Текст книги "Тихая гавань"
Автор книги: Даниэла Стил
Жанр: Зарубежные любовные романы, Любовные романы
Возрастные ограничения: +18
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 4 (всего у книги 26 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]
Проблему ужина они с Пип решили при помощи сандвичей. Пип охотно согласилась на них, хотя у нее весь день маковой росинки во рту не было. Воцарявшаяся в доме тишина тяжело давила на грудь. Они никогда не включали музыку. Пип думала о Мэтью, гадая, где же находится Новая Зеландия, о которой он говорил. Бедняга, как же он, должно быть, скучает по детям! Ей очень жаль его. Пип радовалась, что рассказала ему об отце и Чеде. Правда, она не упоминала о болезни Чеда – почему-то ей показалось, что так будет нечестно по отношению к брату. Пип помнила, что его болезнь оставалась тайной, о которой за пределами семьи никто не знал. А уж теперь и вовсе не стоило, решила она. Ведь Чеда больше нет.
Болезнь брата наложила свой отпечаток и на нее, да и на всех в семье тоже. Жить с ним в одном доме было нелегко. Чед всегда знал, как отец мучительно стыдился его. Догадывалась об этом и Пип. Как-то раз она случайно упомянула о его болезни в разговоре с отцом. Чед тогда снова лежал в больнице. Пип никогда не забыть, как кричал на нее отец – кричал, что она не понимает, дескать, о чем говорит. Но Пип понимала. Понимала слишком хорошо, может быть, даже лучше, чем он. Она знала, как тяжело болен Чед. И Офелия тоже знала. Только один Тед отказывался это видеть. Из-за своей гордости. Тед отказывался смириться с тем, что сын неизлечимо болен. И не важно, что говорили врачи, – он упорно стоял на своем: если мальчишка будет подчиняться раз и навсегда установленным строгим правилам, то и проблем никаких не будет. А добиться этого – задача Офелии. Он вечно винил во всем жену, упорно отказываясь верить, что сын болен. И как бы плохо ни обстояли дела, Тед продолжал закрывать глаза на горькую правду.
Выходные прошли тихо. Андреа, пообещавшая снова выбраться к ним на уик-энд, передумана и не приехала. Малыш простудился, сообщила она по телефону. К вечеру воскресенья Пип просто извелась – так ей хотелось снова увидеться с Мэттом. Офелия все утро дремала на веранде. Понаблюдав за матерью около часа, Пип позвала Мусса и отправилась на пляж. Вообще говоря, она не собиралась идти на общественный пляж – она просто пошла в ту сторону. Но когда Пип спохватилась, оказалось, что она уже далеко от дома. И тогда она бросилась бежать во весь дух, отчаянно надеясь, что он еще не ушел. Мэтт сидел на том же самом месте, где и раньше, и снова рисовал, только теперь это была уже другая акварель. Снова закат солнца, но уже с ребенком – девочкой с красновато-рыжими волосами, хрупкой и тоненькой. На ней были белые шорты и розовая рубашка. На берегу возле нее бегала большая коричневая собака.
– Ой, это я и Мусс? – тихонько спросила Пип, и Мэтт вздрогнул от неожиданности.
Он не заметил, как она подошла. Помедлив немного, он обернулся. И на губах его появилась улыбка. Сегодня он ее не ждал, ведь она сказала, что ее мать уедет в город только во вторник. Но обрадовался, что она все-таки пришла.
– Может быть, дружочек. Какой приятный сюрприз! – улыбнулся Мэтт.
– Мама уснула. А мне нечего делать, вот я и решила прийти.
– Очень рад, что ты пришла. А мама не испугается, когда проснется и увидит, что тебя нет?
Пип покачала головой. Теперь Мэтт уже хорошо ее изучил, чтобы понять, что это значит.
– Она иногда спит целыми днями. Наверное, ей так лучше.
Зная об их горе, он уже больше не удивлялся. Разом потерять и мужа, и сына! Мучило его другое – погрузившись в свое отчаяние, мать Пип, похоже, не понимает, что фактически забросила дочь. Ведь ей даже поговорить не с кем, кроме разве что собаки.
