Текст книги "Счастливчики"

Глава 10

Симпатичная женщина с темными волосами до плеч была в центре торжества, проходившего тем утром в отделении опухолей молочной железы Массачусетской больницы общего профиля. На нем присутствовали врачи и медсестры, которые занимались ею последний год, и куратор, помогавшая пациентке преодолеть этот тяжелейший период жизни. Женщину звали Кэрол Андерс. Она завершила лечение и была признана выздоровевшей после курса химиолучевой терапии, двойной мастэктомии и гистерэктомии. Реконструкцию груди ей пока не делали, впрочем, она и не хотела. Пока ей хватило операций, да и импланты, говорят, вызывают инфекцию или осложнения, а ей не хотелось рисковать. Она носила протезы, которые вкладывала в бюстгальтер, да и перед кем ей было раздеваться? Муж бросил ее через полтора месяца после того, как диагностировали рак; ей сказали, что такое бывает сплошь и рядом, но для нее это оказалось страшным ударом. Он просто не смог вынести того, что ей предстояло пережить, и завел роман с коллегой. В итоге Кэрол сама подала на развод и прошла через все благодаря поддержке персонала клиники, куратора и друзей. Муж все это время не показывался в больнице – даже не позвонил, когда ей делали гистерэктомию и мастэктомию. Это было выше его сил. А Кэрол нашла в себе силы и одержала победу – психологическую и медицинскую – и теперь была полностью здорова.

Ее мать и старшая сестра умерли от рака груди, так что она была в группе риска. Но она твердо настроилась все преодолеть и выжить. Сестра отказалась от мастэктомии, что, по мнению Кэрол, было ошибкой, а маме поставили диагноз слишком поздно. Начиная с тридцати лет она ежегодно делала маммографию, и ей диагностировали онкологию на ранней стадии, в тридцать семь. Сейчас ей только что исполнилось тридцать восемь, и темно-русые волосы, подстриженные в стиле «паж», на самом деле были париком, купленным у театрального постижера в Нью-Йорке. Парик стоил очень дорого, но она не жалела о потраченных деньгах. Ее собственные волосы только начали отрастать и пока больше напоминали легкий пушок. О постижерной мастерской она узнала от своего куратора, которая приходила ей на помощь в самых разных ситуациях, особенно в период расставания с супругом, а потом при разводе. Ее муж тоже удрал, когда ей поставили диагноз. Кэрол увидела в этом статистическую тенденцию, в контексте которой собственный муж, с которым она прожила пять лет, выглядел полным ничтожеством. Ее лечение окончательно расставило все по местам, потому что он хотел детей, а Кэрол уже не могла их иметь. Опыт семейной жизни настолько лишил ее иллюзий, что у нее пропало желание даже встречаться с кем бы то ни было, не говоря уже о том, чтобы вступать в отношения. Этого всего ей хватило за глаза. Борьба с раком отняла у нее все силы.

Несмотря на изматывающее лечение и две серьезные операции, Кэрол почти не выпала из рабочего процесса. Оба ее босса – в нейрохирургии и ортопедии – всячески ее поддерживали и подстроили расписание под ее лечение. Она была психологом и работала главным образом с молодыми людьми, проходившими реабилитацию после спинальных травм. Докторскую степень она получила в Стэнфорде, там же окончила интернатуру, а затем пришла на работу в Массачусетскую больницу общего профиля, где ей очень нравилось. Работать с детьми и молодежью было увлекательно, работа придавала ей энергии и держала в тонусе во время собственного курса лечения, а сейчас все уже было позади. В то же время весь этот последний год она активно интересовалась всем, что происходит вокруг, – посещала культурные мероприятия и музеи, ходила в кино, продолжала работать и по мере возможности встречаться с друзьями. Все ее знакомые были впечатлены тем, как стойко она держалась, несмотря на дополнительное испытание в виде развода. Кэрол была сильной, энергичной, с позитивным жизненным настроем. И ее энтузиазм был заразителен. Она внушала пациентам оптимистичное отношение к жизни, желание жить вопреки всему. Она не просто проповедовала, а вдохновляла собственным примером. И сегодня все в отделении были за нее счастливы.

