Текст книги "Спасти город"

Спасти город
Егор Котиков
Даниил Кондратьев

© Егор Котиков, 2024

© Даниил Кондратьев, 2024

ISBN 978-5-0062-2719-4

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Глава 1. Безысходность

Я шёл по улице Красной. Была поздняя осень. Возле меня на дороге стояли машины различных моделей. Некоторые из них находились в парковочном положении, а некоторые перевернулись. Многие из них были с открытыми дверями, видимо люди, которые стояли в огромной пробке, не дожидаясь – выходили из своих машин и бежали кто куда. Насколько я помню звучала сирена, люди были в панике, не знали куда бежать, ведь в Краснодаре, в отличие от Москвы нет метро, а были какие-то бомбоубежища; а также канализации, в которых жутко воняло дерьмом и неизвестно как бы там выжили люди, не задохнувшись от этой вони, и подземные переходы. Вдоль дороги – прямо в центре, находился сквер, а там – памятник Святой Екатерине, весь облезший, в ужасном состоянии, у самой Екатерины даже куда-то делась правая рука, видимо отломилась. Погода была более-менее нормальной, но конечно же было холодно, а на деревьях вообще ничего не росло уже очень долгое время. Трава приобрела какой-то странный оттенок, какая-то непонятная смесь всех цветов и не поймёшь какого она цвета: синего, зеленого или вообще красного? Лавочки в том сквере находились в тех же местах, что и были. Мусорные баки – тоже. Через какое-то время я прошел мимо бассейна Динамо и решил остановиться, так сказать, вспомнить детство. Я раньше ходил сюда, эдак лет в 15—16. Здесь я подружился со многими пацанами, а наши тренировки проходили очень весело. В бассейне большую часть времени мы конечно тренировались, а так – много болтали и дурачились. Когда на нас полетели ракеты, мне было 25. Как сейчас помню: работаю я в офисе, набираю что-то в компьютере и тут за окном хрень какая-то: очень яркий свет, звучит сирена, все в панике. Я, который вообще ничего не понимал, что вообще происходит. Просто выбежал со всеми на улицу, а дальше…. Дальше… ах! Пытаюсь вспомнить! Мне мама позвонила, сказала, чтоб я не искал её, что с ней будет всё хорошо, что мы обязательно где-нибудь встретимся! Но прошло много лет и от мамы – ни слуху, ни духу. Видимо не спаслась, видимо превратилась она… В этих… В серых. Ох, что-то у меня голова закружилась! Надо надеть противогаз, пока я копыта не двинул. Я надел его. В нём заработал фильтр и мне сразу стало легче. А сам противогаз – модифицированный. В нём на дисплей выводится всякая полезная информация на счёт нужного места, который ты проговоришь в микрофон. А также есть голосовой помощник, которому учёные пока не придумали названия. Также у меня с собой модифицированный американского типа автомат. Я немного подумал и всё таки решил зайти в это здание. Я открыл одну дверь, зашёл туда и открыл ещё одну дверь. Мне всегда было непонятно: для чего эти люди, кто соорудил этот механизм – сделали вообще это? Не проще было просто оставить одну несчастную входную дверь и не ебать никому нервы? Хотя, может я один такой?

