Текст книги "Больше, чем любовь"

Потом Эдвина увидела на фоне неба очертания трех громадных винтов. Раздался рев, которого не слышало ни одно человеческое ухо: как будто корабль разорвало пополам. Наблюдая за кошмарным зрелищем, Эдвина знала только, что потеряла и Чарлза, и Филиппа, и Алексис, и родителей: вряд ли хоть кому-то из них удалось спастись. Она сжимала руку Джорджа, который впервые не находил слов, чтобы дать определение только что увиденному. Мальчик спрятал лицо в объятиях сестры, и оба плакали, сидя в шлюпке номер восемь и наблюдая за трагедией, постигшей непотопляемый «Титаник».

Наконец исчезла и корма: огромный пароход устремился на дно океана, – и люди выдохнули, не в силах поверить, что все закончилось: «Титаник» погиб. Пятнадцатого апреля 1912 года, в два часа двадцать минут ночи, через два часа сорок минут после того, как наскочил на айсберг. Сидя рядом с Джорджем и прижимая к себе Фанни и Тедди, Эдвина молила Бога, чтобы ее родные сумели спастись.

Глава 4

«Карпатия» приняла последнее сообщение с «Титаника» в час пятьдесят. К этому времени в моторном отсеке вода уже заливала топки. После этого о судьбе корабля никто ничего не знал. Они пошли к «Титанику» на всех парах, предположив, что на судне серьезные неприятности, но никто и на миг не заподозрил, что судно могло затонуть, пока они не добрались до места.

В четыре утра «Карпатия» прибыла в тот квадрат, что указал радист «Титаника», и капитан Рострон озирая просторы океана, не верил собственным глазам: корабль исчез, растворился, даже следов не оставил.

Они осторожно продвигались вперед в надежде обнаружить хоть что-нибудь, но прошло еще десять минут, когда вдали они заметили зеленые вспышки и подумали, что, возможно, там уже на горизонте, и был «Титаник», но в следующее мгновение капитан Рострон и его люди поняли, что это. Огни вспыхивали на шлюпке номер два, и не на горизонте, а прямо у них под боком. Когда «Карпатия» подошла к шлюпке вплотную, капитан Рострон уже не сомневался, что «Титаник» затонул.

Было чуть больше четырех утра, когда на «Карпатию» подняли первую пассажирку с «Титаника», мисс Аллен. Пассажиры «Карпатии» тем временем толпились на палубах и в проходах: заметив, что «Карпатия» меняет курс, а команда к чему-то явно готовится, сначала они боялись, что несчастье с их кораблем, затем кто-то услышал, что тонет «Титаник»… непотопляемый корабль терпит бедствие… айсберг… И теперь, всматриваясь в океан, люди увидели, что пространство вокруг их судна мили на четыре заполнено шлюпками. Те, кто в них находился, принялись кричать, звать на помощь и размахивать руками. В некоторых шлюпках, напротив, царило молчание: видимо, слишком велико было потрясение, чтобы хоть что-то произнести. До сих пор перед мысленным взором каждого стояла огромная корма, торчавшая вверх, закрывая ночное небо и звезды, рухнувшая затем в пучину, унося с собой жизни мужей, братьев и друзей, – их уже не вернуть!

Эдвина смотрела, как к ним приближается корпус «Карпатии». Передав Джорджу малыша, она усадила Фанни между собой и братом. Руки Джорджа совершенно окоченели, грести он больше не мог, и тогда она, по-прежнему в перчатках Чарлза, сама взялась за весло, заняв место рядом с графиней Ротс, которая мужественно гребла последние два часа. Джордж честно сделал все, что мог, но Эдвине пришлось долго успокаивать Фанни – девочка плакала, звала то маму, то сестренку Алексис.

