Текст книги "Большая девочка"

– Да и не надо, пап! Я и не рассчитывала на вашу помощь. Другие как-то живут на учительскую зарплату, значит, и я проживу.

– Но зачем?! Я уже на той неделе могу организовать тебе несколько собеседований. – Отец, казалось, не слышал ее и продолжал твердить о «настоящей» работе за приличные деньги.

– Спасибо за предложение, – отозвалась Виктория, – но меня вполне устраивает то, что есть. Если окажется, что прожить на эти деньги невозможно, никогда не поздно поменять работу. К тому же я всегда могу подработать летом и немного подкопить.

– Ты просто жизни не знаешь. Навоображала себе воздушные замки! Может, в двадцать два года тебе это и кажется нормальным, но поверь мне, в тридцать или сорок ты пожалеешь о своем выборе. Если хочешь, устрою тебе собеседование в рекламном агентстве.

– Я не хочу работать в рекламе! – твердо заявила Виктория. – Я хочу быть учителем! – Она говорила это отцу уже в тысячный раз. В ответ тот раздраженно пожал плечами, а сестры надели наушники и стали смотреть фильм. Виктория была рада, что разговор с отцом окончен. Родителей интересуют только две вещи – ее фигура и ее заработок. Правда, время от времени они задавали ей вопрос о личной жизни, отсутствие которой, по их убеждению, было следствием пункта первого – ее полноты. Всякий раз, как поднималась эта тема, отец говорил, что стоит ей похудеть – и она тут же найдет себя парня. Виктория знала, что это отнюдь не главное, недаром столько стройных девчонок с идеальными фигурами, вдвое тоньше ее, кукуют в одиночестве. А толстухи прекрасно выходят замуж или по крайней мере вовсю крутят любовь. Она уже убедилась, что романтические отношения не связаны с весом, тут имеет значение множество других факторов. В ее случае играла негативную роль заниженная самооценка, сформировавшаяся из-за бесконечных тычков родителей. Они никогда не гордились ее достижениями и ни разу не были ею по-настоящему довольны, хотя и говорили на выпускной церемонии, как они рады тому, что их дочь получила диплом Северо-Западного университета. Но тут же добавляли, что лучше бы это был Университет Лос-Анджелеса или Южнокалифорнийский.

Что бы Виктория ни делала, они ни в чем ее не поддерживали. Им и в голову не приходило, что их постоянное недовольство оскорбительно и именно из-за этого дочь наотрез отказывается жить в Лос-Анджелесе. Викторию вполне устраивало, что их будет разделять целая страна, тогда ей придется видеться с родителями лишь на День благодарения да на Рождество, а когда-нибудь и эта необходимость отпадет. Сейчас ей хотя бы приятно видеться с Грейси. Когда же сестра уедет от родителей, навряд ли Виктория вообще станет их навещать. Они сумели оттолкнуть дочь от себя, а сами этого даже не заметили.

Из аэропорта сестры ехали в машине на заднем сиденье. Мать и отец вдохновенно обсуждали предстоящий ужин. Джим предложил зажарить стейки на гриле, он повернулся назад и подмигнул дочерям.

– Тебя, Вик, могу не спрашивать, я и так знаю, что ты голодна. А вот ты, Грейси, не возражаешь против барбекю? – Огорченная отцовской бестактностью, Виктория отвернулась к окну. Вот как к ней здесь относятся, вот кто она для них – вечно голодная толстуха!

– Я не против, папа, – неуверенно отозвалась Грейси. – А если тебе лень возиться, можем заказать что-нибудь китайское. Да и вообще, если вы с мамой устали, мы с Викторией можем вдвоем куда-нибудь сходить. – Девушки куда охотнее провели бы вечер без родителей, но боялись их обидеть. Джим же заверил, что с удовольствием займется стейками, если только ему не придется их есть вдвоем с Викторией, и остальные поддержали их. За каких-то пять минут он умудрился дважды обидеть старшую дочь. Ничего себе лето начинается! Что ж, понятно – дома все осталось по-старому. Несмотря на четыре года в колледже и полученный диплом, дома считают ее ненасытной обжорой.