Пип снова уселась на песок возле него и молча смотрела, как он рисует. Потом встала и принялась бродить по берегу возле самой воды в поисках раковин. Мусс кругами носился возле нее. А Мэтт, бросив рисовать, наблюдал за ними. Ему нравилось смотреть на Пип, она была очаровательной, словно существо из какого-то другого мира. Порой Пип напоминала ему русалочку, выбравшуюся из моря, чтобы потанцевать на берегу. Или загадочного лесного эльфа. Мэтью так засмотрелся, что не заметил направляющуюся к ним женщину. Когда он обернулся, она стояла совсем рядом. Лицо у нее было напряженным. Мэтью испуганно вздрогнул. Он понятия не имел, кто она такая.
– Почему вы следите за моей дочерью? Вы ее рисуете? Зачем? – Вспомнив наброски, которые Пип принесла домой, Офелия мгновенно догадалась, кто перед ней.
Она решила сходить на общественный пляж, отыскать Пип и заодно посмотреть, чем та занимается во время своих отлучек. Офелия не знала, как Пип проводит здесь время, но ничуть не сомневалась, что сидящий человек имеет к этому отношение, а после того как увидела на его акварели Пип вместе с Муссом, у нее уже не осталось никаких сомнений.
– У вас такая очаровательная дочь, миссис Макензи. Должно быть, вы очень гордитесь ею, – спокойно проговорил Мэтт.
Но спокойствие давалось нелегко. Немигающий взгляд женщины заставил его поежиться. Он прекрасно догадывался, о чем она сейчас думает. Нужно, конечно, разубедить ее, однако Мэтт опасался, что его попытки вызовут у нее еще худшие опасения.
– А вам известно, что ей всего одиннадцать лет?
На самом деле никто и не дал бы ей больше. По правде сказать, Пип выглядела куда моложе своих лет. Офелия недоумевала, что мужчине нужно от такой крошки, и душа ее наполнилась самыми черными подозрениями. А набросок, по крайней мере в ее глазах, служил прикрытием его намерениям. В конце концов, он мог оказаться похитителем детей. Или даже еще хуже. Но Пип по своей наивности, конечно, ни о чем не подозревала.
– Да, – чуть слышно ответил он. – Она мне сказала.
– Зачем вы разговаривали с ней? Для чего вам понадобилось ее рисовать?!
Мэтту хотелось объяснить, до какой степени одиноко чувствует себя ее дочь, но у него язык не поворачивался заговорить об этом. И тут Пип оглянулась, заметила мать и бегом бросилась к ним. На бегу она с тревогой вглядывалась в лицо матери, решив, что той, возможно, плохо. Однако очень скоро по выражению лица Офелии поняла, что если кого и надо спасать, так только Мэтта. Мать выглядела напуганной и сердитой одновременно, и Пип почувствовала неосознанное стремление вступиться за своего нового друга.
– Мам, это Мэтт, – церемонно представила она его, словно стараясь придать налет респектабельности нелепой сцене.
– Мэтью Боулз, – представился Мэтт, протянув руку Офелии.
Но она сделала вид, что не замечает ее. Вместо этого она повернулась к дочери, в ее янтарных глазах вспыхивали и гасли огоньки. Пип прекрасно знала, что это значит. Мать редко сердилась на нее, особенно в последнее время. Но сейчас она была просто вне себя.
– Сколько раз я просила тебя никогда не разговаривать с незнакомыми людьми! Никогда! Ты меня поняла?! – Офелия повернулась к Мэтту. Глаза ее сверкали. – Сказать вам, как называется то, чем вы занимаетесь? – крикнула она. – Как вам не стыдно?! Она же еще ребенок! Делаете вид, что подружились с ней, а сами используете свои так называемые портреты, чтобы соблазнить девочку! Попробуйте только близко подойти к ней, и я немедленно позвоню в полицию. Сами увидите! – выпалила она.
Лицо Мэтта исказилось, словно от боли. Но Пип тоже разозлилась не на шутку и ринулась в атаку:
– Он мой друг! Мы просто рисовали вместе. Он ничего плохого не делал. Я сама приходила на пляж, чтобы повидаться с ним.
Однако Офелия знала лучше… вернее, думала, что знает. Она нисколько не сомневалась, что мужчина мог без труда заморочить Пип голову. А тогда одному Богу известно, куда бы он ее отвел! Страшно даже подумать, что он мог с ней сделать!
– Не смей больше сюда ходить! Ты меня слышишь? Я тебе запрещаю!