Ей очень хотелось верить, что Кейт разыскала Алексис, что все будет хорошо. Даст Бог, малышка в одной из шлюпок вместе с родителями, Филиппом и Чарлзом. Она обязана была в это верить! «Карпатия» приближалась, люди в шлюпках перекликались в надежде найти близких. Может, они в той лодке? Не видел ли их кто? Несколько шлюпок успели сцепиться друг с другом, но шлюпка номер восемь и некоторые другие плыли сами по себе, медленно прокладывая путь в воде среди ледяного крошева. В семь утра наконец подошла их очередь. Был спущен веревочный трап и канатная петля, и матросы с «Карпатии» приготовились поднять их наверх, на палубу, где уже дожидались другие. В шлюпке номер восемь было двадцать четыре пассажира: женщин и детей – и четверо членов команды. Сидевший на веслах старший матрос Джонс сообщил морякам, что наверху, что с ними совсем маленькие дети, и тогда с корабля спустили мешок для почты. Дрожащими руками Эдвина помогла матросу одного за другим помещать в мешок детей, потом и Фанни, хотя девочка плакала и умоляла ее не трогать…

– Все будет хорошо, дорогая. Сейчас мы поднимемся на этот большой пароход, а потом пойдем искать маму и папу, – пыталась убедить сестру, а заодно и себя, Эдвина.

Глядя на темноволосую головку сестры, выглядывавшую из мешка, она не смогла сдержать жгучих слез. Господи, что им пришлось вынести! Она почувствовала, как Джордж сжал ее руку, и ответила пожатием, избегая смотреть на брата: боялась разрыдаться. Сейчас она не может позволить себе такую роскошь, потому что обязана позаботиться о младших. Думать о чем-то другом она просто не имеет права.

Эдвина не успела надеть ни шаль, ни шляпку, и голова так замерзла, что казалось, будто в нее забивают гвозди, а руки были и вовсе словно из мрамора. Почтовый мешок опустили в очередной раз, и с помощью стюарда Харта она посадила в него Тедди. Ребенок так замерз, что личико у него сделалось синим, и она в который раз за эту ночь испугалась, как бы он не умер от переохлаждения. Она очень старалась его согреть: прижимала к себе, растирала ручки, ножки, щеки, – но жестокий мороз был слишком тяжелым испытанием для него и маленькой Фанни. Наверняка замерз и Джордж, но молчал как настоящий мужчина. И теперь она тревожилась за них так, что у нее самой не осталось сил держаться за канат. Сначала она обвязала канатом Джорджа, и, пока его поднимали, не спускала с него глаз. Каким маленьким он ей показался! Она никогда не видела весельчака Джорджа таким подавленным. А затем петлю спустили за ней самой, и стюард Харт помог ей ее надеть. По пути наверх она хотела было закрыть глаза, но ее заворожил нежно-розовый рассвет над холодным морем, испещренным ледяными глыбами, среди которых плыли шлюпки с людьми, дожидающихся спасения. Ни одна из шлюпок не была заполнена до отказа, так что можно было надеяться, что в какой-то из них она найдет тех, с кем рассталась всего несколько часов назад на шлюпочной палубе «Титаника». Вспоминать об этом было невыносимо. Едва ноги Эдвины коснулись палубы, как она расплакалась.

– Ваше имя? – спросила дожидавшаяся на палубе «Карпатии» горничная, а матрос набросил ей на плечи одеяло.

Для них уже приготовили чай, кофе и бренди. Судовой врач с помощниками приступили к осмотру спасенных. Для тех, кто не мог идти, на палубе разложили носилки. Сколько ни оглядывалась по сторонам, Эдвина не увидела ни своих родных, ни Чарлза. Внезапно силы оставили ее, и она с трудом произнесла:

– Эдвина Уинфилд.

На борт поднимали других выживших, прибывали новые шлюпки, и Эдвина с надеждой молилась, чтобы дорогие ей люди оказались там.

– А ваши дети, миссис Уинфилд?

– Мои… что? Нет, это мои братья Джордж и Теодор и сестра Френсис.

– Вы путешествуете вчетвером?

Кто-то подал ей чашку горячего чая. Она физически ощущала, как десятки глаз ощупывают ее бледно-голубое вечернее платье, видневшееся из-под пальто, а служащие ждут ее ответа.

– Нет… с родителями, мистером и миссис Бертрам Уинфилд из Сан-Франциско, братом Филиппом, сестрой Алексис и женихом, мистером Чарлзом Фитцджеральдом.

– Вам известно, удалось ли им покинуть борт судна? – с сочувствием спросила горничная, провожая ее в главный обеденный салон, превращенный в лазарет и пункт размещения для выживших с «Титаника».