Вечером они сидели в саду позади дома и ели зажаренное на гриле мясо. Кристина, впрочем, отказалась от стейка и ограничилась салатом. Она сказала, что наелась в самолете. А Грейси с Викторией и, разумеется, отец с удовольствием поглощали мясо. Грейс взяла себе печеную картошку, а Виктория не стала и только положила себе на тарелку салата.

– Ты не заболела? – с подчеркнуто озабоченным видом спросил ее отец. – В первый раз вижу, чтобы ты отказывалась от картошки.

– Пап, со мной все в порядке, – тихо ответила Виктория. Ее бесили его шутки, тем более что она уже приняла решение сесть на диету с первого дня каникул. Она даже отказалась от мороженого, чем, скорее всего, уберегла себя от новых нападок.

После ужина девочки устроились в комнате Грейси и включили музыку. Хотя в силу разницы в возрасте их вкусы не во всем совпадали, но все же многое из того, что нравилось Грейс, было по душе и Виктории тоже. Как же хорошо, что у нее есть любящая и любимая сестренка!

В это лето они много времени проводили вместе, особенно после того, как у Грейс начались каникулы. На День памяти павших вся семья ездила на уик-энд в Санта-Барбару. Виктория с удовольствием сама водила машину. Она вместе с Грейс ездила и по делам, и прогуляться, и целых два месяца сестры были неразлучны. Виктория повидалась кое с кем из своих одноклассников, некоторые из них тоже приехали домой после выпуска, другие еще учились в местных вузах. Близких друзей у нее не было, но радовало каждое знакомое лицо, особенно в преддверии скорого отъезда. Двое ее одноклассников продолжали учебу, и Виктория подумала, что, может быть, в будущем она последует их примеру в Нью-Йоркском или Колумбийском университете. Она повидалась с несколькими ребятами из своего класса. Никто из них раньше не обращал на нее особого внимания, но сейчас один ее бывший одноклассник пригласил ее на ужин и в кино, но оказалось, что им и говорить-то не о чем. Этот парень пошел в риелторы и не интересовался ничем другим, кроме денег. Известие о том, что Виктория выбрала работу учителя, не произвело на него никакого впечатления. Казалось, единственным человеком, готовым за нее порадоваться, оставалась сестра, которая считала, что учитель – действительно серьезная и благородная профессия. Для всех остальных она была дурехой, и все считали своим долгом сообщить, что она всю жизнь будет беднее церковной мыши.

Для Виктории же это лето, проведенное дома, означало возможность на долгие годы пополнить запас милых сердцу воспоминаний. Они с Грейси делились мечтами, страхами и надеждами и по секрету жаловались друг другу на родителей. Грейси считала, что ее чересчур опекают, и еще ее раздражало, как мама с папой ею хвастаются. У Виктории к отцу с матерью имелись претензии противоположного свойства: ее, наоборот, никогда не хвалили. Сестры будто выросли в двух разных семьях. Как будто их растили не одни и те же самые родители. И хотя невольной причиной того, что Виктория оказалась лишней и как будто невидимой в родной семье, была Грейси, она не держала на сестренку обиды и продолжала любить в ней ту крохотную девочку, которая однажды явилась к ней словно ангел с небес.

А для Грейси это лето, проведенное вместе с Викторией, стало последней возможностью всласть пообщаться с ненаглядной старшей сестрой. Каждое утро они вместе садились завтракать и без конца смеялись. Виктория возила Грейс с подружками в бассейн, играла с ними в теннис, причем всякий раз проигрывала – подружки Грейс были легче и проворнее. Она возила Грейси по магазинам и помогала выбирать вещи к новому учебному году, они вместе решали, что стильно, а что – нет. Вместе они листали журналы мод и обменивались впечатлениями. Ездили в Малибу и на другие пляжи, а иногда просто лежали в гамаках в саду и ничего не говорили, каждой клеточкой ощущая свое родство и наслаждаясь им.

