вырваться не дать.

Плавало во тьме вокруг них золотое янтарное марево, призванное оплести волю попавшего в его сети, и Йанте чудились солнечные лучи на коже, теплый ветер, шелест волн и песок под ногами… И только в глубине этого уютного мира виднелось что-то темное, как слепое пятно, сгусток тьмы в куске янтаря. Оторвавшись с сожалением от внезапно податливых губ мерикиви, Йанта заглянула той в изумленное лицо, поймала растерянность и страх в глубине глаз. Удовлетворенно шепнула низким, мурлычащим голосом:

– Это за ярмарку, янтарная моя. Вира за то, что пыталась нас поссорить. Радуйся, что не вышло, а то бы я с тобой не так еще поговорила.

Отпустила запястья, делая шаг назад. Мерикиви зло блеснула глазами из тьмы, сжала губы, разве что не отплевываясь. Мгновение помедлила, затем скользнула вдоль стены на несколько шагов от Йанты. Остановилась там, вытянувшись в струнку, и прошипела:

– Когда ты сгинешь в его очередном походе, ярл поймет, кто ему нужен.

– И тебе всего хорошего, – улыбнулась Йанта.

Усмехнулась вслед поспешно исчезающему во тьме коридора силуэту, слабо светящемуся янтарем, и пожаловалась вполголоса, не поворачиваясь:

– Чувствую себя деревенской девицей, ссорящейся с другой девицей из-за ухажера на танцах. Ужас-то какой… И давно ты там стоишь?

– Достаточно, – прозвучал из-за спины голос Фьялбъёрна. – Так ярмарка – ее дело?

– Немножко ее, – вздохнула Йанта, с наслаждением приникая к обнявшему ее сзади за плечи драугу. – Но больше моей дури.

Обернулась, положила на плечи ярла ладони – пришлось поднять руки повыше, как обычно. Замерла, наслаждаясь, потом уже привычно потерлась щекой о плечо Фьялбъёрна.

– Ты говорила, что не чуешь меня, – сказал драуг, обнимая ее крепче.

– Теперь научилась. Ты похож на тьму. Когда вокруг свет, ее не так уж сложно заметить, а Ньедрунг светила ярко. Злишься из-за этого поцелуя? У вас… так не принято?

– Если скажу, что да, – усмехнулся, судя по голосу, ярл, – что сделаешь?

– Попрошу прощения и больше так не стану, – серьезно отозвалась Йанта. – Да я и так не стану… Просто хотела… попугать ее.

– Я тебе верю, – помолчав, отозвался драуг. – Ты сказала, что ты моя.

– А еще я сказала ей, что ты решишь сам, с кем тебе лучше, – ровно напомнила Йанта. – Она ради тебя затеяла все это…

– Сама кашу заварила – пусть сама и расхлебывает, – усмехнулся Фьялбъёрн, неохотно отпуская Йанту. – Мне-то что до этого? Пойдем уже. Нас на пиру заждались.

* * *

В пирах Морской народ знал толк. Фьялбъёрн убеждался в этом неоднократно. Пройдоха Бо, он же великий дроттен, любил роскошные гулянки еще с юности. Сейчас же, хорошенько поднаторев как в политических хитростях и военном деле, так и в удовольствиях, и вовсе не видел нужды в чем-то себя ограничивать.

Длинный стол ломился от яств: одних только блюд из рыбы насчитывалось около сорока. Жареная, вареная, прикопченная, соленая, в маринаде или с изумительными специями, привезенными торговцами с юга. При этом рыбу здесь за лакомство не считали, как бы прихотливо она ни была приготовлена – кого в рыбачьем народе удивишь дарами моря? Вот мясо, фрукты и свежая зелень – это истинная редкость. И хоть острова не близко от материка, торговля шла бойко, так что еды здесь всегда было предостаточно.

Сам дроттен Бо восседал на троне в середине длинного, во весь зал, стола. Напротив него на широкую скамью, застеленную мягкими шкурами, усадили Фьялбъёрна и Йанту, как уважаемых гостей, по левую и правую руку владыки сели Фрайде и старейшины, далее с обеих сторон – воины. Старших сыновей не было, и Фьялбъёрн предположил, что оба еще в море, – иначе б ни за что не пропустили такое развлечение.

В самом деле, на спутницу ярла поглядывали с большим любопытством, чем на него самого. Многие потом переводили вопросительные взгляды и на Фьялбъёрна, мол, из какой пучины вытянул такое диво? Золотокожая, черноглазая и черноволосая, Йанта ничем не походила на северянку, но и южанкой, каких здесь привыкли видеть, не выглядела, так что невольно притягивала взгляды.