Внутри конечно же было ни души. Лавочки были перевернуты, но не все. Творился бардак. Гардероб, куда мы приходили сдавать наши вещи – был вообще пустой. Там не осталось ничего. Как будто там и не было ничего. Видимо Радикалы (группировка) вынесли всё, что по их мнению «блестело» и возможно продали где-то. Сами же Радикалы находились в военном аэропорту Пашковский. Они захватили его. Это их так называемое логово. Там они хранят свое оружие, которого у них было дохренище. До них было очень сложно добраться, ведь нормальной дороги, ведущей к этому аэропорту – уже не было. Я решил пройти дальше и подняться по ступеням на второй этаж. Там на стене были зеркала и под ними фены, которые много лет как не работали. Здесь всё осталось на своих местах, хотя как-то странно, ведь те же самые фены очень как могли бы пригодиться в какой-нибудь семье. Я прошёл в мужскую раздевалку. Шкафчики все были открыты и в них ничего не было. Всё также осталось на своих местах, но при этом всё было какое-то ржавое. Хорошо, что я в противогазе не чувствую этих ужасных запахов, а они здесь по-любому есть. Я решил пройти к бассейну и постоять возле него пару минут. Внутри было сожаление, тоска о прошлом, о том, что я больше никогда не смогу сюда ходить; о том, что я возможно больше никогда не смогу увидеть своих друзей. Я стою и вижу параллельные миры, сцены, где я нахожусь вроде как и в этой реальности, а вроде как и в той. Я вижу детей, которым лет 9—10, прыгающих в бассейн, смеющихся, радующихся. Их ничего не заботит, они просто веселятся, не догадываются, что возможно они в последний раз пришли сюда и в последний раз видят мир без войны, без страданий. Они возможно в последний раз могут дышать нормальным воздухом без радиации, им не давит противогаз. Их родители живы, они ждут своих детей после тренировки и благополучно заберут их домой. А теперь я в настоящей реальности. Я стою на плитке, которая покрыта плесенью и всякой хренью. Бассейн, который не чистили уже много времени, весь покрытый чем-то непонятным с каким-то зелёным оттенком. Стены были разрисованы какими-то рисунками, надписями; видимо нарисованными сталкерами, которые решили найти здесь какой-то ценный артефакт. Мои часы, в которых был встроен дозиметр – зашкаливали. Уровень радиации здесь превышал норму. Мне нужно было срочно уходить отсюда.

Я вышел из этого здания и решил пойти на рынок, который находится в подземном переходе на Ж/Д вокзале Краснодар 2. Пока я шёл, начал накрапывать мелкий дождь и капли попадали на стекла моего противогаза. Я надел капюшон, чтобы мои волосы не намокли. Где-то через минут 10—20 я дошёл до станции. Она была в очень плачевном состоянии. Рельсы заржавели, а самому зданию уже как много лет не делали ремонт. И тут я услышал сирену. Протяжный вой длился минут 10. Человек, много лет не живущий в Краснодаре после ядерной войны сразу начнёт паниковать, мол сейчас полетят ракеты и нужно куда-то бежать спасаться, но местные давно знают эту фишку. Каждый день ровно в 12:00 звучит сирена, причём просто так. Потому, что динамики давно перестали исправно работать, так как очень мало кто из тех же инженеров осмеливается выйти на улицу, взобраться на крышу и починить их. И местных это никак не смущает, они привыкли к этому. Это – отголоски прошлого, это у них в крови. Я не придал этой сирене никакого значения и спустился в подземный переход. Спуск был глубокий, к сожалению эскалатора не было и я спускался очень долго. Я дошёл до блок поста. Там стояли мужики в военной форме. Они остановили меня.

– Стоп! Ты кто такой? – спросил меня один из них.

– Феликс!

– Феликс, покажите Ваше удостоверение!

Я достал из правого кармана своё удостоверение и показал ему.

– Держите.

– Так, посмотрим. Феликс Дробышев. Снимите противогаз, пожалуйста!

Я снял его. Мужик посмотрел на фотографию в моем документе и на меня.

– Так! Чисто! Проходите!