Для Кристины это было лето отдыха, ведь младшей дочерью занималась Виктория, и она с радостью проводила время в свое удовольствие: не «пасла» дочерей, а ездила играть с подругами в бридж, который по-прежнему оставался ее любимым развлечением. Джим, несмотря на бурные протесты Виктории, все-таки устроил ей несколько собеседований, чтобы помочь найти «приличную» работу, получше той, что ждала ее в Нью-Йорке. Виктории было ужасно неловко тратить понапрасну чужое время, да и терять свое. Джим однажды даже накричал на нее, обозлившись на ее упрямство. Он обвинял дочь в глупости, кричал, что никогда ей ничего не достичь в этой жизни, работая в школе. Что ж, к подобным выпадам с его стороны Виктория давно привыкла, теперь ее этим не проймешь. В родной семье она никогда не была предметом гордости, в лучшем случае – насмешек, а чаще всего ее просто не замечали.

Как-то она призналась Грейси, что, будь у нее деньги, она бы, пожалуй, сделала пластику носа, может, когда-нибудь она так и поступит. Ей нравятся такие носики, как у Грейси, и хочется иметь такой же или какой-нибудь не менее симпатичный. Растроганная Грейси сказала, что Виктория и так красивая, и нос у нее нормальный. Грейси она нравилась и такой. Всю жизнь сестры испытывали друг к другу эту беззаветную любовь, она согревала и поддерживала обеих. Отец с матерью их тоже любили, но их любовь необходимо было заслужить – будь то внешним видом, достижениями (точнее – тем, насколько они отвечают их критериям успеха) либо способностью стать более успешными в глазах окружающих. Грейси всю жизнь купалась в похвалах, ею всегда можно было похвастаться. А Виктория, такая непохожая и такая другая, не чувствовала их любви. Ее любила только Грейси, согревала своей любовью старшую сестру, которую боготворила. Виктория тоже обожала Грейси и только молилась, чтобы она не стала такой, как их родители. Как бы она хотела увезти сестренку с собой! Обе с ужасом ждали того дня, когда Виктории надо будет улетать в Нью-Йорк.

Грейс помогла Виктории подобрать себе гардероб, чтобы хорошо выглядеть в глазах будущих учеников. На этот раз Виктории удалось выдержать диету, и к началу августа она уже влезала в двенадцатый размер. Правда, вещи двенадцатого размера были тесноваты, но носить уже можно. За лето ушло несколько фунтов, чего не желал замечать отец и продолжал до последнего дня приставать к дочери с вопросом, не собирается ли она худеть. Не заметила этого и Кристина, вечно недовольная дочкиной фигурой, сколько бы та ни весила. Ярлык, навешенный ей родителями еще в детстве, так и остался при ней. Она была и оставалась для них «большой девочкой», то есть толстухой. Виктория была убеждена, что каков бы ни был ее вес, родители продолжали бы считать ее «большой девочкой». Любые ее неудачи подробно обсуждались, а достижения оставались незамеченными. Они гордились лишь успехами младшей дочери. Такие вот у нее родители.

Последнюю неделю перед отъездом Виктории семья провела на озере Тахо. Время прошло замечательно. Отец снял чудный домик. Несмотря на ледяную воду, девочки с упоением катались на водных лыжах, а отец правил катером. Грейси заявила сестре, что главный плюс в ее работе – это возможность проводить лето вместе, а Виктория пообещала устроить ей экскурсию по Нью-Йорку. Еще ей очень хотелось показать сестре школу Мэдисон, может быть, даже дать поприсутствовать на своем уроке. Если, конечно, начальство не воспротивится. Но это дело будущего.

