Текст книги "Благородный дикарь"

Лучше об этом не думать: сколько ни тоскуй, его не вернешь, – а вот о мисс Пейдж подумать стоило.

Эта красивая женщина не только завоевала сердце Чарльза, но и достойно хранит его память и растит их дочь, тогда как Гаррет сидит здесь и мучается от последствий своего недостойного поведения.

«Один неверный шаг, и она уедет. Предупреждаю: это не шутка», – вдруг подсказала память, и его охватил смертельный ужас. Люсьен!..

Гаррет выругался и пулей вылетел из ванны.

Глава 9

Задержавшись лишь на минуту, чтобы прихватить немного денег, Гаррет бросился вниз по лестнице – с мокрыми волосами, в свежей сорочке, прилипшей к влажному телу, и в расстегнутом жилете под роскошным светло-голубым халатом.

Навстречу ему по лестнице поднимался Эндрю.

– Гаррет! Слава богу, ты уже встал: я как раз шел к тебе…

– Что случилось?

– Люсьен, мерзавец, прогнал ее!

– Черт возьми, почему ты не пришел за мной раньше?

Эндрю развернулся и помчался вниз, следом за братом.

– Я сам только что узнал. Нерисса пошла к мисс Пейдж, но ее не было в комнате, а служанка сказала, что Люсьен отправил ее в Бостон утренним дилижансом! Ты должен отыскать ее, пока не поздно!

«Я убью его!» – поклялся себе Гаррет, стремительно обходя анфиладу комнат в поисках Люсьена. – Где он?

– На западном газоне.

В этот момент утреннюю тишину разорвал выстрел, за ним последовал еще один. Никакие объяснения никому не требовались: все прекрасно знали, для чего герцог использует западный газон: там он практиковался в стрельбе из дуэльных пистолетов.

Прозвучал еще один выстрел.

Гаррет заметил ливрейного лакея, который стоял возле двери, делая вид, что не замечает драмы, разворачивавшейся у него на глазах.

– Галлахер, пошли кого-нибудь в конюшни: пусть седлают Крестоносца, мне он нужен немедленно.

– Слушаюсь, милорд.

– И отправь кого-нибудь к лорду Брукгемптону с сообщением, что мне понадобится вся наша компания – пусть ждут меня на лугу через двадцать минут. И пошевеливайся!

Второй ливрейный слуга уже бежал к нему с треуголкой и сюртуком, появился и Элисон с его шпагой. Гаррет сразу же пристегнул ее к поясу и направился к двери, спустился по подземной дороге к мосту, перекинутому через ров, прошел к сторожевой башне и оказался на западном газоне. Одинокая фигура в черном с пистолетом в руке сражалась с деревянным чучелом. К бриджам герцога был прикреплен кнут, бечева которого соединялась с пистолетом в руке чучела. Как только Люсьен делал шаг назад, бечева натягивалась и спускала курок пистолета в руке чучела, направленного на него. Это была жестокая тренировка, направленная на выработку способности стоять твердо, не дергаясь, когда в тебя стреляют. Герцог Блэкхит, один из самых опытных дуэлянтов в стране, упражнялся в этом по меньшей мере раз в неделю.

«Когда-нибудь ты сам себя убьешь, – подумал взбешенный Гаррет, – и чем скорее это произойдет, тем лучше».

Он пересек бархатистый зеленый ковер газона, а Люсьен тем временем перезарядил пистолет в руке чучела, прицелился сам, отступил назад и выстрелил одновременно с ним.

Пуля просвистела над его плечом, чуть не задев шею Гаррета, и срезала кусок коры со ствола одного из буков, окаймлявших ров.

Гаррет ринулся к Люсьену, схватил за плечо и грубо повернул лицом к себе, так что пистолет вылетел из деревянной руки чучела.

– В чем дело? – спросил Люсьен, удивленно вскинув брови от столь открытой демонстрации враждебности.

– Где она? – взревел Гаррет.

