Текст книги "Награда"

– Простите, – вежливо возразила Гаэль, – но так поступить я не могу. Полотна чрезвычайно ценны. Не могли бы вы позвать кого-то из специалистов?

Секретарша снисходительно фыркнула, глядя на нее с превосходством, но, поняв, что Гаэль не намерена отступать, все же подняла трубку телефона на письменном столе и сказала кому-то, что в ее офисе сидит девушка, которая заявляет, будто привезла картины, похищенные нацистами, чтобы передать их в Лувр.

Последовала долгая пауза, и, судя по отдельным репликам, собеседник высказал предположение, что все картины скорее подделки.

– Но она не хочет их оставлять и не уйдет, пока не увидит кого-то из профессионалов, – заключила секретарша.

После паузы она повесила наконец трубку и злобно уставилась на Гаэль, которая нервно ерзала на стуле в страхе, что ее могут обвинить в краже картин. Единственной надеждой было то, что командующий велел назвать его должность и имя.

Минут через пять в каморку вошла седовласая женщина и нетерпеливо оглядела Гаэль:

– Итак, в чем дело? И откуда у вас эти картины?

Гаэль пришлось снова пересказать историю, на этот раз подробнее, и что-то в ее манере говорить нерешительно, тщательно подбирая слова, подсказало хранительнице, что это может быть правдой: в войну случились вещи и более странные.

– Могу я показать их вам? – спросила Гаэль.

Женщина кивнула, на сей раз явно заинтересовавшись. Париж был освобожден всего два месяца назад, так что, вполне возможно, девушка не лжет.

Гаэль осторожно развернула одно из маленьких полотен Ренуара и положила на стол. Хранительница ошеломленно смотрела на картину, а девушка тем временем распаковала Дега, а за ним – Моне. Женщина в шоке взяла трубку и кому-то позвонила, попросив прийти. Через несколько минут в каморке появился мужчина. Гаэль же продолжала распаковывать картины. Женщина от изумления потеряла дар речь, а мужчина брал в руки одно полотно за другим и пораженно разглядывал. Это оказался один из экспертов.

– Картины настоящие. Никаких сомнений, – наконец вынес он свой вердикт.

Женщина вновь обратилась к Гаэль:

– Вам что-нибудь известно о провенансе? Откуда эти полотна? Кто владелец? У кого их забрали немцы?

– Не знаю, – честно ответила Гаэль. – Мне известны лишь имена двух немецких офицеров, которые помешали отослать их в Германию. Полотна были украдены из музеев, а может, у еврейских семей при арестах. Командующий гарнизоном просил привезти их вам, когда закончится война. Мне он передавал их тайком, в пустых багетах, и я спрятала их в сарае.

Она назвала имя и звание офицера, который жил в их поместье во время оккупации.

– Он был вашим другом? – спросила женщина, явно пытаясь выяснить, отчего у нее короткие волосы, которых так боялись француженки.

– Нет, просто командующий гарнизоном – воспитанный интеллигентный человек. Меня очень удивило, когда он попросил о помощи, – просто ответила Гаэль – ей нечего скрывать!

Женщина не могла взять в толк, как это возможно: явно что-то тут неладно.

– Вы хотите их продать?

Гаэль шокировало ее предположение:

– Да вы что? Конечно нет! Я просто возвращаю картины туда, где знают, как их хранить. Понятия не имею, откуда они, но он сказал, что вы обязательно это выясните.

– Не уверена… но рано или поздно, наверно, что-то и обнаружится. Вы скажете нам свое имя? – любезнее спросила дама.

По иронии судьбы, девушка принесла картины, которые могли исчезнуть навсегда, но их не дал отправить в Германию немецкий офицер. Это просто чудо!

– Разумеется.

Гаэль записала свое полное имя, название отеля, где остановилась, и поместья.

– У меня никого не осталось: отец и брат погибли, мама недавно умерла. А я приехала в Париж искать работу. Не знаю, на сколько хватит средств в отеле, но вы можете писать мне на адрес поместья, если хотите: рано или поздно мне перешлют.