И вот настал день отъезда. Обе сестры нервничали – ведь им предстояло проститься надолго. По пути в аэропорт все хранили непривычное молчание. Накануне всю ночь девушки провели без сна, лежа в одной кровати, чтобы удобнее было разговаривать. Виктория предложила сестренке занять ее комнату, но Грейси наотрез отказалась: она не хотела лишать сестру своего места, когда та будет приезжать погостить. В аэропорту они долго стояли обнявшись, у обеих по щекам катились слезы. Несмотря на все клятвы и обещания, обе понимали, что отныне все будет иначе. Виктория начинает взрослую жизнь в другом городе, и Грейс понимала, что так для нее будет лучше. Единственное, что, они знали, останется неизменным, – это их любовь и взаимная привязанность. Все остальное изменится навсегда. Так и должно быть. Стóит Виктории сейчас ступить на борт самолета – и она станет самостоятельной и взрослой. Теперь домой она будет приезжать только в гости. Ничто ее больше не связывает с этим домом, только болезненные воспоминания да сестренка Грейси. Момент появления Виктории на свет не стал для ее родителей счастливым. Виктория не оправдала родительских ожиданий и оказалась непохожей ни на одного из них, и они лишили ее своей любви – безотчетной и преданной родительской любви. Джим и Кристина были недовольны внешностью дочери, ее несходство с собой воспринимали как предательство, простить которое оказалось выше их сил. Да они и не пытались что-нибудь изменить, поддержать. Вместо этого они поднимали ее на смех, подкалывали ее или попросту обходили своим вниманием. Нет, они не были плохими родителями и честно выполняли свой родительский долг – заботились о старшей дочери. Но к ее душе ни один из них даже не попытался проложить дорогу. Виктория всегда чувствовала себя нежеланной и не оправдавшей надежд.

– Береги себя, милая, и не забывай звонить, – напутствовала мать, по привычке лишь слегка прижав к себе Викторию, как будто дочь была для нее слишком крупной и у нее не хватало рук обнять ее покрепче. Кристина была одной из тех женщин, которым природа недодала сердечного тепла. Ее чувств хватало только на мужа. Ему когда-то она отдала себя целиком, а на дочерей, даже младшую, души уже недоставало. Вот почему она всегда с радостью перепоручала заботу о Грейси старшей дочери.

– Уйдешь из школы – я найду тебе работу, не беспокойся, – пообещал отец, обнимая дочь. – Это у тебя ненадолго! – с улыбкой заверил он. – Голодать быстро наскучит. – Но Джим тем не менее сунул в руку Виктории чек на тысячу долларов. Щедрому подарку отца Виктория очень обрадовалась. Будет хоть чем заплатить за жилье, которое ей еще предстояло найти.

Они в последний раз обнялись с Грейс, и Виктория зашагала к зоне досмотра. Обернувшись, она увидела, что Грейси вздрагивает от рыданий, а отец обнял маму за плечи. Грейси стояла в сторонке, и они с Викторией обменялись понимающими взглядами. Приложив руку к губам, она послала сестре воздушный поцелуй и зашагала вперед, к новой жизни. Теперь годы, прожитые в Лос-Анджелесе, окончательно остались в прошлом.

Глава 8

На поиски жилья у Виктории ушло две недели, к концу первой она даже запаниковала. Нельзя же вечно жить в отеле, хоть ее и выручал папин чек. На жилье у нее были накоплены деньги от подработок летом и в весенние каникулы, а жить она будет на учительскую зарплату. Она позвонила в школу и спросила, нет ли среди учителей женщины, которой нужна соседка по квартире, но ей ответили, что таких нет. Тогда она позвонила в модельное агентство, где работала минувшим летом, и один из знакомых ей сотрудников сказал, что его друзья как раз ищут, кого бы взять на подселение. Он дал Виктории нужный телефон, и она сразу же перезвонила. Оказалось, что квартира находится в районе Восточных Восьмидесятых улиц, довольно близко от школы. Трое человек – два парня и девушка – искали четвертую соседку. Квартира была большой, а вот арендная плата была вполне приемлемой для Виктории. Она договорилась, что вечером того же дня, когда все вернутся с работы, подъедет посмотреть. По чудесному стечению обстоятельств квартира оказалась всего в шести кварталах от школы. Но прежде чем радоваться, надо было увидеть все своими глазами. Пока все складывалось настолько хорошо, что Виктория боялась поверить в удачу.

