Текст книги "В заблуждении"

Глава 9. Расскажи обо мне

Ветер свистел и покачивал упирающиеся в небо верхушки сосен. Солнечные лучи наполняли и в то же время ослепляли вечерним закатом крутой обрывистый склон. Из подножия горы раздавались крики. Радостные крики. За большим полыхающим костром суетливо располагались тинэйджеры. Все с трепетом ожидали, когда Юрчик заколдует на своей гитаре.

Мимо них носились и другие, отвлеченные своей игрой подростки. Но аудитория за кострищем уже успела с головы до пяток погрузиться в музыку. Они пропускали через себя каждый аккорд, каждое звучание всех шести струн, дабы насладиться этим невероятно чистым, красивым и до дрожи завораживающим звуком. Даже через запыханные возгласы друзей, находившихся позади, им ничего не мешало вслушиваться в инструмент и его хозяина. Каждый старался простукивать ритмический рисунок внутри себя.

Отреченно от всех, в беседке, наводил трапезу Хомяк, пытаясь упрятать в себя провизию с туристического столика. А на пожилую березу, находившуюся за деревянным строением, взбирался Дэн, хватаясь за ее крону руками и ногами, устремляясь с каждой веткой ввысь навстречу уходящему солнцу. Оказавшись на самой верхушке дерева, тот вцепился и кинул свой взор куда-то вдаль. Что он ожидал там увидеть? Да то же, что и остальные! Бескрайние лесные просторы сибирской тайги. Вечно плывущие, напичканные белой ватой облака. Безмятежность…

– Санек, а ты чего сидишь, как отреченный?

– Фимыч, я расслабляюсь

– Хех, друже, ты интроверт что ли?

– Чего?

– Ну человек, который замкнут и всегда находится только в себе. Сосредотачивается на своем внутреннем мире.

– Был бы у меня этот внутренний мир… – пробубнил про себя Саня.

Фимыч грохнулся рядом со мной на устланную зеленью землю возле старого пня и, как я, уткнулся головой в небо.

– Я тут мало кого знаю, как и ты. Намереваюсь изменить это.

Перестал подпирать взглядом небо и посмотрел на друга.

– И что ты предлагаешь?

Тот тоже удостоился чести отвести глаза от небосвода в мою сторону.

– Познакомиться с нашими попутчицами. Что скажешь? Или предпочитаешь оставаться наедине с собой?

– Да кого там! – дернулся с места, – Не философ я! Пошли!

– Во это я понимаю настрой! – произнес Фима и тоже зашевелился.

Гитарист у костра внезапно куда-то исчез. Его слушатели начинали потихоньку разбредаться. Кто-то собирался мяч гонять, кто-то хотел соревнования утроить. И пока за догорающим кострищем оставалось еще немного народу, было решено присоединиться к этой компании. Первым завалился Фима, который чуть не снес полный котелок воды у костра. Его побледневший хозяин хватился было спасать оставшиеся запасы, но катастрофу удалось избежать. Пока хозяин вежливо материл друга, я аккуратно подсел к огню и стал наблюдать за его острыми, как бритва, языками пламени, за которыми, на обратной стороне, сидели несколько подружек и что-то сумбурно обсуждали. Но при виде рассеянного Фима и меня вдруг умолкли и с хихиканьями наблюдали за нами. Первым осмелился мой друг.

– Как зовут этаких красавиц? А то, смотрю, полемику устроили, аж на весь лес и его окрестности слышно. Небось, медведи услыхали, никак заснуть не могут!

Фима при любых обстоятельствах оставался позитивным человеком. Оптимист с рождения. Говорил он всегда с красотой языка, как оратор в древнем Риме, отчего всегда привлекал толпу и заслуживал ее внимание. Начитанный очень, но назвать его ботаником язык не повернется: в школе завал полнейший. Да и он мог спокойно перейти на современный сленг и так же спокойно с него уйти. Человек вообще подстраивается под ситуацию. В этом случае его навыки точно не помешают.

– Меня Ксения, ее Алина зовут, – сказала девчонка в красной толстовке и указала на свою подругу.

