Текст книги "Жизнь и пиратские приключения славного капитана Сингльтона"

Совет этот был так разумен, что мы все одобрили его. Мы подсчитали, что еды нам хватит на сорок два дня, воды же мы можем захватить только на двадцать дней, и то она наверняка начнет протухать еще до истечения этого срока. Поэтому мы пришли к заключению, что, если мы в продолжение десяти дней не доберемся до какого-нибудь источника, то возвратимся обратно. Если же нам удастся обновить запас воды, мы можем путешествовать двадцать один день; если и в этом случае не увидим конца пустыне, то возвратимся.

Так, установивши заранее предохранительные меры, мы спустились с гор и только на второй день достигли краев равнины. Здесь, однако, как бы в вознаграждение за наши тяготы, мы нашли чудесную маленькую речонку с превосходной водой, уйму крупной дичи и обнаружили какое-то животное вроде зайца 105105
  Очевидно, заяц, или так называемый египетский тушканчик, или кафрский длинноног.


[Закрыть], только не такое юркое, чье мясо нам очень понравилось. Но сведения нам сообщили ложные – людей мы не нашли. Таким образом, у нас не оказалось лишних пленников для переноски поклажи.

Бесчисленное множество оленей и других животных, которых мы нашли здесь, собралось, по-видимому, из-за соседства с пустыней, откуда некоторые животные забегали сюда для прокорма и отдыха. Здесь мы запаслись мясом и различного рода кореньями, которые заменили нам хлеб и в которых наши негры разбирались лучше, чем мы. Запаслись мы также и водой на двадцать дней из расчета одной кварты в день на каждого негра, трех пинт в день на каждого из нас и трех кварт на каждого буйвола. Так, нагрузившись для долгого изнурительного перехода, мы пустились в путь. Все были совершенно здоровы и бодры, хотя не все одинаково могли переносить усталость. Но главное наше горе заключалось в том, что у нас не было проводника.

С того момента, как мы вступили в пустыню, настроение сразу же сделалось подавленным, так как песок оказался таким глубоким и так обжигал жаром наши ноги, что, с трудом проковылявши, сказал бы я, а, не пройдя по нему семь или восемь миль, мы все смертельно устали и ослабели. Даже негры легли на землю и тяжело вздыхали, точно загнанные вьючные животные.

Тут оказалось, что и условия ночлега весьма вредоносны для нас. Прежде мы строили себе хижины и спали в них, прикрытые от ночной свежести, которая в этих жарких краях особенно губительна. Здесь у нас не было ни прикрытия, ни крова после такого тяжелого перехода; не было здесь поблизости от нас и деревьев, ни даже кустов. Но, что было особенно устрашающе, мы к ночи услыхали волчий вой, львиное рычание, рев диких ослов и много других отвратительных и никак нам не знакомых звуков.

Мы подумали тогда о своей неосторожности: ведь мы, по крайней мере, могли бы захватить с собой шесты или жерди и на ночь окружать себя частоколом, чтобы хоть спать в безопасности, каковы бы уже ни оказались прочие неудобства. Как бы то ни было, мы под конец все же нашли способ, несколько облегчивший нам положение. Сперва мы воткнули в землю все имевшиеся у нас копья и луки, затем мы кое-как соединили их верхние концы и развесили на них плащи; и оказалось что-то вроде скверной палатки. Все это мы перекрыли леопардовой шкурой и еще несколькими имевшимися у нас шкурами. В итоге вышло довольно сносно. Мы улеглись спать и в первую, по крайней мере, ночь спали превосходно. На всякий случай мы выставили хорошую стражу, состоящую из двух наших, вооруженных фузеями, их мы сменяли сперва каждый час, а затем каждые два часа. Оказалось, что поступили мы совершенно правильно, ибо часовые обнаружили, что пустыня кишит всякого рода хищными зверями; причем некоторые из них приближались прямо к самому входу в нашу палатку. Но часовым было приказано не тревожить нас ночной стрельбой, а только встречать зверя холостыми выстрелами. Так они и поступали; и этого оказывалось Достаточно, так как хищники, завидевши вспышки, подчас ревя или завывая, немедленно убегали искать какую-нибудь другую добычу.