Дом был еще довоенной постройки, но в приличном состоянии, хотя явно знавал лучшие времена. Он стоял на Восточной Восемьдесят второй улице, рядом с рекой. Входная дверь внизу была заперта, и Виктории пришлось звонить, чтобы попасть внутрь. Она поднялась на лифте. Площадка была слабо освещена, но чистая. Дверь Виктории открыла молодая женщина лет тридцати в спортивном костюме. Она представилась как Банни – уменьшительное от Бернис (как выяснилось, она терпеть не могла свое полное имя), а работала она в картинной галерее где-то на окраине. Соседи-мужчины тоже были дома, специально приехали пораньше, чтобы познакомиться с Викторией. Одного звали Билл, он был однокашником Банни по колледжу и работал аналитиком на Уолл-стрит. Он рассказал, что собирается жениться, так что на следующий год съедет. По большей части он живет у невесты. Второй, по имени Харлан, гей, после получения диплома работал в Институте костюма музея «Метрополитэн». Он уже год жил в этой квартире. Все трое производили впечатление серьезных и приятных людей. Виктория рассказала, что будет преподавать в школе Мэдисон. Билл предложил Виктории бокал вина, они немного поговорили, а потом Банни отправилась к своим тренажерам. Виктория отметила про себя, что фигура у нее была что надо. Ребята оказались вполне симпатичными. Харлан обнаружил превосходное чувство юмора, говорил с протяжным южным говором и напомнил Виктории Бо, с которым после неудавшегося романа она больше так и не виделась. Родом Харлан был из штата Миссисипи.

Квартира оказалась большой и светлой, с просторной гостиной, маленьким кабинетом, столовой, кухней и четырьмя спальнями. Планировка квартиры была просто идеальной. И, что было существенно, она подпадала под действие закона об ограничении арендной платы. Свободная спальня оказалась небольшой, но очень удобной по пропорциям. Виктории было сказано, что она может приглашать гостей, хотя остальные постояльцы делали это редко и по вечерам часто отсутствовали. Все жильцы не были нью-йоркцами. Предназначавшаяся Виктории комната была пустой – без мебели. Харлан предложил ей последовать его примеру и съездить в «ИКЕА». Поскольку арендная плата лимитировалась законом, то Виктории, даже с ее скромным заработком, она была вполне по карману. Район же производил впечатление спокойного и безопасного, без крупных и шумных торговых центров и ресторанов. Ребята сказали ей, что в их доме по большей части живет молодежь и старички-старожилы. Викторию это вполне устраивало, и она прямо спросила, не возражают ли они против ее кандидатуры, на что новые знакомые дружно замахали руками. Банни еще перед уходом успела дать добро. К тому же ее знакомый из модельного агентства рекомендовал ее как славную девчонку и порядочного человека. Так Виктория нашла себе жилье. Со счастливой улыбкой Виктория пожала будущим соседям руки, задатка от нее они не потребовали, а въезжать она могла хоть сегодня, надо только купить хотя бы кровать. И еще Харлан сказал ей о фирме, которая прямо в день обращения может доставить матрас, нужно только сообщить им номер своей кредитки. Словом, добро пожаловать в Нью-Йорк!

В качесте арендной платы за первые два месяца Виктория выписала чек, а взамен получила связку ключей и радостная отправилась в отель. Теперь у нее есть работа, жилье и новая жизнь. Единственное, что осталось сделать, это купить мебель в спальню, и можно въезжать. Вечером она позвонила домой, чтобы поделиться новостью, и Грейси обрадовалась за сестру. Отец дотошно выспрашивал, где находится квартира и что за люди в ней живут. Маму насторожило наличие двух соседей-мужчин. Виктория успокоила, сказав, что один из них обручен, а другого женщины не интересуют и что все трое ее будущих соседей производят впечатление очень приятных людей. Родители были в своих оценках осторожны. Они бы предпочли, чтобы дочь жила одна, чем в компании с незнакомыми людьми, но в то же время понимали, что это ей не по карману, а оплачивать ей отдельную квартиру в Нью-Йорке отец не собирался. Пора ей самой пробиваться в жизни.

