Текст книги "Зов предков"

Некоторое время Вачиви бродила по лагерю, но никто не обращал на нее внимания. Среди хлопочущих у большого костра женщин она заметила одну из своих соплеменниц, похищенную одновременно с ней, но заговорить с ней не рискнула. Этих пленниц отдали воинам кроу, и они, похоже, уже смирились со своей участью. Кроме того, они были так запуганы, что вряд ли согласились бы бежать. Нет, придется ей выбираться одной.

На пастбище возле лагеря оставалось довольно много лошадей, к сожалению в основном вьючных. Самых быстрых скакунов забрали охотники. В конце концов Вачиви все же разглядела в середине табуна приземистую и по виду выносливую кобылку. Особой резвости ожидать от нее не приходилось, но для долгого путешествия она была вполне пригодна. Вачиви подошла к ней, похлопала по шее, осмотрела копыта. Все было в порядке, и она, сняв путы с передних ног кобылы, в один миг взлетела ей на спину и там распласталась. Повинуясь движениям ее ног, лошадь медленно двинулась вперед, а Вачиви, держась руками за гриву, свесилась в сторону, чтобы ее не было видно из лагеря. Этому трюку когда-то давно научил ее отец, и Вачиви освоила его в совершенстве. Не раз ей удавалось подшутить над ним и над братьями, подъезжая к ним совершенно незаметно.

Только когда лошадь преодолела бо́льшую часть расстояния от пастбища до леса, Вачиви рискнула выпрямиться и снова сжала бока лошади коленями, заставляя бежать быстрее. Лошадь прибавила шаг; она шла довольно резво, но ей было далеко до тех быстрых как ветер коней, к которым привыкла Вачиви. А сзади уже послышался частый топот копыт – ее кто-то преследовал, и если судить по звуку, двигался этот кто-то намного быстрее. Оглянуться Вачиви не посмела, она только понукала лошадь, и та едва не споткнулась.

И все же Вачиви почти достигла опушки, когда преследователь нагнал ее и схватил сзади крепкой рукой. Это был Напауши. Не сказав ни слова, он перебросил Вачиви на своего коня, усадив перед собой. Кобыла, на которой она скакала, сразу остановилась и принялась как ни в чем не бывало есть траву. Подавшись вперед, вождь схватил лошадь за недоуздок и привязал к своему седлу. Конь под Напауши был резвым и сильным, и Вачиви сразу подумала – на таком скакуне она, пожалуй, сумела бы удрать.

– Ты хорошо скачешь, – сказал вождь таким тоном, словно ничего особенного не произошло. Мужество Вачиви пришлось ему по душе, никогда прежде он еще не видел такой замечательной наездницы. Тот, кто обучал ее верховой езде, знал свое дело, да и Вачиви, видимо, была талантливой ученицей.

– Я думала, ты уехал на охоту, – проговорила Вачиви срывающимся голосом. Она вся сжалась от недобрых предчувствий и боялась, что вождь изобьет ее, может быть, даже убьет. И все же свобода была ей дороже жизни, и она готова была рисковать снова и снова.

– Воины уехали, я остался, – был ответ. На самом деле вождь специально задержался в лагере, чтобы посмотреть, что будет делать Вачиви, как она себя поведет, если будет думать, что за ней никто не наблюдает. Теперь он это узнал.

– Если я оставлю тебя без присмотра, ты снова убежишь? – спросил Напауши, глядя на нее. После быстрой скачки Вачиви разрумянилась и была еще красивее. Она ничего не сказала, но это и был ответ. Вождь понял, что Вачиви будет повторять свои попытки до тех пор, пока между ними не установится хоть какое-то подобие привязанности, но до этого было еще очень далеко. Быть может, думал Напауши, дело пойдет быстрее, если она родит ему ребенка, но торопиться с этим тоже не стоило. Девушку привезли ему в подарок, и вождь хотел, чтобы она стала для него именно подарком, а не наложницей или рабыней. Сломить ее дух ничего не стоило, но что тогда с ней станет? Вачиви нужно было укротить, как укрощают диких лошадей, и вождь не сомневался, что сумеет справиться с этой задачей. В племени кроу Напауши был лучшим наездником; через его руки прошли десятки лошадей, и до сих пор он не знал неудач. А поскольку Вачиви была своенравнее и красивее любого мустанга, постараться стоило.