– Здравствуйте, мальчики, – произнесла та в подтверждение, – а вас как?

– Меня просто Фимой кличут, я такой один. А это мой друже, Санек.

– Приятно познакомиться, – решил тоже заявить о своем присутствии.

Ксения натягивала рукава на ладони и, зажимая их, держала у костра. Она мне всем своим видом напоминала Таню: с такими же длинными темными волосами, свешивающимися с толстовки, добрыми глазами… Но не характером. Она была очень переменчивой личностью. Человек настроения. Как только в споре с Ксенией Фима усомнился в существовании снежного человека, ту как кипятком ошпарили. Выпучив глаза и отпустив рукава, та начала, словно в горячке, размахивать руками и доказывать обратное. Могло показаться, что Фима уже заранее готовился принимать удары от собеседницы, но все обошлось. Та просто успокоилась и, соразмерив свой пыл, засмеялась. Мы с другом занятно удивились ее реакции.

Но Алина это все воспринимала как обыденное. Не удивлялась вспыльчивости своей подруги и, только изредка про себя хихикая, пробегала взглядом по костру. Вдруг появилось желание привлечь внимание к своей персоне. Захотелось произвести импозантное впечатление.

– А вот вы знаете, чем отличается женская дружка от мужской?

– Похоже, в моем друже проснулся философ. Я же говорил, что ты интроверт!

– Да подожди ты! Вот вы как думаете?

– Нуу, если только подруги таскают друг дружку за волосы и ходят в обнимку, то это нормально. А вот у мужчин это уже считается…

– А мне кажется, что отличий нет, что у всего есть свой баланс, – перебила Алина.

– Ну так в чем же отличия? Просвети нас, мыслитель! – взбодрился Фимыч.

– Ну, сначала в том, что пацаны ищут единомышленников и похожих по характеру друзей. А у девчонок все наоборот. Им лишь бы найти такую противоположность, чтобы постоянно ссориться между собой. Вот вы, например, одна молчит, другая орет.

– Ты че там сказал?! – разозлилась Ксения в то время, как Алина и Фима засмеялись.

– Чтоо? Я факт привел!

– Ща я тебе покажу факт! – вставая, Ксения попыталась обогнуть костер и достать меня, но ненароком и в пылу злобы запинается о котелок и все его содержимое выливается прямо на костер. Заметивший это хозяин котелка, который уже было выставлял кружки, со страшной злобой пронзил взглядом Ксению. Но та, уловив этот взгляд, так быстро успокоилась и, забыв куда шла, начала отступать назад от потухающего костра.

– Ох, какая же ты коза редкостная, ты что натворила?!

– Все, прости, – промолвила Ксения, и тут же к ней подошел разозлившийся паренек и начал ее громко отчитывать. Сидящие за костром нервно посмеялись и пожалели непутевую собеседницу. Подошедший педагог, которому было лет за сорок, присоединился к конфликту и начал налаживать мир между конфликтующими сторонами. Костер, случайно залитый вскипяченной водой, начинал потихоньку потухать. Фима решил присоединиться к защите Ксении и покинул кострище, предварительно хлопнув меня по плечу и что-то шепча. Хотя разобрать. что именно он сказал, я так и не смог. Мы с Алиной остались за костром одни.

Она уткнулась и с интересом наблюдала за танцующими на угольках языками пламени, которые охватили еще не залитые дровишки. Человек так погрузился в свои мысли и свой, как сказал Фима, внутренний мир, что перестал замечать происходящее вокруг. Уже вечерело, и в лесу заметно холодало. Алина, обхватив себя руками, только тихонько покачивалась на обрубке поваленного дерева.

Отвлекать от этого завораживающего дела ее не хотелось, но осознав, что меньше чем через полчаса все начнут собираться в обратный путь, мне пришлось. Обогнул кострище и присел на ствол того же упавшего дерева. Тут она внезапно встрепенулась, отвела глаза от огня и взглянула на меня.