Гаэль вполне могла попросить фермера пересылать ей корреспонденцию на тот адрес, по которому будет проживать. Впрочем, она и не особенно надеялась, что ей кто-то напишет.

– Не знаю, как вас и благодарить, – сказала женщина, пожимая ей руку. – Обстоятельства так необычны!..

– Как и большинство других на войне, – тихо ответила Гаэль. – Я рада, что смогла выполнить поручение.

– И немецкие офицеры, и вы поступили очень благородно.

И она, и уж тем более немцы могли их продать, и Гаэль кивнула, поняв, о чем подумала дама. А женщина удивила ее еще больше, записав на карточке свое имя и адрес.

– Что это? – спросила Гаэль, разглядывая карточку.

– Возможно, и работа, – улыбнулась дама, проникнувшись к Гаэль сочувствием: бедняжка выглядела такой несчастной и была так молода…

После ухода Гаэль она язвительно посоветовала секретарше:

– Когда в следующий раз еще кто-то принесет в чемодане сорок девять шедевров, не пытайтесь избавиться от посетителя, а немедленно позвоните мне.

– Конечно, – пристыженно пролепетала девушка: кто же мог подумать, что картины подлинные?

А Гаэль, выходя из музея, улыбалась и думала, что командующий был бы доволен ею. Все прошло прекрасно! Картины в надлежащем месте, в музее.

После Лувра Гаэль пошла в офис Красного Креста, адрес которого раздобыла утром в отеле. Это была ее еще одна важная миссия. Ей пришлось выстоять двухчасовую очередь среди тех, кто пытался найти родственников в Европе.

Женщине, которая записывала данные, кого разыскивали, она продиктовала все, что знала о Фельдманах, полные имена, точные даты рождения, когда их арестовали, когда депортировали…

Закончив писать, дама заметила с сочувствием:

– Надеюсь, вы понимаете, что, вероятно, никого из них уже нет в живых. Очень немногие выжили в лагерях. Мы, конечно, постараемся выяснить все, что возможно, но надежды мало.

Лагеря освободили совсем недавно. Первый, в Майданеке, взят русскими в июле. Истории, которые рассказывали о лагерях, были шокирующие, бесчеловечные, и слушать их невозможно. Гаэль видела фотографии изможденных, неправдоподобно худых узников и плакала каждый раз, когда слышала или читала об освобождении очередного лагеря.

– Мне нужно знать, что с ними случилось, – повторила Гаэль. – Возможно, Ребекка или кто-то из ее семьи окажется в одном из лагерей, которые только что освободили, но слишком слабы, чтобы самостоятельно вернуться домой. Так я поеду за ними.

Служащая кивнула и предложила ей зайти недели через три.

Гаэль этот срок показался вечностью, но делать нечего – придется ждать. Может, Ребекка и выжила: она была молодая и сильная. Гаэль отказывалась верить, что она мертва.

Девушка вернулась в отель. День выдался тяжелым, и она чувствовала себя вымотанной как физически, так и эмоционально, проголодалась. Идти в бистро, где снова пришлось бы выслушивать непристойные предложения солдат, – выше ее сил, поэтому Гаэль сразу поднялась к себе и, едва коснувшись головой подушки, провалилась в сон.

Наутро Гаэль проснулась от голодных спазмов в желудке и отправилась в дальнее бистро, куда не заходили солдаты. Одевшись во все черное: простую юбку и жакет, принадлежавший когда-то матери и немного великоватый для Гаэль, и туфли без каблуков, – она всеми силами старалась не привлекать к себе внимания.

После того как перекусила кофе с молоком и двумя круассанами, которые показались ей невероятно вкусными, Гаэль вдруг вспомнила о карточке, что получила вчера. Может, она и правда получит какую-нибудь работу в художественной галерее?

У нее не было вообще никакого опыта работы, даже официанткой никогда не работала, но нужно поскорее что-то найти, пока не закончились деньги.