На следующий день Виктория наняла пикап и отправилась в магазин «ИКЕА». Купила мебель в спальню и поразилась, как мало потратила денег. Она подобрала в комнату две лампы, ковер, шторы, два настенных зеркала, кровать, удобное кресло, две тумбочки, симпатичный комод и еще гардероб с зеркалом, поскольку в спальне был только один небольшой встроенный шкаф. Теперь у нее появилась надежда, что все свои вещи она сумеет разместить в шкафах. Правда, всю эту мебель надо было еще собрать, но Харлан успокоил ее, сказав, что с этим прекрасно справится мастер, обслуживающий дом, надо будет только отблагодарить его чаевыми.

В магазине загрузили покупки в машину, и уже через час Виктория находилась возле дома и с помощью водителя выгружала мебель. Еще часом позже все было поднято на этаж и, как обещал Харлан, явился мастер с инструментами и приступил к сборке. Виктория по телефону заказала матрас, который доставили сразу же. Вся вторая половина дня прошла в расстановке мебели, постельное белье у нее было приготовлено, полотенца тоже имелись, но прямо из магазина, а Виктория хотела их сначала простирнуть – для этой цели в подвальном помещении дома были стиральные машины для всех жильцов. Все было собрано уже к шести часам, когда вернулась с работы Банни. Виктория наконец смогла присесть и с удовлетворением обвела глазами свою комнату. Мебель и шторы она купила белые, ковер – синий с белым, и в целом все выглядело очень по-калифорнийски. Даже покрывало и диванные подушки она выбрала в полоску – белую и синюю. А в углу комнаты стояло удобное синее кресло, где можно было устроиться с книгой, если не захочется сидеть в гостиной, и рядом – небольшой телевизор, который можно смотреть, лежа в кровати. Что ни говори, а папин чек пришелся очень кстати. Виктория пребывала в радостном возбуждении и улыбалась, когда вошла Банни.

– Вижу, ты уже устроилась, – с улыбкой сказала Банни. – Здорово! Мне нравится.

– Мне тоже, – сказала Виктория. Наконец-то у нее появилось настоящее жилье! До этого она ведь жила только в общежитии, а эта комната была и больше, и уютнее. А ванная у нее будет общая с Банни. Другая ванная и туалет находились в распоряжении мужчин. Виктория уже заметила, что в ванной Банни царит безукоризненная чистота и порядок.

– Сегодня останешься здесь ночевать? – поинтересовалась Банни. – Если нужно помочь распаковаться – обращайся, я дома.

– Мне еще надо забрать вещи из гостиницы. – Из номера Виктория выписалась еще утром, чтобы не платить за лишние сутки, а свои вещи оставила внизу, у портье. – Чуть позже я за ними съезжу.

Скоро вернулись с работы мужчины и тоже выразили свое одобрение. Комната действительно стала уютной и современной. Харлан даже сказал, что теперь она напоминает какой-нибудь симпатичный летний домик в Малибу. К слову, среди купленных Викторией вещей была вставленная в раму фотография песчаного пляжа у синей кромки воды, и эта умиротворяющая картинка уже нашла свое место на стене. Окна выходили на улицу, а сам дом стоял на северной стороне. Соответственно комната Виктории была обращена окнами на юг, так что в ней будет много солнца.

Билл, Банни и Харлан в один голос заявили, что сегодняшний вечер проводят дома, собираются готовить ужин и приглашают ее присоединиться, и Виктория поспешила сдать арендованный фургон и забрать вещи из отеля, чтобы успеть к ужину.

Когда она вернулась, в квартире витали аппетитные ароматы. Судя по ним, трое ее соседей были неплохими кулинарами. С ними была и невеста Билла – Джули, и, когда вернулась Виктория со своими четырьмя чемоданами, молодые люди находились на кухне, где потягивали вино и от души веселились. Виктория привезла с собой весь зимний гардероб – вдруг понадобится раньше, чем она окажется дома на День благодарения. Банни похвалила ее за предусмотрительность – ведь в Нью-Йорке уже в октябре бывают очень холодные дни.