В молчании они вернулись в лагерь. Кобыла, которую Напауши тащил за собой, громко вздыхала словно от облегчения – она была рада освободиться от требовательной всадницы. Вачиви вождь вез перед собой на седле. Возле своего типи он ссадил ее на землю, а сам отправился к пастбищу, чтобы выпустить там обоих коней. Он был доволен, чего нельзя было сказать о Вачиви, которая не испытывала ничего, кроме жестокого разочарования неудачной попыткой.

Весь вечер вождь внимательно следил за девушкой, хотя другим мужчинам он ничего не сказал о происшедшем. И даже ночью, когда Напауши и вся семья легли спать, он смотрел на спящую Вачиви и гадал, как скоро ему удастся укротить гордую пленницу. Вождь надеялся, что это произойдет достаточно скоро, потому что он уже чувствовал пробудившийся в нем мужской голод. Ему нужна была именно она, Вачиви. Конечно, она была полностью в его власти, но он не хотел спешить, боясь разрушить то, что могло возникнуть между ними со временем. Впрочем, Напауши не сомневался – если он попытается овладеть ею силой, она попытается убить его. Конечно, великий вождь не боялся женщин, но он уже знал, что Вачиви тоже ничего не боится и готова на все. Ни одна из женщин кроу не осмелилась бы совершить то, на что отважилась она. И мало кто из мужчин сумел бы скакать так быстро, спрятавшись за лошадью. На это были способны лишь немногие лучшие воины, но никто из них не смог бы проделать этот трюк с такой непринужденной легкостью, как она. Поистине Вачиви была удивительной женщиной!

Через три дня кроу, следуя за бизонами, перекочевали на новое место. Кроме бизонов, охотникам удалось также подстрелить нескольких лосей и чернохвостых оленей. Обитатели лагеря объедались свежим мясом; еще больше мяса сушилось на веревках и шестах на зиму. По вечерам кроу танцевали вокруг костров, празднуя удачную охоту. По традиции, в танцах принимали участие только мужчины, и Вачиви, внимательно за ними наблюдавшая, пришла к выводу, что обычаи кроу почти не отличаются от обычаев ее племени.

При мысли об этом ей еще острее захотелось вернуться домой. Что-то сейчас делают ее отец и братья, думала она. Вачиви очень надеялась, что отец жив и здоров. Потом она подумала об убитых братьях и Охитеке, и ее глаза наполнились слезами. Странное ощущение вдруг словно пронзило девушку: она поняла, что никогда не вернется домой. Вачиви заставила себя прогнать эти мысли и сказала себе, что рано или поздно она все равно сбежит от кроу. Она готова была совершить еще одну попытку немедленно, пока мужчины танцуют, но потом сообразила, что в темноте, да еще по незнакомой местности ей не уйти далеко. Значит, нужно ждать – выбрать удобный момент, когда Напауши не будет в лагере, и… Бизонов с каждым днем становится все больше, вот-вот кроу снарядят большой охотничий отряд, и тогда она рискнет.

В этот день Вачиви ушла от костров рано, почти ничего не поев. Есть ей по-прежнему не хотелось, но она знала, что должна копить силы для следующей попытки побега. В типи она увидела старшую жену вождя, которая корчилась от боли на постели из шкур. Молодая жена сказала, что у той начались роды, и велела Вачиви помочь, но та не знала, что делать. У себя в селении ей еще не доводилось присутствовать при родах.

Сев на землю подальше от роженицы, Вачиви только смотрела, не в силах пошевелиться от ужаса и отвращения. Старшая жена вождя громко кричала от боли. Повитуха, явившаяся вскоре, велела молодой жене кипятить воду и прокалить над огнем нож. Это последнее распоряжение повергло Вачиви в ужас – она вообразила, что женщину убьют, если она не сумеет разродиться, но все обошлось. Повитуха знала свое дело, и вскоре на свет появился красный сморщенный младенец. Обрезав приготовленным ножом пуповину, повитуха туго запеленала ребенка в одеяло и приложила к груди матери, а сама вышла, чтобы закопать послед. Вачиви, которую все еще трясло, помогла младшей жене обмыть роженицу и прибраться.