Она попала к себе в кабинет в прекрасном расположении духа и на два часа позже обычного. Секретаря она предупредила, что из-за запланированного торжества задержится, но самая главная новость заключалась в том, что она вылечилась. Ее последние анализы были безупречными.

– Как посидели? – полюбопытствовала секретарша Дженис.

Она знала, по какому случаю Кэрол отсутствовала, и была за нее страшно рада. Весь год персонал клиники держал за нее кулаки. Кэрол все любили, и легко было понять, почему.

– Отлично, – бодро отозвалась Кэрол, взглянув на свое расписание на столе у Дженис. Кэрол была исключительно организованным человеком и не любила терять время. – Что у меня сегодня?

– Встреча с доктором Хаммерфельдом насчет трех его новых пациентов. Но он опаздывает. У него сейчас люди.

– Из числа моих будущих пациентов? – поинтересовалась она, но Дженис мотнула головой.

– Семейство из Денвера прибыло на консультацию. Они на обратном пути туда, собираются поместить пациентку в клинику Крейга, – пояснила Дженис.

– Лучше не придумаешь, – взгляд Кэрол выражал одобрение. – А к нам они зачем?

– Думаю, в надежде на чудо. У девушки травма десятого позвонка.

– Полная или частичная?

– Полная, – серьезно сказала Дженис.

Она видела, как Лили в сопровождении Дженнифер и отца въезжала в кабинет. И Дженис, и Кэрол обе знали, что с полной спинальной травмой чуда не будет. Доктор Хаммерфельд сейчас говорил именно об этом, и Кэрол пошла к себе в кабинет, чтобы сделать несколько звонков. Хаммерфельд не просил ее зайти, поскольку не будет заниматься этим случаем. Речь шла об одной консультации. И пока Лили одевалась в смотровой, он в своем кабинете нанес ее отцу последний удар.

– Мы бессильны, – со всей ответственностью заявил он, и Билл, на лице которого читалось отчаяние, кивнул. Он слышал это уже не в первый раз. – На что вы надеялись, приезжая к нам?

Заключения по обследованиям были настолько однозначными, что в консультации не было особого смысла.

– Честно говоря, у меня имелись сомнения по поводу нейрохирурга, который делал операцию и поставил диагноз. Я предположил, что ее заключение ошибочно.

При этих словах врач снова сверился с картой Лили, чтобы узнать фамилию хирурга, потом нахмурился и поднял глаза на Билла.

– Вас оперировал один из лучших известных мне нейрохирургов. Вообще-то, – он холодновато улыбнулся, – она у меня училась, хотя ординатуру оканчивала не здесь. Она отличный хирург, я многие годы направляю к ней пациентов.

Билл кивнул – о Джесси все отзывались в превосходной степени. Но это не меняло того факта, что Лили парализована и никогда не будет ходить. Будь в его силах изменить это, он продал бы душу дьяволу. Врач видел отчаяние Билла, но снова повторил, что поделать ничего нельзя и сейчас следует сосредоточиться на реабилитации. Выходя из кабинета, Билл старался не показывать, насколько он убит. Хаммерфельд был его последней надеждой, по крайней мере на данный момент. Сейчас им пора отправляться домой и начинать долгий процесс реабилитации. Усаживая Лили в машину, Билл изо всех сил держался бодрячком.

В отеле они забрали багаж и выписались, а Билл, вспомнив про обещание, позвонил Джо и рассказал о том, как прошла консультация. Джо очень огорчился за друга, он слышал, что тот эмоционально опустошен. Врачи похоронили его надежды на то, что Лили будет ходить. Джо осторожно напомнил ему, что Лили жива и уже это счастье.