Танцующий огонь слабо отражался в ее короткостриженых русых волосах. Увидев такое зрелище, мою речь будто парализовало. Ее красота на фоне костра образовывала единое целое, непостижимую гармонию, эстетику. Словами такое описать даже не получится. Вот и язык потерял сознание происходящего.

– Насчет Ксении ты был прав. Мы всегда ссоримся и снова миримся. Она кричит, ну и меня заодно выводит. Твое наблюдение? – улыбнулась Алина.

– В общем, наблюдение не мое, а моего лучшего друга. Ну а по вам это просто видно.

– Какие вы внимательные, – с усмешкой произнесла собеседница. – А лучший друг – это этот, Фима?

– Да неа, другой, он не смог сегодня приехать.

Та посидела, подумала и вдруг промолвила:

– Расскажи обо мне еще что-нибудь по своим первым наблюдениям. Ну так, со стороны.

– Ну-с, ты очень тихий человек. По крайней мере, в другом обществе ты застенчивая. А в своем, как же так выразиться, кругу, ты чувствуешь себя в своей тарелке и, наверно, более общительная.

– А разве у тебя не так?

– Не знаю, у меня мой круг очень маленький.

– А хочешь его расширить? – бойко произнесла Алина.

– Что ты предлагаешь?

– Мы сегодня поздно вечером гулять собирались с Ксенией. Не хочешь к нам присоединиться?

– Ох, ну я, наверное, не имею права в этаком деле отказать.

– Ну вот и хорошо! – радостно промолвила собеседница.

– Если он подойдет, я его там и прибью, – с усмешкой проговорила подошедшая подруга.

– Ксень!

– Что?

– Пускай поживет еще, – подмигнула Алина.

– Ээ, вы что затеяли? – произнес Саня, и обе подружки засмеялись.

– Собираемся! 5-минутная готовность к отбытию! – прокричал ведущий парень.

После такой дороги затащить велик на второй этаж было задачей не из простых. Силы были на исходе, рюкзак плечи вниз тянул. Еще и лампочка в подъезде перегорела, сырость с темнотой укутывали меня с моим железным конем. Я завернул на вторую лестницу, свет из загаженного подъездного окна двухэтажного дома еще помогал ориентироваться, поставить велик и отворить дверь в свою квартиру.

Забрел в коридор, сбросил рюкзак и потянулся к выключателю. В квартире было темно, свет выключен. Неужели все спят?

– Мааам, я дома, – и дернул свет.

Внезапно передо мной явилась мать в ночном халате. Возможно, ждала меня.

– Здравствуй сына, как съездил?

Яркий свет еще резал глаза, и разглядеть Валентину получше не получалось. Рябило.

– Да отлично! Меня сейчас гулять позвали, хочу сходить, – произнес и вспомнил, что забыл заехать к Диме. Ладно, в следующий раз.

– Нет.

– Почему? Ну я ненадолго, правда!

– Ты сейчас минимум две недели из дома выходить не будешь.

– Чтоо? За что? Я же не ночью приехал!

– Звонила я тете Свете. Спрашивала про тебя, и она сказала, что на пожаре тебя даже близко не было.

– На каком пожаре? – вообще не понимал, что происходит.

– Как на каком? Ты вчера где кофту свою порвал? Чего от тебя так дымом да куревом несет? А?!

Встрепенулся. Сердце забило в стократ быстрее. Внизу живота заломило. Оказывается, все было очень просто. Внезапно постучали в дверь, и через секунду на пороге появился отец в рабочем костюме. События шли очень быстро, неравномерно и неестественно.

– Здравствуйте всем, а ты куда или откуда? – спросил меня усталый после работы папа и захлопнул дверь.

– Да вот, он с похода вернулся. Ничего ему рассказать не хочешь? – вступила мама.