Герцог спокойно повернулся к своей мишени и, перезарядив пистолет, вполне дружелюбно ответил:

– Наверное, уже на полпути к Ньюбери. Прошу тебя уйти отсюда, дорогой мальчик: это занятие не для детей, и я не хочу, чтобы ты пострадал.

Его снисходительный тон еще больше взбесил Гаррета. Он подошел к брату вплотную, грубо схватил его за безупречно белый галстук и рывком притянул к себе. Глаза его сверкали.

Люсьен побелел от ярости и железной рукой сжал запястье Гаррета. От его изысканных манер не осталось и следа.

– Не доводи меня до крайности! – угрожающе предупредил герцог. – Я слишком долго терпел твои выходки и твоих приятелей-дегенератов.

– Как ты смеешь называть меня ребенком?

– Не только смею, но и буду – до тех пор пока ты не перестанешь вести себя как ребенок. Ты ленивый, безответственный, распущенный бездельник. Ты позоришь семью, особенно меня. Когда ты повзрослеешь и усвоишь значение слова «ответственность», тогда, возможно, я буду относиться к тебе с уважением.

– Тебе ли говорить об ответственности? Выгнать молодую женщину с шестимесячной дочерью, которая, кстати, приходится ему племянницей, вместо того чтобы взять под свою опеку, мог только бессердечный, черствый, бесчувственный мерзавец!

Герцог оттолкнул его и, подняв подбородок, стал поправлять галстук.

– Я ей щедро заплатил. У нее сейчас более чем достаточно денег, чтобы возвратиться к себе в эти богом забытые колонии, и более чем достаточно, чтобы и она, и ее незаконнорожденный ребенок прожили безбедно всю оставшуюся жизнь. Тебя не должна волновать ее судьба.

Ах, незаконнорожденный ребенок! Гаррет с такой силой ударил Люсьена кулаком в челюсть, что чуть не снес ему голову. Герцог покачнулся, прикрыв рукой окровавленные губы, но не упал. Люсьен всегда твердо держался на ногах. И в этот момент Гаррет ненавидел его больше, чем когда-либо.

– Я найду ее, – поклялся Гаррет, в ярости глядя на Люсьена, который хладнокровно наблюдал за ним, прикладывая к губам носовой платок. – А когда найду, женюсь на ней и позабочусь о ее ребенке, как это сделал бы Чарльз – и как долг обязывал сделать нас. Тогда посмотрим, осмелишься ли ты называть меня ребенком, а ее дочь – незаконнорожденной!

Он круто повернулся и зашагал назад.

– Гаррет!

Он даже не оглянулся.

– Гаррет!

Он вскочил на Крестоносца и галопом умчался прочь.

Фред Кроули, хозяин постоялого двора «Петух и кружка», поднимал наверх из погреба бочонок эля, когда во двор в облаке пыли влетела вся компания повес во главе с Гарретом.

– Да, видел, – проворчал он в ответ на посыпавшийся на него град вопросов. – Она купила билет до Лондона, часа два-три назад.

Кроули даже не пытался скрывать неприязнь или расточать свое обычное радушие на этих хулиганов: от вида малиновых яиц каменного коня из окна столовой его постояльцы не испытывали восторга. Хотя, по правде говоря, будь он лет на двадцать-тридцать моложе, эта проказа, возможно, позабавила бы его не меньше, чем этих шалопаев.

– Нечего зря тратить время! – крикнул Нейл Чилкот, разворачивая коня. – Чем дольше мы задерживаемся, тем труднее будет разыскать ее!

– Подожди! – жестом остановил его Гаррет и опять обратился к Кроули: – Она была расстроена?

– Откуда мне знать? Но ваш приятель прав: если хотите ее догнать, поспешите! А мне некогда тут с вами болтать: работа ждет.

– А что это ты грубишь? – в недоумении воскликнул лорд Брукгемптон, вскинув светлые брови. – Где уважение к джентльменам?

Кроули поставил бочонок на землю.