Когда Напауши вернулся в типи, у него уже было на одного сына больше. С интересом оглядев новорожденного, вождь довольно кивнул и лег спать. Утомленный ритуальной пляской, он скоро захрапел, а Вачиви долго лежала без сна и молилась Великому Духу, чтобы с ней никогда не произошло ничего подобного. Она своими глазами видела, как кроу убили Охитеку и ее братьев, и теперь ей была отвратительна мысль о том, что ей, возможно, придется носить ребенка Напауши, если она останется здесь. В том, что вождь намерен сделать ее своей женой, Вачиви не сомневалась и твердо решила убежать до того, как это произойдет.

В последующие недели кроу переезжали с места на место. Каждый день многочисленные отряды воинов отправлялись охотиться на бизонов, но Напауши не уезжал с ними. Он делал вид, будто у него есть важные дела в лагере, а на самом деле пристально следил за Вачиви, и у нее не было ни единой возможности сбежать. Так прошло несколько недель, и вот однажды утром она увидела, что вождь поскакал куда-то на запад во главе большого отряда. Это был шанс – первый за много дней, и Вачиви поспешила им воспользоваться. На этот раз она нашла очень неплохую лошадь, но ее заметили. Юноша, совсем еще подросток, охранявший табун, погнался за ней на самом быстром скакуне, которого ему разрешил взять сам Напауши. Вождь предупредил пастуха, что Вачиви может попытаться сбежать, и приказал задержать ее во что бы то ни стало. И все же она едва не ускользнула, если бы юноша, видя, что расстояние между ним и беглянкой не сокращается, несмотря на все его усилия, не выпустил в нее стрелу. Острый наконечник разорвал платье Вачиви и сильно царапнул плечо. Рана была неопасной, но крайне болезненной: Вачиви отвлеклась от управления лошадью, и расстояние между ней и преследователем сразу сократилось. Юноша оказался почти таким же хорошим наездником, как и она сама, к тому же страх перед гневом вождя заставил его идти на риск, на какой он в иных обстоятельствах ни за что бы не отважился.

– Ты меня не остановишь! – крикнула Вачиви, увидев, что юноша почти догнал ее, но кровь из раны пропитала почти весь рукав ее платья, а рука онемела.

– Я убью тебя, если будет нужно, – откликнулся юноша. – Вождь приказал тебя не отпускать.

– Тогда лучше убей, – крикнула Вачиви, понукая лошадь скакать быстрее. Ей удалось немного вырваться вперед, но парень не отставал, следуя за ней буквально по пятам.

Неизвестно, чем бы закончилась эта безумная скачка, но Вачиви не повезло. Ее конь запнулся о камень и едва не упал. Вачиви чудом удержалась в седле, но бежать дальше ее скакун не мог – он хромал, и она была вынуждена остановиться. К ней тут же подскакал преследователь. И его конь, и он сам тяжело дышали.

– Ты сумасшедшая! – крикнул юноша, но Вачиви не ответила. Низко опустив голову, она зажимала ладонью рану в плече, из которой продолжала струиться кровь.

– Зачем ты хочешь убежать?

– Я хочу вернуться к отцу, – ответила Вачиви, с трудом сдерживая слезы боли и разочарования. – Он стар и болен. Я ему нужна.

Но юноше, который был на несколько лет моложе ее, такое желание показалось странным.

– Напауши будет тебе хорошим мужем, – уверенно сказал он. – Тебе ведь все равно пора замуж.

Вачиви не ответила. Если бы ее лошадь не захромала, она бы прямо сейчас продолжила свое бегство, и неизвестно, чем бы все закончилось. Увы, у нее не было шанса.

– Я не хочу замуж, – сказала она упрямо. – Я хочу вернуться домой.

– Тебе нельзя, – ответил юноша. – Напауши будет сердиться. Прости, что я тебя подстрелил. Тебе очень больно?

– Совсем не больно! – солгала Вачиви. На самом деле ей было больно, а от потери крови начинала кружиться голова.