Наконец-таки я прошёл дальше. Здесь в подземном переходе воняло чем-то протухшим. Я зашёл на рынок в поисках флешки с данными по месту нахождения дамбы. Прохожие были одеты в утеплённые куртки и свитеры. Также здесь были люди одетые в военную форму, а на их шевронах были какие-то эмблемы их группировок. В основном в подземных переходах обитали такие группировки как: либералы и нацисты. У нацистов был свой вождь – Зарьянов. Ему поклонялись все. Он для нацистов был, как бог. Перед его фотографией все крестились, а многие даже целовали её. Он пообещал всем приверженцам его идеологии вернуть утраченные земли, которые были утеряны в ходе войны. Очень многие из его секты хотели реванша. Это была болезнь, да что там, эпидемия для всего подземного мира! Это конечно же была тоталитарная секта. Нельзя было думать иначе! Если ты сомневался хоть в малейших вещах своего «бога», то ты мог попасть в специальное место для таких вот людей, о котором, кстати кроме самого Зарьянова, да и самих его подчиненных – никто не знал. Знали только то, что оттуда живым еще никто не возвращался. А либералы напротив, они поддерживали мир и порядок в нашем подземном мире. За них были многие мирные люди, поскольку они уже устали от войны, от того беспорядка, который происходит у нас. Но нюанс был в том, что не многие отваживались заявлять о своей позиции, так как зачастую, да и вообще это было чревато плохими последствиями. Нацисты таких людей избивали, насиловали, казнили, вешали на виселицу и всячески над нашими издевались. Я был не за кого. Я был просто человеком, который просто выживает как может. У которого была жена. У нас пока ещё не было детей, да мы и не готовы к этому. Мы считаем, что пока условия не так хороши для создания детей, но я так думаю эти ужасные условия так никогда и не поменяются. Мы здесь живем уже очень много лет. Местные строители уже давно успели в наших подземных переходах выкопать пути и проложить там рельсы для дрезин, да и про канализации не забыли. Там мы продвигаемся только на резиновых лодках, а иначе никак. Продукты мы покупаем на рынке в основном за патроны, но и не исключен обмен на что-либо. К сожалению помимо нацистов, у нас есть ещё проблема и на мой взгляд очень важная – это катастрофическая нехватка медикаментов. Здесь зараза распространяется очень быстро и повезло тем, у кого та самая заветная аптечка есть. Не скажу, что мы тут все дохнем, как крысы, ведь всё равно мы пытаемся с этим делать хоть что-нибудь. К сожалению все медикаменты находятся в аэропорту Пашковский. Его захватили те самые радикалы, про которых я ранее упоминал. У нас их просто называют зеками. Там у них своя стая, они живут по своим законам и чужаков к себе не подпускают. К ним очень тяжело добраться. У них везде стоят снайперы день и ночь, контролируют их базу, а если кого и увидят, то сразу на месте его и грохнут. Многие пытались из наших добраться туда, как-нибудь просверлить эту стену, но всё тщетно!

Я осмотрелся вокруг и увидел дедушку в майке-алкашке и в какой-то непонятной куртке. На нем была шапка-ушанка. Я подошел к нему. Он сильно кашлял. На его столе были различные полезные вещи такие как: бинокль, фонарь, прицел и прочее. Когда я к нему подошел, он увидел меня.

– Здравствуй, сынок! Чего желаешь?

– Здравствуйте! Я бы хотел узнать, есть ли у Вас флешка с данными от дамбы?

– Чаго, чаго? Флешка? – он так проговорил, словно издевался надо мной.

– Ах, да, точно! А ну пойди сюда!

Я подошёл к нему и наклонился.

– Слышь, ты, сопляк! Для чего тебе она?

– Нужна, очень.

– Так! Ты тут не размусоливай! Колись, для чего?

Он своей ладонью крепко сжал мою шею.

– Ты же понимаешь, что ты лезешь не в свое дело?!

– Я хочу нас спасти, всех нас! Вы понимаете? Там дамба, если с ней что-то случится, нас нахрен затопит!!

– Так! Затопит, не затопит! Это секретная флешка! Её просто так всяким балбесам не выдают! Понял?! А я тебя даже знать не знаю! И ты мне ещё про какую-то дамбу затираешь!

– Слушай, старый пердун! Знать ты меня – не знаешь, да я хрени натворить и не собираюсь! Хочешь верь, хочешь – нет, но я не из таких, кто секретную информацию разболтать может! Поэтому, давай! Либо я у тебя покупаю эту чёртову флешку, либо ты сегодня на вечер без бухла останешься! Понял?!

– Бля, да хрен с тобой! Забирай! – он протянул свою ладонь ко мне и положил её в мою.

– С тебя кстати 500 патронов!

– Не, старик, слишком дорого!

– Слушай, кретин, дорого, не дорого, а жрать то хочется!

– Не, дядь, скидку гони!

– Да тьфу на тебя, собачья печёнка! Ладно, у меня есть к тебе предложение. Мне нужны лекарства.

– Ну и какие же?

– Ну короч, знаешь же аэропорт Пашковский?

– Ну и?

– Ну и то. Там же эти мрази всю территорию захватили, а там же и хранят все прелести, в том числе и нужные мне лекарства.

– Ладно, я согласен!

– Ага! Только флешку на базу! – я протянул ему свою ладонь и отдал флешку.

