Текст книги "Ночь волшебства"

Глава 6

Вернувшись вечером в Париж, Грегорио из аэропорта позвонил Ане и первым делом спросил, как здоровье малышки. Аня ответила, что состояние девочки не изменилось.

– Ты можешь приехать ко мне в отель? – спросил он нервно.

Не считая смерти сына, это был один из самых черных дней в его жизни. Грегорио почувствовал себя в одночасье потерявшим все, что имел. Бенедетта собиралась изгнать его из их совместного бизнеса, он терял свою работу, свой дом, свою жену, с которой прожил двадцать лет. Грегорио хотел оставить ее ради Ани, но был поражен, что Бенедетта сама потребовала развода. Он считал, что они могут оставаться формально в браке, в то время как он будет жить с Аней и дочерью. Так обстояло дело в большинстве подобных случаев. В Европе содержание любовниц практически не осуждалось в отличие от разводов, в особенности в Италии и Франции. Грегорио ужасала сама мысль о разводе, причем куда больше, чем рождение внебрачных детей.

– Что случилось? – Аню удивило то, как звучит его голос. – Как все прошло? Ты сказал ей?

Она весь день ждала его звонка, но Грегорио так и не позвонил. Перед отлетом он поехал к своему старшему брату, чтобы поговорить о делах, но брат назвал его идиотом, который сам все разрушил: и семью, и бизнес…

– Я сказал ей, что оставляю ее, но о разводе не просил.

Грегорио по-прежнему пребывал в прострации от произошедшего. Бенедетта обошлась с ним жестко, а брат предупредил, что этот развод будет стоить ему и их семье целого состояния. При этом он отнюдь не упрекал свою золовку. Брат сказал также, что Грегорио еще повезло: сделай что-нибудь подобное он, жена просто убила бы его на месте.

– А что ответила она?

Голос Ани, задавшей этот вопрос, звучал счастливо, но Грегорио пока что не стал рассказывать ей обо всем.

– Слишком сложно объяснять все по телефону. Мне нужно отдохнуть. Почему бы нам не провести ночь в отеле? Клаудиа сможет побыть одну ночь без нас.

Он совсем не хотел оставаться в одиночестве. Ему нужно было сменить обстановку, отдохнуть в комфортных условиях. Его короткая поездка в Милан далась ему куда труднее, чем он рассчитывал.

– Мы можем устроить празднество! – Голосок Ани звенел, как у пятнадцатилетней школьницы, и совершенно не соответствовал его настроению.

Грегорио потерял абсолютно все. Может быть, его брат прав и он действительно сошел с ума? Он ушел от жены ради матери своего ребенка, а она даже понятия не имеет, что все это значит для него. Для Ани развод станет очень хорошей новостью, хотя он не намеревался с ходу посвящать ее в это. Ей не надо знать, что в Италии процедура развода занимает до двух лет.

– Встретимся в отеле, – уставшим голосом произнес Грегорио, чувствуя себя выдохшимся до предела.

Взяв такси, он добрался до отеля «Георг V», а спустя пять минут в номере появилась Аня, выглядевшая свежо и соблазнительно в футболке и джинсах – самой обычной их одежде, необходимой в госпитале, удобной и практичной, чтобы денно и нощно находиться в палате интенсивной терапии новорожденных. Они провели там уже больше месяца. Казалось, прошла целая жизнь с памятного им Белого ужина…

Аня заказала шампанское, как только вошла в гостиничный номер, а Грегорио отправился принимать душ. Она лежала на кровати, смотрела телевизор, когда он вышел из ванной, облаченный в один из тех махровых халатов, которые предоставлял отель.

Грегорио лег рядом с Аней, даже не зная, что сказать. Все, что произошло в этот день, было так ужасно, что он никак не мог прийти в себя. Перед внутренним взором до сих пор стояло выражение лица Бенедетты, ее жестокий взгляд, когда она сказала про развод. Ранее она казалась ему такой терпеливой, такой понимающей.

– Так что же она сказала? – снова спросила Аня, прижимаясь к нему.

Они уже несколько месяцев не занимались любовью, но Грегорио знал, что сейчас ни на что не способен. Он чувствовал себя так, словно Бенедетта убила его.