Сама ворожея этих взглядов будто бы не замечала: держалась с безмятежной уверенностью, мило улыбалась, помалкивала и пробовала все, до чего могла дотянуться. Выглядела, правда, так, что будь они на «Линорме», Фьялбъёрн бы долго не выдержал: запустил бы пальцы в якобы небрежно уложенные смоляные кудри, растрепав их по-настоящему, стянул то самое платье, из-за которого… Чтобы отвлечься от некстати нахлынувших мыслей, Фьялбъёрн подвинул ворожее блюдо с маленькими сладкими пирожками, за что был награжден сияющей улыбкой.

Как и положено благородной девице, Йанта не крутила головой, но в то же время было прекрасно понятно, что ворожея с любопытством разглядывает все вокруг. Оно и неудивительно! Когда сам Фьялбъёрн оказался здесь в первый раз, глаз не мог отвести от чучела огромного кракена и шкуры глубинного линорма, развешанной на каменной стене. А для этой рыбки зубастой тут все новое, все неизвестное – конечно, любопытства выше мачты.

– Ну, расскажи, Фьялбъёрн Драуг, – хрипло произнес дроттен Бо, – где тебя носило последние месяцы? По каким волнам плавал, каких гадов морских бил?

На губах воинов начали появляться улыбки. Знали прекрасно, как продолжит их дроттен, но Фьялбъёрн сделал вид, что слишком увлечен карпом с золотистой корочкой и божественно сочным белым мясом – а ехидства в голосе Бо не замечает.

– Или же гостил у прекрасных хавфруа? – невинно закончил дроттен, и воины уже не скрывали ухмылок.

Йанта, перейдя от пирожков к тушеным мидиям и кальмарам, бросила на своего ярла лукавый взгляд. Фьялбъёрн только хмыкнул. И эта туда же, глядит с такой ехидцей, что даже Ньедрунг рядом блекнет. Кстати, где мерикивская гадина? Или ворожеи испугалась так, что теперь и не сунется?

Ненароком подсмотренная сцена будила странные, давно забытые чувства. Будто среди студеного зимнего моря вдруг повеяло теплым весенним ветром. А все этот странный подарочек небес! Неужто и правда ревнует? Его, нежить морскую?

– Будь хавфруа столь прекрасны, я б не приплыл к тебе, дроттен, – сдерживаясь, чтобы не показать внезапно накатившего раздражения, произнес Фьялбъёрн. – А раз в море не осталось благосклонных к морякам прекрасных дев, то придется лицезреть твою… твое, кхм, лицо.

Бо расхохотался, хлопнув по столу ладонью, – доска отозвалась низким гулом. Хороший удар: хоть и стар дроттен, а крепок.

– Ну-ну, – хмыкнул он и выразительно посмотрел на Йанту выцветшими светло-голубыми глазами. – И тем не менее времени не терял, я вижу.

Та спокойно встретила взгляд и чуть улыбнулась, когда Бо все же пришлось отвести глаза.

– Да, именно, – сдержанно уронил Фьялбъёрн. – На «Гордом линорме» давно не было ворлока или ворожеи, и я благодарен Гунфридру, что он все же послал мне, – пришлось сделать паузу, – такой дар.

– И вправду, великий Гунфридр был щедр к тебе, ярл, – прищурился Бо, снова разглядывая Йанту с откровенно мужским интересом. – А что же сама твоя спутница? Не поведает ли нам, из каких она краев? Довольна ли прекрасная дева нашим гостеприимством?

Фьялбъёрн стиснул зубы, сам удивившись желанию послать любознательного дроттена в далекое путешествие по морским и подводным просторам со множеством интересных, но сплошь неприличных приключений. Отвечать за Йанту теперь, когда Бо спросил ее саму, было нельзя: ворожея не дитя неразумное. Но и слушать ехидство в голосе островитянина…

– Ваше гостеприимство, славный дроттен, затмевает величие скал и глубину морской бездны, – негромко и очень ясно ответила Йанта, неторопливо дожевав и проглотив очередной пирожок в наступившей вдруг тишине. – Пусть вечно славится и процветает дом, где так принимают гостей. И если судьбе будет угодно, чтобы я вернулась в свои родные края – слишком дальние, чтобы вы слышали о них, – я с радостью поведаю там о могуществе Морского народа и его владыки.

– Красивые слова, любезная речь, – медленно сказал Бо, откидываясь на высокую резную спинку массивного стула-трона. – Не будет ли неучтиво спросить, какого рода наша гостья?