Я с грустью отправился к себе домой на станцию Бабушкина. Я увидел дрезину, а на ней – мужиков. Я махнул рукой и попросился к ним. Они не возразили и пригласили меня к себе.

– Юрчик, нажимай на кнопку! – кто-то скомандовал.

Тот самый Юра нажал на кнопку.

– И да ребят, пристегните ремни!

– Приветствую вас, дорогие пассажиры! Укажите место назначения, пожалуйста! – проговорил голосовой помощник.

– Станцию Красных Партизан!

Прозвучал соответствующий звук и на экране отобразилась зеленая галочка. Я сидел рядом с командующим. На нем была военная форма Американского образца. А на шевроне был значок либералов.

– Ну, привет, дружище! Как звать тебя? – спросил он.

– Меня, Феликс.

– Феликс. Кот что ли? – усмехнулся он, а за ним и Юрчик.

– Да не то чтобы.

– Да ладно тебе, всё нормально! Расслабься! У нас хорошая компания! Меня, кстати, Лев звать. Приятно познакомиться! – он протянул мне руку.

– А вот его – Юра. Он мой друг. Мы с ним вместе в армии служили. Ох времена были! Гитарка, тёплая погодка, немного ветерок поддувает, красота! А как ржачно было, когда штрафники сортиры чистили! А, Юрчик? – усмехнулся он.

– Хах, да, было дело!

– А ты куда путь держишь? – спросил Лев.

– На Бабушкина.

– На Бабушка… ну доберемся! – он похлопал меня по плечу.

Тем временем мы въехали в туннель, который был освещен маленькими лампами сверху. На стенах были написаны различные нацистские лозунги: «Бей либералов – спасай Россию! Иноагент – враг народа!» и тому подобная хрень.

– Вот уж ёбнутые! Всю стену засрали! – возмутился Лев.

– Да и не говори! Везде их надписи! Задолбали уже! – поддержал его Юрчик.

– Слушай, Лев, как думаешь, а вот реально вся эта пропаганда прям так кошмарно действует на мозг людей? – спросил я.

– Ну, как тебе сказать. Все эти надписи – это только цветочки. Ягодки, когда сам человек в это втягивается по-уши. А что там за ягодки такие – ты и сам знаешь.

– Мне вот просто непонятно, как человек может превратится вот в такое безмозглое, не умеющее самостоятельно мыслить, существо?

– Да тут всё просто! Ты думаешь, там дураки сидят? Нет! Там настоящие психологи сидят, которые знают, как вот такими вот людьми управлять!

– Окей, это понятно, но вот вы – либералы, вы же можете людей направить на верный путь, сказав, что это всё пропаганда и т.д.?

– Направить то мы можем, только смысл в этом? У каждого должна быть своя голова на плечах. Если человек, как дитя наивное всему верит, то это его уже проблемы. Конечно, мы рассказываем многим про эту заразу, поддерживаем какой-никакой всё-таки, но порядок в нашем подземном «государстве», не нападаем ни на кого, соблюдаем права человека, его свободу. Тем более и так многие нас поддерживают, но как ты знаешь – скрытно.

* * *

В зале ожидания сидели два зека и играли в карты. Главарь «стаи» сидел напротив своего противника и нервно покуривал свою сигарету, и что-то бубнил себе под нос. На его спине была набита во весь рост наколка. На вид ему было лет 40—50. Он был не спортивного вида. У него выпячивал «пивной» живот, да и сам он был немного пухлым.

– На те короля, сучара! – произнес он.

Его противник резко опрокинул на стол «туза» и увидел, как «батя» наливается злобой.

– Ну че? Схавал?

– Ах ты падла! Да как ты смеешь?!

– Стареешь ты, бать!

Он докурил свою сигарету и положил её в пепельницу, и встал из-за стола. Он пошёл к окнам аэропорта и решил посмотреть обстановку взлетной полосы.

– И чё ты там интересного увидел?

– Да так… надеюсь, что кроме нас еще есть выжившие города.

– Ой, да похер на них! У нас вон дохера всего есть! Целый, блядь, аэропорт! Чё тебе ещё надо? Сколько вооруженных людей? Тебе разве этого недостаточно?

