Текст книги "Только с тобой"

Глава 2

К началу третьего класса пятерку друзей было водой не разлить. Им как раз исполнилось по восемь. И их все так же матери по очереди возили на занятия в микроавтобусе. Иногда няни Энди и Иззи приезжали за детьми.

Больше всех за рулем бывала Конни, мать Шона, которая частенько приглашала всю компанию в дом, чтобы они могли выпить чаю с печеньем и поиграть. Ее старший сын Кевин, которому исполнилось пятнадцать, был не в восторге от ватаги малышни и часто ворчал по этому поводу. Учился он неплохо, однако постоянно хватал замечания за болтовню на уроке или невыполненное домашнее задание. Родителей Кевин слушался неохотно, а младший брат его раздражал своим визгом, но для Шона Кевин оставался героем и крутым парнем.

Конни всегда любила детей, не только своих, но и чужих. Она постоянно участвовала в детских походах и различных школьных мероприятиях. Как бывший учитель, она умела быть строгой и мягкой одновременно, находить подход к любому ребенку, за что ее обожали друзья не только Шона, но и Кевина. Она умела слушать, с сочувствием воспринимала чужие проблемы, давала дельные советы как подросткам, так и восьмилеткам. У нее всегда были дома чипсы и поп-корн для приятелей старшего сына, а в коробке на кухне лежали презервативы, которые можно было взять без разрешения и лишних вопросов. Майку О’Хара тоже нравилось общаться с детьми, он даже был главой команды бойскаутов, пока Кевин ее не бросил. При всем том Конни и Майк были реалистами и прекрасно знали, что подростковый возраст чреват экспериментами. Они понимали, что позиция «мой мальчик никогда не курил травку и не занимался сексом со сверстницами» просто смешна. Поэтому они старались сохранить с детьми близкие дружеские отношения, при которых можно быть в курсе всех переживаний своих сыновей и вовремя разглядеть опасность. Последнее было просто необходимо в случае с Кевином, который не желал придерживаться правил и постоянно их нарушал.

Шон рос другим. Он прилежно и с удовольствием учился, продолжал дружить с теми же детьми, с которыми познакомился в первом классе. Даже его мечты менялись как-то правильно: от желания стать шерифом – к желанию стать полицейским, затем пожарным, а к восьми годам – снова полицейским. Он любил смотреть передачи про полицию, хотел охранять закон и порядок, а также защищать друзей и близких. Всегда слушался учителей и родителей в отличие от брата, который считал, что правила придуманы для того, чтобы их нарушать. Кевина и Шона растили одни и те же родители, но словно в разных условиях.

За последние три года дела Майка пошли в гору, отпала необходимость все время проводить на работе, и он стал уделять больше внимания детям. В семье хватало денег, и сыновей можно было баловать. Строительный бум в Пасифик-Хайтс принес хорошие дивиденды. Теперь семья могла позволить себе отпуск на озере Тахо, где за пару лет Майк построил чудесный домик. Когда он только начинал работать в строительном бизнесе, Майк лично стучал молотком и заливал фундамент, а Конни делала ему сандвичи, которые складывала в одноразовые бумажные пакеты. С тех пор многое изменилось: фирма выросла, сделав себе имя в регионе, и Майк и Конни могли почивать на лаврах.

Жизнь Мэрилин Нортон тоже не стояла на месте. Теперь она была матерью двоих мальчишек. Билли исполнилось восемь, Брайану – три. Второй ребенок оказался на редкость спокойным и тихим. Для Ларри характер Брайана стал настоящим разочарованием. Он хотел видеть в сыне волю к победе, упрямство, но, увы, Брайан не любил активных игр, а мяча и вовсе сторонился. Билли уже в три года обожал бегать по площадке, пытаясь сделать перехват. С Брайаном все было иначе. Он мог сидеть и часами рисовать мелками или красками, в три года уже знал буквы и пытался читать. А еще ему нравилась музыка. К сожалению, Ларри не интересовали подобные достижения сына. Поскольку Брайану не светила спортивная карьера, отец не представлял, о чем с ним говорить. Он едва общался с младшим сыном, что возмущало жену. Порой они ругались по этому поводу, особенно если Ларри выпил.

– Тебе что, трудно пообщаться с ребенком? – с несчастным видом спрашивала Мэрилин. – Это так тяжело, да? – Она повышала голос, и это не нравилось мужу. – Просто спроси его, как прошел день. Это же несложно, и он сам тебе все расскажет. Ведь он тоже твой сын, а не только Билл!