Виктория поставила на стол купленную по дороге бутылку испанского вина. Все одобрили выбор, и бутылка была немедленно откупорена. Одну они уже успели прикончить, что было несложно для компании из четырех человек. Еще Виктория хотела было купить мороженого, но удержалась, памятуя о своей строгой диете. Переезд, конечно, дело непростое, и Виктория порядком устала, но она была в чудесном настроении – в ее жизни начинался новый этап.

Ужинать сели в десять часов, когда все проголодались. Сегодня готовила в основном Банни, а мужчины перед ужином еще успели сходить в спортзал. Все они занимались на тренажерах и были в отличной форме, включая невесту Билла Джулию – у нее тоже была потрясающая фигура. Работала она, как выяснилось, в косметической фирме. Новые друзья поздравили Викторию с началом ее самостоятельной жизни. В отличие от родителей, они оценили место ее работы – о престижной школе они кое-что слышали.

– Меня дети повергают в ужас, – призналась Банни. – Стоит им появиться у нас в галерее, как я тут же стараюсь скрыться. Вечно они что-нибудь разобьют, а мне потом расхлебывай. – Банни рассказала и о себе – она окончила отделение изобразительного искусства – и о своем друге. Приятель Банни учился в Бостонском университете на юриста, и они по очереди ездили друг к другу на уик-энд.

Жизнь у каждого из новых друзей Виктории складывалась вполне успешно. За ужином Харлан рассказал, что въехал в эту квартиру, когда расстался со своим партнером, и сейчас у него на личном фронте затишье, он ни с кем не встречается. Виктория честно призналась, что у нее тоже никого нет и пока из ее романов ничего не вышло. В глубине души она была не согласна с отцовской теорией, что причиной всему ее внешность и лишний вес. У нее было такое ощущение, что над ней висит проклятие. Отец считал ее недостаточно привлекательной, мама говорила, что она слишком умна, а это отпугивает мужчин. Некрасивая или умная – суть в том, что пока никто не терял из-за нее голову, да и она тоже. Все, что с ней до сих случалось, Виктория расценивала как сиюминутное увлечение, если не считать злополучной истории с Бо, скоротечного романа с физиком и еще нескольких легких увлечений, так ничем и не окончившихся. Она надеялась, что в Нью-Йорке ей повезет больше. Собственно, везение уже началось – она нашла прекрасное жилье и троих великолепных соседей. Они ей действительно были очень симпатичны. И сегодняшний ужин тоже удался на славу. Банни приготовила паэлью со свежими морепродуктами – идеальная еда в жаркий летний день. И еще она сделала сангрию, которую они пили, когда кончилось вино. А предварял все это пиршество испанский холодный суп – гаспаччо. На десерт было сливочное мороженое с шоколадной крошкой, и на сей раз Виктория не смогла удержаться, ведь это было ее самое любимое.

– Все равно что соблазнять наркомана героином, – сетовала Виктория, положив себе пару ложечек из передаваемой по кругу большой упаковки. Паэлья была такой вкусной, что тарелки были вылизаны дочиста. А теперь и не менее вкусный десерт...