– Да закройся ты! Ты вообще кто такой на хуй?! Чё ты, блядь, вообще тут решаешь?! Целая армия у меня?! Целый аэропорт?! Да тебе, сука самому не противно в таком пиздеце жить?! В изоляции, еб твою мать!!

– Ой, ой, базар серьезный включил! Философ всратый!

Батя повернулся в его сторону, подошёл к нему и схватил его за горло.

– Бать, батяня, ну всё! Всё! Брейк! Харе! Отпусти! Задушишь же на хуй! Ну чего ты?!

– Ещё раз блядина такая не будешь свой базар фильтровать, кровью у меня плевать будешь! Понял?!

– Да понял я, понял! Отпусти!

– Вот и красавчик! – он отпустил его.

Парень попытался отдышаться, как внезапно, запыхавшись, вошел смотрящий аэропорта и заявил:

– Народ… Там это…

– Ну что?! – вскрикнул батя.

– 1 минуту… – он выставил свой указательный палец.

– Димаса какая-то падла резанула! Он весь покоцанный вернулся, его щас пацаны на носилках в медицинский блок несут!

Батя устремлено и с недоумением побежал вниз и встретил раненого. Его живот был перерезан и истекал кровью, а половина правой ноги была оторвана. Он жутко стонал, кричал во всё горло, что было сил. Парни принесли его к врачу и все вместе положили его на койку. Батя мигом подошел к нему.

– Дима, что с тобой? Ты можешь говорить?

Он не отвечал и нервно ерзал на кровати, пытаясь то ли высвободиться, то ли ещё что-то. Глаза у него бегали в разные стороны.

– Так, отойдите! – приказал врач.

Батя отошёл на пару метров. Врач надел перчатки и взял в руки пинцет.

– Ну что ж, посмотрим! Т-а-а-к!

Пациент еще больше задергался, его руки жутко тряслись, а на его теле уже выступал пот.

– Аккуратненько! Вот так! – врач достал из живота мерзкого червя.

Он начал дальше копошиться в его животе.

– О боже ж ты мой!

– Что там?! – уже не выдерживает батя.

– Да тут целый «улей» червей!

Когда он оттопырил надрезы живота, то увидел внутри множество червей, копошащихся там. Врач в недоумении почесал затылок, а тем временем черви начали вываливаться оттуда. Многие из них уже оказались на полу и начали ползти дальше.

– Блядь, ну что ты сидишь, очкастый?! Сделай что-нибудь!! Они же сейчас тут все расползутся!!

Врач не знал, что можно было предпринять. Он только с испуганным видом посмотрел на батю и шевеля губами, пытался что-то сказать, но в то же время передумал. Батя ударил его по лицу. Очки упали на пол и он их с треском задавил. Врач от удара повалился вниз и у него образовался синяк под глазом.

– Что Вы делаете, молодой человек?! Вы в своём уме?!

– Пусть тебя, сука, черви сожрут!

– Ну, а я тут причём?! Что я по-вашему смогу сделать?! Тут, блин, никто не справиться!! Я такого в жизни никогда не видал!!! Это аномалия, чёрт возьми!!!

В это время Дима начал задыхаться, а затем и вовсе перестал дышать. Батя свирепо посмотрел на лекаря, подошел к столу, где лежал нож, взял мужчину за воротник, подпер его к стенке и много раз ударил ножом в живот, в сердце, в горло. Хлынул огромный поток крови, целая лужа, которая расползлась по всему периметру, а те самые букашки, которые находились там, окунулись в эту реку крови и просто пытались выбраться из этого болота. Батя весь перепачканный, бросил нож и потихоньку пошел на выход. Парни с большим удивлением посмотрели на него и просто хотели было убежать, чтобы такая же участь не постигла их. Но все стояли на месте, словно вкопанные.

– Чего смотрите, придурки! Минус один из нашей стаи! Скоро вообще я один останусь или также с дерьмом в животе окажусь! Кто знает, что с ним произошло? Откуда у него это взялось?

Некоторые из них пожали плечами, но один ответил:

– Мы вместе там были: я, Никита и он. Мы когда город проведать отправились: украсть что-нибудь полезное. Во время этого похода, мы какого-то странного мутанта нашли. И причём это был не серый, а вообще хрен знает какой. Ну и Димас решил с ним справиться, ну а в итоге та сука его резанула и видимо вот эту вот хрень занесла, может её личинки какие-то?