– Уважение, говорите? Ха! Вот когда джентльмены начнут делать хоть что-то полезное, вместо того чтобы устраивать потасовки, портить вещи и осквернять статуи, тогда я, возможно, и начну их уважать.

– Разве за нами не числится добрых дел? Гаррет вот спас пассажиров дилижанса от разбойников! – возразил Чилкот.

– Это чистая случайность. Наверняка был пьян и не соображал, что делает.

– Да что его слушать! – выругавшись, буркнул Чилкот и, пришпорив коня, поскакал прочь.

Перри окинул Кроули уничтожающим взглядом и последовал за приятелем, а за ним и остальные, высмеивая деревенский говор Кроули.

Под Гарретом конь тоже нетерпеливо перебирал копытами, готовый сорваться с места, но он не спешил за остальными.

– Послушайте, Кроули… насчет этой статуи… я сожалею. Вот возьмите – пусть кто-нибудь приведет ее в порядок.

Бросив старику монету, он тронул коня и стрелой помчался догонять остальных.

Кроули, глядя ему вслед, подумал, прежде чем опять взяться за бочонок: «Родные братья, а какие разные!»

Чарльз, его любимец, погиб; Эндрю все витает в облаках, а Гаррет как был сумасбродным, так и остался. Да уж, Люсьену – будь даже герцог сродни хоть самому дьяволу, не позавидуешь.

Глава 10

Джульет успела сесть в дилижанс в Рейвенскоме: благо следовал он в соответствии с расписанием. Довольно ухабистая дорога пролегала мимо живописных меловых холмов и пастбищ, обнесенных живыми изгородями, через деревни и небольшие городишки, вдоль реки со спокойно текущими водами, про которую кто-то из пассажиров сказал, что это Темза.

Джульет любовалась живописными пейзажами, проносившимися за окошком, упорно стараясь сохранить присутствие духа, пока погода не испортилась. Небо заволокло тучами, сразу же стемнело, а к тому времени как они добрались до Хаунслоу, начал накрапывать дождь. Будущее не казалось ей таким же ярким, как зеленые поля, мимо которых они проезжали, или лиловые граммофончики ипомеи, оплетавшей стены, или веселые красные и желтые тюльпаны и тысячи крохотных маргариток и одуванчиков, усыпавших пастбища. В Англии весна полностью вступила в свои права, а в Бостоне, наверное, цветы еще только набирают бутоны, словно раздумывают, стоит ли вообще появляться после такой долгой и морозной зимы.

Опять Бостон, город, из-за войны страдавший от раздоров. Сухими глазами она смотрела в окно и ничего не видела. Конечно, там не самая подходящая обстановка для молодой матери-одиночки, да и, безусловно, не самое безопасное для них, особенно если за ней закрепилась характеристика сочувствующей врагам, к которым принадлежал отец ее дочери.

Струи дождя хлестали по стеклам, и Джульет, расслабившись, принялась раскачиваться в такт движению дилижанса. Уж лучше остаться в Англии: найти в Лондоне какую-нибудь работу, – а деньги, которые дал ей герцог, отложить на черный день.

На обочинах дороги, провожая взглядами грохочущий дилижанс, испуганно застывали в траве кролики, подняв уши; мирно щипали траву на пастбищах, простиравшихся до горизонта, затянутого серой дымкой, овцы; с тревожным криком летал над полем, покрытым ярко-зелеными всходами пшеницы, фазан. У Джульет неожиданно защемило сердце: вспомнился Эндрю с его летательным аппаратом; Нерисса, которая грудью вставала на его защиту; Гаррет с обольстительным взглядом мечтательных глаз…

И герцог.

Утром, едва проснувшись, она уже знала: ночью что-то произошло. Пока шла по коридору, а потом спускалась в столовую к завтраку, она слышала, как хихикали служанки, а потом почувствовала напряженность буквально во всем, в том числе и в выражении лица его светлости, когда он спокойно усаживался за стол.