На обратном пути она не проронила ни слова. Когда они достигли лагеря, юноша повел обоих коней в табун, а Вачиви отправилась к реке и там промыла и перевязала свою рану. Она подумала, что вряд ли ей удастся когда-нибудь вернуться домой. С ней случилось самое страшное – Вачиви теряла надежду. Лучше бы этот парень меня убил, думала она, однако непрекращающаяся боль от раны странным образом повлияла на нее. Она отогнала от себя мысли о смерти и стала думать, не помешает ли ей рана совершить еще одну попытку.

Она как раз шла от реки к лагерю, когда вернулись охотники во главе с Напауши. Им удалось убить еще больше бизонов, чем в прошлый раз, и вождь был доволен. Сначала он даже не заметил наскоро замытую кровь на ее платье. Вождь собирался сказать Вачиви что-то приятное, но не успел – она скользнула по нему непонимающим взглядом и повалилась прямо под копыта его коня.

В одно мгновение Напауши спрыгнул на землю и бросился к ней. Он не сразу понял, в чем дело, но потом увидел кровь, которая просачивалась из-под повязки. Подняв Вачиви на руки, вождь понес ее в типи, крикнув одной из женщин, чтобы та позвала шамана.

При звуке его голоса Вачиви ненадолго пришла в себя, потом снова потеряла сознание.

Когда пришли шаман и несколько женщин, Вачиви была в сознании, но от слабости не могла даже пошевелиться. Словно со стороны, она наблюдала за тем, как ее раздевают и шаман осматривает ее рану. Жены Напауши тоже были здесь; они не знали, что случилось с Вачиви, но вождь уже догадался, что его «подарок» снова попытался бежать. И пока шаман засыпал рану горячей золой и заливал какой-то едкой мазью, от чего Вачиви едва сдержала крик, Напауши отправился разыскивать юношу-табунщика.

– Она снова пыталась сбежать? – грозно спросил вождь, и юноша затрепетал под его гневным взглядом.

– Да, вождь, – ответил он. – Ты приказал остановить ее во что бы то ни стало, вот я и… остановил.

– Я не приказывал тебе убивать девушку, а ты мог ее убить, когда стрелял из лука на скаку. Нужно было целиться в лошадь.

– Я торопился, вождь. Она скакала слишком быстро, еще немного, и я бы ее упустил.

– Да. – Напауши кивнул. – Вачиви скачет быстрее ветра, и все же… все же в следующий раз будь поосторожней. Что она сказала, когда ты ее нагнал?

– Она сказала, что скучает по отцу, что он стар и болен. Я ответил, что здесь, с тобой, ей будет лучше. – Юноша смущенно улыбнулся.

– Спасибо. Смотри только, никому не говори о том, что случилось, – и я не скажу. – Напауши не хотелось, чтобы кто-то узнал, до какой степени ему небезразлична пленница. Великому вождю не пристало переживать из-за таких пустяков, как жизнь женщины, да еще из другого племени. Если бы о его чувствах стало известно, кроу решили бы, что их вождь сошел с ума.

– Ты выстрелил в птицу и промахнулся, – добавил Напауши. – Вот как было дело, правда? Ты скверный стрелок, Чапа. Всегда был таким.

– Да, вождь. – Чапа стрелял из лука лучше большинства своих сверстников, но спорить с вождем он не осмелился. Все было так, как сказал Напауши: он выстрелил в сойку, промахнулся и случайно попал в девушку. Именно так Чапа и собирался говорить, хотя подобная история была для него унизительной.

Когда Напауши вернулся в типи, Вачиви крепко спала – шаман дал ей какой-то сонный отвар. Сам шаман и повитуха давно ушли, но Вачиви этого не почувствовала – только раз она пошевелилась и негромко застонала, а потом заснула еще крепче.

Вачиви проснулась только утром следующего дня. Когда она открыла глаза, голова у нее еще слегка кружилась после снадобья, которое дал ей шаман, а мысли путались.

С удивлением она обнаружила, что под одеялом на ней ничего нет, а ее платье – аккуратно сложенное – лежит рядом. На нем все еще были видны следы засохшей крови. Несколько мгновений Вачиви с недоумением разглядывала темные пятна на рукаве и только потом вспомнила, что случилось вчера. Она снова пыталась бежать – и снова неудачно. На этот раз в нее стреляли, и, попади стрела на ладонь ниже, все могло закончиться куда хуже. Впрочем, рана до сих пор причиняла ей сильную боль, несмотря на отупляющее действие знахарских снадобий, которыми ее пичкали вчера. Это означало, что стрела вонзилась слишком глубоко и что следующую попытку к бегству придется отложить, пока плечо не подживет.