Два часа спустя они отправились в аэропорт и оттуда взяли курс на Денвер, до которого было четыре часа лету. Долгое, не оправдавшее надежды путешествие подходило к концу. Все пошло не так, как ему представлялось, Лили устала от того, что ее осматривали, трогали и щупали. Сейчас ей хотелось одного – оказаться дома, пусть всего на одну ночь. А на следующее утро ей предстояло оказаться в совершенно новом окружении, в клинике иного рода. Она так утомилась за день в Бостоне, да и за все путешествие, что отключилась сразу после взлета, и Дженнифер разбудила ее, когда самолет шел на посадку. Лили, вздрогнув, открыла глаза, улыбнулась ей и, как только оказалась в машине, отправила сообщение Веронике. Та обещала приехать к ней сегодня вечером. Джереми она тоже написала, но он уже несколько дней не отвечал ей. Когда они приземлились, в Денвере было всего восемь, и Лили горела от нетерпения увидеться с подругой после двух ужасных месяцев.

Вероника ответила, когда они подъезжали к дому. Она ужинала с родителями, готовилась к промежуточным экзаменам, и, поскольку успеваемость у нее, как всегда, была не ахти, ее не выпускали из дома. Все свои силы она тратила на подготовку к Олимпиаде и училась неважно – в отличие от Лили, которая успевала везде. Получив сообщение, Лили расстроилась – они так давно не виделись. Вероника пообещала приехать на следующий день, но Лили ответила, что завтра будет в клинике Крейга и поэтому надеялась, что та приедет к ней вечером, как в прежние времена. Она не знала, пускают ли посетителей в клинику, будет ли она одна в палате или с соседкой и вообще какие там порядки. Вероника ответила, что навестит ее в клинике в ближайшее время, а сегодня у нее никак не получится.

Джереми по-прежнему молчал – в последние недели его сообщения становились все реже, он заметно поостыл после того, что с ней случилось. И Вероника пару раз намекнула на то, что он подкатывает к другой – чтобы Лили не переживала, когда вернется домой. С Лили у них ничего серьезного не было, просто последние полгода, до аварии в Скво, они тусовались вместе. Лили не обольщалась насчет его верности, пока она будет на реабилитации четыре месяца, но он не порвал с ней, так что выходило, что они по-прежнему «встречаются», что бы это сейчас ни значило. В олимпийской команде горнолыжников он был одним из самых красивых и популярных парней и, весьма вероятно, уйдет в закат, но Лили надеялась, что этого не случится. Из машины она снова написала ему, но ответа не получила.

Из международного аэропорта лимузин доставил их в Черри-Хиллз-Виллидж на юге Денвера, где они жили. Увидев знакомые улицы, Лили оживилась и взглянула на отца, который с печальным выражением смотрел в окно. Разве он мог представить, что ежегодная поездка в Скво-Вэлли окончится для Лили инвалидной коляской, – она же просто была рада тому, что вернулась домой.

Машина, описав полукруг по подъездной дорожке, доставила их к дому, где уже ожидала Энджи. Она задержалась на случай, если понадобится ее помощь. Водитель достал из багажника коляску, Дженнифер с Биллом помогли Лили сесть в нее, а она тем временем повернулась с улыбкой к Энджи, которая старалась не показать обуревавшие ее чувства. При виде Лили в инвалидной коляске у нее чуть сердце не оборвалось. Помощница по хозяйству, приходившая днем, оставила в холодильнике еды, о чем Энджи сообщила бодрым голосом, следуя за ними в дом.

– Привет, Энджи, – слабо улыбнулась Лили. Поездка утомила ее.

– Привет, Лили, – откликнулась та, наблюдая за тем, как девочка въезжает в дом, и стараясь выглядеть жизнерадостнее, чем было на самом деле. Билл, проходя мимо Энджи, стиснул ей плечо. Это были долгие, тяжелые два месяца.

В доме Билл помог поднять кресло по трем ступенькам на пути к холлу. Дом был большой и красивый, полный антикварных вещей и дорогих произведений искусства. Дженнифер старалась не показывать своего восхищения – после роскошных отелей и шикарного самолета она уже не удивлялась. У этих людей была сказочная жизнь, но даже они не были застрахованы от таких несчастий, как гибель жены и авария на подъемнике у Лили.