Грегорио неподвижно вытянулся на кровати, ощущая себя жертвой, раздавленной решением жены. Для него это было гораздо хуже того, что сделал он сам. Наказание, как ему казалось, превышало меру его вины.

– Она выбросила меня из нашего общего бизнеса. Наши семьи вели это дело уже больше сотни лет, и теперь она намерена разорвать эту традицию.

Аню, похоже, не впечатлили его слова: она не осознала полностью всю жестокость реакции его жены, – но какое-то время спустя на лице ее проступило беспокойство:

– Это значит, что она заберет все твои деньги?

– Может попытаться, хотя не думаю.

Аня поцеловала его, и Грегорио улыбнулся ей, надеясь, что все каким-нибудь образом утрясется, а Бенедетта, возможно, постепенно успокоится и передумает разводиться. При виде Ани, лежащей рядом, весь ужас развода представился ему сейчас более отдаленным и менее реальным. Аня обняла Грегорио и просунула руку к нему под халат. Несмотря на все произошедшее, ей удалось возбудить его, и в следующие минуты они уже страстно занимались любовью. Все, что случилось в этот день и за этот месяц, померкло, когда они лежали, прильнув друг к другу и тяжело дыша. Он уже забыл, как невероятно искусна может быть Аня в любовных играх. Теперь она принадлежала ему, он нуждался в ней столь же отчаянно, сколь и она в нем.

Они допили шампанское и около полуночи заказали ужин в номер. Эта ночь стала передышкой для них обоих. Проснувшись на следующее утро, они снова занялись любовью.

Грегорио старался не думать о Бенедетте, когда они вместе принимали душ и одевались, чтобы вернуться в госпиталь к дочке. Настроение его немного улучшилось. Пусть пройдет время, а потом Бенедетта наверняка остынет и вполне сможет изменить свое мнение по поводу раздела бизнеса и развода. Обычно жена была весьма рассудительна, и он надеялся, что она останется такой и впредь.

Жану Филиппу всегда нравилось завтракать вместе с женой и детьми, поджидая прихода няни, после чего они могли отправиться на работу. Когда у них было время, он подбрасывал Валерию до ее офиса, но с тех пор, как сказал ей про Пекин, она постоянно опаздывала к завтраку, дети капризничали, еда подгорала, а на работу Валерия собиралась так долго, что он уже не мог ждать, и ей приходилось ехать на своей машине или ловить такси. Их жизнь, похоже, все больше и больше запутывалась под давлением необходимости принять решение, а в это злосчастное утро даже няня опоздала. С четырех часов их двухлетний сын Дамиан плакал не переставая из-за боли в ухе, и Валерия намеревалась перед работой отвезти его к врачу.

– Ни минуты покоя! – в раздражении бросил ей Жан Филипп.

Их пятилетний сын Жан Луи стукнул сестру во время завтрака, и та тоже разрыдалась.

– А как бы мы справились с этим всем в Пекине? – огрызнулась Валерия в ответ. – Как общаться с детским врачом, который не говорит ни по-английски, ни по-французски?

За прошедшие несколько недель она уже поговорила с некоторыми своими подругами, которые знали этот город и уверяли, что там никто не говорит по-английски. Везде необходим переводчик, если вы не обладаете знанием китайского. Компания, сделавшая предложение Жану Филиппу, сообщила, что он сможет нанять переводчика за свой счет.

– Я уверен, что там есть западный доктор. Мы легко найдем его через посольство. Ради бога, это все-таки не третий мир.

– Нет, это как-никак Китай, – съязвила Валерия.

– Так что же ты все-таки решила?

Он уже несколько дней торопил ее с ответом. Она отмалчивалась, но сегодня ее терпение лопнуло.

– Если ты хочешь получить ответ прямо сейчас, – рявкнула Валерия, и дети уставились на нее, пораженные незнакомыми нотками в голосе матери, – если ты настаиваешь… – Она сбавила тон, увидев изменившиеся лица детей, – … то ответ будет отрицательным. Я не готова явиться сегодня в «Вог» и написать заявление об увольнении. Мне нужно больше времени, чтобы все обдумать.

– О боже, Валерия, – расстроенно вздохнул Жан Филипп, – я ведь делаю это для нас, на дальнюю перспективу.