Мысль об этом наполнила Вачиви печалью, но она напомнила себе, что не должна сдаваться. Рано или поздно она убежит – или ее убьют, что было более чем вероятно, но смерти она по-прежнему не боялась.

Когда Вачиви появилась из типи, Напауши, сидевший неподалеку с трубкой, взглянул на нее и понял, что по крайней мере сегодня она никуда не побежит. Вачиви выглядела больной, к тому же лекарство, которое по его просьбе дал ей шаман, все еще действовало, и девушка едва держалась на ногах.

– Как плечо? – спросил Напауши, когда, жмурясь от яркого света, Вачиви ковыляла мимо. Сегодня никто из мужчин не пошел на охоту; все остались в лагере, и каждому нашлось дело. Запасы на зиму давно были сделаны, но мяса и шкур оставалось еще немало, и их нужно было обработать, чтобы менять у других племен на разные нужные вещи – ножи, томагавки, наконечники для стрел и копий.

– Хорошо, – коротко ответила Вачиви, но вождь видел, что это совсем не так. Девушка была слишком горда, чтобы признаться в этом.

– Чапа плохой охотник. Он стрелял в птицу, а попал в тебя.

– Нет. Он сказал – это ты приказал остановить меня любым способом.

– Сколько еще ты собираешься бегать, Вачиви? Вчера тебя ранили, в следующий раз ты можешь упасть с лошади и убиться насмерть.

– Или погибнуть от рук кого-то из твоих людей, вождь! – дерзко ответила Вачиви. – Но смерть лучше, чем плен.

И это была чистая правда. Вачиви знала, что никогда не смирится с участью пленницы, никогда не станет женой вождя.

– Тебе здесь так плохо? – по лицу Напауши пробежала тень, он словно жалел девушку, и Вачиви вдруг подумала о том, что он был с нею по-своему добр. Она прожила с кроу уже несколько недель, и вождь до сих пор ее ни к чему не принуждал. Почему, спрашивала она себя. Ответа у нее не было.

А Напауши хотел, чтобы Вачиви привыкла к нему. От своего намерения жениться на ней он отказываться не собирался, хотя и теперь пленница продолжала держаться с ним так же отстраненно и холодно, как в первые дни. Мысль о том, что придется сделать ее своей женой силой, ему по-прежнему не нравилась, но ведь не могла же Вачиви бегать от него вечно! Этак он сделается посмешищем не только своего собственного, но и других племен. А если она не оставит своих попыток вернуться к отцу, ее покалечат или убьют. Вчера ей повезло, но в следующий раз дело может обернуться куда хуже, а Напауши хотелось уберечь Вачиви от беды.

– Кроу убили моих братьев, – резко сказала она. «И Охитеку», – чуть не добавила она, но вовремя прикусила язык. Не стоило упоминать о нем в разговоре с вождем.

– Когда идет война, всегда есть погибшие. – Вождю не было дела до ее братьев. Он хотел сделать Вачиви своей, и с каждым днем это желание становилось сильнее. – Но сейчас война кончилась, – добавил он. – Скажи, почему мы не можем быть друзьями?

Напауши казалось – если она будет считать его другом, дальше дело пойдет легче, и в конце концов Вачиви примет его и как мужа. Она была не первой женщиной, взятой кроу в плен в военном походе. Большинство из них стали рабынями, некоторые – как те три девушки, которые были захвачены вместе с Вачиви в селении сиу, – стали женами воинов, но никто из них не противился своему жребию с таким упорством. Вачиви видела в лагере своих соплеменниц и знала, как сложились их судьбы. Вряд ли они чувствовали себя счастливыми, но выхода у них не было, и они смирились. Правда, те девушки были моложе Вачиви и не отличались таким необузданным темпераментом. Ясно ведь, что ей не удастся убежать и что ее место теперь здесь, в его вигваме, и не в качестве рабыни или наложницы, а в качестве жены. Неужели Вачиви не хочет стать женой вождя?

Но она не хотела.

– Пока я жива, война не кончена, и ты мне никакой не друг. Ты мой враг.