Теперь все кончено. Теперь ни вранья, ни наказания не избежать. Даже Дима теперь не поможет…

Глава 10. Противоречия

Деревянные столбы электропередач понатыканы вдоль дороги, накренены в разные стороны, несколько раз перебрасывали свои провода через валуны и выбоины на дороге. Впереди по глазам сверкали зажигающие фонари у новых пятиэтажек. Загорелись ночные вывески на автозаправочной станции и на супермаркете. А позади меня, в старой части городка, традиционно пути освещали два-три фонаря своим тусклым свечением. Поблескивал свет от подъездов двухэтажных домов, советских бараков. Луна помогала освещать людям дорогу в старом городе. Даже природе жалко людей в России, пытается по ночам им помогать.

А эта дорога никем и ничем не освещалась. Это было что-то вроде буферной зоны. Она разделяла крестьян от мещан. Не хватало еще Берлинской стены для полного счастья.

Упрятал окоченевшие ладони в карман. Ночной октябрьский воздух продувал и морозил. Кончик губы задрожал от падающей температуры. Ничего, мне только до магазина сбегать. Купить необходимые продукты и обратно в теплую хату. Батареи, наконец, заработали. Но бежать ночью по этой дороге страшно и опасно. Запнуться о выбоину как два пальца об асфальт. Асфальт. Он прямо у пятиэтажек начинается.

Достигнул хорошей дороги и освещенной территории. Автобусы до сих пор развозили работяг. Набитые битком заворачивали во дворы и уже пустые выныривали из них.

Решил пробежаться. Разогнать кровь по сосудам, а то еще навзничь от холода упаду. Даже зашитая кофта не спасет. Подбежал ко входу в супермаркет и остолбенел, будто в льдинку превратился: передо мною, на крыльце магазина, в теплой светлой ветровке с капюшоном, в теплых джинсах и ботинками сидела Марина. Заметила меня сразу. Сам я остановился и взглянул на нее. Так давно ее не встречал. В школе редко где промелькнет. А здесь одни, у магазина.

– Что ты здесь делаешь? – спросила Марина.

– В магазин иду. А ты?

– А я здесь вообще-то живу, если ты забыл.

– Вроде, в том доме живешь, а не у магазина, – указал Саня.

– Родителей жду, – фыркнула подруга.

– А ты чего на улице ждешь? Холодно же!

Та удосужилась встать, спрятать руки в карманы джинсов и повернуться.

– Свежим воздухом дышу. А ты чего в одной кофте ходишь?

– Еще не холодно.

– Ага, не холодно! Даже я мерзнуть начинаю.

– Так чего не зайдешь погреться?

– А чего ты прицепился?

– А ты?

И оба замолчали где-то на минуту. Ни у меня аргументов больше не нашлось, ни у нее. Глаза прыгали, метались с одной части улицы на другую. В глаза посмотреть трудно было. Виноватым себя чувствую. И вроде ни в чем не виноват, а совесть уже все нутро прогрызла. Вцепилась в глотку и не отпускает. Да она во всем виновата! Кто же еще? Так и скажу ей сейчас! В глаза.

– Марин.

– Что?

– Ты это… прости меня, пожалуйста.

– Ты меня тоже. Я тогда, наверное, погорячилась.

– Я тоже погорячился. Давай останемся друзьями. Не хочу больше так.

Но ответа я так и не дождался. Распахнулись белые двери супермаркета. С полными пакетами, в норковой шубе и плетущейся позади маленькой девочкой вышла мать Марины. Отступил назад. Те переминулись, и Марина, взяв набитые белые пакеты, пошла прочь через дорогу.

Подойти, может, помочь донести вещи. Тяжелые ведь. А мать Марины меня могла не узнать: неясно было. Бросила один взгляд, но полностью равнодушный. Да, прямо сейчас подойду и помогу им. Двинул.

Развернулся и двинул в обратном направлении. Ничего, померзну немного, побегаю, но в другой магазин зайду. У нас их точно немало. Да найду я это молоко пятипроцентное! Запнулся. Поспешно начал вставать и отряхиваться. Огляделся. Вроде никто не увидел. Марины с матерью и сестрой на горизонте уже не было. А кто сейчас будет ходить в столь позднее время? Я только.

Накинул капюшон, забил руки в карманы и свернул на дорогу. Обратно в родную часть городка. К измученным и загаженным баракам. К своей малой родине.