В гневе язык Офелии вечно ее подводил. А ярость, с которой она набросилась на них, сразу же выдала ее галльское происхождение. Но за ее гневом прятался страх за дочь, и Мэтт хорошо это понимал.
– Твоя мама права, Пип. Ты не должна разговаривать с незнакомыми. – Мэтт повернулся к Офелии. – Простите. Я вовсе не хотел напугать вас. Уверяю, наши разговоры с Пип были совершенно невинными. Поверьте, я хорошо понимаю вашу тревогу. У меня ведь тоже есть дети.
– И где же они? – подозрительно осведомилась Офелия. Она по-прежнему ему не верила.
– В Новой Зеландии, – поспешила вставить Пип, только усложнив ситуацию. Мэтт видел по лицу женщины, что она ему не верит.
– Не знаю, кто вы такой и почему разговаривали с моей дочерью, но, надеюсь, вы поняли, что я говорила серьезно. Если я снова увижу вас с ней, то немедленно позвоню в полицию.
– Вы выразились на редкость ясно, – буркнул он, чувствуя, что начинает терять терпение.
При других обстоятельствах он бы давно поставил эту дамочку на место. Она бросала ему в лицо чудовищные обвинения, но Мэтт понимал, как расстроится Пип, если он наговорит грубостей ее матери. Конечно, ей через многое пришлось пройти, и уже поэтому она заслуживала снисходительности. И однако, в душе Мэтта закипал гнев – никто и никогда еще не приписывал ему столь мерзкие намерения. Наверное, она здорово разозлилась, решил он.
Офелия повелительно махнула Пип рукой, и девочка, беспомощно оглянувшись на него, последовала за матерью. Слезы, которые она не сумела сдержать, хлынули по щекам. Мэтту отчаянно хотелось обнять ее, но он не мог этого сделать.
– Не расстраивайся, Пип. Я все понимаю, – мягко сказал он.
– Простите… – пробормотала она, чуть не плача. Даже у Мусса был смущенный вид, словно пес чувствовал себя виноватым.
Офелия схватила Пип за руку и потащила за собой по берегу. А Мэтт грустно смотрел им вслед. Сердце его обливалось кровью от жалости к ребенку. Он и не знал, что успел до такой степени привязаться к Пип. Ему вдруг захотелось хорошенько встряхнуть ее мать, заставить ее очнуться. Конечно, он понимал ее страхи, но ведь ей нечего бояться. Все, что нужно Пип, – это человек, с которым можно поговорить. Девочка жаловалась, что мать уже много месяцев подряд почти ничего не ест, но если кто из них двоих и выглядел изголодавшимся, то только Пип.
Собрав рисунки, он сложил стул, сунул под мышку подрамник с красками и побрел назад к своему коттеджу. Лицо у него было мрачным, плечи устало ссутулились. Через пару минут он снова вышел и зашагал к заливу, где стояла его яхта. Мэтт давно уже знал, что лучший способ прийти в себя – выйти в море. Море всегда действовало на него успокаивающе.
В то же самое время по дороге к той части пляжа, что принадлежала жителям поселка, Офелия устроила Пип форменный допрос.
– Так, значит, вот ты куда исчезала из дома? Как ты вообще с ним познакомилась?
– Просто увидела, что он рисует, – защищалась Пип. По лицу ее текли слезы. – Он хороший. Я уверена.
– Но ведь ты ничего не знаешь об этом человеке. Ты даже не можешь знать, правду ли он тебе сказал. Ты не знаешь абсолютно ничего! Он когда-нибудь предлагал тебе пойти к нему? – спросила она. В глазах у Офелии мелькнул безумный страх.
– Конечно, нет! – возмутилась Пип. – Он просто показывал мне, как рисовать Муссу задние лапы! Вот и все. А в другой раз лодку.
Офелия думала, разумеется, вовсе не о том, что он мог ее убить. Пип была еще ребенком – ее могли похитить, изнасиловать… да все, что угодно! Пип доверяла этому человеку – стало быть, он мог сделать с ней все, что хотел. При одной только мысли об этом она похолодела от ужаса. Возражения Пип ничего не значили для Офелии. Дочери было всего одиннадцать лет – как она могла понять, насколько опасно вступать в разговоры с человеком, о котором она ничего не знала?!
– Держись от него подальше, – строго повторила Офелия. – И не смей уходить из дома одна – только с кем-то из взрослых. А если вздумаешь ослушаться, мы немедленно вернемся в город.