– О нет, он не мой, он твой сын! – злился Ларри. – Он весь в тебя!

Он ненавидел, когда ему тычут в нос отцовским долгом. У них было много общего с Билли, который хотел стать профессиональным футболистом, говорил только о лиге, постоянно тренировался. А что Брайан? Тихий, молчаливый, худенький и малорослый – о каком спорте могла идти речь? То ли дело Билли! Он играл в бейсбол и соккер! Ларри ходил на все матчи, болел, словно играла национальная сборная, и буквально носил сына на руках, если команда выигрывала. Но какой он устраивал разнос в случае проигрыша! Говорил, что у поражения нет причин и объяснений. Когда маленький Брайан слышал возмущенные крики папы, он забивался в дальний угол, напуганный его настроением. Билли никогда не боялся отца, зная, что его ругают за дело, и Ларри гордился характером сына.

Бизнес Ларри тоже был успешен. Однако его успех, казалось, только увеличил стресс, в котором жила семья. Его все чаще не было дома, встречи с клиентами теперь случались и глубоким вечером. Конечно, он стал обслуживать настоящих профессионалов из мира бейсбола, баскетбола и футбола, проводить с ними много времени, ездить на весенние сборы в Скоттсдейл вместе с «Гигантами». Некоторые спортсмены, ставшие его близкими друзьями, приглашали Ларри на площадку для спарринга. В такие дни он забывал о Мэрилин и даже не особо рассказывал ей о своих делах. Она же проводила вечера дома с мальчишками, что доставляло ей немало удовольствия. После рождения Брайана она быстро вернула себе прежнюю форму и выглядела просто шикарно для своих тридцати трех. Впрочем, разве она могла сравниться с юными спортсменками, с которыми виделся Ларри? Они были разного поля ягодами, потому-то Мэрилин и жила собственной жизнью, мало связанной с жизнью мужа. Она возилась с сыновьями, проверяла уроки, посещала собрания и школьные вечера, а в те редкие случаи, когда Ларри ходил с ней, он каждый раз перебирал с выпивкой. Возможно, другие родители не замечали, что он был пьян, но Мэрилин замечала. Ей казалось, что лишний стаканчик виски или бутылка пива просто помогают Ларри пережить скучное мероприятие. Ларри было плевать на оценки детей, если только речь не шла о спортивном табеле. Матчи и состязания он не пропускал никогда. Сидя на трибуне, он частенько окидывал взглядом Джуди Томас, мать Гэбби, и говорил, что она «отличная штучка».

Джуди и Мэрилин поддерживали хорошие отношения, можно сказать, дружили, поэтому Мэрилин пропускала комментарии Ларри мимо ушей. Уж она-то знала, что Джуди без ума от своего мужа Адама и никогда не позволяет себе ничего лишнего. Ей едва исполнилось тридцать, а она уже успела сделать липосакцию, подтяжку живота, увеличила грудь и регулярно проводила курсы мезотерапии с инъекциями ботокса. Подруги фыркали и поговаривали, что Джуди свихнулась на внешности и ей совершенно не требуется вся эта медицинская ерунда. Однако в тридцать Джуди все еще выглядела юной девочкой. Когда Гэбби было четыре с половиной, она отвела ее на конкурс красоты среди детей, и члены жюри единодушно присудили малышке первый приз. Адам, обожавший жену и дочь, очень просил Джуди не портить характер Гэбби признанием ее красоты, и Джуди согласилась. Однако Гэбби росла не только хорошенькой, но и весьма артистичной натурой. Рядом с ней ее младшая сестренка Мишель казалась посредственностью и жила в ее тени. Впрочем, возраст еще мог взять свое.

К третьему классу Гэбби посещала музыкальные курсы по фортепьяно и вокалу и показывала весьма неплохие результаты. Джуди пыталась убедить руководителя школьного драмкружка поставить полную версию «Энни» и утвердить на главную роль ее дочь. Однако учителя решили, что не смогут найти партнеров подходящего уровня для Гэбби, поэтому вопрос так и повис в воздухе.

Гэбби мечтала стать актрисой, и Джуди всецело ее поддерживала. У малышки были все данные для сцены. Она с трех лет занималась в балетной студии. Мишель тоже любила балет, но ее способности к танцам оказались явно скромнее, чем способности старшей сестры. Гэбби была звездой во всем, а Мишель – просто маленькой девочкой.