Они оба уже начинали сомневаться, существует ли эта дальняя перспектива, судя по тому, как развиваются события. За семь лет совместной жизни перед ними ни разу не вставали столь разобщающие обстоятельства, и каждый из них винил другого за непереносимое напряжение, которым теперь был пронизан каждый их день. Дамиан снова начал плакать теребя больное ухо, и молодая няня унесла мальчика в другую комнату, чтобы одеть. Жан Луи разлил в этот момент апельсиновый сок, и Валерия бросилась вытирать стол.

– Ты заставляешь детей нервничать, – обвинила она мужа напряженным голосом, после чего Жан Филипп в отчаянии покачал головой и вышел из дому, ни с кем не попрощавшись.

Такого раньше никогда не случалось.

– А куда папа ушел? – округлила глазки трехлетняя Изабель. – Он не поцеловал меня.

– Папа очень спешил на работу, – сказала Валерия, целуя вместо него пухлую щечку дочери.

– А что такое Пайчин? – спросил ее Жан Луи, которому она помогала вылезти из пижамы и натянуть джинсы и красную курточку.

– Это город в Китае, – как можно спокойнее объяснила Валерия, застегивая у него на ногах красные сандалии. – Только не Пайчин, а Пекин.

– Почему же там не говорят на французском или английском?

«Ничего себе! Значит, он слышал каждое слово их разговора, даже если не понимал, о чем они спорят».

– Потому что они говорят по-китайски, глупенький. А теперь я прошу, чтобы ты больше не обижал Изабель. Ты очень плохо поступил, ударив ее за завтраком. Она ведь девочка, к тому же младше тебя.

– Она сказала, что я дурак. А это плохое слово.

– Да, так не надо говорить, – согласилась с ним Валерия и отправилась проверить ситуацию с малышом.

Она по-прежнему хотела заскочить с ним к педиатру, но в этом случае неизбежно опаздывала на работу. В последнее время сотрудникам редакции постоянно приходилось ее ждать.

Спустя полчаса Валерия уже была с Дамианом в машине, около одиннадцати завезла его домой, оставив с няней, а потом помчалась на работу.

– Утро выдалось тяжелым? – сочувственно спросила ее ассистентка, когда она наконец появилась в своем офисе в «Вог».

Валерии не хотелось посвящать кого-либо в то, что теперь каждое утро выдается тяжелым, а ее работа висит на волоске, поскольку муж задумал перебраться со всей семьей в Пекин. Она постаралась выбросить эти мысли из головы и начала разбираться с поступившей к этому времени электронной почтой. В полдень наступило время издательской конференции по скайпу с нью-йоркским офисом относительно сентябрьского номера журнала, поскольку он был самым крупным выпуском в году и парижский офис также участвовал в нем.

Валерия прекрасно понимала, что к концу этого бурного событиями дня в офисе она ничуть не приблизилась к решению того, как надо поступить. Каждая клеточка ее существа буквально кричала, что необходимо оставаться в Париже. Для чего он хочет перетащить их всех в далекий Пекин? Она не видела в этом никакого смысла для себя, да и почему его карьера более значима, чем ее?

К концу дня у Валерии ужасно болела голова. Но по крайней мере, когда вернулась домой, все дети были выкупаны и накормлены, а Дамиан больше не плакал. Антибиотики, которые педиатр закапал ему в ухо, привели малыша в норму. Так что она смогла спокойно почитать им сказки на ночь, а когда Жан Филипп вернулся домой, все дети уже ждали его в пижамках одного фасона с вышитыми на них маленькими медвежатами.

– Ты забыл поцеловать меня утром, папочка, – напомнила ему Изабель, вьющиеся волосы которой, так похожие на материнские, еще были влажными после ванны.

– Тогда я поцелую тебя два раза, когда будешь ложиться спать.

Услышав эти слова, Валерия улыбнулась мужу, страстно желая, чтобы их жизнь стала такой же простой, как и прежде.

– Как прошел день? – спросил он у нее поверх детских головок.

В ответ она только пожала плечами, потому что сказать было нечего. Все, что она могла теперь слышать, был неумолчный рокот барабанов, поторапливавший ее принять решение. Жан Филипп зашел в каждую из детских спален, когда Валерия укладывала малышей спать. К этому времени няня уже ушла домой. Через несколько минут все дети уже лежали в своих кроватках.