– Я не знаю… – Эдвина подняла на горничную глаза, полные слез. – Возможно, они сели в другую шлюпку. Когда мы отплывали, мама искала младшую сестру… и мне показалось, что… она в нашей шлюпке: девочка была очень похожа на нее, но…

Из глаз ее хлынули слезы. Горничная терпеливо ждала, поглаживая ее по плечу. В обеденном салоне было уже полно народу. Женщин трясло от холода, многих тошнило. Те, у кого были стерты в кровь руки от холода и работы на веслах, пытались их перевязать бинтами и чем придется. Дети, сбившись стайкой, смотрели на них огромными испуганными глазами и молчали или тихо плакали. Джордж держался молодцом. Вокруг Тедди хлопотала медсестра. Мальчик еще дрожал от холода, но уже не выглядел смертельно бледным, с посиневшими губами. Маленькая Фанни, все еще испуганная, цеплялась за юбки Эдвины и тихонько плакала.

К кораблю подходили все новые шлюпки, даже те четыре, которые были связаны вместе. Мужчин в сборной лодке давно подобрала шлюпка номер двенадцать. Туда, в конце концов, попал и Джек Тейер, но когда его снимали с полузатонувшей брезентовой лодочки, он настолько выбился из сил, что не замечал никого вокруг. Его мать находилась в соседней шлюпке номер четыре, но они не увидели друг друга, поскольку пребывали в бессознательном состоянии.

Эдвина оставила младших на Джорджа, который, напившись горячего шоколада, чувствовал себя очень неплохо, и пошла на палубу наблюдать за спасательной операцией. На палубе уже стояли несколько знакомых дам, и среди них Маделейн Астор. Она хоть и не надеялась, что ее супругу удалось покинуть корабль после нее, но хотела видеть тех, кто поднимался на борт из шлюпок, просто на всякий случай… Сама мысль, что она потеряла мужа, была ей невыносима! Точно так же Эдвина молилась, чтобы увидеть знакомое лицо среди спасенных. Она стояла наверху, у поручней, и смотрела, как мужчины карабкаются по веревочному трапу, как с помощью петли поднимают женщин и как прибывают дети в мешке для почты. Некоторые мужчины обморозили руки, поэтому не могли подниматься сами. Но вот что заметила Эдвина: на палубе царило мрачное молчание. Никто не разговаривал. Все, потрясенные событиями ночи, замерзшие, словно застыли в ожидании. Чего? Наверное, чуда…

Потерявшихся детей собрали в одном месте, и они ждали, что за ними кто-нибудь придет. Женщина из шлюпки двенадцать рассказывала, как поймала на лету ребенка, кто-то добавил, что женщина из третьего класса пробралась на шлюпочную палубу, отдала ребенка, а сама вернулась к мужу.

Женщины сидели маленькими группками и тихо оплакивали своих мужчин. У горничных, медсестры и врача было полно работы. Немногочисленные мужчины им помогали, – те, что сумели спастись благодаря собственной находчивости и некоторому попустительству со стороны моряков на правом борту. Многие погибли в океане, пытаясь забраться в шлюпки. Большинство тех, кто спрыгнул с парохода, так и остались в воде: на шлюпки их не брали из опасения опрокинуться.

Эдвина увидела Джека Тейера и медленно подошла к нему: а что, если у него хорошие новости? – но молодой человек лишь печально покачал головой.

– Боюсь, мне нечем вас обрадовать, мисс Уинфилд. Сначала я видел вашего брата, но потом он исчез – возможно, смыло волной или его подобрала другая шлюпка. Одновременно со мной прыгнул с борта мистер Фитцджеральд, но больше я и его не видел. А ваши родители стояли на палубе и, похоже, не собирались покидать корабль. Простите. Больше я ничего не знаю.

Кто-то подал ему бутылку бренди, и он замолчал. Эдвина кивнула и, не скрывая слез, отошла в сторону.

Ей не хотелось верить в услышанное. Такого просто не может быть. Она ждала, что Джек скажет, что все живы, всем удалось спастись, что они в соседней каюте. Зачем он сказал такие страшные слова? Только не Филипп, не Чарлз или Алексис, не мама с папой.