На пороге гостиной Лили затормозила – чтобы попасть в нее, требовалось спуститься на две ступеньки, поэтому она развернула коляску и вместо этого направилась в кухню. Там ее ждала другая преграда – маятниковая дверь, которую Билл тотчас придержал. Энджи доставала из холодильника ужин, оставленный помощницей по хозяйству, и Лили быстро выяснила, что натыкается коляской на все подряд. Стол, стулья, кухонный остров – все это были препятствия на ее пути. Чтобы достать напиток из холодильника, ей пришлось нагнуться, столешницы казались слишком высокими. Привычный мир вдруг стал ей не по размеру, она не могла дотянуться до кранов раковины, чтобы вымыть руки. Расстроенная, она подкатила к столу, взяла сыра и фруктов и сказала отцу, что хочет к себе наверх. На второй этаж вела длинная красивая лестница, которую ей было не одолеть, поэтому Биллу пришлось нести ее на руках, а Дженнифер подняла коляску. Это укрепило Билла во мнении, что дом требует перестройки, иначе Лили не сможет в нем жить. Она превратится в узницу, неспособную перемещаться без посторонней помощи.

Пока Билл относил дочь наверх, Энджи незаметно ушла. Оказавшись в своей комнате, Лили наконец-то почувствовала себя комфортно. Кругом были розовый шелк и атлас, на окнах висели цветастые шторы, на полу лежал пушистый ковролин, который всегда казался таким уютным, а сейчас затруднял проезд. Она залезла на кровать и принялась звонить друзьям, а Дженнифер стала распаковывать вещи. Билл показал медсестре гостевую комнату по соседству, где ей предстояло провести ночь перед возвращением в Скво-Вэлли.

Лили огорчилась, что Вероника не может приехать, и она попыталась позвонить ей, но безрезультатно. И от Джереми по-прежнему не было ответа. Он позвонил два часа спустя, после того как Дженнифер помогла ей принять ванну и улечься на свежие простыни. В собственной постели она ощутила себя наверху блаженства.

– Когда приехала? – небрежно спросил Джереми, точно не получал ее сообщений и она вернулась из рядовой поездки, а не из ада, проведя полтора месяца на больничной койке со спинальной травмой, пережив страшенную операцию и прокочевав неделю по Европе и Восточному побережью с целью медицинских осмотров и консультаций.

– Около двух часов назад. Ты заглянешь?

Ей ужасно хотелось увидеть знакомые лица, она только теперь поняла, как соскучилась по команде и по школе, а в школу она попадет не раньше конца мая. Она так надеялась, что друзья будут навещать ее в клинике. Он долго не отвечал на ее вопрос, и ей внезапно показалось, что их разговор ничем хорошим не закончится.

– У меня тут дела, – наконец произнес он, – и, слушай, Лили, нам надо поговорить.

Она знала, что последует, и в ожидании продолжения закрыла глаза. Она прекрасно понимала, в чем причина. Вся их компания уже была в курсе. Она оказалась в инвалидном кресле, и хотя никому не говорила об этом, но они предположили, что это с ней навсегда.

– Ну… я тут с кое-кем встречаюсь… тебя долго не было.

– А теперь, когда я вернулась?

Ей хотелось подстегнуть его и понять, что он скажет. По крайней мере, это внесет ясность. Она старалась смотреть на свою ситуацию реально и не хотела заблуждаться на его счет. Ей нужно было знать, кто есть кто в ее окружении и на кого она может рассчитывать. Сейчас это было важно как никогда.

– Но ты ведь, типа, не совсем вернулась? Тебе ведь завтра на реабилитацию? – Это прозвучало так, точно она отправляется в тюрьму, впрочем, ей и самой так казалось. – Думаю, нам пора разбежаться, а? Я уже давно хотел тебе сказать.