Фьялбъёрн слегка перевел дух, чувствуя, что сидящая рядом ворожея безмятежна, как умелый воин перед боем, – самое верное настроение для того, что тут происходит. А вот что именно происходит и почему – пока непонятно. Одно хорошо – язык у девчонки подвешен не хуже, чем у местных зубоскалов.

– У меня дома говорят, – тем же ровным вежливым тоном отозвалась ворожея, – что хвалиться своим родом на чужбине – бросать слова на ветер. Скажу так: мой род в землях, где я жила, стоит достаточно высоко, чтоб от этого были сплошные хлопоты.

Пара мгновений – и Фьялбъёрн вместе со всеми увидел, как просоленная морскими ветрами физиономия Бо расплывается в настоящей улыбке.

– Ах, хорошо ответила, гостья. В самом деле, больше власти – больше хлопот. Учись, Фрайде…

Тот смиренно склонил голову, но Фьялбъёрн видел мелькнувшую на губах сына дроттена усмешку. И тут же рядом с Фрайде на освободившееся, как по волшебству, место опустилась гибкая тень, почти спрятавшись за широким плечом островитянина.

– И впрямь, у нашей гостьи стоит поучиться, – прошелестел голос чудесницы, – моряки разве что песни не слагают о ее храбрости и колдовском искусстве. Странно…

– Что же странного ты увидела в этом, Ньедрунг? – спросил Фрайде с таким вежливым удивлением, что гомон за столом снова стих – а Фьялбъёрн поставил на стол кубок, чтоб не расплескать.

– Да так… – мягко отозвалась мерикиви, не снимая капюшона из тонкой южной ткани. – Приходилось мне слышать, что если колдунья слишком много времени проводит в мужской постели, сила и храбрость уходят от нее. Так не диво ли, что на корабле, полном мужчин, дева подобной красоты сохранила столько могущества…

Если до этого за столом было тихо, то теперь тишина стала тяжелой и душной. Фьялбъёрн видел, как сверкнули глаза Бо и напряглась будто высеченная из камня челюсть – чудесница явно позволила себе лишнего, впрямую оскорбив гостью. Под рукой вдруг стало мокро. Опустив взгляд, драуг увидел, что тонкая чеканная медь в его пальцах смялась и хмельной мед все-таки выплеснулся на скатерть. Но прежде, чем он открыл рот, еще не зная, что скажет, в густой тишине так же лениво, почти скучающе, снова раздался голос Йанты:

– Слышал, мой ярл? И только попробуй еще раз разгневаться, если полезу в драку без твоего дозволения. Сам, оказывается, виноват в моей храбрости, что зовешь дурью. Мало… стараешься…

Через мгновение грохнуло так, что потолок едва не приподнялся над резными столбами-колоннами. Хриплым басом хохотал дроттен, смеялся Фрайде, боевыми жеребцами ржали морские ярлы и воины, хлопая друг друга по плечам и повторяя шутку. Морской народ умел оценить острое словцо, а уж если тот, кто его обронил, и себя не пожалел… Можно не сомневаться, завтра последняя собака на базаре будет знать, что ворожея с «Линорма» не просто красивая игрушка ярла.

Фьялбъёрн поднес к губам смятый кубок, отхлебнул меда. Повернулся к ворожее, невозмутимо надкусившей который уже по счету пирожок, сказал тихо, но не особо скрываясь – теперь уже не к чему:

– Мало стараюсь, значит? Ну-ну…

И подмигнул многообещающе.

Йанта, паршивка этакая, распахнула дивные ресницы в шутливом испуге, сделала вид, что смущается, но сочные пухлые губы так и тянулись в улыбке – расцеловать бы…

– Вольно же смеяться великому ярлу, – совсем уж по-змеиному прошипела Ньедрунг, откидывая капюшон и в упор глядя на драуга. – Вольно и его… ворожее смеяться и пировать в доме, над которым нависла беда… И то правда, какое дело одному драугу до другого?

– Помолчи! – громыхнул голос Бо, аж привставшего с места. – Наши беды – наши заботы. Не гостям тревожиться о них.

– Хороший гость разделяет с хозяином не только стол, – тихо проговорил Фьялбъёрн, не сомневаясь, что его услышат. – И если в твоем доме творится неладное, а я могу помочь…

– Не тревожься попусту, ярл… – начал Бо и тут же был перебит возмущенным возгласом Фрайде:

– Отец!

– Я сказал! – возвысил голос дроттен, глядя куда-то мимо Фьялбъёрна. – Наши гости благословлены Гунфридром!

Гомон в зале нарастал, пока еще тихий, больше похожий на ропот начинающегося шторма. Фьялбъёрн снова отпил меда, угрюмо отодвинул пустой кубок. Рядом замерла Йанта, поигрывая серебряной ложечкой. Почему-то безобидная ложечка в тонких красивых пальцах казалась смертельно опасной.