Валерия и Жан Филипп вместе пошли на кухню, хоть и не были голодны. Валерия достала из холодильника остатки цыпленка и сделала две порции салата. Оба не решались заговорить, чтобы не начинать все тот же спор. Они поужинали в полном молчании. После ужина Валерия собрала и вымыла посуду, а Жан Филипп просмотрел несколько бумаг в своем кабинете. Когда же он вошел в спальню, Валерия уже лежала в кровати, и голова у нее болела еще сильнее.

Жан Филипп устроился на своей половине кровати. Валерия лежала спиной к нему и, когда он выключил свет, произнесла только «спокойной ночи». Лежа в темноте, каждый из них чувствовал себя самым одиноким человеком в мире. Выглядело все это так, словно любящие друг друга люди внезапно исчезли, а на их месте вдруг оказались незнакомцы.

Ксавье позвонил Шанталь неделю спустя после встречи в аэропорту. Поблагодарив его за приятно проведенное время по электронной почте, она сообщила ему также свой номер телефона и совершенно забыла о нем, вернувшись с новой энергией к работе над сценарием. Встреча со своими детьми всегда вселяла в нее новый заряд сил.

– Я намеревался позвонить вам гораздо раньше, – объяснил Ксавье, – но мне пришлось всю неделю провести в Цюрихе. Я вернулся только прошлым вечером.

– Как много вы разъезжаете, – с улыбкой отозвалась она.

Ей было приятно слышать его голос.

– Да, приходится много ездить, ведь мои клиенты разбросаны по всему свету. Послушайте, вы свободны завтра вечером? Я бы пригласил вас сегодня, но уже слишком поздно, да и я еще в офисе.

Часы показывали восемь часов вечера.

– Завтра было бы чудесно. – Она снова улыбнулась, предвкушая ужин с Ксавье.

– Прекрасно. Какие блюда вы предпочитаете?

– Все, что угодно: я не очень разборчива; главное – чтобы не очень острые.

– Я тоже не люблю острые блюда, – согласился он. – Я заеду за вами в восемь тридцать. Я люблю еду в бистро.

– Как и я.

Ксавье заехал за ней, как и обещал, в восемь тридцать. Шанталь выбрала для себя достаточно скромный наряд: джинсы и туфли на каблуках средней высоты, кашемировый свитер под цвет глаз и блейзер, на случай если похолодает. Ксавье тоже был облачен в неизменные джинсы и коричневые замшевые туфли, которые так ей нравились.

Они подкатили к ресторану в его автомобиле, старом «Эм-Джи», который он обожал, с расположенным справа британским рулевым управлением. Шанталь пришла в восхищение от автомобиля, что явно польстило Ксавье. Усадив Шанталь, он включил зажигание и направился на Правый берег в ресторан, который она не знала, но терраса которого выходила в очень красивый парк. Когда же им принесли заказанные блюда, еда оказалась восхитительной. Само же заведение было типичным французским бистро с дружелюбной и расслабляющей атмосферой.

Ксавье рассказал Шанталь, чем он занимался в Цюрихе, не выдавая, впрочем, никаких секретов своих клиентов, а потом спросил, приходилось ли ей когда-нибудь бывать на Базельской ярмарке искусств. Когда она созналась, что никогда не была на ней, он заметил, что когда-нибудь им следует посетить ее.

– Это примечательное – даже феерическое – событие, поверьте! Большинство произведений выставляют признанные мастера, но встречаются и никому не известные. У меня есть пара-тройка клиентов, которые в ней участвуют, хотя один из них сейчас создает только видеоигры.

Не забывая отдавать должное великолепной кухне и приятной атмосфере, царящей вокруг, они наслаждались неспешной беседой. Ксавье спросил ее о сценарии, над которым она работала, и Шанталь принялась рассказывать о нем в деталях, поскольку обрадовалась его искреннему интересу. На Ксавье произвел огромное впечатление ее рассказ о женщинах, выживших в концентрационном лагере. А когда Ксавье предложил ей отправиться вместе с ним по осени на ежегодную ярмарку современного искусства, она не смогла устоять перед искушением спросить, каковы его намерения относительно выбора спутницы ее возраста. Ей казалось странным желание такого интересного и привлекательного мужчины, как он, общаться с женщиной на семнадцать лет старше, тогда как любая молоденькая девушка пришла бы в восторг от подобного предложения и тут же согласилась бы отправиться с ним хоть на край света. Вот с Жаном Филиппом Шанталь связывала дружба, которая длилась уже шестнадцать лет, однако она испытывала совершенно другие чувства, когда Ксавье каким-то особым тоном разговаривал с ней, совершенно не скрывая, что она нравится ему как женщина, а не просто как подруга.