Гаэль достала карточку и прочла: имя Люсьен Лелонг, ничего для нее не значившее, и адрес, которого она также не знала. Девушка купила в газетном киоске карту Парижа и отправилась по указанному адресу. Вскоре она уже стояла перед дверью небольшого здания со скромной табличкой, на которой было выгравировано «Лелонг». Как раз в этот момент распахнулась дверь, и вышли две хорошо одетые дамы. Гаэль проводила их взглядом и нажала кнопку звонка.

Дверь открыл мужчина в элегантном темном костюме и, удивленно оглядев посетительницу, спросил, назначено ли ей. Она увидела за его спиной большую приемную, но так и не поняла, что это за контора. А может, это вообще частный дом? Может, дама, которая дала ей этот адрес, решила, что она годится лишь для должности горничной? Впрочем, Гаэль готова была взяться за любую работу. Главное, чтобы не заниматься проституцией.

– Я ищу работу, – пояснила девушка, изо всех сил стараясь не показать неуверенность.

Мужчина улыбнулся, проводил ее в маленькую гостиную и, попросив минуту подождать, исчез. Гаэль огляделась. Комната была обставлена очень просто: белой мебелью с обивкой из серого шелка. На стенах в рамках висели рисунки вечерних платьев и фотографии довоенных модных показов и моделей. Может, это магазин? Непохоже.

Она все еще гадала, куда привела ее судьба, когда мужчина появился вновь, но уже не один, а с высокой худой блондинкой, очень красивой, но выглядевшей суровой в деловом черном костюме с юбкой чуть ниже колена. Во время войны ткань выдавали по талоном, поэтому одежду шили более короткой и облегающей в целях экономии. Волосы дамы были уложены в тугой узел, и она растерянно оглядела почти мальчишескую стрижку незнакомки. Девушка ей так понравилась, что она сочла это мелочью.

Мужчина в темном костюме оставил Гаэль наедине с женщиной, а сам вернулся на рабочее место.

– Итак, вы хотите получить работу, – представившись мадам Сесиль, заговорила блондинка, внимательно рассматривая старушечьи обноски девушки. – А какую, позвольте спросить? Продавщицы?

– Я бы с радостью, – выдохнула Гаэль, буквально сжавшись под проницательным взглядом блондинки.

Даже переправлять еврейских детей было не так страшно, как ей сейчас казалось, чем видеть эту даму в шикарном черном костюме. Гаэль ничего не понимала в моде, но и ей было ясно, что дама очень стильная, судя по грациозной, уверенной манере держаться. Кроме того, она внимательно наблюдала за каждым движением Гаэль, словно это имело огромное значение. Гаэль никогда не обращала особого внимания на одежду. Мать носила вещи, что шила местная портниха, но они не могли считаться ни модными, ни элегантными. Мадам Фельдман, в отличие от нее, заказывала туалеты в Париже, ездила в Лион к модистке и была одета значительно лучше.

– Прошу, пройдитесь по комнате, – властно потребовала мадам Сесиль.

Гаэль робко сделала несколько шагов, и, наблюдая за ней, дама нахмурилась.

– Еще раз, пожалуйста. Держите спинку прямой и смотрите перед собой, не поворачивая головы.

Гаэль еще раз пересекла комнату, и на сей раз мадам Сесиль довольно кивнула:

– Ну вот, уже лучше.

Происходящее было для Гаэль полной загадкой. Что они здесь делают? Что это за работа? Если они продают, то что?

– До войны вам повезло бы больше, – загадочно заметила мадам. – Со времени оккупации у нас не было модных показов, но мы по-прежнему шьем образцы моделей и просим девушек демонстрировать их.

Короткая стрижка Гаэль, похоже, совсем не шокировала мадам Сесиль, поскольку последние два года они шили платья для жен немецких офицеров и богатых французских клиентов, так что с августа видели в Париже немало подобных.

– Пойдемте со мной, – велела мадам Сесиль, и Гаэль безропотно последовала за ней по длинному коридору.

Вскоре они вошли в большую комнату, где было много женщин в белых халатах. Одни разрезали ткань на длинных столах, другие примеряли готовые изделия на манекенах, а третьи что-то шили вручную. Ткань хоть по-прежнему и выдавалась по талонам, но здесь, похоже, ее было достаточно, чтобы занять работой еще с десяток портних.