– Я хочу, чтобы ты стала моей женой, – негромко сказал Напауши, боясь, чтобы кто-нибудь не услышал, как он, великий вождь, унижается перед девушкой. Другая бы сочла подобное предложение за честь, но Вачиви не хотела быть женой Напауши. То, что он был вождем, не имело для нее никакого значения: к ней уже сватался великий воин, который предлагал за нее пятьдесят лошадей, но она ответила отказом. К тому же это Напауши – вернее, его люди убили ее братьев и Охитеку, и Вачиви не могла ни забыть, ни простить этого.

– Я никогда не буду твоей женой, – твердо ответила она. – Разве только ты приставишь мне нож к горлу.

– Я предпочел бы без этого обойтись. Я хочу, чтобы ты стала моей женой по своей собственной воле.

На языке у Вачиви вертелся еще более резкий ответ, но когда она взглянула на вождя, в груди у нее что-то дрогнуло. В конце концов, Напауши просил ее, а не приказывал и не грозил. Она об этом не подумала, а ведь ее положение могло оказаться во много раз хуже. Напауши поступал благородно и обращался с ней даже с некоторым уважением, чего нельзя было сказать о ней самой. С самого первого дня она отвечала ему только дерзостью.

– Я не стану принуждать тебя, Вачиви, – сказал Напауши. – Отныне ты можешь свободно ходить по лагерю и делать все, что захочешь. Моей женой ты станешь, когда сама будешь к этому готова. Только одно… Если ты снова попытаешься бежать, мне придется тебя связывать. В пределах лагеря ты – свободная женщина. Ты сможешь стать моей женой, когда пожелаешь, но моей рабой ты не будешь никогда, – добавил он. Матошка был великим вождем, и его дочь заслуживала уважения. – Только не приближайся к лошадям, – предупредил он еще раз. – Пешком можешь ходить куда захочешь.

Вачиви ничего не ответила, и Напауши, поднявшись, вернулся в типи. Она проводила его взглядом. То, что предлагал вождь, было даже великодушно, но ей это не годилось. Вачиви не собиралась заключать с ним перемирие. Уступить значило для нее отказаться от мыслей о побеге.

Вскоре кроу вернулись туда, где было их летнее становище. Вачиви знала – теперь они не двинутся с места еще несколько недель, пока холода не заставят их откочевать южнее, в зимний лагерь. Пока же мужчины и женщины продолжали заниматься своими привычными делами: сушили мясо, собирали и заготавливали грибы, ягоды и травы, обрабатывали шкуры убитых бизонов, чинили старую одежду и шили новую, готовили добытое для обмена с другими племенами. Вокруг летнего поселка простирались обширные пастбища для лошадей, а в прерии еще можно было найти бизонов, отставших от главного стада.

Рана Вачиви почти зажила. Во всяком случае, плечо уже не болело, и она вновь задумалась о побеге, но ей никак не подворачивалась удобная возможность. В лагере всегда было многолюдно, укрыться от посторонних взглядов было невозможно, и Вачиви волей-неволей пришлось быть послушной и вести себя осторожно. Как и обещал Напауши, ходить пешком она могла где угодно, но ездить верхом ей не давали, а увести лошадь скрытно было невозможно.

Как-то Вачиви подслушала разговор двух воинов. Один из них рассказывал другому, что в окрестностях лагеря есть очень красивое уединенное озеро, и Вачиви решила отыскать его. Как она поняла, озеро находилось довольно далеко – если идти к нему пешком, но делать ей все равно было нечего: в лагере к Вачиви относились как к гостье и не поручали никакой работы. Даже ее одежду стирали жены Напауши – так распорядился вождь. Обе женщины были этим недовольны, но подчинились беспрекословно: Вачиви стала для них еще одним ребенком, которого нужно одевать и кормить. Иными словами, ее жизнь могла быть даже приятной, если бы не тягостное сознание того, что она по-прежнему находится в плену, среди чужих.