К ней подошел доктор и начал что-то говорить про Тедди и переохлаждение. Она тут же отправилась к брату, который лежал, завернутый в одеяло, и дрожал всем телом, глядя на сестру. Она схватила его на руки и прижала к себе, но услышала слова доктора, что следующие несколько часов могут быть решающими…

– Нет! Он здоров… с ним все будет хорошо!

Она не могла допустить, чтобы с Тедди что-то случилось. Она этого не вынесет. Они были так счастливы все вместе, так любили друг друга, и вдруг теперь такое горе… Доктор сказал, что Тедди может умереть от переохлаждения. Она крепче прижала брата к себе, пытаясь согреть своим телом, и стала уговаривать выпить хоть немного горячего бульона, принесенного горничной (мальчик отказывался глотать: просто мотал головой из стороны в сторону и льнул к сестре).

– Он ведь поправится? – с надеждой спросил Джордж, глядя, как Эдвина прижимает к себе брата и по ее щекам текут слезы. До него постепенно тоже начал доходить весь ужас того, что случилось за последние несколько часов, и он заплакал. – Эдвина, он ведь не умрет?

– О, боже… я надеюсь… – Эдвина обняла брата и попыталась улыбнуться завернутой в одеяло Фанни.

– А мама скоро придет? – спросила девочка.

– Скоро… очень скоро, дорогая, – задыхаясь от слез, пообещала девушка, с надеждой рассматривая новых пассажиров с «Титаника», входивших в салон, совершенно ошеломленных и едва живых после выпавшего на их долю испытания.

И тогда, стараясь не думать о том, что потеряла, Эдвина крепче прижала к себе малыша и горько заплакала.

Глава 5

Он с трудом поднялся по веревочному трапу: руки так замерзли, что пальцы едва сгибались, – но подниматься в петле, как женщины, решительно отказался. После того как затонула одна из сборных лодок, его подобрала шлюпка номер двенадцать, без сил и почти без сознания. Сейчас, немного придя в себя, он ликовал: спасен! Их шлюпка была последней. В восемь тридцать утра, одним из последних, со слезами на глазах, он поднялся на палубу «Карпатии». Не верилось, что все это произошло на самом деле! Но он выжил, один, без родителей, сестер и братьев, и теперь молил Бога, чтобы уцелели и они. На непослушных ногах, покачиваясь, Филипп медленно пошел в салон, но не увидел там ни одного знакомого лица. Спасенных было всего чуть больше семисот, но сейчас Филиппу казалось, что его окружают тысячи людей, и он не понимал, где искать родных. Прошел добрый час, пока его обнаружил Джек Тейер.

– Видел кого-нибудь из моих?

Вид у него был ужасный: мокрые волосы, безумные глаза в черных кругах. Такого кошмара в его жизни еще не было и, вероятно, не будет. Окружавшие его люди выглядели не лучше – полуодетые, кто в чем: в вечерних нарядах, в ночных сорочках, завернутые в одеяла или полотенца, они не могли опомниться до сих пор. Они цеплялись друг за друга, не реагировали на предложение переодеться, не желали говорить. Единственным их желанием было найти тех, кого потеряли. Глазами, полными тревоги, они всматривались в толпу, пытаясь увидеть знакомые лица.

Джек Тейер, безуспешно пытавшийся отыскать отца, рассеянно кивнул.

– Твоя сестра где-то здесь. Я ее видел. Хорошо, что ты доплыл. – Молодые люди обнялись и, поскольку обоих душили слезы – ведь они благополучно добрались до «Карпатии» и кошмар наконец закончился… или почти закончился, – стесняясь друг друга, долго не разжимали объятий.

Филиппу опять стало страшно: а вдруг больше никто из родных не уцелел.

– С ней был кто-нибудь еще?

– Вроде да. Кажется, маленький ребенок.

«Может быть, Тедди… а другие?» Филипп стал пробираться сквозь толпу, вышел на палубу, внимательно осмотрелся и, собираясь уже вернуться в салон, вдруг увидел сестру, а рядом с ней – Джорджа, с поникшей головой. Боже! Филипп не мог сдержать слез, пока пробирался к ним. Ни говоря ни слова, он протянул к сестре руки и оказался в ее объятиях. Эдвина вскрикнула и зарыдала в голос.