Адам и Джуди были спонсорами Этвуда, их пожертвования в фонд школы всегда были щедрыми, поэтому их дочерей с легкостью приняли в элитное заведение. Успеваемость Мишель была хорошей, она всегда получала высокие баллы, однако ее результаты блекли на фоне способностей сестры. Мишель росла хорошенькой, Гэбби – яркой красоткой.

Адам с удовольствием участвовал в жизни школы, даже пожертвовал «рендж-ровер» из своего салона для школьного аукциона. Мероприятие принесло школе большую прибыль и сделало Адама героем месяца. Это была приятная семья, с которой любили общаться учителя и другие родители, за исключением тех, кто считал их охотниками за славой. Впрочем, таких было немного.

Гэбби и Иззи продолжали дружить и в третьем классе. К восьми годам, казалось, их дружба только окрепла. Они менялись куклами Барби и одеждой. По выходным Иззи бывала в гостях у подружки, и родители не имели ничего против. На столе Иззи девочки выцарапали надпись «И + Г навсегда», за что, естественно, Иззи была наказана на все выходные. Она ужасно расстроилась, потому что они с Гэбби хотели вновь поменяться одеждой до вторника. У них был один размер, что позволяло давать друг другу кофточки и юбочки. Почти половина вещей Гэбби была розовой, другая – расшитой блестками и пайетками, что очень нравилось Иззи. Она перебрала уже весь гардероб подруги, за исключением дорогого розового пальто, которое мама привезла Гэбби из Парижа. Иззи любила не только свою одноклассницу, но и ее младшую сестренку Мишель. Гэбби страшно злилась, когда Изабелла принималась играть с ней в куклы, обвиняла сестру в разных глупостях, в которых та была не виновата. Сама Гэбби терпеть не могла развлекать Мишель, а делиться любимой подругой с ненавистной сестрой и вовсе не желала. Лишь врожденное чувство такта, свойственное Иззи, позволяло избегать ссор и разногласий: Иззи умело включала Мишель в более взрослые игры и позволяла ей иногда выигрывать. Ей было жаль малышку, которой доставалось меньше внимания и заботы, чем старшей сестре. Сочувствие обделенным было такой же неотъемлемой чертой ее характера, как и верность. Она развлекала Гэбби, если той было скучно или грустно, звонила и выспрашивала о ней, когда та болела и была вынуждена пропустить уроки. В общем, Иззи была идеальной подругой.

Джуди уже видела большое будущее для своей старшей дочери. Гэбби успела сняться для нескольких каталогов детской моды и даже участвовала в рекламной кампании для детской линии «Гэп». Никто не сомневался, что девочка станет звездой. Она уже была звездой среди сверстниц, черпая силы и уверенность в том числе и в поддержке лучшей подружки.

Иногда отец Иззи, Джефф, брал девочек в пиццерию или боулинг. Девочкам нравился клуб, хотя поднять шар им было практически не под силу. Иногда мать Иззи тоже выбиралась с ними в клуб, но обычно она слишком поздно возвращалась с работы. Если же она освобождалась пораньше, то брала работу на дом, а значит, шуметь и громко разговаривать запрещалось. Поэтому Джефф забирал девчонок из дома и вез в город, а иногда, уступив мольбам дочери, отвозил обеих к Гэбби в гости. Мама Иззи не возражала, хотя порой Гэбби слышала, как ругаются Джефф и Кэтрин по этому поводу. Джефф спрашивал жену, почему она не может взять хотя бы один выходной, и сразу за этим начинался скандал. Кэтрин напоминала ему, что если бы они жили на средства Джеффа, то давно пошли бы по миру, и что работать адвокатом для бедных, возможно, благородно, но только не по отношению к своей семье. Едва в разговоре всплывало словосочетание «адвокат для бедных», скандал было уже не остановить.

Пару раз о семейных ссорах Иззи заговаривала с Энди, он тоже был единственным ребенком в семье, и его родители тоже много работали. Но он лишь пожимал плечами и говорил, что его мама и папа не ссорятся. Например, мама могла вернуться за полночь, если роды выдавались слишком тяжелыми, но отец Энди старался поддержать ее, а не возмущался. Родители у Иззи были юристами, а у Энди – врачами. Порой его мать пропадала на работе по нескольку дней, а отец ездил в самые разные уголки страны с лекциями и даже появлялся на телевидении со своей очередной книгой. Конечно, лекции и съемки случались лишь тогда, когда никто из его постоянных клиентов не болел. Энди говорил, что отец еще более занятой человек, чем мама, потому что он решал человеческие проблемы не только как врач, но и как писатель. В семье была чудесная экономка, которая жила в доме и отлично ладила с мальчиком. Энди нравилось общаться с ней, поэтому отсутствие родителей его не угнетало. У Иззи была приходящая нянька, ее было не сравнить с экономкой Энди. Впрочем, Энди жил в большом доме, там нашлось бы место даже трем экономкам.