Герцог не проронил ни слова, пока пил свой черный кофе и читал газету, но настроение у него было такое, что даже Нерисса и Эндрю, обменявшись друг с другом озадаченными взглядами, погрузились в непривычное для них молчание. Раздражение выдавали только пальцы, выбивавшие дробь на крышке стола. Едва Нерисса и Эндрю, позавтракав, покинули столовую, он поднялся из-за стола и коротко бросил:

– Жду вас в библиотеке!

Джульет уже знала, что новости будут плохие, судя по тому, что вокруг его глаз залегли тени, а надменное, непроницаемое лицо выглядело усталым.

Жестом предложив ей сесть, его светлость, не повышая голоса, спокойно заявил, что не может взять Шарлотту под свою опеку. И все. Никаких объяснений – ничего. Просто сообщил.

Джульет застыла, не в силах осознать случившееся. Значит, все кончено. Прощайте, надежды. Прощай, будущее дочери, прощай, Блэкхит…

– Вы можете оставаться здесь сколько захотите, – сквозь пелену донесся голос герцога с такой холодной любезностью, что было ясно: ему совершенно безразлично, какое решение она примет.

Но Джульет была слишком горда, чтобы принимать подачки от человека, который отверг ее маленькую дочь, и не смогла бы жить с ним под одной крышей. Нет, никогда.

Она быстро собрала вещи, благо их было немного.

– Я сообщу братьям и сестре о вашем решении позже, – сказал герцог, который ждал ее в главном холле. – Думаю, лучше обойтись без сцены прощания.

Выражение его лица оставалось таким же непонятным, как и поведение. Не сказав больше ни слова, герцог проводил ее до своего стоявшего наготове на подъездной дорожке личного экипажа, который должен был доставить ее в Рейвенском, любезно подсадил в карету и передал с рук на руки Шарлотту, пока кучер привязывал сундук. Несколько мгновений он просто смотрел на нее, потом достал из кармана объемистый кошель и, вложив ей в руки, сказал:

– Возьмите, это вам пригодится, поскольку сам я не могу позаботиться о вас.

Гордость призывала вернуть кошель герцогу, но здравый смысл, который он так в ней ценил, пересилил, и она с благодарностью взяла деньги.

Прежде чем дверца экипажа захлопнулась, она успела заметить, как странно сверкнули его бездонные черные глаза. Его светлость чуть склонил голову, и экипаж покатил по длинной подъездной дорожке.

И теперь, когда дилижанс мчал мимо зеленеющих молодой листвой английских дубов, платанов и каштанов, зарослей боярышника, между которыми время от времени мелькали серые воды Темзы, Джульет сказала себе, что у нее нет причин горевать. Кстати, ее нисколько не удивило, что могущественный и высокородный герцог Блэкхит не пожелал признать дочь своего брата, – он не признал бы и собственного ребенка, родись тот вне брака. У нее никогда не было иллюзий на сей счет.

Но вот почему ничего не предпринял лорд Гаррет? А она-то думала, что они стали друзьями. При одной только мысли, что ее предали, глаза ее защипало от слез.

Дилижанс остановился около придорожной гостиницы в Хаунслоу, и она сняла комнату на ночь, решив выехать в Лондон ранним утром. С Шарлоттой на руках и саквояжем она стояла возле конторки, ожидая хозяина гостиницы, который пошел за ключом от комнаты. Из-за дождя, который, похоже, зарядил надолго, ей было тоскливо и одиноко. Входная дверь стояла открытой настежь, и ветер доносил запахи свежей зелени, конского навоза и цветущих гиацинтов, вытесняя застоявшиеся запахи пива и табачного дыма, которые были неотъемлемой частью каждого английского питейного заведения.

Получив ключ, поднялась в отведенную для них с Шарлоттой комнату. За окном ветер раскачивал темные силуэты деревьев на фоне затянутого тучами неба. Английский дождь, английские деревья на английском ветру – все здесь для нее чужое и так далеко от дома. Все на свете она была готова отдать, лишь бы Чарльз оказался здесь, рядом с ней… или хотя бы Гаррет.