– О-о, боже мой… Филипп… Филипп…

Больше она ничего не могла сказать и ни о чем не осмеливалась спросить. Да и сам Филипп не сразу нашел в себе силы задать главный вопрос. Он уже увидел Джорджа, Фанни, которая пряталась в одеяло за спиной Эдвины, и Тедди, лежавшего на полу, завернутого в одеяло, как в импровизированной колыбели. Он был жив, но смотреть на него было страшно: губы казались почти черными, лицо – пепельно-серым. Сняв пальто, Филипп укутал им брата и стиснул руку Эдвины. По крайней мере пятеро из их семьи спаслись, но больше они никого так и не нашли.

На ночь Тедди устроили в корабельном лазарете, где им с маленькой сестрой обеспечили должный уход: Фанни, похоже, отморозила два пальца на руке. Джордж заснул как убитый на койке в коридоре, а Эдвина и Филипп стояли на палубе, молча вглядываясь в бесконечную даль океана, словно могли там кого-то увидеть. Ни он, ни она не могли спать – было страшно еще раз пережить во сне эти ужасные минуты. Теперь, по прошествии некоторого времени, все это казалось еще невероятнее. Все время казалось, что вот теперь, когда толпа в обеденном салоне поредела, они вот-вот увидят родителей, мирно беседующих где-нибудь в уголке, и Чарлза рядом с ними. Было невозможно поверить, что их больше нет… и что в августе не будет никакой свадьбы. Ткань для ее свадебного платья на дне вместе с кораблем… А что с Алексис? Как им всем, должно быть, было страшно… Быстро ли все кончилось? Мучились ли они?

Ужасные мысли терзали Эдвину, но она не решалась даже произнести их вслух, для Филиппа, который стоял рядом, как и сестра, погруженный в печальные размышления. Эдвина весь день не отходила от Тедди и Фанни, а Филипп присматривал за Джорджем, но в глубине души все они ждали… ждали тех, кто уже никогда не придет, тех, кого они так любили… «Карпатия» сделала еще круг в поисках выживших, прежде чем взять курс на Нью-Йорк, но больше никого не обнаружили.

– Филипп? – раздался в темноте голос Эдвины, тихий и печальный.

Юноша обернулся и устремил на сестру взгляд. За несколько часов в шлюпке он повзрослел на целую жизнь.

– Что нам теперь делать? – спросила Эдвина, и голос ее был полон отчаяния.

Как страшно было даже думать, что они потеряли тех, кого любили, и теперь она в ответе за тех, кто уцелел.

– Наверное, надо ехать домой. Тедди необходимо показать доктору в Нью-Йорке… – Если он доживет. Судовой врач предупредил ее, что эта ночь будет решающей.

Эдвина не знала, как переживет новую утрату. Нельзя допустить, чтобы Тедди умер! Только об этом и могла она сейчас думать: спасти Тедди любой ценой. И ночью, когда держала малыша в объятиях и прислушивалась к его тяжелому дыханию, она думала о детях, которых у нее не будет: детях Чарлза… Ее мечты погибли вместе с ним. Слезы опять заструились по ее щекам, плечи затряслись в беззвучных рыданиях.

Филипп лег рядом с Джорджем в коридоре, но уснуть не удавалось, и поздно ночью, измученный тревогой, он пошел проведать сестру. Его терзали мысли о родителях – пытались ли они спрыгнуть с корабля? Может, они еще некоторое время были живы, пытались доплыть до шлюпок, но никто их не подобрал, и они погибли в ледяной воде? Филипп собственными глазами видел, как сотни людей барахтались, звали на помощь, но никто не пожелал взять их в шлюпку, и они, теряя силы, скрывались под водой. Страшные мысли крутились в его голове, и Филипп лежал без сна, пока окончательно не потерял надежду заснуть. Тогда он и отправился к сестре. Они просто сидели рядом и молчали. И так было везде, куда поместили выживших. Люди отрешенно вглядывались в даль и молчали или тихо плакали.

– Я все время думаю… – Слова находились с трудом. Его едва слышный голос здесь, в полутемном лазарете, где находилось еще несколько человек, а в соседней комнате спали дети, казался слишком громким. – Я все думаю про то, каким был их конец…

Эдвина протянула к нему руку.