– А какое отношение имеет возраст к чему бы то ни было? – опешил Ксавье, услышав ее вопрос. – Вы прекрасны, с вами приятно общаться, к тому же интеллигентны. А если повезет, вы не будете терзать меня насчет детей. У вас их уже трое.

– Да, это большой плюс, – рассмеялась она.

Времени у Шанталь было много, имелось в ее жизни и место для мужчины, хотя она уже перестала надеяться встретить кого-нибудь достойного и уж тем более никогда не встречалась с мужчинами гораздо моложе себя.

– Вы серьезно предлагаете мне поехать с вами? И вам в самом деле неважно, сколько мне лет? – Шанталь верилось в это с трудом.

– Ну, вы, слава богу, отнюдь не в преклонном возрасте. Для меня возраст – это всего лишь число, и не больше. Вам могло бы быть как тридцать, так и двадцать пять, какая разница! Вы замечательная, сексуальная, талантливая женщина, Шанталь. Я счастлив, что вы согласились поужинать со мной.

Искренность Ксавье и горящий огнем взгляд, обращенный на нее, неизмеримо вознесли ее «эго». Они мило болтали, смеялись весь вечер и чудесно провели время вместе. После ужина Ксавье подвез Шанталь до ее дома.

В конце недели Ксавье снова позвонил ей с предложением о встрече. Они гуляли в Тюильри, обедали в саду отеля «Кост», а после этого отправились в кино. Это был еще один потрясающий вечер, и Шанталь рассказала Жану Филиппу о нем, когда они встретились за обедом. Она объяснила, что это был тот самый мужчина, который раздавал всем китайские фонарики на Белом ужине.

– Я помню его, он показался мне классным парнем. Да уж, ты воистину хитрый дьяволенок, – улыбнулся ей Жан Филипп. – Когда это началось? Тем вечером? Ты не говорила мне об этом, когда мы обедали в прошлый раз.

– После Белого ужина я сталкивалась с ним несколько раз: в универсаме и в аэропорту, когда возвращалась из Берлина. Он помог мне тогда с багажом, а потом сказал, что это рука судьбы и мы должны ближе узнать друг друга, уж если нам суждено было встретиться трижды.

– Кто знает – возможно, он и прав, – произнес Жан Филипп. Он был рад за нее – похоже, что она увлечена своим новым знакомым.

– Порой меня одолевают сомнения, – призналась Шанталь другу. – Все-таки он на семнадцать лет моложе меня. Это немало. Его вроде бы это не волнует, но, если наши отношения станут более серьезными, раньше или позже он уйдет к какой-нибудь девице своего возраста или моложе, а я останусь у разбитого корыта.

– А может быть, и нет, – рассудительно проговорил Жан Филипп. – Кто может сказать, каким образом складываются взаимоотношения? Мой брак, похоже, начал разваливаться в один момент, да и посмотри, какой кавардак устроил Грегорио после двадцати лет брака. Валерия слышала, что Бенедетта подает на развод.

– Не могу не признать за ней оснований, – с горечью усмехнулась Шанталь. – Я полагаю, что Грегорио слишком часто заходил за черту, в особенности в последнее время.

– Ходят слухи, что она еще и собирается вышвырнуть его из их общего бизнеса. Считаю, что она права и в этом. Невозможно вести бизнес с человеком, который предал тебя. Что же до тебя и твоего поклонника… Ваши отношения только начали развиваться, никто не может предсказать, чем они завершатся. Вполне может быть, что именно такой человек тебе и нужен, Шанталь. Почему бы и нет?

– Я не смогу конкурировать с его ровесницей.

– Тебе и не придется. Он же встречается с тобой, а не со своей ровесницей.

– Это сейчас, – осторожно произнесла она. – А как дела у тебя? Валерия что-нибудь решила относительно Пекина?