– Так все же это магазин? – спросила Гаэль.

– Нет, дорогая, – улыбнулась ее наивности мадам Сесиль. – Это ателье. Мсье Лелонг занимается одеждой от-кутюр.

Гаэль не слишком понимала, что такое «от-кутюр», но, судя по тону мадам Сесиль, это нечто очень важное. Насколько могла заметить девушка, те модели, что красовались на манекенах, были великолепны. Ее буквально заворожило увиденное. Она, конечно, не могла знать, что Люсьен Лелонг – один из самых известных дизайнеров в Париже, который уступал разве что Коко Шанель, чьи тесные связи с германским высшим командованием позволили ее делу процветать и во время оккупации. Лелонг тоже одевал немецких женщин, хотя был более осторожен.

Гаэль все еще растерянно оглядывалась, когда в комнату вошел стройный молодой человек. Женщины как-то сразу подобрались и с двойным усердием принялись за работу. Мадам Сесиль представила его Гаэль как Кристиана Диора, лучшего дизайнера Лелонга и, как выяснилось значительно позже, в годы оккупации активного борца Сопротивления, который добывал весьма ценную информацию у своих немецких клиентов. Теперь все его знают как героя, в отличие от Коко Шанель, которую не только обвиняли в сотрудничестве с немцами, но и подозревали в том, что во время войны она стала немецким агентом: недаром после освобождения Парижа она уехала в Швейцарию. Катрин, сестра Диора, тоже участница Сопротивления, находилась в концлагере, и Кристиан очень надеялся, что ее скоро освободят.

– Что ты о ней думаешь? – вполголоса спросила Сесиль Диора, пока Гаэль рассматривала настоящий вечерний шедевр, который вручную расшивали портнихи.

– В каком смысле? – рассеянно спросил главный дизайнер, находившийся во власти своих проблем: для весенней коллекции могло не хватить ткани, – но, присмотревшись к Гаэль, заметил: – Хорошенькая. Можно сказать, красавица. Жаль, что не участвовала в довоенных показах. Она нам нужна?

Они по-прежнему использовали моделей для показа одежды клиентам. А теперь, с окончанием оккупации, как только трудности с покупкой тканей закончатся, Сесиль была уверена, что показы возобновятся.

– Пока не особенно. Сейчас скорее она нуждается в нас. Девочка только приехала из Лиона, потеряла семью во время оккупации: отца, брата, мать. Но позже, когда наладятся поставки тканей, будет нужна, я уверена.

Сесиль подробнейшим образом расспросила Гаэль о семье.

– Она приехала в Париж искать работу. Очень молода: всего девятнадцать.

– Мы можем предложить ей работу модели, – протянул Кристиан задумчиво. – Она хороша собой, чувствуется порода. А правильно ходить и демонстрировать одежду ты научишь. В ней есть природная легкость и элегантность, что я так люблю.

Он прищурился, словно оценивая девушку, и добавил:

– Пусть это будет нашим первым добрым делом в счет грядущих времен. Но… – В тоне его послышалась тревога. – Она случайно не из тех…

– Говорит, что нет, – быстро ответила Сесиль. – Не знаю почему, но я ей поверила, хотя, судя по прическе, там, в ее деревне, рассудили иначе.

– Как бы хотелось верить, что она говорит правду, – вздохнул Кристиан, и Сесиль кивнула.

Слишком сильна была аура невинности вокруг девушки, да и держалась она с невероятным достоинством, возможно, потому, что пережила войну и рано повзрослела.

– Почему бы не начать с ней работать прямо сейчас? На этой неделе я жду двух новых клиенток. Они бывали здесь раньше, но ничего не покупали. Свежее личико всегда привлекает больше внимания.

Сесиль согласилась с ним, а когда он ушел, пригласила Гаэль в свой кабинет и с улыбкой сказала:

– Ну все, завтра, если хочешь, можешь начинать. Тебе очень повезло: мсье Диору ты понравилась, а это главное. Конечно, многому придется учиться: ходить, двигаться, показывать одежду так, чтобы ее захотели купить. Но никогда не заговаривай с клиентами. Это железное правило. Где ты остановилась?