Если мы устали от дневного перехода, то не меньше мы устали и от ночного сна. Но черный князек утром заявил нам, что хочет дать один совет. Совет его действительно оказался превосходным. Он заявил, что если мы будем путешествовать дальше таким же образом по этой пустыне без всякого прикрытия на ночь, то это погубит нас. Поэтому он советует вернуться к речке, у которой мы провели прошлую ночь, и там оставаться до тех пор, покуда мы не построим себе такие, как он выразился, дома для ночевки, которые мы сможем переносить с собой. Так как он немного владел уже нашей речью, а мы к тому же превосходно усвоили его знаки, мы легко его поняли: он советовал нам вернуться и сплести большие циновки, а мы вспомнили, что видели у речки много циновочника или тростника, из которого туземцы плетут циновки. Этими циновками мы на ночь сможем накрывать наши палатки.

Мы все одобрили его совет и немедленно решили вернуться, рассчитавши при этом, что лучше нести меньше съестных припасов, зато иметь с собой циновки для прикрытия на ночь. Несколько человек, самых подвижных, вернулось к реке значительно быстрее, чем мы шли от нее накануне. Остальные, так как торопиться было некуда, сделали по пути привал, переночевали еще раз и подошли к нам на следующий день.

Но на своем обратном пути, продолжавшемся два дня, наши товарищи встретились с чрезвычайно поразившим их обстоятельством, которое научило их быть осторожнее впредь, когда разлучаются с остальными. Дело было вот в чем: утром второго дня, пройдя с полмили и обернувшись назад, они увидели в воздухе большое облако пыли, какое бывает у нас летом, когда очень пыльно и передвигается большое стадо. Только это облако было значительно больше. Они ясно увидели, что облако идет им вслед и что оно приближается значительно быстрее, чем они успевают уходить от него. Песчаное облако было так велико, что нельзя было разглядеть, кем оно поднято, и они было решили, что их преследует целое войско врагов. Но потом сообразили, что идут из огромной необитаемой пустыни, и невозможно, чтобы какое-нибудь племя получило сведения о них и о пути, которым они идут. Следовательно, если это войско, то оно, подобно им, лишь случайно идет тем же путем. С другой же стороны, зная, что в этом краю нет лошадей, и видя быстроту, с какой облако надвигалось, они заключили, что это, должно быть, огромная стая хищных зверей, движущихся, быть может, к холмам на водопой и корм. В этом случае стая всех их пожрет или растопчет множеством своим.

Обдумавши все это, они внимательно высмотрели, в каком направлении движется облако, и свернули с пути, немного к северу, надеясь, что так оно минует их. Отойдя в сторону, приблизительно на четверть мили, они остановились посмотреть, что представляет собой облако. Один из негров, более подвижный, чем остальные, отошел немного назад и через несколько минут стал возвращаться, убегая так быстро, как только позволяли тяжелые пески. Он знаками объяснил, что это большое стадо чудовищно огромных слонов.

Так как наши подобного зрелища никогда не видали, то поэтому им захотелось посмотреть на слонов, хотя они немного и побаивались возможной опасности. Слон, правда, создание тяжелое и неповоротливое, но в глубоком песке, который ему нипочем, он движется с большой скоростью. И наши легко утомились бы, если бы им пришлось идти далеко или бежать от преследовавших слонов.

С ними был пушкарь; ему страшно хотелось подобраться к крайнему слону, приставить ему мушкет к уху и выпалить. Дело в том, что он слышал, что никакая пуля не может пробить слоновую кожу. Но все остальные отговорили его от этого, боясь, что слоны на шум обернутся и бросятся на них. Пушкаря убедили оставить эту мысль и дать слонам пройти своим путем, что, несомненно, было самым лучшим исходом при обстоятельствах, в каких находились наши.