Жан Филипп вздохнул, и Шанталь ощутила, как он напрягся. Он казался ей уставшим и несчастным, к тому же здорово похудел.

– Валерия сказала, что она не может решить сейчас. Думаю, что она не согласится ехать. Возможно, мне придется отправиться одному…

Было заметно, что эта мысль претила ему. Шанталь потрясенно уставилась на него.

– Оставишь Валерию и детей здесь? Друг мой, да ты в своем уме? Вы оба еще слишком молоды, чтобы расставаться так надолго. Каждый из вас может пуститься вразнос.

Жан Филипп тоже думал об этом, но он верил Валерии, а сам никогда даже не помышлял изменять ей.

– Я смогу приезжать домой на краткосрочные каникулы. Мы поживем так в течение года и посмотрим, что из этого выйдет. Мне не хотелось бы упускать этот шанс. Понимаешь, это самый значительный шаг в моей карьере.

– Да, но Валерии придется нелегко здесь одной с тремя детьми. Поверь мне, я ведь тоже прошла через такое, но у меня не было другого выхода. У нее есть. – Зная, что Жан Филипп отличный отец, Шанталь предполагала, что Валерия сейчас просто не может представить себе, как это будет трудно. А ведь если она не согласится, хорошего решения быть не может. – Вздохнув, Шанталь добавила: – Она может разрушить ваш брак, если даст отрицательный ответ.

– Я предполагал это, когда мы стали выяснять, каковы наши приоритеты, – с горечью произнес Жан Филипп. – И, как мне кажется, я далеко не на первом месте. Позволив себе заговорить о риске для ее работы в «Вог», я стал врагом номер один. Но ведь и я не могу принести мою карьеру в жертву ради нее.

Ситуация была ужасной, сердце Шанталь разрывалось от жалости. Она надеялась, что брак ее друзей сохранится, но сейчас дело обстояло так, что исход нельзя было предугадать.

После этого они обсудили другие проблемы, а затем Жану Филиппу надо было возвращаться на работу, и Шанталь пошла домой. Еще утром она добавила несколько эпизодов в сценарий по желанию продюсера и хотела перечитать их еще раз перед отправкой.

Этим вечером она вместе с Ксавье поужинала, думая постоянно о совете Жана Филиппа не беспокоиться о разнице в возрасте между ними. Во время ужина он удивил ее:

– Я собираюсь на следующей неделе навестить своего брата на Корсике. У него там очень милый домик, причем с несколькими комнатами для гостей. Могу я уговорить вас отправиться туда вместе со мной? Там очень спокойная, расслабляющая обстановка, мы будем плавать в море, ловить рыбу и загорать. У брата двое взрослых детей и очаровательная жена. У вас будет отдельная спальня.

Шанталь не хотелось принимать решение под каким-либо давлением, так что ей было приятно узнать про отдельную спальню, если она все же отправится на Корсику вместе с ним. Предложение Ксавье звучало для нее весьма заманчиво.

– Но не будут ли они стеснены присутствием постороннего человека в доме?

– Нет, не будут, – просто ответил Ксавье. – Они весьма доброжелательные люди. Я и раньше приезжал к ним с друзьями, и уверен, что вы им очень понравились. Ну как, вы согласны?

Она раздумывала около минуты, вспоминая слова Жана Филиппа, и наконец решила отбросить всякую осторожность. Срочной работы у нее не предвиделось, только надо было закончить вторую половину сценария, а до установленного продюсером срока было еще далеко.

– Мне нравится ваше предложение, – сказала она, улыбнувшись, а он в ответ перегнулся через стол и поцеловал ее, что удивило Шанталь.

Ксавье был непредсказуем, и ей нравилось это в нем.

– Благодарю вас, – сказал он, держа ее руку в своей.

– За что? – удивленно спросила Шанталь.

– За то, что вы доверяете мне. Мы отлично проведем время, – пообещал он, и она нисколько не сомневалась, что так все и будет.

И что бы ни случилось, Шанталь надеялась хорошо отдохнуть. Внезапно оказаться предоставленной только самой себе и делать все, что вздумается, – что может быть лучше! Ей пришло было в голову, что подумают об этом ее дети, но, в конце концов, решила этим не озадачиваться. Она свободная женщина и ни от кого не зависит.