– Не думай об этом… ничего уже не изменишь…

Филипп пришел в ужас, когда узнал, что Алексис с Эдвиной нет. Родители так и не узнали, что девочка не отплыла вместе с остальными в шлюпке номер восемь.

С глубоким вздохом Филипп посмотрел на малыша Тедди, на его мягкие кудряшки. Сон его был тревожным, брат казался мертвенно-бледным, время от времени его сотрясали приступы кашля. Филипп и сам чувствовал себя больным: болела голова, знобило, трудно было глотать.

– Как он? – спросил Филипп, глядя на младшего брата.

– Хуже не стало, – мягко улыбнулась Эдвина, погладив брата по голове. – Вроде бы даже получше. Главное – чтобы не воспаление легких.

– Хочешь, я посижу, а ты пойди поспи, – предложил Филипп, но Эдвина покачала головой и вздохнула.

– Все равно не смогу уснуть.

Эдвина не могла забыть, как тщательно было обследовано то место, где затонул «Титаник». Капитан Рострон должен был удостовериться, что в воде не осталось выживших, но повсюду плавали только палубные шезлонги, обломки мебели, спасательные жилеты, ковер, точь-в-точь такой же, как в ее каюте. А еще тела погибших… Эдвину трясло от этих воспоминаний! В это невозможно было поверить. Только прошлой ночью семья Уиденер давала обед в честь капитана Смита, а теперь, спустя всего двадцать четыре часа, не было ни капитана, ни мистера Уиденера, ни его сына Гарри, ни самого судна, а вместе с ним еще более полутора тысяч пассажиров. Эдвина снова и снова вспоминала Чарлза. Как она его любила! Он сказал, что ему нравится голубое атласное платье, которое она надела вчера вечером… что оно в точности повторяет цвет ее глаз… и что ему нравится ее прическа. В тот вечер Эдвина, подражая миссис Астор, высоко зачесала свои гладкие черные волосы. На ней по-прежнему было вечернее платье, правда – изрядно порванное и грязное. Она собиралась переодеться в платье из черной шерсти, но была слишком занята с детьми. Да какая теперь разница? Чарлза больше нет. Сама Эдвина и ее братья и сестры стали сиротами.

В ту ночь они долго сидели бок о бок, вспоминая прошлое и пытаясь представить будущее, пока наконец Эдвина не отправила брата спать, опасаясь, что Джордж встревожится, если проснется и не увидит Филиппа рядом.

Бедный мальчик, ему тоже досталось! Но Джордж храбро выдержал все, и за последние двадцать четыре часа Эдвина находила в нем и утешение, и поддержку. Не будь она так вымотана, могла бы даже всполошиться – отчего это брат вдруг стал таким послушным?

После ухода Филиппа Эдвина так и осталась сидеть, оберегая малышей: щупала у Тедди лоб, давала воды, когда ему хотелось пить, успокаивала Фанни, если та кричала во сне, в другое время молилась.

Наутро капитан Рострон распорядился провести богослужение. Присутствовали не все из спасенных: были слишком измучены или были больны, – но Эдвина и Филипп пришли. Одним жестоким ударом судьба сделала вдовами тридцать семь женщин. Им повезло остаться в живых, но 1523 человека – погибли. Спасли всего 705 пассажиров – мужчины, женщины и дети!

В конце концов Эдвина все же задремала – усталость взяла свое, – и лишь когда Тедди беспокойно заерзал и открыл глаза, так похожие на мамины, проснулась.

– Где мама? – захныкал малыш, надувая губки. Похоже, он начинал приходить в себя.

– Мамы здесь нет, дорогой. – Эдвина не знала, что сказать брату: он слишком мал, чтобы понять, – но и обманывать его обещаниями, что мама обязательно придет, только попозже, не хотела.

– Я тоже хочу к маме, – присоединилась к брату и Фанни.

– Будь хорошей девочкой, – принялась увещевать сестру Эдвина.