У нее опять защемило сердце. Нет, лучше о них не думать, не оглядываться назад, а смотреть вперед. Пытаясь отвлечься от грустных мыслей и убеждая себя, что не так уж она одинока, Джульет выстирала пеленки и повесила перед камином. Кошелек с деньгами под подушку, покормила Шарлотту и поела сама: хозяин любезно прислал ей еду наверх. Но что бы она ни делала, перед мысленным взором то и дело возникала обаятельная улыбка Гаррета, мечтательные голубые глаза. Вспоминалось, как он забавлялся с Шарлоттой, как они смеялись, торопясь добежать до дома, когда разразилась весенняя гроза. Джульет изо всех сил старалась себя убедить, что он ничего для нее не значит, абсолютно ничего, притворялась, что ее совершенно не задело, что он не пришел и не остановил ее, когда они уезжали, хотя в глубине души и надеялась на это.

А за окном все так же шел дождь, и чувство одиночества стало невыносимым, будто во всем огромном мире, кроме нее, никого нет.

С тяжелым вздохом она принялась готовиться ко сну: нижние юбки, платье и плащ перекинула через спинку стула, переоделась в ночную сорочку, заплела волосы в косу и скользнула под холодные простыни, уложив рядом Шарлотту.

«Я не сумела выполнить твою последнюю волю, дорогой Чарльз, хоть и старалась изо всех сил. Твои братья предали нас обоих. Прости меня…»

Глаза ее наполнились слезами, но Джульет воскликнула мысленно: «Нет, я не буду плакать! Ни за что!»

Слезами горю не поможешь: расположение герцога не завоюешь, дом и семью не обретешь, будущее дочери не обеспечишь. Слезы ничего не изменят. Стиснув зубы, она твердо решила больше не плакать. Слезы, как говорила когда-то ей мать, ничего, кроме преждевременных морщин, не принесут. И все-таки одна слезинка скатилась по щеке и капнула на подушку. За ней другая… Но разрыдаться ей не дала малышка: почувствовав, как та тянется к ней в темноте, Джульет судорожно сглотнула и подавила слезы. Она не одна, у нее дочь, а значит, нужно быть сильной. И пусть она не сумела выполнить волю Чарльза, для дочери сделает все.

С этой мыслью Джульет закрыла глаза, и к тому времени как часы в гостиничном холле пробили десять, уже крепко спала.

– Остановимся здесь. Я хочу проверить каждую гостиницу по дороге от Рейвенскома до Лондона!

Молодые люди остановили взмыленных коней возле очередного постоялого двора, Гаррет соскочил на землю и, не обращая внимания на лужи, ринулся к входной двери.

Не прошло и минуты, как он, безумно расстроенный, вернулся и опять вскочил в седло, нахлобучил треуголку и пришпорил коня:

– Здесь ее нет. В путь, друзья!

А тем временем герцог Блэкхит спокойно заканчивал ужин в компании сэра Роджера Фокскота, адвоката, эсквайра, с которым был знаком с 1774 года. Тогда совсем еще молодой человек – ему было всего двадцать пять – получил наследственное дворянское звание за блестящую защиту видного члена парламента от партии вигов, которого обвиняли в убийстве его жены. Леди Чессингтон была найдена в спальне их лондонского дома с ножом в сердце, а поскольку всем было известно, что супруги давно не ладят друг с другом, бедному сэру Алену грозила весьма реальная опасность оказаться на виселице. Ни один адвокат в стране не решался взяться за его защиту. Чессингтон был близким другом короля, и если бы его повесили, то уж тот, кто не сумел его спасти, навсегда лишился бы королевских милостей. Однако Фокскот, который жаждал проявить себя на адвокатском поприще и сделать карьеру, все же взялся его защищать.

Сенсационная речь молодого адвоката, в которой он разоблачал любовника леди Чессингтон как убийцу, моментально облетела всю страну. Едва волнения улеглись, король с огромным облегчением, не теряя времени одарил своего Хитрого Лиса, как теперь называли адвоката в Лондоне, всяческими почестями и званиями.