Слонов было числом около двадцати-тридцати штук, и все они были особо крупных размеров. Они не раз показывали нашим, что видят их, но не сворачивали с пути и уделяли нашим внимания лишь настолько, чтобы дать им, можно бы сказать, возможность посмотреть на себя. Мы, находившиеся впереди, видели облако пыли, поднятое слонами, но решили, что то наш собственный караван, и поэтому не обратили на пыль никакого внимания. И так как слоны изменили несколько курс, примерно на один румб к югу от востока, в то время как наши шли прямо на восток, то они и прошли мимо наших в некотором отдалении. Мы, таким образом, их не видели и ничего не знали о них до вечера, покуда к нам не присоединились наши и все не рассказали. Как бы то ни было, это оказалось полезным уроком для следующих наших переходов в пустыне, как вы услышите в надлежащем месте.

Теперь мы принялись за работу. Наш черный князек был главным надсмотрщиком, потому что сам он был превосходным циновочным мастером. Все его подданные также хорошо знали это дело, и вскоре они изготовили нам около сотни циновок. Так как каждый человек – я разумею негров – нес одну циновку, это не дало почти никакой прибавки груза, и мы ни на унцию не уменьшили нашего запаса съестного. Тяжелее всего было нести шесть длинных шестов, не говоря уже о коротких жердях. Но негры воспользовались и этим. Они сложили шесты по два, образовавши таким образом три пары носилок, и привязали к ним запасы съестного; этим они облегчили себе переноску поклажи. Как только мы увидели этот способ, то также извлекли из него пользу для себя. Так как у нас было на три или четыре бутыли больше, чем людей для носки их (под бутылями я подразумеваю мехи для хранения воды), то мы наполнили их водой и понесли этим же способом. Это позволило взять запас воды на день путешествия, да и с лишком.

Итак, закончивши работу, приготовивши нужные циновки, совершенно пополнивши запасы всего необходимого нам и наплетши для повседневного употребления множество веревочек, мы снова пустились в путь. В общем, мы для всего этого прервали наше путешествие на восемь дней. К великому нашему счастью, накануне нашего выступления выпал весьма яростный ливень, следствия которого мы ощутили в песках. Хотя жара в течение одного дня высушила песок до прежнего состояния, он в глубине стал тверже, не так тяжел и более прохладен. Мы прошли поэтому, по нашим подсчетам, четырнадцать миль вместо семи и со значительно меньшими трудностями.

Когда дело дошло до ночевки, все у нас к этому было уже готово, потому что мы еще на месте ставили и испытывали палатку. Менее чем в час нами была разбита большая палатка с внутренним и внешним отделениями и с двумя выходами. В одном лежали мы, в другом наши негры – все на легких изящных циновках и прикрытые такими же циновками. Снаружи было у нас, сверх того, отведено отделение для буйволов. Они заслуживали наших забот, так как были нам очень полезны и несли весь потребный им запас корма и воды. Корм их состоял из корней, которые мы собрали по указанию нашего черного князька. Корни эти походили на пастернак 106106
  Пастернак, или пустернак – овощ из семейства зонтичных.


[Закрыть], были сочны и питательны; их мы в изобилии находили повсюду, за исключением только этой ужасной пустыни.

Когда утром настала пора сниматься с лагеря, наши негры убрали палатку и выдернули шесты. На то, чтобы прийти в движение, потребовалось не больше времени, чем на установку палатки. Таким образом шли мы восемь дней, не замечая в пути никаких изменений; все казалось таким же диким и заброшенным, как в начале. Единственное только и имелось изменение, что песок был не так глубок и тяжел, как в первые три дня. Мы решили, что причиною этому является дующий здесь шесть месяцев в году восточный ветер (другие шесть месяцев он дует с запада), который нагоняет песок к тому краю пустыни, откуда мы вышли. А так как горы очень высоки, то восточные муссоны не могут с такой же силой отгонять песок обратно. Это предположение подтвердилось тем, что на западном краю пустыни мы встретили песок такой же глубины.

На девятый день нашего пути по пустыне мы увидели большое озеро 107107
  Очевидно, озеро Ньясса. Только оно находится много ближе к Мозамбикскому побережью, нежели его помещает Дефо.