Умыв Тедди, невзирая на недовольство, она оставила его на попечение медработников, а сама повела умываться Фанни. Увидев в зеркале собственное лицо, она испугалась. За один день она словно состарилась на десятки лет. Девушка выглядела и чувствовала себя старухой – во всяком случае, так ей показалось. Теплая вода и одолженный у кого-то гребень несколько поправили дело. Былой красоты и настроения уже не вернуть, и когда вернулась, Эдвина отметила, что и остальные выглядят не лучше. По-прежнему одетые кто во что, люди производили странное впечатление, как артисты бродячего цирка или цыгане. Люди бродили по кораблю, сидели в битком набитых каютах или на койках в коридорах. Многие еще спали на матрасах в главном салоне, в каютах матросов, на кушетках и даже на голом полу. Главное – они были живы, хотя многие предпочли бы умереть, не в силах справиться с горем потери.

– Как Тедди? – спросил Джордж, едва увидев старшую сестру, и с облегчением перевел дух, когда Эдвина улыбнулась. Как бы они справились с новой потерей…

– Кажется, ему лучше. Я пообещала, что вернусь через несколько минут, но мы с Фанни пойдем раздобудем что-нибудь поесть, а потом пойдем к нему.

– Я могу посидеть с ним, – вызвался Джордж, но вдруг улыбка застыла на его губах. Он уставился на что-то за ее спиной так, будто увидел привидение, и Эдвина, склонившись к брату, схватила его за руку.

– Что такое, Джорджи?

Он просто куда-то молча смотрел, но через минуту указал рукой на что-то лежавшее на полу и, сорвавшись с места, бросился вперед, схватил это и подал Эдвине. Это была миссис Томас, кукла их сестры, вне всякого сомнения. Однако поблизости не было детей, а взрослые ничего не могли объяснить: никто не заметил, что за девочка ее потеряла.

– Она должна быть где-то здесь!

Эдвина принялась взволнованно озираться вокруг. На глаза попадались дети, но Алексис среди них не было. Вдруг ее сердце болезненно сжалось: она вспомнила, что такая же кукла была у Аллисон, с которой ее сестра подружилась на «Титанике». Она сказала об этом Филиппу, но тот покачал головой. Он бы узнал эту куклу где угодно! С ним согласились и Джордж, и Фанни.

– Как же ты не помнишь, Эдвина? Сама же сшила ей платье из остатков ткани от своего, – заметил Филипп. Она вспомнила, и по щекам ее потекли слезы. Какая жестокая насмешка судьбы, если кукла уцелела, а ее хозяйка – нет!

– Где Алексис? – захныкала Фанни, глядя на сестру огромными отцовскими глазами.

– Я не знаю, – честно ответила Эдвина.

Куклу она так и держала в дрожащей руке, оглядываясь по сторонам, но напрасно.

– Она где-то прячется? – спросила Фанни, отлично зная сестру, но на этот раз Эдвина не улыбнулась.

– Я не знаю. Надеюсь, что да.

– А мама и папа тоже? – Фанни пребывала в таком замешательстве, что глаза Эдвины опять наполнились слезами.

Они не нашли Алексис и час спустя, и Эдвине пришлось вернуться в лазарет к Тедди, с куклой в руках, оставив Фанни с Джорджем и Филиппом. При виде куклы малыш подозрительно взглянул на сестру и спросил:

– Лекси? Зачем ты принесла ее куклу? Я что, девчонка?

Мимо проходила одна из медсестер, и Эдвина спросила:

– Вы не поможете мне разыскать… я ищу… Мы не смогли найти нашу шестилетнюю сестру, и я подумала… Она была с нашими родителями… – Она не могла заставить себя произнести страшные слова, но медсестра поняла и, коснувшись плеча Эдвины, подала ей список.

– Здесь перечислены все, кого мы взяли на борт, в том числе дети. Возможно, во вчерашней суматохе вы ее просто не нашли. Но почему вы решили, что она на корабле? Вы видели, как она садилась в шлюпку?

– Нет, – покачала головой Эдвина и протянула куклу. – Вот, смотрите… она никогда с ней не расставалась. – Бегло просмотрев список, она не нашла в нем Алексис и совсем пала духом.

– Вы уверены, что это ее кукла?

– Конечно. Я сама сшила для нее платье.

– Может, куклу просто нашла другая девочка?

– Может быть. – Эта мысль Эдвине не приходила в голову. – Но разве здесь нет детей, которые остались без родителей?