– Сказал про сеть, говори и про рыбу, – уронил Фьялбъёрн. – Я в твои дела не лезу, дроттен, но молву не остановишь. Что случилось?

– Отец… – повторил Фрайде со странной требовательностью, и Пройдоха Бо с каким-то угрюмым облегчением махнул рукой.

– А, все равно узнаешь… Ты не подумай, Фьялбъёрн, тебя-то я всю жизнь знаю… Нечисть у нас тут завелась. Драуг, чтоб его…

– Нечисть, значит? – очень спокойно уточнил ярл.

Теперь все встало на свои места: и косые взгляды островитян, и намеки… И, конечно, жадное любопытство, с которым рассматривали Йанту – кому, как не ворожее, разбираться с такими бедами?

– А что же твоя чудесница, не справляется?

– Да как сказать… – Бо хмуро глянул на бледную, напряженно выпрямившуюся на скамье мерикиви. – Ньеда… она не по этой части. Рыбу там приманить, людей полечить, шторм предсказать… Логово твари нашла, и на том спасибо. Да только не удается его застать в логове.

– А выманить не пробовали? – с интересом спросила Йанта, и Фьялбъёрн с тоской понял, к чему все идет.

– Помолчи, – сказал он отчаянно, уже решив, что если придется выбирать между дружбой Морского народа и жизнью глупой храброй девчонки, тут и выбирать нечего, лишь бы успеть в охапку схватить и забрать на корабль.

– Пробовали, – с той же бессильной хмурой злостью сказал Бо. – Все пробовали, что могли. Дюжину человек потеряли, а этой твари…

– Много, – бесстрастно отозвалась Йанта, словно не услышав приказ ярла. – Он сильнее с каждой отнятой жизнью.

– Это нам известно, госпожа ворожея, – прошелестела Ньедрунг. – Не скажете ли чего-нибудь нового?

Мерикивская гадюка, она же подстроила все это. Подготовила Фрайде, вывела на разговор, умело, как охотник выводит зверя на силки и яму с кольями. И старейшинам, можно не сомневаться, в уши нашептала, что один драуг уж точно знает, как справиться с другим, да и новая ворожея на «Линорме» – редкостной силы. А после этих шуточек про храбрость и умение…

– Может, и скажу, – так же спокойно откликнулась Йанта. – Но разговорами тут не помочь. Раз уж госпожа Ньедрунг не по этой части, я могла бы взяться за дело, но решать это не мне. Я ворожея ярла Фьялбъёрна.

Десятки взглядов скрестились на Фьялбъёрне: угрюмых, просящих, полных надежды.

– Бъёрн, – еле слышно прозвучало над самым ухом, – я прошу, позволь…

Дюжина человек… Кто-то из сидящих за пиршественным столом наверняка потерял друзей или родных. О да, Фьялбъёрн хорошо знал, на что способен взбешенный драуг, поднятый из могилы. Не вдохни в него самого Гунфридр подобие жизни, быть бы и ему злобной безжалостной тварью… Можно понять Бо, люди которого гибнут, но от этого не легче. Проклятье, она же еще девчонка совсем! Как бы ни кичилась своим колдовским искусством, разве девичье дело – сражаться с исчадием замогильного мрака? Сердце укололо виной – в бой с Вессе, значит, готовишься ее отправить? Правда, там просто выбора нет. А драуг, которым обернулся один из островитян, их забота. Но и как отказать?

– Ты не пойдешь к нему одна, – сказал он, едва шевеля губами.

– Я не пойду с тобой, – очень мягко сказала Йанта. – Мои чары могут зацепить и тебя. Бъёрн…

Тихая просительная тоска звучала в ее голосе. И Фьялбъёрн понял, что если решит по-своему, просто забрав девчонку в безопасность, выставив ее перед всеми красивой игрушкой для собственной услады – это, может, и спасет ворожее жизнь, но вот между ними убьет все, что только началось. Да и спасет ли? С этой… рыбешки зубастой… станется улизнуть и отправиться на поиски нечисти самой.

– Фьялбъёрн… – эхом повторил Бо, глядя на него в тишине, наступившей который уже раз за этот поганый вечер.

– Что тебе нужно, девочка? – спросил ярл, не в силах повернуться и просто взглянуть на свою ворожею, свою женщину, свою… – Оружие? Люди? Какая помощь? Я не сунусь в логово, но одна ты не пойдешь. А если не вернешься…

Он глянул в упор на Пройдоху Бо, хитреца, великого дроттена, и тот молча опустил голову.