И если Иззи любила бывать в гостях у Гэбби, то Энди было метлой не выгнать из дома Шона. У Шона были удивительные, все понимающие, участливые родители. Конечно, мысленно поправлял себя Энди, и у него самого все понимающие родители, просто их слишком часто нет рядом, а О’Хара всегда дома, и с ними можно поговорить о чем угодно. Иззи тоже бывала у Энди, и ей нравилось притворяться, что мать Шона, Конни, – ее родная тетя. Конечно, она никогда не признавалась в этих глупостях Шону, но Конни действительно вела себя как родственница: обнимала и целовала при встрече, расспрашивала о жизни, давала советы. Иззи нравились все мамы в их кружке, и лишь ее собственная зачастую вела себя совсем не как мама. Она забывала поцеловать на прощание, почти не обнимала и мало говорила о школе и друзьях, занятая своими делами. Отец старался залатать эту брешь, уделяя дочери максимум внимания. Он играл с ней, брал ее в кино, водил в парки развлечений. Глядя на своих друзей, Иззи порой жалела, что у нее нет брата или сестры, но она понимала, что рассчитывать на такой подарок судьбы бессмысленно. Она даже один раз спросила у мамы, нельзя ли ей маленькую сестренку, но Кэтрин сослалась на занятость и возраст. Ей уже исполнилось сорок два, она была старше других мам, да и мужу ее было сорок шесть. Но если мама объясняла все возрастом и работой, то папа отвечал в другом ключе. Он утверждал, что другой такой чудесной девочки, как Иззи, у них не получится, поэтому и пытаться не стоит.

Даже в своем юном возрасте она понимала, что слышит лишь отговорки. Настоящая причина была в том, что ее родители больше не хотели детей.

По окончании школьного года Кевин О’Хара вляпался в неприятности. Иззи узнала об этом от Шона, когда они ели ленч в классе. Она и так догадывалась, что что-то случилось, потому что Конни два раза подряд пропустила свой черед поработать в качестве водителя общего микроавтобуса. Мэрилин и Джуди оба раза садились за руль вместо нее, ничего не объясняя. Иззи сразу заподозрила неладное.

– Дело в Кевине, – сказал Шон, протягивая подружке розовый пончик в обмен на яблоко. У Иззи всегда были с собой полезные фрукты, которые он так любил.

Иззи откусила пончик и сразу же перепачкала нос в розовой глазури, вызвав у Шона приступ хохота.

– Что смешного? – обиженно спросила девочка.

Шон часто над ней подтрунивал, но все равно ей нравился, ведь они были друзьями. «Пожалуй, из Шона получился бы отличный брат», – порой думала она. Однажды Шон оттолкнул четвероклассника, когда тот вздумал ее обозвать.

– Ты смешная. У тебя глазурь на носу. – Иззи немедленно вытерла нос рукавом, а Шон продолжал: – Кевин попал в беду на школьной дискотеке. Отец говорит, эти танцульки привлекают нехороших типов, и, похоже, он прав. Не знаю, в чем там конкретно дело, но Кевин сейчас вроде под подозрением, и ему грозит исключение из школы.

– А что он натворил? Подрался? – Иззи знала, что драка для Кевина – обычное дело. Его мать говорила, что во всем виновата горячая ирландская кровь. Впрочем, ее муж, будучи ирландцем, обладал спокойным характером и точно никогда не влезал в драки.

– Он пронес с собой бутылку папиного джина и подлил алкоголя во все стаканы с пуншем. Может, это был и не джин, не знаю точно. Короче, все напились, включая самого Кевина. Говорят, его рвало в туалете прямо на пол!

– Хорошо, что теперь у вас раздельные комнаты. А то вдруг однажды его вырвет прямо на твои вещи, – задумчиво сказала Иззи. Шону выделили личную комнату, как только ему исполнилось шесть, а Кевину тринадцать. – Фу, наверное, там отвратительно пахло!

Шон покивал, хотя мог только представлять, как пахло в школьном туалете после безобразий брата. Впрочем, он отлично помнил, как выглядел Кевин после дискотеки, когда его привезли домой.