Лис, будучи вторым сыном оксфордширской аристократической семьи, не отличался робостью или излишним консерватизмом ни в своих мнениях, ни в манере одеваться. Весьма привлекательный, несколько даже щеголеватый, он обладал непомерными амбициями, и их с герцогом Блэкхитом считали едва ли не самыми опасными людьми в Англии.

Друзья сидели в огромной гостиной герцога и неторопливо потягивали портвейн, наслаждаясь звуками скрипичного концерта в исполнении личного квартета музыкантов герцога. Высокий потолок гостиной, украшенный фризом и расписанный изображениями Бахуса и других богов, поддерживали колонны, украшенные орнаментом из лепнины, на стенах висели картины итальянских мастеров. Лису очень нравилась эта комната, но вовсе не из-за богатого убранства. Он был влюблен в один из портретов, который висел над дверью, и, где бы ни сидел, обожал смотреть в озорные глаза изображенной на нем красавицы. А то, что леди Маргарет Сифорд умерла почти два века назад, не имело значения.

Фокскот смотрел на нее и сейчас, пока слуги убирали со стола остатки их трапезы. Ужин был, как и все в доме герцога, изысканным: жареный фазан, фаршированный изюмом и абрикосами. Жаль, что насладиться им смогли только они с Люсьеном: Гаррет уехал, а Эндрю и Нерисса пожелали ужинать каждый в своей комнате, поскольку не разговаривали с его светлостью. Впрочем, в Блэкхите подобные ситуации не были редкостью.

– Послушай, Люсьен, положение весьма непростое, – задумчиво проговорил Лис, подцепив вилкой кусочек стилтона с подноса с сырами, предложенный лакеем.

Рассеянно осмотрев его, прежде чем отправить в рот, он продолжил:

– Ты позволил этой девице оставаться здесь так долго, что Гаррет успел влюбиться в нее, а потом, когда он в очередной раз рассердил тебя, что неизбежно должно было случиться, прогнал. Это жестоко, друг мой: использовать бедную девушку, да еще с ребенком, чтобы наказать брата? Нет, не верю в твое бессердечие, поэтому могу лишь предположить, что ты что-то затеваешь.

Он искоса взглянул на Люсьена.

– Ты уверен, что именно она та самая девушка, от которой Чарльз потерял голову?

Люсьен, откинувшись на спинку стула и глядя на музыкантов, загадочно улыбнулся:

– В этом у меня нет ни малейшего сомнения.

– А как насчет ребенка?

– Девочка как две капли воды похожа на своего отца.

– И тем не менее ты отослал их прочь. – Лис покачал головой. – О чем ты думал?

Герцог в притворном удивлении взглянул на друга и вскинул брови:

– Друг мой Роджер, да ты совсем не знаешь меня! Неужели ты думаешь, что я мог бы действительно их выгнать?

– Но так мне сказала твоя сестра, когда я приехал.

– Да, мне нужно было, чтобы все так думали, особенно Гаррет. – Он сделал глоток портвейна и покрутил в руке бокал, задумчиво глядя на его содержимое. – Кстати, Роджер, если хочешь знать, я не отсылал девушку отсюда, а всего лишь сделал ее пребывание в поместье таким некомфортным, что у нее не было желания остаться.

– Разве это что-то меняет? – ехидно поинтересовался Лис.

– Несомненно. Она сама приняла решение уехать, а это означает, что ее гордость не пострадает и она сохранит ко мне если не любовь, то хотя бы уважение. Это может пригодиться мне в будущем. Гаррет наверняка помчится следом за ней, то есть поступит именно так, как мне нужно, – усмехнулся герцог. – Хотел бы я видеть их лица, когда он найдет ее и когда оба поймут, что я все это подстроил…

– Люсьен, судя по коварному блеску твоих глаз, ты замышляешь что-то совершенно дьявольское.

– Это что, так заметно? Значит, нужно учиться более искусно скрывать очевидное.