[Закрыть]. Можете не сомневаться, что это чрезвычайно подбодрило нас, так как воды у нас оставалось не больше, чем на два-три дня, да и то при урезанном пайке. Я подразумеваю, конечно, запас воды на один конец. Ведь возможно, что нам пришлось бы вернуться. В общем, воды у нас хватало на два дня больше, чем срок, который мы себе наметили. Объяснялось это тем, что наши буйволы дня два-три там находили какое-то стелющееся по земле, растущее в песке растение, вроде широкого, плоского чертополоха, только без колючек 108108
  Очевидно, какая-нибудь разновидность кактуса, сочного и колючего растения, свободно растущего в пустыне.


[Закрыть]. Им они наедались вволю; оно заменяло им и корм и пойло.

На следующий день, десятый от нашего выступления в путь, мы добрались до края озера. К счастью для нас, мы вышли к южной его оконечности, ибо к северу мы другого конца его не могли различить. Мы пошли вдоль озера, три дня держась его берегов. Это принесло нам большое облегчение, так как облегчило нашу поклажу: нам не нужно было нести воду, мы шли все время рядом с ней. Но, несмотря на то, что здесь было столько воды, облик пустыни не переменился. Не было ни деревьев, ни травы, никаких растений, кроме этого чертополоха, как я называю его, да еще двух-трех неизвестных нам растений, покрывавших пустыню.

Хотя и были мы освежены и укреплены соседством этого озера, но зато попали теперь в среду такого огромного количества хищных обитателей пустыни, подобного которому, я в этом уверен, никогда не видывал человеческий взор. Так же твердо, как я убежден, что с самого потопа 109109
  Библия рассказывает, что Бог, утомившись людскими беззакониями, обрушил на землю сорокосуточный потоп, в котором погибло все живое, кроме праведника Ноя, заботливо предупрежденного Богом. Ной построил ковчег и посадил в него свое семейство и по паре всех видов животных. От сыновей Ноя будто бы произошли арийцы (белые) от Иафета, семиты (евреи и арабы) от Сима и негры – от Хама. Ни китайцев, ни американских индейцев тогда не знали. Возможно, что предание о всемирном потопе отражает пережитые человечеством великие землетрясения и геологические перевороты, во время которых под водою скрывались целые материки, как Атлантида (в Атлантическом океане) и Пацифида (в Тихом океане).


[Закрыть] ни один человек эту пустыню не пересекал, так же твердо уверен я, что нет во всем свете подобного сборища хищных, свирепых и прожорливых созданий, то есть нигде нет такого скопления их в одном месте.

За день до того, как мы достигли озера, и в течение всех тех трех дней, что мы проходили вдоль него, мы заметили, что земля усеяна совершенно невероятным количеством слоновьих клыков. Некоторые из них лежали здесь столетиями, и так как объем их от времени почти не уменьшился, я думаю, они могут так пролежать до скончания веков. Величина отдельных клыков показалась тем, кому я их описывал, столь же неправдоподобной, как и их количество, но я могу заверить вас, что среди них было много столь тяжелых, что самые сильные из нас не могли их поднять. Что касается их количества, то для меня нет сомнения, что ими можно нагрузить тысячу вымпелов самых больших кораблей на свете. Этим я хочу сказать, что количество их нельзя себе и представить. Они лежали на пространстве, которое можно было только охватить глазом больше чем на восемьдесят миль впереди нас, и на такое же расстояние виднелись направо, и на такое же влево от нас, и, возможно, во много раз больше еще, ибо нам это неизвестно. Ибо, как кажется, слонов в этих краях необычайно много. В одном месте мы нашли череп слона с торчащими клыками; это был один из самых больших, какие я когда-либо видел. Мясо и остальные кости этого слона истлели, понятно, в течение многих сотен лет. Но череп с клыками не могли поднять трое сильнейших наших людей. Большой клык весил, как мне кажется, по меньшей мере, триста тридцать фунтов. Но что особенно, на мой взгляд, примечательно, это то, что весь череп был такой же прекрасной кости, как и клыки; и вместе они весили, как мне кажется, не меньше шестисот шестидесяти фунтов. Понятно, я толком не знаю, но выходит, что все кости слона могут быть слоновой костью. Но, думается мне, настоящим возражением против этого является то, что я увидел, ибо, будь это так, сохранились бы перед моими глазами также и все остальные кости этого слона.