– В отеле, но это временно: буду искать квартиру.

Судя по всему, перспектива получить работу волнует девушку больше, словно наконец сбылась ее мечта!

– В этом нет необходимости: у нас есть помещение для моделей. Будешь жить еще с четырьмя девушками, и мы надеемся, что вы поладите между собой и не станете ссориться, – произнесла мадам Сесиль голосом директора школы. Гаэль, не веря своим ушам, уставилась на нее:

– И сколько мне придется платить?

– Нисколько. Жилье бесплатное, пока ты работаешь моделью для мсье Диора.

В глазах Гаэль стояли слезы благодарности: у нее есть работа и жилье! Она будет показывать одежду от-кутюр!

Несколько минут спустя, покидая здание, она шепнула мужчине в черном костюме, что получила работу, и тот с широкой улыбкой поднял вверх два разведенных в виде латинской буквы V пальца, знак победы. По дороге в отель она словно плыла по воздуху, а едва войдя в вестибюль, со стойки портье позвонила в Лувр даме, которая дала ей карточку с адресом, чтобы поблагодарить. Та, кажется, была рада за нее.

Вечером Гаэль уже собирала вещи, думая, что ей несказанно повезло. У нее начиналась совершенно новая жизнь! Жаль только, что некому рассказать об этом: ни друзей, ни родных. Ребекка наверняка была бы рада за нее! И пусть портье в отеле, с которым она тоже поделилась своей радостью, был занят и почти ее не слушал, это не важно. Главное – у нее есть работа! Она будет моделью у самого Кристиана Диора!

Гаэль оставалось надеяться, что родители гордились бы ею.

Глава 7

В первый день работы Гаэль поднялась чуть свет, хотя почти не спала ночью и очень нервничала.

Облачившись в серую юбку в складку, которую носила еще в школе, серый свитер, те же туфли на низких каблуках и черный жакет матери, Гаэль отправилась со своими двумя чемоданами в ателье и поставила их в гардеробную моделей. Остальные девушки пока еще не пришли, и Гаэль немного побаивалась встречи с ними. Мадам Сесиль, правда, уверяла, что они славные.

К удивлению Гаэль, ее тут же отправили к парикмахеру. Она никогда не пользовалась косметикой и пока что ничего не могла поделать с волосами, которые все еще были слишком короткими.

– Хотите, чтобы их подстригли еще короче?

– Нет, просто придали им форму и уложили, – рассмеялась Сесиль и сама объяснила парикмахеру, чего хотел Диор.

Это должна быть стильная прическа, а не результат действия разъяренной толпы.

Гаэль зря опасалась: модный парикмахер, к которому ее направили, несколькими ловкими взмахами ножниц достиг потрясающего эффекта: теперь это было не клеймо позора, а сверхмодная стрижка.

Два часа спустя, когда Гаэль вернулась в ателье, остальные модели уже пришли, и мадам Сесиль их познакомила. Девушкам очень понравилась ее прическа. Все они были почти ровесницами Гаэль: от восемнадцати до двадцати двух лет. И ей на мгновение почудилось, что она вернулась в школу: те же шутки, те же подковырки.

Этим утром клиентов не было, и они все вместе отправились перекусить в ближайшее бистро. Гаэль быстро освоилась, а днем, пока девушки показывали одежду клиентам, Сесиль учила ее ходить, стоять и придавать шарм моделям мсье Диора.

После работы девушки повели Гаэль на квартиру, и Элоди, одна из них, родом из Марселя, помогла ей донести чемодан. Здание оказалось небольшим, но шикарным, зато сама квартира была просторной – с кухней, гостиной и пятью спальнями. Гаэль предназначалась самая маленькая, но и она была куда больше чердачной каморки, в которой она провела последние четыре года. Как только Гаэль разложила вещи, англичанка Айви принесла бутылку шампанского, чтобы отпраздновать начало ее новой жизни. Еще в бистро она рассказала Гаэль, что тоже потеряла родителей и младшую сестру при налете на Лондон. Их сразу сблизило то, что обе оказались совсем одиноки. Парень Айви был летчиком, но два года назад погиб.