Глава 11. Заводи шарманку

Небо ясное, без единого облачка, как чистый белый лист бумаги. И художник склонился над этим еще не тронутым холстом. Захочет, взмахнет своей кистью и создаст облака, тучи серые, густые, будто напичканные не белой ватой, а живописец пролил гуашь серого цвета. И вскоре вся эта краска растечётся на холсте, зальет весь лист и снизу образует лужи. А человечки через эти лужи прыгать будут, их отроки носиться по ним. Одни за окнами спрячутся, другие, плювиофилы, выбегут и будут промокать, радоваться. А раздосадованный художник увидит, что его ошибке кто-то радуется, размочит в воде кисточку, смешает гуашь, и на мольберте появится яркое солнце, люди из своих квадратных одинаковых строений неохотно повылезают. И все радуются, и всем хорошо.

А не было бы тех, кто поддерживал творца в его досадах, то и не взялся бы больше живописец что-то менять. Бросит свое творение, оторвет от мольберта испачканный серой краской холст, скомкает его и выбросит в угол комнату. Прямиком в урну. После – в камин.

В небо упирались огромные громоздкие железные конструкции с антеннами разного диапазона, будто под корабельной мачтой расположился трансформатор. А на самой верхушке битком натыканы плоские антенны. И постоянно, в круглосуточном режиме, они гудят, работают, не зная сна и отдыха. Стоит им только отключиться, буквально, скажем, на полчаса, люди потихоньку начнут паниковать. Друг вот-вот должен был прислать смешную картинку, а они взяли и отключились. И весь день наперекосяк. Ни выйти во всемирную паутину, ни поболтать с подружкой. Ни позвонить в сотый раз сыну и не узнать, где он идет, какую улицу прошел. Вдруг он замарался, вдруг на него кто-то косо посмотрел. А тут риелтор должен позвонить с минуту на минуту. И кто бы скорее их включил, чтобы раз – и все заработало, и больше не было ни сбоев, ни отключений, чтобы все и всегда работало, как в сказке. А мы будем дома сидеть и по скайпу разговаривать с подругой. И наплевать, что она живет в соседнем подъезде. До этого подъезда дойти еще надо. А тут взял, нажал на волшебную кнопку, и вот уже ее приветливое лицо на треснутом дисплее. Пиццу еще заказать, чтобы прямо до порога донесли. Ох, еще же до порога надо дойти. А так бы через две улицы пришлось переть. Эх, как же далеко. Ой, да мне же в комнате наказали убраться, когда я это успею сделать? Как же плохо я живу! Вечно я что-то должен всем! Кому бы мои проблемы?

А грезы антенн продолжали упираться в небосвод. Новый символ нашего времени и поколения. Будем им поклоняться. Идолопоклонники Интернета. А что, звучит для двадцать первого века!

Думать об этих железяках тошно становится. Может, это из-за их излучения? Тогда лучше их скорее пробежать, а то нахватаюсь еще. За торговым зданием небольшая площадь открывается. Лавочки, тротуары. Но нет, все переломано, где-то если и были целые лавки, то это у магазина. Но они по принципу всегда были заняты. А сломать их никто не решался. Хозяин магазина, который их устанавливал, увидит да таких звиздюлей пропишет, что тот очухиваться уже в медсанчасти будет. По-другому с этими людьми никак. Да, вообще, в этом городке все на этом держится. Это вот там, прямо по дороге, свои каноны установили. А здесь люди где-то между питекантропами и неандертальцами застряли. И никак из этой временной ямы выбраться не могут.

Встречались, конечно, совершенно нормальные и адекватные люди. Откуда только они и куда потом деваются, остается загадкой. В Москву все, наверно, сваливают, туда стремятся переехать жить все успешные люди. А те, кому не суждено туда, основывают свои поселения и возводят свои заводы где-то в глуши.

Людей этим утром было слишком много. Узбеки с баулами, дамочки с сумочками, матери с детьми по киоскам и магазинам шастают. На велосипеде кто-то пронесется, белобрысая девчонка с кем-то перепирается. Еще промелькнуло лицо. Знакомое. Тронулся с места. От насыпи прямо по тротуару. Дойти вплотную не успел. Развернулась Алина.