Так как мы прошли, не останавливаясь, четырнадцать дней, и у нас покамест было все совершенно исправно и благополучно по части пищи, а вода имелась рядом, то я предложил пушкарю немного отдохнуть и в то же время поискать какой-нибудь дичи. Пушкарь, у которого сообразительности по этой части было больше, чем у меня, согласился с моим предложением, сказавши, что мы могли бы попытаться половить рыбу в озере. Но перед нами тотчас же встал вопрос: откуда добыть крючки; это обстоятельство чуть было не поставило нашего изобретателя в тупик. Однако после некоторых трудов и хлопот он все же сделал их, и мы наловили свежей рыбы различных пород.

Мы наловили ее достаточно для своего пропитания, но еще и провялили на солнце много больших рыб совершенно неизвестных мне пород, что значительно увеличило наши запасы съестного. А солнечный жар так превосходно высушил их без соли, что они оказались сразу и вялены, и сухи, и тверды, и все за один день.

Мы отдохнули пять дней. В продолжение этого времени у нас было много забавных приключений с дикими зверями, – слишком много для того, чтобы пересказывать их. Одно из них особенно интересно; это была погоня львицы за большим оленем. Олень, по своей природе, животное подвижное и пролетел мимо нас, как ветер, опередив львицу ярдов, должно быть, на триста. Но львица, благодаря своей силе и крепости легких, нагоняла его. Они пронеслись в четверти мили от нас, и мы Долго следили за ними, но потом бросили это занятие. Но каково было наше удивление, когда час спустя мы увидали, как они с топотом проносятся в обратном направлении, причем львица была уже в тридцати или сорока ярдах от оленя. Оба они напрягали последние свои силы. Но вот олень, добравшись до озера, погрузился в него и поплыл, спасая жизнь, со всех ног, как раньше со всех ног бежал.

Львица вслед за ним погрузилась в воду, проплыла некоторое расстояние, но затем воротилась. Выбравшись на берег, она издала самый ужасный рев, какой мне когда-либо приходилось слышать; она была в ярости, что лишилась добычи.

Мы продвигались теперь вперед только по утрам и вечерам. Днем мы отдыхали в палатке. Но однажды рано утром мы увидали иную погоню, которая уже больше, чем прежняя, затронула нас. На нашего черного князька, шедшего несколько ближе к берегу озера, чем остальные, напал громадный, рослый крокодил, бросившийся из озера. Хотя князек и был легок на ноги, ему еле удалось спастись. Он бросился прямо к нам, и мы, по правде говоря, не знали, что делать, так как слышали, что пуля не пробивает крокодиловой шкуры. Это подтвердилось: трое наших выстрелили в крокодила, но он даже не обратил на это внимания. Но мой друг пушкарь, малый решительный, смелый и весьма хладнокровный, подошел к крокодилу так близко, что засунул дуло мушкета ему в пасть, выстрелил и, бросивши мушкет, тотчас же отбежал. Зверь долгое время бился; он обратил всю свою ярость на мушкет и даже оставил на стволе следы зубов, но через некоторое время ослабел и сдох.

Все эти дни наши негры шарили по берегам озера, ища дичи; наконец, они добыли нам трех оленей, одного очень большого и двух очень маленьких. На озере водилась также и водяная птица, но нам никак не удавалось подойти к ней достаточно близко для выстрела. Нигде, кроме этого озера, мы в пустыне больше птиц не видели.