В его голосе сквозило смущение, но он не извинялся. Разумеется, подружка в инвалидном кресле – это не для него, кто бы сомневался. Она внезапно ощутила себя парией.

– Ну да, пожалуй, ты прав, – как можно небрежнее произнесла она, стараясь не показать обиды. – Тогда пока. Спасибо, что позвонил.

Лили поспешно нажала отбой, чтобы не разрыдаться – это было бы унизительно. Потом она долго сидела, сжимая в руке телефон и глядя в пустоту. И кто теперь на нее польстится?

А Билл, находившийся внизу, только что разговаривал с Пенни. Он чувствовал себя обязанным позвонить ей после того, как вернулся домой. Последние два месяца они почти не общались. Услышав его голос, она удивилась и спросила, где он находится.

– Мы прилетели из Бостона пару часов назад.

Раньше он рассказывал ей о запланированных консультациях, но это было три недели назад, а после они не разговаривали. У него просто не было времени позвонить ей, да и не хотелось. Все его мысли были заняты Лили и поиском способов ее исцеления.

– Как все прошло? – Голос Пенни был исполнен тревоги и сочувствия.

– Неважно, – честно признался он, и она уловила в его тоне разочарование.

– Мне жаль, Билл, – искренно сказала она. – И что теперь?

– Завтра ее кладут в клинику Крейга. Там она пробудет три-четыре месяца, пока ее научат всему, что ей нужно знать. – В его голосе слышались слезы, и у Пенни защемило сердце. – Может, как-нибудь поужинаем на следующей неделе?

Она хотела спросить его, с чего вдруг, но не стала. Совершенно очевидно, что ей не было места в его жизни. И раньше-то было немного, а теперь и вовсе почти не осталось. После его трехнедельного молчания, ей стало ясно, что ему она никто, да и прежде мало что значила.

– Вообще-то я завтра улетаю в Кению на три недели. Меня попросили организовать PR-кампанию новой сети отелей в интересах организации, планирующей заниматься там сафари. Это увлекательный проект. Я тебе позвоню, когда вернусь.

К тому времени они не будут видеться уже три месяца. После несчастья с Лили делать вид, что они состоят в отношениях, просто нелепо, и он это тоже понимал.

– Не уверен, что у меня сейчас хватит сил на нас, – честно сказал он. – То, что случилось с Лили, вытянуло из меня все жилы, и пока легче не будет.

Она почувствовала, что он что-то недоговаривает, и не удивилась.

– Ты это о чем?

– Мне нравится встречаться с тобой, Пенни, но у тебя много дел, а у меня – дочь, которой надо свыкнуться с мыслью, что она, вероятно, останется в инвалидной коляске до конца своих дней. Мне нужно быть с ней рядом.

– Ты всегда был с ней рядом, – без обиняков сказала Пенни. – Но я понимаю. Выходит, не судьба нам с тобой.

– Пожалуй, да, – тихо произнес он.

Любви к ней он не чувствовал, и помнить о ней в сегодняшних обстоятельствах было выше его сил. Пенни поняла это, когда он позвонил ей из Скво и рассказал об аварии. Она знала, как сильно Билл любит дочь и какой он сумасшедший отец. Не имея детей, она никогда не могла понять, какое важное место занимает Лили в его жизни.

– Прости, – измученный голосом произнес он. Никогда прежде он не чувствовал себя настолько эмоционально опустошенным, как после несчастья с Лили.

– Ничего другого я и не ожидала, – рассудительно сказала она, вроде бы не особо огорчившись. – Это и раньше было ясно, а сейчас – тем более.

– Думаю, нам предстоит нелегкое время.

– Мне жаль, что это случилось, жаль вас обоих. Держись, но постарайся не надорваться. Не все в твоих силах.

– Это не так просто. Я просто хочу как-то облегчить ей жизнь.

– У тебя получится. Ты – потрясающий отец, – сказала она, и он рассмеялся.

– И паршивый любовник. Ты это хотела сказать?