– Да какие личинки? – перебил его Женя.

– Ну, а что ещё?

– Ну, блин, ты вообще тупой? Это черви как бы, не? Ты не подумал, что мутанты может, яйца откладывают? У тебя чё, два по биологии?

– Слушай, да ты ваще умник какой! Всё прям знаешь! И за биологию шаришь!

– Да закройся уже!

– Закройтесь вы оба! Достали гундеть! Что первый, что второй! Как дети малые, ей богу! – вскрикнул батя.

Он оттолкнул от себя какого-то впереди стоящего парня и пошел в свой укромный уголок. О его существовании знал только он. Батя поднялся наверх и вошел в эту комнату. Там в углу на небольшом столе, стояли иконы. Он подошел и сел на колени перед ними. Он каждый раз приходил сюда, когда ему было плохо. Он чувствовал какую-то поддержку от высших сил, здесь он мог уединиться со своими внутренними проблемами, хотя на первый взгляд казалось, что он, как скала, мачо, который может раздавить любого, кто окажется на его пути. У него крутились воспоминания в голове, как он будучи подростком, украл в магазине сосиску в тесте, а потом его всё-таки поймали и вызвали его маму в полицию. Он ещё с юных лет грешил хоть и небольшим, но криминалом, крал мамины деньги с её кошелька, пока та не видела. А потом настал момент, тот самый момент, когда он потерял свою мать. У неё сдали нервы, она никак не могла отучить своего ребенка что-либо красть, пыталась научить его хорошим манерам, но всё без толку. Она умерла на его глазах. Хотя и ничего не предвещало такого исхода, ведь она просто готовила ужин, а он просто сидел за столом и делал уроки.

– Мамочка, мам, что с тобой?

Она начала покачиваться.

– Мамуля!

И резко упала. Он подбежал к ней и пытался хоть как-то привести её в чувства, но всё было тщетно.

Он положил своё лицо ей прямо на грудь, он дотронулся до ее холодных рук. Они были холодными, словно льдинки. Её сердце больше не билось. Он схватил её волосы и почувствовал их запах, тот сладкий запах, который он никогда не забудет. У него потекли слёзы, ему хотелось реветь, реветь от отчаяния, он не знал, что ему делать дальше, у него нет больше мамы, самого первого человека, которого видит новорожденный ребенок, от которого слышит сладкие нотки колыбельной. Человека, который с ним с первых дней его жизни.

– Какой же я кретин!!! Мама, очнись!!! Прошу тебя!!! Мама!! Я люблю тебя!!! Слышишь? Люблю!! Ну пожалуйста, ответь!!

Он думал, что у него есть шанс воскресить её, наивно полагал, что это всего лишь обморок, что ей просто стало плохо и она в скором времени очнется. Но нет. Прошло 5—10, 15, 20 минут. Слышен только звук тикающих настенных часов. Что же делать? Может позвонить кому-нибудь, попросить о помощи? Хотя… Кто ему поможет? Отца у него не было. Бабушек и дедушек у него тоже не было или может он просто не знал об их существовании? По крайней мере нельзя было допустить, чтобы он оказался в детдоме. И он уже будучи взрослым человеком, вспоминал, как его настигла судьба и он за свои поступки расплатился должным образом: его поймала полиция и посадили в детскую колонию. Там из-за того, что он был жирным, многие из ребят дразнили его, избивали, харкали в него, и всячески над ним издевались. Но потом уже перейдя в колонию по старше, он совсем изменился и стал доминирующей фигурой в тюрьме. Его все уважали, к нему прислушивались, а тех, кто много косячит, он различными способами их наказывал, а наказания были самыми суровыми. Но та давнишняя душевная боль у него осталась и он никак не мог ее побороть. К нему во снах приходила его мать, а он каждый раз просил у нее прощения и каждый раз просыпался со слезами на глазах. Но никому и никогда он не показывал своей слабости. НИКОГДА!

«Совершенно не важно, сколько тебе лет, когда умирают родители, все равно накатывает одиночество и кажется, будто тебя бросили.» Оливия Лихтенштейн