Все девушки выполнили свой долг, и теперь с радостью трудились в Доме моды, как они называли ателье Лелонга. Кутюрье Диора все они любили и считали славным. Кроме того, им хорошо платили за работу. Айви предложила Гаэль попрактиковаться в английском, в случае если придется общаться с американскими клиентами, разумеется, с позволения мадам. Гаэль учила английский в школе, но несколько лет не практиковалась, так что почти все забыла.

Мари, старшая из девушек, взяла на себя обязанности общей мамочки, перебрала одежду Гаэль и посоветовала, что надеть завтра на работу. Ей сказали, что в Доме Лелонга ее обязательно оденут, но до этого момента она все равно должна выглядеть как можно элегантнее.

– У меня совсем ничего нет, – смущенно пробормотала Гаэль.

С начала войны, когда Гаэль было четырнадцать, ей ничего не покупали, да ей ничего и не было нужно. В Париж она привезла школьную одежду и несколько вещей матери, которые на ней висели.

– Не беспокойся, – утешила ее Элоди, просунув голову в дверь. – Можешь что-нибудь взять у меня.

Каждая из девушек что-то подобрала для нее из своего гардероба, и Гаэль была очень тронута. С тех пор как забрали Ребекку, она не общалась с ровесницами, да и раньше не знала таких милых девушек. Жить с ними оказалось легко и весело. Все в Париже казалось Гаэль фантастическим!

Следующим вечером соседки пригласили Гаэль в свое любимое бистро, куда частенько наведывались, давая возможность Мари пообщаться с ее молодым человеком. Парень до войны изучал юриспруденцию, потом участвовал в Сопротивлении, а сейчас работал водителям такси. У них с Мари все было серьезно, когда скопят достаточно денег, они поженятся. Мари работала официанткой в кафе, где ее и увидел мсье Диор. Пораженный ее красотой, кутюрье тут же взял ее на работу.

Все они попали к Лелонгу случайно, считали, что им очень повезло, но как бы то ни было, никто не собирался работать моделью вечно. Элоди намеревалась закончить университет, Айви надеялась вернуться в Англию, а Мари хотела выйти замуж и родить детей. Четвертая девушка, Хуана, бразильянка, тоже подумывала отправиться на родину. Она была самой застенчивой из всех, мечтала выучиться на медсестру и очень скучала по своим многочисленным родственникам.

Сама Гаэль пока не знала, чего хочет, – разве что находиться как можно дальше от своей деревни, пока не оправится от боли и потерь, которые пережила там. В данный момент она не могла думать о будущем: настоящего, работы парижской моделью, было более чем достаточно, чтобы чувствовать себя счастливой. Как давно она не проводила время весело, не чувствовала себя спокойной и в безопасности! Новые подруги прекрасно к ней относились, а она была от них и вовсе без ума.

Домашние обязанности девушки делили между собой, и Гаэль с радостью делала все, что от нее требовалось. Это казалось ей вполне справедливым. Какое счастье не жить под одной крышей с вражескими солдатами! Впрочем, на улицах было еще много мужчин в мундирах: и французов, и союзников, – которые вовсю флиртовали с парижанками.

Два дня спустя у нее были первые фотосъемки, и мадам Сесиль показала, как следует позировать. Ей наложили макияж, и в процессе съемки переодевали в красивые платья, которые она, как оказалось, умеет носить. Сам мсье Диор зашел в студию и даже сделал несколько замечаний.

Фотографом в Доме моды работал бывший военный американец Эд Томпсон, который служил в основном в Вашингтоне при высшем командовании. Истории о войне в Европе, которые он слышал, заставили понять, как сильно ему повезло.

Но война тем временем продолжалась. Гитлер пытался оккупировать Италию, чтобы сдержать натиск союзников, а французы никак не могли отобрать у Германии Страсбург. Жизнь в Париже после освобождения улучшилась, но окончательную победу еще не одержали.

– Когда-нибудь ты станешь известной моделью, – сказал Гаэль Эд, когда та для него позировала. – Тебе следует попробовать поработать в Нью-Йорке.