– Как ты могла обидеть моего друга?! – разозлилась Пип.
Она потеряла почти всех, кого любила, и вот теперь еще и Мэтта. А ведь он единственный, с кем она успела подружиться за много-много месяцев!
– Никакой он тебе не друг! Он просто чужой человек. Не забывай об этом. И прекрати спорить!
Оставшуюся часть пути они молчали. Войдя в дом, Офелия велела Пип идти к себе и набрала телефон Андреа. Все еще не в силах успокоиться, она выложила все подруге. Андреа слушала, не перебивая. Дождавшись, когда Офелия закончила, она принялась задавать вопросы – теперь уже не как близкая подруга, а как адвокат.
– Собираешься позвонить в полицию?
– Не знаю. Стоит ли? Вид у него вполне приличный, но ведь это же ничего не значит, правда? С таким же успехом он может оказаться серийным убийцей. Или все-таки предупредить полицию… попросить, чтобы они запретили ему приближаться к Пип?
– У тебя нет для этого достаточно веских оснований. Он ведь не предлагал ей пойти куда-то вместе с ним, не так ли?
– Пип клянется, что нет. Но возможно, он просто выжидал подходящего случая.
Офелия не могла заставить себя поверить в то, что в его намерениях не было ничего дурного. Несмотря на все уверения Пип, а может быть, именно благодаря им она просто чувствовала исходившую от него опасность. Да и с чего бы ему иначе водить дружбу с ребенком?
– Надеюсь, что нет, – поразмыслив, проговорила Андреа. – А с чего ты вообще, собственно, решила, что тут что-то есть? Он что – похож на извращенца?
– Знать бы еще, как должен выглядеть извращенец! Нет, на вид он вполне приличный человек. Рассказывал, что у него самого есть дети. Но ведь мог и выдумать. – Офелия уже почти убедила себя, что имеет дело с педофилом.
– Может, он просто общительный от природы.
– С чего бы ему вздумалось заводить дружбу с ребенком, да еще с девочкой, если на уме у него нет ничего дурного? А Пип как раз в том возрасте, который больше всего и привлекает подобных типов. К тому же она абсолютно невинна, а они это просто нюхом чуют.
– В общем, так оно и есть. Но он же не обязательно должен оказаться педофилом. Да, кстати, а он симпатичный? – На другом конце провода раздалось сдавленное хихиканье, и Офелия моментально пришла в ярость.
– Нет, ты просто невозможна!
– Да, кстати, ты не заметила, он носит обручальное кольцо? Может, он холостяк?
– Прекрати, я не желаю ничего подобного слышать! С моей дочерью пытается подружиться мужчина, который вчетверо старше ее, ты понимаешь? Зачем? Если он честный человек, то должен был подумать об этом, тем более если у него самого есть дети. Интересно, что бы он вообразил, если бы кто-то начал приставать к его дочери?!
– Понятия не имею. Почему бы тебе не вернуться и не спросить его самого? Знаешь, ты меня заинтриговала. Чем черт не шутит, может, Пип оказала тебе услугу.
– Вздор! Какую еще услугу?! Девочка едва не попала в беду, и с сегодняшнего дня она шагу не ступит из дома без меня. Имей в виду – я так и сделаю!
– Просто возьми с нее слово больше не ходить туда, вот и все. Этого будет достаточно. Пип послушается.
– Непременно. А его я предупредила, что если увижу его возле Пип, то сразу же позвоню в полицию.
– М-да, если он не насильник, а просто обычный парень, представляю, как он обрадовался. Послушай, Офелия, а тебе не кажется, что ты что-то уж слишком развоевалась? У меня сложилось впечатление, что ты еще не готова к тому, чтобы заводить новые знакомства. Тем более с мужчинами. – Новый знакомый Пип все больше интересовал Андреа. Она сама бы не могла сказать почему, но непохоже, чтобы у него на уме что-то было. А если так, то скандал, который закатила Офелия, вряд ли пришелся ему по вкусу.
– А я и не собираюсь заводить новые знакомства! – вспыхнула Офелия. – Просто не хочу, чтобы с Пип случилась беда. Я этого не переживу, понимаешь?! – Голос ее дрогнул, и Андреа показалось, что она сейчас заплачет.
– Понимаю, – мягко подтвердила она. – Для начала понаблюдай за Пип, хорошо? Может быть, ей просто немного одиноко.