Она знала, что в лазарете есть несколько детей, которые не могли сказать, как их зовут, но Алексис достаточно взрослая, чтобы назвать свое имя, если бы захотела… и была в состоянии. И Эдвине вдруг представилось, как девочка бродит по кораблю, безымянная и потерянная, понятия не имея, что родные братья и сестры совсем рядом. Но медсестра, выслушав Эдвину, покачала головой и сказала, что это маловероятно.

День был в разгаре, а Эдвина все мерила шагами палубу, пытаясь не вспоминать страшное – огромный силуэт «Титаника» на фоне ночного неба перед тем, как рухнуть в пучину, и закрывшая горизонт корма. И вдруг она увидела горничную миссис Картер, которая вывела на прогулку детей. У Люсиль и Уильяма был такой же испуганный вид, как и у других детей на корабле, а третий ребенок и вовсе прятался за юбки мисс Серепек, вцепившись в ее руку. Казалось, девочка опасалась сделать хоть шаг по палубе… Вдруг она обернулась, и Эдвина, увидев ее лицо, с криком бросилась навстречу, схватила на руки и сжала в объятиях с такой силой, на какую оказалось способна, и зарыдала так, будто у нее разрывалось сердце. Это была Алексис. Она нашла сестру!

Эдвина держала испуганную сестру на руках, гладила по голове, целовала, а мисс Серепек тем временем пыталась объяснить, как все произошло. Когда Алексис бросили в шлюпку номер четыре, миссис Картер догадалась, что девочка осталась без родных, и взяла на себя обязательство заботиться о ней, пока не доберутся до Нью-Йорка. А еще, добавила вполголоса мисс Серепек, за два дня эта девочка не произнесла ни слова. Они не знали ни ее имени, ни фамилии, ни откуда она – девочка отказывалась говорить. Миссис Картер надеялась, что кто-нибудь из родных отыщет ее в Нью-Йорке. Ее хозяйка будет очень рада, продолжила мисс Серепек, что у девочки отыскалась на корабле мать. При этих словах Алексис начала озираться по сторонам, очевидно, в поисках Кейт, и Эдвина, мягко покачав головой, прижала сестру к себе.

– Нет, детка, мамы с нами нет.

Это были самые страшные слова в ее жизни, и Алексис попыталась вырваться, наклоняя голову, чтобы не слышать того, что ей говорят, но Эдвина только крепче прижала ее к себе: они уже и так едва не потеряли сестренку. Обрушив на мисс Серепек массу благодарностей, она пообещала зайти к миссис Картер и поблагодарить за то, что не оставила бедную Алексис. Но когда Эдвина с сестрой на руках возвращалась в салон, девочка лишь смотрела на нее несчастными глазами и по-прежнему молчала.

– Я тебя люблю, дорогая! Я так тебя люблю! Все мы очень волновались из-за тебя! – По щекам Эдвины текли слезы. Они ее нашли! Это был настоящий дар Небес, но как же ей хотелось найти родителей и Чарлза… Может, сидят где-нибудь в уголке! Опять появилась надежда, что они не погибли. Могло же такое случиться…

Эдвина показала ей любимую куклу, и Алексис проворно ее схватила, прижала к лицу, но опять-таки молча. Не сказала она ни слова и Филиппу, который радостно закричал при виде сестры. Ее вниманием завладел Джордж: глядя на сестру в изумлении, он тихо сказал:

– Я думал, ты пропала, Лекси. Мы всюду тебя искали!

Девочка не отвечала, лишь внимательно смотрела на него. В ту ночь она спала на его матрасе, одной ручкой вцепившись в руку брата, а другой прижимая к себе куклу. Филипп присматривал за ними. Эдвина опять дежурила в лазарете при Фанни и Тедди, хотя Фанни была здорова, да и Тедди пошел на поправку, хотя все еще сильно кашлял всю ночь напролет. Она звала с собой и Алексис, но та лишь мотала головой. Тогда Эдвина пришла в салон и легла на узкий матрас Джорджа. Мальчик наблюдал за сестрой, пока та спала, и ему казалось, что он видит мать. Потом Эдвина ушла, а он все же заснул, и ему приснились родители. И вдруг среди ночи его разбудил плач Алексис. Он обнял сестренку, принялся успокаивать, но она плакала не переставая.