– Все ужасно запутано, – заметил Лис. – Но, наверное, это тоже соответствует твоим намерениям. Ты знаешь, что это ребенок Чарльза, однако почему-то не признаешь девочку, несмотря на то что это была последняя просьба твоего брата.

– Да нет, напротив, все очень просто. Нет необходимости брать девочку под свою опеку, потому что Гаррет, судя по всему, женится на ее матери, а ее удочерит.

Хитрый Лис прищурился.

– Но у тебя ведь должен быть какой-то мотив, скрытый от простых смертных.

– Разумеется, – спокойно согласился Люсьен, поднимая бокал и лениво отхлебывая темную жидкость.

– Может, поделишься с другом?

– Дорогой мой Лис, все очень просто. Серьезные проблемы требуют решительных действий. Отослав отсюда девушку, я привел в действие свой план по спасению Гаррета. Если все получится, то братец так меня возненавидит, что не только не раздумывая бросится спасать Джульет Пейдж, но и женится на ней.

– Черт побери, Люсьен, но ведь для него это совершенно неподходящая партия!

– Ошибаешься. Я наблюдал за ними: идеально дополняют друг друга. Что касается девушки, то отсутствие денег и низкое происхождение в ней с лихвой компенсируется смелостью, решительностью, здравым смыслом и зрелостью. Гаррет – даже если не догадывается об этом – нуждается именно в такой жене, как она. Очень надеюсь, что она сумеет его изменить.

Лис покачал головой и отправил в рот очередной аппетитный кусочек – на сей раз чешира.

– Слишком уж ты уверен. Может, Гаррет даже не найдет ее.

– Найдет, не сомневайся. – Люсьен жестом приказал слуге наполнить их бокалы. – Он же влюблен в нее, а в упрямстве Гаррету не откажешь.

– Все это так, но, кроме того, он склонен к необдуманным поступкам, неразборчив в выборе приятелей, а также явно тяготеет к распутному образу жизни.

– Ты прав, но я верю, что именно от этих слабостей эта девушка его излечит. – Герцог отхлебнул портвейна и улыбнулся как человек, который держит ситуацию под контролем. – Видишь ли, я убежден, что Гаррету пришлась по душе слава героя после истории с дилижансом, и ему еще раз захочется сыграть роль галантного спасителя. Спровоцировав их с мисс Пейдж на определенные действия, я предоставил ему идеальную возможность для этого. А тот факт, что он зол на меня, гарантирует, что он не приползет ко мне жаловаться, когда у него возникнут трудности.

Герцог помолчал, глядя с задумчивой улыбкой в бокал, и добавил:

– А трудности у него непременно возникнут.

– Вот как? – вопросительно вскинул бровь Лис.

– Гаррет умчался отсюда в чем был, так что, кроме одежды да коня, у него ничего нет. Может, сколько-то денег и есть в карманах, да еще те, что я дал девушке, но, уверяю, он спустит все еще до конца недели. Но за помощью ко мне он не приползет, по крайней мере в этот раз.

Лис удивленно посмотрел на друга, а Блэкхит продолжил:

– Пора моему братцу повзрослеть. Прекрасная дама, попавшая в беду, да еще с ребенком, о котором следует заботиться, а также весьма ограниченные средства… Уверен, что лучшего способа повзрослеть нет. Согласен со мной?

– А что, если Гаррет не сумеет справиться с ситуацией? Что будет с ними?

– Дорогой Роджер! Неужели ты думаешь, что я все пустил на самотек? Ай-ай-ай! Благодаря моему надежному информатору я осведомлен о каждом его шаге и даже намерениях. С девушкой и моей племянницей ничего не случится. У меня все под контролем.

– Впрочем, как всегда.

– Именно. Как всегда, – улыбнулся Люсьен, кивнув.

– Следует отдать тебе должное, Люсьен, – усмехнулся Фокскот, салютуя другу бокалом, – ты чертовски умен и мастерски манипулируешь людьми.

– А у тебя, мой дорогой Роджер, хлебные крошки на галстуке. Что подумают окружающие?