– Я совсем недавно приехала в Париж, и мне здесь очень нравится, – ответила она с девической восторженностью.

Он рассмеялся: школьный английский Гаэль был еще неуверенным, но благодаря Айви вполне правильным.

– У моделей тяжелая работа, но ты начала с самого верха: лучше уже не будет, – заметил Томпсон, и Гаэль поняла, что это правда.

Она не пробыла в Париже и недели, но уже стала моделью в Доме Лелонга, работает на самого Кристиана Диора, живет в прекрасной квартире, имеет четырех подруг. Ее буквально потрясло, как быстро и сколь разительно изменилась ее жизнь с приездом в Париж. Война во Франции почти закончена. Париж снова свободен. И Гаэль не терпелось узнать, что еще ждет ее в новой роскошной жизни. Она неожиданно ощутила, что обрела целую стаю ангелов-хранителей, среди которых были мадам Сесиль, Кристиан Диор и ее новые подруги.

Вечером после фотосессии Эд, Айви и Элоди пригласили Гаэль в бар отеля «Ритц». Элоди рассказала, что в этом шикарном здании во время оккупации жили немецкие офицеры. Единственным гражданским лицом, которое имело здесь апартаменты, была Коко Шанель, и все благодаря своим высоким связям. Ярая антисемитка, она знала в Париже всех, дружила с Герингом, Гиммлером и Геббельсом, элитой СС, а с немецким офицером, бароном Гансом Гюнтером фон Динклаге, у нее была связь, что обеспечивало ей свободный доступ в германские военные и светские круги. Она стала одной из богатейших парижанок, поскольку имела долю в бизнесе Вертхаймеров, которые владели брендом духов марки «Шанель», и до самого освобождения была любимицей столицы. К тому времени как Гаэль оказалась в Париже, блистательная Коко уже сбежала, но все по-прежнему говорили о ее связях с немцами во время оккупации. В противоположность ей Кристиана Диора, участника Сопротивления, все парижане глубоко уважали.

Все это компания увлеченно обсуждала в баре, когда Элоди обратила внимание на красивого американского офицера за соседним столиком. Он был один, но явно заинтересовался тремя красавицами. Они обменялись улыбками, и Эд с разрешения девушек пригласил его за их столик. После того как молодые люди познакомились, Эд и Айви принялись оживленно болтать по-английски и выяснили, что Билли Джоунс родом из Хьюстона, штат Техас. Заметив, что две другие девушки, Гаэль и Элоди, молчат, американец легко перешел на французский, которым владел, как выяснилось, очень неплохо. Они узнали, что его всего неделю назад освободили из лагеря военнопленных в Германии. Там он и выучил французский и немецкий.

– Должно быть, вам не терпится оказаться дома, – сочувственно заметил Эд Томпсон, когда техасец поведал о своих приключениях: дважды пытался бежать, но оба раза его ловили, так что пришлось провести в лагере два года. – Почему вы все еще в Париже?

Джоунс беспечно рассмеялся.

– Получил специальное предложение от генерала Эйзенхауэра. Он предоставил нам выбор: лететь домой следующим рейсом или согласиться на некую «особую миссию» в Париже, делать все, что хотим, а дома они нас прикроют. Моя девушка вышла замуж за другого, когда меня полгода считали пропавшим без вести, вот я и решил: какого черта! – и согласился на «особую миссию».

С улыбкой до ушей он выглядел очень довольным собой, особенно тем, что сидит за столом с тремя красивыми моделями. Похоже, он не мог решить, кого выбрать: Элоди или Гаэль, – поэтому флиртовал с обеими, тем более что девушки очень ему сочувствовали.

– Я должен лично поблагодарить генерала за это, – объявил Джоунс, когда Элоди наполнила его бокал шампанским.

Все были в прекрасном настроении, и каждый вечер казался им праздником, особенно этот.

Назавтра Эд летел в Нью-Йорк, но у Билли впереди была еще неделя в Париже, и он намеревался воспользоваться представившейся возможностью по полной.

У дверей «Ритца» они распрощались, и Билли Джоунс пообещал завтра им позвонить.