Мы точно так же убили и двух или трех цибетовых кошек, но мясо их оказалось хуже всякой падали. На далеком расстоянии мы видели большое количество слонов, причем заметили, что они всегда идут в превосходном обществе, то есть, что их всегда помногу вместе и выстроены они в исправном боевом порядке. Говорят, что так обороняются они от своих врагов: если львы, тигры, волки или какие-либо другие хищники нападают на них, они, вытянувшись боевым строем, иногда в пять или шесть миль длиной, давят все, что попадается на пути, разбивают все на части хоботами или хоботами же взметают на воздух. Поэтому даже сотня львов или тигров, встречая подобный строй слонов, всегда бежит назад, ища возможности улизнуть куда-нибудь направо или налево. В противном случае ни одному из них не удалось бы спастись, ибо слон хотя и грузный зверь, но так искусно и проворно орудует хоботом, что легко может поднять им самого тяжелого льва или другого какого-нибудь хищника, переметнуть в воздухе через спину и насмерть затоптать ногами. Мы видели не один такой боевой ряд слонов, А однажды нам попался такой длинный, что конца его нельзя было различить: в нем было тысячи две слонов в ряду или строю. Слоны – не хищники, они питаются растениями, подобно быкам, причем, говорят, что слону, несмотря на его большие размеры, требуется корму даже меньше, чем лошади.

Количество слонов в тех краях было безгранично. Это можно вывести хотя бы из того невероятного множества клыков, которые, как я сказал, мы обнаружили в этой обширной пустыне. Действительно, нам попадалось по сотне слоновых клыков на один костяк какого-нибудь другого животного.

Однажды вечером мы были сильно напуганы. Большинство наших уже улеглось спать на своих циновках, когда часовые вдруг вбежали к нам, перепуганные внезапно раздавшимся рядом с ними львиным ревом. Так как ночь была темная, они, очевидно, львов не заметили, покуда те не подошли вплотную. Это был, как оказалось, громадный старый лев с целым семейством – с ним была львица и три львенка, не считая старого царя, который чудовищно велик. Один из малышей – а все они были добротные, большие и рослые – прыгнул на одного из наших негров, стоявшего на часах, прежде чем тот заметил его. Негр был страшно перепуган, закричал и вбежал в палатку. У другого часового, имевшего при себе мушкет, не хватило сообразительности тут же застрелить льва; он ударил зверя прикладом, от чего львенок сперва завизжал, потом грозно зарычал. Тогда парень отступил. Мы все переполошились, трое наших схватили мушкеты, побежали к выходу палатки и увидавши старого льва по блеску его глаз, тут же выстрелили, но, очевидно, промахнулись. Они, по крайней мере, не убили его, так как все львы отступили, поднявши отвратительный рев. Это было как бы призывом к помощи. На рев сошлось огромное количество львов и, в довершение к ним, еще каких-то других хищников, каких мы не знали, так как в темноте не могли рассмотреть их. Но только со всех сторон начались шум и рев, и вой, и дикая музыка, точно все звери пустыни собрались, чтобы сожрать нас.

Мы спросили нашего черного князька, что нам делать.

– Пойти, – говорит он, – и испугать их всех!

Он схватил две или три самых худших циновки, попросил одного из наших высечь огонь и повесил циновки на конце шеста и поджег. Циновки запылали, осветив вокруг изрядное пространство. При виде этого, все звери отступили; мы услышали их рычание и рев на большом расстоянии от нас.

– Что ж, – говорит пушкарь, – это средство годится, жаль только жечь циновки, ведь они служат нам и подстилками и покрывалами. Не мешайте мне, – говорит он, возвращается в палатку и принимается изготовлять нечто вроде искусственных петард 110110
  Петарда – короб, жестянка, начиненная порохом.


[Закрыть] и тому подобное.

Несколько штук он передал нашим часовым, чтобы они имели их под рукою на всякий случай, а одну большую прикрепил к тому самому шесту, к которому были привязаны циновки, и поджег ее. Она горела так долго, что на этот раз все дикие звери оставили нас в покое.