Наступило молчание. Офелия плакала.
– Я знаю, ты права – ей действительно одиноко. Но я ничего не могу поделать. Чеда больше нет, он погиб, и ее отец тоже, а я… я превратилась в развалину. У меня ни на что нет сил. Мы ведь даже почти не разговариваем.
Офелия понимала, что Андреа права, но у нее не было ни желания, ни решимости снова жить дальше.
– Может быть, это и есть ответ на вопрос, для чего ей понадобилось заводить с кем-то дружбу? – предположила Андреа.
– Вообще говоря, они вместе рисовали, – упавшим голосом проговорила Офелия. На душе у нее появилась тяжесть.
– Возможно. Я бы на твоем месте как-нибудь пригласила его к себе. Поговорила бы с ним. Не исключено, что он вполне порядочный человек. Возможно, он тебе даже понравится, – успокаивала ее Андреа.
Офелия молча замотала головой.
– Не думаю, что после сегодняшнего он согласится, – буркнула она, в душе нисколько не жалея о случившемся. В конце концов, ей ведь ничего о нем не известно.
– Может, стоит извиниться? Скажи, что тебе пришлось немало пережить и поэтому нервы у тебя не в порядке.
– Не говори ерунды. Ничего подобного я не сделаю. А потом, может быть, я права. Может, он действительно педофил, кто его знает?
– Ну, тогда не ходи и не извиняйся. Но лично мне кажется, что это обычный художник, который любит детей. Учитывая, что Пип так привязалась к нему, мое предположение больше похоже на правду.
– Именно поэтому я и велела ей сидеть у себя.
– Бедный ребенок. Послушай, она же не сделала ничего плохого! Девочке просто скучно.
– Ну, с сегодняшнего дня будет скучать у себя в комнате, – буркнула Офелия. И тут же пожалела о своих словах. Пип и в самом деле скучно, и в этом ее вина, ведь она – ее мать. Детей ее возраста поблизости не было, а она, Офелия, в последнее время совсем ее забросила. Теперь они больше никуда не ходили вместе.
Повесив трубку, Офелия поднялась наверх и осторожно поскреблась в дверь Пип. Дверь оказалась закрыта. Не получив ответа, она попыталась толкнуть ее, но Пип заперлась изнутри.
– Пип? – Ответа не последовало. Офелия постучала еще раз. – Пип, можно войти?
Очень долго за дверью стояла тишина. А потом вдруг раздался тоненький, захлебывающийся слезами голосок дочери:
– Ты обидела моего друга! Ты вела себя просто ужасно! Я тебя ненавижу! Уходи!
Офелия окаменела. Она кусала губы, чувствуя себя совершенно беспомощной, хотя и считала, что сделала то, что должна была сделать. Она исполнила свой долг, но Пип ее не понимала.
– Прости. Но ведь тебе и в самом деле ничего о нем не известно, – твердо проговорила она.
– Еще как известно! Он славный! И у него тоже есть дети, только они в Новой Зеландии.
– Может быть, это неправда, – настаивала Офелия, уже понемногу начиная чувствовать себя глупо. Вести переговоры за запертой дверью! Но похоже, Пип не имела ни малейшего желания впустить ее. – Послушай, Пип, открой. Давай поговорим спокойно.
– Не хочу!
– Давай обсудим все за обедом. А потом, если хочешь, погуляем немного или просто сходим куда-то. – Офелия вспомнила, что в городке работали два ресторанчика, в которых они никогда не были.
– Ни за что! Никогда больше с тобой никуда не пойду! И не надейся!
Офелии очень хотелось напомнить Пип, что у нее никого не осталось, кроме матери, но она благоразумно промолчала. В конце концов, и у нее ведь тоже никого нет, кроме Пип. Их осталось только двое в этом мире. И обе они слишком нуждались друг в друге, чтобы ссориться.
– Почему бы тебе не открыть дверь? Я не буду заходить, если ты не хочешь. Так что тебе нет нужды запираться.
– И не подумаю! – упрямо буркнула Пип.
Прижав к груди портрет Мусса, который ей помог закончить Мэтт, она рыдала. Как мать посмела запретить ей видеться с ним? Ну ничего, вот только она уедет в город, Пип тут же удерет на пляж. Пип снова вспомнила, что мать наговорила Мэтту, и сморщилась от стыда.