Рядом с ней носились маленькие девчонки. Одной с виду лет пять можно дать, другой – года два, в коляску уселась. И все одеты красочно, в новеньком, чистеньком, как на праздник. Даже навязчивая реклама стирального порошка вспомнилась. Или у них попросту отсутствуют стереотипы оставлять все на особый случай и предпочитают все сразу носить.

– Саня?

– Ага, привет, – изобразил своей физиономией улыбку. Плечи втянул, ладони в карманы спрятал.

– Надоолго ты пропал. Где был?

Ее сестра в светлом платьице вертелась вокруг меня, хлопала своими красивыми голубыми глазоньками, как сегодняшнее небо.

– Да терки с родней у меня были, сейчас, вроде, все устаканилось. А у тебя как дела? Сама как?

– Да вот, как видишь, нянчусь, – промолвила Алина.

– Тебя как зовут? Меня Оля, а тебя? А тебя? – крутилась малая.

– Оля, отстань от человека!

– Меня Александр, приятно познакомиться, – ответил малой и протянул ей руку. Та похихикала и в аккурат пожала ее своими маленькими детскими ручонками.

– Не обращай внимание, она сейчас к тебе надолго прицепится.

– Да ладно, мне не привыкать, у самого брат. А у тебя как дела с подружкой, будет мне еще мстить?

– Ааа, да нее, она забыла уже, незлопамятная, – хихикнула приятельница.

– Ну, надеюсь.

– А ты куда путь держал? Не отвлекаю?

– Да нет, что ты, я гуляю.

Оля продолжала носиться вокруг нас, дергала за руки. Смеялась. Как новый волчок, юла со свежей краской. Только с магазина вынесли и прямо на улице закрутили. А ее маленькая сестра в коляске наблюдала за ней. Как Герасим, что-то про себя мычит. А что именно, понятно только ей самой. Подрастёт и будет также носиться. Крутилась Оля недолго. Через минуту она куда-то отбежала и на время пропала из поля зрения. Не придал этому значения.

– Хочешь, можешь с нами прогуляться. Мы сейчас домой пойдем, мне их отводить пора.

– Ну если никто из твоих против не будет, то я только буду рад составить вам компанию. А где вы проживаете?

– В новый район переехали.

– Да ну? А чего вы здесь гуляете, а не там? Вы теперь, типа, там свои.

– Я так не думаю. Здесь прожила большее время, здесь и останусь. А ты плохо к проживающим того района относишься?

– Да неа, почему? Нейтрально. Пофиг просто на них, и все. Но ты же не приезжая. Просто подфартило там жить.

Алина улыбнулась и развернулась. Заметила сестру. На заборе у самой дороги. Мимо нее неслись автомобили, грузовой транспорт. Трещали выхлопные трубы у КАМАЗов, и отходящим газом тянуло по вывернутому наизнанку асфальту. Настигал болтающие ноги сестры.

– Оля, живо слезь оттуда! Я тебе что сказала!

Но та не обращала внимания и продолжала раскачиваться, будто говорят не ей.

– Оля, я сейчас… – не успела закончить старшая сестра, как малая потеряла равновесие и вместо тротуара соскользнула с трубы и повалилась в другую сторону, прямо на дорогу. А я стоял ближе и стремглав бросился к ней.

Получилось все как-то само. На автомате. Хоть и приближающие машины находились еще далеко, тронуться с места и через секунду оттаскивать ее с дороги мне ничего не помешало. Старшая сестра только успела встать в ступор и немного напугаться.

Малая начала отряхиваться. Алина подбежала к ней и стала ее обнимать, несмотря на ее нерасторопность. А мне было плохо. В глазах потемнело, внизу живота защемило, голова разболелась, и начала в мозг влезать картинка трехлетней давности. Как назло, с ночи того дня пленка крутиться начала, как на старом фильмоскопе. И эту шарманку уже некому было остановить.