На следующий день, едва Гаэль вернулась с работы, раздался звонок. Она находилась в квартире одна: у остальных девушек были примерки с мсье Диором. Билли не казался разочарованным, застав ее в одиночестве, и пригласил на ужин в ресторан «Максим». Она предложила дождаться Элоди, но он пообещал пригласить их обеих в следующий раз и добавил, что сейчас хочет пойти только с ней.

Когда Билли зашел за ней, Гаэль извинилась перед Элоди, что идет в ресторан без нее, но подруга успокоила ее, заявив, что ей все равно. Билли и Гаэль провели прекрасный вечер. После ужина потанцевали, несколько раз он пытался ее поцеловать, но она наивно объяснила, что он ей нравится, но если они начнут встречаться, ей будет очень грустно, когда он улетит, а ведь они вряд ли встретятся снова.

Он понимал, что она права, но не это хотел услышать после двух лет в концлагере, оказавшись в Париже, где можно было здорово повеселиться благодаря командующему американской армией. Только вот незадача: Гаэль оказалась не из таких девушек.

– В таком случае вы просто приедете ко мне в Техас, – заявил он не задумываясь, после того как выпил почти бутылку шампанского.

Билли вообще очень много пил, этот славный парень, с которым приятно проводить время. Его нельзя назвать отталкивающим, скорее слишком уж навязчивым.

В четыре часа утра, после шампанского, танцев и последней попытки поцеловать он проводил Гаэль домой. Она была не прочь иметь такого друга, но сомневалась, что их дорожки снова когда-нибудь пересекутся. Вернувшись домой, он собирался уволиться из армии и возвращаться в Европу не намеревался. Кроме того, он не искал невесту, а просто хотел весело провести две недели в Париже. Он это заслужил.

Наутро за завтраком Гаэль сказала Элоди, что это ей следовало бы пойти с Билли.

– Ты не возражаешь? – Глаза Элоди зажглись, как рождественские огни.

Днем он позвонил, но Гаэль сказала, что вечером будет занята, и передала трубку Элоди. Они договорились о встрече, после которой подруга, едва державшаяся на ногах, заявилась домой в шесть утра. Заметив ее мечтательный вид за завтраком, Гаэль улыбнулась и предположила, что Билли получил желаемое: незабываемую ночь в Париже с красивой девушкой, которую запомнит навсегда.

Через несколько недель работы у Лелонга Гаэль сумела обучиться тонкостям профессии: походке, умению держаться, наносить макияж. Фотографы обожали работать с ней, камера любила ее. Всегда приветливая и доброжелательная, она беспрекословно выполняла все требования, никогда не устраивала скандалов, не проявляла высокомерия – просто наслаждалась каждодневной работой. Трудно поверить, что всего несколько месяцев назад ее жизнь была полна трудностей, опасностей и унижений, что целых два года, неделю за неделей, она рисковала жизнью, спасая еврейских детей, а теперь ей всего лишь нужно было выглядеть красивой, и облегчали задачу роскошная одежда, парикмахеры и визажисты, драгоценности.

Многие девушки во время оккупации и после жили в Париже и работали моделями, но ни одна с такой легкостью не адаптировалась в новой среде и не могла так быстро подружиться с четырьмя соседками по квартире, как Гаэль. У всех было что порассказать, и только новенькая никогда не говорила о себе: не хотела ни с кем делиться подробностями о том, как расстреляли отца, как погиб брат, как угасала мать, пока не умерла, как депортировали лучшую подругу, потому что та еврейка, – но всегда внимательно слушала истории подруг. Девушки чувствовали, что Гаэль не хочет говорить о себе: слишком болезненно, – поэтому не допытывались. Другие тоже настрадались, и никому не хотелось распространяться о военных годах, все хотели их поскорее забыть. Гаэль предпочитала говорить о работе, клиентах, фотосессиях для журналов и красоте изделий мсье Диора. Это так волнующе – наблюдать, как рождается очередной шедевр. Все изделия носили отпечаток индивидуальности Диора. Их становилось больше, потому что теперь ткани можно было легко купить.