Напауши тем временем испробовал новый ход, словно и впрямь имел дело с необъезженной лошадью. Он вовсе перестал обращать на Вачиви внимание в надежде, что полное одиночество среди его соплеменников заставит девушку потянуться к нему. Этот трюк, однако, не возымел желаемого действия, хотя со временем Вачиви все-таки стала держаться не так настороженно-враждебно, как раньше. Теперь она частенько играла с детьми и несколько раз сидела у вечернего костра с женщинами племени. Кроме того, Вачиви починила свое любимое платье, украсила его новой вышивкой и даже научила двух девушек кроу красить иглы дикобраза. Вместе они набрали в лесу нужные ягоды и сварили краску, от которой иглы приобрели красивый насыщенный синий цвет. Девушки радовались; Напауши тоже был доволен тем, что гордое сердце Вачиви начало оттаивать, но ей он по-прежнему не говорил ни слова.

Как-то на исходе лета Вачиви решила осуществить свое намерение найти озеро, о котором говорил один из воинов, и отправилась в путь, благо погода стояла еще очень теплая. Путь был неблизкий, но наконец Вачиви достигла цели – она увидела озеро. Оно и впрямь оказалось красивым – напоминало чашу, которую наполнял небольшой водопад, низвергавшийся с массивной каменной скалы. Природа дышала миром и спокойствием. На песчаном берегу не было видно человеческих следов, а в прозрачной воде сверкали серебряной чешуей крупные рыбы.

Вода так и манила девушку, и Вачиви решила искупаться. Оглядевшись по сторонам, она сбросила платье и мокасины и вошла в воду. Вода оказалась довольно прохладной, но девушку это не остановило, и через несколько минут она уже плыла к противоположному берегу.

Этот день стал едва ли не самым счастливым в ее жизни. Словно забыв о постигших ее несчастьях, Вачиви наслаждалась чистой водой и ласковым солнцем. Она знала, что сейчас она здесь одна – кроу были заняты своими делами, но свою одежду она на всякий случай спрятала в высокой траве на берегу. Вачиви в эти минуты полного покоя казалось, что Великий Дух сотворил и озеро, и эту девственную природу для нее одной, и впервые, с тех пор как погибли ее братья и Охитека, на губах девушки появилась счастливая улыбка. До самого вечера она плавала, ныряла, нежилась на теплом песке и ни о чем не думала – даже о побеге. На обратном пути в лагерь Вачиви что-то негромко напевала: она ненадолго обрела свободу, которой ей так не хватало. Напауши, полагавший, что пешком она далеко не уйдет, просчитался – вернуться к своему родному племени Вачиви по-прежнему не могла, зато теперь у нее было свое место, где она могла быть одна, далеко от ненавистных кроу.

Когда Вачиви вернулась в лагерь, она выглядела такой беззаботной, юной и счастливой, что Напауши, увидев ее, был поражен столь явной переменой. Он молча наблюдал за Вачиви, и на сердце у него потеплело. Вождь был рад, что пленница наконец-то начинает привыкать к новой жизни.

Вечером Вачиви, Напауши и его семья ужинали вместе у костра. Маленький сын вождя набирался сил, и обе жены вождя снова были беременны. Если все пойдет благополучно, и без того немаленькая семья вождя должна была еще увеличиться, однако Напауши не оставил надежды на сына, которого ему родит Вачиви. Но он по-прежнему терпеливо ждал своего часа, не желая пугать ее теперь, когда она успокоилась. Напауши спросил Вачиви, что она делала, ведь весь день ее не было видно в лагере.

– Ходила к озеру, – коротко ответила Вачиви. Теперь она держалась с Напауши не так напряженно, как раньше, хотя по-прежнему не желала стать его женой. Впрочем, в последнее время вождь редко с ней разговаривал. Вачиви посчитала это хорошим знаком. Может, теперь, когда жены беременны, Напауши забудет о своем намерении.

– Пешком? – удивился вождь. – Но ведь это очень далеко.

Об озере он знал. Его люди несколько раз ездили туда верхом, но даже для всадника расстояние было порядочное.

– Зато там очень красиво, – ответила Вачиви. Больше Напауши ее не расспрашивал. Кивнув, он отвернулся, словно забыл о ее присутствии. На самом же деле он думал о Вачиви каждый день, каждый час. Она была его прекрасной дикой лошадкой, и вождь не сомневался, что рано или поздно сумеет ее укротить. Он наблюдал за Вачиви и видел, что она почти готова. Значит, ждать ему осталось недолго.

Что ж, он подождет – терпения вождю было не занимать.