Как бы там ни было, но общество зверей стало утомлять нас, и, чтобы отделаться от них, мы вновь пустились в путь на два дня раньше, чем собирались. Пустыня все еще не кончалась, даже не было видно признаков ее конца. Но мы теперь обнаружили, что почва вся покрыта какой-то зеленью; благодаря этому наш скот не голодал. Во-вторых, обнаружили мы также, что в озеро впадает много речонок; таким образом, покуда местность была низменная, мы находили достаточно воды, и это очень облегчало нашу поклажу. Мы шли так еще шестнадцать дней, но не добрались до лучших мест. Затем местность стала понемногу повышаться, из чего мы заключили, что воды нам не хватит, и так, запасаясь на случай беды, мы наполнили ею все наши пузыри-бутыли. Мы продолжали так незаметно подниматься в продолжение трех дней, покуда внезапно не обнаружили, что находимся на вершине большой цепи возвышенностей, хотя и не столь высоких, как первая.

Взглянувши вниз, по другую сторону холмов, мы, к великой нашей радости, увидели, что пустыня кончилась, и что дальше местность обильно покрыта зеленью, деревьями и пересечена большой рекой. Мы не сомневались в том, что найдем там также людей и скот. Теперь, по словам нашего пушкаря, ведшего подсчеты, мы прошли около четырехсот миль по зловещей пустыне, сделавши переход в тридцать четыре дня. Таким образом, мы в общем прошли около тысячи ста миль намеченного пути.

Мы охотно в тот же вечер спустились бы с холмов, но уж было слишком поздно. На следующее утро мы передохнули в тени каких-то деревьев; это было для нас весьма усладительно, ибо солнце больше месяца пекло нас, и на пути не было даже деревца, чтобы укрыться. Местность нам очень понравилась; особенно же по сравнению с той, откуда мы пришли. Здесь мы убили нескольких оленей, которых водилось много в лесах. Убили мы также какое-то создание, вроде козы, мясо которого оказалось очень вкусным; но то была не коза. Мы нашли также множество птиц, похожих на куропаток, но несколько меньших по величине и почти ручных. Словом, мы зажили здесь хорошо. Людей, однако, здесь не оказалось; по крайней мере, мы не встречали их в продолжение нескольких дней пути. Как будто для того, чтобы сбавить нам радость, каждую ночь нас тревожили львы и тигры. Слонов же здесь мы не видали совершенно.

После трех дней пути мы подошли к реке, увиденной еще с холмов и названной нами Золотой рекой. Оказалось, что течет она к северу 111111
  Такой реки по пути героев нет.


[Закрыть], это была первая на нашем пути река, протекавшая в этом направлении. Течение реки было очень быстрым. Наш пушкарь, вытащивши свою карту, уверял меня, что либо река эта Нил, либо же она впадает в то большое озеро, откуда, говорят, Нил вытекает. Он разложил свои планы и карты, в которых я, благодаря его урокам, стал хорошо разбираться, и заявил мне, что постарается убедить меня в этом. Действительно, он все это так ясно объяснил, что я пришел к тому же заключению.

Я все же никак не мог взять в толк, зачем пушкарь так интересуется этим, но он продолжал развивать свою мысль и заключил так:

– Если эта река – Нил, почему бы нам не понастроить еще каноэ и не спуститься вниз по реке, вместо того, чтобы рисковать на пути к морю и встретить еще какие-либо пустыни и палящие пески? Да если бы мы и добрались до моря, нам оттуда попасть домой будет так же трудно, как и с Мадагаскара.

Рассуждения эти были хороши, не имеется здесь возражений разного рода, на которые никто из нас не мог ответить. Но, в общем, предприятие было такого рода, что каждый из нас считал его невозможным, и по ряду различных причин. Наш лекарь, сам человек ученый и начитанный, хотя и не знакомый с мореходством, воспротивился этому, и часть его возражений, помню, сводилась вот к чему: во-первых, длина пути, как признавали и он и пушкарь, благодаря руслу и изгибам реки окажется не меньше чем в четыре тысячи миль; во-вторых, в реке бесчисленное множество крокодилов, которых нам никак не удастся избегнуть; в-третьих, по пути имеются ужасные пустыни. И, наконец, приближается период дождей, во время которого нильские воды будут особенно яростны; они вздуются так высоко, разольются вдоль и вширь по всей равнине, что мы никогда не сможем знать, находимся ли мы в русле реки или нет. Нас наверняка часто будет выбрасывать на берег, переворачивать и топить. По такой опасной реке совершенно невозможно двигаться.