Голос у него повеселел, и она тоже рассмеялась.

– Типа того. Береги себя, Билл.

– Ты тоже. Приятного путешествия.

– Спасибо. И передай привет Лили, – сказала она, и они расстались.

Все было кончено. Оба понимали и то, что это произошло два месяца назад, а может быть, раньше. Им было комфортно друг с другом, порой забавно, но любви между ними не было. Размышляя об этом, он подумал, почему «береги себя» всегда звучит как «прощай».

Выключив свет на кухне, он пошел наверх и обнаружил Лили в кровати с потрясенным лицом и телефоном в руке.

– Меня только что бросил Джереми, – серьезно произнесла она, когда отец вошел в комнату.

– А меня бросила Пенни, – печально улыбнулся он, – или я ее. Так и не понял. В любом случае все кончено. Она передала тебе привет.

– Ты расстроился?

– Немного, – честно сказал он. – Но проехали.

Тем не менее два года – немалый срок, и Пенни ему нравилась. Он привык к ней и будет по ней скучать, хотя и не очень сильно.

– А ты как? Огорчилась из-за Джереми?

– Ну так, – призналась она, – но не сказать, чтобы удивилась. А Пенни бросила тебя из-за моей травмы?

Она махнула рукой в сторону коляски, и он понял.

– Нет вообще-то. У нас не все было гладко. Она вечно в разъездах и много работает. И когда нет детей, на взаимопонимание можно не рассчитывать.

Лили кивнула. Она замечала это за Пенни. Иное дело – папа.

– Думаю, Джереми бросил меня из-за травмы.

Так было легче сказать, чем «из-за того, что я не могу ходить».

– В таком случае он ублюдок и пусть катится на все четыре стороны. Ты еще встретишь настоящего парня, который тебя полюбит, и все это для него будет не важно.

Билл надеялся, что так и будет.

– Не уверена, – тоскливо сказала она.

Несмотря на уверения Джесси, она не могла представить себе парня, которому будет наплевать на то, что она в инвалидном кресле. Звучало заманчиво, но верилось с трудом. Джереми оказалось не наплевать. Она услышала это в его голосе.

– А где Вероника?

Не увидев лучшую подругу дочери, Билл удивился. Эти двое всегда были не разлей вода.

– Готовится к промежуточным экзаменам. Ее родители не пустили. Она сказала, что навестит меня в клинике.

Билл надеялся, что так и будет. Его огорчило, что Вероника не приехала сегодня, после всего, что Лили довелось пережить. Он с тревогой думал о том, что друзья могут отвернуться от нее, и понимал, что в этом случае ей будет очень тяжело. Она уже так натерпелась, а тут еще разочарования и сердечные раны – его тошнило при мысли обо всем этом. Столько испытаний на ее долю – разве человеку ее возраста это под силу?

– Выходит, нас обоих бросили, но мы есть друг у друга. И это уже кое-что, – улыбнулся он и, поцеловав ее, вышел из комнаты, уступив место Дженнифер, которая предложила Лили в последний раз перекинуться в карты. За последнюю неделю девушки крепко подружились и отлично проводили время вместе.

– Я буду по тебе скучать, – с грустью сказала Лили, когда Дженнифер помогла ей улечься и выключила свет.

– И я по тебе, – улыбнулась Дженнифер. – Вы с отцом меня избаловали. Теперь жалкая квартирка в Траки с тремя соседями покажется мне адом. Буду чувствовать себя Золушкой после бала. – Она улыбнулась, и Лили посмотрела на нее большими глазами.

– Мне страшно ехать в Крейг, – призналась она.

– Не бойся. Ты там всех очаруешь и, возможно, встретишь ребят своего возраста. Может быть, даже симпатичных парней.

Лили кивнула, стараясь не думать об этом – она боялась снова оказаться в больнице, ей хотелось одного – остаться дома и встретиться с друзьями.

Она долго думала об этом, лежа в кровати, и наконец, утомившись, уснула.