Офелия долго еще уговаривала дочь. Потом наконец сдалась и отправилась к себе. Об ужине обе забыли.
Утром голод выгнал Пип из комнаты. Спустившись на кухню, она поджарила себе тост, съела хлопья и снова вернулась к себе. Она сделала вид, что не замечает матери, – молча приготовила себе завтрак и тут же ушла.
А у себя дома Мэтт всю ночь прокрутился без сна. Мысли о Пип не давали ему сомкнуть глаз. Он беспокоился о ней. Ведь ему даже неизвестно, где они живут. Извинись он перед ее матерью, возможно, тогда бы она смягчилась. Мэтт чувствовал, что не может позволить, чтобы Пип ушла из его жизни. Они были едва знакомы, но ему уже не хватало ее.
Война между Пип и ее матерью продолжалась до вечера. Обед проходил в гробовом молчании. Обеим было не по себе. Наконец, заметив, какое у Пип лицо, Офелия не выдержала:
– Ради всего святого, Пип, что в нем такого, в этом человеке?! Ведь ты едва знаешь его!
– Согласна. Но я люблю рисовать с ним. А он ничего не имеет против. Иногда мы разговариваем, иногда просто рисуем. Мне нравится быть с ним, ну как ты не понимаешь?!
– Вот это-то меня и тревожит. В конце концов, он тебе в отцы годится. Что он мог в тебе найти? Это… это как-то неестественно.
– Может, он просто скучает по своим детям. Я не знаю. Может, я ему понравилась. Мне кажется, он тоже одинок… – «Как и я», – хотелось добавить Пип, но она прикусила язык. Она тоже могла быть упрямой, если нужно. А сейчас она намерена твердо стоять на своем.
– Если тебе так уж хочется с ним рисовать, может, как-нибудь сходим вместе? Впрочем, не думаю, что он будет рад меня видеть.
После всего, что она ему наговорила, просто чудо, как он не запустил в нее подрамником! Немного успокоившись, Офелия принялась гадать, не зря ли она набросилась на него. В конце концов, она ведь чуть ли не обвинила его в попытке соблазнить ее дочь! Но, увидев их вместе, она так испугалась, что потеряла голову. В общем-то, в какой-то степени ее можно понять. Конечно, нужно было разговаривать помягче…
– Мам, так можно мне видеться с ним? – с робкой надеждой в голосе взмолилась Пип. – Честное слово, я никогда не пойду к нему домой! Да ведь он мне и не предлагал. – Ему и в голову не пришло это сделать.
– Посмотрим. Дай мне подумать. В конце концов, – трезво заметила Офелия, – после всего случившегося он, может быть, и сам не захочет, чтобы ты приходила.
– Я могу передать, что ты извиняешься, – с готовностью предложила Пип.
– Может быть, будет лучше, если ты возьмешь с собой Эми. А я приду попозже и извинюсь. Надеюсь, он будет удовлетворен.
– Спасибо, мам! – обрадованно воскликнула Пип. Глаза ее вспыхнули. Это была огромная победа!
Позже вечером они вдвоем спустились на берег моря, и Пип, едва сдерживая радость, помчалась по пляжу. Вслед за ней несся Мусс. Офелия сразу же отстала, гадая, что ему сказать. Она решилась только ради Пип.
Но когда они подошли к тому месту среди дюн, где обычно сидел Мэтт, там никого не было. Ни следов от подрамника, ни от стульчика, на котором он всегда сидел. На самом деле Мэтт, расстроенный и злой, в этот день вообще не ходил рисовать. Он проторчал весь день дома с книжкой. Настроение у него настолько испортилось, что ему не хотелось даже выходить в море, что уж совсем было на него не похоже. Офелия с дочерью долго сидели на песке друг подле друга, и Пип рассказывала матери о Мэтте. Наконец они, взявшись за руки, вернулись домой. Впервые за долгое-долгое время Пип почувствовала, что они с матерью снова близки. И тихо радовалась про себя, что ей удалось-таки убедить мать извиниться.
А Мэтт, стоя у окна, смотрел вдаль. Кричали чайки, в волнах было полно плавника, и где-то у самого горизонта качалась на волнах рыбачья шхуна. Пип с Офелией он не заметил. Не видел он и того, как они, взявшись за руки, брели по берегу к дому. Когда он подошел к окну, они уже ушли, и пляж показался ему пустым и заброшенным – в точности таким, как его собственная жизнь.
Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?