– Я тоже обожаю мороженое! – признался Харлан, хотя по его виду этого никак сказать было нельзя. Скорее, можно было подумать, что он не ел лет десять, хотя при его высоком росте он мог себя не особенно ограничивать. Виктория же давно не лакомилась мороженым и сегодня была не в силах сдержаться. В конце концов, и повод есть. А потом она мысленно похвалила себя за то, что не взяла добавки, хотя и первая порция была немаленькая. Впятером они быстро разделались с мороженым, да и вообще тут никто себя ни в чем не ограничивал. Все ребята были в превосходной физической форме и подтвердили, что усердно посещают спортзал, тем более что, по словам Билла и Банни, это отлично снимает стресс. Харлан же признался, что терпеть не может тренажеры, однако тоже занимается, чтобы поддерживать форму. И еще Банни сказала, что они подумывают, не купить ли вскладчину беговую дорожку, чтобы не ходить каждый день в зал. Виктории эта идея пришлась по душе. Если такой тренажер появится в квартире, ей уже не отвертеться, хочешь не хочешь, а придется заниматься. Это была живая, энергичная компания, полная планов, идей и прожектов. Виктория уже сейчас радовалась тому, что станет делить с ними кров. Уж во всяком случае, интереснее, чем куковать одной в крохотной квартирке. Здесь в ее распоряжении и места больше, и компания прекрасная. А захочется уединиться – можно уйти к себе в комнату, которая теперь стала такой уютной. Она была в восторге от новой мебели, от всех мелочей, которые она подобрала в «ИКЕА», и от того, как они замечательно смотрятся в ее комнате. Виктория от души поблагодарила Харлана за дельный совет.

– Всегда к вашим услугам, – улыбнулся он. – Я одно время подрабатывал оформлением витрин. Все витрины в Сохо и в салоне «Шанель» – моих рук дело. Вот вырасту, – пошутил он, – стану дизайнером интерьера. Но в данный момент я по горло занят в Институте костюма. Однако в голове у меня всегда полно всяких идей и проектов. – По всему было видно, что Харлан – человек очень творческий. И его манера одеваться Виктории тоже нравилась.

Виктория сидела за столом с этими симпатичными людьми и думала о том, что, живя с такими соседями и присоединившись к ним в спортзале, она, возможно, и сумеет войти в форму. Может, теперь у нее появится отличный стимул, надо только взять себя в руки и не есть сладкого. Вон ребята все какие стройные. Виктория всю жизнь таким завидовала. Она-то всегда была крупной девушкой, это уж спасибо прабабушке по отцовской линии, а большая грудь придавала ей тяжеловесный вид. Вообще-то, фигура у нее была типа «песочные часы» и в другие времена вызывала бы только восхищение. Интересно, у прабабушки ноги тоже были длинные? На фотографиях этого не видно, поскольку в те времена носили юбки в пол. Кстати, теперь, после летней диеты, Виктория вполне могла опять позволить себе юбки покороче. Но только если не станет есть мороженого! Она уже корила себя за то, что не устояла перед любимым десертом. Завтра же пойдет и выберет себе подходящий тренажерный зал. Или начнет бегать. Может, Банни покажет ей зал, куда ходит сама. Неожиданно Виктория испугалась, как много ей еще надо успеть. А ведь до занятий остались считаные дни, и теперь ей предстоит начать учебный год не как студентке, а в качестве преподавателя.

Около часа ночи, вдоволь наговорившись, все разошлись по комнатам. Джули осталась ночевать у Билла. Виктория удобно устроилась на своей новой кровати и долго лежала без сна, счастливо улыбаясь. Все в комнате ей нравилось, именно о такой она всегда и мечтала. Она начинает новую жизнь, и в этой новой жизни у нее уже есть свой маленький уютный уголок. И это только начало. Теперь у нее все будет новое – работа, друзья, ученики, а возможно, и приятель. Даже представить трудно... Квартира – только первый шаг. Теперь она жительница Нью-Йорка!

Засыпая, Виктория подумала о сестренке, по которой успела соскучиться. Хотела было позвонить, но ее сморил сон. К тому же утром она с ней уже разговаривала, когда делала покупки в «ИКЕА». Грейси так радовалась за сестру! А Виктория обещала прислать ей фотографии квартиры и своей комнаты. Так она и уснула с мыслями о сестре и о том, как та приедет к ней в гости. Ей приснилось, как они с Грейси ходят по магазинам, и во сне Виктория была стройной, как если бы новая жизнь предполагала и новое тело. Ей снилось, как продавщица приносит ей платье четырнадцатого размера, на что Виктория отвечает, что она теперь носит восьмой, и все в магазине дружно ей аплодируют.