– Ты бы знала, как разозлился отец! Ему позвонили из школы, чтобы он забрал Кевина. Кевину стало плохо, и ему вызвали «скорую», кажется, даже желудок промывали. Мама плачет целую неделю, боится, что его выгонят из школы. И вроде у Кевина плохие отметки, хотя он усиленно это скрывал.

– Ух ты! – выдохнула Иззи. – А когда станет известно, выгонят его или нет?

– На этой неделе, я думаю, – не слишком уверенно сказал Шон. Родители постоянно что-то обсуждали с Кевином, но не с ним, так что он мог лишь догадываться, о чем были разговоры. Шон лишь знал, что родители отправляют провинившегося сына в летний лагерь на три месяца и что это делается по совету школы. Именно туда отправляли тех, кто сильно провинился. Описание лагеря Шону понравилось. Кевину придется лазать по скалам, прятаться в пещерах, проводить ночи в лесу, купаться в холодном озере. Шон, конечно, переживал за брата. Отец твердил, что кривая дорожка приведет Кевина за решетку, если он не возьмется за ум. Шон молился, чтобы это были просто слова, произнесенные в сердцах. Исключение из Этвуда само по себе стало бы кошмаром, потому что тогда Кевина будет ждать обычная школа, где учатся не самые хорошие парни. А еще одна пьянка станет для него билетом в исправительный интернат.

Кевин твердил, что ему плевать, и вообще всячески показывал, что происходящее его мало заботит. Он утверждал, что отлично повеселился на дискотеке и стал всеобщим героем. А если выгонят из школы, его имя будут повторять еще несколько лет с трепетом и восторгом. Он был старшеклассником, и Шона пугали некоторые вещи, которые он узнал о старшей школе от брата.

– Ох, как волнуются твои родители, – пробормотала Иззи.

Кевин был единственным взрослым парнем, которого она знала. Конечно, он не обращал внимания на друзей брата, а застав Иззи у себя дома, называл ее презрительно Выскочкой, потому что она все время оказывалась у него на пути. В школе Кевин с ней даже не здоровался. Он был высоким симпатичным парнем с копной черных волос, как у Шона. Когда-то рост послужил ему пропуском в баскетбольную команду Этвуда, но уже год, как Кевин бросил занятия.

– Спорт – это не мое! – утверждал он.

Его отец изрядно расстроился, узнав, что Кевин ушел из команды. Он полагал, что активные игры – единственный способ для парня выбросить излишек энергии.

В конце концов школа согласилась дать Кевину испытательный срок две недели и позволить пройти итоговые экзамены. Майк и Конни ради этого месяц обивали пороги и умоляли дать их сыну еще один шанс. Кевину было сказано, что, если он злоупотребит доверием школы и родителей и совершит еще один проступок, его вышвырнут из Этвуда с позором.

Кевин принял все условия, вел себя тише воды ниже травы и по окончании учебного года отбыл в летний лагерь в Сиеррас. Обратно он вернулся возмужавшим, загорелым и с рельефными мускулами. Изменилось и его поведение. Он стал вести себя более ответственно. Ему исполнилось шестнадцать, и Майк поделился с Конни, что теперь их сын наконец повзрослел. Кажется, летний лагерь придал ему уверенности в себе, и родители надеялись, что результат задержится надолго.

– Надеюсь, теперь он будет хорошо себя вести, – говорила с волнением Конни.

Первые несколько недель Кевин казался идеальным сыном, даже помогал матери по дому. И только Шон понимал, что это притворство. Он видел, как Кевин стащил из холодильника пиво в первые же дни после возвращения из лагеря, а чуть позже заметил, как тот прячет в карман пачку сигарет. Конечно, ябедничать Шон не собирался, но стал исподволь наблюдать за братом.

Шон и Иззи вместе с остальными – Билли, Энди и Гэбби – направлялись в школу в свой первый учебный день четвертого класса. Они выбрались из микроавтобуса, без перерыва о чем-то споря. Все пятеро продолжали дружить и каждый год царапали на партах слова «друзья навсегда», за что потом получали сполна от классного руководителя. Парты красили каждый год, и каждый год надпись появлялась снова, подтверждая тот факт, что «Большая пятерка» до сих пор не распалась. Девчонки зачастую притворялись сестрами перед новыми учителями и другими девочками, а мальчишки как-то в боулинг-клубе наплели одному завсегдатаю, что они – тройняшки, и тот – хотя и не безоговорочно – им поверил, несмотря на их различия во внешности.

Друзья навсегда. Да, именно так они о себе думали в четвертом классе.