Последнюю эту причину изложил он нам так ясно, что мы и сами стали признавать ее и согласились отказаться от замысла пушкаря и продолжать путь в первоначальном направлении – на запад и к морю. Но, как ни хотелось нам скорее отправиться, мы все же, под предлогом отдыха, лодырничали еще два дня на этой реке. В течение этого времени наш черный князек, который очень любил бродить, явился как-то вечером и принес нам много кусочков чего-то. Что это – он не знал, но вещицы эти были тяжелые и на вид приятные. Он решил показать их мне, думая, что это какая-нибудь редкость. Я ему не подал вида, что заинтересован, но, отойдя и подозвавши к себе пушкаря, показал ему принесенное, высказавши при том свое предположение, а именно, что это золото. Он согласился со мной как в этом, так и в следующем: мы решили завтра захватить с собой черного князька, чтобы он показал нам то место, где нашел золото. Если там много золота, мы сообщим об этом всем нашим товарищам, если же мало, то мы сохраним дело в тайне и прибережем золото для самих себя.

Но мы забыли посвятить в эту тайну князька; он же по простоте своей столько наболтал всем остальным, что те, догадавшись, в чем дело, пришли к нам поглядеть. Обнаруживши, что дело раскрыто, мы стали заботиться лишь о том, чтобы никто не заподозрил нас в желании утаить золото. Высказавши свое мнение, мы позвали нашего изобретателя, который тут же согласился с тем, что это золото. Тогда я предложил идти всем вместе к месту, где князек нашел его; и если там окажется значительное количество золота, провести там некоторое время, чтобы добыть его.

Так мы и пошли всем скопом, так как никто не желал оставаться на месте, раз сделано открытие такого рода. Мы обнаружили золотоносное место на западной стороне реки, но не в главном ее русле, а в другой речонке или потоке, бежавшем с запада и впадавшем в эту реку. Мы принялись ворошить песок и промывать его в пригоршнях. Почти из каждой горсти песка мы вымывали себе в руку по несколько кусочков золота величиной с булавочную головку, а то и с виноградное зернышко. Через два-три часа у каждого набралось немного золота. И мы решили идти пообедать.

В то время, как мы ели, мне пришла в голову мысль, что раз так охотно работаем мы ради столь важной, многозначительной вещи, как золото, этой главной приманки в мире, то десять против одного, что оно рано или поздно приведет нас к раздору, разрушит наши добрые правила, наши соглашения и заставит нас разбиться на отдельные отряды, а то и натворить что-либо похуже. Поэтому я и сказал товарищам следующее, что хоть я в отряде и самый младший, но так как они всегда позволяли мне высказывать свое мнение, иногда даже милостиво следовали моим советам, то сейчас хочу кое-что предложить, что пойдет, по моему мнению, на общее благо и всем, вероятно, придется по сердцу. Мы находимся в стране, сказал я им, где имеется много золота и куда весь мир посылает за ним корабли. Но, в сущности, не зная, где золото находится, мы можем добыть его и много, и мало. Я и предлагаю: не лучше ли будет для нас, если, сохраняя в своем сердце доброе согласие и дружбу, царившие до сей поры и для нашей безопасности крайне необходимые, мы все найденное нами соединим в единый запас и под конец поделим его поровну между собою. Не надо идти на опасность раздора, могущего возникнуть из-за того, что один найдет больше золота, а другой меньше. Я уверял, что, будучи все на равных основаниях, мы охотнее возьмемся за работу; да, помимо этого, мы можем поставить на работу наших негров и воспользоваться плодами как их труда, так и нашего. А раз мы будем в равных долях, то и не окажется у нас разумного основания для ссор и взаимных обид.